Под нами Берлин

По охваченной огнем фашистской Германии шагала весна 1945 года. На переднем крае гремели залпы орудий, ухали, сотрясая воздух, бомбы. А здесь, на лесной опушке у аэродрома, зеленела трава, благоухали принарядившиеся деревья. Запах согретой солнцем земли и первой зелени навевал воспоминания о близких сердцу краях, о родном селе Корниловке.

15 апреля я выехал к командующему 5-й ударной армией генералу Н. Э. Берзарину. Мысли мои были сосредоточены на одном — предстоящей операции. Советским войскам приходилось штурмовать не одну крепость. В Берлине гитлеровцы создали прочную оборону. Нельзя было не учитывать и фанатизм фашистских молодчиков, оборонявших столицу.

Гитлеровцы создали на подступах к Берлину мощные оборонительные рубежи. Глубина этой обороны достигала 100 километров. Фашисты стягивали сюда все остатки резервов. Фактически они прекратили сопротивление союзным армиям на западе. Их расчет был понятен — не допустить советские войска в Берлин. [198]

В самом же Берлине на оборонительных работах ежедневно было занято 100 тысяч человек. Фашисты разделили город на секторы. Каждым из них командовал преданный Гитлеру генерал. В столице имелось немало заводов, на подступах к ней — отдельных фольварков с каменными постройками. Их превратили в опорные пункты, в рубежи сопротивления.

О вражеской обороне нам было известно многое. В этом немалая заслуга воздушных следопытов корпуса.

Наблюдательный пункт командующего 5-й ударной армией находился на западном берегу Одера, севернее Кюстрина. Генерал Н. Э. Берзарин встретил меня приветливо. Он питал к летчикам особую симпатию. Как всегда, командарм был собран, деловит и подтянут. В глазах — ни тени беспокойства. Четко отдавая приказы, он умело управлял всем боевым организмом армии.

Здесь же находился и командующий 2-й танковой армией генерал С. И. Богданов. Мы сразу же принялись за дело: уточнили некоторые детали взаимодействия наземных частей и бомбардировочных полков в решающие дни наступления. Обсудили каждый тактический вариант.

Немного оставалось уже времени до начала операции. Саперы навели через Одер четырнадцать переправ. Войска ударных групп изготовились к наступлению.

Ночь на 16 апреля оказалась на редкость тихой. Лишь изредка гремели орудийные выстрелы да пулеметные трассы пронизывали ночную темноту. Однако вздремнуть мне так и не удалось. Слишком велико было нервное напряжение. Я встал, вышел на улицу. Повсюду, занятые разными делами, хлопотали бойцы. Они даже не думали о сне. Предстоящий бой вытеснил все мысли об отдыхе.

Еще до рассвета в небе загудели моторы. Это шли на задание дальние бомбардировщики. Скоро поднимутся в воздух и наши «Петляковы».

Затемно началась и артиллерийская подготовка. Она оказалась ураганной. Залпы орудий слились в сплошной рев. Предрассветную темень пронизывали огненные стрелы реактивных снарядов. Это вели огонь по врагу наши «катюши». Мощные артиллерийские залпы и были началом Берлинской операции.

Двинулись на штурм вражеской обороны полки 5-й ударной армии. Взлетели и наши «Петляковы». В этот первый день сражения, оказывая поддержку нашим пехотинцам [199] и танкистам, мы совершили около 500 самолето-вылетов. Рубежи обороны гитлеровцев проходили по опорным точкам, расположенным в основном в населенных пунктах. По ним экипажи и наносили бомбовые удары.

Наши войска значительно превосходили врага в живой силе и технике, в авиации. Однако это вовсе не означало, что победа в этом сражении достанется легко. Немало хлопот доставляли нам фашистские «мессершмитты» и «фокке-вульфы».

В первый день наступления завязался ожесточенный бой экипажей наших бомбардировщиков с вражескими истребителями. Три группы «Петляковых» вел на задание командир 301-й дивизии полковник Ф. М. Федоренко. Они следовали колонной на дистанции 700–800 метров одна от другой. Их задача — нанести удар по опорному пункту гитлеровцев в Хайнерсдорфе.

