Противотанкисты

Еще осенью сорок второго года, в разгар Сталинградской битвы, я впервые услышал о новом немецком танке Т-VI — «тигр». Артиллеристы Ленинградского фронта прислали обстоятельный отчет о бое с «тиграми». Эти машины, опытные образцы, буквально вползли в артиллерийскую засаду на широкой лесной заболоченной просеке. Наши противотанкисты расстреляли «тигры» огнем по бортам и в корму. Такая довольно быстрая расправа с новым тяжелым танком не возбудила у нас особого интереса к этой боевой машине. Да и обстановка на южном крыле советско-германского фронта складывалась так, что никто из нас не мог отвлекаться для изучения третьестепенных в тот момент вопросов.

Вторая встреча наших артиллеристов уже с батальоном танков «тигр», имевших 100-мм броню и мощную 88-мм пушку, произошла в декабре 1942 года под Сталинградом. Действовал этот батальон в составе армейской группы «Гот», пытавшейся деблокировать 6-ю армию. [93]

В марте 1943 года «тигр» о себе напомнил. Мы получили разведывательную информацию из Германии. Уже два крупных танковых завода — Хеншеля и Порше — почти полностью переключились на производство тяжелых танков «тигр» и еще более тяжелых истребителей танков «фердинанд» (так они официально именовались в отличие от штурмовых орудий, вооруженных большей частью короткоствольными пушками или гаубицами). Даже те неполные данные, которые мы имели, говорили о мощи этих машин. 100-мм лобовая броня «тигра» и 200-мм броня «фердинанда» делали их трудно уязвимыми для бронебойных снарядов пушки ЗИС-3. Да и орудие, которым были вооружены вражеские машины, заставило задуматься. Были сведения о том, что дальность прямого выстрела этих 88-мм немецких пушек достигала полутора километров. Очень высокий показатель!

Ранней весной наши войска под Белгородом захватили несколько поврежденных машин. Все разведсведения подтвердились. Опытные стрельбы артиллеристов Воронежского фронта показали, что орудиям среднего калибра, вплоть до зенитных 85-мм пушек, придется маневрировать огнем и колесами, с тем чтобы вести по возможности фланкирующий огонь. Взять эти машины огнем в лоб будет тяжело. Правда, на фронт уже шли новые снаряды — подкалиберные и кумулятивные (бронепрожигающие), способные пробивать более толстую броню, чем мог пробить обычный бронебойный снаряд. Но таких боеприпасов было еще недостаточно, да и не для всех калибров они выпускались.

Как-то весной к нам в отдел зашел известный артиллерийский конструктор Василий Гаврилович Грабин. Бывая в Главном артиллерийском управлении (оно располагалось в том же здании, что и Штаб артиллерии РККА), он обычно навещал и нас. Интересовался, как ведут себя в бою его «детища» — модернизированная 45-мм пушка, новая 76-мм пушка и другие орудия. Я дал ему нужные сведения, в том числе и документы опытных стрельб по захваченным «тиграм». Вижу, Василий Гаврилович нахмурился. Действительно, оптимизма из этих сведений не почерпнешь. Я спросил насчет 57-мм противотанковой пушки — скоро ли пойдет в серийное производство. Он ответил, что уже пошла, что к лету мы сможем вооружить новой пушкой несколько противотанковых частей. Это было хорошее известие, поскольку в качестве чисто противотанкового орудия 57-мм пушка превосходила все наши пушки по основным показателям. Дальность прямого выстрела была у нее 1100 метров, на [94] дальности 500 метров пробивала 100-мм броню, то есть лобовую броню «тигра».

Василий Гаврилович добавил, что его конструкторское бюро работает над 85-мм танковой и 100-мм противотанковой пушками с еще более сильными боевыми характеристиками и что к концу года, самое позднее в начале будущего, 1944 года эти системы поступят на вооружение.

Вскоре наши заявки на 57-мм пушки Главное артиллерийское управление стало удовлетворять, и штаб артиллерии мог вооружить ими первые противотанковые части и соединения. Среди них была и 3-я истребительная бригада полковника В. Н. Рукосуева. Это был истинный боец прямой наводки — немногословный, крепкого характера, всегда собранный, решительный и смелый. Мне довелось лично знать Рукосуева, принимать участие в формировании его бригады, а после Курской битвы анализировать ее боевую работу. Превосходно проявил себя этот воинский коллектив! И в тяжелейшей борьбе с массированными танковыми атаками фашистов людям полковника Рукосуева помогли выстоять и победить новые, 57-мм противотанковые пушки. Далее расскажу об этом подробнее, а пока что вернусь к нашей работе в весенние месяцы 1943 года.

Артиллерийские группировки создавались с учетом непрерывно уточнявшихся данных о развертывании ударных группировок противника на северном и южном фасах Курского выступа. Однажды маршал артиллерии Н. Н. Воронов, вернувшись из Ставки, собрал нас и проинформировал о том, что четыре эсэсовские моторизованные дивизии, сосредоточенные в районе Белгород, Харьков, переформировываются в танковые, в каждую из них включается батальон (45 машин) танков «тигр». С учетом танковой дивизии «Великая Германия», также получившей батальон «тигров», и 10-й танковой бригады, вооруженной тяжелыми танками Т-V («пантера»), стало ясно, что большинство новых тяжелых машин вражеское командование сосредоточивает на южном фасе Курского выступа, вооружая ими лучшие свои соединения.

