Наша жизнь после войны
1 .Через упорную, тяжелую, кровопролитную войну мы пришли к мирной жизни.
После приема в честь участников парада Победы в июле 1945 года Михаил Ефимович получил отпуск для лечения в госпитале им. Мандрыка в Москве. Так в первый раз после войны Михаил Ефимович стал «гостем» госпиталя. Здесь он перенес тяжелую операцию. Выздаравливал он очень медленно. Сказалось большое напряжение военных лет.
В 1943 году на совещании командующих танковых армий в Кремле секретарь ЦК т. Щербаков А. С. объявил, что правительство всем командирам танковых войск выделило в Москве квартиры. М. Е. Катуков тогда квартиру не получил. Командование фронта торопило с возвращением в войска, готовилось наступление на Берлин. Нашим постоянным домом тогда были поля войны.
Теперь же, находясь в Москве на лечении, Михаил Ефимович поднял вопрос о предоставлении ему квартиры, но все забылось, и никто не хотел решать этот вопрос для т. Катукова. Товарищи С. И. Богданов, П. А. Ротмистров, П. С. Рыбалко, Д. Д. Лелюшенко оказались практичнее. Они тогда, в 1943 году, получили квартиры, а Катуков, наивный человек, думал, что еще успеется. И теперь он столкнулся с равнодушием, бюрократизмом и ничего не добился в те дни пребывания в Москве после лечения. Переписка о выделении для маршала М. Е. Катукова квартиры в Москве по распоряжению правительства составляет целый том, который хранится в музее, на память о «признательности» городских властей Герою Отечественной войны и своему защитнику.
Все доставалось Михаилу Ефимовичу трудно. Так и с решением квартирного вопроса. Маршал В. Д. Соколовский, будучи тогда начальником Штаба МО СССР, заявил, что М. Е. Катуков может с квартирой подождать и получит ее, когда будет назначен для прохождения [341] службы в Москву. В 1950 году Михаил Ефимович получил это назначение — и мы получили квартиру в районе метро «Сокол». В доме, который еще строился. Шесть месяцев мы жили в квартире, где не было воды, газа и света.
Так городские власти Москвы проявили заботу о своем защитнике.
2. После госпиталя и отдыха в Сочи в санатории им. Фабрициуса мы снова укладываем чемоданы — едем в ГДР, в город Дрезден. М. Е. Катуков вернулся к выполнению своих обязанностей командира I гв.КТА. Штаб армии располагался в пригороде Дрездена — Радебойле. Наш дом принадлежал графине фон Сидол. Михаил Ефимович распорядился предоставить графине другое помещение и предложить ей взять из своего дома все, что она пожелает. Наша КЭЧ оборудовала дом для командующего. Я заказала на мебельной фабрике мебель, необходимую для нашей жизни в этом доме. Все было сделано быстро, добротно, красиво. Дом стоял в глубине большого сада. К дому вела аллея из сирени и жасмина. Ограда из терна. Много цветов, особенно роз удивительных сортов, с тонким запахом. В саду был большой фонтан, где Михаил Ефимович круглый год держал своих карпов, которых он ловил на удочку. Был в саду и плавательный бассейн, так что купаться можно было круглый год. Удовольствие от купания в этом бассейне незабываемо. Нашим соседом был садовник, который разводил сирень и продавал саженцы за небольшую плату по всей стране. Он согласился ухаживать и за нашим садом. Еще тогда, в 1945 году, я многому научилась у этого большого специалиста-садовода.
Жил рядом с нами и булочник. И каждое утро мы получали маленькие горячие булочки с хрустящей корочкой, посыпанные солью и тмином. Очень вкусно, особенно с кофе!
3. Жизнь в Радебойле потихоньку налаживалась. Женя и я сделали дом красивым, уютным, ухоженным. Не было ничего лишнего, и здесь проявился большой вкус Жени, у которой я многому научилась. В доме было 20 комнат. Мы жили все вместе, одной семьей: я, Михаил Ефимович, Женя, Агнесса, Саша Кондратенко с женой, Нина — официантка, тетя Лиза — хозяйка и Коля — повар. Две немецкие женщины — фрау Эльза и фрау Нейман ежедневно за небольшую плату делали уборку в доме. Часто из Москвы приезжали к нам гости. Я всех принимала и выполняла их поручения. Многим тогда казалось, что мы богаты, как «четыре испанских короля». Но это не так. Был красивый, ухоженный дом и сад. Я оказалась хорошей хозяйкой, чего в себе даже и не подозревала. [342] Но так хотелось после войны сделать Михаила Ефимовича счастливым, спокойным и здоровым.
Михаил Ефимович много работал и в армии, и как администратор Земли Саксонии. Это была стадия становления страны и перехода к условиям мирной жизни.
До августа 1946 года я служила в части — медицинские работники еще не получили приказа на демобилизацию. В августе 1946 года пришел приказ — отпустить на Родину и медперсонал. Я перешла на работу в штаб уже в качестве служащей СА. Работала, училась в Институте марксизма-ленинизма, который был создан при Политотделе армии, успешно окончила его. Учила немецкий язык и занималась музыкой. В свободное время Михаил Ефимович, Женя, Агнесса, Саша Кондратенко выезжали за город. Недалеко от нас находилась Саксонская Швейцария. Здесь открывался чудесный вид на живописные долины р. Эльбы и замок Штольпен. Замок Штольпен стал музеем. Сорок три года томилась узницей в этом замке красавица-графиня Штольпен. Она и король Саксонии любили друг друга, и король дал ей обещание жениться на ней, но в силу политических соображений своего обещания не выполнил, а графиня не возвращала его письменного обязательства и была заточена в крепость. Три раза она бежала, но удивительная красота ее подводила, и ее снова возвращали в крепость. Графиня состарилась. Она получала огромное содержание, стала очень богата, но деньги тратить было некуда и все их она завещала небольшой деревеньке, где находился замок. В этой войне крепость стала тюрьмой, где фашисты устроили лагерь для военнопленных. Два раза пленником и узником этой крепости был французский генерал Жиро: в 1914 году и в 1945 году. Оба раза бежал, и успешно.
Иногда в выходные дни, а они были у Михаила Ефимовича крайне редко, он и Саша Кондратенко выезжали на рыбалку или на охоту. Михаил Ефимович приобрел какие-то особенные спиннинги, и началась рыбная ловля. Возвращаясь с охоты или рыбалки, ни Саша, ни Михаил Ефимович не пойдут отдыхать до тех пор, пока не приведут свои снасти или охотничьи ружья в полный порядок. Оба не могли делать работу небрежно, неосновательно, как-нибудь. Все делали добротно и на совесть.
