Часть вторая.

Партизанские бригады занимали города

Пора зрелости

Центральный Комитет Компартии Белоруссии я возвратился в начале января 1942 года. Он находился тогда в районном центре Вязники, неподалеку от Горького. Группа ЦК в то время насчитывала около тридцати человек. Остальные были либо в действующей армии, либо в тылу врага.

Первым у здания районного Совета мне встретился председатель Президиума Верховного Совета Никифор Иванович Наталевич. Он рассказал, кто еще из членов ЦК входит сейчас в группу: Иван Семенович Былинский, Григорий Борисович Эйдинов, Тимофей Сазонтович Горбунов, Николай Ефремович Авхимович и ряд других товарищей.

— Правда, они почти все время в разъездах, — заметил Никифор Иванович. — Выезжают то в штабы Западного и Калининского фронтов, то в Москву, в Наркомат обороны... [86]

Дня через два мы собрались обсудить некоторые неотложные вопросы. Как и прежде, оставалась по существу не решенной проблема связи с подпольными партийными организациями и партизанскими отрядами.

Правда, Центральный Комитет уже располагал определенными данными о боевых действиях партизан на территории некоторых областей. Информация поступала в основном через управления Наркомата обороны от спецотрядов и десантников, забрасываемых во вражеский тыл. А о том, что делается в прифронтовых районах, в ЦК регулярно сообщали из разведотдела 3-й Ударной армии, членом Военного совета которой в то время был П. К. Пономаренко. Но нам необходима была, как воздух, непосредственная связь с командованием партизанских отрядов и с руководителями подполья.

На заседании бюро ЦК приняли решение обратиться в Государственный Комитет Обороны СССР с просьбой отозвать из тыловых частей Красной Армии и с промышленных предприятий некоторых бывших партийных и советских руководящих работников БССР, чтобы потом направить их в тыл немецко-фашистских войск для руководства партийным и комсомольским подпольем. Мне бюро поручило договориться в Наркомате обороны и Наркомате внутренних дел СССР о выделении для связи с партизанами хотя бы небольшого числа портативных радиостанций.

В Наркомате обороны вопрос решился довольно быстро. Мне обещали в ближайшее время выделить 10–12 раций и столько же радистов. Но предупредили, что сделают это только при условии, если общее руководство радиосвязью с партизанами возглавит их представитель. Нас вполне устраивало такое решение. Своими радистами мы не располагали.

В Народный комиссариат внутренних дел СССР мы поехали вместе с Наркомом внутренних дел БССР Сергеем Саввичем Бельченко. Принимал нас начальник одного из управлений — высокий темноволосый полковник лет тридцати восьми. Он прежде всего поинтересовался, хорошо ли мы знаем командиров партизанских отрядов и секретарей райкомов партии, которым собираемся послать рации? Можно ли вообще им доверять? [87]

Мы заверили, что все товарищи — надежные. Даже рассказали биографии некоторых из них.

Потом полковник вышел из кабинета, оставив нас одних. А когда вернулся, сказал:

— С начальством вопрос «утрясен». Дадим вам под вашу личную ответственность пятнадцать раций и пятнадцать радистов. А за то, что мы выделяем вам аппаратуру и специалистов, вы должны откомандировать в наше распоряжение семьдесят пять ответственных партийных работников — не ниже, чем секретарей райкомов и заведующих отделами обкомов партии. Можно направлять и некоторых хорошо проверенных инструкторов обкомов. Мы используем их на работе в органах.

— Боюсь, что в ближайшие дни не сможем этого сделать, — осторожно ответил я полковнику. — Большинство партийных работников в действующей армии, а некоторые — во вражеском тылу. Думаю, нам не разрешат их отозвать.

— Дело ваше. В противном случае не получите ни радиостанций, не радистов.

— Как же так? Ведь мы обратились к вам по рекомендации секретаря ЦК ВКП(б) товарища Андреева. Он сказал, что вы обязаны помочь партизанам...

Полковник как-то безразлично посмотрел на меня, встал из-за стола и направился к массивному сейфу, стоявшему в противоположном углу кабинета.

— Соглашайтесь, Петр Захарович, — шепнул мне на ухо Сергей Саввич. — Иначе ничего не получим. А людей все равно придется выделить.

Хотя я не представлял, каким образом мы сможем выполнить требование представителя НКВД, пришлось согласиться.

Через некоторое время мы все же получили рации. Все пятнадцать радистов с аппаратурой были немедленно направлены к партизанам. Постепенно связь налаживалась.

Но тут неожиданно возникла новая трудность. Рации оказались недостаточно мощными. Об установлении двусторонней связи на дальние расстояния нечего было и думать.

Мы обратились за консультацией к связистам штаба Калининского фронта.

— Если установить приемо-передаточную радиостанцию [88] где-нибудь вблизи самого западного участка фронта, — сказали специалисты, — то связь можно будет поддерживать с большинством наших партизанских отрядов и подпольных организаций. А для переговоров с абонентами отдаленных районов придется прибегать к дублированию...

20 марта снова состоялось заседание бюро ЦК Компартии Белоруссии. На нем обсуждались меры по улучшению руководства партизанским движением. Шел разговор и о связи.

— Пора нам кончать с кустарщиной, — сказал секретарь ЦК Григорий Борисович Эйдинов. — Думаю, что налаживание связи следует поручить специальной группе ответственных товарищей.

Предложение Г. Б. Эйдинова поддержали все члены бюро. Зачем, действительно, связью заниматься чуть ли не всем работникам ЦК, если это дело можно поручить небольшой группе людей, освободив их на время от других обязанностей?

В состав так называемой Северо-Западной оперативной группы по налаживанию связи с партизанскими отрядами и подпольем вошли ответственные работники ЦК Компартии Белоруссии Л. Я. Горелик и Н. А. Красовский, наркомторг А. С. Шавров, председатель Минского горсовета К. И. Бударин, секретарь Белостокского горкома партии В. Р. Романов и другие. Возглавил группу Григорий Борисович Эйдинов.

Вскоре оперативная группа, обосновавшись в полосе действий 3-й Ударной армии, приступила к работе. К тому времени войска 3-й и 4-й Ударных армий в результате зимнего наступления продвинулись далеко на запад. В районе Великие Луки, Демидов они почти вплотную подошли к Белоруссии, а на участке Усвяты, Велиж даже вклинились на территорию республики.

В первый период нашим товарищам для приема донесений из-за линии фронта пришлось пользоваться армейскими радиостанциями. Это было крайне неудобно: из-за большой занятости армейских связистов и по ряду других причин очень важные оперативные материалы нередко поступали в ЦК Компартии Белоруссии с запозданием. И все-таки теперь мы знали гораздо больше и точнее о том, что делается в тылу вражеских войск. По указанию ЦК Компартии партизанские отряды и [89] подпольные партийные организации усилили не только боевую, но и разведывательную деятельность.

Не менее важным для нас было установить живую связь с партизанами и подпольщиками. Причем мы решили использовать не только посыльных.

В конце марша, примерно числа 25-го, пришел ко мне Виталий Романович Романов и говорит:

— Собираюсь, Петр Захарович, недельки на две отправиться за линию фронта. Хочется самому увидеть, как живут партизаны и подпольщики. Пусть побываю только в Витебской области, и то хорошо.

— Что ж, решение правильное, — согласился я. — Мало мы пока знаем о нуждах и настроениях наших товарищей, работающих за линией фронта. А без этого нельзя по-настоящему ими руководить.

Через несколько дней Виталий Романович был уже за линией фронта. Ему удалось побывать в отрядах М. Ф. Шмырева, Я. З. Захарова, Д. Ф. Райцева, М. Ф. Бирюлина, С. Т. Воронова, М. И. Дьячкова, встретиться со многими подпольщиками, оставленными Витебским обкомом партии для работы в тылу немецко-фашистских войск, побеседовать со связными партизанских отрядов Сиротинского, Лиозненского, Полоцкого, Богушевского и ряда других районов.

Я с нетерпением ожидал возвращения Романова. И не потому, что мы не располагали сведениями об отрядах, в которых он побывал. О них было известно уже многое. Нас интересовало другое. Когда Виталий Романович уходил за линию фронта, Центральный Комитет Компартии Белоруссии дал ему специальное задание: как можно детальнее изучить тактику партизанской борьбы и особенности действий диверсионных групп. Надо было обобщить накопленный опыт и ознакомить с ним другие отряды.

И вот В. Р. Романов наконец возвратился. Пришел он, помнится, поздно ночью, а на рассвете мы уже слушали его доклад. Тогда было не до отдыха.

Поделившись впечатлениями о встречах с партизанскими вожаками и с подпольщиками, Виталий Романович сказал:

— В некоторых отрядах не хватает оружия и боеприпасов, особенно взрывчатки. Из-за этого партизаны в последнее время снизили боевую активность. [90]

— А как у них с теплой одеждой? Хорошо ли питаются? Есть ли медикаменты и бинты для перевязки раненых? — посыпались вопросы к Романову. И он обо всем обстоятельно доложил.

Виталий Романович рассказал, что население хорошо заботится о своих защитниках, доставляет им все, что возможно. Суражский район находится под полным контролем партизан. В колхозе «Чырвоная гаспадарка», Комаровского сельсовета, для партизан создан специальный фонд зерна и других сельскохозяйственных продуктов. Недавно там на общем собрании выступил командир отряда Минай Филиппович Шмырев. Он призвал колхозников дружно провести весенний сев, оказывать и впредь посильную помощь партизанам. Колхозники горячо поддержали все его предложения.

В Суражском районе создан подпольный партийный центр во главе с И. Ф. Бардианом и райисполком, который возглавляет комиссар одного из партизанских отрядов И. Ф. Миканенко. Они руководят всей хозяйственной деятельностью, организуют агитационно-массовую работу среди населения.

— А вот медикаментов и перевязочных материалов партизанам не хватает, — сказал В. Р. Романов. — Тут им нужно помочь, и как можно быстрее.

Виталий Романович доложил и о других трудностях.

— И все-таки партизанская борьба с каждым днем становится активнее и решительнее, — продолжал он. — В нее включаются все новые и новые массы рабочих, колхозников, служащих, интеллигенции. Так обстоит дело не только в Витебской области.

Силу партизанского оружия по-настоящему осознали и враги. Немецко-фашистское командование снабдило всех своих солдат и офицеров специальной памяткой, в которой говорилось: «Партизаны в бою решительны, применяют внезапные действия. Отряды часто меняют места расположения, всегда выставляют сильное охранение. Их оружие и ночью готово к действию. Партизаны действуют дерзко».

— Уж если фашисты заинтересовались тактикой партизанской борьбы, — заметил Романов, — значит, им действительно крепко достается.

Потом, после официального отчета В. Р. Романова о «командировке» во вражеский тыл, мы не раз беседовали [91] с ним о партизанских делах. Много интересного рассказывал он о тактике действий отрядов и диверсионных групп, о героизме партизан.