Николай Николаевич Воронов потребовал от нас еще раз проверить планы распределения по фронтам новых артиллерийских формирований. В результате последовавшей работы была еще более усилена противотанковая артиллерия 6-й гвардейской армии, оборонявшейся на главном направлении предполагаемого наступления немецко-фашистской группы армий «Юг». К июлю армия получила десять отдельных истребительно-противотанковых полков и две истребительно-противотанковые [95] бригады двухполкового состава. Артиллерийские противотанковые резервы располагались таким образом, чтобы при необходимости можно было в кратчайший срок усилить угрожаемый участок, доведя число артиллерийских противотанковых орудий до 20 и более на каждый километр фронта. Это высокий показатель.

Соответствующая подготовительная работа велась и по группировке и перегруппировке артиллерийских частей другого назначения и других калибров. Мне и моим товарищам эта работа приносила большое моральное удовлетворение. Артиллерии было много, что позволяло насытить ею боевые порядки пехоты, создать мощные противотанковые щиты, иметь сильные артиллерийские резервы буквально во всех командных звеньях — от фронтового и до полкового. Легкую и противотанковую артиллерию дополняли тяжелые и сверхтяжелые калибры, объединяемые в корпусные и армейские группы для выполнения различных «дальнобойных» задач.

Вся артиллерия и Центрального и Воронежского фронтов с высокой нагрузкой отлично поработала в ходе оборонительного сражения Курской битвы. Били танки врага прямой наводкой, расстреливали огневые точки и атакующую пехоту, громили штабы, командные пункты, резервы, расположенные на добрый десяток километров от передовой. Но здесь мне хочется все же выделить именно противотанковую борьбу. Она сыграла огромную роль в этой битве, и если сейчас мы с вами полистаем отчетные документы штабов, анализировавших эти бои по свежим следам, то непременно найдем в различных вариантах четко выраженную главную мысль: «Июльские оборонительные бои в основном представляли собой борьбу артиллерии с танками противника»{33}.

Для того чтобы молодой мой читатель, особенно военный, лучше понял, за счет чего именно, за счет каких крупных общеартиллерийских мероприятий наша артиллерия к лету сорок третьего года поднялась на качественно новую ступень, скажу немного о теоретических делах, которыми приходилось мне и моим товарищам по Штабу артиллерии Красной Армии заниматься зимой — весной 1943 года. По указанию Николая Николаевича Воронова, наш оперативный отдел тщательнейшим образом пересмотрел документы годичной давности, особенно те, что относились к артиллерийской тактике. Однажды маршал Воронов вызвал меня, [96] у него уже сидел генерал А. К. Сивков. Николай Николаевич сказал:

— Вот смотрю отчеты и доклады Юго-Западного и Брянского фронтов за весну 1942 года. Артиллерии много, боеприпасов накопили достаточно, боевая подготовка проходит интенсивно, с хорошими показателями. В общем и целом мы имели тогда благополучную картину. А месяц спустя фашисты танковыми таранами прорвали оба фронта, и наша артиллерия, в том числе противотанковая, не смогла их остановить, обескровить. Мы потеряли много артиллерии, а фашистские танки оказались под Воронежем, Сталинградом и на Северном Кавказе. Прошу вас обоих, каждого по своей части, доложить мне и ответить на вопрос: в чем главные недостатки нашей противотанковой артиллерийской тактики, как конкретно выразились они в летних боях прошлого года, что, по-вашему, необходимо предпринять, чтобы новую летнюю кампанию наша артиллерия встретила во всеоружии, эффективно использовала все новейшие тактические приемы?

Я уже достаточно долго работал под началом маршала Воронова, знал, что, коли он ставит подчиненным задачу, он ее сам предварительно и всесторонне уже продумал и ждет, что мы подтвердим или опровергнем его выводы. Действительно: продолжая разговор, он обратил наше с генералом Сивковым внимание на три главных пункта, правильное или неправильное понимание которых ведет артиллерию соответственно к успеху или неуспеху в боях с танками врага. Это эшелонирование опорных пунктов — по возможности, глубокое — на путях вероятного движения танков противника; это круговая оборона опорных пунктов с привлечением инженерных заграждений, с использованием естественных препятствий и всех видов оружия, а не только артиллерии; это, наконец, максимальное приближение всей пушечной артиллерии — даже самых тяжелых калибров — к танкоопасным направлениям.

— Надо преодолеть инерцию, — сказал нам маршал. — Надо смелей включать тяжелые калибры в общую систему противотанковой обороны. А если говорить образно, то ни один орудийный ствол не должен молчать, когда фашистские танки прорываются в глубину обороны.

Сейчас, по прошествии многих десятилетий, этот вывод кажется сам собой разумеющимся. Тогда он был новым шагом в противотанковой тактике. Если в 1941–1942 годах наши тяжелые пушки и пушки-гаубицы вели огонь по немецким танкам только при чрезвычайных обстоятельствах, [97] так сказать, вынужденно, в целях самообороны, то в сорок третьем году, а точнее, с Курской битвы такие калибры пушек, да и гаубицы иногда, включались в общую систему глубинных противотанковых опорных пунктов или районов. Таким образом, в оборонительных боях борьба с танками противника стала делом всей артиллерийской группировки того или иного участка фронта.

