Прекрасное слово — «Вперед!»
Из полосы соседа
Следом за расставанием всегда идут встречи. Проехав по тылам Брянского фронта, я остановился в Орле, чтобы уточнить в комендатуре гарнизона расположение фронтового КП. Там оказались сразу два коменданта, причем установить, который из них настоящий, не сумел бы, я думаю, даже командующий фронтом. Оба коменданта находились в одном помещении и не собирались ни в чем уступать друг другу. После того как один знакомился с чьими-то документами, они переходили ко второму.
Все объяснялось очень просто. Орел находился на стыке двух наступавших армий — 3-й и 63-й. Следуя через город, каждый из командармов оставил здесь своего коменданта. Ко времени моего приезда в комендатуре оказались и заместители командующих этими армиями. Каждый из них по долгу службы интересовался работой комендатуры. Словом, пришлось нам всем, вместе с комендантами, сесть за один стол и... пообедать. За обедом все эти «сложные вопросы» легко разъяснились.
Через пару часов я уже был на командном пункте фронта в районе Болхова. И опять — встречи, теперь уже со старыми моими товарищами по службе. Ведь всего тринадцать месяцев назад уехал я из этого штаба в район Воронежа. Кое-кто из офицеров тоже перешел тогда на Воронежский фронт, кое-кто отбыл вместе с генералом М. С. Малининым на Донской. Но большинство оставалось на месте. Начальником штаба фронта работал теперь генерал-майор Л. М. Сандалов.
Особо меня порадовала встреча с сослуживцем по 2-му кавкорпусу и Средней Азии Н. П. Сидельниковым. [194]
Теперь он был заместителем начальника штаба по ВПУ. В первом же разговоре у кого-то из нас сорвалась фраза:
— Значит, будем вместе заканчивать войну...
Так оно и получилось в действительности.
До конца войны не расходились мои дороги и с генералом Л. М. Сандаловым, и с командующим фронтом Маркияном Михайловичем Поповым. Для всех нас это была хорошая пора — время больших побед и время нашей зрелости.
Войска Брянского фронта вели тогда напряженные бои. Оборона противника была уже прорвана и наши ударные группировки завершали глубокий обход его орловской группировки: 11-я гвардейская армия (командующий генерал-лейтенант И. Х. Баграмян) развивала наступление с севера в общем направлении на Карачев, а 3-я танковая (под командованием П. С. Рыбалко) — с юга, на Навлю. Войска других армий завершали уничтожение противника непосредственно в районе Орла.
Орловская наступательная операция во многом содействовала успеху сражения на Курской дуге и завершалась большими оперативными результатами. Довольно крупная группировка немецко-фашистских войск была разгромлена, а ее остатки отходили в западном направлении.
Правда, отходя, противник усиленно цеплялся за промежуточные рубежи. Особое упорство было проявлено им на рубеже Людиново, Дядьково, прикрывавшем подступы к Брянску. Здесь имелись довольно развитые оборонительные сооружения, местами проволочные заграждения, хорошо был организован огонь артиллерии и стрелкового оружия. Взять Брянск с ходу не удалось. Пришлось снова по всем правилам организовать прорыв вражеской обороны.
К тому времени в состав Брянского фронта была включена 50-я армия, ранее входившая в Западный фронт. Командовал ею генерал-лейтенант И. В. Болдин. Ему-то и поручили осуществление нового прорыва. Но, к великому нашему огорчению, успеха он не добился: противник отразил все атаки 50-й армии.
Командующий фронтом решил проверить немцев еще на одном участке в полосе все той же армии. На этот раз удар наносился в направлении города Киров. В подготовке [196] его генерал-полковник М. М. Попов участвовал лично. Занимался этим и я.
Подготовка велась весьма тщательно. 50-я армия была усилена дополнительными средствами подавления. Но при всем том, честно говоря, у меня как-то не лежала душа к кировскому направлению: ведь фронт оставался здесь стабильным с декабря 1941 года, позиции противника господствовали над боевыми порядками наших войск.
