Герои уходят в бой

Мне запомнилась довоенная Москва — шумная и деятельная. Потоки разных машин и толпы людей на улицах. Шагаешь по тротуару и радуешься бурной жизни прекрасной столицы. В море огней сверкают улицы ночью. Тысячами отблесков играют витрины магазинов и окна жилых домов.

В эти военные дни Москва неузнаваемо преобразилась. С наступлением ночи всюду темно. У подъездов домов тускло светятся огоньки — светомаскировка. Суровы лица людей.

Вечером я шел в управление ВВС Красной Армии и рассматривал улицы. Непривычно было видеть Москву такой. А в сознании не угасали слова из приказа Верховного Главнокомандующего: «Будет и на нашей улице праздник!» В это верили все советские люди. Верили и сражались.

Добрался до штаба ВВС. Позвонил, доложил о прибытии.

— Зайдите завтра. К двенадцати часам, — ответил офицер отдела кадров.

Это меня не устраивало. Как это — завтра? Ведь идет война. Дорог каждый час. Как можно откладывать такое дело? [104]

Однако горячность моя была ни к чему. Уже на другой день я готов был принести извинения товарищам из управления ВВС. Своими глазами видел я, какая напряженная велась здесь работа. Шли авиационные формирования. Люди трудились днем и ночью. Сотни офицеров и генералов ежедневно приходили через отделы управления, и каждый считал свое дело самым важным. Но всему свое время. Пришлось набраться терпения и ждать.

Формирование авиационных корпусов резерва Ставки Верховного Главнокомандования шло полным ходом. Два из них были бомбардировочными. С моим приездом началось создание третьего. Детально ознакомился с организационной структурой корпуса, сроками формирования, источниками пополнения полков материальной частью. Твердо усвоил, что, где и когда должен получить. Задача казалась не особенно сложной. Мне предстояло создать штаб, а боевые части должны прибыть уже сформированными и обученными.

Признаться, в Москву я ехал заметно удрученный сложностью обстановки на Кавказе и под Сталинградом. Порой думал, что в стране уже не осталось сил для того, чтобы задержать врага, что резервы наши исчерпаны, а войска чрезмерно устали. Теперь же воочию убедился: это далеко не так. Новые авиационные формирования вселяли бодрость, вызывали стремление как можно быстрее и надежнее подготовиться к предстоящим боям.

В управлении ВВС люди работали самоотверженно, и я проникся к ним уважением. Правда, когда дело коснулось материального снабжения тылов, создались трудности. Сроки не выдерживались, и мне приходилось остро говорить с отдельными товарищами.

Определился район формирования: Ярославская область. К этому времени уже прибыла группа офицеров штаба. Большинство из них — люди молодые. Знакомился с ними в процессе работы. Впечатление создавалось отрадное. В корпус прибывали серьезные, энергичные офицеры. Почти все сражались на фронтах. Начальник штаба полковник И. Л. Власов — выпускник Академии Генерального штаба, опытный тактик, отлично знающий боевую технику. В дальнейшем при разработке планов боевых действий я не раз благодарил судьбу за то, что такой человек возглавил штаб корпуса. [105]

Большим уважением проникся я и к заместителю по политической части полковнику Андрею Герасимовичу Рытову. Чем-то он напоминал моего давнишнего друга секретаря парткомиссии бригады М. Я. Бабурина. А чем именно — сразу и не скажешь. Прежде всего, видимо, своим спокойствием и деловитостью, душевным отношением к людям. Кадровый политработник с богатым боевым опытом, он еще в 30-х годах был комиссаром авиационного отряда добровольцев, воевал с японскими захватчиками в Китае. Участвовал в войне с Финляндией. Занимал ряд ответственных постов перед Великой Отечественной войной и в начале ее.

Осенью 1941 года А. Г. Рытов сражался под Харьковом. Некоторое время совмещал должности командира 244-й дивизии и заместителя по политчасти. Опытный политработник постоянно заботился о повышении боевой выучки и готовности авиаторов, их идейной и морально-волевой закалке. Его выступления перед воинами были проникнуты страстной партийностью и взволнованностью, отличались глубоким уважением к людям.