Мало того. Дальнейшая разработка тактики противотанковой обороны привела командование артиллерии Красной Армии к мысли практически готовить к борьбе с немецкими танками и реактивные минометы. Их стрельба по атакующим танкам с закрытых огневых позиций практиковалась уже давно. Однако и стрельба прямой наводкой то и дело встречалась и в документах, поступающих с фронта, и в рассказах участников и очевидцев таких, в общем-то, необычных случаев. Николай Николаевич Воронов предложил генералу А. К. Сивкову обобщить эти факты и составить рекомендации для гвардейцев-минометчиков, главным образом для самообороны при внезапном прорыве танков противника к огневым позициям.

Нелегкая досталась генералу Сивкову задача, но он был крупный специалист, хорошо знал все тонкости противотанковой борьбы. На первый взгляд, реактивная установка и стрельба прямой наводкой — это вещи взаимно друг друга исключающие. Вот установка для метания 130-мм мин (М-13), смонтированная в кузове автомашины. У нее отсутствует нарезной ствол, который заставляет снаряд вращаться вокруг своей оси в полете, придавая ему устойчивость, а следовательно, меткость стрельбы. Дальность прямого выстрела очень мала.

Еще менее годными для работы на прямой наводке представлялись новые тяжелые реактивные минометы 310-мм (М-31). Это были специальные рамы, устанавливаемые на земле. Для того чтоб развернуть их, положим, к флангу огневой позиции, навстречу танкам, требовалось очень много времени.

Тем не менее практика подтверждала, что реактивные минометы могут бить танки и прямой наводкой. В первую очередь это относилось к минометам, смонтированным на автомашинах. Бывалые командиры всегда заранее готовили на огневой позиции так называемые «аппарели», а проще сказать, этакие земляные ровики, куда автомашина с реактивной установкой съезжала только передними колесами, создавая для установки, для мин соответствующий наклон. Теперь мины как бы глядели не вверх, а прямо в поле и [98] при выстреле летели горизонтально. Конечно, попасть одной-двумя минами в движущийся танк было почти невозможно. Но при залпе, особенно когда били батареей или дивизионом, десятки и сотни мин, выстреленных одновременно и летящих, как говорится, тесным строем, способны были остановить и массированную танковую атаку. Прямое попадание мины даже в тяжелый танк разрушало машину, срывало башню, сжигало. Близкое, в 10–15 метрах, падение мины разбивало гусеничный ход, а легкие танки переворачивало.

Анализ и обобщение подобных фактов генералом А. К. Сивковым позволили дать фронтам рекомендации по стрельбе из реактивных минометов прямой наводкой по танкам. Таким образом, и гвардейские минометы в ожидаемых танковых атаках должны были, взаимодействуя с другими противотанковыми средствами, включиться в общую систему огня.

Так, анализируя и обобщая опыт минувших боев, отбрасывая устаревшие методы и приемы, распространяя в войсках тактические артиллерийские новинки, Штаб артиллерии Красной Армии, в том числе и наш отдел, помогал фронтовикам хорошо подготовиться к труднейшим боевым испытаниям лета сорок третьего года на Курской дуге. Очень быстро была подготовлена нашим отделом, а именно товарищами Петром Степановичем Афанасьевым, Дмитрием Родионовичем Ермаковым, Владимиром Павловичем Ободовским и другими, напечатана в типографии и отправлена на фронт брошюра — инструкция по борьбе с танками противника. В ней в самой лаконичной форме, понятной для любого бойца, были изложены необходимые сведения о новых тяжелых танках и самоходных установках противника, на схемах и чертежах показаны уязвимые места этих боевых машин. Помнится, брошюра даже отметила отсутствие пулеметов на «пантерах» (первые их выпуски были вооружены только пушками).

В совокупности этот непрерывный поиск и в тактике, и в огневой работе, и в различных других компонентах, составлявших противотанковую борьбу, давал зримые результаты. Они чувствовались еще до начала Курской битвы. Теперь старший артиллерийский начальник, располагая большим выбором технических и тактических средств, мог строить противотанковую оборону очень гибко, разнообразя ее подходящими для данной боевой обстановки вариантами. Основой обороны стали противотанковые районы. Они, как правило, создавались на участке стрелкового полка и включали [99] в себя от трех до семи опорных пунктов. Эти ПТОП, насыщенные всеми видами огневых средств, взаимно страховали друг друга огнем, и, атакуя один из них, танк или танки неизбежно подставляли борта или корму под огонь из других опорных пунктов.

Наличие подвижных противотанковых резервов, начиная со стрелковой дивизии и кончая фронтом, делало противотанковую оборону еще более труднопреодолимой. Только Центральный фронт, на примере которого мы далее рассмотрим борьбу с вражескими танками, имел в резерве две истребительные и две истребительно-противотанковые бригады.

Прибыл на Центральный фронт и 4-й артиллерийский корпус прорыва. Немногим более трех месяцев прошло с той поры, когда под Сталинградом мне довелось присутствовать при разговоре между маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым и полковником Н. В. Игнатовым о формировании артиллерийских соединений, еще более крупных, чем дивизия. И вот артиллерийские корпуса уже формируются и на фронтах и в глубоком тылу, в учебных центрах, и Н. В. Игнатов, теперь уже генерал-майор, командует одним из них — 4-м. В корпусе две артиллерийские и одна гвардейская минометная дивизии и хорошо укомплектованные аппараты управления — штабы бригад, дивизий, корпуса.