Мы не могли здесь рассчитывать на большой успех, но и не имели другого выбора. Топтаться на месте было просто нельзя: каждый день задержки грозил новыми осложнениями. За спиной у немцев находились серьезные водные преграды, которые относительно легко подготавливаются к обороне и, как правило, очень трудно преодолеваются в наступлении.
Командующий войсками 50-й армии генерал-лейтенант И. В. Болдин организовал разведку боем. К сожалению, она не дала ожидаемых результатов. Нашим батальонам не удалось вклиниться в оборону противника и до конца раскрыть его огневую систему.
Опять возобновились напряженные поиски подходящего для прорыва места. Днем и ночью мы изучали каждый метр фронта и таким образом добрались до своего правого фланга. Тут кому-то из нас пришла мысль побывать у соседей. 5 сентября генерал-полковник М. М. Попов вместе со мной поехал на командный пункт 10-й армии Западного фронта. Его командовал наш общий знакомый генерал-лейтенант В. С. Попов.
В ходе беседы с Василием Степановичем мы установили, что в полосе, отведенной его войскам, есть участок, который мог бы устроить нас. Находился он в 20–25 километрах к северо-западу от города Кирова. По данным штаба армии, здесь противник оборонялся сравнительно слабыми силами, да и рубеж этот он занял всего пару недель назад. Командарм 10 с охотой согласился предоставить нам «поле действия», поскольку его армия, ослабленная в прошлых боях, сама не могла вести наступление.
Мы, конечно, побывали в названном районе и остались довольны им. Даже по характеру местности он имел значительные преимущества перед всем тем, чем располагали мы у себя. Но главное его достоинство состояло, конечно, в том, что противник не успел создать в этом месте достаточно развитой системы обороны. [197]
В случае же успеха здесь перед нами открывалась весьма заманчивая перспектива: продвижение в район Жуковки вдоль реки Десна, наперерез шоссейной и железной дорог Брянск — Рославль — Смоленск. Таким ударом мы обходили большой лесной массив в междуречье Болвы и Десны, создавая неотвратимую угрозу для немецких войск, удерживавших Брянск.
Но где взять силы для этого удара?
Все дивизии 50-й армии к тому времени были сосредоточены на кировском направлении. Первый эшелон этой группировки уже развернулся для наступления, войсковая артиллерия стояла на огневых позициях. Там же сосредоточился и 2-й арткорпус под командованием генерала М. М. Барсукова.
Маркиян Михайлович Попов пошел на смелое решение: начать наступление небольшими силами, не разрушая пока группировку наших войск в районе Кирова. Он возлагал большие надежды на внезапность удара: ведь противник, несомненно, имел некоторые данные о состоянии войск 10-й армии и не опасался их. Внезапность обеспечивалась также методом действий и быстротой подготовки операции.
Прямо из штаба 10-й армии М. М. Попов связался с командующим Западным фронтом В. Д. Соколовским и рассказал ему о своем замысле. Соколовский не возражал против нашего предложения, и мы незамедлительно приступили к делу.
Для наступления в первом эшелоне предназначались две стрелковые дивизии (369-я и 324-я), которые до того находились во втором эшелоне 50-й армии. Они были невелики по численности (4000–4500 человек в каждой), но на данном участке вполне могли наступать. Для развития же тактического успеха мы намеревались использовать 108-ю стрелковую дивизию и 2-й гвардейский кавкорпус, усиленный танковой бригадой. Кроме того, по просьбе генерала М. М. Попова в операции должны были участвовать и некоторые части 10-й армии, примыкавшие к правому флангу нашей 369-й стрелковой дивизии; их задачей являлось расширение прорыва в западном направлении.
Не совсем обычным способом намеревались мы провести и артиллерийскую подготовку: вместо длительной обработки переднего края — короткий сокрушающий [198] удар гвардейских минометов. Всего намечалось сделать 16 полковых залпов (по два залпа каждым полком). Из нарезной артиллерии к артподготовке привлекались только шесть полков. По времени вся артподготовка была рассчитана лишь на 15 минут.
