Горечь разочарований
1. Горе мое было беспредельно. Я понимала: мое спасение — работа. Я не очень огорчилась, что мне не дали каких-то привилегий. Это меня совсем не пугало. Я не была барыней. Я не боялась трудностей, привыкла к суровой жизни. Меня огорчило и даже оскорбило, что было отказано в праве на увековечение памяти Катукова присвоением его имени одной из улиц Москвы, отказано в установлении мемориальной доски на доме, где Михаил Ефимович безвыездно жил с 1949 по 1976 года. Мы жили не в шикарном доме в центре, а на «дальних подступах Москвы», в маленькой трехкомнатной квартирке. И в этом доме жил только один маршал, дважды Герой Советского Союза, герой Отечественной войны...
2. Теперь я стала главой семьи.
Вступление в наследство, оформление квартиры на свое имя, права на лечение и многие другие заботы легли на мои плечи. Все это в первые дни горя отнимало много сил и времени. Начались бессонные ночи.
Думалось о многом.
Война прошла. Пришло другое время.
Кем был Михаил Ефимович в моей жизни?
Он ворвался в мою жизнь метеором. Одарил меня всем, чем только мог. Вырастил, поднял до своего уровня. Осветил мою жизнь радостью и счастьем. Я не помню ни одного случая, когда бы Михаил Ефимович огорчил или обидел меня. За всю нашу совместную жизнь он не сказал мне ни одного грубого слова, не отказал ни в одной просьбе. А если и были у меня какие-то промахи и поступки, которые Михаил Ефимович не одобрял, это исправлялось, и советы его всегда были мягкие, деликатные. Все делалось в такой форме, чтобы не обидеть меня. Таким же деликатным он был и с другими, не только со мной. [23] И все же этот нежный, мягкий человек умел быть непреклонным и строгим, умел твердо сказать «нет», и тут уже ничего нельзя было сделать: надо было слушаться и выполнять.
Михаил Ефимович одновременно был и мягким, и твердым человеком. Мягкий, деликатный, когда кто-то нуждался в его помощи, твердый — когда встречался с несправедливостью, которой надо было противопоставить волю и решимость.
У Михаила Ефимовича был легкий характер. Он никогда и никому не желал зла. Постоянно кому-то помогал, кого-то устраивал, ездил по начальству, за кого-то просил. Широта его души всегда поражала всех, кто так или иначе соприкасался с ним. Забота о других не мешала ему жить, а только помогала. Он от души радовался успехам своих боевых товарищей, учеников и совсем не завидовал тем из них, кто ушел вперед. Так, его ученик Амазасп Хачатурович Бабаджанян стал главным маршалом бронетанковых войск. Михаил Ефимович считал: плох тот учитель, чьи ученики топчутся на месте. Ученики должны обгонять учителя.
Михаил Ефимович был доверчив и прост. Он искренне считал: если он такой, все должны быть такими же простыми и доброжелательными.
Данное слово и обещание Михаил Ефимович всегда выполнял. Все было легко для него, никакая просьба его не тяготила. Обещаний «на ветер» не бросал. О таких людях говорят, что у них высокое чувство ответственности. И когда за свою простоту, излишнюю доверчивость и искренность моему мужу приходилось расплачиваться самой дорогой ценой, ценой здоровья, я всегда бросалась на помощь, чтобы сберечь его.
Добрая молва живет долго, а маршал М. Е. Катуков оставил о себе добрую славу у простых людей. Вся жизнь Михаила Ефимовича была огромный, непрекращающийся труд.
3. Писать о человеке, которого знал, куда труднее, чем о тех, которых видел в жизни несколько раз. Нужно подумать, как это сделать. Нужно вспомнить всю нашу жизнь с 1941 по 1976 годы.
Мне очень повезло, что на жизненном пути встретился такой человек, как Михаил Ефимович Катуков. Мы, действительно, прожили необыкновенную жизнь.
Мелкие заботы по устройству новой жизни тянулись долго. Наконец я получила постановление Совета Министров № 586 от 23.07.76 о пенсии, о квартире, о лечении.
Решила написать письмо Министру обороны СССР — маршалу Советского Союза т. Устинову Д. Ф. Привожу его [24] дословно:
«Уважаемый Дмитрий Федорович!Выражаю благодарность Правительству и лично Вам за заботу о людях и, в частности, обо мне.
Я получила Постановление Совета Министров об обеспечении меня пожизненной пенсией и другими привилегиями.
В моем положении сейчас каждое доброе слово и теплое отношение помогает перенести тяжелое горе. Я надеюсь, что найду мужество и приложу все силы, чтобы, принимая активное участие в общественно полезном труде, как коммунист быть нужной людям, обществу.
Одновременно мне хочется поделиться с Вами о не совсем пристойном поведении зам. начальника Автобазы МО СССР. Последний на второй день захоронения М. Е. Катукова в грубой форме отказал мне в машине, которую я накануне вызывала, чтобы поехать на кладбище. Я ведь не знала, что мне так скоро будет отказано в транспорте. Я бы никогда не обеспокоила Автобазу такой своей просьбой.
Жизненные пути М. Е. Катукова и мои нигде не пересекались с указанным начальником. Я его не знала, никогда не видела, и его грубое отношение так меня потрясло, что я заболела.
Нет ни одного танкиста, который бы не знал т. Катукова, а Катуков в свое время дал тысячи автомашин в народное хозяйство страны.
Я понимаю, что Катукова больше нет и мне не положена машина, но на второй день после захоронения..., когда так нужна помощь и забота, зная мое горе, и когда так ранимо сердце, и в такой грубой форме. Это просто несовместимо с нашим гуманизмом. Этот начальник как бы специально следит за некрологами и делает гадость людям, не имеющим возможности призвать его к порядку.
Только зная Ваше доброе отношение к людям и справедливость, я решила написать Вам об этом. Надеюсь, Вы поймете меня правильно. Написала еще и потому, чтобы в будущем другим вдовам не было так горько и обидно.
С уважением
Е.Катукова
4 сентября 1976 года «. [25]
Очень скоро мне на квартиру позвонил Начальник ХОЗУ МО СССР генерал Л. С. Чувахин и начал меня упрекать за то, что я написала министру. Он сказал, что заместитель начальника автобазы получил инфаркт, на что я ответила, что написала правильно и что в тот момент у меня тоже мог быть инфаркт. Вот так закончилась одна из многих моих историй.