— Политработник, — говорил он, — должен прежде всего оказывать влияние на подчиненных своим примером, глубоким знанием оружия и умением его применять, своей коммунистической убежденностью...

Командиром 241-й дивизии, вошедшей в состав корпуса, был назначен мой старый знакомый по Запорожью полковник Б. К. Токарев. Борис Кузьмич накопил солидный боевой опыт. Он воевал на Северо-Западном фронте. Одновременно с ним прибыли заместитель командира дивизии по политической части А. А. Шибанов и начальник штаба С. В. Романов.

301-я бомбардировочная авиационная дивизия формировалась одновременно со штабом корпуса. Командиром дивизии был назначен И. С. Полбин, впоследствии дважды Герой Советского Союза, заместителем по политчасти — М. П. Чуянов. Штаб дивизии возглавил И. М. Кузьмин, человек деятельный, энергичный.

Когда определился командный состав корпуса и дивизий, я отправил оперативную группу во главе с Ильей Леонтьевичем Власовым в Ярославль, на место формирования корпуса. Сам же остался в Москве, продолжая добиваться всего, что положено нам по штатному расписанию. [106]

Лишь утром 4 ноября выехал в Ярославль. Штаб корпуса был обеспечен с аэродромами надежной связью.

Приближалась 25-я годовщина Великого Октября. Мы готовились к празднику с мыслью о предстоящих сражениях, внимательно следили за событиями на фронтах. На московском направлении наши войска надежно удерживали оборону. Ленинград был в огненном кольце. У Сталинграда шли жесточайшие бои — кое-где враг подошел к Волге. «Держитесь крепче, братцы! — так и хотелось выкрикнуть. — Скоро, совсем уже скоро мы придем к вам на помощь!»

По радио слушали доклад, посвященный 25-й годовщине Октября. На другой день прочитали волнующие слова приказа И. В. Сталина: «Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии». Да, непременно узнает! Но до победы дорога не близка. Главные наши бои еще впереди.

25-я годовщина Октября стала памятной вехой в моей жизни. Родина отметила меня орденом Красного Знамени. Мне было присвоено воинское звание генерал-майора авиации.

Формирование корпуса шло без особых отступлений от намеченного плана. Побывал на аэродромах. Большая часть их оказалась малопригодными для бомбардировщиков Пе-2. Должным требованиям отвечали лишь два аэродрома. На них и принял решение разместить 241-ю и 301-ю дивизии. Обе они были вполне укомплектованными людьми и техникой.

В 301-ю дивизию прибыл 54-й полк — командир подполковник Михаил Антонович Кривцов. В нее же вошли 34-й полк во главе с подполковником Василием Андреевичем Новиковым и 96-й гвардейский полк под командованием гвардии майора Александра Юрьевича Якобсона.

В состав 241-й дивизии вошли 24, 128 и 779-й полки, которыми командовали соответственно подполковники Арсений Иванович Соколов, Герой Советского Союза Михаил Михайлович Воронков и Афанасий Викторович Храмченков. Все они уже побывали на фронтах.

У подполковника М. М. Воронцова — проницательные глаза, доброе, с яркими чертами лицо. Он налетал на бомбардировщиках разных типов не одну сотню часов. Начало войны Михаил Михайлович встретил в Эстонии. Там и совершил первый боевой вылет. По ночам водил девятку [107] ДБ-3 дальними маршрутами, наносил удары по вражеским тылам.

Отвагой отличался и М. А. Кривцов. Решительным, инициативным был А. И. Соколов. Грузноватым выглядел А. В. Храмченков. О нем шутя говорили, что бомбардировщик для него должен быть персональным, с усиленными моторами. Замечательными организаторскими способностями выделялся А. Ю. Якобсон. Все командиры были настроены по-боевому, рвались на фронт.

Вечерами мы с полковником А. Г. Рытовым подолгу обсуждали свои дела, строили разные планы, говорили о людях.

— Понравились вам командиры? — спросил он как-то. — Орлы! — ответил я с гордостью.

— Боевой народ, ничего не скажешь. Меня особенно радует одна черта: авиаторы по-настоящему дорожат боевыми традициями своих полков. Это — важно. В корпус пришли уже сложившиеся коллективы. Каждый авиатор может рассказать о подвигах однополчан.

