Огорчения продолжаются
1. Коньков Василий Фомич — генерал-майор в отставке — сменил Матвея Тимофеевича Никитина и был избран председателем совета ветеранов I гв. КТА. Василий Фомич пришел в армию в феврале 1943 года из 29-й армии на должность заместителя командующего по тылу. Это был человек небольшого роста, полненький. Коньков уже тогда был лысым, а к старости красивее не стал. Маленькие, глубоко посаженные глазки, курносый нос, выражение лица неприятное. Одевался очень тщательно, даже щеголевато. Был очень неглуп. Прекрасно поставил работу тыла. Правда, у него были очень хорошие помощники, такие как начальник штаба тыла полковник Клепиков Михаил Павлович. Доклады Конькова командующему были лаконичны, ничего лишнего, все исполнялось без промедления, четко.
Войска 1 гв. КТА никогда не знали ни в чем нужды: ни в снарядах, ни в одежде, ни в горючем, ни в питании, не говоря уже об обеспечении госпиталями. Последние работали слаженно, никогда не отставали от передовых частей, вовремя развертывали свою работу, и раненые всегда получали необходимую медицинскую помощь. В этом огромная заслуга Василия Фомича Конькова. Он был прекрасный организатор и свое дело знал отлично. Умел контролировать и требовать исполнения своих распоряжений. Никогда ничего не забывал, обладал и личной храбростью. Отношения у Василия Фомича с командующим армии М. Е. Катуковым были ровные и уважительные. Все их встречи проходили спокойно, на полном доверии.
Михаил Ефимович был уверен, что его заместитель, работники тыла не подведут, а это на войне не последний фактор в решении сложных проблем боя.
У Михаила Ефимовича с Василием Фомичом кроме официальных были и дружеские отношения. Коньков был частым гостем [45] в нашем доме как во время войны, так и после. Не было никакого повода сомневаться в искренности его чувств.
Только после войны в Дрездене произошел один незначительный случай, когда Василий Фомич заказал мебельные гарнитуры для пяти комнат, причем сделал этот заказ не на свое имя, а на имя командующего армии М. Е. Катукова, но отправил мебель на свой московский адрес. Михаил Ефимович знал об этом, но ни разу не спросил Конькова, почему он так сделал. Катуков понимал человеческие слабости и умел прощать их.
И все же Василий Фомич не всегда был искренен со своим командующим. При докладе М. Е. Катукову иногда позволял себе дурно отзываться о члене Военного Совета армии Николае Кирилловиче Попеле, а в докладах Н. К. Попелю высказывал критические замечания о командующем и начальнике штаба М. А. Шалине. Василий Фомич почему-то думал, что Шалин и Катуков не знают этого. Но они знали. Они были умными людьми и из двух зол выбирали меньшее. У В. Ф. Конькова нельзя было отнять его умения хорошо работать.
2. В госпитале им. Мандрыка я встретила Василия Фомича (в другом месте я его не могла увидеть — в то время меня уже не приглашали ни на какие встречи). После смерти Михаила Ефимовича моей жизнью уже никто из совета ветеранов не интересовался.
Я вновь повторила свой вопрос: почему со стороны совета нет ходатайства перед Моссоветом об увековечении памяти М. Е. Катукова? (К тому времени выяснилось, что разрешение на наименование улиц в Москве дает Моссовет).
И если раньше, когда был жив Михаил Ефимович, Василий Фомич был со мною ровен, приветлив, вежлив, оказывал мне уважение, говорил тихо, с улыбкой (он был говорлив), теперь после моего вопроса он вдруг стал кричать, лицо его исказилось. Это было совершенно неожиданно для меня. Вначале я даже не поняла, почему он кричит. Он выкрикивал: «Я ничего в этих вопросах не понимаю! Этот вопрос сложный, и никто из совета ветеранов армии и не подумает ставить его и решать!» И в заключение: «Вы очень многого хотите для Михаила Ефимовича. Он и так в жизни получил много и наград, и званий, а вот меня он в свое время не представил к званию генерал-лейтенанта...»
Пришлось и мне ответить Василию Фомичу грубостью: «Теперь мне ваше поведение понятно: оказывается вы все время были подхалимом. Был бы жив Михаил Ефимович, вы бы себя так не вели и таким тоном со мной не разговаривали. Теперь вы стали [46] «храбрецом» и боретесь с мертвым Катуковым, а он не может себя защитить».