4. Начались заботы по увековечению памяти Михаила Ефимовича Катукова. Убедилась, что надо хлопотать самой. Жена не сделает — никто не сделает.
Ненавижу слово «вдова». Мне так часто напоминал об этом Марк Павлович Иванихин (наш «ответственный» секретарь совета ветеранов армии). Я вначале не понимала, зачем он говорит мне это, но позже разобралась. (К слову «вдова» я еще вернусь).
Сейчас сильны те, кто ходит по земле, а тех, кто ушел из жизни, можно и не вспоминать. Не ново, что История умеет забывать, но мы знаем также, что История умеет помнить.
Великое множество людей, не названных поименно, имеют не меньше прав на благодарную память последующих поколений. Гораздо хуже, когда находятся люди, которые заслуги ушедшего из жизни приписывают себе.
Прекрасно понимаю, что это делают не наши законы и не наша родная советская власть, а люди, потерявшие честь и совесть. Верю, что эти уродливые явления временны и все встанет на свои места. Каждый человек будет оценен по достоинству и по тому, что сделано им в жизни. Все займет свое место по праву в Истории нашей Родины.
Это будет, не может не быть!
Всякого рода привилегии — это могила для свободы и справедливости... Лучше заслуживать и не получать, чем получать, не заслуживая. Популярности надо искать среди потомков, а не среди современников.
Великолепен человек, если это человек настоящий, а время скажет свое слово, и оно будет свято.
5. Занялась устройством надгробия на могиле Михаила Ефимовича на Новодевичьем кладбище. Много думала, как сделать надгробие достойным памяти маршала Катукова. Мы с Михаилом Ефимовичем обсуждали этот вопрос при его жизни. Он говорил, что все должно быть просто и скромно. Говорил, что хотел бы, чтобы его похоронили на Бородинском поле, рядом с могилой Багратиона. Суворов, Багратион — любимые герои Михаила Ефимовича. В наших условиях сделать это было сложно, да и я сама не хотела этого. [26]
Мне необходимо было решать, как лучше сделать надгробие. Ходила по кладбищу, смотрела памятники, и у меня создалось впечатление, что это какая-то гигантомания. Желание увековечить высотой и огромными размерами. Достаточно посмотреть памятники Кариофилли, Бабаджаняну, Горбатову и др.
Многие памятники выполнены скульптором Постниковым. Все они сделаны на один манер. Все как из одного лукошка высыпались: высоки, скучны. И почему-то все с книгами. Военные-проповедники, мудрецы, мыслители!
Допустим, что семья покойного не знала, что скульптор Постников делает рядом с их могилой такой же вариант памятника, но Постников-то знал! Видимо, не было у него желания трудиться и создавать произведения искусства. Было ясно, что здесь только жажда получить побольше за свое «творение» — жажда наживы.
За сравнительно короткое время проблема с памятником была решена. Товарищи постарались сделать надгробие таким, как хотелось семье, — скромным и достойным памяти Михаила Ефимовича. Нам оно понравилось. Красота и необычное оформление привлекли к себе внимание не только добрых людей, но и, как оказалось, всякого рода проходимцев.
Открытие памятника состоялось 17 сентября 1977 года — в день рождения Михаила Ефимовича. На открытие памятника приехали, пришли ветераны бригады, армии, пионеры, мои близкие и друзья. Было очень торжественно, много цветов.
Душевно я уже немного успокоилась, но состояние здоровья вызывало тревогу у лечащих врачей. Мне настоятельно рекомендовали поехать в санаторий. В октябре 1977 года я уехала на отдых в «Эшери». Спокойной я не была. Серьезно болела моя мама, и это очень тревожило меня.
Отсутствие вестей — самая хорошая весть. Плохие вести бегут быстро.
И вот новая беда настигла меня и мою семью. По приезде из санатория меня встречали сестра Нина и ее муж Анатолий. На мой вопрос: все ли у нас ладно в доме, Нина ответила:
— В доме все хорошо а на могиле Михаила Ефимовича украли все бронзовое оформление — ветви, решетки, цветы-гвоздики. Могила разорена.
Это было так неожиданно для меня. Кто это сделал? Человек, осквернивший могилу, способен наплевать и на живых людей. Человек, способный надругаться над собственной матерью, может оскорбить и унизить чужих матерей. Человек, разоривший чужую [27] могилу, не гарантирован, что не будет разрушена и его собственная могила.
Волнения, хлопоты, тяготы, расходы снова легли на меня. Нужно было все это вынести и не сдаться.
Пришлось вести переписку по поводу наведения порядка на Новодевичьем кладбище. Написала письмо начальнику 107-го отделения милиции г. Москвы, на территории которого расположено кладбище:
«Начальнику 107-го отделения милиции г. МосквыКопия: Директору Новодевичьего кладбища
Уважаемые товарищи!
По решению правительства на могиле моего мужа — маршала бронетанковых войск дважды Героя Советского Союза Катукова М. Е. сооружено надгробие.
Открытие памятника состоялось 17-го сентября 1977 года. До 4-го октября на могиле все было в порядке, а уже 1-го октября 1977 года могила разорена.
Лично я была в отъезде, но мои близкие установили этот факт. Прошу разобраться в этом, помочь мне и в дальнейшем не допускать такого надругательства над могилой Катукова М. Е.
С уважением Е. Катукова
8 октября 1977 г. «.
Ответа не получила. Порядка на кладбище не было. Разворовывались памятники. Совершали святотатство не только на могиле Катукова. Такому же надругательству подверглись могилы академика А. Н. Бакулева, адмирала Л. А. Владимирского, генерала Е. Н. Горбаткжа, маршала А. Х. Бабаджаняна. Кражи ваз и цветов с могил стала почти обычным явлением.
Написала письмо Министру МВД СССР. Получила ответ, что факты, изложенные в письме, подтвердились, и дано указание принять меры к розыску людей, совершивших хищение. Одновременно даны указания навести порядок и усилить охрану на кладбище. Выполнение указаний взято под контроль.