Верные слова. В эти дни формирования корпуса мне уже многое стало известно о подвигах тех, кто сражался на фронте. Не однажды думал я о летчиках 241-й дивизии, о выступлении на митинге в день 25-й годовщины Октября лейтенанта В. Н. Челпанова. Он заявил, что для победы над врагом отдаст все свои силы, а если потребуется, то и жизнь. Сказано это не для красного словца. Его выступление полно глубокого смысла. Он выразил думы каждого воина.

Заместитель командира эскадрильи 24-го полка лейтенант Василий Челпанов погиб впоследствии под Орлом, Это он вместе со своим экипажем смело штурмовал колонну вражеских танков на подступах к Орлу. Это он в самое критическое время пришел на помощь нашим бойцам, отражавшим атаку пехоты гитлеровцев. Это его экипаж бомбовыми ударами преградил путь танковой колонне фашистов на узком участке дороги. Пулеметным огнем экипаж рассеял вражескую пехоту. Когда же гитлеровцы подбили самолет, Челпанов без колебаний бросил его в скопление танков и бензоцистерн. Гитлеровцам так и не удалось овладеть деревушкой под Орлом. Ее спас экипаж ценой своей жизни. Это был 75-й боевой вылет Челпанова. Ему присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Об этом подвиге в корпусе узнали все авиаторы. [108]

Известен и такой эпизод. Выполняя задание, не вернулся из своего 102-го боевого вылета лейтенант В. Д. Поколодный. Когда растаял снег, наши разведчики обнаружили тело Василия Поколодного. В руке у него был зажат пистолет. Рядом лежала пустая обойма. Поблизости валялись четверо убитых гитлеровцев. Восстановить картину последней схватки летчика с фашистами было совсем не трудно. Герой Советского Союза В. Д. Поколодный с почестями был похоронен на месте неравного поединка.

С гордостью говорили в корпусе и о бывшем командире 24-го полка Герое Советского Союза Ю. Н. Горобко, комиссаре этого полка И. М. Бецисе. Уже в первый день войны Горобко наносил бомбовые удары по врагу у Бреста. В течение целого месяца экипаж поддерживал с воздуха сражавшихся бойцов крепости на Буге.

Когда Ю. Н. Горобко погиб, командиром полка стал И. М. Бецис. В схватке над Ельцом бомбардировщик Бециса загорелся. Самолет, подобно метеору, рассек ночное небо, перешел в пике и взорвался в стане врага вместе с бомбами.

Немало подвигов на счету и нового командира этого полка Арсения Соколова, заместителя командира по политчасти Петра Алимова, а также начальника штаба дивизии Семена Романова...

Конец 1942 года прошел в напряженной боевой учебе, в комплектовании полков и обслуживающих подразделений. Дальнейшие заботы о пополнении корпуса я возложил на штаб. Сам же сосредоточил внимание на боевой выучке летчиков и штурманов, на передаче им опыта метких бомбовых ударов.

В первые дни 1943 года погода оказалась неблагоприятной. Все время валил густой снег. Мы сожалели об этом. Ведь почти все эскадрильи корпуса были готовы к действиям в фронтовой обстановке. Ждали, с нетерпением ждали приказа. Всех нас окрыляла большая победа советских войск под Сталинградом. Она стала поворотным событием в Великой Отечественной войне. Но враг был еще силен, и для окончательного разгрома его требовались новые, серьезные усилия. Это понимали все авиаторы корпуса.

Приказ о перелете к фронту поступил 18 января. Начался ответственный момент — перебазирование на Брянский фронт. Основные подразделения обслуживания были отправлены по железной дороге. Я вылетел на самолете [109] Ли-2 вместе с оперативной группой штаба. Приземлились в Лебедянах. Нашли подходящее помещение для штаба корпуса, начали налаживать связь с дивизиями и полками.

25 января встретился с командующим ВВС Брянского фронта генералом И. Г. Пятыхиным. Он коротко информировал о положении на фронте. Ознакомил с задачами, стоявшими перед фронтом, который уже в ближайшее время должен был перейти в наступление. Главное направление удара — Курск и Севск.

