Мы никогда не уставали слушать Михаила Ефимовича. Многие артисты, которые бывали у нас дома, просили его что-нибудь рассказать или почитать. Нашими гостями на фронте и в мирные дни были Вера Борисовна и Сергей Петрович Алексеевы (Сергей Петрович Алексеев — сводный брат К. С. Станиславского, режиссер Малого театра), Борис Ливанов — артист МХАТа, Иван Козловский — солист Большого театра, Лидия Русланова, Игнатий Гедройц, Михаил Гаркави, Татьяна Бах, Клавдия Шульженко; ученые Анатолий Павлович Фрумкин, Владимир Семенович Левит, Аркадий Бочаров, Иван Изотов, профессор, доктор технических наук Иван Капустин, Ольга Ахманова и многие, многие другие. Беседу Михаил Ефимович начинал неторопливо, не повышая голоса. Как-то зашел разговор об одном растении, и каждый называл этот [84] цветок по-своему. Кто-то назвал его лилией. И немедленно последовал ответ Михаила Ефимовича: «Это не лилия. Похоже, но у лилии другая форма листьев». Определения его всегда были точны, убедительны и, самое главное, соответствовали истине.

Петр I считал храброе сердце и исправное оружие лучшей защитой государства. А Михаил Ефимович говорил, что нет ничего благороднее и тяжелее, чем служить солдатом. Но он всегда повторял, что если б не принадлежность к военной династии, он стал бы артистом. Способность к перевоплощению и память его были поразительны.

Лично меня всегда удивляла именно его память. Однажды читаю книгу, где встречается слово «диабаз». Спрашиваю у Михаила Ефимовича, что оно означает. И Михаил Ефимович, не задумываясь ни на секунду, отвечает: «Диабаз — горная порода, камень. Встречается на Урале, на Кавказе. Очень ценный строительный материал, бывает темно-серого и зеленовато-черного цвета. Не выветривается тысячелетиями и часто идет на поделки памятников, скульптур».

7. Михаил Ефимович любил и понимал природу.

Самозабвенно увлекался рыбной ловлей и охотой. Охотник он был настоящий и говорил: «Не обязательно убивать. Подержать ружье в руках — уже для меня огромное удовольствие. А вот рыбная ловля любит тишину, это мне тоже приятно. Тишина успокаивает и отвлекает от больших забот».

Мой муж и меня хотел приучить к рыбной ловле, но я почему-то не могла выносить червей. И все же пыталась научиться рыбачить. Было это уже после войны, в мирные дни (1945 год). Мы жили в Дрездене. Однажды я поехала с Михаилом Ефимовичем на рыбалку. Выехали рано утром. Нашли отличное место, но моя «нелюбовь» к червям пересилила и я отказалась от ловли. Сказала, что посижу на берегу, почитаю. Я уютно расположилась, а Михаил Ефимович и Саша Кондратенко, который тоже был заядлый рыбак и охотник, стали ловить рыбу. Я незаметно уснула, проснулась от холода. Взяла шляпу, хотела встать и обомлела: под шляпой в комочек свернулась змея. Не знаю, как я сумела отойти от змеи, совершенно не помню этого. Я очень испугалась, и с тех пор меня нельзя заманить на рыбалку никакими уговорами.

После этого случая на том же месте Михаил Ефимович поймал на спиннинг огромную щуку. Щука тяжелая, непокорная, трепещет под рукой. Позже Михаил Ефимович и Саша рассказывали: шла борьба между щукой и Михаилом Ефимовичем, и все же он [85] победил рыбину; когда ее выловили и взвесили, то оказалось, что она весит 11 кг! Щуку приготовили по специальному рецепту — фаршированной. Позвали друзей и провели очень интересный вечер.

Михаил Ефимович был фанатиком рыбной ловли. До тонкостей знал этот вид спорта. Ему было ведомо множество способов ловли рыбы. Имея самые последние модели спиннингов, предпочитал ловить рыбу на простую удочку. Собираясь на рыбную ловлю, подолгу любовался блеснами. Собрал их целую коллекцию. Ловил рыбу с упоением, вкладывал в это дело всю душу. Он говорил, что выражение «молчит, как рыба» неверно. Рыбы болтают. Например угри. Есть рыбы с очень интересными названиями: «петух», «собака», «попугай», «клоун». Все эти интересные вещи я впервые узнала от Михаила Ефимовича.

Если выдавалась свободная минутка, готовились с Сашей к рыбной ловле — тщательно, с большим знанием дела. Червей готовили заранее. На даче, уже после войны, червей разводили в навозной куче и сортировали.

Михаил Ефимович был истинный охотник и рыбак. Ловко, с одного раза насаживал на крючок червяка и взмахивал удилищем... Со свистом взлетала леска. Алый поплавок из гусиного пера кувыркался в воздухе над его головой и как-то красиво летел вперед и опускался на воду. За первым поплавком второй, третий... Михаил Ефимович всегда брал с собой несколько удочек. Он говорил: чтобы клевало хорошо, надо не думать о ловле — нужно закурить и посмотреть в сторону. Он знал, что ловится лучше всего в узких местах, в неподвижных заводях, в тени и когда безветренно и тихо. Караси тогда ленивые. Перед дождем, грозой рыба не клюет. Михаил Ефимович любил приговаривать: «Не ловись рыбка большая — ловись маленькая, средненькая». Именно самая крупная рыба у рыбаков всегда уходит, срывается с крючка. По мнению Саши Кондратенко, который страдал страстью к преувеличению (как истинный рыбак), размер такой рыбы — от пальца до локтя.

Помню, перед Курской битвой, в период затишья Михаил Ефимович и Саша ловили карасей. Он тогда мне и Саше сказал: «Уж очень тихо, вода совсем неподвижна». Много тогда они наловили карасей и окуньков, и наша официантка Нина нажарила их, как сухарики. Было очень вкусно.

