«Петляковы» летят на запад
В штаб корпуса поступали донесения от командиров дивизий. Скупые строки их, цифры и факты свидетельствовали о мужестве и отваге экипажей, высоких морально-политических и боевых качествах авиаторов. Да, героизм воздушных бойцов оказался поистине массовым. Боевые подвиги на земле и в небе стали нормой жизни воинов в невероятно трудное для Родины время.
На одном из совещаний в штабе корпуса командир полка А. Ю. Якобсон докладывал о возросшем мастерстве летчиков и штурманов. В качестве примера привел подвиг лейтенанта М. Г. Воскресенского.
7 июля 1943 года, когда танки врага прорвали было оборону наших войск в районе Понырей, на уничтожение их вылетела эскадрилья «Петляковых» из 96-го полка. Девятку вел Герой Советского Союза А. П. Смирнов.
Утро было безоблачным. Бомбардировщики летели в плотном строю. Развернулись и взяли курс на Поныри. Видно было: там, на земле, в пыли и дыму, шло ожесточенное сражение броневых машин. [130]
Не нарушая строя, эскадрилья нанесла по вражеским танкам прицельный бомбовый удар. В момент очередного захода летчики увидели горящие машины гитлеровцев. Даже здесь, на высоте, ощущался едкий запах тротиловой копоти. Бомбы и на этот раз легли точно в цель. На выходе из пикирования «Петляковых» вдруг атаковали двадцать «мессеров». В первой же атаке они подбили один бомбардировщик. Это был самолет лейтенанта Михаила Воскресенского.
Позднее он сам рассказывал об этом случае в воздухе следующее. В момент атаки «мессеров» его машину сильно тряхнуло. Перед глазами лейтенанта — искры. И — тишина. Ничего не слышит. Оглушило. Рядом штурман Николай Гусев. Он жив и невредим. Воскресенский вызывает по переговорному устройству стрелка-радиста Ивана Солонина. В ответ — ни слова. Пе-2 с резким снижением идет к земле. Михаил тянет штурвал на себя. Не поддается. «Подсоби!» — обращается он к штурману. Тянут вдвоем. Штурвал ни с места. Видимо, заклинило управление рулями глубины. Смотрит летчик на штурмана и думает: «Еще есть время покинуть самолет». Но команду отдать не может: неизвестно ведь, что там с Солониным. «Прыгать не будем!» — предупреждает штурмана. Гусев кивает головой. Он всячески старается помочь командиру экипажа.
Чувствует Михаил, как что-то липкое заструилось из-под шлемофона и потекло по спине. Боли не ощущает. И вдруг в сознании словно бы сверкнул яркий луч: есть выход из создавшегося положения! Дает сектор газа вперед до отказа. Моторы взревели, и Пе-2 почти у самой земли выходит из угла. Удается даже высоту метров 300 набрать. И тут в голове и спине почувствовал острую боль. Гусев наспех перевязал ему раны. Воскресенский посмотрел по сторонам и увидел: рядом, сопровождая их экипаж, ведут свои бомбардировщики майор А. П. Смирнов, Александр Гнетов, Алексей Кочетков, Александр Веливанский, Николай Брагин. Боевые товарищи не оставили в беде. Прикрывая самолет, они вместе с истребителями сопровождения отражают атаки разъяренных гитлеровцев. Воскресенский изменяет режим работы моторов, регулирует высоту полета. У самого аэродрома знаками просит товарищей уйти вперед. Пока они садились, сделал над летным полем круг. Зашел на посадку, попытался [131] выпустить шасси. Красные лампочки погасли, а зеленые так и не зажглись. Выходит, и шасси заклинило. Штурман попробовал выпустить шасси с помощью аварийного рычага. Безуспешно. Гидросмесь вытекла из пробитых трубок, в кабине образовалась лужа с резким запахом спиртного. «Сядем на живот!» — говорит Воскресенский Гусеву. Еще и еще пытается вызвать стрелка-радиста, чтобы предупредить о посадке, но Солонин по-прежнему молчит. Михаил идет на снижение, убирает газ. Впереди телеграфные провода. Переводит машину в горизонтальный полет. Миновали столбы. Перед ними — широкое поле аэродрома. Самолет уже едва не касается земли. Снова дает полный газ и, не убирая его аварийными кнопками, выключает ревущие моторы. Штурман схватил летчика за ворот гимнастерки и прижал к спинке сиденья, чтобы голову не разбил. Пе-2 приземлился с полувыпущенными шасси. «Ноги» его подогнулись. Обшивка заскрежетала, но до пожара не дошло. Первая мысль: «Что с Солониным?» Идут к кабине стрелка-радиста. Картина представилась страшная: входной люк закрыт, кабину разворотило снарядом...