Боевой опыт, по крупицам собранный Романовым за время пребывания в тылу врага, мы изучили, обобщили, сделали его достоянием многих партизанских командиров. Центральный Комитет представил также отличившихся в боях партизан к награде. А герои, можно сказать без преувеличения, имелись буквально в каждом отряде.

Очень хорошо помню рассказ В. Р. Романова о славных боевых делах воспитанника ленинского комсомола Михаила Сильницкого.

В партизанский отряд Данилы Райцева Сильницкий пришел в первые месяцы Великой Отечественной войны. Сначала он ничем не выделялся среди других. Разве только исполнительностью. С огоньком выполнял любое задание.

В боевом расчете Михаил значился пулеметчиком. Но когда требовалось, он первым шел в разведку и всегда возвращался с ценными сведениями. Не раз приводил он и «языков». Если его просили рассказать, как он действовал, Сильницкий неохотно отвечал:

— А что тут рассказывать? Подкараулил фашиста, схватил и привел в отряд. Теперь его допрашивают. Вот и все.

Отважный, скромный, молчаливый, но всегда готовый выручить товарища — таким знали партизаны Мишу Сильницкого.

Зимой 1942 года отряду Д. Ф. Райцева очень часто приходилось отражать налеты карателей. И несмотря на то, что фашисты нападали обычно превосходящими силами, им никогда не удавалось добиться успеха. Часто отряд выручали пулеметчики — Михаил Сильницкий и Петр Добриков. Выбрав выгодные позиции, они подпускали гитлеровцев на близкое расстояние и обрушивали на них меткий огонь. В одном из боев расчеты Сильницкого и Добрикова уничтожили примерно по двадцать фашистских солдат и офицеров.

Много раз отличался в схватках с врагом бесстрашный патриот Михаил Сильницкий. И погиб он как настоящий герой в жестоком бою с карателями. [92]

Это случилось ранней весной 1942 года. Оккупанты двинули против отряда Данилы Райцева эсэсовский батальон. Партизанские разведчики обнаружили его сразу же, как только он стал выдвигаться из районного центра. Гитлеровцы ехали на семидесяти двух подводах, и так быстро, уверенно, что сразу можно было догадаться: их ведет какой-то фашистский холуй, хорошо знающий, где находятся партизаны.

Километрах в пяти от партизанской базы эсэсовцы разделились на две группы. Одна повернула к деревне Плоты, другая, меньшая, направилась в сторону поселка Новка.

Партизаны устроили в Плотах засаду.

— Они нас будут искать в лесу, а мы их встретим здесь, — сказал командир. — А то, что они разделились, нам на руку. Людей у нас всего сотня. Даже сейчас, когда мы будем громить врагов по частям, каждому придется драться за троих. Зато у нас выгодное положение — мы наносим удар первыми, внезапно.

Объяснив план боя, Данила Райцев приказал группам занять позиции. Одно его беспокоило: у карателей кроме винтовок, автоматов и пулеметов были еще минометы и пушка. Если им удастся быстро ввести эти средства в бой, то отряду придется туго. Поэтому Райцев приказал пулеметчикам ударить в первую очередь по артиллерийскому и минометным расчетам.

Михаил Сильницкий установил свой пулемет на чердаке крайнего дома, проделал в крыше что-то вроде амбразуры. Отсюда просматривалась не только дорога, по которой гитлеровцы должны были войти в деревню, но и кладбище, где заняли огневые позиции пулеметчики Петр Добриков и Федор Зайцев.

Вот на грязной от растаявшего снега улице появилась головная подвода с эсэсовцами, за ней другая, третья... Замыкала колонну артиллерийская упряжка.

Эсэсовцы вели себя свободно, даже беспечно, громко переговаривались. Чувствовалось, что они даже не предполагали, что в Плотах могут оказаться партизаны. Как только вражеская колонна втянулась в деревню, загремели дружные винтовочные залпы, застрочили пулеметы. Фашисты соскочили с подвод и, неся потери, бросились назад из деревни. Но там их встретили свинцовым шквалом пулеметчики Зайцев и Добриков. [93]

Опомнившись от первого удара, каратели залегли и открыли огонь по домам и кладбищу. И хотя они действовали теперь более организованно, преимущество оставалось на стороне партизан. Противник находился на открытой местности, а бойцы отряда стреляли из укрытий.

Восемь часов подряд продолжался бой. Улица деревни и прилегающий к ней участок дороги были сплошь усеяны трупами эсэсовцев. Их можно было насчитать не менее сотни.

Тяжелое оружие не спасло фашистов. Уже в начале боя партизаны уничтожили артиллерийскую прислугу и расчеты нескольких минометов. Оставшиеся в живых гитлеровцы метались, словно звери в клетке.

Разгром главных сил карательного отряда был уже предрешен, когда из поселка Новка, расположенного в нескольких километрах от Плотов, подошла вторая группа эсэсовцев — примерно полтораста человек.

Продолжать бой со свежими силами врага партизаны уже не имели возможности: кончались боеприпасы. Райцев отдал приказ — не прекращая огня, отходить к лесу. Надвигалась ночь. В темноте не трудно было оторваться от карателей. А в лес — командир знал это по опыту — гитлеровцы побоятся сунуться в ночное время.

Сильницкий до последнего патрона прикрывал отход отряда. Он один истребил по меньшей мере около пятидесяти карателей. Когда кончились боеприпасы, Михаил с пулеметом в руках спустился с чердака. Недолог путь через огороды до леса. Но как только он выскочил на улицу, его окружили гитлеровцы. Партизан выхватил нож и, рванувшись вперед, уложил на землю двух стоявших на пути карателей. Но и сам он тут же упал, сраженный вражескими пулями...

Вскоре после возвращения В. Р. Романова из-за линии фронта, когда стали известны подробности боя в Плотах, Центральный Комитет Компартии и правительство республики представили Михаила Федоровича Сильницкого посмертно к званию Героя Советского Союза. В мае мы получили Указ Президиума Верховного Совета СССР: наше ходатайство было удовлетворено.

Назвав свой отряд именем героя-комсомольца, партизаны поклялись сурово отомстить врагу за безвременного [94] смерть боевого товарища. И они сдержали слово.

Подвиг Михаила Сильницкого стал знаменем борьбы белорусской молодежи против немецко-фашистских захватчиков. Центральный Комитет комсомола призвал в те суровые дни всю молодежь республики сражаться за освобождение родной земли с таким же беззаветным мужеством, как Михаил Сильницкий.

Немецко-фашистские захватчики одну за другой направляли против партизан карательные экспедиции. Но всякий раз получали ответные сокрушительные удары. Правда, для самоутешения и обмана населения фашисты чуть ли не ежедневно печатали в газетах экстренные сообщения «о разгроме» партизанских отрядов, «о ликвидации» крупных диверсионных групп, «о нанесении решающих ударов» по партизанским базам снабжения, «о прочесывании» лесов.

В начале 1942 года гитлеровцы несколько раз «доводили до сведения населения» о разгроме партизанского отряда, которым командовал В. И. Ничипорович. В селах и деревнях Руденского, Червеньского и Осиповичского районов появилось даже объявление, напечатанное крупным шрифтом: «Доблестные части СС с помощью местного населения окружили в районе населенных пунктов Клинок — Турец и полностью уничтожили партизанский отряд Ничипоровича — Покровского численностью в две с лишним тысячи человек. Захвачены партизанские базы и вооружение».

Получив через связного Могилевского подпольного центра экземпляр этой фальшивки, мы в ЦК от души посмеялись.

— Раз уж враги белое называют черным, значит, здорово достается им от партизан, — пробасил тогда И. А. Крупеня, заместитель председателя Совнаркома республики.

— Так оно и есть, Иван Ануфриевич, — отозвался кто-то из товарищей, только что возвратившихся из-за линии фронта. — Сплошная брехня. Отряд Владимира Ивановича Ничипоровича продолжает действовать, да еще как. О нем прямо чудеса рассказывают...

Фашистские пропагандисты выдавали желаемое за действительность. Отряд В. И. Ничипоровича жил и продолжал сражаться. Только при разгроме цитвинской [95] комендатуры он уничтожил около двухсот гитлеровских солдат и офицеров. После ряда успешных боевых операций в окрестностях Руденска, Узлян, Пуховичей, Дукоры отряд перебазировался в Кличевский район, Могилевской области, — в знаменитые Усакинские леса.

Почему же гитлеровцы, вопреки правде, распространили версию об уничтожении отряда В. И. Ничипоровича? Скорее всего потому, что местным оккупационным властям нужно было как-то оправдаться перед вышестоящим начальством за поражение в Цитвине и последовавший за ним провал карательной экспедиции.

Были в этом и мотивы тщеславия. Еще бы! Разве не лестно доложить о разгроме партизанского отряда, которым командует советский полковник, бывший командир дивизии. На самом же деле произошло вот что.

В первых числах марта каратели перешли в наступление и заняли несколько населенных пунктов, расположенных поблизости от деревни Клинок, где находился штаб отряда. 4 марта они, продвинувшись вперед, почти полностью окружили партизан. Но гитлеровцы встретили такой отпор, что к вечеру были вынуждены отойти на исходные позиции.

Ночью отряд В. И. Ничипоровича покинул лагерь, оставив для прикрытия небольшую группу пулеметчиков и стрелков. Фашисты, естественно, не знали об этом. Рано утром 5 марта их авиация начала ожесточенную бомбардировку леса. Потом в наступление пошла вражеская пехота.

Превосходство в живой силе и вооружении позволило противнику сбить партизанский заслон с занимаемых позиций. В бой вступили основные силы отряда. Над нашими бойцами снова нависла угроза окружения. Надо было как можно быстрее найти во вражеском кольце слабое звено. И «тонкое» место нашлось. Разгромив засады, выставленные фашистами близ шоссе, отряд прорвался из окружения. Наши потери были незначительными, а каратели, по самым скромным подсчетам, оставили на поле боя около двухсот пятидесяти солдат и двадцать восемь офицеров.

Таким образом, все получилось наоборот: не фашисты разгромили отряд В. И. Ничипоровича, а партизаны нанесли врагу сокрушительный удар. Кстати, их было [96] не две тысячи, как объявили гитлеровцы, а всего пятьсот человек.

Бой в районе деревни Клинок еще раз подтвердил, что при соблюдении партизанами известной осторожности и умелом использовании лесных массивов карательные экспедиции гитлеровцев не так уж страшны.

В Усакинских лесах отряд В. И. Ничипоровича продолжал расти. В него влились боевые группы И. З. Изоха, М. Ф. Сперанского, Т. К. Павлова и другие, действовавшие на территории Кличевского, Рогачевского, Белыничского и Быховского районов. 208-й партизанский отряд стал таким образом одной из наиболее крупных боевых единиц Кличевской партизанской зоны.

По инициативе полковника В. И. Ничипоровича была налажена боевая подготовка партизан. Проводилась она в перерывах между боями. Под руководством кадровых командиров Красной Армии партизаны овладевали основами тактики, изучали оружие, занимались строевой подготовкой.

