Дороги наступления
Подобно цепной реакции
Командующий вернулся из Ставки в хорошем настроении.
— Утвердили? — спросил я, имея в виду план нашей операции.
— Нет.
Бодрый тон ответа никак не вязался с его содержанием. «Чему же он в таком случае радуется?» — недоумевал я.
— Будем готовить наступательную операцию по новому варианту, — объяснил Голиков. — Наш прежний вариант не отвергается, но временно откладывается. Сейчас все внимание нужно переключить к югу, на восьмую итальянскую армию.
Мы подошли к карте, и Филипп Иванович вкратце передал мне указания Ставки. Там спланировали одновременную операцию двух фронтов — Юго-Западного и нашего, Воронежского. Общей ее целью был глубокий удар с выходом к Ростову. На первом этапе операции предусматривалось уничтожение 8-й итальянской армии и овладение районом Кантемировка, Чертково, Миллерово. Эту задачу должны были выполнить войска 6-й армии Воронежского фронта и 1-й гвардейской Юго-Западного, усиленные тремя танковыми корпусами (17, 18, 25-м). В то же время 3-й гвардейской и 5-й танковой армиям следовало осуществить наступление из района Вешенской на Морозовск.
Второй этап операции начинался с рубежа Чертково, Миллерово. Здесь предполагалось ввести в бой резервы Ставки (несколько танковых корпусов и одну общевойсковую армию). С этими свежими силами Юго-Западный фронт и устремлялся прямо на Ростов. [131]
Должен признаться, что поначалу нам трудно было воспринять такой размах операции. Ведь мы еще не были ориентированы тогда об общих стратегических замыслах Ставки на осенне-зимнюю кампанию и лишь смутно догадывались о готовившемся разгроме противника в районе Сталинграда. Только после 20 ноября, когда этот разгром уже начался, перед нами по-настоящему раскрылся глубокий смысл нашей операции, получившей условное наименование «Сатурн». По-новому осознали мы и роль 6-й армии, ее ответственность за общий успех.
На операции «Сатурн» я позволю себе остановиться несколько подробнее. Замысел ее мог появиться только в итоге колоссальной работы нашей партии и всего народа по подготовке зимней кампании 1942 года. К этому времени у нас накопились уже такие силы, которые позволяли Верховному командованию смело решать задачи большой стратегической значимости. Подобно ядерной цепной реакции, они должны были осуществляться с нарастанием, захватывая огромные территории у Сталинграда, на Северном Кавказе, в среднем течении Дона, в Донбассе, в районах Воронежа и Харькова.
Правда, не все задуманное удалось выполнить. Война есть война: пока обе стороны достаточно сильны, ход борьбы определяется не только замыслами.
Операция «Сатурн» замышлялась не сама по себе, не изолированно, а как составная часть общего стратегического плана по разгрому немецко-фашистских войск на юге зимой 1942 года. При полном осуществлении этого плана создавалось два кольца окружения: первое — в районе Сталинграда (в него попадали основные силы 6-й полевой и 4-й танковой немецких армий) и второе — по линии Чертково, Миллерово, Каменск-Шахтинский, Ростов (в нем должны были оказаться остальные войска 6-й и 4-й танковой армий, а также вся группировка противника, находившаяся в то время на Северном Кавказе).
Как я уже упоминал, от Воронежского фронта в операции «Сатурн» должна была участвовать только 6-я армия. Ей предстояло уничтожить 5-ю итальянскую дивизию и 385-ю пехотную дивизию немцев, овладеть Кантемировкой и прикрыть ударную группировку войск Юго-Западного фронта от возможных ударов противника со стороны Россоши. Для этих целей предназначались [132] пять стрелковых дивизий, танковый корпус, одна танковая бригада, два отдельных танковых полка, артиллерийская и зенитно-артиллерийская дивизии.
Общий участок прорыва войск Юго-Западного фронта и нашей 6-й армии занимал по фронту 35–40 километров: от Новой Калитвы до Казанки. Готовность к наступлению вначале была установлена на 30 ноября.
6-й армии предстояло действовать в районе, считавшемся до этого самым пассивным. На 50 километров была растянута здесь единственная наша 127-я стрелковая дивизия. Оборона ее проходила по реке Дон.
Много сложных вопросов встало перед штабом 6-й армии (а заодно, конечно, и перед штабом фронта). Особенно трудно было провести здесь скрытное сосредоточение войск. Осуществлялось оно только по ночам, при строжайшем соблюдении светомаскировки. Не легче оказалось «спрятать» войска в исходном положении. Единственным укрытием для них могли стать лишь населенные пункты, из которых еще осенью были эвакуированы все местные жители. Но всякое оживление там тотчас же настораживало неприятеля: ведь он-то знал, что в этих селах и деревнях жизнь давно замерла.
Несколько лучшие условия имелись в этом отношении у Юго-Западного фронта. Он располагал в полосе прорыва на южном берегу Дона тактическим плацдармом, достигавшим четырех-пяти километров по фронту и шести километров в глубину. Прибрежная часть этого плацдарма, покрытая густым кустарником, позволяла надежно скрыть от противника значительное количество войск. К тому же итальянцы проявили здесь удивительную беспечность: под носом у них нашему соседу удалось построить несколько мостов большой грузоподъемности. Эти-то мосты и обеспечили сосредоточение на южном берегу Дона не только войск, предназначенных для наступления в первом эшелоне, а даже 18-го и 25-го танковых корпусов, которым предстояло развивать успех. Удалась переброска на плацдарм и некоторой части артиллерии.
Плацдарм наших соседей в какой-то мере помог и нам. За несколько дней до начала операции неподалеку от этого «пятачка» саперы 6-й армии тоже построили мост. Но противник к тому времени уже насторожился, в [133] строительство велось с некоторыми осложнениями. Вражеская авиация активно мешала работе саперов, в чем я имел возможность убедиться лично.
С группой офицеров штаба фронта мне довелось тогда проверять ход сосредоточения войск 6-й армии в районе Верхний Мамон. Покончив с этим основным делом, решили взглянуть, как идет строительство моста. Головной нашей машине удалось благополучно проскочить по льду на южный берег реки, где саперы заготавливали материал на сваи и для верхнего настила. Вторая же машина немного притормозила и стала проваливаться, ломая лед. Саперы попытались удержать ее тросами и канатами. Но тут появились немецкие самолеты. Они бомбили лед, обстреливали нас из пулеметов, и нам пришлось оставить тонущую машину. Она была извлечена со дна донского ночью при помощи водолазов. Днем противник никого не допускал на лед. Над Доном теперь все время барражировали его разведывательные самолеты.