Михаила Воскресенского отправили в госпиталь.
Да, это было невероятно: произвести посадку с заклиненным управлением! Приказал представить командира экипажа к награде. Все мы понимали: выйти победителем в такой ситуации непросто.
Стрелок-радист Иван Солонин оказался жив. Он был ранен, и его выбросило из самолета в тот момент, когда сильным взрывом разорвало кабину. У него хватило сил лишь на то, чтобы дернуть кольцо парашюта. Он тут же потерял сознание. Приземлился стрелок-радист у самых окопов нашей пехоты. После боев под Севском, Калинковичами и Гомелем, когда полк стоял в Щиграх, Иван Солонин, залечив свои раны в госпитале, вернулся в часть.
По-прежнему продолжались полеты «охотников». Они вели разведку, играли роль маленького молотка в руках кузнеца — искусного мастера, указывающего места ударов тяжелой кувалдой.
В эскадрильях и полках рождались новые тактические приемы борьбы с врагом. Характерна в этом отношении инициатива летчиков 128-го полка, которым командовал Герой Советского Союза М. М. Воронков. В этом полку впервые была создана группа мастеров снайперского бомбометания. [132] Михаил Михайлович сколотил ее из самых опытных экипажей. Сам же и водил ее на задания.
В группе родился и новый прием — «вертушка». Что это означало? Внизу — цель: скопление танков, машин или мотопехоты врага. Ведущий группы мастеров первым с пикирования начинал бомбометание. За ним устремлялись ведомые. Заходя на цель по нескольку раз, «петляковы» образовывали над ней гигантский вертикальный круг, напоминающий обруч. Издали казалось, что этот ревущий «обруч» катился, а под ним клубились в огне и дыму разрывы бомб.
Такие «вертушки» были созданы вскоре в каждом полку. Эффект бомбардировок превзошел все ожидания. Там, где, подобно урагану, проносилась «вертушка», ничто не могло уцелеть.
Начиная с 1943 года полеты без сопровождения истребителей прекратились. Вылеты, не считая действий «охотников», производились большими группами с отлично организованной круговой обороной. Оттачивалось мастерство летчиков. Закалялась их воля.
В это время широко стало известно имя отважного летчика лейтенанта Ильи Маликова. Он был совсем еще молод. В одном из боев его Пе-2 подбили. Тяжело раненный летчик попал в госпиталь. Ему ампутировали ногу. Сейчас уже трудно сказать, научился ли Маликов плясать «Барыню», подобно тому, как плясал ее Алексей Маресьев, но твердо знаю: в силе воли и упорстве наш Илья ни в чем не уступал прославленному герою.
Были комиссии, удивленные возгласы и отказы. А лейтенант Маликов решил вернуться в авиацию, чтобы снова бить врага. И он вернулся для... «прохождения наземной службы», как было указано в медицинском заключении. Но бумага — одно, а душа летчика — совсем другое. И если иногда говорят, что пилоту достаточно дышать атмосферой аэродрома, чтобы чувствовать себя нормально, — то верить этому трудно. Летчик не может обойтись без неба. Он никогда не смирится с наземной службой, если руки способны держать штурвал. Более того, на аэродроме ему еще труднее. Особенно, когда чувствуешь, что еще можешь принести пользу, бить врага.
Первый полет после госпиталя Илья Маликов совершил на тихоходном самолете связи, и снова его сердце охватило чувство радости. Однако этого ему было мало. [133]
Летчик рвался к боевой машине, боевым полетам. Упорство и воля победили. Лейтенант снова сел за штурвал Пе-2. Не раз водил он бомбардировщик на задания. Самое непосредственное участие принимал и в операции «Багратион».
Вскоре Илье Антоновичу Маликову было присвоено звание Героя Советского Союза. В настоящее время он живет и трудится в городе Невинномысске. А родился он в 1921 году на Рязанщине, в семье крестьянина. Интересно отметить, что первый боевой вылет он совершил в первый же день войны — 22 июня сорок первого года.
Чувство глубокого уважения испытывали летчики нашего корпуса к тем, кто сопровождал их, оберегая в полетах от атак «мессеров» и «фоккеров», — к летчикам-истребителям. Кто знает, сколько еще недосчитались бы мы экипажей, если бы крылом к крылу с нашими «Петляковыми» не летали краснозвездные «ястребки».