А сколько было съедено и выпито за одним столом по разным поводам! Сколько было сказано теплых слов в адрес М. Е. Катукова при его жизни!..»
Расстались мы не по-дружески.
Василий Фомич оказался еще и злым человеком. Он стал вести себя по отношению ко мне неуважительно, при встречах (все в том же госпитале — аптека, кабинеты врачей) не раскланивался.
Мне было стыдно, но не за себя, а за товарища В. Ф. Конькова, который предал своего командующего армией.
Но, предавая кого-либо, человек предает самого себя. Беранже говорил, что людей можно исправить, если они будут показаны такими, какие они есть на самом деле. Но я думаю, что Василию Фомичу уже поздно исправляться.
При жизни Михаила Ефимовича В. Ф. Коньков затаил обиду и молчал. Не стало Михаила Ефимовича, и Василий Фомич стал рассказывать, какой нехороший человек Катуков — забыл о делах Конькова, очень мало о нем написал в своей книге «На острие главного удара», не оценил его заслуг и не хлопотал о присвоении ему звания генерал-лейтенанта. Меня же Коньков обвинил в нескромности: «Очень многого хочет для товарища Катукова».
Мелким было его недовольство. Василий Фомич показал свое двоедушие и низость. И претензии его не были справедливыми. В армию Коньков пришел в феврале 1943 года, почти не имея правительственных наград, а у М. Е. Катукова он получил их столько, что они заполнили весь китель Василия Фомича.
Присвоения дальнейшего воинского звания В. Ф. Конькову не хотел маршал Г. К. Жуков. Он не мог простить В. Ф. Конькову «Невского пятачка».
3. 13 февраля 1983 года Совет ветеранов проводил встречу ветеранов армии в связи с 40-летием со дня ее формирования. Танковая армия была создана приказом Ставки 30 января 1943 года.
На встречу приглашались все ветераны армии. Приглашать ли меня на такую встречу, решала московская секция ветеранов войны. Пришли к выводу, что меня — ветерана с 1941 года — следует пригласить. Теперь возник вопрос: пригласить меня в президиум или нет. Решили пригласить, но пригласительного билета так и не прислали. Билет на встречу ветеранов в день 40-летия армии я получила из г. Азова, от ветерана Первой гвардейской танковой бригады П. И. Нечаева. Встреча проходила в Доме Союзов. Приехала. [47]
Никто меня не встретил, никто из наших ветеранов — старших начальников /И. И. Гусаковский, А. Л. Гетман, А. Е. Журавлев, В. Ф. Коньков, М. П. Иванихин/ не поздоровались со мной. Кто-то мне сказал, чтобы я шла в комнату, где собирается президиум. Только ветеран 1 гв. танковой бригады генерал Павел Григорьевич Дынер узнал меня, и мы расцеловались: не виделись около десяти лет. Генералы В. Ф. Толубко, П. П .Петров, В. В. Осипов, Д. И .Заев, В. И. Мартынов подошли ко мне и поздравили с большим праздником ветеранов.
Вот и дожили мы до 40-летия со дня формирования Первой танковой армии.
Нужно было выходить на сцену. Ко мне быстрыми шагами подошел Василий Фомич и сквозь зубы проговорил: «Впереди будут сидеть только генералы». Я села во второй ряд, и моими соседями были атташе из Германской Демократической и Польской Народной Республик и Виталий Иванович Мартынов, генерал-майор (из московской секции ветеранов войны).
Вел встречу Иосиф Ираклиевич Гусаковский, который был председателем. Он объявлял по списку всех, кто находился в президиуме. Мою фамилию не назвал. В президиуме я была единственной женщиной — ветеран бригады, корпусов, армии, боевой друг первого командарма М. Е. Катукова. Потом многие ветераны подходили ко мне и выражали свое возмущение бестактностью и Совета ветеранов, и самого Гусаковсного. Я молчала. Лучший ответ — молчаливое презрение. Я уже привыкла. Знала неблагодарность «учеников» Михаила Ефимовича, но ветераны этого не знали и не понимали. Да и я сама так до конца не поняла, почему они так себя ведут. Никаких конфликтов с ними у меня никогда не было. При жизни Михаила Ефимовича они всегда были вежливы, внимательны и относились ко мне как будто с уважением. Часто бывали у нас в гостях и во время войны, и в мирное время.