Командующий поставил корпусу общую задачу — содействовать сухопутным войскам в прорыве обороны гитлеровцев. В дальнейшем ударами с воздуха мы должны были поддерживать наших танкистов и стрелков в наступлении.

27 января наши войска прорвали оборону противника. В последующие дни, закрепляя успех, они уверенно теснили врага все дальше на запад. 301-я и 241-я бомбардировочные авиационные дивизии наносили удары по железнодорожным мостам и оборонительным сооружениям в районах Орла и Курска. Мы не давали гитлеровцам возможности безнаказанно маневрировать резервами. Экипажи бомбили без промаха. Их выручала отличная выучка.

Люди были охвачены одним стремлением — поскорее истребить фашистскую нечисть. Однако на сердце у меня не всегда было спокойно: наши «Петляковы» по-прежнему летали на задания без прикрытия. Пока, к счастью, обходилось без потерь. Но это лишь пока. В небе могло случиться всякое. Высказал свои опасения генералу И. Г. Пятыхину. Он ответил:

— Иного выхода у нас нет. Где взять истребители?

Впоследствии генерал сожалел, что не сумел своевременно предпринять меры. Полет без истребителей сопровождения и прикрытия обернулся для нас дорогой ценой. 29 января восемь экипажей не вернулись с боевого задания. Эти потери заметно нарушили мое душевное равновесие. «Что же делать?» — размышлял я. — Ведь нарушается приказ о запрете посылать в бой экипажи бомбардировщиков без прикрытия истребителей». После этих раздумий связался со штабом ВВС Красной Армии, доложил обо всем как есть. Ответ пришел незамедлительно. В нем было четко сформулировано: категорически запретить нарушение ранее отданного приказа!

Дни тянулись однообразно. Полетов не было. В штабе [110] ВВС фронта никак не могли скоординировать действия бомбардировочной и истребительной авиации. А мне эта задача представлялась проще простой. Стоило лишь ввести в состав бомбардировочного корпуса полк истребителей, по крайней мере, подчинить его оперативно, и задача решена. Есть же в стрелковых соединениях артиллерийские и танковые части. Подобное приемлемо и в авиации. Полн истребителей вполне смог бы справиться с задачей защиты бомбардировщиков от вражеских «фоккеров» и «мессеров».

Февральские метели и снегопады, низкая облачность в значительной мере затруднили полеты. Непогода приковала бомбардировщиков к земле. Все, что требовало ремонта, было отремонтировано. Все, что необходимо было проверить, — проверено. Авиационная техника находилась в отличном состоянии. А люди оставались недовольными. Целыми днями экипажи сидели в кабинах Пе-2 в ожидании команды на вылет. И — безрезультатно. Состояние их было понятным. На фронте шли тяжелые бои, а бомбардировщики ждали у моря погоды. Тягостно, невыносимо тягостно безделье в такие напряженные дни. Это и приводило порой к неоправданному риску.

В один из февральских дней мне позвонил начальник штаба 301-й дивизии И. М. Кузьмин. По голосу почувствовал — что-то случилось.

— Докладывайте, — сказал я в трубку.

— Полковник Полбин исчез.

— Вы что — не знаете, где командир дивизии?

— Вылетел на боевое задание под Брянск. Вместе с инспектором. Однако никаких вестей оттуда нет.

— Когда они вылетели?

— Около шестнадцати ноль-ноль.

— Скоро двадцать ноль-ноль. Почему не доложили сразу?

В трубке — молчание. Приказываю:

— Как только Иван Семенович вернется — позвоните.

Не верилось, что такой опытный летчик, как И. С. Полбин, мог «исчезнуть». Он вырвется даже из преисподней. И действительно, комдив вскоре вернулся. Оказалось, фашистские зенитчики подбили Пе-2. Иван Семенович с трудом дотянул подбитую машину до аэродрома истребителей и посадил ее на «брюхо». На свой аэродром экипаж добрался на попутных машинах. [111]

По характеру И. С. Полбин — человек горячий, азартный, неустрашимый в бою. В корпус он прибыл, когда за плечами у него был уже солидный боевой опыт. Войну Иван Семенович начал командиром авиационного полка. Водил экипажи СБ на бомбардировку скоплений живой силы и техники гитлеровцев, учил авиаторов мужеству и мастерству. В августе 1942 года фашистские танки перерезали железную дорогу Великие Луки — Ржев. Полбину было приказано остановить на одном из рубежей продвижение танковой колонны врага.