Помню и рыбную ловлю на Днестре, тоже в период затишья. Михаил Ефимович и Саша поймали рыбу размером больше нашего «газика»! Голова рыбы лежала наверху машины, а тело и хвост свисали на землю. Кажется, это был сом. Эту рыбину отдали на хоз. двор.

После войны Саша и Михаил Ефимович в свободное время тоже уезжали на рыбалку. Много тогда ловилось рыбы.

В окрестностях исторического замка в Морицбурге по просьбе Михаила Ефимовича наши солдаты вырыли два пруда и наполнили водой. На свои личные деньги Михаил Ефимович купил мальков и запустил их туда. И по сей день эти пруды в Морицбурге называют «Прудами генерала Катукова». Спустя 40 лет в ноябре 1985 года в этих прудах был пойман карп огромного размера — его засняли фотокорреспонденты и поместили снимок в газете «Советская Россия».

А подготовка к охоте на первого зайца! Все делалось на самом высоком профессиональном уровне, серьезно, тщательно. Во время охоты Михаил Ефимович преображался. Это был истинный охотник. Приедет с охоты усталый, но не будет ничего делать до тех пор, пока не приведет в порядок себя и ружья. Надо снять пыль с сапог, почистить китель... Небольшой отдых — и снова к своим любимым ружьям. Чистка ружей, набивание патронов были настоящим ритуалом.

С 1960 года мы стали жить в Подмосковье, на даче. Михаил Ефимович горевал, что природа в этих краях испортилась и теперь негде поохотиться на зайца, в водоемах перестала ловиться рыба и негде поудить.

Некоторое время Михаил Ефимович ездил на рыбную ловлю и на охоту в Завидово (Московская обл., устье р. Шоши), где многие годы был охотничий заповедник Министерства обороны СССР. Там, в Завидово, встречались все видные военачальники, любители поохотиться и порыбачить: маршалы Тимошенко, Рокоссовский, Малиновский, Конев и другие.

После того как окончилась война и пришла старость, единственное место, где могли встретиться боевые товарищи, подержать в руках ружье, поговорить, было Завидово. Здесь были очень хорошая гостиница, кино, бильярд. После войны все жили разобщено — по своим дачам в разных местах Подмосковья. Завидово было центром, который их связывал, там продолжалась их дружба, которую скрепляли воспоминания о пережитом.

Когда руководителем Советского государства стал Никита Сергеевич Хрущев, в СССР с официальным визитом прибыл премьер-министр Франции Де-Голль. Стало известно, что он любит поохотиться. Организовать хорошую охоту можно было только в Завидово.

Де-Голль и Н. С. Хрущев провели несколько дней на охоте в Завидово. [87] Де-Голль уехал, а Завидово у Министерства обороны отобрали и отдали в распоряжение Совета Министров СССР. И пришло распоряжение: никого больше из военных туда не пускать. Теперь в Завидово охотился и ловил рыбу только Никита Сергеевич.

Как-то после этого запрещения поехал в Завидово маршал К. К. Рокоссовский, но ему было отказано в пропуске на территорию заповедника.

Не стало охоты, рыбной ловли. Не стало общения, встреч, бесед, не стало движения, и все охотники и рыболовы — наши прославленные маршалы и генералы, люди уже немолодые, стали сидеть по домам, на своих дачах, а потом стали уходить из жизни.

8. Михаил Ефимович обожал русский лес. Он родился на краю деревни, у знаменитых Муромских лесов, и всегда считал лес извечным источником здоровья, радости, веселого настроения. В лесу Михаил Ефимович замечал все: пни, кочки, грибы — и все ему было интересно.

С 1951 по 1955 годы мы жили в Белоруссии, в г. Бобруйске. Как-то поехали по грибы. Михаил Ефимович первый заметил жилье бобров, которые обитают и на суше, под водой. Он заметил поваленные бобрами деревья, пни, стесанные на конце ветви и другие признаки присутствия этих животных, на которые я и не обратила внимания. Дома Михаил Ефимович рассказал нам о жизни бобров, их повадках, о чем мы не имели представления.

Особенно любил Михаил Ефимович гулять по лесу в ноябре. Он говорил, что в другое время лес не бывает таким удивительно красивым. Сейчас в лесу и осень, и зима. Снег еще не лег на землю ровно, а березы уже запорошены снегом. На поляне кое-где виднеется трава, и еще не все деревья в снегу — такой красоты в лесу, как в это время, не увидишь.

Очень расстраивался Михаил Ефимович, видя, как погибают деревья на берегу канала Москва-Икшинское водохранилище. Берега не укреплены, и вода подмывает их, губит лес. Деревья в полном расцвете, молодыми падают в воду и гибнут.

За 40 лет нашего проживания на берегу этого канала вода «отвоевала» у леса 15 метров.

Это очень огорчало Михаила Ефимовича, и он возвращался с прогулки грустный. А еще больше бывал огорчен, когда видел, как туристы-однодневки на высоту своего роста срубали молодое дерево для костра, выжигали траву, бросали бутылки, банки, прочий мусор. Он говорил с грустью о том, как мало у нас еще людей, которые любят лес по-настоящему. [88]

У нас в стране много лесов, ив этом особая краса нашей Родины. Нужно ценить и беречь лес не только для себя, но и для будущего. Он говорил нам, что при виде безжалостно срубленного дерева испытывает тоску, как будто бы вместе с этим деревом он потерял что-то живое, бесконечно для него дорогое, без чего ему теперь будет трудно жить. Считал, что с потерей дерева он терял и близкого человека. Приходил грустный. Долго молчал, полный раздумий о совершенном варварстве и жестокости.

Сердце каждого человека не должно черстветь, а люди обязаны оставаться людьми. Они должны стремиться в любых условиях украшать свою жизнь, должны уметь радоваться и цветению растений, и пению птиц, и журчанию ручейка. После войны, живя в ГДР и в Белоруссии, Михаил Ефимович заражал всех нас своим желанием сажать деревья, разводить пруды.