Как опытный боевой командир, Владимир Иванович большое внимание уделял подготовке разведчиков. Вот что сообщал он тогда в Центральный Комитет Компартии Белоруссии в одном из донесений:

«Мы готовились к зимним боевым действиям. В отряде была организована учеба. Ежедневно бойцы по четыре — пять часов тренировались в ходьбе на лыжах и в стрельбе, отрабатывали тактические действия. Партизаны и командиры в тактическом отношении были хорошо подготовлены...»

Высокую боевую выучку личный состав 208-го отряда показал при разгроме немецкого гарнизона в районном центре Кличев. Операция проводилась в ночь на 20 марта. Партизаны уничтожили около сотни фашистов.

5 апреля отряду пришлось вести тяжелый бой близ деревни Усакино. Каратели, как и в районе деревни Клинок, пытались окружить их и уничтожить. Но в результате искусного контрманевра, предпринятого полковником Ничипоровичем, в окружении оказались сами гитлеровцы. Лишь немногим из них удалось вырваться, остальные были истреблены.

О том, насколько дерзко и умело действовал 208-й партизанский отряд (в августе 1943 года он был переименован [97] в 208-й партизанский полк), убедительно говорят некоторые цифры, приведенные в донесении Могилевского подпольного обкома партии Центральному Комитету. За время боев в тылу врага — с 1941 года до осени 1943 года — полк уничтожил несколько тысяч вражеских солдат и офицеров, разгромил двадцать один гарнизон, пустил под откос шестьдесят семь воинских эшелонов, сбил пять самолетов, вывел из строя сорок два танка, двести двадцать автомашин. Его бойцы и командиры подорвали семь железнодорожных мостов и сорок два моста на шоссейных дорогах.

Можно смело сказать, что уже в первые месяцы 1942 года партизанская борьба в Белоруссии приобрела организационную и тактическую зрелость. Заметно выросло во всех отношениях и партийное подполье. Центральный Комитет Компартии республики впервые за время войны получил возможность не только оперативно руководить партизанским движением, но также обобщать и распространять накопленный опыт.

«Вся Белоруссия охвачена волной партизанской борьбы. Нет ни одной деревни, ни одного города, где бы враг чувствовал себя спокойно, — писали тогда партизаны и партизанки Полоцко-Лепельской зоны в обращении, адресованном участникам шестой Сессии Верховного Совета Белорусской республики. — В своих гарнизонах противник сидит в дзотах и траншеях, огражденных колючей проволокой. Подходы к железным дорогам тоже перегорожены колючей проволокой и заминированы. Но ничто не спасает оккупантов. Где бы они не появились, их встречает и поражает партизанская пуля. Теперь белорусские партизаны стали хозяевами не только лесов, но многих населенных пунктов и районов.

Сотни неравных боев провели партизанские отряды нашего края с карательными экспедициями и регулярными частями противника, но район удержали...

Отряды, которые действовали в нашем партизанском крае, только за февраль уничтожили шесть тысяч двести шестьдесят восемь гитлеровцев, пустили под откос тридцать один воинский эшелон с живой силой и боевой техникой. Выведено из строя пятьдесят три паровоза, уничтожено триста тридцать восемь автомашин, шестнадцать танков и бронемашин... [98]

Мы заверяем Верховный Совет Белорусской Советской Социалистической Республики, что партизаны Белоруссии полны решимости вести беспощадную борьбу с фашистскими людоедами до полной победы».

Такие письма поступали и из других партизанских зон. Пламя народной борьбы в тылу врага разгоралось все ярче. Этому в огромной степени способствовало установление связи ЦК Компартии республики с подпольными партийными центрами, действовавшими за линией фронта, и командирами многих партизанских отрядов. Во вражеский тыл все чаще уходили организаторские партизанские группы, снабженные портативными радиостанциями. Северо-Западная оперативная группа, возглавляемая секретарем ЦК Г. Б. Эйдиновым, не теряла времени даром: товарищи использовали все возможности, чтобы достать рации и как можно быстрее направить их партизанам.

К сожалению, не всегда получалось так, как хотелось бы. Помнится, длительное время у нас не было никакой связи с руководителем Минского областного подпольного центра Василием Ивановичем Козловым. Несколько месяцев мы не знали даже, где он находится со своей группой.

Решили перебросить за линию фронта опытного радиста с рацией. Причем такого товарища, которого бы лично знал В. И. Козлов. Выбор пал на Е. Д. Гапеева. До оккупации Минской области он работал в обкоме партии. Вместе с начальником связи штаба фронта мы тщательно проинструктировали его, договорились о времени выхода в эфир.

Радист был сброшен с парашютом в Дзержинском районе, неподалеку от Минска. Именно там, по нашим предположениям, должен был находиться областной подпольный центр.

Несколько дней Гапеев кочевал по территории района, разыскивая В. И. Козлова. Спрашивал у партизан, у местных жителей, но поиски ни к чему не привели.

Тогда мы снарядили в тыл врага второго радиста — Е. А. Татарова. Он был сброшен с самолета в Полесье, близ Мозыря. Татаров тоже приземлился удачно и быстро установил связь с местными партизанами. Но и он не смог разыскать областного партийного центра. [99]

Узнав каким-то образом, что Центральный Комитет Компартии подыскивает радистов, лично знакомых с секретарем обкома В. И. Козловым, ко мне зашли председатель Краснослободского райисполкома Жариков и заведующий отделом пропаганды Старобинского райкома партии И. В.. Скалабан.

— Посылайте нас к Василию Ивановичу, — заявили они. — С радиосвязью мы немного знакомы. Подучимся неделю-другую, и можно в путь. Козлов нас обоих хорошо знает, несколько лет работали в одном районе.

Подумав, я ответил:

— Товарищ Жариков, пожалуй, подойдет для этого дела. На здоровье, видно, не жалуется... А вам, товарищ Скалабан, не советую лететь во вражеский тыл. Вы — инвалид, хромаете, а там нужны крепкие люди. Иной раз, может быть, придется километров двадцать за день отшагать.

— Верно, инвалид, — ответил Скалабан. — И все же прошу послать меня, выдержу.

Сколько ни отговаривал я Скалабана, он настоял-таки на своем. Недели через две оба радиста были сброшены на парашютах в Старобинском районе. Трое суток они бродили по окрестным лесам, а на четвертые все же разыскали Василия Ивановича Козлова и других членов обкома. Они оказались в Любанском районе. Радиосвязь с Минским областным подпольным центром была наконец установлена.

Жариков и Скалабан проявили себя не только как хорошие радисты. Они оказались смелыми бойцами. Отличившись во многих боях с оккупантами, коммунисты-патриоты геройски погибли, освобождая родную землю.

В первые месяцы 1942 года по решению Центрального Комитета ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны при Военных советах Западного, Калининского и ряда других фронтов были образованы специальные штабы по руководству партизанским движением. Их задача состояла в том, чтобы, по возможности, координировать боевые действия партизан и частей Красной Армии.

Руководство штабом, созданным при Военном совете Западного фронта, осуществляли: нарком Внутренних дел БССР С. С. Бельченко, секретарь Смоленского обкома партии Д. М. Попов и я. Начальником оперативного отдела был А. А. Прохоров. Размещались мы тогда [100] в лесу, недалеко от Боровска. Таким же штабом при Военном совете Калининского фронта сначала руководили секретарь ЦК Компартии Белоруссии И. И. Рыжиков и заместитель наркома внутренних дел республики В. В. Радченко, потом секретарь Витебского обкома партии И. А. Стулов.

«Суражские ворота»

Велиж и Усвяты — небольшие русские городки, расположенные неподалеку от северо-восточной границы БССР. Первый находится в Смоленской области, второй — в Псковской. Это — обычные районные центры, окруженные лесами и удаленные на многие десятки километров от железных дорог. Тем не менее эти два городка хорошо известны белорусским партизанам. Именно они длительное время служили символическими пограничными столбами «Суражских ворот», сыгравших очень важную роль в развитии партизанского движения на территории Белоруссии.

«Суражские ворота»! Я не знаю, кто придумал такое мирное и прозаическое название, совсем не напоминающее о бушевавшем здесь пожаре войны. Но оно так быстро вошло в обиход партизан и бойцов Красной Армии, словно существовало уже десятки лет.

В ходе наступления советских войск после разгрома фашистов под Москвой части 3-й и 4-й Ударных армий продвинулись почти до самого Витебска. Глубокий прорыв наших войск зимой 1941/42 года привел к тому, что оперативное взаимодействие между группами немецких армий «Север» и «Центр» нарушилось. Между Велижем и Усвятами в обороне противника образовалась 40-километровая брешь, которую и стали называть «Суражскими воротами».

Части Красной Армии и партизаны надежно защищали этот своеобразный коридор, ведущий в тыл немецко-фашистских войск. Объединенными силами они блокировали ближайшие к «воротам» вражеские гарнизоны, постоянно держали под своим контролем старый тракт Сураж — Велиж. Немецко-фашистская авиация систематически бомбила эту дорогу, но она, вопреки всему, действовала и с февраля по сентябрь 1942 года оставалась [101] самой оживленной магистралью, связывавшей Большую землю с белорусскими партизанами и партийным подпольем республики.

С образованием «Суражских ворот» Центральный Комитет Компартии Белоруссии, партизанский штаб при Военном совете Калининского фронта, Северо-Западная оперативная группа ЦК Компартии республики получили возможность без особых трудностей направлять в тыл немецко-фашистских войск организаторские партизанские и диверсионные группы, которые мы продолжали формировать из коммунистов, комсомольцев и беспартийных белорусов, отозванных по нашей просьбе из тыловых частей Красной Армии.

Прежде чем переправиться за линию фронта, командиры и бойцы организаторских и диверсионных групп проходили непродолжительный курс обучения в партизанской школе. Затем с ними беседовали секретари ЦК Компартии или руководители партизанских штабов при Военных советах фронтов. Каждой группе заранее определялся район действий на оккупированной территории, выдавались оружие, боеприпасы, взрывчатка, а по возможности и рации.

Раньше переход линии фронта был связан с большим риском. Теперь же опасность во много раз уменьшилась. Будущие партизаны и подрывники нередко даже на подводах беспрепятственно добирались до Суражской партизанской зоны. Там их встречали представители подпольных партийных организаций и партизанских отрядов.

Организаторские и диверсионные группы быстро осваивались в тылу врага и полностью оправдали свое назначение.

Помню, в один из районов Могилевской области мы направили совсем небольшую организаторскую группу во главе с Н. И. Перепечкиным. Через два месяца она выросла в несколько раз и превратилась в боеспособный партизанский отряд. Организаторские группы П. Ф. Рудова и А. И. Шевченко, посланные в Кривичский и Глубокский районы, насчитывали всего по четырнадцать человек. А спустя несколько месяцев на их базе организовались такие отряды, добрая слава о которых разнеслась по всей Вилейщине. Лишь в исключительных случаях организаторские группы после перехода линии фронта [102] вливались в уже действующие партизанские подразделения.