Но это была только отписка. Безобразия на кладбище продолжались. Пришлось еще раз писать письмо в Министерство внутренних дел [28] СССР:
«Уважаемые товарищи!Прошу доложить о моем письме Министру. Такое сильное и уважаемое народом министерство, а нет порядка на самом святом месте нашей Родины — на Новодевичьем кладбище, где похоронены национальные герои и заслуженные люди нашей Родины, где покоится наша История.
Е.Катукова
8 сентября 1981 г. »
Письмо Министру МВД СССР — генералу армии т. Щелокову Н. А.
«Уважаемый Николай Анисимович!Я уже обращалась по этому вопросу (копии писем прилагаю).
Вопрос шел о надругательстве на могиле моего мужа — дважды Героя Советского Союза, маршала бронетанковых войск Катукова М. Е.
Был получен ответ, что факты подтвердились, и меня заверили, что порядок будет наведен.
После наведения порядка произошло следующее:
1) На могиле генерал-полковника Горбатюка Е. Н. — 1976 г. захоронения — похищена дорогая ваза.
2) На могиле маршала Бабаджаняна А. Х. украден макет танка.
3) На могиле адмирала флота Владимирского Л. А., героического защитника Севастополя, украден якорь весом до 300 кг. Якорь отлит на деньги, собранные благодарными севастопольцами.
4) 22.8.81 уже в который раз на могиле М. Е. Катукова разрушено надгробие. Размонтированы все крепления, две бронзовые ветки — лавр с лентами-спрятаны под куст, свален мраморный столбик и штырь в этом креплении вынут, а три остальные стороны памятника подготовлены к увозу с кладбища.
Я немедленно поставила в известность дирекцию кладбища и дежурных милиционеров. Сдала все указанные предметы на хранение и снова занялась восстановлением надгробия.
Порядок на кладбище не наведен, а только формальная отписка. И дело совсем не в материальном ущербе, дело в душевном переживании.
Об этих безобразиях знают ветераны, следопыты и все спрашивают: «Кто это сделал? Как можно вынести с кладбища такие тяжести? Кладбище считается закрытым и охраняется?»
Очень надеюсь, что порядок будет наведен. Е. Катукова
8 сентября 1981 года« [29]
Наконец меры были приняты и порядок на Новодевичьем восстановлен. Но сколько здоровья это стоило мне, моим близким и друзьям.
6. Вернусь к вопросу достойного увековечения памяти Михаила Ефимовича в Москве. Необходимо было добиться установления мемориальной доски на доме, где он прожил почти тридцать лет. Необходимо было получить постановление Моссовета — назвать одну из улиц в городе Москве именем маршала, дважды Героя Советского Союза М. Е. Катукова.
Долгое время мне объясняли, что улицы в Москве называют именем тех, кто родился в этом городе (например, И. И. Русаковский).
К этому времени умер маршал А. Х. Бабаджанян, и его именем в Москве назвали одну из площадей. Открыли две мемориальные доски его памяти на здании Академии бронетанковых войск им. Р. Я. Малиновского и на доме, где жил Бабаджанян.
Маршал Бабаджанян А. Х. не был уроженцем города Москвы, он родился в Армении и не участвовал в боях под Москвой, но память о нем достойно увековечена жителями столицы.
Генералы И. В. Панфилов, Л. М. Доватор тоже не родились в Москве, но их деяния достойно отмечены памятью народа.
Можно привести и другие примеры: улица Лизы Чайкиной, улица Маши Порываевой. Они не были уроженками города Москвы, но совершили подвиг и должны остаться в памяти народа.
По вопросу увековечения памяти Михаила Ефимовича Катукова в городе Москве я обратилась за помощью в Совет ветеранов Первой гвардейской Краснознаменной танковой армии (I гв.КТА). К моему великому огорчению, со мной разговаривали грубо и надменно. Посыпались фразы: «Вы сами не понимаете чего хотите"; «Увековечивать память Михаила Ефимовича в городе Москве нельзя, и в этом нет никакой необходимости».
Всего этого я не могла понять ни умом, ни сердцем.
7. После варварства на Новодевичьем в 1978 г. я заболела и меня на «скорой» помощи отвезли в госпиталь им. Мандрыка. Там я случайно встретила генерала И. И. Русаковского, который приходил навестить генерала А. И. Радзиевского.
И. И. Гусаковский — ветеран I гв. КТА, бывший командир 44 гвардейской танковой бригады, которой он командовал с сентября 1943 по 9 мая 1945 года. К моменту нашей встречи в госпитале И. И. Гусаковский имел звание генерала армии и был председателем Совета ветеранов нашей армии. [30]
Во время войны и в мирные годы, когда еще был жив Михаил Ефимович, И. И. Гусаковский был всегда вежлив, предупредителен. Он и его жена Лариса Ивановна были частыми нашими гостями, и мы встречались с ними не только по службе, но и, как говорят, дружили домами. Мы с Михаилом Ефимовичем считали их добрыми, верными друзьями.
Как же мы ошибались!
Я спросила И. И. Русаковского, почему Совет ветеранов армии не поднимает вопроса об исправлении ошибки, допущенной, в вопросе увековечения достойной памяти маршала Катукова. Как же так получилось, что один из активных и основных защитников столицы не останется в памяти народа? В городе Москве нет улицы, названной его именем, нет мемориала на доме, где он долгое время жил. Сказала, что исправление такой ошибки было бы выполнением долга перед всеми ветеранами — гвардейцами-танкистами. Михаил Ефимович Катуков и его первые гвардейцы защищали Москву в далеком 1941 году малыми силами, бились и на дальних, и на ближних ее подступах, не выходя из боев в течение шести месяцев, и разбили противника, да не кого-нибудь, а «бога войны» Гудериана, и стали первыми гвардейцами еще в ноябре 1941 года. Их подвиги тогда приказом правительства №337 от 11 ноября 1941 года были поставлены в пример всем войскам Красной Армии.
На это Иосиф Ираклиевич сказал мне, что при защите города Москвы в 1941 году Михаил Ефимович был маленьким «человечком» (он так и сказал — «маленьким человечком»), а улицы в столице называют именами только прославленных военачальников самого высокого ранга.