На свои деньги покупал саженцы, семена цветов, мальков для прудов.

Обычай оставлять по себе память, сажая деревья, — один из древнейших. На даче Михаил Ефимович посадил кедр, дубки, липы, сосны. Они растут, стали уже большими и напоминают нам об ушедшем нашем друге каждый день, каждый час, каждую минуту.

9. Михаил Ефимович был ласков к людям. Он хотел научить нас любить природу, понимать прелесть моря, реки, леса. И в этом он преуспел. Племянники: Игорь, Толя, Сережа, внук Митя, мужья моих сестер Иван Тихонович, Анатолий — все понимают природу. Митя научился находить грибы, перенял это умение от Михаила Ефимовича. Все мужчины нашей семьи и мы, женщины, оберегаем лес, убираем за «туристами».

Давно уже нет с нами Михаила Ефимовича, но мы все его вспоминаем. Он всегда с нами во множестве земных дел.

Не было Михаилу Ефимовичу равных, когда речь заходила о приметах погоды.

Много крупных военачальников — крестьянских сыновей я знала, но никто из них не знал так хорошо природу и ее законы, как мой муж. Утром он обязательно скажет, какая была роса вечером; как вел себя ветер — усилился к вечеру или ослабел; какого цвета была заря и как садилось солнце — в тучу или в белое облако; как летали ласточки, как вели себя лягушки, паук в паутине — сонно-лениво или суетился, подстерегая муху. Если к вечеру облака заволокли все небо, муравьи спрятались в муравейник, к ночи усилился ветер, лягушки вылезли из болота, стрижи и ласточки низко летают над землей, солнце село в тучу — это к дождю, к ненастью. [89] Как много видел и знал Михаил Ефимович, а мы проходили мимо! И как помогало ему знание природы в его многотрудной военной жизни!

Для многих людей все деревья — это просто деревья, все цветы — просто цветы. Михаил Ефимович же считал, что каждое дерево, каждую птицу надо знать в «лицо» и по имени. И он это умел.

За всю свою жизнь и только во время войны я встретила еще одного человека, который обладал такими же знаниями. Это был наш водитель бронетранспортера Василий Дорожкин, родом из Москвы. Сколько у них с командующим было разговоров о деревьях, о птицах!

Наша фронтовая дружба не кончилась, и в мирное время Вася Дорожкин не один раз навещал своего любимого командующего, уже больного, на Трудовой.

На войне уникальное знание деревьев, леса, птиц, животных очень помогало Васе Дорожкину. Жизнь на войне проходила у нас по лесам. Вася Дорожкин прекрасно ориентировался в лесу. И, что самое удивительное, часто поездки были в темноте, но он ни разу не ошибся. Вася был маленький, юркий, но плотный, была у него огромная сила в руках. Сам рыжеволосый, всегда улыбающийся, Вася умел радоваться жизни. Он хорошо знал птиц, их привычки и умел подражать их пению. Это был редкий дар. На войне его умение ориентироваться ночью в лесу, никогда не ошибиться и не подвести было счастьем для всех нас.

Сколько нового, таинственного и прекрасного открыл мне, городской жительнице, Михаил Ефимович. Разве можно в городе увидеть рассвет в 5 часов утра или увидеть туманы, услышать пение птиц на рассвете, красивые дали.

До сих пор как было: уход на работу, приход с работы, отдых. И все это в городских условиях. Не часто горожанину выпадают счастливые моменты приобщения к природе.

А тут: на верхушке старой ели вдруг застучал своим клювом, как долотом, пестрый дятел. И ежедневно чудеса: восход и заход солнца, звездное небо, луговые дали с синими лесами, серебряные речки и вдруг совсем черное небо в тучах, быстро бегущие облака. Насекомые под ногами, утреннее пение птиц. Можно понаблюдать и за жизнью муравьев.

До тонкости знал Михаил Ефимович все о жизни шмелей, о размножении угрей, о том, где живут розовые фламинго, белые гуси, об их привычках.

Как все это было интересно и увлекательно! Никогда мы не уставали [90] слушать Михаила Ефимовича. Он не чуждался просторечных оборотов, но не любил их употреблять чрезмерно. Только иногда для выразительности скажет что-нибудь такое.., что могло и не понравиться некоторым. Но у него все эти обороты получались на таком юморе, а он сам так заразительно смеялся, что тотчас же раздавался дружный хохот окружающих. И становилось ясно, что сделал это Михаил Ефимович для пользы дела.

10. Мы любили друг друга. Михаил Ефимович был спокоен, выдержан. Я по характеру — огонь. Михаил Ефимович старше меня на 13 лет. В сравнении со мной у него был огромный жизненный опыт. Он знал и понимал армию, ее законы. Я, сугубо гражданский человек, многого не понимала. Не понимала, почему женщина при входе командира должна вставать. Я привыкла работать и чтобы меня за работу благодарили, а не делали выговоров.

Годы, прожитые с Михаилом Ефимовичем, прекрасны. Это счастье. Я благодарю судьбу, что мне в спутники был дан этот замечательный человек. Он был верный, задушевный друг. Любовь и преданность наша были поистине велики. «Муж для жены — что корона для шаха».

Шутка у нас была в большом ходу. Мы и вдвоем с Михаилом Ефимовичем умели смеяться. Умели разговаривать, а главное — умели молчать. Читали мы оба много. Читали русскую, западноевропейскую литературу. У нас подобралась хорошая библиотека. Книжная жизнь не прошла для меня даром. Книги помогли правильно смотреть на мир и события, давать оценку, развили вкус к литературе.

Михаил Ефимович как-то совершенно по — особенному любил животных. У нас на даче всегда были котята, собаки, египетские голуби, попугаи, рыбы. Рыбы жили в аквариумах и на воле-в фонтанах в саду.