Стал Михаил Ефимович учиться фокусам. Неподалеку от нас была фабрика, где производились реквизиты для фокусников всего мира. Михаил Ефимович брал уроки у директора фабрики, который отлично знал это искусство. За «ученье» Михаил Ефимович [343] платил 50 марок за урок. Тренировался вначале один, закрывшись в кабинете. Пробовал свои силы в фокусах и на мне, и это не составляло ему большого труда, ибо я была очень доверчива. Все же он совершенствовался и после некоторой практики стал показывать свои фокусы гостям и имел громадный успех.
В 1947 году во время нашего отдыха в Карловых Варах Михаил Ефимович участвовал в концерте в качестве фокусника — индийского факира. В этом концерте были заняты настоящие артисты: Д. Михайлов, И. Козловский, Е. Кругликова, Г. Уланова. Успех у Михаила Ефимовича был огромный, как и у заслуженных артистов нашей страны. В Карловых Варах несколько раз были концерты органной музыки. Михаил Ефимович очень любил органную музыку, а я сейчас покупаю абонемент в зал им. Чайковского на концерты органной музыки и, слушая музыку, вспоминаю свою молодость.
4. Я уже писала выше, что постановлением СНК № 1466 от 21 июня 1945 года за заслуги перед Родиной нам строилась дача на участке, отведенном в районе ст. Трудовой по Савеловской ж.д. (45 км от Москвы, Дмитровское шоссе).
Дачи строили пленные немцы, а деньги за строительство мы переводили из своей зарплаты на счета строительной конторы МО СССР по процентовкам за сделанную работу.
Три года мы не выезжали на Родину и платили по счетам за строительство дачи. Мы были уверены, что дом строится. Я несколько раз предлагала Михаилу Ефимовичу съездить и проверить, как идет строительство, но он был очень занят, и времени на эту поездку не было. Деньги Михаил Ефимович переводил аккуратно. Вначале дом должен был стоить 120 тысяч рублей (в старом исчислении), но за три года цены на строительные материалы возросли и дом обходился нам уже в 360 тысяч рублей. И вот через три года мы поехали в отпуск в Кисловодск. Для меня это было незабываемое время! Я в первый раз на Кавказе. Живительные нарзанные ванны. Прогулки к «Храму воздуха», где можно было наслаждаться чистым воздухом, который нельзя ни с чем сравнить. А какой восхитительный вид открывался отсюда на город и на горы! И здесь, на отдыхе, Михаил Ефимович становился душой общества. Отпуск мы провели весело и чувствовали себя счастливыми.
По возвращении из Кисловодска заехали в строительную контору. Здесь нам дали сопровождающего инженера, и мы поехали на Трудовую, где строился наш дом. По присланным счетам мы [344] к этому времени перевели 120 тысяч рублей. Приехали на участок и увидели, что никакого дома нет. Инженер взял топор, отсчитал десять шагов, дошел до деревца и срубил его. Пошел в другую сторону, отсчитал шестнадцать шагов, и тоже срубил дерево. И сказал: « Вот здесь будет дом «.
Мы были ошарашены. Прошло три года, переведены большие деньги, а дома следа нет. И не видно, чтобы здесь велись или намечались какие-либо строительные работы. Вернулись мы в контору. Выяснилось, что дела у этой организации идут плохо, денег в банке нет, материалов нет, все счета арестованы. Работникам конторы ничего не оставалось, как сказать нам правду. Все эти годы они строили дома по распоряжению высшего начальства, но не тем, кому полагалось по постановлению Совета Народных Комиссаров, а тем, кто жил в Москве. А мы жили за рубежом, были далеко. Получалось, что на Родине у нас нет пристанища. Квартиру не давали, и Михаил Ефимович очень надеялся, что у него будет за городом свой дом и не надо будет никого просить. Не передать, что мы тогда чувствовали и пережили.
И все же выход нашелся. Генерал П. А. Курочкин отказался от строительства своего дома. Он уже внес в строительную контору 116 тысяч рублей и хотел получить свои деньги. Однако контора не имела такой возможности. Дом П. А. Курочкина был почти готов, шли отделочные работы. И нам предложили купить этот дом, а контора брала обязательство довести строительство до конца. Так в 1949 году мы получили дом на Трудовой Сев. в Подмосковье.
Михаил Ефимович был очень удачлив в военных походах, но ему совсем не везло в житейских делах. Здесь все ему доставалось через препятствия, с огромными трудностями.
5. Наша жизнь состояла из повседневных забот. Бывали неудачи, печали, но были и радости. Все было у нас, как у всех. «В каждом доме свои мыши"; «В каждом доме свой Ташкент» — говорил Михаил Ефимович.
В 1948 году Михаил Ефимович получил новое назначение — пост Командующего бронетанковыми механизированными войсками ГСВГ. Мы переехали из Дрездена в Бабельсберг, где тогда дислоцировался штаб советских оккупационных войск.
Боевые друзья очень тепло проводили нас. Вместе с нами уезжали Саша Кондратенко, повар Коля, официантка Нина. Агнесса вышла замуж и уехала на север Германии. Женя демобилизовалась и уехала в Москву. Наша семья стала меньше. В Дрездене мы оставили много искренних и верных друзей. [345]
Город Бабельсберг, ГДР. У Михаила Ефимовича напряженная работа. Я уже не работала, и мне было очень нелегко привыкнуть к новой жизни. Целый день одна, я продолжала учить немецкий язык, занялась общественной работой. Жизнь в Бабельсберге была скучной. Все сидели по своим домам-особнякам. Никто ни с кем не общался. Люди стали почему-то осторожнее. Здесь я не приобрела друзей, хотя мы много бывали на приемах, концертах. Есть знакомства, которые и радуют и волнуют, но бывают такие встречи, которые кончаются как-то легко, обрываются без печали.
Одна радость — Михаил Ефимович. Он говорил мне: «Спасибо, что ты есть на земле, и повсюду я слышу твой голос и смех».
6. Наконец-то мы едем в Москву. Михаил Ефимович едет учиться в ВАК им. Ворошилова. Шел 1949 год.
Снова сборы, снова в дорогу. Итак, через десять лет я возвращаюсь с фронта домой, в Москву. Прошли почти пять военных лет и пять лет жизни за рубежом.