Мы со своей стороны тоже, разумеется, вели всестороннюю разведку. В первую очередь стремились точно установить начертание переднего края вражеской обороны. Выяснилось, что он проходит в одном-двух километрах от уреза реки, а непосредственно у воды держится только боевое охранение. Значит, наши войска первого эшелона могли занять исходное положение на южном берегу Дона. Но для этого предстояло еще до начала наступления захватить там хотя бы небольшой плацдарм.
А немцы тем временем решили «пощекотать» нас в районе Воронежа. Это делалось ими скорее всего с целью отвлечения нашего внимания.
21 ноября под Воронежем к нам перебежал фельдфебель из 222-го пехотного полка и показал, что здесь сосредоточились четыре пехотные дивизии. На основе этих показаний (возможно, в результате несовершенного перевода) был сделан вывод, что противник тоже собирается наступать. Как водится, об этом доложили выше. Командующий фронтом проявил на сей раз излишнюю нервозность: начал просить Ставку о немедленном выделении в его распоряжение еще двух соединений для усиления обороны в районе Воронежа. Однако Ставка отнеслась ко всему происходящему значительно спокойнее. Наша просьба, в общем-то, конечно, не обоснованная, [134] была отклонена. А потом протрезвели и сами мы: в уточненных показаниях перебежчика не оказалось ничего тревожного для нас.
После этого подготовка к наступлению пошла еще более интенсивно. 28 ноября командующий фронтом с оперативной группой выехал на ВПУ (в лес северо-западнее Вороицовки), чтобы быть ближе к району предстоящих боевых действий и лично наблюдать весь ход подготовки к ним.
Сосредоточение войск 6-й армии и Юго-Западного фронта проходило в целом без существенных помех со стороны противника. Однако к 30 ноября они все же не были готовы к наступлению, и по просьбе командующих обоими фронтами начало операции отложили до 12 декабря, а впоследствии перенесли на 16 декабря.
Но когда затягиваются сроки, неизбежно возникают какие-то поправки к прежним планам. Так произошло и в данном случае: Ставка внесла ряд изменений в свой первоначальный замысел. Если вначале предполагалось общее руководство действиями наших войск на стыке Воронежского и Юго-Западного фронтов возложить на Ф. И. Голикова, то теперь это поручалось Н. Ф. Ватутину. А ВПУ Воронежского фронта предстояло в дальнейшем заниматься только делами 6-й армии. Вдобавок к этому 24 или 25 ноября нам сообщили, что в 6-ю армию должны прибыть начальник Генерального штаба А. М. Василевский, командующий артиллерией Советской Армии Н. Н. Воронов в командующий ВВС А. А. Новиков. Они и сопровождавшие их офицеры вылетели из района Сталинграда на семи самолетах По-2 и следовали все по одному маршруту на малой высоте, визуально наблюдая земные ориентиры.
В нашу задачу входило только принять самолеты в районе Бутурлиновки. Здесь мы и ждали их в назначенное время. Погода, однако, сильно испортилась — появились туман и изморозь, и к сроку ни один самолет не приземлился. Нас стали уже одолевать тревожные мысли, когда поступило первое известие от генерал-полковника А. М. Василевского. Он совершил посадку в районе Калача (Воронежского). Другие самолеты, сбившись с курса, тоже стали садиться где придется. Лишь через несколько часов удалось собрать всю группу. И хотя дело обошлось без серьезных последствий, хотя перелет организовали не [135] мы, а штаб ВВС Красной Армии, Ставка все же сделала нам серьезное замечание.
Начальник Генерального штаба в тот же день на КП 6-й армии выслушал доклады Ф. И. Голикова и командарма 6 генерал-майора Ф. М. Харитонова. Все их предложения были утверждены без особых замечаний. После этого А. М. Василевский и А. А. Новиков сразу же улетели, а генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов остался у нас для координации действий Юго-Западного и Воронежского фронтов.
От большого «Сатурна» — к малому
Тем временем обстановка в районе Сталинграда резко осложнилась. Немцам удалось создать крупную танковую группировку и она начала наступление из Котельниково, имея целью деблокировать окруженную в Сталинграде армию Паулюса. Первые ее удары приняли на себя 3-й гвардейский мехкорпус под командованием генерал-майора танковых войск В. Т. Вольского и 4-й кавалерийский корпус во главе с генерал-лейтенантом Т. Т. Шапкиным. Но этих сил было явно недостаточно, чтобы отразить натиск вражеских танков. В кавалерийском корпусе не имелось достаточных противотанковых средств, а без них конная масса представляла весьма притягательную цель для танкистов противника. Что же касается 3-го гвардейского мехкорпуса, то он уже понес значительные потери в танках и артиллерии, вследствие чего был тоже очень уязвим.
Ликвидацию контратакующей группы Верховный Главнокомандующий возложил на 2-ю гвардейскую армию, только что закончившую доукомплектование и предназначавшуюся ранее для участия в операции «Сатурн» на завершающем этапе. Принимая такое решение, Ставка одновременно внесла серьезную поправку в план «Сатурна». Размах операции сокращался. В ночь на 14 декабря нами была получена директива, в которой она именовалась уже «Малым Сатурном» и общая оперативная цель формулировалась так: ударом правого крыла Юго-Западного фронта в общем направлении на Морозовск во взаимодействии с другими армиями того же фронта ликвидировать боковскую и морозовскую группировки противника. Что же [137] касается нашей 6-й армии, то ее задача ограничивалась теперь выходом в район Кантемировки и созданием там серьезного заслона против возможных контрударов неприятеля с запада.
Разница между операциями «Большой Сатурн» и «Малый Сатурн» была весьма существенной. Конечная цель «Малого Сатурна» соответствовала примерно ближайшей задаче «Большого Сатурна».