Когда мы жили в Бобруйске, мне часто приходилось уезжать и оставлять Михаила Ефимовича на попечении моих родных. Чтобы Михаил Ефимович не скучал, я подарила ему маленького котеночка. Михаил Ефимович начинал его «воспитывать», ухаживать за ним, и когда я возвращалась, демонстрировал мне свои успехи в воспитании. Сажал котеночка на стол или на шкаф и терпеливо вытирал ему носик и глазки, а котеночек переносил все эти «процедуры» спокойно. Михаил Ефимович говорил мне: «Смотри: я кошачья мама», — и сам радовался и смеялся, как малый ребенок. И сколько у него было нежности к этому маленькому зверьку! Египетские голуби жили у нас дома. Они свободно вылетали [91] из клетки и садились Михаилу Ефимовичу на плечо, и он гулял с ними по комнатам. Голуби сидели спокойно и медленно поворачивали свои красивые головки из стороны в сторону.

В Дрездене у нас в саду был фонтан. Там Михаил Ефимович держал своих больших карпов, которых наловил на удочку. Каждое утро он их кормил и, когда подходил к фонтану, то карпы выпрыгивали из воды и поднимали свои морды вверх в ожидании корма, не прятались в зелени. Если же с кормом подходила я или кто-то другой, рыбы немедленно исчезали в зелени фонтана.

Михаил Ефимович очень любил живую природу». Все живое украшает нашу жизнь, — говорил он, животные очень преданы человеку. «Михаил Ефимович очень любил кормить птиц. У нас в доме было много собак разных пород. Все они были очень привязаны к Михаилу Ефимовичу. На нашей даче белки живут целыми семьями. Михаил Ефимовича они не боялись, и он любил кормить их с руки. Свои у нас зайцы, ежи, птицы. Появлялся несколько раз лось.

Во время войны штаб нашей армии располагался на территории Польши в лесах графа Потоцкого. Как-то рано утром Михаил Ефимович заметил жабу и внимательно проследил ее путь. Оказывается, жаба жила в дупле огромного дуба — шесть человек, взявшись за руки, не смогли бы охватить его. Дуб был очень старый, его дупло было цементировано. Жаба выходила на охоту и кормежку, и, чтобы не помешать ей, Михаил Ефимович организовал охрану ее пути, поставил чашку с молоком и хлебом, и каждый вечер мы подкармливали жабу насекомыми.

Михаил Ефимович был из тех редких натур, у которых с глубиной ума сочетаются необыкновенная тонкость, сердечность, душевная щедрость и благожелательность к людям, любовь к птицам, рыбам, ко всему живому...

Он хотел видеть вокруг себя только счастливых людей. Ему была не свойственна лживость. Самые разные люди обращались к нему. Он умел слушать, был терпелив и внимателен. Говорил, что умение слушать начинается с умения молчать, а молчать он тоже умел. Главное — нужно незаметно подсказать человеку, какое ему принять решение, а не учить.

Всю жизнь Михаил Ефимович руководствовался высокими гражданскими принципами. Он воспитал целую плеяду молодых военных, которые впоследствии стали крупными военачальниками и героями. Это Иван Федорович Дремов, командир корпуса, Герой Советского Союза, после войны командующий округа. Это Амазасп Хачатурович Бабаджанян, командир корпуса, Герой Советского [92] Союза, позже командующий округом и Главный маршал бронетанковых войск. Это Матвей Тимофеевич Никитин, прошедший путь от младшего офицера до генерал-полковника танковых войск. Это и Павел Григорьевич Дынер, дослужившийся до звания генерала.

В нашей прославленной танковой армии М. Е. Катуков воспитал сотни Героев Советского Союза. Правильно говорится: от доброго дерева добрый плод.

Из-за зависти недругов Михаил Ефимович был не раз обойден наградами. Но надолго замалчивать полководческое искусство и храбрость Катукова не удавалось. Успехами Катукова на войне очень интересовался товарищ Сталин.

11. В период передышек между боями Михаил Ефимович выезжал в части, заводил беседу с подчиненными. Его тотчас окружали люди, и начинался непринужденный разговор.

Первых гвардейцев первой танковой бригады Михаил Ефимович знал в лицо и все знал о них. Дружил с ними до конца жизни.

В 1951–1952 гг. Михаил Ефимович после учебы в Академии им. Ворошилова получил назначение на службу в Белоруссию в г. Бобруйск. Он вступил в командование танковой армией.

Город Бобруйск после войны был еще плохо благоустроен. На каждом шагу следы войны. И кроме военных дел Михаил Ефимович занялся вопросами строительства жилых домов для семей военнослужащих. В то время еще многие жили в землянках. Огромными стараниями М. Е. Катукова были построены многоэтажные благоустроенные дома со всеми удобствами, и почти все семьи из землянок переехали в хорошие квартиры. В городе Бобруйске Михаил Ефимович оставил о себе хорошую память.

12. Михаил Ефимович очень любил розыгрыш. Моя подруга и наш общий фронтовой друг Евгения Алексеевна Степанова тоже понимала юмор и любила разыграть простака. Первой на их розыгрыш всегда попадалась я. Женя и Михаил Ефимович искренне радовались и хохотали, если им удавалось провести меня.

С Евгений Алексеевной мы познакомились, когда армия находилась в резерве Ставки и располагалась в районе г. Сумы. Я заболела, прислали врача Евгению Алексеевну Степанову. Она служила в терапевтическом госпитале, который входил в состав нашей армии. Женя как-то сразу пришлась всем нам по сердцу. Я и Михаил Ефимович полюбили ее. Женя, уже немолодая женщина, ровесница Михаилу Ефимовичу, была наделена природным умом и добротой, была справедлива, проста в обращении, обладала иронией, [93] смешанной с доброжелательностью. Это была обаятельная черта ее натуры. Женя стала моим сердечным другом. Дружбу, любовь, уважение друг к другу мы сохранили до самого конца жизни. Женя ушла из жизни раньше Михаила Ефимовича, в апреле 1975 года. Эту утрату мы перенесли очень тяжело.