Началась новая жизнь. В первые дни я, проводив Михаила Ефимовича на работу, садилась в трамвай и ехала от одного конца маршрута до другого. Сидела, слушала родную речь, наблюдала, радовалась. Сколько счастья — я дома, среди своих. Жизнь на чужбине не для меня. Мы все мечемся, не видим, не замечаем красоты нашей Родины. И только вдали от нее начинаем понимать, какая она красивая, наша страна, какой красоты звуки родной речи. Сколько лет потеряно, и этого нельзя восполнить.
В сентябре 1951 года Михаил Ефимович успешно закончил учебу и получил новое назначение — в г. Бобруйск командующим Пятой гвардейской механизированной армией.
Снова в дорогу.
Приехали в Бобруйск.
Первое знакомство с местными властями. Посещение краеведческого музея.
Михаил Ефимович занят. Начал строительство жилых домов для военнослужащих к их семей. Этому делу он придавал очень серьезное значение. После Великой Отечественной войны Белоруссия сильно пострадала, почти вся она была сожжена. В Бобруйске не хватало жилья, и многие семьи офицеров жили еще в землянках. М. Е. Катуков считал, что необходимо строить хорошие, добротные дома. Он говорил: «Кто строит хорошо для современников, тот хорошо строит и для потомков». Возводили дома хозяйственным способом, своими силами. Михаил Ефимович целыми днями пропадал на стройке. Во все вникал. Он был дальновидным [346] хозяином. В каждой мелочи чувствовалась его хозяйская рука. Его усилия не пропали даром. Он оставил в городе по себе хорошую память — построил красивые и удобные дома для офицеров армии, посадил много деревьев и кустарников.
Жители города почему-то считали, что все отходы надо выбрасывать на улицы. Несколько раз Михаил Ефимович приказывал своим подчиненным делать уборку улиц. Но люди не понимали, что военные хотят навести чистоту и порядок в городе, и продолжали по утрам выбрасывать мусор на улицу. Тогда было принято решение — весь мусор забрасывать обратно через заборы во дворы жителей. Теперь они перестали выбрасывать отходы на середину улиц. Чистота на улицах города стала нормой жизни.
Рабочий день Михаила Ефимовича был уплотнен до отказа. Все рассчитано по минутам. Вставал рано — в половине седьмого — в семь. До половины девятого — время для себя: туалет, физкультура, завтрак, чтение газет, книг. Михаил Ефимович ежедневно подшивал сам воротничок, аккуратно начищал сапоги. И это было не показухой, а принципом поведения: в любых условиях, при любых обстоятельствах командир должен быть в форме. С 9 до 10 — прием в штабе. В кабинет к т. Катукову заходили смело. Он подписывал документы, отдавал распоряжения, приказания и в 10 выезжал на строительство. Обедал в войсках. Только поздним вечером мы были вместе. Михаил Ефимович уставал, но своё дело любил и отдавался ему всей душой, вникал во все его тонкости, досконально знал нужды и заботы своих подчиненных.
Воскресенье — отдых: рыбалка, охота, кино, театр, книги. Но выходные дни бывали не часто. В основном была работа. И все же он ухитрялся много читать.
В Бобруйске был очень хороший Дом офицера с современной сценой. Артисты, приезжающие на гастроли в Минск, обязательно посещали и Бобруйск, что было для всех нас большой радостью. Была там и прекрасная библиотека. Заведующая библиотекой Анна Лаврентьевна Роева страстно любила свое дело. Анна Лаврентьевна — лет 50-ти, гладко причесанные волосы, добрые глаза, всегда в темном костюме. Она до самозабвения любила книги, отлично знала свое дело. Она и ее дочь Мира спасли библиотеку от врага. Во время оккупации книги, аккуратно запакованные, хранились в ящиках, спрятанных от посторонних глаз. Немцы угоняли молодежь в Германию на работы. Дочь Анны Лаврентьевны Мира не хотела работать на немцев и два года прожила в подполе. Выходила дышать воздухом поздно ночью. Это были очень трудные [347] годы для семьи Роевых, но они не потеряли мужества, силы духа и дождались освобождения города, вернули библиотеку в Дом офицера и приступили к своей привычной работе. Они работали быстро, но без суеты, вежливость, предупредительность были правилом их работы.
Мы вскоре подружились с Мирой и Анной Лаврентьевной. В их доме тоже была собрана небольшая библиотека. Профессия библиотекаря требует терпения, любви к делу, душевного отношения к своим посетителям. Работа с книгой — это работа с людьми. Книгу нужно не только любить, но и уметь рекомендовать ее читателям, зная, в какие руки она попадает.
Нам посчастливилось встретиться с такими людьми. Наша дружба, с Мирой и Анной Лаврентьевной начавшаяся в Бобруйске, продолжалась до ухода Анны Лаврентьевны, из жизни, а с Мирой я встречаюсь и переписываюсь. Недавно она прислала мне письмо-воспоминание о Михаиле Ефимовиче. Я привожу его:
«Здравствуйте, дорогая Екатерина Сергеевна!Во-первых, поздравляю Вас с наступающим Днем Советской Армии и желаю крепкого здоровья и творческих успехов.
Во-вторых, в местной газете появился материал о коменданте г. Бобруйска, которого судили 40лет назад в г. Минске. Это М. Рейнгард и его подручные. Посылаю Вам эту газету. Все они были повешены в г. Минске.
Я помню, как много читал Михаил Ефимович, и трудно было назвать отрасль, которой бы он не интересовался. Только романов не брал, говоря, что сюжет известен: он любит её, а она нет, потому что он не платит профсоюзные взносы.
Любил брать и детские книги, говоря, что они правдиво написаны и детям не врут.
И что интересно: после Михаила Ефимовича спрос на эти книги повышался, потому что он щедро делился прочитанным со всеми. Мне рассказывал один комсомольский работник дивизии, что на учении Михаил Ефимович спросил у него про одну траву (пастушья сумка), а тот ничего об этой траве не знал. И тогда Михаил Ефимович рассказал об ее особенностях и сказал, где можно об этом прочитать.