Колонну прикрывали десять истребителей. При подходе к цели головную группу атаковали два «фоккера». Они обстреляли бомбардировщики сверху и спереди. Организованный огонь ведущей эскадрильи не позволил фашистам приблизиться на расстояние уверенного поражения. Опасный огонь наших экипажей отбил у них всякое желание отважиться на новую атаку. Одновременно с этими двумя ФВ-190 справа от общей колонны показались еще восемь «фоккеров». Наши истребители атаковали их первыми.

Перед заходом на цель вражеские зенитчики обстреляли колонну. Но расстроить ряды бомбардировщиков им не удалось. На встречном курсе «фокке-вульфы» пытались атаковать и эскадрилью, ведомую майором Г. С. Карабутовым. Они открыли огонь с дистанции 500 метров. Экипажи оказались в затруднительном положении; они не могли стрелять из носовых пулеметов, так как находились в створе с самолетами первой группы. Используя выгодную ситуацию, один из «фоккеров» выполнил под нашим строем переворот, попытался атаковать снизу. На мгновение он завис на развороте. Для опытного стрелка-радиста старшины Морозова и этого оказалось достаточно. Он сразил врага одной меткой очередью.

Фашисты наседали. Они устремились в атаку сзади и сверху. Согласованный огонь экипажей и на этот раз не подпустил их на близкое расстояние. Так были отбиты пять атак. И все же при заходе на цель один Пе-2 отстал [200] от группы. «Фоккеры» накинулись на него, словно коршуны, и расстреляли в упор. Мотор загорелся. Летчик повел машину со снижением и перетянул ее через линию фронта. Самолет сгорел, экипаж остался жив.

Одновременно с атакой эскадрильи майора Г. С. Карабутова фашисты «прощупывали» замыкающую группу старшего лейтенанта П. Н. Фирсова. Два наших истребителя отбивались от них изо всех сил. К несчастью, одна из них угодил под огонь «фокке-вульфа» и упал. На всю колонну теперь остался лишь один истребитель прикрытия. Ему самому впору было искать защиты у эскадрильи «Петляковых».

В повторную атаку на самолеты замыкающей группы устремились одновременно 15 ФВ-190. Они неслись с разных сторон. Фашисты торопились атаковать их на подступах к цели, чтобы «передать» их затем воздействию зенитного огня своих батарей. На развороте по неизвестной причине младший лейтенант А. В. Филимонов отстал от эскадрильи. Разъяренные гитлеровцы сразили Пе-2 в мгновение ока. Экипаж погиб.

Так, с потерями для обеих сторон завершилась наша первая схватка с врагом в берлинском небе. Выполнив задание, «Петляковы» развернулись на свой аэродром. Три экипажа были сбиты.

16 апреля в повторном вылете старший лейтенант Ю. В. Хилков также вел эскадрилью на бомбардировку опорного пункта Хайнерсдорф. Девять Пе-2 пролетели над Одером. Здесь шел бой. Пылали у берегов здания, горели, коптя небо, автомашины и танки.

На подходе к цели заговорили зенитки. Эскадрилья перестроилась в колонну звеньев. Впереди показалась цель — скопление автомашин, штурмовых орудий, танков, бронетранспортеров, и старший лейтенант Хилков развернул эскадрилью на врага.

Вслед за ведущим собирался перейти в пике и лейтенант К. В. Царев. В этот момент раздался голос стрелка-радиста:

— Со всех сторон — «фоккеры»!

Штурман Герой Советского Союза С. Я. Фильченков припал к пулемету. Вражеские летчики, стремительно сближаясь, почти непрерывно вели огонь по «Петлякову». Раздался взрыв. Пе-2 качнулся, вздрогнул. Штурман бросил взгляд на приборную доску. Положение создалось критическое. [201] Стрелка указателя масла стояла на нуле. Маслопровод пробит. В левом моторе давление масла тоже падало к нулю. В кабину просачивался удушливый запах гари.

— Прямое попадание в центроплан! — доложил Фильченков.

— За самолетом тянется след черного дыма! — последовало тревожное сообщение стрелка-радиста А. Кривоченкова.

Черный шлейф дыма заметил на самолете ведомого и старший лейтенант Хилков. Он подал лейтенанту Цареву сигнал выйти из боя, оставить строй. Но Царев твердо решил:

— Из строя не выходим. Будем бомбить вместе со всеми! — и перевел самолет в пике.