Михаил Ефимович любил игры в неправильные слова: «пероги», «Гринландия», «трекотаж», «трихехешка» и др. Больше всех неправильных слов придумывал Михаил Ефимович, выискивая неправильные слова, такие, как «Мирспасар"- по-русски это означало главнокомандующий. Придумывал редкие фамилии, как «Поморкжоньсухоходящинекий». Придумывая, Михаил Ефимович часто ставил нас в тупик, и мы все удивлялись, как он запоминал такие слова и как правильно произносил их сразу, без тренировки.

Обожал Михаил Ефимович и мальчишеские хитрости, по-детски радовался и увлекался. Он мог радоваться лучу солнца, детским играм и этой своей необыкновенной увлеченностью заражал всех нас. И сколько же в нем было доброты!

Есть люди, которые любят дарить, и Михаил Ефимович принадлежал к этой категории людей. 100 рублей (в старом исчислении) ежемесячно он тратил на покупку сувениров-подарков. Дарил мне, моим сестрам, маме, медсестрам, секретарям, машинисткам и многим другим.

У нас не было своих детей, но дом был полон детских голосов и смеха, В нашей семье вместе с нами жили и воспитывались дети моих сестер — три мальчика: Толя, Игорь и Сережа. Михаил Ефимович любил детей и был к ним внимателен. Он завоевывал их сердца рассказами бесконечных волшебных сказок и таинственных историй. Вел с ними увлекательные беседы, загадывал много задачек, шарад и от души радовался удачным, правильным ответам. И дети тянулись к нему. Он говорил маленькому Мите — сыну нашего приемного сына Анатолия: «Я могу превратить тебя в белку, нет — лучше в крокодила». И Митя верил ему, но не боялся. Митя был абсолютно уверен, что Михаил Ефимович его не обидит. Друзья они с Митей были большие. Михаил Ефимович научил Митю любить лес, собирать грибы. Митя прошел хорошую школу, и сейчас он у нас главный мастер по сбору грибов: знает заветные места и никогда не ошибается в определении сорта грибов и их названий.

Частыми гостями на Трудовой были мой друг Галина Михайловна Клевенкос маленькой дочкой Галочкой. Михаил Ефимович очень любил играть с Галочкой. Девочка была музыкальна, хорошо танцевала, и Михаил Ефимович прозвал ее балеринкой. Галочка [94] также неплохо рисовала, и они с Михаилом Ефимовичем вполне серьезно обсуждали композицию рисунка, оттенки красок. Галочку прозвал «мастером-фломастером», и ей это очень нравилось. Галочка действительно стала балериной, успешно окончив школу балета при ГАБТе.

Как-то мы ехали от Буденных — были у них в гостях на даче в Баковке. С нами в машине был маленький Игорь — сын моей сестры Евдокии Сергеевны. Михаил Ефимович спросил Игоря, кем он хочет быть, когда окончит школу, куда пойдет дальше учиться. Игорь отвечал очень серьезно: «Я далеко пойду». Вдруг он увидел здание Московского Университета и спросил, что это за здание, Михаил Ефимович ответил: «Это Университет, там учатся студенты, а преподают им профессора и академики». На это Игорь не задумываясь сказал Михаилу Ефимовичу: «Вот и я буду учиться на академика».

Михаил Ефимович первым затевал разговоры с детьми. Помню, на Калининском фронте в одной из деревень нам встретилась группа детей. Михаил Ефимович остановил машину и обратился к ним: «Здорово, китайцы!» Дети хором ответили: «Мы не китайцы, мы люди».

Михаил Ефимович знал и понимал музыку. Хорошо играл на мандолине. Любимые его мелодии: «Выйду ль я на реченьку», «Ах ты, сад, ты мой сад». Эти песни были любимыми и у моего отца, и Михаил Ефимович доставлял ему радость, когда играл их на мандолине. И они начинали вместе петь. Для меня Михаил Ефимович играл старинный русский романс «Гори, гори, моя звезда».

Мандолина цела, и мы ее храним, как драгоценную реликвию, к которой прикасались руки Михаила Ефимовича.

В 50 лет Михаил Ефимович прекратил курить и с тех пор только нюхал табак. Руки держал на столе, а в них неизменную табакерку с нюхательным табаком, которую он почему-то любил вертеть в руках.

Дверь у нас в доме не запиралась, и всякий мог к нам прийти.

Ему писали со всех концов страны и из-за рубежа. О Михаиле Ефимовиче узнали еще в ноябре 1941 года. Ежедневно Михаил Ефимович получал десятки писем и, несмотря на свою занятость и нездоровье, ни одно письмо не оставлял без ответа. Будучи человеком исключительно любознательным, он не тяготился новыми знакомствами.

Михаил Ефимович был хлебосолен и щедр. К столу приглашали всех, кто бы к нам ни приехал. В беседу вступал легко, охотно, [95] и с людьми разговаривал как с равными себе. К нам приезжали и приходили запросто. Он был прост и радушен и никогда не отказывал во встрече. Несмотря на тяжкий недуг, Михаил Ефимович сам спускался с лестницы, встречая гостей, и когда гости уходили, провожал их до ворот нашего дома на Трудовой.

От Михаила Ефимовича никто не уходил с обидой в сердце. С самыми разнообразными просьбами обращались к нему, и он помогал, ободрял, иногда участливое отношение, теплое слово окрыляли, Михаил Ефимович, не полагаясь только на себя, на силу бумаги, все свои обещания и указания проверял. Саша Кондратенко говорил мне, что Михаил Ефимович все помнит, все держит в голове, и ему нельзя солгать, сказать неправду.