Однажды из боевого полета вернулась эскадрилья Героя Советского Союза Я. И. Андрюшина. Над полем боя экипажи сработали на славу. Но Яков Иванович был необычно мрачен. Доложив комдиву, который был на аэродроме, о выполнении задания, он попросил разрешения уйти.
— Не разрешаю, — неожиданно запретил полковник И. Г. Куриленко. — Рассказывайте, что там у вас стряслось.
Командир эскадрильи заговорил не сразу:
— На редкость смелый летчик нас сопровождал. Крепко он «мессерам» жару давал. Кажется, сбили. Погиб человек.
— Кажется... Это еще ничего не значит.
— Сам видел — подбили. Горел он. Следом — дым. Потом скользнул на крыло и потерялся из виду.
— Попробую с командиром истребительной дивизии связаться, — пообещал Куриленко. — Возможно, выясним, кто этот летчик.
Надолго запомнились Я. И. Андрюшину детали этого вылета.
Накануне в эскадрилье шел разговор о том, что в небе стала появляться фашистская эскадра «Мельдерс». В ней собрались исключительно асы. За истребителями этой эскадры — впервые она вела бои на Курской дуге — прочно укрепилась слава непобедимых. [134]
С этой эскадрой летчикам эскадрильи Я. И. Андрюшина и сопровождавшим их истребителям и довелось встретиться. Фашисты прикрывали группу «юнкерсов». Первым в атаку на них бросился ведущий «ястребок». Стремительный и юркий, он врезался в строй вражеских бомбардировщиков, с ходу сразил одного «лапотника» (так наши воины называли бомбардировщик Ю-87, у которого шасси не убирались, а обтекатели на них чем-то напоминали лапти). Метким огнем наш истребитель сразил еще одного врага и еще.
В момент очередной, уже четвертой атаки наш «ястребок» проносился рядом с охваченным пламенем «юнкерсом». Фашистский самолет взорвался в воздухе вместе с бомбами. Взрывной волной истребитель отбросило в сторону. Он задымил, загорелся и с ревом понесся к земле. Андрюшин потерял его из виду и почувствовал, как сжалось сердце. Тяжело переживал он гибель товарища. А летчики эскадры «Мельдерс» наседали, и наши истребители не без труда отражали их атаки. При каждом удобном случае вели по ним огонь и наши стрелки-радисты.
Полковник Куриленко сдержал слово, позвонил в соседнюю дивизию. На другой день он вызвал Андрюшина и сообщил:
— Ну, Яков Иванович, радуйся. Ушел твой истребитель от асов из эскадры «Мельдерс». Они бросились за ним, чтобы добить. А он обхитрил их. На малой высоте с парашютом выбросился. Целехонек! В полку его тоже погибшим считали. Запомни его имя — лейтенант Георгий Сергеев. Совсем молодой парень!
— Молодчина! — восторженно произнес Андрюшин. — Непременно постараюсь встретиться с ним, руку пожму!
Августовское небо было пыльным и дымным. Его заволакивала тяжелая и мутная завеса от пожарищ. Советские войска наступали. Полки и дивизии Брянского фронта при содействии Западного и Центрального фронтов освободили Орел.
Соединения Степного и Воронежского фронтов освободили Белгород. Войска Центрального фронта, в состав которого входила наша 16-я воздушная армия во главе с С. И. Руденко, вышли к городу Кромы — важному узлу дорог и базе снабжения немецко-фашистских войск.
В период отступления врага наши «Петляковы» еще [135] более активизировались. На всех дорогах и бездорожье мы наносили удары по колоннам гитлеровцев на марше. Фашистские летчики, в том числе и асы из «непобедимой» эскадры «Мельдерс», не особенно заботились о прикрытии своих сухопутных войск. Они неизменно уклонялись от воздушных схваток, если численное превосходство было на нашей стороне.
Мы совершали боевые вылеты группами до 15 «Петляковых» под надежным прикрытием «яков» из 273-й истребительной дивизии. Бомбили с малых и средних высот. На особо важные цели совершали по три-четыре захода. Если колонна была слабо защищена зенитной артиллерией, налет завершали обстрелом гитлеровцев из пулеметов с высоты 400 метров.
Бои велись непрерывно, и нашим экипажам порой приходилось совершать по четыре вылета в день. Это требовало предельного напряжения моральных и физических сил. На колонны фашистских вояк на марше заходы выполняли обычно под углом 15–20 градусов. Это давало возможность эффективнее использовать боекомплекты.
Как-то командир полка М. М. Воронков обнаружил северо-западнее Кром автоколонну врага. Машины двигались к фронту.
Когда он сел на своем аэродроме, я связался с ним по телефону, спросил:
— Почему не бомбили колонну?