И вообще, пока Вы жили в Бобруйске, все сотрудники штаба очень активно читали, а потом, с вашим отъездом, посещаемость библиотеки резко упала. А когда я с ребятами была у вас, Михаил Ефимович говорил Гере: «Читай больше книг, каждую свободную минуту. Только книгам я обязан всем, чего достиг, я книги читал мешками». [348]
И еще я вспомнила, как Михаил Ефимович во всем заботился о солдатах. В субботу и в среду в штабе армии для солдат показывали кинофильмы, и Михаил Ефимович всегда приходил смотреть вместе с ними эти картины. А в одну из сред в клубе проводили какое-то совещание. Пришел Михаил Ефимович. Солдаты толпятся у входа, и их еще отчитывают за шум. Михаил Ефимович спросил, почему они не заходят в зал, и они ответили, что их не пускают. Михаил Ефимович спросил: «А что сегодня по плану?» — «Кинофильм». И он говорит: «Ну, ребята, давайте брать штурмом». А солдаты и рады стараться. Михаил Ефимович отчитал виновников срыва показа для солдат кинофильма, говоря, что никто не имеет права лишать солдат культурного отдыха во время их нелегкой службы. Я тогда работала в библиотеке и была очевидцем. Назавтра солдаты говорили с восторгом о Михаиле Ефимовиче. И вообще, Вы ведь знаете, как притягивал к себе Михаил Ефимович своей добротой, простотой, большими знаниями, народной мудростью, вниманием к каждому человеку, который к нему обращался по любому вопросу. Он действительно был настоящим человеком и, как свет далекой звезды (я уверена), светит до сих пор всем, кто хоть час был с ним рядом.
Мира. 10. 11. 1986 г. »
До войны в городе дислоцировались воинские части — танкистов и летчиков. Городок небольшой, все друг друга знали. В городе жила очень красивая молодая женщина по имени Ванда. Она была женой офицера-летчика. У них был маленький сын. Началась война, муж Ванды ушел на фронт, а она с сыном осталась в городе. Когда немцы заняли город, Ванда перешла на сторону врага — стала женой коменданта г. Бобруйска Мола Рейнгарда. Мол Рейнгард приказал Ванде освободиться от сына, и она передала сына своей бывшей домработнице, которая увезла мальчика в Полесье, в деревню, где жили ее родители.
Город был освобожден нашими войсками, а Ванда и Мол Рейнгард исчезли.
Прошло много лет после войны. Случилось так, что с комиссией МО СССР приехал в Бобруйск муж Ванды — военный летчик, теперь уже в звании генерала. Его узнала их бывшая домработница. Она подошла к генералу, напомнила о себе и спросила: «А где Ванда?» Генерал ответил, что он после войны нашел Ванду, они живут теперь в Москве, а сын их погиб. Домработница сказала, что сын генерала жив, и рассказала ему все о Ванде. Позже в городе был суд и Ванда была осуждена. И вот сейчас Мира прислала мне газету от 5.11.1986 г., где сообщалось, что состоялся суд над Молом [349] Рейнгардом; он понес заслуженную кару за свои злодеяния на Белорусской земле — повешен через 40 лет после окончания войны.
7. Белоруссия — страна лесов, озер, рек, болотцев. Лесные запахи — они одурманивают и волнуют. Здесь, в лесу все вперемешку: запах грибов, травостоя и самих деревьев. Я теперь очень любила поездки в лес за грибами. Это был прекрасный отдых и для меня, и для Михаила Ефимовича.
Так шла наша жизнь в Бобруйске. Она была обычной, трудовой. Михаил Ефимович очень любил животных. И здесь мы тоже завели собак, а кто-то подарил мне котеночка. Михаил Ефимович очень обрадовался маленькому живому существу. После работы играл с котенком, гладил его, ласкал. Так он отдыхал. Однажды малыш пропал. Оказывается, он залез в рукав кителя Михаила Ефимовича, который висел на стуле. Позже я убрала китель в шкаф, не зная, что в рукаве находится котеночек. Искали котенка целый вечер, но не нашли. И только утром, когда Михаилу Ефимовичу нужно было идти на службу и я достала из шкафа китель, из рукава выпрыгнул проказник, весь взъерошенный. Михаил Ефимович был очень обрадован — любимец нашелся, он не чаял в нем души и был очень привязан к своему маленькому другу. Михаил Ефимович называл себя его кошачьей мамой. Котенок каким-то своим чутьем узнавал, когда приезжал Михаил Ефимович. Много машин проезжало мимо нашего дома, но о приближении хозяина он узнавал первый и всегда выбегал ему навстречу.
Наш дом в Бобруйске был расположен в огромном саду с множеством фруктовых деревьев, кустарников, цветов. В саду пахло зреющими яблоками, жужжали пчелы и шмели.
В Бобруйске нам пришлось пережить пожар — загорелся дом. Кто-то срезал электросчетчик, случилось замыкание. Это произошло в два часа ночи. В то время Михаил Ефимович был болен — воспаление легких. Все как-то растерялись, и принимать решения, пришлось мне. Выводила машины из гаража, спасала имущество. Пожар — стихия, которую очень трудно остановить, но мы справились сами, не потревожили Михаила Ефимовича.
После войны, после стольких лет на чужбине жизнь в Бобруйске казалась раем. Все радовало. Раннее летнее утро и роса на яблоневых листьях, на цветах. Вечерний туман, сквозь густые ветви деревьев проглядывает чистый лучик молодого месяца. Крупные звезды на красивом ночном небе...
Наши поездки в лес по грибы. Веселые сборы. Выезжаем рано-рано всей семьей. Дорога бежит мимо посаженного соснового [350] молодняка удивительной красоты. Едем дальше. Тихий лес. Серый, густой туман. Земля в лесу покрыта оранжевыми листьями. Грибные места Михаил Ефимович и Саша Кондратенко знают. И я уже научилась находить их тоже. Но как ни старалась, никогда первой не могла найти белый гриб. Так мне и не довелось быть «царем». Я уже рассказывала об этом нашем обычае. Считалось — кто первый найдет белый гриб, тот целый день «царь» и все обязаны беспрекословно подчиняться ему и выполнять все его желания. Почти всегда «царем» был Михаил Ефимович.
Вот уже стороною прошло дето, которое я всегда жду с надеждой после долгой зимы. На дворе огромная луна — скоро осень. Прошла еще одна зима в Бобруйске. Зимы я переносила трудно. Но жизнь шла в работе, в заботах.
Почти четыре года прожили мы в Бобруйске. Об этом периоде жизни у меня самые теплые воспоминания. Праздники: 1 Мая, День Победы, ноябрьские и Новый год мы проводили вместе со всеми. Михаил Ефимович устраивал встречи в Доме офицеров. Приезжали все его подчиненные со своими семьями. Небольшая торжественная часть, концерт, беседы, танцы, коллективное пение. Все как-то становились ближе, сердечнее. И всегда главным заводилой был Михаил Ефимович, и все у него получалось легко, весело. Разъезжались по домам счастливыми и потом еще долго воспоминали о празднике.