Все части артиллерийского корпуса были включены в общефронтовую систему противотанковой обороны. Командный состав провел рекогносцировку местности на различных рубежах и направлениях, было просчитано даже время, необходимое для выдвижения на тот или иной рубеж, на то или иное танкоопасное направление. Все огневые позиции, в том числе гаубичной артиллерии и реактивных минометов, были подготовлены для стрельбы прямой наводкой.

* * *

До начала Курской битвы оставались считанные дни.

Участвовать в ней мне не довелось. Первую ее неделю я сначала был чрезвычайно загружен оперативными делами в Штабе артиллерии Красной Армии, затем, с 10 июля, начались фронтовые командировки — Брянский фронт, Западный и другие подобные выезды для участия в подготовке отдельных контрударов, общая цель которых была в том, чтобы помочь войскам, оборонявшимся, а затем перешедшим в контрнаступление на Курской дуге.

И хотя я был далеко от нее, но, полагаю, тоже могу сказать об этом боевом событии, а именно о том, как в конкретных [100] делах воплотилась предыдущая подготовительная работа, которой Штаб артиллерии Красной Армии отдал столько сил и времени. Кроме того, надо уточнить некоторые исторические факты.

Известно, что в борьбе с немецкими танками на северном фасе Курской дуги большую роль сыграла 3-я истребительная бригада полковника В. Н. Рукосуева. Выше я уже рассказывал немного о нем и его соединении. Теперь расскажу подробнее о боевой работе противотанкистов на Курской дуге, действовавших на направлении главного удара немецкой группы армий «Центр». Сорок с лишним лет прошло с тех пор, и как-то так получилось, что у нас в печати, неоднократно вспоминая геройские дела рукосуевской бригады, говорят главным образом про батарею капитана Г. И. Игишева. Батарея действительно геройская. Но в бригаде было еще шесть артиллерийских батарей, два батальона бронебойщиков, минометный дивизион и рота автоматчиков, и все они стояли насмерть на этом истинно огненном рубеже под деревней Теплое. А кроме того, здесь же и тоже насмерть бились, не отходя без приказа ни на шаг, стрелки, пулеметчики, артиллеристы, связисты, саперы 70-й гвардейской стрелковой дивизии. Участвуя в формировании 3-й истребительной бригады, я познакомился со многими ее бойцами, командирами и политработниками, это был превосходный во всех отношениях боевой коллектив, и именно коллективный подвиг совершил он 6–8 июля под селом Теплое.

5 июля немецко-фашистская группа армий «Центр» нанесла удар по войскам, оборонявшимся на северном фасе Курской дуги.

В ночь на 6 июля 9-я немецкая танковая дивизия выдвинулась из второго эшелона в первый с задачей развить прорыв на Ольховатку. В ту же ночь командование нашей 70-й армии выдвинуло на это направление свой противотанковый резерв — 3-ю истребительную бригаду полковника В. Н. Рукосуева. Противотанкисты заняли заранее подготовленный и отрекогносцированный рубеж, состоявший из двух противотанковых узлов, в каждом — по три противотанковых опорных пункта. Узел № 2 имел передний край на юго-восточной околице села Самодуровка, а тыльную часть на высоте, отделявшей Самодуровку от деревни Теплое. Впрочем, термины «передний край» и «тыл» в приложении к противотанковому узлу весьма относительны. В плане он, как правило, представлял собой треугольник. В каждом углу — опорный пункт, в нем противотанковая батарея. Поэтому, с какого бы направления ни появились вражеские танки, их [101] встречал огонь всех трех батарей. Разница была лишь в том, что иногда две батареи оказывались ближе к наступающим танкам, а третья несколько в глубине, или, наоборот, одна батарея — на острие атаки, две другие — в глубине и по флангам. Это был простой, но хорошо зарекомендовавший себя боевой порядок.

В узле № 2 на окраине Самодуровки кроме трех артиллерийских батарей{34} заняли оборону бронебойный батальон и минометная батарея. Точно таким же был боевой состав и узла № 1, расположенного на холмах, через которые проходило сразу несколько перекрещивающихся полевых дорог между деревнями Подсоборовка и Кашара на севере, Самодуровка на северо-западе, Теплое на западе и Кутырки и Погорельцы на востоке.

Резерв комбрига Рукосуева — артиллерийская батарея, минометная батарея и две роты бронебойщиков и автоматчиков — располагался южней Теплого.

Когда утром 6 июля бригада заняла боевые порядки, противник находился довольно далеко. С севера слышался сильный бой. Это наносили контрудар наши стрелковые и танковые соединения. Лишь к вечеру разведчики доложили, что на севере появились танки фашистов. Затем от деревни Подсоборовка они двинулись на узел № 2. Противотанкисты первый раз видели такой боевой порядок, напоминавший букву «Т». Впереди как бы шеренгой продвигались тяжелые танки «тигр» и штурмовые орудия «фердинанд» (по флангам шеренги), а за ними колонной в три-четыре ряда — средние танки и бронетранспортеры с пехотой. Первой их встретила батарея старшего лейтенанта Андреева, первым открыло огонь и двумя снарядами подожгло «тигр» орудие старшего сержанта Скрылова. Открыли огонь и две другие батареи. Движение танков по отношению к ним оказалось фланговым, противотанкисты капитана Игишева и старшего лейтенанта Гриспася били по танковым бортам и ходовой части.