Такое поведение их на встрече только показало отсутствие элементарной культуры у руководителей Совета ветеранов армий, их зависть.
Душевного успокоения на праздновании 40-летия армии я не получила.
4. Выявился еще один «друг» Михаила Ефимовича — генерал армии Андрей Лаврентьевич Гетман. Он пришел к нам в армию на должность командира 6/11/ гв. танкового корпуса, которым командовал с 30 января 1943 года по 25 августа 1944 года, а 25 августа [48] 1944 года Андрей Лаврентьевич был назначен заместителем командующего армии и пробыл в этой должности до 9 мая 1945 года.
Андрей Лаврентьевич родился на Украине. Хорошо знал украинский язык. Очень крупный, массивный. Медленно передвигался, так как был грузным не по годам. Черты лица неправильные, крупные. Шатен, глаза серые. Умен, но чересчур хитер. Андрей Лаврентьевич знал много историй и анекдотов, умел хорошо их рассказывать. Гетман всегда был окружен нужными ему людьми. В почете у него были подхалимы.
И. И. Гусаковский был командиром бригады. Дружил с Андреем Лаврентьевичем Гетманом. Гусаковский умело «угождал» Гетману, и на этом строились их отношения. Жена Гусаковского Лариса Ивановна говорила мне, что Гетман нехороший человек, но как-то не верилось в это. Только после смерти Михаила Ефимовича подтвердилась ее характеристика, данная А. Л. Гетману.
Оказывается, Андрей Лаврентьевич плохо относился к Михаилу Ефимовичу, хотя при жизни его этой своей «нелюбви» не проявлял. Как выяснилось, он был обижен на Катукова за то, что последний не представил его к званию Героя Советского Союза. Андрей Лаврентьевич считал, что в этом повинен только Михаил Ефимович. Об этой его «обиде» мне поведал И. И. Гусаковский в одной из моих бесед с ним по поводу увековечения памяти М. Е. Катукова.
Андрей Лаврентьевич не знал, что присвоения ему звания Героя Советского Союза не хотел командующий фронтом — Маршал Советского Союза И. С. Конев. Иван Степанович считал А. Л. Гетмана трусом. За все время командования корпусом Гетман не взял ни одной водной преграды.
Был и такой случай. И. С. Конев приехал на КП командира корпуса А. Л. Гетмана, но не застал его. Он обнаружил А. Л. Гетмана в другом месте, несколько ближе к тылу. Шел жестокий бой, а Андрей Лаврентьевич в это время «отдыхал» со своей любимой.
Иван Степанович Конев был горячий человек и хотел предать Андрея Лаврентьевича военно-полевому суду, который мог закончиться и расстрелом. Об этом узнал М. Е. Катуков. Командующий прославленной армии упросил И. С. Конева не делать этого, ибо на армию легло бы несмываемое пятно. И тогда было принято решение освободить Андрея Лаврентьевича от командования корпусом и перевести на должность заместителя командующего армией к т. Катукову. На должность командира корпуса был назначен А. Х. Бабаджанян. По существу Катуков спас жизнь Гетману, и тем [49] не менее Андрей Лаврентьевич во всем считал виноватым М. Е. Катукова и затаил на него обиду.
После смерти М. Е. Катукова Андрей Лаврентьевич стал вымещать свои обиды на мне, вдове Катукова.
Так постепенно я стала лучше понимать слово «вдова».
5. 9–11 мая 1978 года состоялась встреча ветеранов армии. Я была приглашена в президиум. А. Л. Гетман, не заметив, что я стою за его спиной, сказал М. Т. Никитину: «А эту-то зачем пригласили в президиум?» После такой реплики я вынуждена была уехать. Больше меня ни на какие встречи ветеранов не приглашали, да и сама я теперь уже не имела желания приезжать.