В июне 1955 года — новое назначение Михаилу Ефимовичу. Его переводили на работу в Москву, в Министерство обороны СССР. Покидаем Бобруйск. Грустные проводы. Много друзей оставляли мы здесь. Но дружба с ними продолжалась до последних дней Михаила Ефимовича, а со мной — и по сей день. Сердечные, заботливые друзья, они не забыли Михаила Ефимовича, не забывают и меня.
8. Мы снова в Москве. Теперь я уже окончательно вместе со своими любимыми и дорогими. Мне уже не нужно ездить из Бобруйска в Москву и обратно. Мне приходилось это делать, чтобы помогать маме воспитывать внуков — сыновей моей сестры Евдокии Сергеевны. Сестра в эвакуации заболела тяжелой формой туберкулеза легких. И когда мы в 1945 году приехали на празднование дня Победы, выяснилось, что ей необходима срочная госпитализация. Ее муж В. И .Масюк отказался от нее и сыновей и ушел из дома навсегда. Он боялся заразиться туберкулезом. Положение было безвыходное. Но и здесь проявился добрый характер Михаила Ефимовича. Он предложил взять опеку над сыновьями моей сестры [351] Анатолием и Игорем, а их мать — мою сестру определить в туберкулёзный санаторий для лечения. Мы так и поступили. Евдокия Сергеевна уехала в санаторий Лебяжье в Сибири, где пробыла почти два года. На полное выздоровление у неё ушло 8 лет. Дети остались при бабушке в Москве, им необходимо было получить образование. Кроме того возить их с собой было сложно. Так что моталась я одна. Проведя 12 часов за рулем, я доезжала из Бобруйска до Москвы. Наводила порядок — и снова в дорогу, к Михаилу Ефимовичу в Бобруйск.
У Михаила Ефимовича напряженная работа, а у меня — большая семья, хозяйство, дача. Дни были уплотнены, всё, хотелось успеть, сделать хорошо — и мне это удавалось. Дети учились, сестра лечилась. На даче тоже полный порядок — посажен сад (кустарники и плодовые деревья), сделан красивый цветник. Я постигала сложности ведения огородничества, садоводства. Всё мне нравилось, и я не уставала, всех заражала своей энергией.
Жили мы все вместе: мама, отец, сестры с семьями и мы с Михаилом Ефимовичем. Жили весело и дружно. И душой нашей семьи был Михаил Ефимович. Мы так его любили и уважали! Всем хотелось быть достойным его. Ии ссор, ни споров — всё время смех, и каждый занят своим делом, никакой суеты. Потекла спокойная, размеренная жизнь.
Годы шли. Работал Михаил Ефимович, работала и я. И еще больше полюбилась мне жизнь в деревне.
Как много прекрасного открылось моей душе! Через окно из сада доносится благоухание жасмина, который Михаил Ефимович посадил сам. Видишь плоды своего труда. Оттого, что вся эта красота создана тобою, твоими близким, становится приятно и радостно на душе. Мое увлечение цветами началось еще в детстве, но тогда у нас были только комнатные растения. Цветы любят уход: вовремя поливать, подкармливать, пропалывать. Я такой работы не чуралась, и мои труды на даче не пропали даром. У нас в саду, начиная с апреля и заканчивая ноябрем, цветут самые разнообразные цветы. Многие, проходя мимо нашей дачи, поражались их красоте.
Много знал о цветах и Михаил Ефимович. Он говорил, что японцы любят хризантемы — они называют их цветком солнца. На государственном гербе Японии, на монетах изображена хризантема, символ высшего ордена Японии- ордена Хризантемы. Этот цветок плохо растет в нашем климате, но все же я вырастила очень красивые хризантемы. [352] Хорошо работать — очень трудно. Я твердо убеждена, что работать с землей тоже трудно и тоже романтично, и здесь также может быть удовлетворение. Сложна профессия врача, балерины, физика, офицера. Любая профессия трудна, но в каждом деле можно найти романтику.
Есть люди, которые стесняются обрабатывать землю, но, по-моему, они обедняют себя.
Елена Константиновна Ротмистрова, наша соседка по даче, называла меня и моих сестер «колхозницами». Так она прозвала нас за нашу любовь к земле и произносила это слово с презрением. Мы все время проводили в саду, на огороде.
Очень хотелось иметь красивый цветник и ухоженный огород. Наши труды увенчались успехом. Сад, цветник, огород были у нас в прекрасном состоянии. Цветы приносили радость и вызывали ощущение красоты жизни. Елена Константиновна не понимала, что нет ничего унизительного в слове «колхозник». Эти люди кормят свою страну, в том числе и ее, Елену Константиновну Ротмистрову, эту дворянку «голубой крови»,
9. У каждого в нашем доме было определенное место за столом: свои чашка, ложа, тарелка. Михаил Ефимович любил пить чай из бокала, а не из чашки, и мы храним его бокал, чайную ложечку, рюмочку, В свободные вечера у нас интересные беседы, игра в карты. Наш знакомый генерал армии А. В. Горбатов из карточных игр тоже любил только «дурака», как и Михаил Ефимович. Оба они играли мастерски, не любили проигрывать, помнили всю колоду и точно знали, какие карты на руках у противника. Было интересно наблюдать за ними. Я играть в карты не любила, предпочитала в это время почитать.
Любимым местом для отдыха у Михаила Ефимовича был диван в гостиной. Он ложился на диван обязательно с кошкой, которая уютно устраивалась у него на животе и тихо мурлыкала ему свои песенки. Кошку звали «Васькой», она прожила у нас почти 18 лет и умерла от старости.
По состоянию здоровья Михаил Ефимович не мог пить вина. Но застолье любил, потчевал, угощал своих гостей. Сам выпивал только одну рюмочку — большего он не мог себе позволить.
Стало у нас традицией каждую весну строить кормушки для синичек, скворцов и белочек. Вначале это делали Михаил Ефимович, муж моей сестры Анатолий, племянники. Позже кормушки делали солдаты из воинской части, в которой Михаил Ефимович часто выступал со своими воспоминаниями, — они взяли [353] шефство над нашей дачей.
После смерти Михаила Ефимовича все резко переменилось. Прежний командир части ушел на заслуженный отдых, а новый не придумал ничего лучше, как отказать нам в пропуске в магазин. 12 раз за год (почти каждый месяц) начальнику приказывали «сверху» разрешить нам обслуживаться в магазине, но он 12 раз исключал мою семью из списка. Это было непонятным. Но потом выяснилось, что он был больной человек и был снят с работы. Когда пришел новый командир, все встало свои места. Он знал все о Михаиле Ефимовиче и к нуждам семьи отнесся с большим пониманием.