Батарея Андреева приняла на себя жесточайший артиллерийско-минометный огонь и атаки бомбардировщиков с воздуха. Огневые позиции были изрыты снарядами и авиабомбами, но расчеты продолжали упорный бой. Командир расчета старший сержант Серга был тяжело ранен осколком мины, его тотчас заменил наводчик сержант Лабуткин. В течение получаса артиллеристы подбили и подожгли четыре [102] вражеских танка. В расчете старшего сержанта Катюшенко в первые же минуты боя был убит наводчик, его заменил замковый Пузиков. Очередной снаряд попал в пушку, от его осколков погиб весь расчет, кроме Пузикова. Сильно контуженный, но живой, он продолжал бой, стреляя по фашистам из автомата. Расчет старшего сержанта Коваленко подбил три танка, однако четвертый остановить не успел — тот проутюжил огневую позицию...

Противнику не удалось значительно вклиниться в противотанковый опорный пункт, обороняемый ротой бронебойщиков с ружьями ПТР и батареей старшего лейтенанта Андреева. На южных окраинах Самодуровки, на склонах высоты стояли подбитыми или горели 14 немецких танков. Батарея Игишева с гребня высоты, батарея Гриспася с окраины Самодуровки вели сильный огонь, минометчики засыпали минами немецкую пехоту, пытавшуюся ворваться в ПТОП вслед за танками. В 19 часов 50 минут средние танки, прикрываемые «тиграми» (они отходили задним ходом, подставляя под огонь толстую лобовую броню), отошли на исходные позиции и скрылись за складками местности.

В 20 часов 20 минут, то есть спустя полчаса, танки показались вновь. На этот раз они наступали на противотанковый узел, охватывая его с двух сторон клещами: одна группа (30–40 машин) — от Подсоборовки, другая, такой же численности, — от Самодуровки. Наибольшее давление пришлось на батарею Гриспася.

Орудие старшего сержанта Конника открыло огонь с 300 метров. Выстрел, второй — снаряды, вжикнув о броню, уходят в сторону, «тигр» продолжает движение на батарею. Конник скомандовал: «На колеса! Вперед!» И сам кинулся вперед, к намеченной позиции. Петляя со своей маленькой подвижной пушкой по горящему ржаному полю, по овражкам и выемкам, расчет с невероятной быстротой выдвинулся во фланг атакующим танкам. Открыли огонь опять метров с 300–400, но уже по бортам. «Ура! Горит!» — крикнул кто-то. Наводчик сержант Иехно хладнокровно вел огонь, он поджег и подбил еще несколько танков. Хорошо взаимодействовали с артиллеристами бронебойщики роты старшего лейтенанта Самохвалова. Они тоже, стреляя залпами, зажгли три танка. И противник опять отступил на север, в Подсоборовку и Самодуровку. За день, а точней, за вечер боя 3-я истребительная бригада подбила и сожгла 29 немецких танков.

Когда стемнело, командование бригады, политотдел, командиры батальонов, батарей в рот сразу же стали готовить [103] людей и технику к завтрашнему бою. Наибольшие потери в технике понесла батарея старшего лейтенанта Андреева — три орудия. Других потерь в материальной части бригада Рукосуева не имела. Среди крупиц бесценного опыта, которые собрали в ту же ночь политработники бригады и, насколько позволяло время, распространили в других подразделениях, был и бой батареи Гриспася — неожиданное выдвижение орудий во фланг и тыл атакующим сверхтяжелым танкам и штурмовым орудиям. Минувший день показал, что бронебойные снаряды не годятся для борьбы с «тиграми» и «фердинандами». Только подкалиберные снаряды, только стрельба по бортам, по корме, особенно по мотору, а также по ходовой части — это приносило противотанкистам боевой успех. Разумеется, при условии, если расчеты орудий хорошо подготовлены.

7 июля на всем фронте 13-й армии и примыкающих флангах 48-й и 70-й армий шли напряженные бои. Однако чувствовалось, что немецко-фашистское командование только прощупывает слабости в нашей обороне. Большие потери в предыдущие два дня вынудили его к новой перегруппировке сил. Прорвавшись на отдельных участках через главную полосу нашей обороны, войска противника завязли в боях на второй полосе. Замысел глубокого и быстрого прорыва к Курску с помощью «тигров» и «фердинандов» представлялся уже достаточно иллюзорным. Танковые дивизии вермахта все более ослабевали. Армейские ремонтные базы были забиты вывезенными с поля боя подбитыми танками.

8 июля фашистский генералитет предпринял еще одну попытку переломить ход боевых событий. Немецкие танки и пехота крупными силами атаковали железнодорожную станцию Поныри, а также стык флангов 13-й и 70-й армий близ Самодуровки. За минувшие два дня боя немецко-фашистской ударной группировке здесь удалось продвинуться только метров на 400–500. Линия фронта протянулась с запада на восток, отделив деревню Кошара и восточную половину села Самодуровка, где находился противник, от деревень Кутырки, Погорельцы, Теплое, занятых гвардейцами 70-й стрелковой дивизии, а также противотанкистами 3-й истребительной бригады.

8 июля в девятом часу утра разведчики насчитали между восточной окраиной Самодуровки и Подсоборовкой до 300 танков противника{35}. Разбившись на три группы, танковые [104] части гитлеровцев — это были полки 2-й и 9-й танковых дивизий — и стрелки 6-й пехотной немецкой дивизия перешли в наступление. До 60 танков шли на опорный пункт, где располагалась батарея капитана Игишева. Он подпустил танки на дистанцию прямого выстрела, открыл огонь. На батарею пикировали «юнкерсы», ее обстреливали немецкая артиллерия и танки. «Тигры», как было замечено и в предыдущие дни, шли смело, если их экипажи знали, что имеют дело только с сорокапятками. Если же встречали огонь пушек более крупных калибров, то останавливались на возвышенных местах и стремились выявить наши огневые точки, подавить их, проложить дорогу более быстроходным средним и легким танкам. Еще чаще задачу борьбы о нашей артиллерией противник возлагал на штурмовые орудия «фердинанд».