«Суражские ворота», при всем их огромном значении, можно было использовать, к сожалению, только для отправки наших людей в прифронтовые районы временно оккупированной территории республики. Для переброски же людей в глубокий тыл немецко-фашистских войск мы пользовались самолетами, которые время от времени нам предоставляли фронтовые десантные части и Главное управление гражданского воздушного флота.

Образование «Суражских ворот» в значительной мере облегчило нам также снабжение партизан оружием и боеприпасами.

Раньше, в 1941 и в начале 1942 года, никто в ЦК об этом серьезно не задумывался. Говорили о рациях, о взрывчатке, а об оружии помалкивали. Предполагалось, что его достаточно осталось на полях боев. При желании и настойчивости, дескать, вооружиться не так уж трудно.

Для таких суждений были, разумеется, некоторые основания. До ЦК Компартии республики доходили слухи о сборе оружия и боеприпасов комсомольцами, о том, что партизаны сами добывают себе оружие в боях с оккупантами. Об этом нам рассказывали армейские разведчики, побывавшие в тылу врага, связные подпольных партийных центров и другие товарищи.

Секретарь ЦК комсомола республики Ф. А. Сурганов, неоднократно бывавший за линией фронта в начале 1942 года, докладывал мне, что в некоторых деревнях созданы прямо-таки арсеналы оружия. Молодежь, комсомольцы достают его со дна рек, прудов, озер, разыскивают в лесах, где шли бои.

Партизаны Могилевской области получили от сельских жителей четыре исправные пушки, шестьдесят два станковых и ручных пулемета, четыреста шестьдесят винтовок, большое количество патронов и гранат. Калинковичскому отряду в Полесье местные комсомольцы передали сто шестьдесят шесть винтовок, ручной пулемет, три трофейных автомата и три тысячи патронов...

Кое-что знали мы и о партизанских умельцах. Кузнецы деревни Старосек, Любанского района, освоили и наладили производство гранат для партизан. Под руководством военного инженера Т. Е. Шавгулидзе, бежавшего из плена, они сделали даже миномет. Тайная оружейная [103] мастерская находилась в здании школы. В ней работало пять кузнецов. Ежедневно они изготовляли по двадцать — двадцать пять гранат большой взрывной силы.

В некоторых селах были оборудованы так называемые «чертовы кухни», в которых смельчаки с риском для жизни выплавляли тол из артиллерийских снарядов и авиабомб. Этим опасным делом занимался, например, 73-летний колхозник деревни Старая Дубрава, Октябрьского района, Карп Толкачев. Он разрядил двадцать четыре авиационные бомбы. Выплавив из них взрывчатку, бесстрашный патриот передал ее партизанскому отряду...

И все-таки мы не снабжали партизан оружием не потому, что они в нем не нуждались. Просто в первые месяцы войны никто из работников ЦК не представлял, как его перебросить через линию фронта. А рисковать было опасно. Оружия не хватало даже для мобилизованных в армию.

После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, когда связь с партизанами и подпольными партийными центрами более или менее наладилась, вопрос о снабжении их оружием встал, как говорят, во весь рост.

Вначале некоторые военные товарищи, ведавшие снабжением армии, неохотно откликались на наши просьбы. Штабы Западного и Калининского фронтов, куда мы чаще всего обращались за оружием, отпускали нам порой лишь незначительную часть того, что требовалось. Попросим, к примеру, пятьсот автоматов, нам их пообещают, а выдадут всего сто или даже пятьдесят.

Мы, конечно, понимали, что дело тут не в скупости снабженцев. Просто в первой половине 1942 года у нас было все еще трудно с оружием. Многие эвакуированные в тыл оружейные заводы только что начинали по-настоящему развертывать производство.

Иногда нам все же удавалось получать для партизан крупные партии оружия. Однажды мы с начальником оперативного отдела партизанского штаба подполковником А. А. Прохоровым зашли к заместителю командующего Западным фронтом, чтобы пожаловаться на снабженцев. Он внимательно выслушал нас, кому-то позвонил и лишь после этого сказал:

— Оружие дадим, но в основном — трофейное. Надеюсь, партизаны не обидятся на нас. Ведь патроны им легче достать, чем винтовки и автоматы. [104]

В тот же день Анатолий Александрович Прохоров принес мне накладную на получение со склада шестисот винтовок и автоматов, тысячи гранат и тридцати ящиков патронов.

— Здорово получилось, — сказал он. — Не важно, что оружие трофейное, все равно ребята спасибо скажут.

Витебские партизаны, которым мы переправили оружие, и в самом деле остались очень довольны нашим подарком.

Всего с марта по сентябрь 1942 года через «Суражские ворота» было переброшено за линию фронта свыше одиннадцати тысяч винтовок, шесть тысяч автоматов, тысяча пулеметов, пятьсот противотанковых ружей, большое количество взрывчатки, гранат, боеприпасов и другого военного имущества.

За толом, минами, артиллерийским вооружением часто приходилось обращаться к начальнику Главного артиллерийского управления Красной Армии Н. Д. Яковлеву. Он любил во всем точность. Сам назначал время приема и никогда не заставлял ждать. Николай Дмитриевич подробно расспрашивал о боевых действиях партизан, особенно интересовался боевой работой подрывников, советовал экономней расходовать взрывчатку.

В отрядах, разумеется, хорошо знали цену каждого заряда. И все-таки мы, памятуя об указании Н. Д. Яковлева, периодически проверяли, как партизаны используют присланный им тол. Многие подпольные райкомы партии вели точный учет, сколько взрывчатки и на какие цели израсходовал тот или иной отряд.

Потребность в толе была тогда огромной. Только для того, чтобы систематически срывать железнодорожные перевозки противника, нужно было тратить десятки тонн взрывчатых веществ.

Как-то зашел ко мне секретарь Витебского обкома И. А. Стулов и сказал:

— Командование бригады «За советскую Белоруссию» предлагает взорвать мост через Дриссу, чтобы вывести из строя магистраль Полоцк — Двинск. По ней немцы доставляют на фронт большое количество военных грузов.

— Что ж, — ответил я, — надо провести такую операцию.

— Взрывчатки у них нет для этой цели. Мост-то большой, на каменных опорах. [105]

— Сколько нужно тола?

— Не меньше чем полтонны.

Вскоре мы переправили в бригаду около трехсот килограммов тола. Более ста килограммов взрывчатки партизаны сами выплавили из неразорвавшихся снарядов.

Уничтожение моста поручили трем отрядам: имени Щорса, имени Сергея Моисеенко и «Бесстрашному». Командиром всей группы назначили Петра Михайловича Машерова.

Вначале решили было действовать так: внезапным ударом оттеснить охрану и, пока будет идти бой, взорвать мост.

— Вряд ли это удастся сделать, — высказал сомнение П. М. Машеров. — Людей потеряем, а задание можем не выполнить. Ведь у нас всего три «сорокопятки», причем две без прицелов. А у немцев батарея минометов. Начнут долбить — и головы не поднимешь...

Петр Михайлович предложил другой план операции. Ночью по обоим берегам реки организовать возле моста засады и, если удастся, разобрать железнодорожное полотно. Затем после артиллерийского обстрела казарм напасть на гарнизон одновременно с двух сторон. Обороняясь на два фронта, гитлеровцы распылят силы и на какое-то время ослабят внимание к мосту. Этим должны воспользоваться находящиеся в засаде подрывники: снять часовых, укрепить заряды на средних опорах и поджечь запальные шнуры. Специальная группа доставит им на плотах взрывчатку, а когда они подготовят взрыв, заберет их и, следуя вниз по течению, высадит на берег.

Хотя план был сложный, требовал от партизан исключительной четкости в действиях, командование бригады одобрило его. И не ошиблось: операция прошла успешно. Особенно слаженно, быстро и уверенно действовала группа подрывников во главе с Мандрыкиным.

На рассвете 4 августа мост через Дриссу взлетел на воздух. Кроме того, в бою было уничтожено свыше шестидесяти гитлеровцев.

Полмесяца вражеские саперы восстанавливали мост. Шестнадцать суток не ходили поезда на перегоне Полоцк — Двинск. Партизаны тогда оказали большую помощь войскам Калининского фронта, наступавшим в районе [106] Сычевка, Зубцов, Городище. Не случайно гитлеровцы писали в газетах, что эту операцию осуществили специально выброшенные десантные войска. Она действительно была дерзкой и мастерской.

Много взрывчатки требовалось партизанам для проведения диверсий на железных дорогах. Особенно возросла потребность в толе осенью 1942 года, когда народные мстители, выполняя указания ЦК Компартии Белоруссии, значительно усилили удары по железнодорожным путям. В тот период только партизаны Витебской области пустили под откос семьдесят шесть железнодорожных эшелонов противника.

Лаконичные радиограммы — «Нужна взрывчатка» — поступали отовсюду. И мы, как могли, старались удовлетворять эти просьбы. Большую помощь оказывали нам штабы 3-й и 4-й Ударных армий, с которыми мы поддерживали тесную связь.

Как-то в партизанском штабе я встретил старого знакомого генерал-майора И. С. Стрельбицкого. В 1924 году я начинал службу в его батарее, а теперь он командовал артиллерией 3-й Ударной армии.

Поговорили о прошлом, вспомнили друзей, а затем я повел речь о наших общих задачах в войне, о необходимости помогать друг другу.

— Брось дипломатию, Петр Захарович, — прервал меня Стрельбицкий, улыбаясь, — думаешь, я не догадываюсь, к чему ты клонишь разговор. Оружие тебе надобно. Не так ли?

— Не откажусь и от оружия. Но главное — тол нужен.

— С оружием проще. Могу передать партизанам целый склад трофейных винтовок, пулеметов и автоматов. Даже пушек не пожалею. Пусть приезжают и забирают. Насчет тола надо подумать...

Как ни скудны были армейские запасы взрывчатки, Иван Семенович все же выкроил из них, что мог, для партизан. Потом я не раз обращался к нему и с другими просьбами. И он всегда, если была возможность, охотно нам помогал. Кроме трофейного оружия мы получили со складов 3-й Ударной армии немало отечественного вооружения и боеприпасов. [107]

* * *

Движение по Суражскому коридору не прекращалось ни днем ни ночью. За линию фронта уходили все новые организаторские группы, обозы с оружием и боеприпасами. А навстречу двигался обратный поток: сотни подвод с продовольствием для Красной Армии, с семьями партизан, которых мы решили эвакуировать на восток.

Весной 1942 года некоторые соединения Калининского фронта испытывали серьезные затруднения с продовольствием. То ли из-за бездорожья, то ли по другим причинам тыловые части не справлялись со снабжением войск продуктами питания и фуражом. Особенно трудное положение сложилось в частях, занимавших оборону южнее Великих Лук.