Однажды со мной произошел смешной случай. Я поехала в г. Дмитров по хозяйственным делам, на рынок. Вдруг подул теплый ветер, а потом налетела гроза. Сверкает молния, гремит гром, дождь льет, как из ведра — зловещая картина. Еду одна. Стало страшно. Остановила машину, решила переждать грозу. Когда гроза кончилась, я приехала на рынок. Покупаю 14 кур и 14 петухов. Очень мне хотелось похвастать, какая я хорошая хозяйка. Приехала домой и показываю всем свою покупку. Михаил Ефимович удивлен: почему 14 кур и 14 петухов? Я совершенно серьезно отвечаю: «Каждой курице — петух». Долго меня дразнили и с тех пор всерьез в вопросах ведения хозяйства меня не воспринимали. Но я училась и стремилась все познать опытом и трудом.
А как хорошо после утомительной работы всем собраться за столом попить чайку! Мама говорила: «Чай — от семи печалей, а лук — от семи недуг». У нас все любили чаевничать. Пили чай по-старинному, с самоваром. Два самовара были подарены Михаилу Ефимовичу в 1941 году секретарем Тульского обкома партии т. Жаворонковым. Один из них был «в деле», а другой — хранился «про запас». Самовары «дошли» до Берлина. Самовар «в деле» я подарила музею обороны г. Москвы, а второй — «про запас» у нас на даче. Он неизменно присутствует на наших застольях, он наш фронтовой друг, который всё время напоминает, как он был необходим на войне. Ведь самовар тогда был всем: отдыхом, чаем, баней.
10. Еду с работы электричкой. До дачи — 45 км. Времени на этот путь уходит 60 минут. Устала до изнеможения. Дорогой думаю, что сейчас приду, поем — и отдыхать, ничего не буду делать. Но пока иду через лес и поле — успокаиваюсь. Все забывается: мелкие хлопоты, заботы. В лесу поют птицы, деревья тихо покачивают ветвями. Воздух чистый, прозрачный. И усталости как не бывало, снова появляются силы и энергия. Снова работаю в саду дополно и темноты. [354]
Вспоминается случай. Я и Игорь (сын моей сестры Евдокии Сергеевны) идем со станции на дачу по железнодорожному полотну — таким путем нам ближе почти на 1 км. В руках у нас тяжелые сумки, нагруженные разной снедью. Поезда сзади не должно было быть, и я спокойно иду по шпалам, босая. Шума поезда я не слышу — очень устала.
Вдруг Игорек крикнул: «Тетя Катя! Поезд!» — и сам прыгает в сторону. Я, не раздумывая, за ним. Когда состав прошел и опасность миновала, мы стали с Игорем хохотать. Мы смеялись и отряхивались от пыли. Игорьку было смешно, как я прыгнула с узлами и села на них, как квашня, а мне было смешно, как прыгнул Игорек — как заяц. И только спустя неделю после этого случая я испугалась. Меня стало трясти, как в ознобе. Меня с трудом привели в себя.
Осень. Идет холодный дождь, сопровождающийся сильным ветром. Он хлещет по деревьям, идет всю ночь. Солнце все ниже и ниже. «Декабрь год кончает, зиму начинает». Дни короче, но уже близится день рождения Солнца — 23 декабря. «Солнце пошло на лето, а зима на мороз».
Зима. Много снега. Утро. Постукивание дятла: «тук, тук». Уборка снега для меня — одно удовольствие. Гребешь и гребешь лопатой туда-сюда. Весело, спокойно, бездумно на душе.
Снова весна. Раннее утро. Накрапывает дождь. Как заметно все оживает! Надо только нагнуться, чтобы разглядеть жизнь под ногами.
И все это я узнала, живя на Трудовой.
Раньше было все в спешке, многое прошло мимо меня, а теперь такие прекрасные мирные дни, и я не считаю свою жизнь прожитой впустую. Оставлен след на земле — мой дом, прекрасный уголок природы. Я думаю, что необходимо помогать человеку, но с такой же энергией и силой нужно помогать и земле, и это должно быть святой обязанностью каждого — любить свою Родину. Отдача и радость будут.
11. Так текла наша жизнь в спокойном русле. Казалось, лучшие годы прожиты и ничего особенного больше не случится.
НО...
2 июня 1945 года я, Михаил Ефимович и Саша Кондратенко ехали из Дрездена в Берлин на прием и вдруг услышали по радио голос диктора Юрия Левитана. Он передавал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания маршала т. С. И. Богданову, П. А. Ротмистрову, П. С. Рыбалко. Фамилии М. Е. Катукова в этом указе не было. [355]
Мы были поражены и не знали, что думать. В чем дело? Почему? Я и Саша Кондратенко плакали. Михаил Ефимович был очень огорчен, но молча. Позже Михаил Ефимович узнал от маршала Я. М. Федоренко, что Г. К. Жуков вычеркнул фамилию Катукова из списка представляемых к званию «маршал».
Все это не укладывалось в голове. Георгий Константинович Жуков всегда ставил перед командующим I гв. КТА М. Е. Катуковым самые трудные и ответственные задачи, и армия Катукова никогда не подводила командующего фронтом. Катуков во всех делах был рядом с Жуковым. Но оказалось, что он был обыкновенным человеком, питавшим слабость к подхалимам. Но удивительно то, что люди, страдающие этим пороком, несмотря на безнаказанность, все-таки боятся общественного мнения. Темны закоулки людской подлости. Поступок Жукова по отношению к М. Е. Катукову граничил с подлостью.
И вот прошло с того момента 14 лет. М. Е. Катуков пережил несправедливость, продолжал трудиться и честно исполнять свой долг перед Родиной. И вдруг...
Я хорошо помню тот вечер 4 октября 1959 года. Поздний вечер. Михаил Ефимович читает, я занималась, шитьем. Раздается телефонный звонок. Я подхожу к телефону и слышу незнакомый голос:
— Звонят из редакции газеты «Красная Звезда». Необходима фотография товарища Катукова последних лет.
— Зачем?
— Завтра утром будет передаваться Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания «Маршал бронетанковых войск» т. Катукову М. Е. , и это сообщение должно быть помещено в газете». Я передала этот разговор Михаилу Ефимовичу, но он не поверил и сказал: «Кто-то решил пошутить», — и прибавил: «Дырявое ведро чинить — все равно что продолжать его портить». С того июньского дня прошло 14 лет, и Михаил Ефимович был уже тяжело болел.