— Мы обнаружили ее на обратном курсе. Бомбы израсходовали. Разрешите еще один вылет группой? Мы расправимся с этой колонной.
— Не горячитесь, — охладил я пыл командира полка. — Отдыхайте. У нас есть кому лететь. Дайте точные координаты.
Михаил Михайлович сообщил координаты по памяти, и я отдал приказ командиру 779-го полка А. В. Храмченкову подготовить группу для уничтожения колонны и ждать дополнительных указаний. Тем временем связался с генералом С. И. Руденко, спросил:
— Разрешите вылет на уничтожение только что обнаруженной колонны гитлеровцев?
— Вам, вероятно, мало тех заданий, что даны штабом армии?
— Это — важная цель. Машины направляются к фронту. [136]
Командующий помолчал немного. Видимо, думал, как быть.
— Разрешаю, — согласился он наконец. — Однако указанные штабом армии цели тоже должны быть накрыты. Сегодня же. И — никаких ссылок на нехватку «Петляковых»!
Эскадрилью повел на задание старший лейтенант П. Ксюнин. У линии фронта, как и было условлено, их встретили истребители 273-й дивизии. Было около 5 часов пополудни. Солнце склонилось к горизонту. Группа обошла Кромы с юго-запада, чтобы избежать обстрела зенитной артиллерией, охранявшей город, до предела забитый тыловыми службами гитлеровцев. Петр Ксюнин без труда отыскал указанную дорогу, повел над ней «Петляковых». Экипажи летели звеньями. Колонну машин настигли на северо-западной окраине Кром. Налет оказался настолько неожиданным, что враг ничего уже не мог предпринять. Первые же бомбы накрыли цель. Повторный заход был не менее удачен. К этому времени уцелевшие гитлеровцы оставили свои машины, и «Петляковы» поражали их поистине с ювелирной точностью. Машины превратились в груду металлолома.
В этом налете «Петляковым» удалось уничтожить 15 машин с военными грузами. Когда наши самолеты выходили с прицельного курса, со стороны города по ним вражеские зенитчики открыли огонь. Разрывы снарядов обозначали опасную зону, в которую экипажи так и не вошли. Изменив курс, эскадрилья пересекла линию фронта и вернулась на свой аэродром.
В этот день были подавлены не только основные, но и дополнительные цели, указанные штабом 16-й воздушной армии. Если же какие-то объекты по разным причинам обнаружить не удавалось, бомбардировщики перенацеливались на новые. В этом им существенную помощь оказывал офицер связи, который находился в непосредственной близости от переднего края. Вели экипажи и самостоятельный поиск вражеских войск, чтобы нанести по ним удар. Не возвращаться же на аэродром с бомбами!
Войска Центрального фронта 6 августа освободили Кромы, 12 августа заняли Дмитровск-Орловский. Успеху танковых и стрелковых соединений способствовали экипажи [137] наших самолетов. Они наносили бомбовые удары непосредственно на поле боя, по опорным пунктам в глубине обороны, а также по оперативным тылам противника. Запомнились два вылета.
Командиру эскадрильи 54-го полка майору В. З. Живагину было приказано помешать гитлеровцам в маневре войсками западнее Орла. И девятка ушла на задание. Над дорогой, по которой двигались фашисты, «Петляковы» появились неожиданно. Двумя заходами им удалось рассеять механизированную часть. В этом бою было уничтожено 16 машин и около 150 фашистских вояк.
Еще одну группу из пяти «Петляковых» вел в тыл врага Герой Советского Союза капитан Н. С. Мусинский. Экипажам было приказано разрушить мост через реку Усоржу и тем самым затруднить отступление врага на этом участке. На подходе к цели гитлеровцы встретили «Петляковых» плотным огнем зенитной артиллерии. Опытный командир эскадрильи сразу определил, что огонь по экипажам вели скорострельные, малого калибра орудия. В полете на малой высоте этот огонь представлял реальную опасность.
Оценив обстановку, Мусинский передал ведомым:
— Проходим над целью. Своих намерений не выдаем. Младшему лейтенанту Дружинину подавить зенитную батарею!
Когда группа удалилась от моста к западу и огонь батареи прекратился, Мусинский скомандовал:
— На мост заходим с севера вдоль реки. Бомбить с высоты тысяча двести метров. Василию Дружинину после подавления батареи возвращаться на аэродром самостоятельно.