В прицеле были четко видны фашистские танки. Штурман сбросил бомбы. Все сразу. Цель поражена! Летчик изо всех сил потянул штурвал на себя. Бомбардировщик по инерции продолжал сближаться с землей. С приборной доски посыпались стекла. Летчик увидел в кабине развороченное снарядом отверстие и Фильченкова с окровавленными ногами. Снаряд разорвался прямо под кабиной.

В следующую секунду лейтенант Царев убрал тормозные решетки. «Петляков» выровнялся и взял курс на свой аэродром. Теперь для экипажа особенно важен был каждый метр высоты. Левый мотор работал с перебоями. Начиналась тряска. Обшивка центрального бензобака загорелась. Пламя лизало фюзеляж. Высота падала. До земли оставалось не более 1000 метров.

Старший лейтенант Хилков вместе с экипажами эскадрильи пристроился к пылающему бомбардировщику. Лейтенант Царев жестами просил их отойти подальше: бензобаки могли взорваться в любое мгновение, и это небезопасно для летящих рядом «Петляковых».

Земля приближалась. Мотор почти не тянул. Жарков пламя пробивалось в кабину. А прыгать нельзя — внизу враг. Наконец увидели Одер. Рули на Пе-2 отказали. Действовал один лишь триммер поворота. Впереди у шоссе обозначилась площадка. Царев не знал, кто там: наши или гитлеровцы. Но выхода у экипажа не оставалось. Надо приземлиться, спасти штурмана. Если же там окажутся фашисты, экипаж будет сражаться с ними до конца.

Послышался слабый голос С. Я. Фильченкова: [202]

— Костя, кабина горит! Зажаримся здесь!

Огонь становился нестерпимым. Он обжигал руки, лицо. Задыхаясь, Царев приземлил машину. К передней кабине подбежал стрелок-радист А. Кривоченков. Он помог летчику вытащить штурмана, отнести его в сторону от полыхавшего бомбардировщика. Укрылись в воронке от бомбы. Машина взорвалась. В воздух взлетели ее обломки.

Летчик и стрелок-радист осмотрелись. У здания, над самой крышей которого они только что пронеслись, находились два танка. Лейтенанту Цареву показалось, что это были наши «тридцатьчетверки». Он направился было к зданию, но Кривоченков тут же остановил его:

— Товарищ командир, это же фашисты!

Броня танков и в самом деле оказалась помеченной крестами. Царев вернулся в укрытие. Отсюда и начали пробиваться к своим. Раненого С. Я. Фильченкова попеременно тащили на плечах.

На нашем участке фронта первые три дня наступления оказались особенно тяжелыми. Одерская пойма не позволяла выйти на оперативный простор. Мосты были взорваны. Саперы восстанавливали их и сооружали новые из чего попало. Когда же в районе Зееловских высот нашим танкам все же удалось прорваться, наступление стало развиваться более быстрыми темпами. Вскоре 2-я танковая армия сумела пробиться к окраине Берлина.

25 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились у Потсдама и завершили окружение берлинской группировки врага. В это время наш бомбардировочный корпус активно содействовал сухопутным войскам. Мы подвергали ударам с воздуха опорные пункты вражеской обороны в районах Франкфельде, Газольберг, Блюмберг, Претцель, Грюнталь... Боевые действия велись также над полем боя.

Погода в конце апреля оказалась неустойчивой: часто шумели дожди, над аэродромным полем, над всей землей бродили туманы. А летчики рвались в полет на Берлин.

Гвардии полковник А. Ю. Якобсон думал об одном — о разрешении комдива на вылет. И командир дивизии полковник Ф. М. Федоренко, взглянув на Александра Юрьевича, сразу все понял: отказать, — значит, обидеть человека на всю жизнь. К тому же дело было не в одной обиде. Якобсон дал клятву самолично преподнести Гитлеру «гостинец [203] «. На то у него было веское основание: он потерял в боях своих лучших друзей.

— Добро, летите на Берлин! — согласился Федоренко.

— Есть лететь на Берлин! — несказанно обрадовался Якобсон и, на ходу застегивая шлемофон, побежал к своей машине. Что касалось экипажей, то они давно уже находились в кабинах самолетов в готовности к немедленному вылету.