Но звонок повторился. Незнакомый голос просил разрешения побывать у нас, несмотря на позднее время. Корреспондент газеты, приехавший к нам за фотографией Михаила Ефимовича, ничего объяснить не смог, он не знал подробностей, только сказал: «Слушайте последние известия в 6.00 утра 5 октября».
И действительно, рано утром 5 октября 1959 года по московскому радио был зачитан Указ Верховного Совета СССР «О присвоении звания Маршала бронетанковых войск Катукову М. Е. Указ читал Юра Левитан, и в его голосе слышались радость и торжество. Юра был нашим другом. [356]
Все это было так неожиданно для всех нас: Михаила Ефимовича, ветеранов, друзей. Начиная с этого дня в течение двух месяцев поступали телеграммы с поздравлениями. Они шли со всех концов страны и из-за границы. Присылали сувениры, подарки. Дверь нашей квартиры не закрывалась. Вместе с нами радовались все, даже совсем незнакомые нам люди. А мы и не подозревали, сколько у нас друзей и как они переживали за своего любимого командира. Эти документы телеграммы, письма, поэмы, стихи — составили два больших тома. Только по ним можно было написать интересную книгу.
С волнением я снова перечитываю некоторые из них. «Сердечно поздравляю. Маршал Малиновский"; «Горячо поздравляю. К. К. Рокоссовский"; «Радуюсь от души и выражаю горячее чувство удовлетворения. И. Конев"; «Сердечно поздравляю. А. Гречко"; «Разделяю большую радость. И. Баграмян"; «Желаю доброго здоровья, успехов, радуюсь. С. Буденный».
Прислали свои поздравления ветераны 1 гв.ТБр, 1 гв. КТА.
Наш друг известный скульптор Евгений Вучетич написал: «Целый день хожу именинником». Он прислал скульптурный портрет Михаила Ефимовича из бронзы и приложил стихи:
«Рассыпалась земля и дрогнул небосвод От танковых ударов русских батарей, За Ленина — вперед! За Сталина — вперед! Великая семья богатырей.
Дорогому Михаилу Ефимовичу в знак дружбы.
Е.ВУЧЕТИЧ».
Пришли поздравления от воинов Заполярья. Летчики Кожедуб и Покрышкин пишут:
«Имели честь прикрывать с воздуха доблестного танкиста Михаила Катукова. Поздравляем, желаем успехов».
Конечно, поздравили Михаила Ефимовича и «Три-Ханум": «Как большой праздник, воспринимаем эту весть: первый танкист получил заслуженное звание маршала».
Поздравление от Кукрыниксов: «Радуемся, что правда на земле есть».
Послание от ветеранов армии: «Поздравляем своего командарма и вместе с ним радуемся заслуженным признанием. А. Бабаджанян, И. Дремов, А. Шалин, М. Никитин, Д. Драгунский, И. Фролов, И. Бойков, П. Заскалько».
12. Спустя некоторое время история о присвоении звания Маршала бронетанковых и механизированных войск М. Е. Катукову прояснилась. [357] Юрий Александрович Жуков — корреспондент газеты «Правда» — прошел всю войну с войсками М. Е. Катукова. Он написал о танкистах книгу «Люди 40-х годов». За эталон замечательных людей сороковых годов Юрий Александрович взял и самого Михаила Ефимовича Катукова, и его гвардейцев.
Когда кончилась война, Михаил Ефимович порекомендовал Ю. А. Жукова в ЦК КПСС как хорошего, инициативного работника.
В октябре 1959 года Юрий Александрович летел в Америку с Н. С. Хрущевым. Пролетали над г. Богодуховым, где Михаил Ефимович и Никита Сергеевич во время войны вместе провели несколько тяжелых моментов борьбы за освобождение этого города. И Никита Сергеевич спросил Юрия Жукова: «А где сейчас Катуков?» Юрий Александрович рассказал все, что знал о жизни Михаила Ефимовича, с которым продолжал общаться и к которому питал глубокое уважение и любовь. Рассказал Никите Сергеевичу и историю о присвоении (вернее неприсвоении) звания маршала и роли Жукова в этой истории.
Из Нью-Йорка последовало распоряжение Министру обороны СССР маршалу Р. Я. Малиновскому: представить М. Е. Катукова к званию «маршал бронетанковых и механизированных войск».
Так только через 14 лет была восстановлена справедливость, и то благодаря счастливой случайности.
В течение этих 14 лет Михаил Ефимович был почти забыт. Многие даже считали, что он в чем-то провинился перед Родиной.
У каждой жизненной драмы свой автор. У Михаила Ефимовича злым гением был Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Это он заставил Катукова «ждать» заслуженной почести такое длительное время. И все, кто, казалось, и не вспоминал Михаила Ефимовича, вдруг прислали поздравления с самыми теплыми пожеланиями. Таких поздравлений, как я уже сказала, целый том. Храню эти документы для Истории и для характеристики человеческих поступков. Даже заслуженные люди, имевшие в жизни все, о чем можно только мечтать, даже они постарались «забыть» своего фронтового товарища. Они тоже чего-то боялись и подчинялись только сильному, а справедлив сильный или нет — для них не имело значения. И они позволяли себе быть непочтительными и небрежными по отношению к М. Е. Катукову.
Секретарь МГК КПСС В. В. Гришин, например, прислал М. Е. Катукову пригласительный билет на торжественное собрание во Дворце Съездов, посвященное битве за Москву, в 42-й ряд! [358] Конечно, Михаил Ефимович не поехал, а Гришину написал, что не может прибыть на это торжество, ибо общественность г. Москвы не поймет, почему основной защитник города находится в 42-м ряду, а не в президиуме.
Многие из нас говорят о вежливости, о чести, верности и благородстве, но ведь это только слова. Михаил Ефимович никогда не требовал благодарности за что-то. Он всегда вставал на защиту обиженного. И если совесть ему говорила, что обижают несправедливо, он всеми силами старался доказать ошибочность решения. Друзьям не приходилось звать его на помощь, когда они оказывались в беде, — он всегда был рядом и делал все возможное, чтобы облегчить горе и страдание ближнему.
13. В 1965 году Михаил Ефимович по состоянию здоровья ушел в группу советников при Министре обороны.
Начался довольно длинный — с 1965 по 1976 годы — период жизни на Трудовой. Это время было не менее интересным. Мы много выезжали на приемы, Михаил Ефимович получал приглашения на встречи с трудящимися, с молодежью. Делился своими воспоминаниями в воинских частях. По поручению Министра занимался работой над созданию Устава Вооруженных Сил СССР. Работал по своей книгой «На острие главного удара». В ней показаны живые люди военных лет, с их достоинствами и недостатками, примеры подлинного героизма, исключительной стойкости.