Такой ответ Иосифа Ираклиевича и его мнение о заслугах Михаила Ефимовича были совершенно неожиданными для меня. Впечатление было такое, словно он говорил с девочкой, и к тому же девочкой-дурочкой.
Я позволила себе не согласиться с товарищем Гусаковским, возразив ему, что память о Михаиле Ефимовиче в Москве будет увековечена, и что я добьюсь этого, чего бы мне это ни стоило. Живы ветераны, их дети, сыновья, внуки. Живы воспоминания ветеранов о своем любимом командире, комбриге, комкоре, командарме. И еще я сказала Иосифу Ираклиевичу: «Мало быть хорошей женой. Надо быть еще и хорошей вдовой, что значительно труднее». «Тому достался счастливый жребий, кому досталась добрая жена. Счастлив тот мужчина, которому досталась добрая подруга, первый друг и помощник во всех его делах и это на всю жизнь». [31]
Добавила, что его жена Лариса Ивановна говорила мне после смерти Михаила Ефимовича, что она не смогла бы поднимать такие вопросы, какими теперь занимаюсь я. «Она, очевидно, в курсе всех Ваших нападок на Михаила Ефимовича? — спросила я Русаковского. — А кем были Вы, Иосиф Ираклиевич, в ноябре 1941 года?»
8. Михаил Ефимович Катуков — это История. Память о нем, о его деяниях никто не сможет зачеркнуть.
Делать карьеру и делать Историю — разные вещи, разные понятия.
И я подумала, что память об Иосифе Ираклиевиче Русаковском не сохранится. Не стало Михаила Ефимовича, и такие, как Гусаковский, стараются присвоить себе чужие заслуги.
Но память народа трудно обмануть. Народ мудр и сумеет во всем разобраться. Я же не просила у Иосифа Ираклиевича материальных благ, например 100 тысяч для себя, не просила улучшить мое положение вдовы. Я просила лишь исправить ошибку, допущенную в отношении их любимого командира, как они называли М. Е. Катукова при его жизни.
Как же все это могло произойти? Откуда эта зависть, грызня из-за присвоения воинских званий, орденов для себя и для бригады, которой командовал И. И. Русаковский?
Как возникло у людей желание заботиться только о себе? Почему люди бросились в погоню за богатством?
В одно из посещений Михаила Ефимовича на Трудовой Иосиф Ираклиевич в разговоре сказал, что он накопил уже 100 тысяч для сына и жены, но все же этого им маловато...
Очень скоро я прозрела. Сомневаться было уже невозможно. Мне стало ясным поведение И. И. Гусаковского, его истинное лицо. Русаковский уподобился кошке, которая больше привязана к дому, чем к хозяину.
А все же как это могло случиться?
Михаил Ефимович считал И. И. Гусаковского смелым, храбрым. Сделал его большим человеком, повысил в воинском звании, представил к званию Героя Советского Союза, и не один раз, а дважды. Жизнь проверила его сущность: он оказался завистливым и даже подлым человеком. Получил высокое звание, возомнил о себе и возжелал еще больших почестей. Забыл своего наставника, своего учителя и сейчас, после смерти Михаила Ефимовича, противится тому, чтобы его учитель и наставник остался в памяти народа.
Ведь еще вчера они были товарищами по Оружию. Еще вчера шли вместе плечом к плечу. А теперь, оказывается, это был не друг, [32] не товарищ. Только сейчас выявилось истинное отношение Иосифа Ираклиевича Гусаковского к Катукову.
За талантом, как правило, по пятам следуют зависть, недоброжелательство тех, кто отстал, кто остался внизу, а не наверху. Время не ждет, и зависть разгорается с новой силой. «Из всех человеческих страстей зависть — самая отвратительная. Рядом с завистью шествует ненависть, предательство, интрига», — говорил Гельвеции.
Как это было похоже на И. И. Гусаковского. Только теперь стали четко вырисовываться его роль и поведение в день 70-летия и 75-летия маршала М. Е. Катукова.
В 70 и 75 лет Михаила Ефимовича не наградили и никак не отметили эти даты. Было бы ханжеством утверждать, что это никак не задело его. Все это больно било по сердцу и оскорбляло. Он, конечно, в душе переживал, подержался с достоинством. Сколько огорчений приносили телефонные звонки и письма: почему Михаил Ефимович не награжден? Появились даже сомнения, не провинился ли в чем-нибудь М. Е. Катуков перед Родиной. Многие верили, что за ним ничего подобного нет, так откровенно и писали.
Гусаковский в эти годы занимал должность Начальника Главного управления кадров МО СССР. Это он не представил Михаила Ефимовича к награждению. Теперь стало ясно, почему. Он завидовал Катукову. Подсчитав свои награды, обнаружил, что их меньше, чем у Михаила Ефимовича. Он никак не мог «догнать» маршала.
А Гусаковский объяснял, что Михаил Ефимович ровесник века, и в одном году нельзя получить две награды.
Михаил Ефимович родился 17 сентября 1900 года, впереди были награждения орденами «За Победу над Германией», «За службу Родине», и поэтому нельзя было представлять его к награде в день 70 и 75-летия. Как будто 70 и 75 лет бывают по несколько раз в жизни! Просто И. И. Гусаковский завидовал популярности и любви к Михаилу Ефимовичу всех честных людей, да и наград, полученных Катуковым на полях сражений в Великой Отечественной войне, было много.
В день 70-летия М. Е. Катуков был болен и находился в госпитале им. Мандрыка. В этот день ему от министра А. А. Гречко порученец привез адрес и карманные часы без цепочки. Часы не завелись — они были испорчены, их механизм не работал... И ни одна часовая мастерская в Москве не бралась починить их. Кто это так выполнил поручение министра, нам, видимо, никогда не будет известно. И по сей день лежат эти часы в рваном, грязном чехле, как свидетельство равнодушия и даже оскорбления Михаила Ефимовича. [33] Как можно было маршалу Катукову в день его 70-летия, тяжело больному, находящемуся в госпитале, прислать с порученцем в подарок испорченные часы в грязном, рваном чехле?!