Две пары Пе-2, ведомые капитаном Н. С. Мусинским и лейтенантом К. В. Царевым, стали набирать высоту. Они следовали пара за парой. Когда цель была близка, устремились в пике. Бомбы легли точно: мост распался на две части и рухнул в реку. На восстановление его гитлеровцам потребовалось более 12 часов.
Наши войска продвигались так быстро, что тылы никак за ними не поспевали. Они уже не в состоянии были обеспечить в достаточной мере нашу авиацию горючим и боекомплектами. Случалось, что из-за этого срывались боевые вылеты.
Я метал гром и молнию в адрес командира района аэродромного базирования полковника М. И. Кузина. Человек [138] он энергичный, знающий свое дело. Однако в создавшейся обстановке Михаил Иванович был попросту бессилен. Он отвечал на мою горячность миролюбиво, словно старался искупить свою вину, хотя всем нам было понятно, что никто в этом не виноват. Наступление развивалось так стремительно, что не успевали подвозить горючее и боеприпасы.
Мы летали на предельный радиус действия. Создалась угроза окончательного отрыва авиации от сухопутных войск.
— Словно на крыльях летит пехота! — шутили авиаторы.
Настало время перебазироваться на новые аэродромы, поближе к фронту. Но готовых посадочных площадок враг не оставлял. Аэродромы приводились в негодность, постройки разрушались.
Мне и полковнику М. И. Кузину то и дело приходилось летать на поиски мало-мальски пригодных площадок. Кое-что находили, и на будущие аэродромы в срочном порядке перебрасывались подразделения обслуживания. Начиналась изнурительная работа. Дело осложнялось еще и тем, что одновременно нужно было строить и ложные аэродромы. Помощь в этом нам оказывали местные жители. Они выравнивали летное поле, отрывали капониры, землянки. Взлетно-посадочную полосу готовили особенно тщательно. Пе-2 — машина строгая. Для нее не всегда были пригодными даже те аэродромы, на которых садились истребители и штурмовики.
Когда новые аэродромы были закончены, полки перебазировались. Для летных экипажей это не составляло труда: взлетел и сел на новом месте. Наземным частям было сложнее. Техники ехали на машинах. Остальные сводились в команды, и — шагом марш на аэродром назначения. Не всегда, правда, передвигались пешком. Удавалось иногда и подъехать. Счастливчики добывали даже велосипеды. Везло и тем, кто ехал, используя необычный вид транспорта: трактор тянул две гусеницы от танка, и на каждой из них размещалось человек по десять. Неудобно? Кто обращал на это внимание в те годы! Самыми счастливыми были связисты и воины оперативной группы штаба. Они перелетали на новое место на Ли-2.
26 августа Центральный фронт после некоторой перегруппировки возобновил наступление. Это уже было общее [139] наступление всех армий, превосходящее по своему размаху то, что было сделано фронтом у Волги и на Дону. Главный удар наносился на севском направлении. Операция была разработана тщательно. Перед началом наступления наш корпус обрушивал сосредоточенные удары по оборонительным сооружениям врага на участке: северная окраина Севска, Стрелецкая, Новоямские, Морицкий. Подвергались бомбежке и другие объекты.
Через три дня в течение 30 минут шесть групп численностью по 18–27 «Петляковых» наносили сокрушающие удары по оборонительным рубежам гитлеровцев. Еще не успела осесть пыль от нашей бомбардировки, а экипажи 2-й танковой армии, возглавляемой генералом С. И. Богдановым, и воины 65-й армии под командованием генерала П. И. Батова устремились вперед. Несмотря на ураганный огонь нашей артиллерии и непрерывные удары с воздуха, гитлеровцы не только не оставляли своих позиций, но и переходили в яростные контратаки. Бои на земле и в воздухе не стихали ни на минуту. 27 августа командование фронтом вынуждено было подбросить подкрепление штурмующим стрелковым частям. Только после этого удалось овладеть Севском.
Летчики-бомбардировщики испытывали необычный душевный подъем. Они забывали даже об опасности. Отбомбившись, экипажи штурмовали боевые порядки немцев до последнего патрона в пулеметных лентах. Потребовался строжайший приказ о запрещении использовать бомбардировщики не по назначению. Все же нарушители находились. У них всегда была отговорка. Обычно они ссылались на особенности обстановки. В те дни их сердцами владело одно желание: как можно скорее расправиться с врагом, изгнать его с нашей земли.
В период наступательных операций на бомбардировочную авиацию возлагалась задача дезорганизации фронтовых тылов противника, уничтожения техники и войск на железнодорожных станциях. Тактика боевых налетов на станции была разработана в деталях и разных вариантах. Сошлюсь на такие примеры.