Так случилось и утром 8 июля. После того как батарейцы Игишева подбили и подожгли четыре немецких танка, «тигры» и «фердинанды» с дистанции 1200–1500 метров начали обстреливать опорные пункты узла № 2. Игишев был серьезно контужен, но продолжал управлять огнем батареи. Около десяти утра оттуда в штаб 348-го иптап доложили по телефону: «Капитан Игишев и старший лейтенант Картузов пали смертью храбрых. В батарее осталось одно орудие, колесо отбито, подставил вместо него снарядные ящики. В расчете всего двое, остальные погибли. Батарея уничтожила 17 танков. Продолжаю драться. Командир орудия старший сержант Скляров». Командир полка подполковник Железников ответил: «Назначаю вас, товарищ Скляров, командиром батареи. Благодарю за службу. Атака должна быть отбита». Минут десять спустя уже телефонист доложил, что батарейцы сожгли еще два «тигра», атака отбита. Прямым попаданием авиабомбы последняя пушка разбита, старший сержант Скляров и два красноармейца убиты. Но ни танков, ни солдат противника в опорном пункте нет. Только убитые. Слева сзади продолжает вести огонь батарея старшего лейтенанта Гриспася.

Таким образом, трое суток боя на этом заранее подготовленном рубеже, на одном из наиболее напряженных боевых участков 13-й армии, показали, во-первых, что тяжелые боевые машины «тигр» и «фердинанд», несмотря на толстую броню и очень сильную пушку, являются все же достаточно уязвимыми для огня наших противотанковых орудий, особенно при стрельбе подкалиберным снарядом с дистанции 400–500 метров. А во-вторых, в борьбе двух тактик — танковой противника и нашей противотанковой — верх оставался [105] за нами. Массированные танковые атаки фашистов 6 июля вывели из строя 4-ю батарею старшего лейтенанта Андреева; 8 июля в таком же тяжелом бою геройски погибла батарея капитана Игишева. Однако противотанковый узел с оставшейся батареей старшего лейтенанта Гриспася и двумя сильно поредевшими ротами — бронебойщиков и минометчиков — продолжал держать крепкую оборону и не позволил пехоте гитлеровцев овладеть опорными пунктами. Этот факт говорил о стойкости защитников противотанкового узла № 2 и о тактической живучести нашей противотанковой обороны вообще.

В 11 часов 30 минут противник, перегруппировавшись, предпринял очередную атаку на боевые порядки 70-й гвардейской стрелковой дивизии и 3-й истребительной бригады. На этот раз главный удар фашистов был направлен на узел № 1, на опорный пункт, где стояла батарея старшего лейтенанта Герасимова. Фланговым огнем ее поддерживали батареи Гриспася и Клинова. Тяжелый бой продолжался около часа. Немецкие танки ворвались на огневые позиции, и, продолжая наступать, через узел № 1 вышли с тыла к узлу № 2 и последней его батарее. Старший лейтенант Гриспась вовремя заметил танковый маневр, переместил свои пушки так, чтобы бить врага по бортам. Огонь был меток. Потеряв 12 танков на подступах к батарее Герасимова и еще 9 танков от огня батареи Гриспася, противник опять был вынужден отвести танки на исходные позиции.

Около часа дня последовала третья танковая атака. Командир полка Железников был вынужден пустить в дело резервную батарею старшего лейтенанта Глебова. Она встала на пути движения танков к деревне Теплое и подбила шесть вражеских машин. И хотя противник практически вышел в тылы 70-й гвардейской дивизии и 3-й истребительной бригады, сокрушить оборону он так и не смог. Части 6-й немецкой пехотной дивизии, отсеченные от танков, вели бой со стрелками-гвардейцами, не продвигаясь ни на шаг. А 9-я немецкая танковая дивизия прилагала неимоверные, но безуспешные усилия, чтобы подавить сопротивление противотанковых опорных пунктов.

Каждый из этих ПТОПов представлял теперь сплошь изрытую снарядными воронками, изборожденную разбитыми траншеями и огневыми позициями, заставленную горящими и подбитыми танками, раздавленными пушками, заваленную трупами местность. Однако по всей многокилометровой полосе от Кутырок до Теплого и Самодуровки продолжали греметь выстрелы противотанковых пушек. Батареи Гриспася, [106] Клинова, Любарского, Глебова били танки фашистов справа, слева, спереди и в корму. Сохранившие боеспособность бронебойные батальоны капитанов Самохина и Фадичева из ружей ПТР метко поражали залповым огнем средние и легкие танки. Вели огонь автоматчики и минометчики. Словом, вся 3-я истребительная бригада полковника Рукосуева, несмотря на потери и сложность боевой обстановки, продолжала самоотверженно оборонять свой рубеж. Немецкие танки группами и поодиночке ползали по всему пространству между опорными пунктами, вспыхивали один за другим, их действия становились все более разрозненными и вялыми. Израсходовав к тому же горючее и боеприпасы, они постепенно отходили на север.