Командование фронта поставило перед партизанским штабом задачу — наладить через «Суражские ворота» подвоз продовольствия и фуража из ближайших оккупированных районов. Центральный Комитет Компартии республики в свою очередь потребовал от руководителей партийного подполья и командиров партизанских отрядов — всячески срывать вывоз оккупантами зерна и фуража в Германию, захватывать немецкие продовольственные склады, усилить агитационно-массовую работу среди местного населения, организовать в селах и деревнях сбор продовольствия для Красной Армии. Особенно широкий размах эта работа приобрела на территории Витебской области.

Одними из первых отправили обоз с продовольствием и теплой одеждой для красноармейцев крестьяне деревни Дуброво, Суражского района. С некоторыми дубровскими обозниками мне довелось тогда побеседовать. Вот что они рассказали:

— Пришли к нам на деревенский сход агитаторы от партизан Миная Филипповича Шмырева, провели беседу о разгроме фашистских войск под Москвой. Потом сказали, что в некоторых красноармейских частях Калининского фронта не хватает продовольствия. Помочь бы, дескать, им надо. Вот мы и решили собрать зерно и теплую одежду для Красной Армии. Каждый дал, что мог. Маловато, конечно. Но что поделаешь: у самих с хлебом не густо. Все, что собрали, от чистого сердца передаем Красной Армии. Это — наш подарок ей за победу под Москвой. [108]

По примеру дубровцев, обозы с зерном, картофелем и фуражом для Красной Армии снарядили жители многих деревень Полоцкого, Сиротинского, Россонского, Ушачского и других районов Витебщины. Несколько хлебных обозов и гуртов скота доставили в войска крестьяне Бегомльского района, Минской области.

Больше всех продовольствия для Красной Армии доставляли партизаны Суражского и соседних с ним районов. Они смело нападали на немецкие обозы, захватывали их склады с зерном и фуражом. Только отряд И. И. Петрова весной 1942 года отбил у фашистских заготовителей около десяти гуртов овец и крупного рогатого скота. Активно выполняли задание ЦК Компартии Белоруссии по снабжению советских войск отряды Д. Ф. Райцева, Д. Т. Короленко и другие. В течение марта — мая несколько партизанских отрядов, вошедших потом в состав 1-й Белорусской бригады, отправили в войска около полутора тысяч тонн зерна, более десяти тысяч тонн картофеля, почти четыре тысячи голов крупного рогатого скота, примерно тридцать пять тысяч тонн сена, четыреста пятьдесят тонн овса. Помощь Красной Армии продовольствием каждый из нас считал важнейшей задачей.

Однажды поздно вечером мы с Иосифом Ивановичем Рыжиковым читали поступившие из-за линии фронта сообщения. В комнату тихо вошла радистка и положила на стол еще пачку радиограмм. Быстро просмотрев их, Иосиф Иванович сказал:

— А ведь нужное дело предлагает старик.

— Какое дело?

— Да вот радиограмма от Шмырева. Он просит разрешить Суражскому подпольному райкому партии и райисполкому провести в своей партизанской зоне призыв мужчин в Красную Армию.

Я взял у Рыжикова радиограмму. Да, в ней говорилось именно об этом. Хотя год суровой войны приучил нас ко многому, что раньше считалось невероятным, тем не менее предложение Шмырева показалось мне нереальным.

— Надо посоветоваться с членами бюро Цека и узнать мнение штаба фронта.

— А по-моему, и так все ясно, — возразил Иосиф Иванович. — Пополнение Красной Армии требуется? Требуется. [109] А люди сами просятся в армию, на фронт. Ведь именно об этом сообщает Минай Филиппович. Пусть он и начинает.

Ни для кого не секрет, что из-за быстрого продвижения противника на восток в начале войны мы не сумели по-настоящему провести мобилизацию даже в восточных областях БССР, не говоря уже о западных. Много военнообязанных осталось и на территории Суражской партизанской зоны. Вот о них-то и шла речь в радиограмме М. Ф. Шмырева.

Принять всех желающих в ряды партизан не было возможности: их надо вооружить, а оружия пока не хватало.

— Тогда мобилизуйте нас в Красную Армию, — настаивали многие рабочие, крестьяне, служащие. — Помогите переправиться за линию фронта, в наши войска. Не можем мы сидеть сложа руки в такое время.

С такими просьбами военнообязанные обращались к командирам и комиссарам многих партизанских отрядов.

В тот вечер, когда была получена радиограмма от М. Ф. Шмырева, мы провели заседание бюро ЦК и обменялись мнениями по этому вопросу. Все высказались за мобилизацию.

Утром я съездил в штаб фронта, чтобы посоветоваться с военными товарищами. Там тоже поддержали предложение командира партизанского отряда.

— Провести такую работу в тылу вражеских войск, конечно, не просто, но вполне возможно, — сказали мне штабные работники, ведавшие комплектованием войск. — Нужна осторожность. Не следует собирать призывников где-то в одном месте. Не нужно вывешивать никаких объявлений и приказов, как это делается в обычных условиях. Ответственность за проведение мобилизации лучше всего возложить на сельские Советы и партизанских комендантов в селах, а командиры отрядов пусть организуют переход мобилизованных на Большую землю.

Совет был резонный. Центральный Комитет дал соответствующие указания Витебскому обкому и подпольным райкомам партии ближайших к «Суражским воротам» районов. Население с большим подъемом встретило решение о проведении мобилизации. Военнообязанные буквально осаждали сельсоветы и партизанских комендантов просьбами быстрее направить их в войска. [110]

Находившийся в то время на оккупированной территории секретарь Витебского обкома И. Б. Поздняков был свидетелем таких курьезных на первый взгляд фактов. В Новский поселковый Совет пришли человек десять стариков.

— В чем дело, деды? Зачем пожаловали? — спросил их партизанский комендант — председатель Совета.

— Мобилизовываться пришли, товарищ председатель. Отправляйте нас в Красную Армию.

— Так вы же не подлежите мобилизации. Возраст у вас уже того... преклонный. Какая от вас польза армии? Отвоевали вы свое, деды, идите домой.

— Сами знаем, что не молодые, — настаивали старики. — Но сил у нас пока достаточно, чтобы бить фашистов. В гражданскую войну крушили врагов не хуже других. Сейчас тоже не отстанем от молодых.

Долго пришлось уговаривать седобородых добровольцев, чтобы вернулись домой. Никак не хотели они понять, что и без них достаточно желающих попасть в Красную Армию.

Мобилизация военнообязанных, комплектование их в группы и переброска через линию фронта — все это оказалось делом весьма сложным. Надо было прежде всего составить списки военнообязанных по каждому населенному пункту. Ведь в большинстве сельсоветов архив и картотеки оказались уничтоженными. Затем каждому военнообязанному следовало разъяснить, когда и куда он должен явиться (расположение мобилизационных пунктов держалось в тайне). Немало хлопот доставляла и отправка мобилизованных за линию фронта. Тут требовалась особая осторожность. Гитлеровцы могли внезапно атаковать безоружные группы будущих красноармейцев, подвергнуть их бомбежке или обстрелу с самолетов.

Однако, несмотря на все трудности, мобилизация прошла успешно. Только из Ушачского района в Красную Армию было призвано около трех тысяч человек. Более двух тысяч новобранцев дал Меховский район. Примерно по скольку же военнообязанных переправились на Большую землю из Суражского, Россонского, Полоцкого, Сиротинского и других районов. Всего за лето 1942 года на временно оккупированной территории Белоруссии было призвано в Красную Армию свыше двадцати тысяч человек. [111]

Позже мобилизация военнообязанных неоднократно проводилась в Минской области. В некоторых районах была организована даже допризывная подготовка. Партизанские командиры обучали будущих красноармейцев строю, стрельбе, обращению с оружием. На Большую землю мобилизованные Минской и Полесской областей уходили через так называемые «Рудобельские ворота» и другие бреши в обороне противника.

Помню, — это было, кажется, в конце 1943 года — Военный совет 65-й армии обратился к Минскому подпольному обкому партии с просьбой — дать для пополнения воинских частей не менее десяти тысяч военнообязанных. Обком рассмотрел заявку на своем заседании, и буквально через неделю 65-я армия получила пополнение — более десяти тысяч человек.

Рожденная в боях

Число партизанских отрядов на белорусской земле быстро увеличивалось. Созданные на базе небольших групп, они становились полнокровными, хорошо вооруженными боевыми подразделениями. Нередко на территории одного района самостоятельно действовали по три — пять отрядов.

Для проведения местных боевых операций — внезапного нападения на волостные управы, комендатуры, продовольственные склады и обозы, диверсий на железных дорогах — сил вроде хватало. Но когда надо было отбиваться от карателей, тут некоторым отрядам приходилось туго. Недоставало подчас ни людей, ни вооружения и для ударов по крупным вражеским гарнизонам, обосновавшимся в районных центрах.

Сама жизнь, таким образом, поставила на повестку дня вопрос об объединении отрядов. Правда, для нас ничего неожиданного в этом не было. Еще в 1941 году работники Центрального Комитета Компартии Белоруссии, инструктируя отправляющихся за линию фронта руководителей организаторских партизанских групп и подпольщиков, требовали не распылять силы, добиваться взаимодействия между отрядами, объединяться для выполнения крупных боевых операций. Не все, однако, выполняли эти указания. Да и нельзя было всерьез говорить об объединении отрядов, которые только что зарождались! [112]

Теперь же, в 1942 году, эта проблема стала неотложной, особенно в связи с созданием партизанских зон. Каждый из нас прекрасно понимал это, но не совсем ясно представлял себе, по какому принципу должно проходить объединение.

Некоторые военные товарищи, с которыми мы советовались, рассуждали так:

— Чего тут думать? Объединить отряды в полки и дивизии — вот и все. Армейская структура проверена многолетним опытом. А партизаны — это та же армия.

В принципе они были, конечно, правы. Раз война — все должно быть по-военному. И все-таки возникали сомнения — удобно ли переходить целиком на военную организацию. У партизан есть своя специфика борьбы. Нельзя забывать и о том, что участие в партизанской борьбе — дело добровольное: сегодня человек воюет, а завтра уйдет к себе в деревню и скажет — все, отвоевался. Хотя и редко, но такие случаи бывали.

Возражая военным, некоторые товарищи впадали в другую крайность: «Незачем вообще, — рассуждали они, — объединять отряды, а тем более вводить в них армейские порядки. Пусть все решают сами партизаны, без вмешательства сверху». Возникали даже споры по поводу того, следует ли партийным органам заниматься подбором командиров и комиссаров отрядов. Не лучше ли выбирать их на собраниях партизан. Кстати, кое-где так и делали.

Пока мы судили да рядили, партизаны Октябрьского района, Полесской области, сами нашли наиболее правильную организационную форму. Фактически уже в январе 1942 года они объединились в бригаду.