6 сентября эскадрилью вел на задание майор П. И. Алимов. Ее прикрывали четыре Як-3. Над станцией Витемля на эскадрилью набросились три «фоккера» и шесть «мессеров». Они атаковали бомбардировщики преимущественно со стороны задней полусферы. Истребители [140] прикрытия вступили с ними в бой двумя парами и на глазах у всех сбили двух ФВ-190.
Огнем зенитной артиллерии был подбит один «петляков». Он отстал от группы. На него набросились истребители врага, беря в клещи. Пе-2 загорелся, понесся к земле. Остальные экипажи вернулись на свой аэродром.
11 сентября на станцию Новозыбков вылетели две группы по девять «Петляковых» в каждой. Одну из них вел командир 54-го полка подполковник М. А. Кривцов, другую — командир эскадрильи 96-го полка гвардии капитан М. Н. Пущин. Во время налета они уничтожили 55 крытых вагонов с войсками и грузами и 20 платформ с танками и машинами. В этом налете группа сопровождения состояла из 12 истребителей. Они охраняли экипажи надежно.
В те дни авиация гитлеровцев не могла создать сколько-нибудь серьезного заслона нашим истребителям. Действия отдельных групп «мессершмиттов» и «фокке-вульфов» были основаны на внезапности. Они нападали как бы из засады.
19 сентября восьмерка «Петляковых» из 24-го полка, ведомая капитаном Н. З. Клейменовым, бомбила эшелон на станции Плиски. Немцы сами помогли прицельному бомбометанию. На подходе к цели экипажи попали в зону сильного заградительного огня. Клейменов хотел было отдать приказ об изменении курса, чтобы обойти опасную зону стороной, но зенитчики неожиданно прекратили огонь. «Значит, истребители врага где-то рядом!» — подумал ведущий и приказал:
— Приготовиться к отражению атаки «мессеров»!
Об этой опасности капитан Клейменов предупредил и истребителей прикрытия, ведомых капитаном В. С. Кучеровым. Они и завязали бой с самолетами врага.
Тем временем «пешки» выполнили заход. Железнодорожные пути окутались дымом. К моменту второго захода станция потонула в огне. Зловещие черно-багровые облака поднимались в небо. В итоге налета на воздух взлетели 15 вагонов с боеприпасами. Были разбиты стрелки, железнодорожное полотно.
Истребители прикрытия так и не подпустили «мессеров» к нашим экипажам на дистанцию ведения прицельного огня. На Пе-2, правда, были пробоины, но серьезных повреждений не оказалось. [141]
— Да, не тот стал уже немец, — делился впечатлениями капитан Кучеров. — На рожон не лезет. Фашистов было восемь, а нас всего четверо. Но не они, а мы диктовали им условия боя.
Таким же успешным оказался и другой боевой вылет.
Стало известно, что на станции Новозыбков скопилось свыше десятка эшелонов. Были среди них вагоны с боеприпасами и цистерны с горючим. Эту цель нам указал генерал С. И. Руденко. Бомбить ее решили эшелонированно. Командир эскадрильи майор В. З. Живагин повел «Петляковых» в бой. Странное, казалось бы, принял решение Владимир Захарович. Он приказал командирам звеньев заходить на станцию с юга и севера и бомбить с горизонтального полета, а свою тройку поднял на высоту 4000 метров. Через пять минут после того, как два звена нанесли удар, он зашел со стороны солнца, и вся тройка с пикирования обрушила бомбы на эшелоны врага. Такое распыление сил без достаточного прикрытия истребителей могло привести к потерям. Но в данном случае риск оказался оправданным.
Когда все звенья отбомбились, земля заклокотала в огне и разрывах. Черные облака дыма поднялись кверху. Их подхватывал ветер и относил в сторону от станции.
От этого налета, от взрывов боеприпасов и цистерн с горючим не уцелел ни один эшелон. Отпала и необходимость направлять на станцию еще одну группу. К сожалению, не обошлось без потерь. Огнем зенитной артиллерии были подбиты два бомбардировщика, и они сели, едва перелетев через линию фронта.
По данным разведки и сведениям бывшего начальника станции Тихомирова, было установлено, что в Новозыбкове оказались уничтоженными десять эшелонов. Прямое попадание в эшелон с бомбами вызвало дополнительные разрушения.
Во время бомбардировки к выходному семафору подошел еще один эшелон. Он был уничтожен артиллерийскими снарядами, разлетавшимися по сторонам. Сила взрывов начиненных боеприпасами вагонов была настолько велика, что стоявшие на открытых платформах танки были отброшены в сторону от полотна дороги и опрокинуты. Взрывы на станции продолжались и на следующий день.