Перегруппировку войск мы выполнили за две ночи: в ночь на 6 сентября были переброшены в новый район дивизии первого эшелона и гвардейские минометы, а с 6 на 7 к месту намеченного прорыва подтянулись 108-я стрелковая дивизия, 2-й гвардейский кавалерийский корпус и танковая бригада. Ускоренным методом отрабатывалось на местности взаимодействие между пехотой и артиллерией. На это был затрачен всего один день — 6 сентября. До обеда справились в дивизионном звене, после обеда — в полковом. Вся работа проводилась под руководством командующего 50-й армией. Ему активно помогали генералы и офицеры штаба фронта.
В конце дня М. М. Попов заслушал доклады некоторых командиров соединений и частей о готовности к наступлению. Они вполне удовлетворили его.
Другие участники подготовки этого наступления тоже, кажется, не сомневались в тактическом его успехе. Но заботы наши простирались дальше: удастся ли успех тактический развить в успех оперативный? Задача состояла в том, чтобы вслед за разгромом вражеских войск, оборонявших район Кирова, нанести поражение всей брянской группировке противника.
Внезапность и маневр
Рано утром 7 сентября началось наступление. Удар гвардейских минометов на узком участке фронта (всего в 6–8 км) настолько ошеломил противника, что фактически его подразделения сразу утратили боеспособность. Наша пехота дружно атаковала передний край обороны немцев и стала продвигаться вперед, не встречая сколько-нибудь серьезного сопротивления. Только во второй половине дня над полем боя стала появляться вражеская авиация, перенацеленная с других направлений. Но удары ее получились слабыми, неточными и не могли повлиять на общий ход наступления.
К исходу дня нам удалось преодолеть тактическую оборону противника на фронте до 15 километров, и появилась [199] возможность ввода в прорыв подвижных войск, то есть 2-го гвардейского кавкорпуса с приданной ему 29-й танковой бригадой. Командующий фронтом предложил мне вместе с членам Военного совета Л. З. Мехлисом выехать в кавалерийские дивизии. Кажется, мы неплохо выполнили тогда свою миссию: через несколько часов все дивизии 2-го гвардейского кавкорпуса решили поставленную перед ними задачу.
Успех наступления на новом направлении определился вполне. Поэтому уже вечером 7 сентября командующий фронтом приказал И. В. Болдину проводить перегруппировку сюда главных сил 50-й армии.
В течение второго дня боев наши части продвинулись в глубину обороны противника еще на 18–20 километров. Этим создавалась реальная угроза окружения для всей его группировки в районе Брянска. Требовалось только поскорее выйти к Жуковке и отрезать ему путь на Рославль, Смоленск. Такую задачу и получили кавалеристы вечером 8 сентября. А вслед за ними с утра 9 сентября должна была выступить 238-я стрелковая дивизия.
Однако утром события стали развиваться с некоторыми осложнениями. 238-я стрелковая дивизия вынуждена была ввязаться в бой с отходящими частями противника в районе Бытош, Бутчино и задержалась там. Большая доля вины за это ложилась на штаб 50-й армии: он слишком отстал от своих войск, недостаточно хорошо чувствовал обстановку и не всегда умел должным образом повлиять на нее. Именно в результате этого только один полк 238-й дивизии тесно взаимодействовал с конницей.
Дело усугублялось еще и тем, что кавалеристы тоже допустили ошибку в организации наступления: в район Жуковки стремительно продвигались лишь конные части, а танковые полки кавдивизий застряли под Бытошом. Хотя все эти неувязки не особенно повлияли на общий ход операции, все же некоторое время кавкорпус действовал не в полную силу.
К полудню 10 сентября части 2-го гвардейского кавкорпуса овладели Жуковкой и значительным районом на восточном берегу Десны, а передовые отряды даже «перепрыгнули» Десну и захватили плацдарм на ее западном берегу. Стремительными действиями конницы решительно изменялась вся обстановка в районе Брянска. [200]
11 сентября главные силы 50-й армии вошли в непосредственное соприкосновение с войсками нашей 3-й армии, наступавшими из района Люданово. Тем самым были созданы условия для широкого маневра войск с целью закрепления и развития успеха 2-го гвардейского кавкорпуса.