Новую директиву командующие фронтами восприняли не одинаково. На нашем, Воронежском фронте к указаниям Ставки о сокращении пространственного размаха операции все отнеслись с пониманием. А вот генерал-полковник Ватутин стал добиваться, чтобы операция проводилась в прежнем плане, то есть с задачей выхода войск к Азовскому морю. От 6-й армии он ждал соответственных действий — с выходом главной группировки на рубеж Марковка, Чертково, а 17-го танкового корпуса — в район Волошино (30 км западнее Миллерово). Николай Федорович посягал даже на то, чтобы 17-й танковый корпус был переподчинен ему.
В ночь на 14 декабря состоялась личная встреча командующих Воронежским и Юго-Западным фронтами в присутствии генерал-полковника Воронова. Предстояло согласовать их взаимные действия. Однако согласия достигнуть не удалось: каждый из командующих отстаивал свою точку зрения. Почти весь день после этого продолжались переговоры по ВЧ между штабами фронтов. В конце концов в диалог двух командующих вмешался Генштаб и от имени Ставки подтвердил указания о проведении операции по новому плану, с меньшим размахом.
12 декабря мы провели разведку боем. В ней участвовало несколько батальонов 127-й стрелковой дивизии, которые продолжительное время занимали здесь оборону и хорошо знали противника.
Разведка прошла успешно. Боевое охранение итальянской 5-й дивизии было уничтожено по всей полосе прорыва. Наши войска овладели несколькими высотами на южном берегу Дона, деревней Самодуровка и частью деревни Дерезовка.
Итальянцы долго не могли успокоиться. В течение второй половины дня 12 декабря и весь день 13 декабря они вели контратаки, пытаясь восстановить положение. В бой по отражению этих контратак втянулась почти вся 127-я [138] стрелковая дивизия. Ее бойцы и командиры действовали умело и мужественно. Они удержали плацдарм и нанесли значительные потери 5-й итальянской дивизии.
На плацдарме стали развертываться боевые порядки 15-го стрелкового корпуса с артиллерией сопровождения, а также танки непосредственной поддержки пехоты (82-й и 212-й танковые полки). С волнением ожидали мы начала первой наступательной операции войск Воронежского фронта. Как-то она пойдет? Как будет развиваться? Принесет ли желаемый успех?
Накануне наступления во всех ротах, батареях, эскадрильях прошли партийные собрания. Речи на них были короткими, решения — немногословными: бить врага так, как бьют его под Сталинградом!
Утром 16 декабря началась артиллерийская подготовка. Мы следили за ней с наблюдательного пункта на окраине деревни Гороховка. Особенно сильное впечатление произвели на меня гвардейские минометы. Их в этот раз было довольно много: только в полосе 6-й армии действовало до десятка дивизионов М-30 и несколько полков М-13. После такой обработки переднего края обороны противника можно уверенно начинать атаку. Не беда, что из-за морозного тумана вплоть до 11 часов дня не могла действовать наша авиация.
Первые минуты атаки всегда напряженны. Пехота выбралась из траншей и идет по открытому полю на вражеские позиции, где совсем еще недавно гулял огонь нашей артиллерии. Какие силы остались там? Насколько удалось артиллеристам подавить огневую систему переднего края? Эти вопросы волнуют каждого.
Но вот стрелки с криком сура» ворвались в первую траншею. Завязываются беспощадные рукопашные схватки. Тут в дело идет все: и штык, и саперная лопата, И просто цепкие руки, хватающие противника за горло. Отвоевываются десятки, потом сотни метров родной земли. Затем противник вводит в бой резервы. Начинаются контратаки.
А тем временем на наблюдательных и командных пунктах ведутся отрывистые, часто нервные переговоры по радио и телефонам. Кто-то сообщает об успехе. Другой требует огневой помощи. Командные пункты на все реагируют, все принимают к сведению и требуют, настаивают, приказывают: вперед! [139]
...Наступление 6-й армии протекало в целом неплохо. Сопротивление итальянцев было сломлено, и уже в первый день наши войска продвинулись на пять километров. Это не так мало, если на пути глубокий снег и довольно трудный для наступления рельеф местности. Ведь войскам 6-й армии пришлось атаковать снизу вверх, преодолевая отлогий, но длинный подъем — от топографической отметки 100 до отметки 220{11}.
Во второй день наступление развивалось еще успешнее. Контратаки 385-й пехотной дивизии немцев и их же 318-го пехотного полка, а также бригады итальянских чернорубашечников были отбиты. Правда, в результате этих контратак части, наступавшие в направлении Новой Калитвы, продвигались несколько медленнее. Зато очень хорошо шли дела у тех, кто наступал на Писаревку. Здесь нам удалось окончательно сломить сопротивление 5-й пехотной дивизии итальянцев, и к исходу дня 17-й танковый корпус овладел Писаревкой. А 18 декабря сюда вышли главные силы 6-й армии. Танкисты же к тому времени достигли Кантемировки.
Настало утро 19 декабря. 17-й танковый корпус одновременно с 82-м и 2.12-м отдельными танковыми полками атаковал Кантемировку и овладел ею. К вечеру 19 декабря наши войска вышли на рубеж Новая Калитва, Первомайское, Кантемировка. Таким образом, за четверо суток они целиком выполнили свою задачу по плану [140] операции «Малый Сатурн». И тогда же вечером, 19 декабря, 6-я армия была передана в состав Юго-Западного фронта.
Ф. И. Голиков возвратился на основной командный пункт в поселок Анна. А здесь уже подводился итог боев. Он был внушителен: разгромлены 5-я итальянская и 385-я немецкая пехотные дивизии, захвачено свыше 2500 пленных, взято в качестве трофеев до 100 пушек, 200 минометов, сотни пулеметов. Убитыми противник потерял несколько тысяч человек.
Иное время
Очень живо вспоминается мне встреча с тремя итальянскими генералами — Уммерти, Батисти и Паскалини. Она произошла 28 января 1943 года.
Я только что пролетал на самолете по маршруту Бобров — Лиски — Острогожск — Алексеевка — Валуйки и с воздуха видел дороги, забитые машинами, повозками, боевой техникой. В степи, на брошенных противником огневых позициях, оставались пушки и минометы. На поле восточнее Валуек еще не были убраны трупы убитых в бою итальянцев. Во дворах населенных пунктов кишели муравейники пленных.
День подходил к концу. Засветло мне удалось осмотреть железнодорожную станцию. Успел побывать также в некоторых частях 6-го гвардейского кавалерийского корпуса. Здесь-то мне и представили командиров итальянских дивизий, сдавшихся в плен вместе со своими разбитыми частями.