Конечно, И. И. Русаковский прекрасно знал, как ранить М. Е. Катукова. И он все пытался объяснить Михаилу Ефимовичу, что тот в мае уже получил орден « За службу Родине». Известно, что такие награды получали многие, и не в день своего рождения. Так, маршал В. И. Чуйков в одном году получил три награды (не говоря уже о Л. И. Брежневе и других государственных деятелях, которые получали по поводу и без всякого повода). Объяснение Гусаковского было глупое, если не подленькое.
Во многом в жизни Михаилу Ефимовичу везло. Был удачлив в боях с противником, почти всегда выходил победителем. Беззаветно и преданно любили его танкисты. Встретил хороших, добрых товарищей, и они до конца жизни считали себя его друзьями. У нас сложилась счастливая семья. Мои близкие не чаяли души в Михаиле Ефимовиче. Старались его не огорчать и выполняли все его просьбы на самом высоком уровне.
А вот с юбилеями Михаилу Ефимовичу не везло. И в 90-летие — 17-го сентября 1990 г. день рождения Михаила Ефимовича — ему было отказано в памяти.
Газеты «Красная Звезда», «Правда», «Комсомольская правда», «Ветеран», «Военно-Исторический журнал» отказались помянуть на своих страницах национального героя — Дважды Героя Советского Союза М. Е. Катукова. Было сказано: «... теперь не модно отмечать юбилеи маршалов».
Стало теперь модно петь: «Поручик Голицын, корнет Оболенский».
А какие теплые слова сказаны о Колчаке: «Рыцарь белый, великий патриот, честнейший полководец». Много лестных слов говорят о царе Николае, о праведном Врангеле, Корнилове, Деникине... Даже предатель Власов теперь рыцарь и борец за правое дело.
Люди! Что с нами стало?! Что происходит?
Мы стали предателями своих дедов и отцов. Мы стали предателями нашей революции. И не важно — предаешь, следуя моде или по каким другим соображениям. Предательство — всегда предательство.
И все же мы, друзья Михаила Ефимовича, отметили его девяностолетие.
На улице им. Маршала М. Е. Катукова в г. Москве, в Строгино, в школе №86 собрались ветераны-танкисты, школьники, учительский состав, население района торжественно отметить этот день. [34]
Дети выступили со своим концертом-композицией, воспевающей подвиги гвардейцев-танкистов и самого Катукова. Ветераны поделились своими воспоминаниями о любимом командире. Первогвардеец — танкист Козовков Д. Х. сделал фарфоровую вазу в память 90-летия М. Е. Катукова и подарил ее музею на Трудовой. Он сказал: «Михаил Ефимович не умер, он сегодня с нами, он всегда в наших сердцах». Д. Х. Козовков работает на фарфоровой фабрике в Конаково. Ветераны Первой гвардейской танковой бригады П. И. Нечаев и Г. Ф. Черепнев выпустили буклет, посвященный памяти маршала танкиста номер один Катукова М. Е.
Министерство Связи СССР выпустило юбилейный конверт с портретом М. Е. Катукова в честь его 90-летия. Конверт красиво оформлен, и это сделали рабочие фабрики Госзнак в г. Перми.
20 сентября 1990 г. ветераны-танкисты выезжали на родину Михаила Ефимовича для празднования юбилея. Там в честь полководца был водружен памятник — танк, который подарило Министерство Обороны СССР. В школе им. М. Е. Катукова в селе Бояркино Озерского района Московской области состоялась торжественная встреча с жителями, школьниками, педагогами.
Я верю, что тяжелые времена (это современное «смутное время») пройдут, забудутся, а подвиги танкистов и самого Катукова останутся в Истории нашей многострадальной Родины. Историю никто не переделает. Права будет только истина!
9. Михаил Ефимович стал тяжело болеть. Его переживания сказались на состоянии здоровья. Я считаю И. И. Русаковского косвенным убийцей М. Е. Катукова. Иосиф Ираклиевич добился высоких чинов, но своим отношением к памяти Михаила Ефимовича достоин презрения, и солдатский суд никогда не простит его. Все это останется на совести Гусаковского, бывшего ученика Михаила Ефимовича, всем в жизни обязанного Катукову.
Герой — благородное слово, дающее право на всеобщее уважение и память потомков. Герои достойны того, чтобы их, именами были названы улицы, проспекты, площади. Герой заслуживает хвалебной статьи, чествования, высоких званий, почетного гражданства.
Михаил Ефимович всего этого достоин, и никакой он не «маленький человечек». Уже в ноябре 1941 года М. Е. Катукову было присвоено звание генерал-майора и он стал первым гвардейцем страны. Такое же звание в то время имели товарищи И. С. Конев, Д. Д. Лелюшенко, И. В. Панфилов, Л. М. Доватор. [35] Всю жизнь Михаил Ефимович был скромным, никогда не подчеркивал своих особых заслуг.
В годы войны люди совершали подвиги не ради славы. У них были настоящие понятия о любви к Родине, об ответственности перед своим народом. У нас в стране практически нет ни одной семьи, которая не дала бы Родине солдата: деда, отца, брата, мужа, дочь. И большинство из них стали отважными воинами. В суровую годину они с оружием в руках отстаивали честь и свободу любимой Родины.
Герои погибают, но народ продолжает жить и помнить их.
10. После разговора со мной И. И. Русаковский написал заявление в Совет ветеранов армии с просьбой освободить его от Обязанностей председателя совета по состоянию здоровья.
На эту должность был избран генерал-полковник Матвей Тимофеевич Никитин. Свой боевой путь он начинал вместе с Михаилом Ефимовичем. Они встретились 8 сентября 1941 года в Прудбое (под Сталинградом), где шло формирование 4-й танковой бригады. Тогда старший лейтенант Никитин был назначен на должность начальника оперативного отдела бригады. Позже он стал начальником оперативного отдела корпуса, затем армии и прошел весь тяжелый путь войны от Брестской границы до Берлина.
Много было пережито за эти годы.
Помощники Михаила Ефимовича тогда называли себя учениками Катукова «катуковцами» и очень гордились этим званием. Одним из них был и Матвей Тимофеевич Никитин, высокоодаренный человек.
Михаил Ефимович очень ценил его талант, любовно называл Матвея Тимофеевича «Никиток».