96-й гвардейский полк первым в нашем корпусе вылетел на бомбардировку объектов в Берлине. Это была для А. Ю. Якобсона, для всех гвардейцев полка высокая честь. До Одера летели на высоте около 600 метров. Вскоре экипажи попали в слой облаков, и земные ориентиры словно растворились. Лишь по багровым отсветам летчики определили, что слева остался пылающий Франкфурт.

Фашистская столица была совсем близко. Снижаясь, «Петляковы» пробили облака. Впереди справа промелькнули силуэты «мессеров». Экипажи полка еще более насторожились.

— До Берлина остается семь минут, — доложил штурман.

«Если это горит Берлин, — размышлял Якобсон, — отыскать цели в дыму будет не просто. Еще хуже, если над городом облака».

Над самой кабиной «Петлякова» пронеслась огненная трасса. Это издали открыл стрельбу гитлеровский истребитель. Впрочем, он тут же нырнул в облака, скрылся.

— Внизу Шпрее! — доложил штурман командиру полка.

Снова в стороне сверкнул тощим фюзеляжем «мессер». Самолеты летели между слоистыми облаками. В таких условиях гитлеровские истребители могли атаковать в любое мгновение. «Не хватало еще, чтобы над самым Берлином сбили! — подумал Якобсон. — Только бы долететь. А ударить по фашистам сумеем!»

Снизились. Облака поредели, остались позади, и Александр Юрьевич увидел Берлин. Широко раскинулись кварталы большого, с дымными очагами города. Многие здания полыхали огнем. Город казался мертвым. Но это было не так. Гитлеровцы находились на своих боевых позициях, готовые в любой момент к открытию огня.

Гвардии полковник Якобсон даже не смотрел на карту: он детально изучил по ней этот район Берлина. Высота [204] — 500 метров. Налетел дождь. По козырьку кабины ударили капли. Погода — хуже не придумаешь. Пора на цель. Экипажи быстро перестроились. С разворотом влево вышли к центру города. Зенитный огонь становился все более ожесточенным. Но Якобсон по-прежнему думал об одном — поскорее прорваться к району рейхстага. Он выполнил вираж. Увидел в парке замаскированные артиллерийские позиции. Отсюда гитлеровцы вели огонь по нашим наступающим танкам и пехоте. Командир полка направил бомбардировщик в самый центр парка. Ведомые неотступно следовали за ним. Бомбы посыпались на цель. Еще заход. И снова внизу, в центре расположения вражеских батарей, рвались тяжелые осколочно-фугасные бомбы.

Боевое задание было выполнено. Полк пересек берлинское небо с запада на восток. Он возвращался на свой аэродром. А. Ю. Якобсон заметил, что плоскости «пешки» напрочь исклеваны осколками снарядов и пулеметными очередями. Он окинул взглядом небосвод и снова увидел вражеские истребители. Наглые фашистские летчики кинулись в атаку с явным намерением отсечь от колонны головной бомбардировщик. Но наши истребители прикрытия своевременно преградили им путь. В этой короткой схватке им удалось сбить три «мессера».

В те дни некоторые фронтовые журналисты сообщали, что в берлинском небе якобы вражеских самолетов почти не видно. Это было не совсем так. Истребители у врага были. Они упорно вели борьбу с нашей авиацией. Но истинными хозяевами неба в дни исторического штурма Берлина оставались советские летчики...

Шел бой и над Тиргартеном. Командир полка подполковник М. М. Воронков перевел свою машину в пике. За ним последовали ведомые. Они нанесли мощный удар по артиллерийской позиции.

Вернулись на аэродром, заправились и снова поднялись в небо. Снова держали курс на Берлин. Штурман полка Н. Д. Лепехин проложил самый короткий маршрут. Бомбардировщики зашли на цель. Стрелок-радист неожиданно доложил:

— Вижу десять фашистских истребителей!

«Мессеры» заходили со стороны солнца. Наперерез им устремились наши «лавочкины». Пока они затягивали гитлеровцев в карусель, М. М. Воронков вместе с ведомыми [205] спикировал, и бомбы с поистине завидной точностью накрыли опорный пункт врага.