Около двух часов пополудни противник предпринял последнюю атаку. Она также была отбита. На этот раз танки противника не дошли даже до тех опорных пунктов, где уже не осталось ни одной уцелевшей противотанковой пушки. На поле боя наступила тишина. До вечера, да и в последующие дни массированных танковых атак на этом направлении фашисты не предпринимали. Противотанкисты Рукосуева выстояли.

Потери противника лучше всяких цифр характеризовались его дальнейшей пассивностью в районе Самодуровки. А что касается цифровых расчетов, то они тоже весьма показательны. Если ранним утром 8 июля разведчики Рукосуева насчитали до 300 бронеединиц противника, если во второй его атаке участвовало уже около 200 бронеединиц, а в третьей — около 150, то последнюю атаку фашисты предприняли примерно сотней танков, штурмовых орудий, бронетранспортеров. Разумеется, в подсчетах танковых потерь необходимо быть осторожным. Не столько цифры потерь, подсчитанные издали, сколько само поведение противника, его отказ от активных действий свидетельствовали о том, что он, по крайней мере на данный промежуток времени, исчерпал свои танковые ресурсы.

В тот же день, 8 июля, примерно в 15 км восточней Самодуровки, на железной дороге в районе станции Поныри, решительными действиями 307-й стрелковой дивизии была остановлена и отброшена вторая ударная группировка противника. Еще накануне немецкие танки и пехота после напряженного многочасового боя овладели станцией Поныри и оттеснили 1019-й стрелковый полк на южную окраину пристанционного поселка, вклинившись таким образом уже во вторую полосу обороны 13-й армии. Это вклинение представлялось командованию армии наиболее опасным. Поэтому [107] в течение ночи к Понырям были переброшены очень крупные силы артиллерии. Можно с уверенностью сказать, что никогда до этого случая стрелковая дивизия не получала подобного усиления. Ее командиру была подчинена вся 5-я артиллерийская дивизия прорыва в составе четырех бригад (легкой, гаубичной, тяжелой гаубичной, минометной) и двух тяжелых пушечных полков, а также 13-я истребительно-противотанковая бригада. Кроме того, дивизию поддерживали еще несколько артиллерийских, минометных и гвардейских минометных частей и соединений 12-й артиллерийской и 5-й гвардейской минометной дивизий.

После мощной артподготовки наши стрелковые части при поддержке танков выбили из Понырей немецкую 18-ю танковую и 86-ю пехотную дивизии. Это произошло утром, а несколько часов спустя противник предпринял новую атаку на Поныри. Около 40 танков и штурмовых орудий, в том числе 15 «тигров», двинулись на станцию. Причем средние и легкие танки вскоре рассредоточились по ближайшим лощинам, а тяжелые танки и самоходки с дистанции прямого выстрела открыли огонь по батареям 13-й истребительно-противотанковой бригады. Когда вражеским танкистам показалось, что наша противотанковая оборона подавлена, из укрытий были вызваны радиосигналом средние и легкие танки. Миновав на высокой скорости линию своих тяжелых танков, они устремились к северной окраине Понырей. За ними группами по две-три машины следовали «тигры» и «фердинанды». Подпустив атакующих на 300–400 метров, истребители-противотанкисты 1180-го и 1188-го полков открыли внезапный сильный огонь. Потеряв 10 тяжелых и 12 средних танков, фашисты поспешно отошли.

Около трех часов пополудни они повторили атаку. Устремившись на Поныри с высоты 251,1, танки противника, не дойдя до окраины, резко свернули на юго-восток, по дороге на Горелое и Березовские Выселки. Видимо, намеревались обойти Поныри и противотанковый район на его северной окраине. Они, конечно, не знали, что этот путь на Березовские Выселки задолго до начала боев был отмечен в качестве танкоопасного направления, а в предыдущую ночь три легких пушечных артполка и один истребительно-противотанковый образовали здесь так называемый огневой мешок. Немецкие танки втянулись в него и были расстреляны одновременным огнем с фронта и флангов. Удалось уйти обратно менее чем половине машин{36}. [108]

Этот тактический прием как один из видов артиллерийских засад был с успехом применен на этом же направлении и 11 июля, когда немецко-фашистское командование в последний раз попыталось прорваться к Курску по долине реки Полевая Снова. Причем в создании огневого мешка участвовали не только легкие пушки, но и дивизион тяжелых 152-мм гаубиц.

Известно, что к 11–12 июля танковые ударные группировки немецко-фашистских войск и на северном и на южном фасах Курского выступа понесли большие потери и не способны решить поставленную перед ними в операции «Цитадель» задачу. С другой стороны, наша противотанковая оборона осталась такой же мощной и устойчивой, как и в начале битвы. Потери быстро восполнялись, ремонтники работали самоотверженно, и к 12 июля артиллерийские плотности на том же Центральном фронте не претерпели сколько-нибудь существенных изменений. Если на 5 июля противотанковых и полковых орудий на каждый километр фронта имелось 18, а дивизионных, корпусных и прочих — до 27, то к 12 июля имелось соответственно по 20 и 22 орудия на километр фронта{37}.

Эти цифры убедительно свидетельствуют о том, что наша противотанковая оборона не только одержала верх над танковым кулаком противника, но была способна, если потребуется, выдержать еще один такой сильный натиск. Между тем сотни фашистских танков и САУ были уничтожены, среди них и тяжелые — «тигры» и «фердинанды», на которые все в фашистском рейхе — от Гудериана до Гитлера — возлагали такие большие надежды. Советская артиллерия разбила эти надежды в пух и прах.