Командир полка решил бомбить на бреющем полете, Однако гитлеровцы успели окопаться, оградить себя плотным зенитным огнем. Этого Полбин не знал. Экипажи вышли на цель на предельно малой высоте. Зенитчики встретили их шквальным огнем. Уходить из-под обстрела было поздно. Иван Семенович выполнил «горку», прицельно сбросил бомбы, и в этот момент из рук у него выбило управление. Бомбардировщик резко качнуло. Он едва слушался рулей. И все же Полбин перетянул самолет через линию фронта. Все хвостовое оперение СБ было искромсано осколками. Изрешеченным оказался и фюзеляж.

Был и такой эпизод в фронтовой биографии Ивана Семеновича. Требовалось срочно взорвать вражеский бензосклад на железнодорожной станции Морозовской. Полбин решил бомбить двумя самолетами, объясняя это тем, что большой группой к цели не прорваться — потери будут неизбежными. А на одиночные самолеты гитлеровцы могли и не обратить внимания. Наносить удары он предполагал с пикирования, сериями из двух бомб.

«Петляковы» зашли на бензосклад со стороны солнца. Над обозначенным на картах местом они появились внезапно. Однако никаких признаков склада здесь не было. Где же он? Пора вводить Пе-2 в пикирование, а внизу были одни лишь дома. Полбин направил бомбардировщик к земле. Ведомый следовал за ним неотступно. Оказалось, что гитлеровцы замаскировали бензосклад под обычные жилые дома. С ходу скорректировали угол пикирования. Запоздалые залпы зенитных орудий взлохматили небо, но летчики и не думали об опасности. Они сбросили бомбы, и склад в мгновение ока окутался густым черным дымом. Мощное пламя заполыхало над «домами». Так одним метким ударом удалось поджечь сотни тонн горючего. За образцовое выполнение этого задания Ивану Семеновичу [112] Полбину было присвоено звание Героя Советского Союза.

В полетах И. С. Полбина отличали собранность и точный расчет, неукротимая воля к победе над врагом. Бомбил он по-снайперски. При встрече с фашистскими истребителями смело вступал с ними в бой. Свою машину Иван Семенович знал в совершенстве, виртуозно владел техникой пилотирования.

Трудной оказалась судьба Ивана Семеновича. Его мать Ксению Петровну за участие в сходках 1905 года бросили в симбирскую тюрьму. Там, в одной из мрачных камер этой тюрьмы, он и родился. Все познал юный паренек в дореволюционные годы — и голод, и нужду, и каторжный труд.

Победа Великого Октября открыла перед Полбиным дорогу в авиацию. Став летчиком, он мужественно сражался с японскими захватчиками в небе Халхин-Гола. За подвиги в тех боях отмечен орденом Ленина...

По поводу рискованного полета я открыто высказал Ивану Семеновичу свое мнение, и Полбин правильно среагировал на мои слова. Свою храбрость он всегда сочетал с расчетом и осторожностью.

Вскоре И. С. Полбина отозвали из корпуса. Он сам стал командовать корпусом. Сражался отважно. Участвовал в боях под Харьковом и Белгородом, Александрией и Кировоградом. Экипажи корпуса прошли сквозь пламя многих победных операций.

В одной из своих статей Полбин писал: «118 раз я бомбил передний край обороны противника! 118 вылетов — это 118 ураганов в сердце! 118 вулканов ненависти! 118 вылетов под вражеским огнем! 118 раз мы встречались со смертью, но сильнее смерти наша любовь к Родине!» Эти крылатые слова героя огненного неба облетели все авиационные части.

Генерал-майору авиации И. С. Полбину ее довелось дожить до нашей победы. В феврале 1945 года, выполняя 157-й боевой вылет, он погиб. Иван Семенович был награжден второй медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза посмертно.

Родина не забыла подвигов славного сына. Светлую память о нем сохранили и мы, летчики-фронтовики, его-? боевые товарищи. Тот, кто отдал жизнь за счастье своего народа, бессмертен. Он живет вечно, живет в памяти благодарных потомков. [113]