В доме был гонг, которым собирали всех к столу: обеду, вечернему чаю, ужину или просто для беседы. Летом часто беседы вели у костра. Пекли картошку, пели песни, и Михаил Ефимович обязательно что-нибудь нам рассказывал. На отдых расходились с шутками, смехом — так он умел заражать всех весельем. Михаил Ефимович был душой нашего дома.

Была у него какая-то детская доверчивость к людям. Он не понимал, как можно обмануть, слукавить, тем более сделать подлость. Его простодушие располагало людей к нему.

Жили мы просто, но многие думали, что у нас в доме подают на тарелочках с золотыми каемочками». Соседка по московской квартире З. И. Власова говорила во дворе, что нам «и в руках, и в зубах несут», что она хорошо знает, какие нам выдают пайки и пакеты, и что мы все получаем тоннами и давно уже живем при коммунизме (так она понимала коммунизм). Но ничего подобного в нашей семье не было, и это легко можно проверить. М. Е. Катуков никогда не получал пайков не то что тоннами, но даже в граммах, никаких спецпакетов.

За два дня до смерти Михаил Ефимович получил письмо от ветерана нашей армии инвалида С. М. Веревкина. Позволю себе привести весь текст письма.

Город Москва

Министерство Обороны СССР. Маршалу бронетанковых войск тов. КАТУКОВУ М. Е.

Уважаемый товарищ маршал!

Пишет Вам бывший начальник контрразведки 31-и механизированной бригады, ныне пенсионер Веревкин Семен Максимович. [96]

Тяжелое горе вынудило меня обратиться к Вам. 3-го мая 1975 г. , в канун 30-летия Великой Победы, мне ампутировали левую ногу. Через месяц после операции ослеп на оба глаза и вот уже полгода нахожусь в областной больнице г. Бреста. Ампутировали мне ногу в результате гангрены, а она явилась следствием тяжелого заболевания (облетерирующего артеросклероза обеих ног), которым я страдал много лет из-за того, что отморозил обе ноги на фронте.

В 1943 году 21-я гвардейская механизированная бригада, входившая в состав 1-й танковой армии, участвовала непосредственно в боях на Курской дуге. Там я получил ранение осколком в лицо и контузию.

30 лет спустя после войны, как следствие этого ранения, наступила слепота, т. к. осколок до сих пор находился у меня в лицевой части возле глаза.

За участие в боях я награжден боевыми орденами, а также грамотой за Вашей подписью.

И вот шесть месяцев моего горя и страданий никак не может решиться вопрос о присвоении мне II-й группы инвалида Великой Отечественной войны из-за отсутствия справки о том, что я действительно принимал участие в боях 21-й гв. бригады в 1-й танковой армии, и 21-я гв. им. Суворова и Богдана Хмельницкого орденов была переименована из 10 механизированной бригады, которая не значится в боях. На справке санчасти стоит штамп и печать той бригады, в которой я ранее служил.

Из старых боевых товарищей помню командира танкового полка Героя Советского Союза Ивана Бойко, начальника санчасти 21-й механизированной бригады Зайцева, начальника 20-й танковой бригады Степана Хоменко.

К сожалению, в настоящее время их судьба мне неизвестна. Начальником разведки 1-й танковой был полковник Филиппов, местонахождение которого мне неизвестно. В том бою, на Курской дуге, где получил ранение и контузию, погиб начальник политотдела бригады Пятипалов.

Уважаемый товарищ Маршал!

Убедительно прошу Вас дать указание для проверки данных и выслать мне справку по адресу:

БССР, г. Брест-23, 224023, ул.Московская, 382/2, кв.90. Веревкину Семену Максимовичу «.

Михаил Ефимович и сам уже был тяжело болен, через два дня он умер. Но успел ответить Веревкину С. М. и послать ему необходимый документ. Тотчас же по получении письма написал справку и послал меня в Секретариат заверить документ и отослать т. Веревкину С. М.

Вот ее текст:

«Справка

Настоящим подтверждаю, что товарищ Веревкин Семен Максимович служил начальником Особого Отдела 10-й мехбригады 3-го корпуса 1-й танковой армии.

После Курской битвы, летом 1943 г. , 3-й мехкорпус стал гвардейским и переименован в 8-й мехкорпус, а мехбригада была переименована в 21-ю гвардейскую механизированную бригаду,

Бывший командующий Первой гвардейской Краснознаменной танковой армии.

Маршал бронетанковых войск Дважды Герой Советского Союза

М.Катуков, 6-го июня 1976 г.

Подпись маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова удостоверяется

Начальник секретариата полковник А. Томин 6-го июня 1976 г. »

Уже после смерти Михаила Ефимовича пришло письмо от т. Веревкина С. М. о том, что справку от т. Катукова М. Е. он получил и это помогло ему получить документы, необходимые для оформления инвалидности.

А вот пример из нашей сегодняшней жизни. Обстоятельства так сложились, что мне пришлось обратиться к генералу армии т. Лизичеву А. Д. — начальнику Главпура СА и ВМС СССР с просьбой о приеме. Речь шла о жизни двух молодых женщин. Я располагала неопровержимыми документами и фактами. Письмо-просьба вначале было послано по официальному каналу, но ответа так и не поступило. Обратилась на домашний адрес т. Лизичева, но не добилась ни ответа, ни приема. Привожу текст писем к т. Лизичеву А. Д.

«Министерство Обороны СССР

Начальнику Главного политического Управления СА и ВМФ СССР

Генералу армии тов. ЛИЗИЧЕВУ А. Д,

Уважаемый Алексей Дмитриевич!

К Вам обращаются:

1. Полковник в отставке, ветеран Вооруженных Сил, политработник, участник Великой Отечественной войны, член КПСС Лапшихин Василий Филимонович;

2. Вдова маршала бронетанковых войск Дважды Героя Советского Союза Катукова М. Е. , ветеран труда, ветеран войны, член КПСС Катукова Екатерина Сергеевна. [98]

Я, полковник Лапшихин В. Ф., работал с Вами в Управлении политорганов С ВС Главпура с 1957 по 1963 годы.