Перед тем кавалеристы привели их в приличный вид: организовали бритье, помывку, хорошо накормили и даже выдали по сто граммов водки. Пленные генералы отогрелись, оправились от страха, а водка помогла им развязать языки. Они охотно отвечали на вопросы и при этом обнаружили удивительную убогость своих политических взглядов. Никто из них особенно не восторгался «идеями Муссолини», но и собственных твердых убеждений у них тоже не было, хотя все трое имели уже почтенный возраст — от 56 до 67 лет.
Я не удержался от искушения познакомить итальянских генералов с тридцатипятилетним командиром разбившего их войска 6-го гвардейского кавкорпуса генерал-майором [141] С. В. Соколовым. Они встали перед ним в изумлении.
— Это вы руководили боями в районе Валуйки? — осведомился старший.
Соколов подтвердил. Итальянцы рассыпались в комплиментах:
— Вы отлично управляли своими кавалеристами.
— Ваши конники прекрасно воевали.
Молодой комкор не удержался от простодушной шутки:
— Что значит Европа! Их бьешь, а они тебе любезности говорят.
— Подождите, еще спасибо скажут, — заметил кто-то из присутствовавших.
И в этом был определенный смысл. Успешные наступательные действия наших войск в конце 1942 — начале 1943 года повлияли на самочувствие тогдашних сателлитов гитлеровской Германии. Они всерьез стали задумываться над тем, кому, собственно, нужна эта война, что получит каждый из них в случае победы, да и возможна ли победа вообще?
Нам предстояли еще многие трудные дни, даже годы борьбы, но время начиналось уже иное, более благоприятное для нас. Мы на юге почувствовали это, может быть, раньше других.
Не успела закончиться операция «Малый Сатурн», а нас уже ориентировали на новое наступление. Как бывало уже не раз, все начиналось звонком по телефону ВЧ. Этот звонок раздался на КП фронта 21 декабря. Нам вменялось в обязанность подготовить разгром группировки вражеских войск в районе Острогожск, Каменка, Россошь и очистить от противника железнодорожную линию Лиски — Кантемировка.
В ночь на 22 декабря командующий фронтом выехал в Ставку с нашими предложениями. Задержался он там до 25 декабря. По военному времени это был немалый срок. И все же привезенные им указания Ставки требовали еще углубленной разработки.
Незамедлительно собрались руководящие работники штаба и командующие родами войск. Ф. И. Голиков развернул перед нами лист карты мелкого масштаба, на которой стрелками были показаны лишь направления наших будущих ударов, и сделал необходимые разъяснения. [143]
Замысел предстоящей операции сводился к тому, чтобы ликвидировать последнюю крупную группировку войск сателлитов фашистской Германии — остатки 8-й итальянской и главные силы 2-й венгерской армий. При этом очищалось от противника все среднее течение Дона и полностью переходила в наши руки железная дорога Воронеж — Лиски — Кантемировка — Миллерово. Для решения этой задачи Ставка значительно усиливала Воронежский фронт войсками. Из ее резерва к нам поступала 3-я танковая армия в составе двух танковых корпусов (12-й и 15-й), четырех стрелковых дивизий (48, 184, 180, 111-я), отдельной стрелковой бригады (37-я), 8-й артиллерийской дивизии и 9-й зенитно-артиллерийской. Помимо этого, мы получали дополнительно 183, 270 и 322-ю стрелковые дивизии, 173-ю танковую и лыжную бригады.
Но и силы противника были немалыми: нам предстояло окружить и уничтожить до семнадцати его дивизий, в том числе две-три немецкие. В этих целях намечалось осуществить концентрические удары по сходящимся направлениям. Один из них наносился войсками 40-й армии с плацдарма на западном берегу Дона в районе Сторожевое-1, Урыво-Покровское в общем направлении на Репьевка, Буденное. Другой должна была осуществить 3-я танковая армия из района Кантемировки на Россошь и Алексеевку. Таким образом, захлестывалась вся группировка войск противника, оборонявшаяся на рубеже Сторожевое-1, Урыво-Покровское, Коротояк, Щучье, Новая Калитва.
Одновременно планировался также рассекающий удар частями 18-го отдельного стрелкового корпуса под командованием генерал-майора П. М. Зыкова. Этот корпус наступал с небольшого плацдарма в районе Щучье в направлении Каменка, Алексеевка.
Задействован был и кавалерийский корпус. Ему предстояло наступать левее 3-й танковой армии в направлении на Ровеньки, Валуйки, обеспечивая фланг главной группировки.
Красные и синие стрелы
Возможно, сегодня не каждому интересны перипетии былых сражений, не каждого может увлечь переплетение красных и синих стрел. Но мне лично почти всю войну [144] пришлось работать в крупных штабах, и, вспоминая ныне те далекие уже дни, я не могу не обращаться к карте, к оперативным документам, которые составляли тогда существо моей жизни.
Да и только ли моей! В этих картах, стрелах и схемах воплотился коллективный разум сотен военачальников, усилия тысяч и тысяч бойцов, воля всего нашего советского народа, направленные к единой цели — разгромить и уничтожить ненавистных оккупантов.
Многие из описываемых мною операций начинались одинаково: звонок по ВЧ, разработка плана, утверждение его в Ставке, перегруппировка войск. И все же каждая из них имела какие-то своеобразные, свои неповторимые черты.
Имела такие черты и наша новая операция, получившая название Острогожско-Россошанской. Прежде всего мы отказались при ее подготовке и проведении от господствовавшего в то время метода последовательного выполнения задач: прорыв обороны — окружение войск противника — дробление окруженной группировки на части — уничтожение ее по частям. Теперь мы планировали окружение и уничтожение противника как одновременное действие. Уничтожение намечалось проводить, не дожидаясь полного окружения и создания внешнего фронта.
Была у этой операции и другая особенность: основные ударные группировки наших войск действовали в совершенно разных условиях. Войскам 40-й армии в самом начале операции предстояло совершить фронтальный прорыв хорошо развитой обороны противника. Да и местность здесь больше благоприятствовала обороняющейся стороне — была в меру пересеченной. Что же касается 3-й танковой армии, то перед нею оказался противник, поспешно перешедший к обороне. Части 8-й итальянской армии, после разгрома главных ее сил в операции «Сатурн», остановились на случайном рубеже, прикрывая правый фланг своего альпийского корпуса, оборонявшегося по реке Дон. По сути дела, здесь создались условия для стремительного наступления на Россошь и Алексеевку.
