Над землей Белоруссии
Первые дни 1944 года не радовали погодой. Снег таял. Шли дожди. Всюду сырость, грязь.
Начальник штаба корпуса полковник И. Л. Власов подолгу стоял под моросящим дождем, вглядываясь в небо. Оно оставалось все таким же непроглядным. Илья Леонтьевич возвращался в штаб, досадливо крякал, вздыхал:
— Подморозило бы малость...
Его можно было понять. Офицеры штаба напряженно трудились над разработкой планов боевых действий, но они так и оставались невыполненными. Непогода приковала «Петляковых» к земле.
Войска Белорусского (до октября 1943 года — Центрального, с февраля 1944 года — 1-го Белорусского) фронта готовились к операции по овладению городами Калинковичи и Мозырь. Как нужна была им поддержка с воздуха! Мы делали все возможное, чтобы помочь 65-й армии П. И. Батова, которой во взаимодействии с 61-й армией П. А. Белова предстояло наступать на Калинковичи. [147]
Перед началом операции штаб корпуса по указанию командующего 16-й воздушной армией и согласованию с соединениями 65-й армии разработал план боевых действий. Наметили основные цели, по которым нам предстояло наносить удары на всех этапах развития операции. Были также утверждены схемы связи полков и дивизий корпуса с танковыми и механизированными частями, схемы сопровождения «Петляковых» истребителями.
Первые вылеты в этой операции решили совершить 6 января. В дивизии и полки передали боевые приказы. На карты нанесли цели, маршруты, установили время вылетов каждой группы. Планировался эшелонированный удар восьмью группами по 8–9 бомбардировщиков в каждой.
День оказался хмурым. Нижний край облаков не превышал 600 метров. Они двигались сплошной лавиной, то оседая, то приподнимаясь. Создалась угроза срыва вылета. Но полет все же состоялся. Как и наметили, в небо поднялась первая группа. Она должна была появиться над целью в 13 часов 57 минут. За ней с определенными интервалами — остальные эскадрильи.
Маршрут пролегал над безлюдными, заболоченными местами. Зенитной артиллерии противника здесь не было. Лишь над целью гитлеровцы встретили «Петляковых» плотным огнем. Бомбардировщики выполнили заход под углом 15 градусов к продольной стороне железнодорожного узла. Удары наносили сериями.
Бомбардировка станции длилась 23 минуты. За это время Пе-2 сумели выполнить по два-три захода. Густые темно-оранжевые облака поднялись кверху, заволакивая город. А в небе то и дело появлялись разрывы зенитных снарядов. Они казались такими безобидными, что даже не верилось, будто могли сразить тяжелый самолет. Между тем каждый из этих разрывов таил в себе смертельную опасность. К счастью, полет обошелся без потерь. Враг оказался недостаточно подготовленным к отражению налета, в котором участвовало 67 экипажей. 52 из них задачу выполнили. Две эскадрильи из-за резкого ухудшения погоды на цель не вышли. Командир 301-й дивизии тотчас же перенацелил их в воздухе, и они нанесли удар по оборонительным позициям гитлеровцев.
В этом налете на станцию бомбардировщики уничтожили многие вагоны и платформы с грузами, разрушили [148] железнодорожное полотно, подожгли склад. Прямым попаданием бомбы в подвале, в районе вокзала, было убито 70 укрывшихся там солдат и офицеров противника. Были уничтожены также грузовые машины. Железнодорожный узел Калинковичи оказался выведенным из строя, но меньшей мере, на сутки. Основная артерия, питавшая группировку врага, противостоявшего 65-й и 61-й армиям, была перерезана.
Калинковичско-Мозырская наступательная операция началась через два дня. С 8 по 10 января, содействуя успеху наземных войск, мы произвели 153 самолето-вылета. Наносили удары по артиллерийским позициям и резервам врага в районах Боровичи, Озаричи, Цидов, Туровичи. В этих налетах уничтожали автомашины с войсками и грузами, подавляли огонь батарей полевой артиллерии, многоствольных минометов, пулеметных точек. Были отмечены прямые попадания бомб в траншеи и окопы гитлеровцев. Бойцы и командиры стрелковых частей остались довольны нашей поддержкой с воздуха.