Катукова Е. С. знакома Вам с 1985 г. , со дня празднования в ГДР Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов.

Уважаемый Алексей Дмитриевич!

Речь идет о политработнике, преподавателе кафедры философии и марксизма-ленинизма, который потерял чувство совести, чести и достоинства советского офицера.

Секретари партийных комиссий двух академий: ВПА им. Ленина в г. Москве и Академии связи и М. С. М.Буденного в Ленинграде считают поведение этого офицера не достойным звания советского офицера и политработника, но не могут справиться с ним, т. к. его защищают и опекают высокие начальники подчиненного Вам Управления.

Речь идет о жизни двух молодых женщин, которых этот офицер своими действиями губит.

Мы знаем Вашу занятость, но убедительно просим принять нас для беседы и ознакомления с материалами. Мы знаем также Вашу чуткость и справедливость и очень надеемся, что Вы не откажете нам.

С уважением /В. Ф.Лапшихин/,/Е. С. Катукова/ Телефон 331–66–67. 117246, г. Москва, ул.Обручева, д. 49, кв.17. 125057, г. Москва, Ленинградский прспект, д. 75,кв. 189, Телефон 157–22–07.

31 марта 1987 г. »

Ответа не поступило.

В июне 1987 г. я решила написать письмо т. Лизичеву А. Д. лично по неофициальному каналу, полагая, что наше письмо чиновники из Политуправления не доставили ему.

«Уважаемый Алексей Дмитриевич!

Приношу извинения, что обращаюсь по неофициальному каналу, на домашний адрес.

Дело в том, что 31 марта 1987 г. мы обращались к Вам по служебному адресу, но до сих пор не получили никакого ответа.

Писали Вам я, Катукова Е. С. , и Лапшихин В. Ф. , полковник в отставке, бывший политработник, с которым Вы работали вместе в Политорганах с 1957 по 1963гг.

Мы просили у Вас личного приема для беседы, которая не заняла бы 15 минут.

Но Вас так оберегают Ваши подчиненные, что, очевидно, Вам о нашей просьбе не доложили. Последние неуважительно и несерьезно отнеслись к нашей просьбе. [99]

Я не могу поверить, чтобы Вы отказали в беседе вдове Героя Отечественной войны. Я знаю Вас как отзывчивого, чуткого и справедливого человека. Но Ваши подчиненные оказывают Вам плохую услугу, создавая о Вас мнение как о сухом, черством человеке.

К тому же они, работники партийного аппарата, не выполняют требований и постановлений нашей Партии о работе с письмами трудящихся. Они с марта и по сей день не ответили на наше письмо.

Я знаю, что Вы очень заняты, но я прожила на свете уже 74 года, хорошо понимаю все это и не стала бы Вас беспокоить по пустякам.

Желаю всего доброго.

С уважением,

Екатерина Катукова, ветеран труда (43 года),

ветеран войны (Москва-Берлин), член КПСС (45 лет) ».

12 июня 1987 г.

Ответа я не получила и на это письмо.

Потом был вызов по телефону из Главпура: мне было приказано срочно явиться к тов. Сорокину.

Я решила не ходить к товарищу Сорокину и послала еще одно письмо тов. Лизичеву А. Д.:

«Уважаемый Алексей Дмитриевич!

Я просила беседы лично у Вас. Товарища Сорокина я не знаю и вряд ли могла бы говорить доверительно. К тому же меня не приглашали для беседы, а предлагали явиться, что, согласитесь, не одно и то же.

Вопрос решен без помощи Главпура, заступился ЗАКОН.

Ваши подчиненные информируют Вас неправильно. Они так и не ответили ни на одно письмо ни мне, ни Лапшихину В. Ф. , ни Океановой Л. А. Жаль только одного: негодяй процветает и здравствует в Вашем ведомстве. Все его знания и карьера сделаны при помощи первой и второй жен и угодничества и подхалимства перед вышестоящими начальниками.

С такими убеждениями и практическими действиями он продолжал преподавать идеологию марксизма-ленинизма, одну из самих благородных и светлых идеологий в мире, продолжает калечить души советских людей.

Прошу извинения, но даю Вам слово, что больше никогда не побеспокою Вас ни по каким вопросам.

Екатерина Катукова

7-го августа 1987 г.

Итак, вдова национального героя нашей страны не смогла попасть на прием к начальнику. А ведь уже вступили в жизнь новые требования. [100] И как не похож на них Михаил Ефимович. Он не делал секретов из самых обычных вещей. Если люди нуждались в его совете, он старался поделиться всем, что знал, рассказать и помочь, не скрывая ничего и не отмалчиваясь. Я еще раз осознала, какое большое сердце было у Михаила Ефимовича. Он верил себе и доверял людям. В силу присущей ему порядочности был убежден, что поступает правильно, а если и ошибался, то сознавался в этом. Прямая, честная натура.

13. Последние годы. Тяжелая болезнь. Он много читал, уже совсем мало передвигался, большую часть времени проводил в госпитале на больничной койке и очень радовался тем, кто приходил повидаться с ним. Михаил Ефимович не тяготился старостью и говорил, что в любом возрасте есть хорошее. Преимущество старости — опыт, мудрость , а дожить до старости не всем отпущено. Главное в жизни — сделать доброе для людей, для Родины, и Михаилу Ефимовичу в этом посчастливилось.

Меня могут упрекнуть, что я очень уж расхваливаю Михаила Ефимовича, что он совсем не такой идеальный, как пишут о нем. Но все, что я рассказываю о нем, правда. И это не только мое мнение, а впечатление всех, кто с ним общался, встречался, кто был с ним знаком, даже не очень продолжительное время. Михаил Ефимович всех поражал своим необыкновенным отношением к людям, к жизни. Михаил Ефимович имел такой характер, что все, кто находился с ним рядом, кто окружал его, очень привязывались к нему. Они и сейчас помнят его.