В Берлинской операции мы не ограничивались полетами в составе эскадрилий и полков. Штаб 16-й воздушной армии разработал планы боевых — действий по разгрому оборонительных сооружений и особенно важных в военном отношении объектов в Берлине. Все бомбардировщики и штурмовики должны были обрушить на разные цели тысячи тонн бомбового груза. Этот налет планировался на 24 апреля.

Трудными маршрутами летали экипажи «Петляковых» на разгром врага. Удары по гитлеровцам становились все более мощными. Особые усилия требовались от экипажей при бомбардировке оборонительных рубежей на подступах к Берлину. Эти рубежи проходили по сильно пересеченной местности, были трудно уязвимыми. И наши Пе-2 оказывали сухопутным войскам существенную поддержку с воздуха, создавали условия для штурма вражеской обороны.

Летать приходилось в сложной обстановке. Нас обстреливали батареи зенитной артиллерии. Мы постоянно подвергались атакам фашистских истребителей. Нередко приходилось пробиваться сквозь облака, летать вслепую, по приборам. В эти завершающие дни войны авиаторы на земле и в небе трудились с предельным напряжением моральных и физических сил.

На бомбах появились надписи: «Для Гитлера», «Для Геринга», «В логово зверя», «Обратно — фашистам». Почему «обратно»? Дело в том, что наши войска захватили бомбовые склады врага. Командир 21-го РАБ — района аэродромного базирования — М. И. Кузин организовал нарезку переходных втулок под наши взрыватели. И бомбы сыпались на голову гитлеровцев. Мы громили фашистов их же боеприпасами.

Оборона врага была прорвана на всю глубину. Лишь на левом фланге 1-го Белорусского фронта, удерживая Франкфурт-на-Одере, немцы оказывали упорное сопротивление. Вокруг города были созданы мощные укрепления. В штурме его участвовали и наши бомбардировщики. «Петляковы» летали в одиночку и парами, иногда звеньями. Наши истребители при подходе к городу пристраивались к пикирующим бомбардировщикам, сопровождали их [206] до цели и обратно «Яки» были нашим надежным щитом на всех маршрутах.

Берлин был разделен на ряд участков. Штаб корпуса определял цели каждой дивизии. В приказах предусматривалось, в какое время и по каким целям они действуют. Мы определяли также высоту бомбардировки, порядок полета к целям и маневрирования над нами. Ограничили и ось маршрутов.

Все экипажи корпуса были готовы к выполнению массированного удара в установленный срок. Однако этот налет 24 апреля из-за непогоды не состоялся. Он был отсрочен на сутки. Низкая облачность, мелкий, словно сквозь сито, дождь шел днем и ночью, и казалось, не будет ему конца. Видимости — никакой. Летчики и штурманы с досадой посматривали в непроглядное небо.

Дождь прекратился к рассвету 25 апреля. Однако облачность по-прежнему затягивала небо. Сколько же еще ждать погоду! Мы понимали: именно в это напряженное время требовалась наша поддержка ворвавшимся в город войскам. Но непогода перепутала все наши карты. Планы пришлось менять.

По указанию командующего 16-й воздушной армией генерала С. И. Руденко нашему корпусу предписывалось нанести эшелонированные удары по опорным пунктам Грюнталь, Визенталь, Вернойхен, а также по скоплениям вражеских войск в населенных пунктах Трампе, Шенфельде и Кагель. Учитывая сложные погодные условия, я Отдал приказ лететь не в полковых колоннах, а девятками с интервалом в пять минут. Это значительно облегчило выполнение задания.

В срочном порядке был составлен графин вылета эскадрилий Пе-2 и истребителей прикрытия без изменения маршрутов и целей. На деле это выглядело так; первая девятка начинала взлет, вторая выруливала на старт, третья находилась в готовности к выруливанию. Эскадрилья собиралась над аэродромом и следовала своим курсом. В заданном районе ее встречали истребители. Под их прикрытием бомбардировщики и шли к цели, стараясь ни на градус не отклоняться от осевой линии своего маршрута.

Перед началом Берлинской операции мы вели разведку «на себя», основательно изучили свои, в основном стационарные объекты и систему противовоздушная обороны [207] города. Это и дало экипажам возможность ориентироваться безошибочно.