Почувствовав угрозу окружения, противник решил оставить Брянск. Временно ему удалось организовать оборону фронтом на север и создать коридор для отвода своих войск. Этим коридором он пользовался в течение нескольких дней, а части 2-го гвардейского кавкорпуса оказались отрезанными от остальных войск фронта. Мы поддерживали с ними непрерывную радиосвязь, посылали на командный пункт В. В. Крюкова самолеты с офицерами штаба фронта. Но все это не могло, конечно, заменить огневого взаимодействия.
На соединение с конниками была направлена 108-я стрелковая дивизия. 13 сентября она прорвала заслон противника и соединилась с кавкорпусом, приняв на себя удержание плацдарма на западном берегу Десны. Кавалерийские же дивизии вместе с 29-й танковой бригадой и 837-м полком 238-й стрелковой дивизии в течение двух последующих дней продолжали препятствовать отходу противника из Брянска на Рославль по кратчайшему пути через Жуковку.
Бои наших войск за удержание Жуковки носили упорный, кровопролитный характер. Настойчивые атаки врага успешно отражались огнем и контратаками.
16 сентября мы с М. М. Поповым побывали у кавалеристов. Нам хотелось сказать им доброе слово и просто повидаться после стольких передряг. Особо отличившихся бойцов, сержантов и офицеров командующий приказал представить к правительственным наградам.
Следующий день, 17 сентября, принес еще одну приятную новость: войска 11-й армии под командованием генерала И. И. Федюнинского овладели Брянском. А 18 сентября во всей полосе фронта была форсирована река Десна, и мы опять продвинулись к западу на 20–30 километров. Операция приближалась к своему завершающему этапу.
Не могу не отметить, что ее удалось провести с небольшими относительно потерями и она не потребовала [201] от нас крупных материальных затрат, в частности расхода боеприпасов. Вот что значит внезапность и смелый маневр!
С подвижной группой
Десять боевых дней, проведенных частями 2-го гвардейского кавалерийского корпуса в отрыве от главных сил общевойсковой армии, породили у командующего фронтом новый замысел. У него созрело решение создать более сильную подвижную группу для преследования противника.
Однажды он пригласил к себе ближайших своих помощников, а также командиров подвижных соединений и стал развивать перед нами перспективу. Маркиян Михайлович всегда умел точно и ясно выражать свои мысли, хорошо убеждать. Но на сей раз почти все мы и без того вполне солидаризировались с ним. Не в тон прозвучали только невеселые воспоминания В. В. Крюкова о боях в окружении.
— Как бы опять не зарваться, — предостерегал он.
— Вы не зарывались, а вели нормальные и успешные боевые действия, — возразил ему командующий фронтом.
Подвижная группа была создана и с 20 сентября начала действовать. Помимо наших гвардейцев-конников в нее вошли: 1-й танковый корпус под командованием генерала В. В. Буткова, артиллерийские истребительные противотанковые части и минометная бригада. Командование группой было возложено на меня. Начальником штаба группы стал генерал-майор Н. П. Сидельников.
По замыслу командующего фронтом мы должны были наступать впереди общевойсковых армий и уничтожать арьергардные части противника, не позволяя ему организовать оборону на промежуточных рубежах. Своими стремительными действиями подвижная группа должна была обеспечить беспрепятственное продвижение главных сил фронта. В связи с этим нам нередко изменяли направление: то мы действовали впереди 63-й армии, то перемещались ближе к полосе 3-й армии, а иногда некоторые наши части выходили даже за разграничительную линию и действовали в полосе соседнего Центрального фронта. [202]
25 сентября части 1-го танкового корпуса ворвались в город Новвозыбков. Удар их был настолько стремительным, что противник не успел занять оборону на окраине города и вынужден был принять бой в населенном пункте. В быстром темпе танкисты освобождали одну улицу за другой. Они разбили резервный батальон немцев, выброшенный сюда для удержания города, захватили богатые трофеи и много пленных, в том числе одного полковника — заместителя командира неприятельской дивизии, а сами потеряли лишь несколько боевых машин.