Генерал А. Л Гетман написал свои мемуары «Танки идут на Берлин». Книга вышла в свет в 1973 году, еще при жизни Михаила Ефимовича. Андрей Лаврентьевич своей книги Катукову не подарил, как это делали все, кто писал свои воспоминания. Михаил Ефимович купил эту книгу и внимательно прочитал. Андрей Лаврентьевич ни разу не назвал фамилии командующего Первой гвардейской Краснознаменной танковой армии, ограничиваясь краткими замечаниями «Командующий 1 гв. КТА решил, приказал...» А Л. Гетман написал свои воспоминания так, будто был он самостоятельным, корпус ни в какую 1 гв. КТА не входил, никому не подчинялся, решения Андрей Лаврентьевич принимал сам, а корпус имел успехи только благодаря его, Гетмана, полководческому таланту. Странное дело, он упоминает фамилию И. И. Гусаковского и многих других, а командующего армией М. Е. Катукова по имени не называет. В книге А. Л. Гетмана нет и портрета М. Е. Катукова, в отличие от других.
Михаил Ефимович назвал это мелкой мышиной возней.
По приказу Ставки корпус А. Л. Гетмана вошел в состав 1 гв. КТА 11 февраля 1943 года и стал гвардейским в составе армии.
Будущее расценит по справедливости. Во всяком случае, у Михаила Ефимовича была огромная уверенность, что все встанет на свои места.
6. В 1978 году я была в г. Дрездене, где дислоцировалась I гв. КТА. Посетила музей Боевой славы. Материалов о первом ее командующем товарище Катукове Михаиле Ефимовиче там не было. Зато в изобилии были представлены материалы о А. Л. Гетмане и И. И. Русаковском. Это меня очень удивило. Оказывается, они ранее были в Дрездене — и постарались увековечить себя.
Позже это было исправлено, и сейчас в музее все стоит на своих местах, как было в действительности. Там появилась очень любящая [50] свое музейное дело Любовь Петровна Горенко. Она много сделала, чтобы Музей Боевой славы 1 гв. КТА был посещаем, чтобы он отражал боевую деятельность соединения и людей правдиво, как было на самом деле. На смену Любовь Петровне прибыла Ирина Петренко, которая всей душой любит свое дело и отдает ему всю свою энергию и любовь. Михаилу Ефимовичу Катукову всем обязаны и Русаковский, и Бабаджанян, и Никитин, и Гетман, и Коньков и многие другие. Он выучил их и дал дорогу в жизнь. Но они после его смерти сделали все, чтобы присвоить его заслуги себе. Поистине урок человеческой неблагодарности! Михаил Ефимович построил для них мост в бессмертие, создал им положение, они получили звания, должности, ордена. Такие люди надежны в счастье и ненадежны в несчастье.
История подтверждает, что короли не любят тех, кто был свидетелем их несправедливости, ошибки, бесчестья.
«Позор, коль ты обиду причинил тому, кто целый век тебя кормил» (Саади). Эти слова как нельзя лучше подходят к тому положению вещей, которое сложилось после ухода М. Е. Катукова из жизни.
Пишу о Михаиле Ефимовиче с любовью, как о человеке мужественном, человеке из народа и принадлежавшем народу. Жизнь его была прекрасной. Память о нем светла и дорога не только мне — многим.
Буду рада, если рассказ о нем оставит в душе наших юношей и девушек свой след. А мелкие злопыхатели пусть останутся в стороне от светлой памяти Михаила Ефимовича.
7. Но огорчения мои продолжались.
Секретарем Совета ветеранов стал Марк Павлович Иванихин, который называл себя «ответственным секретарем», хотя такой должности в секции ветеранов нет. Марк Павлович — полковник в отставке. В армию пришел в звании лейтенанта и служил в арт. расчете 79-го артполка. Прошел путь войны. В настоящее время преподает военное дело.
Это небольшого роста мужчина, сравнительно еще молодой. Страдает дефектом речи — шепелявостью. В период войны М. П. Иванихина я не встречала, да и М. Е. Катуков его тоже не знал. Армия — это махина, и всех знать невозможно, но они, ветераны, гордились своим командующим и называли себя «катуковцами». Как Марк Павлович стал ответственным секретарем Совета ветеранов, не знаю, но в настоящее время он олицетворяет силу и власть в решении многих вопросов. При встрече Марк Павлович [51] разговаривает со мной вежливо и оказывает внимание, но если вдруг рядом оказывается И. И. Гусаковский, А. Л. Гетман, М. Т. Никитин или В. Ф. Коньков, Иванихин резко меняется. Он делает вид, что не знает меня, как бы не замечает.