К тому времени на территории района действовали пять отрядов: «Красный Октябрь», имени ВЛКСМ, «За Родину», имени Коваленко и «Смерть фашизму». Самым крупным был «Красный Октябрь», созданный еще в первые дни оккупации секретарем райкома партии Тихоном Пименовичем Бумажковым. После гибели Бумажкова, отрядом стал командовать Федор Илларионович Павловский. В районе его все хорошо знали. Знакомы с ним были и командиры остальных отрядов. Частенько приходили они к Федору Илларионовичу за советом, поскольку он после смерти Бумажкова стал секретарем подпольного райкома партии. [113]

Хотя отряды действовали пока самостоятельно, разговоры об объединении очень часто возникали среди партизан.

Чтобы решить этот вопрос окончательно, Федор Илларионович в январе пригласил всех командиров и комиссаров соседних отрядов к себе. В лесу, в тесной землянке, собрались А. И, Ахрименко, И. М. Мельник, С. Г. Елисеев, Т. Т. Жулего, С. В. Маханько и другие. Совещались недолго.

— Надо кончать нам с разобщенностью, — сказал Павловский. — Все вы, наверное, читали о дальневосточных партизанах, что в гражданскую войну против японцев и белых дрались. У них там были бригады. Вот и нам надо бы свою бригаду создать. Иначе немцы разобьют нас поодиночке...

— Правильно, — согласились все.

— Бригада — это здорово, — сказал командир молодежного отряда С. А. Прокопчик. — Само название звучит внушительно. Заставит гитлеровцев призадуматься. Цель у нас одна — бить фашистов, не давать им покоя на советской земле. Для этого большая сила нужна. Бригада и будет такой силой. Командиром предлагаю Федора Илларионовича Павловского — он и старше нас, и опытнее. Недаром первым из белорусских партизан стал Героем Советского Союза.

На том и порешили.

— А комиссаром бригады, я полагаю, надо утвердить товарища Маханько. Мы знаем его не первый год по работе в райкоме партии. И в нашем отряде он показал себя хорошим организатором. Согласны вы со мной? — обратился Павловский к участникам совещания.

— Согласны. Пусть Семен Васильевич Маханько будет комиссаром.

Теперь, когда отряды объединились под общим командованием, появилась возможность значительно расширить район боевых действий, осуществлять более крупные операции.

Для начала Федор Илларионович Павловский и Семен Васильевич Маханько решили провести давно задуманный ими рейд по населенным пунктам в междуречье Иппы, Птичи и Случи. Главный удар предполагалось нанести по вражескому гарнизону, расположенному в Копаткевичах. [114] Там находились довольно крупные продовольственные склады оккупантов.

План рейда был всесторонне обсужден на совещании командиров. В ходе обсуждения выяснилось, что деревню Ветчин, Житковичского района, гитлеровцы тоже превратили в опорный пункт.

— С разгрома ветчинского гарнизона и начнем, — сказал Павловский, — это будет вроде экзамена перед нападением на Копаткевичи.

В ночь на 11 января партизаны выступили в поход. Шли целиной, по глубокому снегу. Но заглядывать в карту не было необходимости. Многие еще до войны вдоль и поперек исходили эту местность.

У деревни Поречье партизаны встретили большой вражеский обоз. Внезапным налетом они перебили охрану и захватили все подводы с продовольствием. Во второй половине дня 12 апреля отряд Павловского остановился в лесу, в нескольких километрах от деревни Ветчин. Через некоторое время Федору Илларионовичу доложили, что здесь неподалеку расположился А. И. Далидович со своими бойцами. Павловский немедленно разыскал его и договорился о совместных действиях.

Как только стемнело, партизаны атаковали деревню Ветчин одновременно с двух направлений. Застигнутые врасплох, гитлеровцы не смогли оказать организованного сопротивления. После непродолжительного боя они бросились из деревни, но попали под пулеметный огонь заранее выставленных партизанских засад. Около пятидесяти вражеских солдат и офицеров были уничтожены, а остальные сдались в плен. Ветчинский гарнизон закончил свое существование.

Рейд продолжался. Двигаясь к Копаткевичам, партизаны совершали налеты на управы, созданные оккупантами в деревнях и селах, громили полицейские гарнизоны. В Новоселках и Филипповичах были схвачены несколько предателей Родины, помогавших фашистам грабить население. Изменники получили по заслугам.

Неподалеку от Копаткевичей партизаны снова остановились. Павловский созвал Военный совет командиров, чтобы обсудить детали предстоящей операции. Одновременно он послал в поселок разведчиков во главе с бывшим председателем Копаткевичского райисполкома А. Т. Михайловским. Они должны были уточнить численность [115] и вооружение гарнизона, порядок и время смены часовых.

— Основной удар предлагаю нанести со стороны Птичи силами двух отрядов, — сказал на совещании Федор Илларионович. — За рекой, как вы знаете, местность болотистая. Там и зимой нелегко пройти. Оккупанты, надо полагать, не ожидают нападения отсюда. Вот и воспользуемся этим. Возьмем проводников из местных жителей и пройдем. Товарищам Мельнику и Маханько поручаю, пока есть время, хорошенько продумать, как лучше провести людей через болота. Пойдем ночью, в темноте всякое может случиться...

— Сделаем, Федор Илларионович, — отозвался Маханько.

— Далее нужно, — продолжал Павловский, — перекрыть все выходы из поселка, выставить засады. Эту задачу возлагаю на вас, товарищ Далидович. Всем ясен план действий?

— Ясно, товарищ командир... — послышались голоса.

Погода стояла «партизанская». Дул сильный ветер, мела поземка.

В два часа ночи отряды И. М. Мельника и А. Е. Попруги под общим командованием Маханько благополучно переправились через Птичь. На выходящей к реке улице поселка часовых не было. Гитлеровцы подняли тревогу, когда партизаны появились уже в центре Копаткевичей. Поздно они спохватились. В окна бургомистрата и соседних домов, в которых, по данным разведки, размещались главные силы гарнизона, полетели гранаты. Завязалась перестрелка. Фашисты и полицейские начали отходить на южную окраину поселка, надеясь пробиться к железной дороге Житковичи — Клинковичи. Но там их встретили огнем бойцы отряда Далидовича. Бой продолжался несколько часов. Лишь немногим оккупантам удалось спастись бегством. Они потеряли свыше шестидесяти солдат и офицеров.

На рассвете партизаны вскрыли захваченные склады. В них оказалось более тысячи тонн зерна, несколько десятков тонн мяса и сливочного масла, около десяти бочек меда. Значительную часть захваченных трофеев партизаны роздали местным жителям, а остальное продовольствие погрузили на подводы и перевезли на свою основную базу. [116]

В тот же день был сформирован еще один партизанский отряд — Копаткевичский. Его возглавил А. Т. Михайловский, хорошо знакомый жителям поселка и района.

После разгрома копаткевичского гарнизона отряды, продолжая рейд, повернули на северо-восток. Теперь в них насчитывалось свыше тысячи трехсот бойцов, в том числе девяносто пять коммунистов и сто двадцать девять комсомольцев. Это была уже по-настоящему грозная сила.

На пути в Октябрьский район, куда двигалась объединенная группа Ф. И. Павловского, встретился еще один вражеский гарнизон — в районном центре Озаричи. Этот поселок представлял собой как бы перевалочный пункт, куда оккупанты свозили награбленное у населения продовольствие перед отправкой его в Германию.

Партизанские разведчики точно установили, что в Озаричах находились семьдесят хорошо вооруженных вражеских солдат и полицейских. Командовал этой бандой грабителей немецкий капитан. Кроме того, небольшой гарнизон, насчитывавший пятнадцать — двадцать человек, располагался в деревне Волосовичи, неподалеку от районного центра.

В ночь на 17 февраля штурмовая группа партизан во главе с Федором Илларионовичем Павловским ворвалась в Волосовичи. Из всего вражеского гарнизона удалось спастись лишь двоим, остальные были уничтожены. Под утро главные силы партизан нагрянули в Озаричи. Потеряв около сорока солдат, гитлеровцы вынуждены были оставить районный центр. На захваченных у них складах оказалось более восьмисот пятидесяти тонн зерна и много другого продовольствия.

Партизаны разгромили неприятельский гарнизон и на железнодорожной станции Муляровка. Там было уничтожено около тридцати гитлеровцев.

В конце февраля отряды возвратились на свои основные базы. За время непродолжительного рейда они очистили от оккупантов пять районов: Октябрьский, Глусский, Копаткевичский, Домановичский и Паричский. Образовалась новая партизанская зона с центром в поселке Рудобелка. Здесь были восстановлены органы Советской власти, открылись школы. Возобновив учебу, ребята в то же время оказывали большую помощь партизанам. Под руководством таких учителей, как Мария [117] Мартинович, они собирали оружие, ходили иногда в разведку.

Партийные организации отрядов развернули среди населения широкую агитационно-пропагандистскую работу. Партизанский радист Петр Артемьев регулярно принимал сводки Советского Информбюро, а ученики — старшеклассники переписывали их и разносили по деревням. Агитаторы из отрядов часто проводили беседы с крестьянами, рассказывали о положении на фронтах, о нараставшей силе ударов Красной Армии по врагу, о героических тружениках советского тыла. На вооруженную борьбу с оккупантами поднимались все новые и новые слои населения. Партизанские отряды продолжали расти. Повышалась и их боевая активность.

Немецко-фашистские оккупационные власти в Пинске, Мозыре и Калинковичах стали стягивать к границам партизанской зоны крупные воинские части, главным образом эсэсовцев. В конце марта каратели перешли в наступление. Они стремились выбить отряды партизан из Октябрьского и Любанского районов, загнать их в незамерзающие лесные болота. Семь дней продолжались ожесточенные бои. Не считаясь с потерями, гитлеровцы не ослабляли натиска. Но им не удалось окружить и уничтожить партизан. Отряды хотя и отступили под напором превосходящего противника, но сохранили свои силы и на время ушли в глубь леса.

С яростью диких зверей обрушились оккупанты на жителей Октябрьского района. Они расстреливали женщин, детей и стариков, сжигали целые деревни. Только за первые четыре дня апреля фашистские палачи замучили и расстреляли почти пять тысяч ни в чем неповинных крестьян. В клуб Рудобельского спиртозавода эсэсовцы загнали двести сорок стариков, женщин и малолетних детей. Закрыв двери, они облили здание бензином и подожгли его. Тех, кто пытался выпрыгнуть в окна, гитлеровцы тут же расстреляли из автоматов и пулеметов. Такие же зверства учинили они в Карпиловке, Ковалях, Лавстыках и других населенных пунктах. На территории района было сожжено тридцать деревень.

Партизаны, конечно, не отсиживались в лесу. Они непрерывно производили внезапные налеты на карателей, как могли, защищали мирное население от варварского истребления. Однако оккупанты имели пока огромный [118] перевес в живой силе и технике. Вести с ними открытые бои было просто невозможно.

4 апреля эсэсовские части, завершив свой кровавый поход, покинули территорию Октябрьского и Любанского районов. Уничтожив оставленные ими полицейские гарнизоны, партизаны вновь стали хозяевами зоны. И с тех пор до самого прихода Красной Армии они удерживали ее в своих руках, хотя каратели еще не раз пытались разгромить наши отряды.