Докладывая о результатах боевого вылета, майор В. З. Живагин особенно отметил летчика лейтенанта [142] П. Л. Василенко. В момент первого захода неподалеку от станции, на лесной опушке, он обнаружил склад боеприпасов. При повторном заходе командир звена разрешил Василенко оставить строй и атаковать склад. Бомбы попали в цель. Так было уничтожено пять штабелей боеприпасов.
Одновременно с налетом на Новозыбков командир полка А. С. Хлебников водил две эскадрильи Пе-2 на станцию Злынка. В момент бомбардировки здесь оказался эшелон с живой силой врага. Эшелон был разбит. Подожгли также цистерны с горючим. Огонь охватил землю и постройки. Горело все, что могло гореть. Железнодорожное движение на участке Новозыбков — Гомель прервалось.
Эти примеры — свидетельство возросшего мастерства летчиков. Сила их бомбовых ударов нарастала с каждым новым вылетом. Однако гитлеровцы упорно сопротивлялись и на земле, и в воздухе.
Октябрь оказался для корпуса напряженным. «Петляковы» наносили бомбовые удары по врагу в Гомеле, Калинковичах, Мозыре, сокрушали опорные пункты в глубине обороны противника. Экипажи летали все дальше на запад.
В этот период заслуживает внимания образцовое выполнение одного из заданий мастером бомбометания Героем Советского Союза подполковником М. М. Воронковым. Железнодорожный узел Гомель был основательно защищен от нападения с воздуха. Зенитной артиллерии здесь оказалось более чем достаточно. О дневном налете на станцию нечего было и думать. А разрушить ее крайне необходимо. Через этот узел потоком шли воинские эшелоны врага. Решили ждать подходящей погоды.
На рассвете 6 октября над землей заклубился туман. Это вполне устраивало экипажи, и «Петляковы» один за другим поднялись в небо. Их вел командир 128-го полка М. М. Воронков. Набрали высоту, пробили облака и, приняв боевой порядок, легли на расчетный курс.
Над целью бомбардировщики оказались на высоте свыше 3000 метров. Внизу по-прежнему громоздились облака. В том, что экипажи над Гомелем, не оставалось ни малейшего сомнения. У наших штурманов давно уже не было ошибок в расчетах.
— Атакуем! — принял решение Воронков и вошел в пике. [143]
За ним ринулись еще шесть «Петляковых». Они тут же скрылись в толще облаков. Лишь на высоте 1000 метров в их разрывах показался город. Отклонение было незначительным. Пришлось немного изменить угол пикирования, чтобы с точностью выйти на ряды железнодорожных вагонов и платформ. В это время на станции находились бронепоезд и около десятка эшелонов.
Бомбы сбросили одновременно. Сделали резкий разворот с набором высоты, и Пе-2 снова скрылись в облаках. Ведомые следовали за командиром, словно привязанные невидимой нитью. Раздались залпы зенитных орудий. Но «Петляковы» были уже в облаках, и гитлеровцы стреляли наугад.
Бомбардировщики легли на обратный курс. В условленном квадрате их встретили наши истребители. Облачность все еще оставалась низкой. Посадку совершали с помощью станции наведения.
В этом налете экипажи 3-го корпуса совместно со штурмовиками и другими частями бомбардировщиков 16-й воздушной армии уничтожили 62 вагона, 3 паровоза, 20 платформ, 40 автомашин. Поврежденным оказался и бронепоезд. Подожжен пакгауз. Разрушено свыше 70 метров железнодорожного полотна.
В начале ноября полки нашего корпуса начали перебазирование на аэродромы в районы Батурина, Новозыбкова, Климова. В полетах с этих «точек» мы и содействовали сухопутным войскам в прорыве укрепленной полосы в районе Речицы, в освобождении Житомира и Гомеля. Погода стояла ненастная. Мокрый снег. Гололедица. Тяжелые облака наглухо закрывали небо. И все же «петляковы» летали.
В числе освобожденных населенных пунктов оказалось я мое родное село Корниловка. В тот же день написал отцу и матери письмо. Ответ ждал с нетерпением. Тревожился. Живы ли старички? Что с братьями? Вскоре мне принесли долгожданный конверт. Вести оказались невеселыми. Дядю Андрея, младшего брата моего отца, гитлеровцы повесили вместе с его женой за связь с партизанами. Моего младшего брата Георгия фашисты расстреляли.