После войны Марк Павлович несколько раз был у нас на Трудовой с докладами Михаилу Ефимовичу о делах Совета ветеранов. М. Е. Катуков был почетным председателем Совета ветеранов армии, он был уже болен и активного участия в работе Совета не принимал. Я и мои родные сердечно встречали Марка Павловича, и он держался просто, однажды даже помог нам приобрести кустарники ягод и роз (у него были знакомые, работавшие в Ботаническом саду СССР). И все же другом нам Марк Павлович Иванихин не стал.
После смерти Михаила Ефимовича М. П.Иванихин всегда напоминал мне, что я не жена, а вдова. А когда создавалась «ситуация» /генералы в совете ветеранов армии не желали увековечения памяти М. Е. Катукова/, он резко изменил свое отношение ко мне. На ветеранских встречах Марк Павлович меня не замечал и не кланялся. Прошло уже много лет, как нет с нами Михаила Ефимовича, и Марк Павлович ведет себя так, как будто бы победа на войне — лишь его огромная личная заслуга.
Да, беда, коль слава неправдой добывается. Всем хочется увековечить себя в Истории. Получить разрешение на установление мемориальной доски на доме, где жил Михаил Ефимович, разрешение назвать одну из улиц Москвы его именем сложно и трудно. Для полка, в котором служил Марк Павлович, это оказалось несложным, и сделано это было быстро и без особых хлопот, 79-й полк увековечен мемориальной доской на здании одной из школ города Москвы. Таких полков, да и не менее почетных, в армии было много, но их почему-то не увековечивают. Наверное, потому, что не было там Марка Павловича Иванихина.
Сейчас Марк Павлович выезжает и за рубеж в нашу армию вместе со своей женой. Он говорит, что его жена очень много работает в Совете, хотя и не была на фронте.
8. Вскоре появился еще один недруг Михаила Ефимовича, которого тоже мучила зависть.
Генерал армии Д. Д. Лелюшенко позволил себе нетактично отнестись к памяти М. Е. Катукова.
25 лет я посещала плавательный бассейн в группе здоровья при клубе ЦСКА. Все 25 лет я оставляла свои купальные принадлежности в специальном помещении. За все эти годы я ни разу [52] не встретила генерала Д. Д. Лелюшенко в бассейне, хотя знала, что он туда приезжает. И вдруг после смерти Михаила Ефимовича генерал Лелюшенко заявил администрации бассейна, чтобы меня не пускали в бассейн и не позволяли оставлять свои вещи в комнате, да к тому же и М. Е. Катукова давно нет на свете, да и маршал-то он никакой, а вот настоящий маршал он, Д. Д. Лелюшенко.
Работники бассейна немедленно передали мне высказывания генерала. Мне было стыдно за него...
В своих выступлениях в честь 40-летия победы под Москвой все подвиги М. Е. Катукова Лелюшенко приписывает себе и нигде не упоминает о ратных сражениях под Мценском и на полях Подмосковья Первой гвардейской танковой бригады. Д. Д. Лелюшенко прекрасно знает, что его корпус в то время состоял всего из одной 4-й танковой бригады, а позже она стала Первой гвардейской танковой бригадой, которой командовал М. Е. Катуков. Всех героев 1 гв. т.бр. — это Иван Любушкин, Дмитрий Лавриненко, Петр Воробьев, Александр Бурда, Павел Заскалько и многие, многие другие. Д. Д. Лелюшенко приписывает своему корпусу. А правда только та, что Д. Д. Лелюшенко их никогда в глаза не видел и не знал, и танкисты-гвардейцы тоже не знали такого командира, они знали только одного командира — М. Е. Катукова.
В выступлении по телевидению в честь 40-летия битвы под Москвой генерал присвоил себе метод ведения боя путем танковых засад. Первым же применил такой метод М. Е. Катуков и научил этому своих танкистов 4-й танковой бригады, а потом Первой гвардейской танковой. Написал об этом несколько брошюр, в том числе: «Заметки фронтовика», которые были изданы еще в ноябре 1941 г.
Ложь — не новость у нас. Но в сегодняшней жизни ложь как-то узаконилась, и многие считают это нормой жизни. Теперь уже никто не борется с ложью, считают это неприличным и все теперь списывают на «время такое».
Да, многое изменилось.