Наступление 65-й армии развивалось без особых осложнений. В прорыв были брошены танки и конный корпус. Основные удары нашей авиации пришлось перенести на огневые позиции дальнобойной артиллерии и опорные пункты в глубине обороны противника. Мы бомбили их в районах Пыдов, Новоселки, Кашичи, в прилегающих к ним рощах и оврагах.
Через три дня начался отход фашистских полков по всему участку наступления войск фронта. Перед нашим корпусом были поставлены новые задачи. Мы воспрепятствовали организованному отходу врага. На первый план выдвинулись действия авиации по железнодорожным узлам и перегонам, по колоннам гитлеровцев на дорогах. «Петляковы» причиняли врагу существенный урон.
Были потери и в наших рядах. Мы недосчитались девяти экипажей. 12 января при нанесении удара по железнодорожному узлу Калинковичи погиб командир 54-го полка подполковник Михаил Антонович Кривцов. Вместе с ним погибли штурман полка майор И. И. Сомов и стрелок-радист старшина Н. А. Павлов. Весть об этой утрате пришла в штаб корпуса в мое отсутствие. В это время я находился на командном пункте 61-й армии. Едва вернулся в штаб, как полковник И. Л. Власов сообщил эту трагическую весть. [149]
— Как это случилось? — выяснял я детали. — Возможно, он выбросился с парашютом, остался жив?
— Нет, он погиб. Это совершенно точно.
Не хотелось верить в эту потерю. Еще сегодня утром я говорил с М. А. Кривцовым, обсуждая детали полета. И вот его не стало.
— Пригласите, пожалуйста Рытова, — распорядился я.
Полковник А. Г. Рытов вошел, не скрывая своей горечи.
— Андрей Герасимович, — заговорил я, — прошу вас пооперативнее выяснить обстоятельства гибели Кривцова. Скоро наши войска будут в Калинковичах. Организуйте поиски останков командира полка, членов всех экипажей. Мы похороним их с почестями.
— Сделаю все, что возможно.
На другой день полковник Рытов докладывал:
— Двенадцатого января подполковник Кривцов вел полковую колонну. При подходе к Калинковичам сильный огонь фашистских зениток преградил экипажам путь. Командир полка выполнил маневр, вывел группу на цель и вошел в пике. В этот момент снаряд и попал в его самолет. Михаил Антонович не изменил направление полета, и горящий «Петляков» с бомбовым грузом врезался в стоявший на станции эшелон. С парашютом не выбросился никто.
Мы помолчали. Тяжелой, горестной была утрата. Ее переживали авиаторы всего корпуса.
Весь день я находился в подавленном состоянии. Думал о М. А. Кривцове, вся жизнь которого отдана служению Родине. Михаил Антонович добровольцем вступил в Красную Армию, когда ему едва исполнилось 16 лет. В годы гражданской войны он участвовал в боях с деникинцами и бандами белой контры на Украине. Уволился из армии. Работал на руднике. В 1926 году снова пришел в армию, изъявил желание стать летчиком и добился своего.
Военная судьба не особенно жаловала Михаила Кривцова. Осенним днем 1941 года он вел эскадрилью на задание. Истребителей прикрытия не было. Налетели «мессеры». Кривцов попытался вывести эскадрилью из боя маневром быстрого снижения с нарастающей скоростью и на малой высоте вернуться на аэродром. Маневр удался. Эскадрилья оторвалась от преследования фашистских истребителей. [150] Однако ведущего все же атаковали «фоккеры», летевшие встречным курсом. Бомбардировщик загорелся.
Капитан Кривцов посадил самолет на вражеской территории. Штурман и стрелок-радист были убиты. Михаила Антоновича ранило в ногу. Захватив документы и оружие боевых товарищей, он отправился на восток. Целую неделю пробивался к своим. Голодный, почерневший, в изодранном комбинезоне и со вздувшейся раной на ноге, он приполз в расположение нашей пехоты и потерял сознание.
Свыше трех месяцев провел летчик в госпитале.
В состав 3-го бомбардировочного корпуса он прибыл вместе со своим полком. У него был солидный боевой опыт. Ему оказались под силу самые сложные задания. Не верилось, что его больше нет. Летчики и штурманы дали слово отомстить врагу за боевого командира, и слово свое сдержали...