Каждая книга, как и человек, имеет свою судьбу. Она живет и умирает и снова живет. Книга Михаила Ефимовича резко отличается от военных мемуаров Н. К. Попеля, А. Л. Гетмана и А. Х. Бабаджаняна. В ней события и люди, их поступки не приукрашены, собственные заслуги не преувеличены. Книга была моментально раскуплена. Она издавалась три раза в нашей стране (последнее издание — в 1955 году) и за рубежом: в ГДР, Польше, Болгарии. Армения издала эту книгу на родном языке. Сейчас «На острие главного удара» М. Е. Катукова — снова редкость, ее уже не купишь.
У меня хранятся два тома отзывов читателей на книгу Михаила Ефимовича.
В этот период Михаил Ефимович написал множество статей для журналов и газет. Одну из них (на мой взгляд, прекрасную) статью «О традициях» напечатал журнал «Огонек» № 16, апрель 1965 года. Статья собрала огромную читательскую почту.
14. Жизнь — хороший учитель, но нужно иметь и хороших, способных учеников. [359] Прекрасно, когда есть традиции, хуже — когда их нет. И у всего, что мы делаем, могут быть далеко идущие последствия.
Традиции. Они разные. Одни создают, другие разрушают. Вы сажаете дерево, а турист рубит и сжигает его, оставляя пни и выжженную траву.
Традиции старые и новые. Сейчас вступила в жизнь прекрасная традиция — приезжать к Вечному огню поклониться памяти героев боевой и гражданской славы. В Москве люди идут по Красной площади поклониться Ленину, идут к Вечному огню у Кремлевской стены.
А вот новая традиция — закатить свадьбу, да еще такую, чтобы ни у кого такой не было. Сделать подарки молодым, чтоб им и желать-то больше нечего было. А потом — развод и дележ этих подарков...
Торжественный выпуск в школе. У юношей и девушек прекрасное воспоминание: прощание с детством, встреча рассвета, вступление во взрослую жизнь. Эту прекрасную традицию можно и опошлить. Закатить стол, который ломится от кушаний, дорогие подарки учителям... И дети, пьющие на таком вечере, как взрослые...
Хорошие традиции нужно сохранять и беречь — ведь воспитательная роль их велика. Традиции, как завещание: передаются из поколения в поколение в течение веков.
Так же передовому полку присваивается, как торжественное завещание, имя маршала.
Полк имени Михаила Ефимовича Катукова — эстафета поколений. Много в этом полку мастеров стрельбы по целям, мастеров танкового вождения. За отличную учебу по всем показателям Министр обороны СССР наградил полк двумя вымпелами.
Три знамени вручены ему навечно. Эта часть несет традиции первых гвардейцев с честью и по праву считается одним из лучших соединений Вооруженных Сил страны. Они тоже называют себя «катуковцами», а это звание нужно заслужить. Они гордятся именем своего полка, берегут его славу.
Связь времен не обрывается. Эстафета передана в верные руки. И эти традиции со временем не меркнут, а становятся еще величественнее, еще священнее.
Но все это мы начинаем по-настоящему понимать значительно позже. У времени свои законы, своя власть, и все же время бессильно перед памятью. У человека лучшее — его совесть, которая велит ему прожить жизнь, достойную предков.
Сравнение прошлого и настоящего дает нам яркое представление о том, какие изменения произошли в нашей жизни. В мое время [360] мы радовались каждому успеху, каждому достижению нашего народа. Теперь же понятия несколько сместились.
Раньше мужчины проигрывали целые состояния и отдавали их за то, чтобы женщина только показала кончик своей туфельки. А теперь иной раз мужчина старается сделать карьеру через женщину, отобрать у нее все — квартиру, вещи, деньги.
Раньше, если человек не платил долгов, его сажали в долговую яму. Это считалось позором, и такому человеку никто руки не подавал, не водил с ним знакомства. Теперь же долговая яма — не самое худшее. Мы знаем, что человек — вор, нечестен, но мы угодливо с ним раскланиваемся, расспрашиваем о здоровье его, жены и детей. Это почему-то кажется нам обычным, закономерным.
Развелось у нас пьянство. Порок грубый, низменный, он губит нацию, наносит непоправимый урон всему. Повелось и так, что руководят и решают главные вопросы в стране не из чистых убеждений. А ведь жизнь стала совсем другой, жить стали лучше. В домах ванны и центральное отопление, газ, телефон, холодная и горячая вода круглые сутки, телевизор, передачи можно смотреть в любое время.
Послевоенное поколение разделилось на приобретателей и изобретателей. И это очень обидно. Сколько отдано жизней, чтобы будущее поколение жило в мире, спокойно, и все сделано для того, чтобы оно творчески развивалось. И хочется, чтобы люди нового поколения были активными членами общества.
Мы уходим, а жизнь делать предстоит молодым.
Новое поколение должно все знать и идти в ногу со временем.
Оно будет радоваться тому, что сделали мы.
14. Народ России терпелив. Долготерпение русского народа — героическая черта. Но прекрасно, что у России, у нашей партии нашлись сыны, способные понять, что дальше так продолжаться не может. Нашлись порядочные, честные люди. Они действуют открыто, не стыдятся дать оценку всем негативным явлениям 30–60-х годов. Появились новые веяния, но известно, что новое не всегда встречают с распростертыми объятиями.
Завоевания Октября — святы. Мы неопровержимо доказали смелость в создании новых форм жизни. Мы создали будущее сейчас, сегодня, и не только говорим о нем и представляем его в туманном далеко. Наш век, современниками которого мы являемся, можно назвать фаворитом Истории. Никогда ранее человечество на протяжении жизни одного поколения так не изменяло облик мира, как это сделано нами. [361] Подсчитано, что земной шар тратит на вооружение десятки миллиардов долларов. Я горжусь, что наша страна настойчиво и целеустремленно проводит политику мира.
Мир — бесценное достояние и великое чудо. С миром связано все будущее человечества. И мы создаем новое общество, новую эпоху. Уважение к минувшему — вот что отличает нас, советских людей, от других народов.
Вечные огни Славы — это самые светлые и благородные памятники ушедшим от нас и так много сделавшим для счастливой жизни грядущих поколений.
И мы, старшее поколение, передаем эстафету молодым, от которых во многом зависит, каким будет мир. [362]