После битвы под Мценском 4-я танковая бригада стала первой гвардейской танковой. В ноябре 1941 года бригада была выведена из состава корпуса и введена в состав 16-й армии К. К. Рокоссовского, и никогда больше пути генерала М. Е. Катукова и генерала Д. Д. Лелюшенко не пересекались. Оба имели самостоятельные соединения, которыми и командовали. [53] И вот зависть и желание присвоить себе чужие успехи остались у генерала Л. Л. Лелюшенко, тем более теперь это легко было сделать — Михаил Ефимович Катуков умер.
В то время корпус Д. Д. Лелюшенко составляла одна 4-я танковая бригада. На формирование корпуса нужно было время, а этого у Ставки не было. Нельзя сформировать такую громаду, как корпус, за два дня, даже по требованию Сталина, как это показывают иногда в кино.
4 октября 1941 года генерал Д. Д. Лелюшенко один на легковой машине приехал к М. Е. Катукову под г. Мценск, где бригада уже вела бои. Лелюшенко был одет в комбинезон, знаков различия не видно.
Дозоры М. Е. Катукова задержали машину и привели Д. Д. Лелюшенко на КП. Д. Д. Лелюшенко сказал, что он командир корпуса, в состав которого входит и 4-я ТБр. Так он познакомился с М. Е. Катуковым. Генерал спросил, что М. Е. Катуков намерен делать в этой ситуации по отражению атаки противника. Катуков ответил, что необходимо вести разведку и занять оборону, оборону вести активно. Лелюшенко план Катукова утвердил. Он сел в машину и уехал в неизвестном направлении. Больше никто в бригаде не видел Лелюшенко в течение восьми суток, пока бригада под Мценском сражалась с Гудерианом.
Бои были тяжелые, кровопролитные. Бригада имела 45 танков, но не дала Гудериану пройти к Москве, за что и стала гвардейской. А после боев под Мценском бригада приказом Ставки была направлена на Волоколамское шоссе, введена в состав армии К. К. Рокоссовского и в течение шести месяцев вела тяжелые оборонительные бои, защищая столицу нашей Родины Москву.
Д. Д. Лелюшенко в своих выступлениях по радио и телевидению говорит, что он своим «корпусом» отбросил врага и спас Москву. Это неверно, и Д. Д. Лелюшенко прекрасно это знает. Но он жив, а Катуков уже умер и никто не может опровергнуть его слов.
В газете «Красная Звезда» от 30 сентября 1981 года Д. Д. Лелюшенко расписал себя героем и одним из главных защитников Москвы, а ведь он знает, что корпус был только на бумаге. Было бы справедливым написать о Дмитрии Лавриненко, который уничтожил 52 танка противника и не стал героем. Нашей молодежи необходимо знать об этом, и надо сделать все, чтобы исправить ошибку, допущенную в отношении верного сына нашей Родины — Дмитрия Лавриненко.
Только настоящие подвиги вдохновляют на героические поступки, и жизнь каждому воздаст по заслугам. Не должности и звания красят человека. [54] Ушли боевые товарищи из жизни, не могут постоять за себя и рассказать, что и как было на самом деле. Негоже и даже подло присваивать себе заслуги мертвых.
И сколько же времени Д. Д. Лелюшенко командовал корпусом? 14 октября 1941 года он уже был ранен и находился на излечении в госпитале? Да, поистине короткая память у Д. Д. Лелюшенко! Как ему хочется к своим лаврам добавить еще славу Катукова и его пер-вогвардейцев. Своих заслуг у Д. Д. Лелюшенко немало и звание у него высокое, а вот поди же...
Жаль, что такая солидная газета, как «Красная Звезда», не проверяя, напечатала все, что говорил генерал.
Защитниками Москвы были войска генералов И. В. Панфилова, Л. М. Доватора, А. П. Белобородова, И. М. Чистякова, М. Е. Катукова и много других частей и соединений. Эти войска стояли на смерть, но что-то об этом мало вспоминают и говорят.
Я уверена, что нужно время, чтобы подвиги гвардейцев-танкистов, именно первых гвардейцев, прошедших суровый путь войны от западной границы и до Берлина, были правильно освещены, и все стало бы на свое место. Может быть, это будет, когда и я уже уйду из жизни...
Катуков и его гвардейцы — История.
Гвардейцы и Катуков — Легенда.
Катуков и гвардейцы — Личности.
Время нельзя обмануть, оно знает, что сохранить, а что отбросить.
А наша История — бурный и красочный двадцатый век. Век добра и зла, гордецов и подлецов. Настоящих, истинных героев, не думающих о славе, а преданно любивших Родину.