14 января, развивая наступление, войска 65-й армии нанесли удар по врагу главными силами всех дивизий первого эшелона и освободили город Калинковичи, а 61-я армия заняла Мозырь.
Оказывая помощь сухопутным войскам, мы подвергли бомбардировке железнодорожные станции Житковичи, Качуры, Птичь, Коржевка, Копцевичи. На перегонах нещадно уничтожали эшелоны с техникой и живой силой врага. Всего в этих налетах участвовало 125 «Петляковых». Все они вернулись на свои аэродромы. Потери гитлеровцев оказались внушительными. В донесении в штаб армии они были отражены в конкретных цифрах: уничтожено 3 паровоза, 43 вагона, 17 автомашин, около 10 повозок с грузами. Прямым попаданием разрушены пакгауз и 23 станционные постройки. В ряде мест разорваны железнодорожные пути и стрелки. Полностью парализовано движение эшелонов на участке Калинковичи — Житковичи.
За время наступательных боев, проведенных с 8 по 20 января, войска Белорусского фронта на калинковичско-мозырском направлении продвинулись на десятки километров, освободили сотни населенных пунктов.
За мужество, проявленное при освобождении Калинковичей, 779-му бомбардировочному авиационному полку присвоили наименование «Калинковичский». Многие летчики, штурманы и стрелки-радисты были награждены [151] орденами и медалями, а самые отважные удостоились звания Героя Советского Союза.
В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля 1944 года было написано: «За образцовое выполнение приказов командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть, мужество и геройство штурману эскадрильи 24-го бомбардировочного авиационного полка капитану Давиденко Степану Павловичу и штурману эскадрильи 128-го бомбардировочного авиационного полка старшему лейтенанту Старостину Николаю Федоровичу присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Это была радость для всех воинов-авиаторов корпуса. В полках состоялись митинги, на которых чествовали героев, истинных мастеров своего дела.
В 1944 году звание Героя Советского Союза присвоили также майору Ф. И. Паршину, майору П. А. Дельцову, капитану А. А. Анпилову, старшему лейтенанту Н. П. Павлову, старшему лейтенанту А. А. Свиридову и младшему лейтенанту С. Я. Фильченкову. Семья героев корпуса пополнилась новым отрядом смелых и мужественных мастеров бомбовых ударов.
Кто же он, герой, в бомбардировочной авиации?
Обычно когда говорят о летчиках-истребителях, то называют число сбитых вражеских самолетов, таранных ударов, победных боев с превосходящим противником. Как не назвать героем летчика, сбившего в жарких схватках в небе пятнадцать, двадцать и более фашистских стервятников!
Летчики-бомбардировщики не так часто удостаивались звания Героя Советского Союза. Как и все фронтовики, выполняя боевые задания, они рисковали жизнью. Их подвиг заключался в мастерстве, в умении метко поражать наземные цели.
Сошлюсь на конкретные примеры.
Капитан А. П. Крупин был штурманом эскадрильи 96-го бомбардировочного авиационного полка. Он совершил 199 боевых вылетов, метко сбросил по разным вражеским целям и объектам 129 тонн смертоносного груза. На его счету 105 уничтоженных машин с грузами и живой силой врага, 15 сожженных танков, 28 развороченных дзотов. Он уничтожил 22 вагона и 2 паровоза. К этому следует добавить удары по переднему краю обороны противника, [152] огневым позициям полевой и зенитной артиллерии, пулеметным гнездам. В мае 1943 года ему присвоили звание Героя Советского Союза. Истоки его героизма в любви к Родине, верности идеалам Коммунистической партии. А образцово выполнять каждое боевое задание ему помогали мастерство и воля к победе.
Героем Советского Союза стал и командир эскадрильи 128-го полка капитан Я. И. Андрюшин. Он совершил 180 боевых вылетов. Шесть раз Яков Иванович водил эскадрилью на бомбардировку вражеских аэродромов. В этих налетах было повреждено и уничтожено в общей сложности 96 фашистских самолетов. 25 раз он вел воздушные бои с истребителями врага. В этих схватках девять «мессеров» и «фоккеров» были уничтожены благодаря четко организованной обороне, отваге командира, мужеству и стойкости всех летчиков, штурманов и стрелков-радистов. На счету эскадрильи, которой командовал капитан Андрюшин, 556 уничтоженных автомашин, 22 танка, 111 железнодорожных вагонов, 15 блиндажей и дзотов, 116 зданий, превращенных врагом в опорные пункты, 14 разных складов.