Строго говоря, 3-й танковой армии следовало бы в связи с этим по-иному эшелонировать свои войска: в первый эшелон поставить танковые корпуса, а стрелковые [145] дивизии уже с первого дня наступления использовать для дробления и уничтожения итальянского альпийского корпуса. В действительности же оперативное построение войск 3-й танковой армии осталось традиционным для того времени: в первом эшелоне наступали стрелковые дивизии и только на второй день боев включились в дело танковые корпуса.
В своеобразных условиях действовал и 18-й стрелковый корпус. Ему предстояло прорвать оборону противника, подготовлявшуюся в течение пяти-шести месяцев, и рассечь основную группировку 2-й венгерской армии. Затем части корпуса одновременно должны были «сматывать» фронт противника в сторону Острогожск, Сагуны, Подгорное и уничтожать его во взаимодействии с войсками 40-й и 3-й танковой армий.
Общим же для всех трех наших ударных группировок являлось то, что на первом этапе операции они действовали на узком фронте. 40-я армия прорывала оборону противника с плацдарма в 13 километров. 18-й стрелковый корпус имел фронт прорыва восемь километров. А 3-я танковая армия наносила удар с рубежа в 12–13 километров. При этом каждая из группировок была отделена от другой значительным расстоянием: участок прорыва 18-го стрелкового корпуса находился в 50 километрах от участка прорыва 40-й армии и в 130 километрах от района действий 3-й танковой армии.
Первый удар 40-й армии и 18-го стрелкового корпуса пришелся всего лишь по нескольким дивизиям противника, оборона которых занимала по фронту не более 25 километров. Главные неприятельские силы, оборонявшиеся на фронте свыше 270 км (от Воронежа до Кантемировки), оставались без всякого воздействия с нашей стороны. Это обстоятельство вызывало у нас естественное беспокойство, особенно за правый фланг 40-й армии со стороны Воронежа. Противник имел реальную возможность снять несколько своих дивизий перед фронтом 38-й и 60-й армий, чтобы нанести мощный контрудар во фланг наступающей 40-й армии. Требовалось обязательно найти и принять какие-то меры, чтобы не допустить этого. Но какие?
Дело в том, что из трех наших ударных группировок лишь одна (3-я танковая армия) не нуждалась в подкреплении за счет соседей. 18-й стрелковый корпус только [146] что создался, вобрав в себя правофланговые дивизии 6-й армии, не участвовавшие в операции «Сатурн». Да и 40-я армия не вполне отвечала своему почтенному названию: вначале она имела в своем составе всего-навсего четыре стрелковые дивизии.
Конечно, мы включили сюда три стрелковые дивизии и танковую бригаду, полученные из резерва Ставки. К ним добавили еще три стрелковые дивизии, одну стрелковую бригаду и три танковые бригады из состава 38-й и 60-й армий. Наконец, было принято смелое решение — усилить ударные группировки войсками, оборонявшими так называемые пассивные участки к югу от Лисок. Такими у нас считались участок Коротояк — Щучье (45 км) и участок Щучье — Новая Калитва (120 км). Отсюда мы сняли боевые части, а их место в обороне заняли учебные батальоны стрелковых дивизий, запасной стрелковый полк и даже армейские курсы младших лейтенантов. В тылу у них временно разместились фронтовые резервы.
Таким образом, силы фронта были уже достаточно напряжены, а нам еще требовалось как-то связать противника в районе Воронежа. С этой целью 60-я армия должна была нанести отвлекающий удар с плацдарма из района Сторожевое-1 на север в направлении Борисово, Гремячье.
В результате окончательно определилось, что 40-я армия будет наступать в составе пяти стрелковых дивизий (141, 107, 305, 340 и 25-й гвардейской), одной стрелковой бригады, одной лыжной и трех танковых (86, 115, 150-й). Кроме того, она усиливалась артиллерийской, дивизией восьмиполкового состава и дивизией гвардейских минометов. Из фронтовых резервов в полосе 40-й армии предполагалось использовать две стрелковые дивизии и 5-й танковый корпус{12}.
18-й стрелковый корпус к началу наступления имел в своем составе четыре стрелковые дивизии, одну отдельную стрелковую бригаду и две танковые бригады. На усиление он получал отдельные полки ствольной артиллерии и гвардейских минометов. [147]
С воздуха наступление всех трех ударных группировок фронта поддерживалось двумя истребительными, двумя штурмовыми и одной бомбардировочной дивизиями.
Подготовка завершается
В штабе фронта и штабе 40-й армии планирование операции закончилось в основном 25 декабря. В 3-й танковой армии и 18-м стрелковом корпусе оно несколько затянулось.
Штаб корпуса в силу своей молодости оказался просто не в состоянии справиться с этой сложной работой. В помощь ему пришлось привлечь офицеров фронтового управления. Ну а штаб 3-й танковой армии вначале находился еще в Туле и занимался отправкой войск по железной дороге, а затем сам вместе с командармом погрузился в эшелон и двинулся в район Кантемировки. Он потратил на дорогу пять драгоценных суток, хотя мог бы прибыть на место за сутки на автомашинах и за несколько часов — на самолетах.
С 3 января 1943 года подготовку операции взяли под свой контроль представители Ставки — генерал армии Г. К. Жуков и генерал-полковник А. М. Василевский. На командном пункте фронта, в поселке Анна, они заслушали наши доклады. О противнике докладывал начальник разведки фронта. Он достаточно хорошо знал группировку и характер обороны противника, а потому все его выводах были приняты без возражений. Не вызвали замечаний и доклады по планированию операции (докладчиков было два: автор этих строк и командующий артиллерией фронта). Хорошо доложил начальник тыла генерал-майор В. Н. Власов.
В общем, все доклады прошли в спокойной, деловой обстановке и получили положительную оценку. На следующий день представители Ставки вместе с командующим и членом Военного совета фронта выезжали в войска 40-й армии, в результате чего в план операции были внесены некоторые поправки.