Михаил Ефимович ценил в людях верность. Отвратительным в характере считал подлость. Глупого, чванливого человека называл «индюк надутый». Его определения людей были верными и меткими, он почти никогда не ошибался. Но и был снисходительным, умел прощать слабости. Он говорил, что в поведении нужно быть простым, даже большому начальнику быть честным с подчиненными. Любил поговорку «Подальше от царей, голова будет целей». Следовал заповеди: «Не спорь с начальством, ибо оно всегда найдет позже повод не простить твоего несогласия».

Так в жизни и случилось, когда он отступил от своего правила и не согласился с маршалом Г. К. Жуковым.

У М. Е. Катукова было несколько столкновений с Г. К. Жуковым. Георгий Константинович был человеком резким, и ему ничего не стоило обидеть, унизить другого.

Может быть, в годы своей молодости и когда он еще не был маршалом и не был облечен такой огромной властью, он и был [101] другим. Не знаю. Мне пришлось узнать Георгия Константиновича, когда он уже стал высшим начальством над М. Е. Катуковым. Маршал Жуков даже не со всеми командующими армиями здоровался и подавал руку, и это особенно стало заметным, когда он стал выдающимся военачальником. По телефону Георгий Константинович разговаривал со своими подчиненными грубо и без «черного слова» не обходился. Часто упрекал своих подчиненных, что звания и награды они получили незаслуженно и он постарается «наказать « их. Я много раз слышала подобные разговоры маршала Жукова с товарищем Катуковым.

Многие большие начальники и прославленные герои: А. И. Василевский, А. И. Антонов, И. С. Конев, П. С. Рыбалко, А. И. Еременко, К. К. Рокоссовский, С. И. Богданов, В. И. Чуйков, П. А. Ротмистров, И. Х. Баграмян, А. М. Горбатов и др. — молча сносили все это.

Михаил Ефимович возражал т. Жукову, хотя знал, что с начальством спорить не след. И все же Михаил Ефимович имел чувство собственного достоинства и не позволял Г. К. Жукову кричать на себя. Я не раз слышала, как Михаил Ефимович говорил т. Жукову: «Товарищ маршал, Вы не готовы для разговора. Когда сможете говорить спокойно, я буду Вас слушать». Георгий Константинович после такого отпора как-то «остывал» и уже вел разговор хоть и сурово, но по-деловому, без грубостей и «черных слов». Но все же чувствовалось, что Г. К. Жуков недолюбливает М. Е. Катукова и в свое время припомнит ему.

Так это и случилось.

14. В боях за Берлин, (а бои были трудные) стало ясно, что к рейхстагу раньше подойдут войска маршала И. С. Конева (Первый Украинский фронт), а не войска Первого Белорусского, которыми командовал маршал Г. К. Жуков.

Наша Первая танковая Краснознаменная шла на главном направлении, выполняя очень сложные задачи командования фронта. На КП М. Е. Катукова раздался телефонный звонок, и маршал Г. К. Жуков сказал: «Катуков, не пускай Конева, задержи его движение. Мы должны подойти к рейхстагу первыми». Это было неожиданным для Михаила Ефимовича, и выполнить такое распоряжение было сложно. Михаил Ефимович был чистым и честным человеком. Он ответил Жукову: «Товарищ маршал, Вы командующий фронтом и маршал И. С. Конев — командующий фронтом. Вы лично с ним договоритесь, а мне эта задача не по плечу». Георгий Константинович вскипел и закричал: «Понавешивали тебе звезд, орденов и званий, уж я постараюсь их отобрать у тебя!» — и последовал [102] грубый мат. Михаил Ефимович тоже не выдержал и ответил: «Товарищ маршал, не кричите на меня, я присягу принимал служить не Вам, а Родине. Ордена, звания не Вы мне вручали и не Вы их у меня снимете!» К этому времени Михаил Ефимович был уже дважды Героем Советского Союза и в звании генерал-полковника танковых войск. Жуков в сердцах бросил трубку, сказав: «Ладно, я тебе это припомню».

Оказывается, маршалу Г. К. Жукову очень хотелось доложить товарищу Сталину, что войска Первого Белорусского фронта первыми подошли к рейхстагу и водрузили знамя Победы.

Но жизнь распоряжается по-своему, и обстановка тогда была такой, что нам, Первому Белорусскому фронту было труднее вести тяжелые бои за Берлин, чем Первому Украинскому. На нашем пути были Зееловские высоты и главная полоса обороны немцев. Войска Первого Украинского фронта маршала И. С. Конева подошли к рейхстагу первыми, и представители 3-й Ударной армии В. И. Кузнецова водрузили знамя Победы.

Маршал Г. К. Жуков предлагал задержать И. С. Конева. Но как это можно было сделать? Ценой кровопролития своих же солдат? Я уверена, что потом маршал Жуков от своего приказания отказался бы и виновным бы остался М. Е. Катуков.

И все это пришлось пережить Михаилу Ефимовичу в конце войны, когда желанная ПОБЕДА была так близка. Так жесток был маршал Г. К. Жуков. Своей угрозы он не забыл и позднее все припомнил Катукову М. Е., о чем расскажу несколько позже.

Г. К. Жуков был талантливый военачальник, а вот человек он был злой. Много на его совести крови и ненужных смертей простых русских солдат.

Михаил Ефимович считал, что Георгий Константинович не всегда пользовался своей властью командира в интересах высшего долга и высшего блага.

Внезапная слава всегда опасна для человека.

В боях под Москвой, на Курской дуге, при штурме Берлина были одержаны блистательные победы, и имя Михаила Ефимовича Катукова стало очень популярным в армии.

Танкисты Катукова — первые гвардейцы совершали чудеса на полях сражений, и их действия в мирные годы, после войны были примером для всех. В военных академиях молодое пополнение армий обучалось на примере боевых действий гвардейцев Первой танковой армии. [103]