Объединение партизан Октябрьского района послужило хорошим примером. На заседании бюро. ЦК Компартии Белоруссии, состоявшемся в первых числах апреля 1942 года, было решено форсировать создание партизанских бригад на временно оккупированной территории республики.

Для оказания практической помощи подпольным центрам в формировании партизанских бригад Центральный Комитет Компартии Белоруссии направил в тыл немецко-фашистских войск своих представителей — секретарей ЦК И. П. Ганенко, Н. Е. Авхимовича, члена штаба В. Р. Романова, секретарей ЦК ЛКСМБ М. В. Зимянина, К. Т. Мазурова, ответственных работников Витебского обкома партии Я. А. Жилянина, И. Б. Позднякова, И. Н. Рябцева, секретаря обкома комсомола В. И. Лузгина и других.

12 апреля объединились отряды Суражского района, которыми командовали М. Ф. Шмырев, рабочий Новского стеклозавода А. П. Дик, Д. Ф. Райцев и М. Ф. Бирюлин. Новое формирование стало называться 1-й Белорусской партизанской бригадой. Командиром бригады был назначен Минай Филиппович Шмырев, комиссаром — Ричард Владиславович Шкредо, а начальником штаба — кадровый офицер Красной Армии Яков Захарович Захаров.

1-й Белорусской бригаде ЦК Компартии доверил охрану и оборону «Суражских ворот». И она, взаимодействуя с частями Красной Армии, успешно справлялась с этой трудной и ответственной задачей в течение нескольких месяцев. Бригада непрерывно пополнялась. Жители Суражского района вливались в ее состав целыми семьями.

Из бойцов и командиров, прошедших суровую школу борьбы, Витебский обком партии создавал инициативные [119] группы, которые направлялись в районы для формирования новых отрядов. Одна из таких групп, возглавляемая бывшим директором МТС С. Т. Вороновым, уже через три месяца пребывания в Полоцком районе выросла в крупный отряд, который в дальнейшем стал бригадой имени Кутузова. На базе другой группы вскоре была сформирована Особая диверсионная бригада.

Всего на территории Витебской области летом 1942 года действовало семнадцать партизанских бригад. Об одной из них, которой командовал Константин Сергеевич Заслонов, хочется рассказать подробнее.

История бригады «Дяди Кости» поистине легендарна. Еще осенью 1941 года, вскоре после эвакуации из Орши, Константин Сергеевич обратился в ЦК ВКП (б) с заявлением.

«Наша страна в огне, — писал он, — жизнь требует, чтобы каждый гражданин, в ком бьется сердце патриота, кто дышит и хочет дышать здоровым советским воздухом, стал бы на защиту нашей Родины. Я, начальник паровозного депо Орша Западной железной дороги Заслонов Константин Сергеевич, прошу Вашего разрешения организовать мне партизанский отряд и действовать в районе от Ярцева до Барановичей в полосе железнодорожных линий, станций и других железнодорожных сооружений. Временно прошу двадцать — двадцать пять человек отборных «орлов» — храбрых паровозников, умеющих держать в своих руках не только тысячерублевую ручку-регулятор, но и пулемет, владеющих артиллерийским делом, танком, автомашиной, мотоциклом и связью.

Я Вас заверяю от имени храбрых из храбрых, просящих меня передать Вам, что клятву партизан, присягу — выдержим с честью. Если Вы разрешите организовать, то в мой отряд войдут не те люди, которые о войне только предполагают и мысленно воображают о крови, о трупах, о разбитых черепах и всех видах машин у страшных переправ, подобно Соловьевской на Днепре или Березинской у Борисова; будут подобраны, и они, по существу, уже подобрались, которые все это видели, все это пережили, будут подобраны, и они уже подобрались, которые уже учинили вред гадине, лоб в лоб встречались с бандитами и уходили победителями...»

Центральный Комитет ВКП (б) удовлетворил просьбу патриота. Мы, в свою очередь, посоветовали ему сразу [120] по прибытии в Оршу связаться с коммунистами, оставленными там для подпольной работы.

На рассвете 1 октября 1941 года организаторская партизанская группа Заслонова переправилась за линию фронта. В ней насчитывалось двадцать человек: семнадцать оршанских паровозников, два товарища из управления дороги и медицинская сестра. Заместителем командира был назначен старый друг и помощник Константина Сергеевича — Сергей Иванович Чебриков, а комиссаром — машинист Анатолий Андреев.

Сразу за линией фронта начались неприятности. Несколько человек погибло в стычках с врагом, некоторые обморозились и были вынуждены остаться в уже действовавших партизанских отрядах. До Орши добрались лишь пятеро.

Гитлеровцы встретили К. С. Заслонова с враждебной подозрительностью. Они уже знали, что до войны Константин Сергеевич был передовым инженером, а такие, разумеется, не могли «честно» работать на них. Но оккупанты очень нуждались в русском специалисте, который возглавил бы паровозные бригады. А Заслонов как раз подходил на эту должность: спокойный, уравновешенный, пользуется среди рабочих большим авторитетом. Поэтому гестаповцы, хотя и неохотно, но назначили его начальником русских паровозных бригад. Устроились работать в депо и другие прибывшие с ним подпольщики.

И вот через некоторое время в Витебский обком партии начали поступать первые сведения о диверсиях оршанских подпольщиков. Используя принесенную с собой взрывчатку, которую прятали в соседних деревнях, они наладили производство диверсионных мин, по виду очень похожих на обычные куски каменного угля. Этим делом занимались комсомольцы Тима Докутович, Женя Коржень, Витя Марчан и другие молодые рабочие депо. При засыпке угля в тендеры подпольщики незаметно подбрасывали в него мины. В пути «самоделки» попадали в топки, и паровозы взрывались. Так происходило почти ежедневно. Только за пять месяцев — с ноября 1941 по февраль 1942 года — было выведено из строя более ста пятидесяти паровозов. На железных дорогах все время образовывались пробки.

Заслоновцы устраивали и другие диверсии. Однажды перед налетом советской авиации на Оршанский узел [121] Константин Сергеевич установил в дымоходной трубе паровоза зажженную карбидную лампу. Лучшего ориентира не придумаешь. Бомбы, сброшенные нашими летчиками, угодили в самый центр скопления железнодорожных эшелонов и в расположенную поблизости солдатскую казарму. Нередко в паровозные и вагонные буксы «случайно» попадал песок вместо масла. И опять вынужденные остановки, простои эшелонов. Все это являлось действенной помощью Красной Армии.

Непрекращающиеся диверсии бесили гитлеровцев. Они начинали догадываться, что в Орше действует тщательно замаскированное советское подполье. Подозревали и Заслонова, установили за ним слежку. Восемь раз допрашивали Константина Сергеевича в гестапо о причинах диверсий, но всякий раз он умело отводил от себя подозрения.

В конце февраля над подпольщиками нависла опасность провала. Гестаповцам удалось обнаружить в угле самодельную мину.

Чтобы избежать ареста и продолжать борьбу с оккупантами, Константин Сергеевич вместе с группой подпольщиков ушел в лес. Небольшой партизанский отряд, который он возглавил, развернул активную боевую деятельность. За короткий срок заслоновцы уничтожили около десяти продовольственных складов. Они смело нападали на немецкие гарнизоны, расположенные в селах близ Орши, организовывали крушения железнодорожных эшелонов.

В Орше и окрестных населенных пунктах появились объявления: «Кто укажет местонахождение Заслонова или доставит его живым или мертвым, получит вознаграждение — тридцать тысяч марок». Однако никто из жителей не польстился на гестаповскую приманку. Наоборот, население стало еще больше оберегать партизан от фашистских ищеек и карателей. Набираясь сил, отряд Заслонова становился грозой для врагов.

Вот несколько лаконичных записей, сделанных рукой Константина Сергеевича Заслонова в отрядном дневнике боевых действий:

«21/V (1942 г.). Минирован путь и пущен под откос поезд на перегоне Стайки — Богушевск, 51 км. Разбито большое количество вагонов; движение было прервано на 33 часа. [122]

4/VI. 52 км. Перегон Стайки — Богушевск, взорван жел.-дор. мост по нечетному пути.

8/VI. Перегон Стайки — Богушевск, пущен под откос поезд путем минирования на 52 км; загромождены оба пути.

11/VI. Перегон Погост — Коханово, пущен (под откос) поезд, очень большое число солдат убито и ранено. Движение было закрыто 18 часов...

В ночь 28–30/VI разбит немецкий гарнизон в имении Мошково, убито 85 гитлеровцев, ликвидирована вся управа. Операцией руководил командир первого отряда младший лейтенант т. Комлев...

2/VII. На лагерь отряда Комлева гитлеровцы организовали внезапное нападение; в результате внезапности убито 5 моих партизан. Мы уничтожили 16 гитлеровцев...

Ночью 9–10/VII организован бой в Кудельской волуправе. Уничтожены 6 полицейских и 2 гитлеровца-офицера: помощник полевого коменданта г. Орша Отто Голонд из Гамбурга... и Яков Фитен из Кёльна... Руководил операцией командир Лущин.

Ночью 10–11/VII разгромили Холмскую волуправу, Дубровинского района, уничтожили 5 полицейских и нач. полиции. Операцией руководил командир Лущин.

Ночь 12–13/VII. На перегоне Хлусово — Хлюстино, против Андриановской будки, пущен (под откос) поезд нечетного направления; было громадное крушение, в составе были орудия, автомашины и 5 вагонов дегазаторов. Движение было прервано на 21 час. Операцию произвела группа Позняк.

Ночь 14–15/VII. Группа Шикина пустила (под откос) два поезда около самой станции Хлюстино со стороны Москвы.

15/VII. Истреблено в открытом бою при нападении на немецкий лагерь 17 гитлеровцев и уничтожен 1 мотоцикл...»

В то трудное для страны время повсюду можно было услышать призыв: не дадим врагу покоя ни днем ни ночью! Именно так и поступали заслоновцы. Искать врага и уничтожать его беспощадно — вот сейчас главная цель нашей жизни! Эти слова звучали как клятва.

15 июля 1942 года по решению ЦК Компартии Белоруссии и Витебского обкома партии партизанский отряд К. С. Заслонова был преобразован в бригаду. Она [123] насчитывала теперь почти тысячу бойцов. Первыми боевыми помощниками Константина Сергеевича стали комиссар Л. И. Селицкий и начальник штаба П. П. Лимаев.

Бригаде сразу же пришлось вступить в тяжелые бои с карателями. Как видно, гитлеровцы не оставляли надежды схватить бывшего начальника русских паровозных бригад, разгромить партизанский отряд, завоевавший широкую боевую славу.