М. Т. Никитин был невысокого роста, хорошо сложен. Умное лицо, прямой нос, глаза серые, взгляд внимательный, пристальный, несколько надменный. Это выражение надменности и высокомерия усиливалось, когда он стал получать повышение в воинских званиях. Надо было видеть, как он разговаривал со своими подчиненными: как бы сквозь зубы. Будучи уже в больших чинах, многих и вовсе не удостаивал беседы, не со всеми здоровался. Матвей Тимофеевич дослужился до звания генерал-полковника. Он действительно был талантлив, необычайно умен и вполне заслуживал повышения в званиях.
Доклады М. Т. Никитина начальнику штаба, командующему армией, были всегда четкими и лаконичными. Удивительная память [36] позволяла ему никогда и ничего не записывать. Все распоряжения командующего запоминал и только делал пометки на карте. Приказ созревал у него в голове, и он диктовал его сразу на машинку. Текст приказов никогда не перепечатывали (да на это и не было времени).
Часто приходилось и мне писать приказ под диктовку М. Т. Никитина, и не было ни одного случая, чтобы командующий не подписал приказа. Офицеры связи и оперативные работники уже ждали приказ, чтобы доставить его в часть для исполнения. Быстрота, четкость и никакой путаницы. Хорошо был поставлен и контроль за исполнением отданных приказаний. Оперативный отдел, руководимый М. Т. Никитиным, никогда не подводил командующего армией и начальника штаба генерала М. А. Шалина.
За время совместной с Михаилом Ефимовичем службы Матвей Тимофеевич проявил себя незаурядным, талантливым военным. Обладал он и личной храбростью. Умел четко и быстро принимать решения в критической ситуации боя.
Михаил Ефимович считал, что, если останутся живы, Матвею Тимофеевичу необходимо получить высшее военное образование. Дело в том, что Никитин окончил в 1939 году военное училище, но этого образования не было достаточно для поступления в Академию Генерального штаба. По мнению Михаила Ефимовича, огромные способности Матвея Тимофеевича, большой опыт военного специалиста, приобретенный им в годы Великой Отечественной войны, позволят ему получить высшую военную квалификацию.
Скольким Михаил Ефимович дал путевку в жизнь! Это и А. Х. Бабаджанян, и М. Т. Никитин и Н. В. Моргунов, и И. И. Гусаковский, и Ю. А. Жуков, и многие другие.
Кончилась война. Мы остались живы, и Михаил Ефимович поехал в военный отдел ЦК ВКП(б), где поставил вопрос об учебе М. Т. Никитина. Решение было положительным, и М. Т. Никитин стал учиться в Академии Генерального штаба.
Так же позаботился Михаил Ефимович и об Армо — Амазаспе Хачатуровиче Бабаджаняне. Считал, что Никитин, Бабаджанян талантливы и им необходимо получить высшее военное образование. Армо был послан учиться в Бронетанковую Академию. К сожалению, Амазасп Хачатурович не понял Михаила Ефимовича и очень на него обиделся. Армо был уверен, что Михаил Ефимович нарочно послал его учиться в Москву. Он же считал, что после окончания войны должен жить в Германии, а ехать на Родину, снова учиться и трудиться не хотелось. Об этом мне сказал сам Армо, когда мы случайно встретились на вокзале в г. Бресте. Он [37] ехал в Москву, в Академию, а я возвращалась из Москвы в Дрезден. Когда я передала «обиду» Бабаджаняна Михаилу Ефимовичу, он очень удивился и сказал: «Как Бабаджанян не понимает, что я желаю ему лучшего и что после учебы в Академии его ждет блестящее будущее». Так оно потом и оказалось. Армо стал главным маршалом бронетанковых войск и в звании был на ступеньку выше Михаила Ефимовича, своего учителя. Однако Армо начисто забыл своего учителя и, уже будучи в высоком звании, иногда позволял себе разговаривать с Михаилом Ефимовичем высокомерно. Но Михаил Ефимович умел остановить его шуткой, и Бабаджанян становился проще, и снова это был Армо.
У Михаила Ефимовича не было «любимчиков». Он умел ценить деловые качества, исполнительность, дисциплину, талант. Некоторые завистники говорили, что Матвей Тимофеевич Никитин и Павел Григорьевич Дынер — его «любимчики». Но это неправда. Они были очень талантливы и оказались хорошими помощниками командующему в таком трудном деле, как война. Их способности, трудолюбие, талант проверялись на полях сражений ежеминутно, ежечасно, ежедневно — всегда. И днем и ночью...
11. Жизнь учителя — в его учениках, и в этом Михаил Ефимович преуспел.
Рос Катуков, росли вместе с ним и его подчиненные. Совершенствовалось их мастерство. Все это было не так-то просто и легко. Надо было учиться овладевать практическими навыками, наращивать темпы успеха.
Еще в трудном 1941 году М. Е. Катуков написал несколько брошюр: «Опыт фронтовика», «Наука побеждать», «Танковые засады». Тогда, в тяжелых боях, он, молодой командир, уже проявил себя как способный, талантливый полководец. На соединения Михаила Ефимовича была возложена большая ответственность и оказано большое доверие, и это доверие нужно было оправдать. Учился Михаил Ефимович, учились и его помощники. Ветеранам армии пришлось немало потрудиться, чтобы передать весь свой опыт и мастерство людям, вновь пришедшим к нам. Эталоном мастерства, примером были Дмитрий Лавриненко, Александр Бурда, Владимир Горелов, Иван Бойко, Павел Заскалько, Володя Подгорбунский, Армо Бабаджанян. Все они постоянно соревновались между собой.
«Никиток», как любовно называл Михаил Ефимович М. Т. Никитина, оправдал рекомендацию, данную ему Катуковым в ЦК ВКП/б/. [38] Матвей Тимофеевич успешно окончил Академию Генерального штаба и получил диплом с отличием. Он продолжал служить в Вооруженных силах и дослужился до высокого звания генерал-полковника бронетанковых войск. Однако Матвей Тимофеевич не взял примера со своего учителя, не научился его простоте в обращении. Теперь важности и надменности у него еще прибавилось.