Яков Иванович показал себя опытным летчиком и командиром. Товарищи отзывались о нем с неизменным уважением. Родился он в Армавире в 1906 году. Родителей не помнил. Учился в неполной средней школе. Когда подрос, стал учеником слесаря. Работал в железнодорожном депо и одновременно учился по вечерам на рабфаке. В 1931 году был призван в ряды Красной Армии. Вскоре поступил в Ворошиловградскую авиашколу. Окончил ее успешно. Обычно к нам поступало пополнение не старше двадцати пяти лет. Якову Ивановичу, когда он стал летчиком, было около тридцати. Он обладал совершенной техникой пилотирования, завидным хладнокровием и умением из самой сложной обстановки выйти победителем. Летчики считали за честь попасть в эскадрилью, которую он водил в бой.
По-иному складывалась военная биография штурмана эскадрильи 96-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка Героя Советского Союза гвардии капитана Алексея Митрофановича Турикова. Он совершил 145 боевых вылетов. Сбросил 110 тонн бомб и около миллиона листовок. Участвовал в 75 воздушных боях. Пять раз вражеские зенитчики и истребители сбивали его самолет. [153]
Трижды авиатор горел, дважды был ранен. На счету у него 75 уничтоженных автомашин и 11 танков врага. Капитан был мастером бомбометания по наземным малоразмерным целям. Туриков чаще других рассчитывал курс и прицел при налетах на мосты и переправы врага. Это он меткими бомбовыми ударами уничтожил восемь переправ через водные рубежи, два железнодорожных и семь деревянных мостов.
Бесконечны примеры и способы проявления героизма...
В феврале 1944 года начались бои на жлобинском и рогачевском направлениях. Бомбардировщики нашего корпуса принимали в них самое непосредственное участие. Мы наносили удары по артиллерийским и минометным позициям врага, по узлам сопротивления. В этих боях особенно отличились экипажи 241-й дивизии. Они оказывали непосредственную поддержку сухопутным войскам при прорыве обороны гитлеровцев, не считались ни с какими трудностями и, если требовалось, смело шли на риск. Три-четыре вылета в сутки стало нормой для авиаторов.
В то же время даже в самые напряженные дни летчики строжайше соблюдали законы неба. Они понимали: в этом их сила. Если в улетающих на задание эскадрилье или полку четко организовано огневое взаимодействие, если каждый экипаж строго выдерживал установленные интервал и дистанцию, гитлеровцы никогда не отваживались подходить близко к монолитному строю. Даже асы из хваленой эскадры «Мельдерс» не знали, с какой стороны подступиться к такому строю. Боялись попасть под огонь. Но стоило кому-то нарушить строй, оторваться от группы, и «мессеры» набрасывались на него, словно коршуны. Из-за этого, бывало, и теряли мы боевых товарищей.
В период отступления вражеских войск наша авиация делала все для того, чтобы отрезать им пути отхода. Поэтому уничтожение переправ через водные преграды становилось нашей первоочередной задачей. Гитлеровцы всеми силами защищали мосты зенитной артиллерией и авиацией. Прямой штурм их почти неизбежно приводил к потерям боевой техники, экипажей.
В штабе корпуса по этому поводу шел обстоятельный разговор. Решили использовать для ударов по переправам [154] наших «охотников». Обосновали свое решение тем, что на одиночный самолет враг меньше обращал внимания. Он принимал его за разведчика и зенитный огонь обычно не открывал, чтобы не обнаружить систему обороны объекта. Это давало возможность внезапным изменением курса нанести прицельный удар по мосту или переправе.
Наши расчеты и планы оправдались сполна.
22 февраля экипаж 128-го полка в составе летчика В. П. Дружинина и штурмана И. С. Киселева прямым попаданием ФАБ-250 (фугасная авиационная бомба весом 250 килограммов) с горизонтального полета, с высоты 1500 метров разрушил мост через Днепр. Это было юго-восточнее Рогачева. Зенитный огонь гитлеровцы открыли с запозданием. Не смогли атаковать «охотника» и срочно вызванные «мессеры». Умело используя облачность, наш «Петляков» благополучно пересек линию фронта.