На исходе следующего дня в Новозыбков вступили части 63-й армии, а 27 сентября — 48-я армия Центрального фронта. Войска тем временем продвигались в среднем по 40–50 километров в сутки.
Появилось желание захватить плацдарм на западном берегу реки Сож. Объективные условия вполне благоприятствовали этому. К западу от Новозыбкова крупных сил противника не было. В случае же успеха мы могли в дальнейшем коротким ударом с севера оказать серьезную помощь войскам Центрального фронта в овладении городом Гомель.
Однако всему бывает предел. Наши кавалеристы и танкисты действовали, что называется, уже на втором дыхании. Несколько свежее выглядели артиллеристы и минометчики, но одни они без танков и конницы выполнять боевую задачу не могли.
Первым стал утрачивать боеспособность танковый корпус. В нем почти не осталось исправных танков, а его колесные машины, расходовавшие большое количество горючего, становились для нас просто обузой. Конница держалась дольше, хотя и для нее форсированные переходы с каждым днем становились все тяжелее.
Тем не менее река Сож была уже близка. Мы выходили к границам Белоруссии, и это вдохновляло всех нас.
27 сентября передовые подразделения подвижной группы вышли к населенному пункту Ветка. Слабые и малочисленные, без артиллерии и без танков, они не в состоянии были осуществить захват моста через Сож, а тем более удержать его. Поэтому мы постарались ускорить помощь им. К исходу того же дня головная дивизия 2-го гвардейского кавкорпуса уже втягивалась в леса в 12–15 километрах северо-восточнее Ветки. К сожалению, [203] ее конский состав был крайне переутомлен. Кавалерийские полки не только не смогли бы вести бой в конном строю, но не выдерживали и марша. Пришлось спешить кавалеристов и организовать их переброску в район Ветки на автомашинах. До ночи мы успели занять в этом районе основные опорные пункты. Однако на захват плацдарма за мостом не рискнули, считая свои силы недостаточными.
Они и в самом деле были невелики. И когда подошла сюда значительная группировка отступающих немецких войск, ей не стоило большого труда прорваться через слабые заслоны кавалеристов. Под покровом темноты немцы перешли на западный берег Сожа, а рано утром 28 сентября взорвали мост.
Мы видели это, находясь на опушке леса северо-восточнее Ветки, и только сожалели об упущенных возможностях.
Задача преследования противника была успешно завершена. Но наше желание сверх того подготовить еще плацдарм для нанесения новых ударов по неприятелю не сбылось.
К 29 сентября подвижная группа в полном составе сосредоточилась в лесах северо-восточнее Ветки. А 2 октября на рубеж реки Сож вышли дивизии 63-й армии.
29 сентября в штабе фронта в Унеча я отчитался за свои действия перед командующим фронтом и под конец высказал ряд соображений о форсировании реки Сож крупными силами. Не сомневался, что мои предложения осуществимы. Но... перед управлением Брянского фронта были уже поставлены новые задачи: по решению Ставки нас перебрасывали на другое операционное направление. На гомельском направлении оставался один только Центральный фронт. Ему передавалась и часть наших войск, действовавших здесь.
Мне лично командующий поручил выехать в новый район во главе первой небольшой оперативной группы, чтобы до прибытия всего штаба ознакомиться там с обстановкой и развернуть пункт управления. Колонна из нескольких машин уже вытянулась на дороге.
— До скорой встречи! — напутствовал меня Маркиян Михайлович.
— До свидания...
Прощай, Орловщина, прощайте, Брянские леса, курские, воронежские и харьковские большаки! Дорогими, [204] близкими сердцу стали вы мне. Никогда в жизни не забуду я этих краев, как никогда не может человек забыть места, где он родился и вырос. В степях Приднепровья пролетела моя красноармейская юность. Под Брянском и Курском пришла ко мне боевая зрелость. Здесь же взяли начало незабываемые дороги нашего наступления, которым еще продолжаться и продолжаться. [205]