Не обошлось и без курьезов. Один из офицеров-связистов своим неточным докладом здорово запутал дело. На вопрос Г. К. Жукова, работает ли радиосвязь, он из самых лучших побуждений ответил: [148]
— Так точно, работает. Держим радиосвязь со всеми соединениями армии.
Офицер при этом имел в виду готовность средств связи, их рабочее состояние, а генерал армии Жуков понял его в буквальном смысле и не на шутку встревожился: ведь таким образом могла быть раскрыта наша подготовка к наступлению и даже группировка войск.
По возвращении на командный пункт фронта тт. Жуков и Василевский в сопровождении Ф. И. Голикова, члена Военного совета фронта Ф. Ф. Кузнецова и начальника войск связи Красной Армии И. Т. Пересыпкина зашли ко мне, чтобы ознакомиться с оперативным ориентированием Генерального штаба по другим фронтам. И тут генерал армии вдруг заявил:
— Имею серьезные претензии к штабу фронта и лично к начальнику штаба.
Я приготовился выслушать их.
— Разглашена подготовка к предстоящей операции работой радиостанций, — продолжал Г. К. Жуков.
Будучи твердо убежден, что с радиосвязью у нас полный порядок, я попытался рассеять недоразумение. Удалось это с трудом.
На участках прорыва нам удалось создать хорошую артиллерийскую плотность. В 40-й армии она составила 150–170 стволов на километр фронта, а в полосе 18-го стрелкового корпуса и 3-й танковой армии — по 120–130 стволов. Сверх того, каждая группировка поддерживалась значительным количеством «катюш».
Оперативное построение всех трех ударных группировок было двухэшелонным. Во втором эшелоне 40-й армии находились стрелковая дивизия, отдельная стрелковая и отдельная танковая бригады. Второй эшелон 18-го стрелкового корпуса состоял только из одной дивизии. В 3-й танковой армии для действий во втором эшелоне, как уже говорилось выше, предназначались танковые корпуса. Кроме того, в ее полосе предполагалось использовать две стрелковые дивизии (72-ю гвардейскую и 160-ю) из фронтового резерва.
Все войска, готовившиеся к наступлению, были хорошо обеспечены боеприпасами, горючим, продовольствием, теплой одеждой. Повсеместно была проведена большая [149] политическая работа: личный состав ясно представлял себе значение предстоящих боевых действий.
У нас не было сомнений в успехе. Единственно, что несколько тревожило, это глубокий снег. Снежные заносы в низких местах могли оказаться серьезным препятствием для действий наших танков. А сугробы на дорогах усложняли маневр гвардейских минометов и колесного транспорта. Но наступление не бывает без трудностей, как не бывает войны без крови.
Опережая плановые сроки
13 января проводилась разведка боем на всех участках предстоящего наступления. В ней участвовали по одному-два стрелковых батальона от каждой дивизии первого эшелона. Каждый батальон поддерживался огнем одного-двух артиллерийских дивизионов и залпами гвардейских минометов.
В полосах 18-го стрелкового корпуса и 3-й танковой армии разведка прошла обычным порядком. Батальоны вклинились в боевые порядки обороны противника, вскрыли его огневую систему и оттянулись на свои исходные позиции.
Но в полосе 40-й армии события стали развиваться совершенно неожиданно. Огневой удар нашей артиллерии и гвардейских минометов был здесь настолько ошеломляющим, а атака пехоты настолько стремительной, что 7-я венгерская дивизия не выдержала и начала беспорядочный отход. Командующий 40-й армией генерал-майор К. С. Москаленко правильно оценил сложившуюся ситуацию и с одобрения командующего фронтом стал вводить в бой главные силы первого эшелона. В результате к исходу дня здесь обозначился серьезный успех. Наши войска прорвали оборону противника на фронте шесть-семь километров и продвинулись в глубину до семи километров.
Утром 14 января на флангах сторожевского плацдарма была проведена сильная артиллерийская подготовка, которую предполагалось провести только 15 января — в день запланированного начала операции. После этого наступление пошло еще лучше: ширина прорыва удвоилась, а в глубину войска продвинулись до 12 километров и к исходу [150] дня завязали бои за опорные пункты Оськино и Солдатское.
Таким образом, еще за сутки до намеченного срока общего наступления 40-я армия осуществила прорыв тактической зоны обороны противника и создала благоприятные условия для активных действий войск левого фланга 60-й армии. А с утра 15 января в соответствии с планом повели наступление 3-я танковая армия и 18-й стрелковый корпус. В течение дня им тоже удалось преодолеть тактическую глубину неприятельской обороны, и уже в ночь на 16 января был введен в бой второй эшелон 3-й танковой армии. Ее танковые корпуса устремились в направлении Россошь, Алексеевка. На рассвете 16 января перешел в наступление и кавалерийский корпус, взяв направление на Ровеньки, Белый Колодезь, Валуйки.
Городом Россошь танкисты овладели с ходу. Стрелковые дивизии 3-й танковой армии, оказавшиеся теперь во втором эшелоне, закрепляли их успех. Одна из них пошла на Подгорное для завершения окружения войск итальянского альпийского корпуса. В тот же день, 16 января, стало очевидно, что весь этот корпус, а также часть сил 156-й дивизии итальянцев отрезаны. Оставалось только пленить или уничтожить эти войска. Но тут командующий 3-й танковой армией П. С. Рыбалко допустил просчет: увлекшись, очевидно, первым успехом, он выделил для этой цели слишком мало сил — всего одну дивизию. Альпийские дивизии итальянцев смяли ее боевые порядки и начали отход на Валуйки, правда без артиллерии и тылов.
Наступление 18-го стрелкового корпуса развивалось строго по плану. После тактического прорыва одна его дивизия повернула на Марки, Старые Сагуны; во взаимодействии с 270-й стрелковой дивизией, наступавшей из района Павловска, ей предстояло уничтожить левофланговый корпус венгерской армии. Главные же силы продолжали наступать в направлении Каменки. Потом часть из них отклонилась на запад и во взаимодействии с войсками 40-й армии приступила к уничтожению острогожской группировки противника.
Решающими днями операции были 19 и 20 января. В первый из этих двух дней танковые корпуса овладели районом Алексеевка, а передовые части 40-й армии подошли вплотную к Ильинке, замкнув кольцо окружения [151] главных сил 2-й венгерской армии. В это же время на рубеже Новосолдатская, Репьевка, Красное, Афанасьевна 40-я армия создала внешний фронт окружения. Юго-западнее Алексеевки на внешний фронт вышел и кавкорпус.