Разбитые мосты создавали определенные трудности в передвижении вражеских войск, осуществлении маневра резервами. У переправ возникали пробки. «Петляковы» наносили по ним удары, в то же время препятствовали восстановлению мостов.
Боевые вылеты, к сожалению, не обходились без потерь, и меня не оставляла мысль о пополнении дивизий техникой.
«Кого же направить за самолетами на завод, за Волгу?» — размышлял я. Неожиданно вспомнил, что заместитель командира 241-й дивизии полковник А. Г. Федоров — волжанин. Это и определило решение.
— Не пора ли вам, Алексей Григорьевич, домой съездить? — осторожно начал я разговор.
Федоров окинул меня вопросительным взглядом.
— Полетите за Волгу, — продолжал я. — Там, на авиационном заводе, получите тридцать «Петляковых». Необходимо перегнать их как можно скорее. По пути навестите семью. Разрешаю побыть дома двадцать четыре часа, и ни одной минуты больше.
Третий год шла война. Третий год мы были оторваны от своих семей. Выдался случай — почему же не предоставить человеку возможность побыть немного дома, повидать жену, детей. Пусть едет волжанин Федоров. Он давно заслужил такую поездку своими организаторскими способностями, своей отвагой в боях. Представляю, какой счастливой будет его встреча с семьей! [155]
Начинался март 1944 года. Слякоть. Сырой, порывистый ветер. Дожди. На глазах таял ноздреватый снег. Летчики невесело шутили:
— Где уж нашим бомберам сквозь такие облака пробиться!
— Кругом вода. Хоть на гидросамолеты пересаживайся!
Однако на боевые задания экипажи летали. Пробивались сквозь облака и дожди, наносили удары. В небо поднимались самые опытные. «Охотники» бомбили врага и в районе Чаус, вели по мере возможностей разведку, разрушали мосты и переправы через Днепр. Гитлеровцы нигде не могли укрыться от наших «Петляковых». Экипажи постоянно держали их в напряжении. В любое время дня и ночи они могли появиться над фашистскими объектами, нанести по ним удар.
Лишь на одном нашем аэродроме, в Зябровке, взлетно-посадочная полоса оказалась с твердым покрытием. Эта «точка» была отлично оборудована навигационными средствами. Все это и позволяло вести боевую работу непрерывно. В течение суток экипажи совершали с этого аэродрома до 75 вылетов. Отсюда же велись полеты на разведку переправ через Днепр в районе Могилева.
Теоретические расчеты и практика боевого применения бомбардировщиков показывали, что в среднем для разрушения одного моста требовалось около 50 самолето-вылетов. В марте 1944 года при действии одиночными самолетами в крайне неблагоприятную погоду на разрушение одного из мостов через Днепр нашим «Петляковым» потребовалось всего 16 самолето-вылетов.
Разрушить мост в период относительного затишья, когда противник не ожидает атаки, было, разумеется, легче, чем во время активных боевых действий. Это доказано на опыте. В период боев, организуя мощный огневой заслон, враг всегда настороже. Уничтожить мост в обстановке активных боевых действий возможно лишь при условии сосредоточенных ударов бомбардировщиков, причем с разных направлений одновременно. Огонь зенитных батарей при этом менее эффективен. Полеты же одиночных «Петляковых» в таких условиях нередко приводили к неоправданным потерям.
В дни затишья, особенно если оно вызвано непогодой, наши полки по-прежнему жили напряженной, полной [156] всевозможных забот жизнью. Техники осматривали самолеты, устраняли все неполадки, заменяли, если требовалось, моторы и агрегаты. Немало дел было у вооруженцев, у каждого авиатора. Накапливались боекомплекты, создавались запасы горючего. Летчики и штурманы были заняты учебой, обобщением опыта боевой работы в той или иной операции. В штабах отрабатывались наиболее эффективные способы выполнения боевых задач, взаимодействия с истребителями сопровождения и прикрытия. На картах разыгрывались бои, готовилась необходимая документация. Словом, дел хватало на всех.