Генерал С. И. Руденко разрешил мне съездить в Корниловку, чтобы повидать родных. Встреча была и радостной, и печальной. За время разлуки отец и мать сильно постарели. Полной мерой пришлось хлебнуть им лиха при [144] оккупации. Немецко-фашистские захватчики чинили в Корниловке, как и в других оккупированных населенных пунктах, полный произвол. Безжалостно грабили население. Избы разрушали и жгли. Скота в селе не было. На задворках бродили в поисках пищи лишь чудом уцелевшие куры да одичалые дворняги.
На обратном пути пришлось задержаться в Кричеве. До войны это был уютный городок. Фашисты разрушили его полностью. Среди развалин сиротливо торчали печные трубы. И мне пришла мысль: огородить бы какой-то квартал развалин и оставить в нем все, как есть. Приходила бы сюда молодежь, те, кто вступает в жизнь, и эти развалины были бы для них напоминанием: «Смотрите! Все это дело рук фашизма. Сделайте все для того, чтобы не было на земле таких развалин, войны. Не было никогда!»
Приближался 1944 год. В корпус прибыло пополнение — выпускники авиационного училища, щеголевато одетые лейтенанты. По традиции мы с начальником политотдела полковником А. Г. Рытовым беседовали с каждым летчиком. Было ясно одно: все они рвались в бой. Однако я отдал приказ без особого разрешения на боевые задания их не посылать. Лейтенанты обиделись.
— Андрей Герасимович, не организовать ли нам встречу ветеранов корпуса с новичками? — посоветовался я с Рытовым.
— Дело нужное, Афанасий Зиновьевич. Сам это чувствую. Надо собрать. Пусть поговорят с фронтовиками.
В ночь под Новый год в столовой штаба корпуса и встретились лейтенанты с бывалыми летчиками. На эту встречу охотно пришли Герои Советского Союза капитаны Н. В. Пивнюк, Н. С. Мусинский, А. П. Крупин, А. М. Туриков, Я. И. Андрюшин и лейтенант М. П. Мизинов. Все они стали Героями в 1943 году. Многие воздушные бойцы на этот ужин, к сожалению, прийти не смогли. Они оставались у своих машин в готовности к немедленному вылету.
Лейтенанты восторженно смотрели на испытанных в боях летчиков. Их волнение невольно передалось и мне, когда я поднялся из-за стола, чтобы сказать несколько слов:
— Товарищи летчики и штурманы, друзья! Завершается сорок третий год — переломный год Великой Отечественной войны. Это был год больших побед Красной [145] Армии, таких побед, которые неведомы были истории. Начало года ознаменовалось победой нашего оружия у берегов Волги. Гитлер, как известно, объявил траур по разгромленной армии Паулюса. Однако ему не раз еще придется объявлять траур. У нас свежи впечатления от Курской битвы, от сражений за Харьков и левобережную Украину. Наша ударная мощь растет изо дня в день. Но победы добываются нелегко. Мы склоняем головы перед павшими в боях товарищами. Они отдали за Родину самое дорогое — жизнь. Будем же достойны славы героев! Помните: гибель экипажа в бою — это результат недостаточной выучки, морально-политической и волевой подготовки летчика. Мы убедились в этом на собственном опыте. Гибнет обычно экипаж, оторвавшийся от группы, потерявший с нею связь. Этого быть не должно. Задача новичков — в короткий срок перенять опыт старших, научиться умелым действиям, совершенствовать мастерство. У нас нет необходимости немедленно посылать в бой молодежь. Позвольте мне сердечно поздравить наших Героев, всех авиаторов корпуса с Новым годом и пожелать вам новых подвигов и побед. Пусть же сорок четвертый год будет годом изгнания фашистской нечисти с нашей советской земли. Ура!
В ответ прогремело троекратное «ура!». В установившейся тишине было слышно, как позванивали ордена и медали летчиков. Во время ужина было немало речей. Герои охотно рассказывали лейтенантам разные эпизоды и поучительные случаи в огненном небе.
Мы с полковником А. Г. Рытовым остались довольны этой встречей. Еще теснее сплотила она ряды воздушных бойцов.
Поздней ночью я вернулся в штаб, выслушал доклады дежурных. Боевые действия не прекращались и в новогоднюю ночь. «Петляковы» вылетали небольшими группами, чтобы «поздравить» гитлеровцев с праздником. Горькими были для них наши «подарки».
1944 год открывал новую страницу героических подвигов наших воинов. Он вселял надежду на окончательный разгром врага. Люди чувствовали: победа близка, и гитлеровцам от расплаты не уйти. Все нарастающая мощь наших ударов на земле, в небе и на море обрекала немецко-фашистские войска на неизбежную гибель. [146]