Опыт, приобретенный в борьбе с танками на Курской дуге, мы начали анализировать и обобщать еще задолго до ее окончания. Достаточно сказать, что уже в двадцатых числах июля Штаб артиллерии Красной Армии получил от артиллерийских штабов Центрального и Воронежского фронтов обстоятельные доклады и другие документы с описаниями боевых действий с разных точек зрения — тактической, огневой, технической. В те же дни на обоих фронтах специально созданные комиссии артиллеристов провели испытательные стрельбы по трофейным «тиграм» и «фердинандам» из орудий разных систем и калибров. Эти стрельбы позволили сразу же проверить данные боевого опыта, что-то [109] уточнить, что-то поправить, наметить перспективы развития противотанковой обороны. Новые противотанковые пушки калибра 85 мм и 100 мм (ими вооружались также советские танки и самоходные установки), новые мощные снаряды и прочие технические новшества и усовершенствования, оперативное внедрение новых тактических приемов — все это поставило нашу противотанковую артиллерию на уровень, который помог ей в дальнейшем, до самого конца войны, выигрывать единоборства с вражескими танками и совместно с другими родами войск окончательно сломить некогда грозную бронетанковую силу фашистского вермахта.

Много было еще впереди больших сражений и знаменательных дат, отмечавших тот или иной качественный скачок в развитии и становлении советской артиллерии. Но уже июль сорок третьего с его ожесточенными сражениями на Курской дуге показал, что былые широкие прорывы бронетанковых войск фашистского вермахта ушли в прошлое. Теперь каждый шаг вперед приходилось оплачивать большой кровью и массой разбитых танков и самоходок.

Между тем мы уже у себя в штабе располагали информацией о том, что наши войска готовятся перейти в наступление. По замыслу Ставки, первыми должны были нанести удар объединения, находившиеся пока что довольно далеко от главных боевых событий. Для этой цели предназначались армии Брянского и левого крыла Западного фронтов. Они как бы нависали с севера над дальними тылами орловско-кромской группировки противника, и, чем глубже увязала она в обороне нашего Центрального фронта, чем больше ее танков и самоходных орудий сгорало в ожесточенных боях под Самодуровкой, Понырями и Березовцами, тем более перспективным выглядел внезапный мощный удар по наступающим фашистам с тыла — через Орел.

В этом ударе предстояло участвовать и войскам правого крыла Центрального фронта, то есть тем соединениям, в полосе обороны которых противник до сих пор проявлял активность лишь демонстративно.

На Курской дуге шли еще ожесточенные оборонительные бои, когда мне опять приказали срочно сформировать оперативную группу и вместе с маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым выехать в войска Брянского, а затем и Западного фронтов. Работа предстояла обычная — проверка готовности артиллерии к наступлению, помощь артиллерийским командирам и штабам. Прибыли в 11-ю гвардейскую армию генерала И. X. Баграмяна. На каждом шагу резко бросались [110] в глаза фронтовые перемены, произошедшие за минувшие полгода. Если под Сталинградом, при подготовке контрнаступления, нам, оперативной группе маршала артиллерии Воронова, приходилось работать по 16–20 часов в сутки, то здесь в таком изнуряющем темпе нужды не было. Созданные крупные штабы артиллерийских корпусов, дивизий и бригад работали слаженно, не все, конечно, и не всегда получалось, но это были лишь детали в общей надежной, быстрой, четкой деятельности боевого артиллерийского коллектива. Ударная армия Западного фронта — 11-я гвардейская — отлично подготовила к наступлению свою артиллерию. Командующий артиллерией генерал П. С. Семенов был широко известен в войсках как человек ищущий, новатор, всегда вооруженный какой-нибудь новой и оригинальной артиллерийской идеей. Он хорошо распорядился переданными в его подчинение артиллерийским корпусом из трех дивизий, отдельной пушечной дивизией, артиллерийской зенитной дивизией и несколькими отдельными артиллерийскими минометными и гвардейскими минометными бригадами. Докладывая маршалу артиллерии Н. Н. Воронову о плане артиллерийского наступления (оно было назначено на утро 12 июля), генерал Семенов в заключение заметил: «У нас каждый стрелковый полк будут поддерживать четыре-пять артиллерийских полков. Год назад я мог такое увидеть разве что в фантастическом сне».

Контрнаступление началось, противник, атаковавший оборону Центрального фронта, получил мощный удар во фланг и тыл и, ожесточенно сопротивляясь, стал отходить. 5 августа на северном фасе Курского выступа (теперь уже бывшего выступа) советские войска освободили Орел, а на южном фасе — Белгород. Ударные соединения немецко-фашистских групп армий «Юг» и «Центр» были наголову разгромлены. Советское контрнаступление быстро перерастало в общее наступление на советско-германском фронте — от Великих Лук на севере до Черного моря на юге.

Конец 1943 — начало 1944 года в связи с этой ситуацией для работников Штаба артиллерии Красной Армии были весьма напряженными. Наша опергруппа во главе с Николаем Николаевичем Вороновым ездила с фронта на фронт, из одного артиллерийского штаба в другой. Помимо других дел эти поездки командующего артиллерией Н. Н. Воронова преследовали цель личного контакта с командующими артиллерией различных фронтов и армий. Это была интересная работа, но все же чисто штабная. А мне хотелось в строй. [111]