В марте 1944 года в штабах полков, к примеру, состоялось 27 занятий, на которых отрабатывались вопросы непосредственного участия эскадрилий в выполнении боевых заданий. Нет необходимости приводить полный перечень тематики этих занятий. Назову лишь главные: «Действия бомбардировочной авиации по железнодорожным мостам и переправам через водные рубежи с пикирования», «Работа штабов по подготовке к боевым вылетам», «Взаимодействие бомбардировщиков с истребителями в наступательных операциях при ударах с воздуха по живой силе и артиллерии противника на поле боя», «Авиационное преследование отходящего противника», «Отработка вопросов СУВ» (правил переговоров по телефону, телеграфу, работы с переговорной таблицей и кодированной картой), «Анализ причин боевых потерь». Руководителями этих занятий были наиболее опытные командиры и офицеры штабов. Теоретическая учеба в эскадрильях и полках особенно содействовала нашим победам.
Вместе с выполнением учебных планов штабных и командирских учений в корпусе практиковалось проведение совещаний специалистов. Не был исключением в этом отношении и март сорок четвертого года. Техники на таких совещаниях обменивались опытом организации труда, выявления и устранения неисправностей, сокращения сроков подготовки машин к повторным вылетам.
На таких же совещаниях штурманы решали в основном один вопрос: «Способы и методы повышения эффективности бомбометания». Работа штурмана требовала глубоких знаний и прочных навыков. Авиационные школы военного времени просто не в состоянии были выпустить совершенно готового к бою штурмана. Для этого потребовалось бы куда больше времени, чем отводилось на его [157] подготовку в стенах училища. У молодых штурманов нередко случались ошибки в поисках целей и бомбометании. Иной раз они наносили удары по второстепенным, случайным объектам противника.
Примириться с этим было невозможно. На совещаниях им предлагалось разобрать причины каждого невыполнения боевого задания по вине штурманов и на этой основе выработать план повышения выучки. Руководство такими занятиями мы возложили на штурманов полков. Завершались подобные совещания тренировками в сбрасывании бомб в наземных условиях.
Теоретическая учеба принесла добрые плоды. Случаи невыхода на цель по вине штурмана стали редким исключением.
В марте же в штабе корпуса собрались летчики. Они также обсудили лишь один вопрос: «Усиление ударов по врагу за счет увеличения бомбовой нагрузки самолета». Сама фронтовая действительность заставила нас выдвинуть на рассмотрение такой вопрос. Уже давно отдельные летчики, не соглашаясь с требованиями инструкции по эксплуатации Пе-2, увеличивали бомбовую нагрузку до 1000 килограммов вместо 800.
Первыми увеличили бомбовую нагрузку летчики 779-го полка капитан Петр Ксюнин и старший лейтенант Николай Скосырев. Они доказали, что 1000-килограммовый бомбовый груз для «Петлякова» вполне допустим. Самолет с таким грузом не терял своих качеств при взлете и маневрировании в воздухе. Опыт П. Н. Ксюнина и Н. И. Скосырева был одобрен и принят на вооружение.
Приказ в нарушение инструкции и технического паспорта Пе-2 отдать было невозможно. Поэтому движение «тысячников» в корпусе ширилось как бы на добровольных началах. Я же ограничивался устными указаниями не разрешать увеличения бомбовой нагрузки молодым летчикам, не имеющим достаточного опыта боевой работы. Вопрос об увеличении нагрузки решался обычно командиром полка.
26 марта пришла радостная весть — наши войска в Молдавии вышли к государственной границе СССР. В тот день я находился в 241-й дивизии. Митинг состоялся прямо на летном поле. Пришли на него все — и те, кто только что вернулся с боевого задания, и те, кто должен был отправиться в полет. [158]
Запомнилось выступление Героя Советского Союза подполковника М. М. Воронкова, отважного командира 128-го полка.
— С первого дня войны мы верили, — говорил он, — что сумеем разбить врага, отстоять священную землю Родины. Мы выполним свою клятву до конца. Многие наши товарищи не дожили до этого счастливого дня. Они геройски погибли в боях в то тяжелое время, когда мы уходили от нашей государственной границы все дальше и дальше на восток. Мы дали слово вернуться. И слово наше оказалось твердым. Мы клялись отомстить врагу за гибель боевых товарищей, за муки и страдания советских людей. И наши летчики, все авиаторы ни на один день не забывают об этой клятве. Мы давно мечтаем о том дне, когда сметем фашистскую нечисть с нашей земли. Этот день близок. Перед нами новая задача — освободить от фашизма страны Европы, навсегда покончить с коричневой чумой. Все как один авиаторы нашего полка готовы с честью выполнить свой интернациональный долг...