9. Теперь я уже окончательно убедилась, что оставшиеся в живых генералы 1 гв. КТА не хотят заниматься вопросом увековечения памяти Михаила Ефимовича Катукова, своего легендарного командующего.
Слава учителя некоторым его ученикам не дает спокойно жить.
Я убедилась, что эти люди спешат увековечить и возвеличить только себя. Я поняла, что необходимо самой хлопотать об увековечении памяти Михаила Ефимовича.
Среди документов в его архиве я нашла списки ветеранов армии и их адреса. Написала около 800 писем ветеранам, следопытам, пионерам в школы, в музеи с просьбой взять на себя хлопоты по увековечению памяти маршала Катукова. Началась переписка. Дети к тому времени много сделали в своей следопытской работе по всей стране. [55] Наша совместная работа увенчалась успехом. В Москве в Строгино появилась новая улица: «Улица названа в память советского военачальника, дважды Героя Советского Союза, маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова».
Улица прекрасна. Широкая, большая. В день открытия этой улицы ветераны посадили около 700 деревьев, которые принялись, и теперь эта улица выглядит нарядной.
10 декабря 1979 года установили мемориальную доску на доме № 75 по Ленинградскому проспекту. Скульптор А. Бичуков, архитектор Б. Кутырин приложили много сил и таланта, и доска с портретом Михаила Ефимовича получилась очень красивой. Скульптору удалось передать не только абсолютное портретное сходство, но и отразить волю и мужество М. Е. Катукова. Они сделали прекрасную работу, и эта мемориальная доска, как считают многие, одна из лучших в Москве.
На открытии мемориала присутствовали «противники» увековечения памяти М. Е. Катукова — генералы И. И. Гусаковский, А. Л. Гетман, М. Т. Никитин, В. Ф. Коньков, А. Е. Журавлев, М. П. Иванихин. Пришли ветераны, пионеры, родные, близкие, друзья. Все было торжественно. И. И. Русаковский позволил себе на трибуне сказать мне, что я «пробивная баба», все же добилась своего, но я уже не обижалась на него. Ведь его мелочная суть проявилась еще раньше.
Меня охватило чувство гордости — справедливость восторжествовала и Катуков Михаил Ефимович достойно увековечен памятью народа.
Спорить с врагом можно, убедить подлеца — нельзя. Вот почему ни в чем нельзя убедить А. Л. Гетмана, И. И. Русаковского, В. Ф. Конькова.
Я не пригласила их на застолье в честь открытия мемориала. Я не забыла их отказ почтить память Михаила Ефимовича спустя 40 дней после его смерти. Потом мне сказали, что все они очень ждали моего приглашения, но после всего, что произошло, я уже не могла считать их друзьями Михаила Ефимовича.
Сколько в этот день пришло писем, телеграмм! Сколько радости испытали простые ветераны-гвардейцы! Они были искренне счастливы.
Генерал А. П.Белобородов писал и говорил мне, что за долгие годы армейской службы он встречал немало командиров, которые пользовались высочайшим авторитетом и любовью. Таким был и генерал М. Е. Катуков. Спокойный, дружелюбный, полный самообладания [56] в сложной обстановке боев за Москву, командир действовал на окружающих ободряюще, внушал уверенность в своих силах. Все решал железный закон: «Делай как я».
Михаил Ефимович был для своих подчиненных достойным примером. Авторитет командира начинается с начищенных пуговиц, аккуратности костюма. «Умей стрелять, как я"; «Умей побеждать, как я» — эти его принципы были воплощены в его действиях, во всей его трудной военной судьбе.
Воины-катуковцы были готовы отдать жизнь за своего командира. Они смело шли в бой и все делали, как он учил их. Свой последний час тоже надо уметь встретить, как это сделал их командир М. Е. Катуков.
Поставить кому-либо памятник при жизни — заведомо признать, что потомство этого не сделает. И. И. Русаковский, А. Л. Гетман, С. К. Куркоткин и другие поспешили при жизни увековечить себя.
Клеветники и недруги! По-моему, вы уже насытились. Еще при жизни вы преследовали Михаила Ефимовича. Не хотели его оставить в покое и после смерти. Но просчитались. Я по-прежнему осталась верной подругой, женой, вдовой Михаила Ефремовича, а не «пробивной бабой». [57]