Кавалеристы в этой операции действовали не только успешно, но и очень красиво. Не встречая организованного сопротивления, они громили тылы итальянской армии и в высоком темпе продвигались к узловой станции Валуйки. Пройдя за четверо с половиной суток около 180 километров, кавкорпус овладел этим узлом и принял здесь бой с тремя итальянскими дивизиями, отходившими с рубежа Павловск — Новая Калитва.
У итальянцев, как видно, не было желания затягивать сопротивление. Бесцельность этого раньше других понял командир альпийского корпуса — он уже 16 января ретировался на запад. Командиры дивизий оказались достойнее его. Они не бросили свои войска, а вместе с ними шли на Валуйки, рассчитывая, по всей вероятности, закрепиться в этом районе.
Штаб Воронежского фронта вел непрерывное авиационное наблюдение за их движением и ориентировал как командующего 3-й танковой армией, так и командира кавкорпуса. В районе Валуек кавалеристы подготовили итальянцам надлежащую встречу. Ошеломив противника залпом «катюш», 11-я гвардейская кавалерийская дивизия атаковала его в конном строю. Случилось это в яркий солнечный день. Кавалеристы мчались по снежному полю в своих черных бурках с развевающимися башлыками. Блеск клинков, крики «ура», скачущие лошади — все это окончательно деморализовало итальянцев. В непродолжительном сопротивлении противник потерял убитыми и ранеными до 1500 человек. Началась массовая сдача в плен. Жалко выглядели эти люди. Среди голодных солдат и офицеров было много обмороженных. Даже старшие начальники, одетые несколько теплое, после десяти дней плохо организованного отхода производили весьма унылое впечатление.
Пленные доставили нам немало хлопот. Для препровождения их в лагерь требовались конвоиры. А войска ведь продолжали наступление, и в подразделениях был дорог каждый солдат. Некоторые командиры частей стали вооружать женщин-колхозниц, и те добросовестно препровождали [152] непрошеных гостей по назначению. В других случаях пленным просто выдавалась сопроводительная записка с указанием лагеря, и они сами следовали туда. Доходили все до единого. Бежать было некуда: фронт отодвигался все дальше и дальше на запад, а вокруг только заснеженная степь да лютая пурга...
Предупрежденные еще раньше Александром Михайловичем Василевским в отношении точности докладов о количестве пленных и трофеях, мы придирчиво сверяли донесения из войск с фактической наличностью. Что касается пленных, то здесь все сходилось — точность была абсолютной. А вот с трофеями оказалось хуже. Некоторые донесения потребовали значительной корректировки.
Однако и после этого цифры остались внушительными. Острогожско-Россошанская операция завершилась полным разгромом и пленением до шестнадцати дивизий противника общей численностью 80000 человек. В качестве трофеев была полностью захвачена боевая техника 2-й венгерской армии и целого корпуса итальянской. В итоге это составило 170 танков, 1700 орудий, до 400 минометов, свыше 2500 пулеметов, 6000 автомашин, 55000 винтовок, до 600000 снарядов и до десяти миллионов патронов. Кроме этого, были взяты склады с большими запасами продовольствия и вещевого имущества, а также до 2000 лошадей.
Результаты Острогожско-Россошанской операции обретут в глазах читателя еще большую значимость, если напомнить здесь, что войска Воронежского фронта не имели в ней численного превосходства над противником. Без ложной скромности можно сказать, что в данном случае был успешно осуществлен смелый оперативный замысел и проявлено определенное искусство в управлении войсками.
Противнику не удалось даже разрушить железную дорогу Лиски — Россошь — Кантемировка — Миллерово. Целым остался и железнодорожный мост в Лисках через реку Дон. Все это было очень важно, и не столько для нас самих, сколько для соседнего Юго-Западного фронта. Но может быть, важнее всего было то, что после Острогожско-Россошанской операции создавались благоприятные условия для новых наступательных операций.
Дороги наступления особенно хороши тогда, когда не кончаются тупиком, а ведут дальше вперед! [153]
Дальше — на Касторное
Время сгладило в моей памяти некоторые детали зимних событий 1943 года. Тогда Советская Армия вела большое стратегическое наступление на многих фронтах, одерживая замечательные победы. Частные «местные» впечатления нередко растворялись в потоке больших дел и радостных вестей.
Однако стоит мне только взглянуть на рабочую карту штаба Воронежского фронта — и передо мной сразу воскресает оперативная обстановка тех дней. Наша сторона довольно густо пестрит условными обозначениями армий, корпусов, дивизий, бригад. На неприятельской стороне таких значков к январю поубавилось.
Размышляя над картой, невольно начинаешь думать за противника. И просто диву даешься, в какую оперативную ошибку впадали тогда штабы группы армий «Б», и 2-й немецкой армии. Только безнадежные рутинеры могли пренебрегать опасностью, нависшей над войсками 2-й немецкой армии после Острогожско-Россошанской операции.
В обороне противника на харьковском направлении от Оськина до Сватова создалась большая брешь, достигавшая 200 километров. У неприятельского командования не оказалось резервов для создания здесь нового фронта. Самая близкая группировка его войск в составе восьми — десяти дивизий 2-й немецкой армии оборонялась южнее Ливны и северо-западнее Воронежа. Но она была связана в своем районе, и у нее имелось немало собственных забот и беспокойств. Ведь все ее коммуникации, идущие через Касторное на запад, находились под угрозой удара наших войск из Оськина и Репьевки.
У 2-й немецкой армии имелись все основания считать свое южное крыло наиболее уязвимым — оно прикрывалось остатками разбитой 2-й венгерской армии. Но и на севере нужно было ухо держать востро: там нависали 13-я армия Брянского фронта и 38-я Воронежского.
Между тем немецкое командование не собиралось отводить свои войска из района Воронежа. Что это было — недооценка наших сил или сознательная жертва, — сказать затрудняюсь. На пряжках солдатских ремней у немцев, как известно, выбивался девиз: «С нами бог!» Думается, что в данном случае они больше всего уповали [154] на «всевышнего». Но у нас-то отношения с ним были иными. И потому мы не стали упускать благоприятных возможностей. Незамедлительно развернулась энергичная подготовка к новой наступательной операции, получившей наименование Воронежско-Касторненской.