В штаб корпуса я вернулся под впечатлением митинга. Прежде мне приходилось бывать в Молдавии. Четко представил те живописные места, где проходила наша граница с Румынией. Какая там теперь радость! Восстановлена государственная граница...
Установились теплые дни. Снег растаял, земля раскисла, и наши аэродромы пришли в негодность. Полеты по-прежнему выполнялись лишь с одного аэродрома в Зябровке.
Были у нас и другие трудности. В корпус прибыло пополнение — 47 молодых летчиков. Их следовало готовить к боям, а учебных самолетов у нас, как говорят, раз, два и обчелся. Как же переучивать молодежь, на чем? Где взять УПе-2 — учебные «Петляковы»? С этим вопросом я и обратился к генералу С. И. Руденко. Он обещал посодействовать, запросить Москву.
Колрпус вел напряженную боевую работу. Каждый летчик был на счету. Мы же не могли выпустить лейтенантов, не проверив их предварительно в тренировочных полетах.
И еще одна забота не давала покоя. Наше пополнение резко отличалось от фронтовиков. Отличалось прежде всего строевой выправкой, дисциплинированностью. И это невольно бросалось в глаза. А кое-кто из «старичков» начал [159] забывать об уставных требованиях, не против был и поспорить со старшими, с опозданием доложить о выполнении приказания, не всегда следил за своим внешним видом.
Необходимо было принять меры против элементов расхлябанности, пренебрежительного отношения к армейским порядкам и тем самым уберечь молодежь от дурного влияния.
Свои нарушения некоторые летчики и штурманы оправдывали напряжением в боевой работе, ежедневным хождением рядом со смертью. Иной же командир попросту закрывал на это глаза. Для него важно было, как действовал экипаж в бою. А отсутствие строевой подтянутости, грубость в обращении с товарищами, панибратство между старшими и младшими, нарушение формы одежды — все это не столь уж важно.
Кое-кто рассуждал и так: «Летают экипажи превосходно. Врага бьют успешно. И нечего нам к мелочам придираться, людей нервировать».
В этом и состояла их ошибка. Забыли они о мудром завете В. И. Ленина: «...Там, где тверже всего дисциплина, где наиболее заботливо проводится политработа в войсках... там нет расхлябанности в армии, там лучше ее строй и ее дух, там больше побед»{2}.
О нарушениях уставных требований шла речь и на Военном совете 1-го Белорусского фронта. Это был своевременный и нужный разговор. Да, кое у кого вскружилась голова от побед над немецко-фашистскими захватчиками. Пришлось напомнить отдельным товарищам, что звание советского воина — высокое и гордое звание. Дорожить этим званием — значит во всем, всегда и везде строжайше соблюдать требования уставов, военной присяги.
Политработники корпуса отправились в полки. Вместе с полковником А. Г. Рытовым вылетел и я. Не раз выступали мы на партийных и комсомольских собраниях по вопросам укрепления дисциплины и уставного порядка. Обстоятельно беседовали и с командирами, особенно с теми, кто не подавал примера в строгом соблюдении уставных требований. Кое-кого пришлось наказать.
Командиры и политработники умело делали свое дело. Однако именно прежние упущения в воспитательной работе [160] и привели к ЧП. Как-то инструктор по технике пилотирования и штурман корпуса поднялись в воздух на ПО-2 и разбились. Оба они были, как говорят, «под градусом». Поспорили. Вошли в «мертвую петлю» на малой высоте, а вывести самолет из пике не смогли и врезались в землю. Так бутылка вина, лихачество привели к трагической гибели людей. Из-за этого безрассудства на сердце стало как-то особенно неспокойно. Упрекал прежде всего самого себя: «Недоглядел!» Обидно было, что не сумел предотвратить этот нелепый случай — грубейшее нарушение наших уставов...
Фронт готовился к новому сражению. Готовились к нему и воины-авиаторы корпуса. Все мы были полны решимости с прежней отвагой громить врага, не щадить своей жизни для того, чтобы окончательно очистить землю Отчизны от фашистской нечисти.