Верно говорится, что если человек, обладающий высоким положением и властью, остается простым, он светел и чист, а если не выдерживает испытания властью, он теряет право называться человеком. Матвей Тимофеевич такого испытания не выдержал. От успехов у него закружилась голова. Он забыл своего командующего и учителя. Лет десять он не навещал Михаила Ефимовича и не давал о себе знать. Михаил Ефимович долго и тяжело болел, месяцами находился в госпитале. Болел и Матвей Тимофеевич и тоже находился с нами в одном госпитале. М. Т. Никитин мог передвигаться, а Катуков был «лежачим» больным, но Матвей Тимофеевич не заходил проведать своего командующего и учителя, он совсем забыл Михаила Ефимовича.
12. Волнения, связанные с похоронами Михаила Ефимовича и устройством памятника, стали причиной того, что я тяжко заболела и находилась в госпитале.
В один из дней пребывания там, когда мне разрешили прогулки, в саду я встретила Матвея Тимофеевича Никитина. Он поступил в госпиталь в предынфарктном состоянии, но теперь уже поправлялся, и ему тоже было разрешено гулять. Я набралась смелости, подошла к Матвею Тимофеевичу и завела с ним разговор о том, что коль скоро он теперь председатель совета ветеранов нашей армии, совету все же необходимо начать хлопоты по увековечению памяти их любимого командующего.
После смерти Михаила Ефимовича Матвей Тимофеевич, уже генерал-полковник, позволил себе говорить со мной надменно и неуважительно. Он сказал, что вопрос увековечения памяти маршала Катукова не входит в его компетенцию и он со своей стороны не одобряет моих действий и хлопот. Дело это совсем безнадежное, а мне самой надо быть скромнее. Все теперь стало сложно и непросто. К тому же товарищ Катуков уже увековечен званиями маршала, Дважды Героя Советского Союза и надгробием на кладбище. Этого вполне достаточно, и не нужно мне беспокоить высоких людей по этому вопросу.
Я была потрясена, убита. Я никогда не думала, что наш фронтовой друг Матвей Тимофеевич — «Никиток» может так перемениться. [39] Этот разговор так подействовал на меня, что я снова заболела. По выздоровлении решила написать письмо в Совет ветеранов армии с просьбой возбудить ходатайство об увековечении памяти товарища Катукова в городе Москве. Ответ из Совета ветеранов пришел за подписью М. Т. Никитина — мне было отказано. Это письмо т. Никитина хранится у меня. И тогда я написала Матвею Тимофеевичу доверительное письмо на его домашний адрес:
«Здравствуйте, Матвей Тимофеевич!Я получила Ваше письмо и очень огорчилась. Была у меня большая надежда на Вас. Вы один из тех первых гвардейцев-танкистов, которые знали Михаила Ефимовича с первых дней войны и до конца его жизни.
Я согласна, что все у нас стало не просто и все стало сложнее, легче и проще было от Москвы до Берлина гнать врага.
Я обращаюсь к Вам, к Вашему мнению, а не к мнению товарищей ветеранов, которые пока не одобряют (И. И. Русаковский, А. Л. Гетман, В. Ф. Коньков). Они не были первыми гвардейцами, не были с Михаилом Ефимовичем с первых дней войны и не защищали Москву. Пришли к нам в 1943 году, а многие и того позже.
Разве товарищи Л. М. Доватор, И. С. Панфилов, С. И. Богданов, П. С. Рыбалко и многие другие не имели заслуг в Вооруженных Силах, не имели званий и не награждались? И им не было сделано надгробий? А почему же улицы их именами названы в Москве и память о них есть?
Ведь главное — были ли Михаил Ефимович и его первые гвардейцы защитниками Москвы на дальних и ближних подступах? Есть ли их вклад в битву за Москву? (Помнится, есть такой приказ, где дела первогвардейцев и лично Михаила Ефимовича ставились в пример всем войскам Красной армии). Ведь разбили Гудериана, спасли Москву, и вклад Катукова в это был немалый, как и Доватора, как и Панфилова. Только Катуков прослужил в Вооруженных Силах 58 лет, а те ушли из жизни в 1941 году.
Теперь пришла очередь Михаила Ефимовича, придет и другого.
От ветеранов-первогвардейцев и лично от Вас нужна инициатива, ходатайство, письмо в ГлавПур или в ЦК КПСС об увековечении памяти М. Е. Катукова.
Помню, как трудно и сложно было добиться присвоения звания генерал-майора товарищам И. И. Русаковскому. А. Х. Бабаджаняну, Н. В.Моргунову, Н. Г. Веденичеву, Вам и другим.
Помню, как трудно и сложно было добиться вашей командировки на учебу в Академию Генерального штаба. [40]
Михаил Ефимович, имея государственный ум, мудрость, проявляя доброжелательность, любовь и заботу о товарищах, ходил по кабинетам ЦК КПСС и добивался разрешения для своих товарищей по войне.
Как трудно и сложно было сделать А. Х. Бабаджаняна, И. И. Гусаковского, А. Л. Гетмана — танкистами. Он это сделал. Добился направления на учебу А. Х. Бабаджаняна в Академию бронетанковых войск.
Он всегда добивался доброго и хорошего людям. Никогда не завидовал, а искренне радовался успехам своих военных друзей.
Ведь известно, что ученики должны превосходить своих учителей и наставников. Повторять пройденное — значит «совершать шаг на месте».
А Вы, его ученики, шли дальше, и это его радовало, и он гордился, что из Первой гвардейской Краснознаменной танковой армии выросло много крупных военачальников.
Сейчас, просматривая адреса, которые Вы все ему писали... Сколько там теплых слов, но ведь оказалось, что это только слова.
А что получилось на деле?
Михаил Ефимович долго болел. Мало кто верил, что он тяжело болен. Говорили, что он зазнался и не хочет встречаться с ветеранами. Сами же редко у него бывали, почти позабыли.
Похоронили наскоро, даже без оформления надписи на могиле. Никто не сказал вдове и близким теплого слова в первые дни горя. Не пришли и на 40 дней его памяти и не извинились, что не пришли. А как мне было стыдно перед родными и друзьями. Не сказали хотя бы по телефону теплого слова и через год.