Первый крупный бой с карателями выпал на долю отряда Бойко. В атаку на партизанский лагерь шло около двух тысяч гитлеровцев. Как только об этом доложили К. С. Заслонову, он объявил боевую тревогу и повел бригаду на помощь соседям. Девять часов продолжался ожесточенный бой. Потеряв почти триста своих солдат и офицеров, каратели вынуждены были отступить.

Вскоре разгорелся бой в районе Бабиновичи, Красное, Любовичи. В этот раз фашистам удалось окружить бригаду Заслонова. Казалось, люди не выдержат бешеного натиска превосходящих сил карателей. Но они выстояли. А на пятые сутки сумели пробить брешь во вражеском кольце. И, как всегда, К. С. Заслонов был в первых рядах, личным примером вдохновляя бойцов-партизан на разгром оккупантов.

25 августа бригада вышла из окружения. Вот что сообщал тогда Константин Сергеевич Центральному Комитету Компартии Белоруссии и Витебскому обкому партии.

«Пять дней держал бой... В бою уничтожено более 1000 немцев. Сконцентрированы были все рода войск — 4 бронепоезда на станциях Красное и Шуховцы, артиллерия в деревнях Рудня, Горбово, Озерище, Волково, бронемашины и танки, пехота и лазутчики-автоматчики. Бой проходил 17, 18, 19, 20 и 21 августа... 25 августа из тяжелого окружения вывел».

Незадолго до этого боя Константин Сергеевич подал в первичную партийную организацию партизанского отряда «Бесстрашный» заявление о приеме кандидатом в члены ВКП(б). Разбиралось оно на партийном собрания в конце августа. Горячо и восторженно говорили о Заслонове коммунисты «Бесстрашного».

— Я знаю товарища Заслонова как храброго командира созданной им бригады, — заявил член партии Невядомский. — Константина Сергеевича любят не только [124] его бойцы. Он пользуется всеобщей любовью и уважением среди белорусских партизан. Предлагаю: как настоящего советского патриота, принять товарища Заслонова Константина Сергеевича кандидатом в члены партии.

Коммунисты единодушно поддержали предложение Невядомского. 2 сентября Богушевский подпольный райком Компартии Белоруссии утвердил решение первичной парторганизации.

Константин Сергеевич Заслонов старался своими делами оправдать высокое звание коммуниста. Даже в самые трудные дни боев с карателями — а их было летом и осенью 1942 года более десяти — по заданию комбрига почти ежедневно совершались диверсии на железной и шоссейной дорогах. С 15 июня по 25 октября партизаны бригады пустили под откос шестьдесят четыре железнодорожных эшелона, вывели из строя семьдесят шесть автомашин. В октябре заслоновцы совершили смелый рейд по тылам противника. Они прошли с боями по многим районам Витебской и Смоленской областей, громя на своем пути воинские гарнизоны и комендатуры оккупантов.

В период, когда бригада совершала рейд, Центральный Комитет Компартии Белоруссии принял решение — возложить на К. С. Заслонова командование всеми партизанскими силами Оршанской зоны. 5 ноября, сдав бригаду комиссару Л. И. Селицкому, Константин Сергеевич приступил к новым обязанностям.

В то время заслоновцы уже возвратились на зимнюю базу — в Сениенский район. Штаб бригады расположился в деревне Куповать. Здесь же находилось и командование партизанскими силами Оршанской зоны.

Немецко-фашистские оккупанты направили в Сенненский район новую крупную карательную экспедицию. Утром 13 ноября в деревни Кузьмино, Серкута и Утрилово, расположенные в нескольких километрах от Куповати, прибыли первые вражеские батальоны. В конце дня подошли новые силы.

Константин Сергеевич проводил совещание командиров отрядов, когда ему доложили о концентрации гитлеровских войск.

— Ну что ж, встретим непрошеных гостей как полагается, — сказал он и тут же распорядился организовать [125] засады на опушке леса напротив Кузьмино и Утрилово. — Сегодня немцы вряд ли полезут на нас, — словно размышляя вслух, продолжал Заслонов. — Скоро станет совсем темно. А к утру надо что-то придумать. Основной удар нанесем из леса. Это вернее и безопаснее. В Куповати оставим небольшой отряд. Я сам буду им командовать.

Ночь прошла спокойно. В 9 часов утра находившиеся в Кузьмине гитлеровцы открыли по Куповати минометный огонь и двинулись в атаку. Партизаны встретили их дружной стрельбой из засад и заставили отойти на исходные позиции. В 12 часов дня каратели возобновили наступление более крупными силами и им удалось подойти к деревне Куповать.

Константин Сергеевич ввел в бой остальные отряды бригады. Однако гитлеровцы, несмотря на большие потери, продолжали продвигаться вперед. Среди оборонявших деревню партизан появились первые убитые и раненые. Вот упал на землю адъютант Заслонова оршанский комсомолец Женя Коржень. Константин Сергеевич бережно поднял его на руки и понес в укрытие. При возвращении на командный пункт он сам был сражен вражеской пулей.

Еще ничего не зная о случившемся, я подписал вечером 14 ноября радиограмму, в которой просил К. С. Заслонова прибыть в ЦК Компартии с докладом о положении в Оршанской зоне. И вот на следующий день пришел печальный ответ.

«14 ноября 1942 года, — сообщало командование бригады, — в деревне Куповать, Алексеничского сельсовета, Сенненского района, было 27 партизан и сам товарищ Заслонов. Утром этого дня нам стало известно, что движется немецкий карательный отряд в составе батальона... В 12 часов дня (каратели) открыли огонь по партизанам. Яростно дрались партизаны с немцами. Убито 150 немцев, и, по рассказам населения, немцы увезли 7 подвод тяжелораненых. Потери партизан — 6 убито, 6 ранено. В бою героически погиб комбриг Заслонов Константин Сергеевич, 1909 года рождения, орденоносец (награжден орденом Ленина). Бой длился 4 часа».

Гибель К. С. Заслонова явилась тяжелой утратой не только для партизан Оршанской зоны. Весь белорусский народ был горько опечален безвременной смертью своего сына-героя. [126]

Десятки песен сложено о К. С. Заслонове. Одна из них стала своего рода боевым гимном оршанских партизан. Она призывно звучала во всех походах.

Возле Орши роща небольшая.
Там не раз отряд наш проходил.
Командиром этого отряда
Всем известный дядя Костя был...
Он в сраженьях вырастил бригаду,
Презирал свинцовую пургу.
Сам ходил с бойцами он в засаду,
Возглавлял удары по врагу...
Мы громили вражьи гарнизоны —
Каждый бил врага наверняка.
Под откос пускали эшелоны,
В бой вела нас твердая рука.
Наш бесстрашный командир Заслонов,
Никогда не дрогнувший в бою,
За страну, за счастье миллионов
Отдал жизнь прекрасную свою...
Не кукушка плачется, тоскуя
По дремучим витебским лесам, —
Это песня слышится, какую
Он любил насвистывать и сам...
Мы ее под пулями певали,
Проходя по топям и воде.
Мы врагов в сраженьях не считали,
Только жадно спрашивали: «Где?»...

Славный командир бригады «Дяди Кости» навсегда вошел в историю Великой Отечественной войны. 7 марта 1943 года Константину Сергеевичу Заслонову по представлению ЦК Компартии и Правительства Белоруссии было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

На опыте партизанской борьбы в Витебской, Полесской и других областях республики, на примере боевых действий 1-й и 2-й Белорусских бригад, бригады К. С. Заслонова и других частей мы все больше убеждались, что объединение отрядов — дело крайне необходимое. Вот почему от всех руководителей подпольных партийных центров и уполномоченных ЦК мы требовали всячески содействовать этому.

Вспоминается еще одно событие первой половины 1942 года, имевшее немаловажное значение для дальнейшего развития партизанского движения в Белоруссии. Это — утверждение Центральным Комитетом Компартии Белоруссии единого текста партизанской присяги. [127]

Правда, и раньше каждый человек, вступая в отряд, клятвенно обещал самоотверженно бороться за освобождение родной земли, быть дисциплинированным, хранить военную тайну и беспрекословно выполнять приказы. Лишь немногие командиры обходились без торжественных клятв. Они рассуждали просто: бери в руки оружие и бей врага.

Откровенно говоря, мы тоже вначале не придавали присяге большого значения: было не до нее. Но вот однажды — это было ранней весной 1942 года — секретарь Витебского обкома партии И. А. Стулов в беседе со мной сказал:

— Не мешало бы подумать, Петр Захарович, о едином тексте торжественной клятвы для всех партизан Белоруссии. В этом деле у нас полная неразбериха. Военная присяга нам вроде не подходит, а своей, партизанской, пока нет. Вот и приходится командирам заниматься самодеятельностью...

— А что конкретно вы предлагаете?

— Не я, а командиры отрядов предлагают. Говорят — нужна присяга. Такая, в которой говорилось бы о задачах и конечной цели партизанской борьбы в Белоруссии, о моральных качествах народного мстителя. По-моему, торжественная клятва еще выше поднимет боевой дух партизан, поможет укреплению воинской дисциплины в отрядах. А нам нужно об этом заботиться. Воевать-то, видно, долго придется...

— Что ж, предложение дельное, — согласился я со Стуловым. — Подключим к этому делу Тимофея Сазоновича Горбунова — это по его части. Может быть, еще Николая Ефремовича Авхимовича, Иосифа Ивановича Рыжикова?.. Будем готовить вопрос для обсуждения на очередном заседании бюро Цека.

Витебские товарищи представили проект партизанской присяги. На его доработку ушло несколько дней. А 12 мая 1942 года Центральный Комитет Компартии Белоруссии утвердил текст «Присяги белорусского партизана»:

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, верный сын героического белорусского народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до тех [128] пор, пока родная белорусская земля не будет очищена от немецко-фашистской нечисти.

Я клянусь строго и неуклонно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать военную дисциплину и хранить военную тайну.

Я клянусь за сожженные города и деревни, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко отомстить врагу и, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать немецких оккупантов.

Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать скорейшему и окончательному разгрому кровавого фашизма.

Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.

Слова моей священной клятвы, сказанные перед моими товарищами партизанами, я скрепляю собственноручной подписью и от этой клятвы не отступлю никогда.

Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью от рук своих товарищей».

В решении ЦК указывалось, что принятие присяги должно производиться непременно в торжественной обстановке. Подпольным партийным комитетам и партийным центрам, уполномоченным ЦК Компартии по партизанскому движению и всем коммунистам предлагалось доходчиво разъяснять всем бойцам смысл и значение партизанской клятвы.

Спустя несколько дней за линию фронта была переправлена первая партия листовок с текстом «Присяги белорусского партизана». В бригадах и отрядах начался прием торжественной клятвы. Каждый советский патриот перед лицом товарищей, на митинге, торжественно обещал Родине не жалеть ни сил, ни самой жизни для дела освобождения своего народа от фашистских захватчиков и палачей, не складывать оружия до тех пор, пока родная белорусская земля не станет свободной. Свою клятву он обязательно скреплял подписью.

Первыми приняли присягу командиры и комиссары — партизанские вожаки. [129]