Бомбовые удары, как и было приказано, эскадрильи наносили эшелонированно. Первый налет был проведен с 13.00 до 14.00, повторный — с 18.00 до 19.00. Ось маршрутов проходила через КП командующего 16-й воздушной армией. Когда боевые машины пролетали над командным пунктом, экипажи слышали напутственные слова генерала С. И. Руденко, высказанные от имени Военного совета фронта:

— Славой наших побед, потом и кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него, первыми произнести грозные слова приговора нашего народа немецко-фашистским захватчикам. Призываем вас выполнить эту задачу с присущей вам воинской доблестью, честью и славой. Стремительным ударом, героическим штурмом мы возьмем Берлин!

В первом налете участвовало 156 бомбардировщиков, во втором — 137. На объекты фашистских войск был сброшен бомбовый груз общим весом свыше 200 тонн. Определить материальный ущерб, нанесенный гитлеровцам, было попросту невозможно. Эти объекты оказались частично разрушенными предыдущими налетами нашей авиации и воздушных эскадр союзников. По аэрофотоснимкам было видно, что каждая наша эскадрилья уложила бомбы точно в указанную цель.

Неизмерим был и моральный ущерб, нанесенный врагу нашими ударами. После каждого налета гитлеровцы все более убеждались в безнадежности своего сопротивления.

Удар с воздуха помог нашим сухопутным войскам занять еще ряд районов Берлина, овладеть аэродромом Темпельгоф. Кольцо вокруг рейхстага и имперской канцелярии еще более сузилось. Близился неизбежный и закономерный крах фашистского рейха.

Невольно вспомнились первые месяцы войны, когда вражеские истребители гонялись едва ли не за каждым нашим бомбардировщиком. Гибли экипажи. Мы несли потери в авиационной технике. Боевое содружество наших экипажей с истребителями сводило теперь потери до минимума. Чувствуя надежную защиту, «Петляковы» шли в бой с полной уверенностью. Неизмеримо окрепли и закалились наши авиаторы в боях и сражениях с врагом.

Эскадрильи вылетали на задания строго по графику. [208]

Одни из них были над целью, другие — на маршруте, третьи заходили на посадку. К вернувшимся машинам подбегали техники и механики, вооруженны. Они быстро осматривали самолеты, заправляли их, подвешивали бомбы, и еще не остывшие машины снова уходили в бой.

В течение дня экипажи одной лишь 301-й дивизии совершили на Франкфурт-на-Одере более 100 боевых вылетов. Город был взят.

Одновременно мы наносили удары по объектам в Берлине. «Петляковы» бомбили последний оплот фашистской Германии.

Экипажу майора Рефиджана Сулиманова было приказано найти и уничтожить артиллерийскую батарею врага западнее Рулебена — пригорода Берлина. Пе-2 взлетел и тут же исчез в густой дымке. Горизонтальная видимость практически сводилась к нулю. Экипаж летел, ориентируясь по приборам. Лишь над целью в облаках появились редкие задымленные просветы. Бомбардировщик снизился до предельно малой высоты. Захлопали зенитные снаряды.

— Слева сзади «мессеры»! — сообщил штурман.

Сулиманов продолжал вести машину и в то же время искать цель. Глянул по сторонам. Так и есть — справа по курсу артиллерийская позиция. Летчик направил боевую машину прямо на нее. Стрелок-радист упорно отбивался от наседавших истребителей. Удар по цели был нанесен с первого захода, и там, где была огневая позиция батареи, земля вздыбилась от разрывов. Тяжелые фугасные бомбы разметали орудия вместе с их расчетами.

Содействуя 61-й армии, бомбардировщики корпуса наносили удары по опорным пунктам в Гросс-Мунтце и Грибене. В этом районе нам было приказано уничтожить мост через Шпрее. На задание вылетели две эскадрильи. Их вели майоры Р. Сулиманов и А. Соколов. Обе девятки прорвались сквозь ураганный огонь зенитной артиллерии и, отравив атаки «мессеров», образовали над мостом испытанную в боях «вертушку». В итоге были разбиты все пролеты моста. На обратном маршруте «Петляковых» атаковали «фокке-вульфы». Истребители прикрытия совместными усилиями с экипажами бомбардировщиков сдержали натиск врага.

В последние дни войны особенно острой болью отражалась в сердце потеря каждого человека, каждой боевой машины. [209]

Над Шпрее самолет младшего лейтенанта К. Рукина атаковали две пары «мессеров». Стрелок-радист сержант Родькин отразил первую атаку, сбив при этом один фашистский истребитель. Но гитлеровцы не отступали. Патроны у Родькина кончились. Гитлеровцы почувствовали это, приблизились и подожгли самолет.