А сейчас «пока не одобряют ». Не хотят поставить вопроса на совете ветеранов об этом. На ветеранских встречах я разговаривала с ветеранами и секретарями РК КПСС и РК ВЛКСМ. Все в один голос говорят: «Нужно ходатайство совета ветеранов ».
Я думаю, что Ваши действия нехороши по отношению к доброму имени Катукова.
Чем знаменит у нас 79 арт. полк, увековеченный мемориалом в школе? Чем знаменит КП тов. А.Л Гетмана!.. Я думаю, что таких полков и КП в Вооруженных Силах множество. Может быть, потому и знамениты, что товарищи сами заинтересованы в этом и уже при жизни торопятся себя увековечить ?
Прилагаю Вам письмо из г. Чорткова от создателей музея боевой славы следопытов. Они самостоятельно поднимают вопрос в ЦК КПСС об увековечении памяти Михаила Ефимовича. Я получила много писем с мест от ветеранов и организаций с ходатайствами.
Все, что касается памяти М. Е. Катукова, мною будет бережно, сохранено. Я сделала комнату-кабинет в Москве и на даче музей-мемориал. [41] Раздала во многие музеи, организации, школы вещи Михаила Ефимовича, письма, фотографии и другие документы. Принимаю у себя всех, кто интересуется жизнью Катукова и его гвардейцев. Веду большую работу, выступаю с воспоминаниями обо всех нас и о Михаиле Ефимовиче.
Я думаю, простительно, что я так горько пишу обо всем этом. Мне уже много лет, и знаю я Вас вот уже скоро 40 лет.
Разве я заставляю Вас бегать и хлопотать, как бегал и хлопотал обо всех вас Михаил Ефимович?
Ветераны других соединений дружны и не забывают своих командармов. На кладбище я вижу, как они чтят их память. А у нас, в знаменитой первой гвардейской Краснознаменной танковой, создалась какая-то нехорошая обстановка и зависть.
Чему завидовать — смерти друга, горю семьи? Вы мне написали такое деловое, такое сухое письмо и напомнили, чтобы я не забывала, что М. Е. Катуков уже увековечен.
Не обижайтесь, Михаил Ефимович — вам отец, друг, учитель. Вы должны сказать свое мнение — Катуков Михаил Ефимович достоин народной памяти.
В Москве так много улиц под номерами: Песчаные с Первой до Пятой, также и переулки Песчаные. Есть в Москве четыре улицы Гражданские, и, что удивительно, на гражданских улицах Москвы проживают только военные. У нас композиторам, писателям, поэтам, живущим в Москве несколько месяцев, от силы год-два, воздвигают мемориальную доску.
Михаил Ефимович Катуков прожил в доме Министерства обороны безвыездно 30 лет, и нет в доме его мемориала, и жил-то в этом доме всего один маршал — дважды Герой Советского Союза.
И мы не можем, не смеем поставить вопрос об увековечении памяти товарища Катукова? У Вас, у Гусаковского, у Гетмана такие высокие звания, и Вам везде двери открыты, хотя бы для разговора на эту тему. Не мне, вдове, надо заниматься этими вопросами.
Такое доброе дело достойно отметило бы и Вашу жизнь.
Память о Михаиле Ефимовиче — это и Ваша память, это и Ваша гордость, и Ваша радость.
Я смею так думать, так как Вы сами пишете, что очень уважали Михаила Ефимовича.
Конечно, я пишу Вам это письмо доверительно, как другу. А друзья на то и существуют, чтобы помогать друг другу.
Екатерина Катукова
11 августа 1977 г. , г. Москва » [42]
После моего письма Матвей Тимофеевич перестал при встрече со мной раскланиваться. Обиделся. Перестал меня приглашать на встречи ветеранов, на день танкиста и другие праздники и торжества.
13. Вскоре, в 1981 году, Матвей Тимофеевич умер. Он похоронен на Новодевичьем, рядом с Михаилом Ефимовичем.
На кладбище я встретила жену Матвея Тимофеевича — Прасковью Андреевну. И первое, что она поспешила мне сказать, что я «очень торопилась с вопросом увековечения памяти Михаила Ефимовича и мне нужно быть более скромной». Вот так!
Прасковья Андреевна в годы войны пользовалась гостеприимством моих родных. Отец, мама, сестры помогали ей в трудные, голодные годы и принимали ее как самого дорогого человека. Я писала родным с фронта, что Прасковье Андреевне необходимо оказать помощь и внимание. Принимали ее детей: купали, мыли, стирали, кормили и все это бескорыстно, сердечно. Прасковья Андреевна говорила мне и моим родным, что она никогда этого не забудет.
После окончания войны Прасковья Андреевна приехала с детьми в Дрезден к своему мужу. Собирали и провожали их в эту поездку мои родные. Я и Михаил Ефимович приняли Прасковью Андреевну с детьми в Дрездене как самых дорогих, тепло и сердечно.
И когда Михаил Ефимович Катуков был командующим армии, Прасковья Андреевна была со мной приветлива, ровна. Вела себя тактично, не позволяла себе давать мне советы.
Прасковья Андреевна маленького роста, с невыразительным лицом, даже можно сказать, некрасива. Плохо сложена. Но надо отдать должное — умна. Матвей Тимофеевич на фронте имел другую женщину и даже хотел не возвращаться в семью, но ум и тактичность Прасковьи Андреевны, их дети удержали Матвея Тимофеевича в семье. Во многом и в том, что не распалась семья, помогли советы Михаила Ефимовича.
Что случилось с Прасковьей Андреевной, я не знаю. Многие годы мы не встречались. Михаил Ефимович болел, а они жили за границей.
И теперь, когда не стало наших мужей, Прасковья Андреевна позволяет себе давать мне унизительные советы в святом для нас обеих месте и критиковать мое поведение. Она все забыла. Ей не приходит в голову, что Матвей Тимофеевич никогда не был бы похоронен на Новодевичьем кладбище, если б не служил в таком прославленном соединении, которым командовал Катуков, не говоря уже о том, что без помощи Михаила Ефимовича Матвей [43] Тимофеевич никогда не стал бы генерал-полковником. Может быть, Прасковья Андреевна решила, что чины ее мужа позволяют ей быть со мной такой нетактичной, раздражительной и злобной?