Она должна была проводиться войсками двух фронтов — Брянского и Воронежского. С Брянского фронта привлекалась 13-я армия в составе шести стрелковых дивизий и двух танковых бригад. Из Воронежского фронта на это выделялись 60-я и 40-я армии. Они наносили главный удар из района Архангельское, Репьевка, Сторожевое-1 силами десяти стрелковых дивизий, одного танкового корпуса и четырех отдельных танковых бригад. Кроме того, севернее Воронежа из района Солдатское, Тербуны небольшими силами наступала 38-я армия.
В операции участвовали также две воздушные армии — 2-я, имевшая в своем составе до 200 самолетов (Воронежский фронт), и 16-я в составе 300 самолетов (Брянский фронт).
Замыслом операции предусматривалось окружение и уничтожение до десяти немецких дивизий. Все они были достаточно укомплектованы и с сентября 1942 года не вели активных действий. Почти повсеместно оборона противника опиралась на многочисленные инженерные сооружения. Особенно развитую и прочную оборону противник имел на участках прорыва 13-й и 38-й армий. Оборона венгерских дивизий, которые прикрывали немецкую группировку южнее Воронежа, создавалась уже после 17 января 1943 года и, конечно, прочностью не отличалась. Мы считали, что артиллерийская плотность, созданная нами в полосе 60-й и 40-й армий — в 120–130 стволов на километр фронта, — была вполне достаточной для обеспечения успеха.
Операция началась, однако, не на этих главных направлениях, а гораздо дальше от Касторного, на левом крыле Воронежского фронта. Было это еще 24 января, когда стрелковые дивизии 3-й танковой армии, а также части 18-го отдельного стрелкового корпуса стали выходить на линию железной дороги Новый Оскол — Волоконовка. Их задачей являлось: привлечь на себя оперативные резервы противника и не позволить ему воздействовать на главную группировку войск Воронежского фронта, которая заканчивала подготовку к наступлению. [156]
Помимо всего прочего, такие действия вдали от Касторного послужили неплохой оперативной маскировкой наших истинных намерений в районе Воронежа.
После овладения Новым Осколом 29 января 1943 года 18-й отдельный стрелковый корпус преобразовался в 69-ю армию. Командующим ее назначили меня, членом Военного совета — генерал-майора А. В. Щелаковского, начальником штаба — генерал-майора З. З. Рогозного. Состав войск в новой армии оставался примерно таким же, каким был в 18-м стрелковом корпусе, да и задачи в первые дни существенно не изменились.
С самого начала Воронежско-Касторненской операции боевые действия приобрели довольно напряженный характер.
25 января прорвали тактическую зону обороны противника войска 60-й и 40-й армий. 26 января перешли в наступление 13-я и 38-я армии. Но продвижение их осуществлялось не очень быстро. Помимо сильного сопротивления немецких дивизий приходилось преодолевать еще и снежные заносы. Средний темп наступления на нашем правом крыле составлял восемь — десять километров в сутки, а в полосе 40-й армии — до двадцати километров.
Окончательно успех определился лишь 28 января, когда танковые бригады, наступавшие с севера, заняли Касторное, Лачиново, Олым, а танкисты, действовавшие на южном фасе, овладели Старым Осколом, Горшечным и Куловкой. К сожалению, эти наши части по своим боевым возможностям оказались не в состоянии надежно отрезать противнику пути отступления. Почувствовав реальную опасность, немцы стали пробиваться на запад. При этом они применяли самые разнообразные методы: то просачивались в ночное время в промежутках между опорными пунктами, занятыми нашими войсками, то прорывались через боевые порядки наших танковых частей. Отход по полям, без дорог, вне населенных пунктов не улыбался командирам немецких дивизий, отрезанных восточнее железной дороги Касторное — Старый Оскол. Немцы ожесточенно дрались даже за относительно небольшие пункты, уже занятые нашими танкистами. Некоторые из [157] них по нескольку раз переходили из рук в руки, а были и такие, где противник держался буквально до последнего солдата.
К 30 января главные силы Воронежского фронта занимали следующее положение:
38-я армия (командующий генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов) сосредоточивалась в Мармышах и Лачинове;
60-я армия (командующий генерал-лейтенант И. Д. Черняховский) заканчивала сосредоточение в районе Касторное;
40-я армия (командующий генерал-лейтенант К. С. Москаленко) вышла на рубеж Быково, Старый Оскол, Архангельское;
69-я армия (командующий генерал-лейтенант М. И. Казаков) вышла на рубеж Голофеевка, Волоконовка;
3-я танковая армия (командующий генерал-лейтенант П. С. Рыбалко) выходила к железной дороге Волоконовка — Валуйки;
6-й гвардейский кавалерийский корпус (командир генерал-майор С. В. Соколов) находился в районе Уразово.
Непродолжительная по времени Воронежско-Касторненская операция была весьма значительной по результатам. Совместными усилиями войск Брянского и Воронежского фронтов было разгромлено до двенадцати дивизий врага, из них девять немецких. Противник потерял свыше 15 000 убитыми (главным образом за счет немецких дивизий). А в плен только войсками Воронежского фронта было взято 27 000 человек. В числе трофеев — 143 танка, 765 орудий и минометов, свыше 2300 автомашин, огромное количество стрелкового оружия, 300000 снарядов и 32 железнодорожных состава с различным военным имуществом.
В итоге этой наступательной операции войска фронта очистили от противника значительную территорию Воронежской и Курской областей с городами Воронеж, Касторное, Старый Оскол, Новый Оскол, Волоконовка. Без всяких разрушений вернулись к нам железные дороги Касторное — Валуйки и Воронеж — Касторное. Перед войсками нашего фронта раскрывались возможности для [158] дальнейшего наступления на двух операционных направлениях — курском и харьковском.
К слову сказать, еще в те дни, когда бушевали бои под Касторным, во фронтовом и армейских штабах уже разрабатывался план новой, Харьковской наступательной операции под условным наименованием «Звезда». Мне лично пришлось участвовать в этой операции в двух ролях — сначала в роли начальника штаба фронта, планировавшего ее, а потом в роли командующего войсками 69-й армии. [159]