— Всем прыгать! — приказал Рукин.

Экипаж выбросился с парашютами с высоты 1000 метров. Вокруг, словно воронье, вились фашистские стервятники. Они обстреливали авиаторов из пулеметов. Штурман младший лейтенант К. Е. Хулин был убит. Смертельная опасность нависла над летчиком и стрелком-радистом. Они погибли бы наверняка, если бы не нагрянули наши «Яковлевы». Отогнав «мессеров», они оберегали парашютистов, пока те не приземлились. Как же было не сказать им спасибо!

Над имперской канцелярией и рейхстагом, над всем Берлином клубился дым, полыхало пламя. Там, на земле, горели и дымились уже целые кварталы. Там шел бой за каждый дом.

Разгорались схватки и в небе. Бомбардировщик старшего лейтенанта Ивана Акимова летел в строю эскадрильи замыкающим. Когда вышли на цель, летчик увидел реактивный истребитель Ме-262. Он летел со скоростью, вдвое превышающей скорость Пе-2. Казалось, без потерь не обойтись. В этот момент на «мессера» устремились сверху два «ястребка». Раздались пулеметные очереди. Фашистский самолет лег на крыло и, теряя высоту, с отчаянным визгом устремился к земле. За ним потянулась дымная борозда.

— Отлетался! — послышалось в эфире. — Я — «Дракон». Идем на посадку. — Эти слова были обращены к ведомому.

«Дракон» — позывной командира истребительного корпуса дважды Героя Советского Союза Е. Я. Савицкого. Его истребители не раз приходили на помощь «Петляковым» в самую трудную минуту. В этом полете генерал лично спас наши экипажи от гибели.

К концу войны на вражеских аэродромах скопилось немало реактивных истребителей. Однако летали они редко. Фашистские летчики не решались подниматься в воздух на этих «необъезженных» машинах. [210]

В апрельские дни Ме-262 иногда появлялись над боевыми порядками наших войск. Однако их полеты были подобны демонстрации новейшего оружия рейха. Эти полеты, вероятно, были рассчитаны на устрашение противника. Но реактивная диковинка ни у кого из наших воинов не вызвала чувства страха.

— Неужели они надеются на это «секретное» оружие? — спросил один из механиков своего товарища.

— Оружие это все равно, что соломинка для утопающего. Фашистам за нее никак не удержаться!

Полеты реактивных «мессеров» были необходимы гитлеровцам для того, чтобы хоть как-то подбодрить свои павшие духом войска на восточном фронте.

Последний выстрел артиллерийского расчета. Последний бросок пехотинца. Последняя атака танкиста. Они запомнятся воинам нашей армии на всю жизнь. Запомнится и командиру полка А. Ю. Якобсону его последний боевой вылет. Он пришелся на 30 апреля. Летел он тогда над Берлином. Под крылом показался Тиргартен. В бомбоприцеле — большой капонир. В центре его фашистская свастика. Штурман сбросил бомбы. В щепки разлетелись замаскированные машины, и свастики тоже словно не бывало.

30 апреля 1945 года разведчики сержанты М. А. Егоров и М. В. Кантария водрузили Знамя Победы над рейхстагом. 2 мая войска 1-го Белорусского фронта во взаимодействии с войсками 1-го Украинского фронта завершили разгром берлинской группировки и полностью овладели городом. К 15 часам вражеские войска в столице фашистской Германии прекратили сопротивление.

Берлинская операция завершилась. Вместе с ней закончились для нашего корпуса и боевые вылеты. За проявленный героизм и мужество корпусу было присвоено наименование «Берлинский». С того времени он и стал именоваться Бобруйско-Берлинским.

Овладев Берлином, колонны наших танков, артиллерии и механизированных частей двинулись на запад, к берегам Эльбы, и на юг, к Чехословакии. Там гитлеровцы еще не сложили оружие. Там шли бои. На разгром врага и устремились советские войска. И те, кто видел колонны танков с алыми звездами на броне, машины и орудия самых разных калибров, не могли не отметить, как умножились силы нашей доблестной армии. [211]