Годен к нестроевой

В первой половине июля 1941 года секретарей ЦК Компартии Белоруссии Владимира Никифоровича Малина, Ивана Петровича Ганенко, Василия Сергеевича Власова, Владимира Георгиевича Ванеева, меня и некоторых других товарищей вызвали в штаб фронта.

— С сегодняшнего дня, — объявили нам, — вы мобилизованы в Красную Армию. Вот приказ о назначении. Получайте предписания и немедленно отправляйтесь к месту службы.

Так нежданно-негаданно я стал членом Военного совета 21-й армии, которая в то время вела тяжелые оборонительные бои на последнем кусочке белорусской земли. В тот же день представился командующему армией генерал-лейтенанту М. Г. Ефремову.

— Мне уже звонили о вас из штаба фронта, — сказал Михаил Григорьевич, здороваясь. — Рад, что будем работать вместе. — И сразу же перешел к делу: — Вам придется заняться наведением порядка в армейских тылах. Со снабжением у нас неважно. Приходится в основном использовать местные ресурсы. Полагаю, вам, как секретарю ЦК республики, это хорошо известно. Вот и действуйте. Но сначала я посоветовал бы ознакомиться с войсками. Жаль, нет сейчас члена Военного совета Колонина, только что уехал в корпус Петровского. Он бы быстро ввел вас в курс дела. Ну ничего, еще познакомитесь.

— Боюсь, что поначалу трудно мне будет, — сказал я. — Человек я сугубо гражданский, в армии служил давно и к тому же рядовым красноармейцем. А тут сразу членом Военного совета...

— Трудно? — сощурив глаза, спросил командующий и улыбнулся. — Не спорю, трудностей хватит. Но вы напрасно прибедняетесь. Ведь и в армии главное — работа с людьми, а у вас в этом деле опыт громадный.

— А как же с организацией партизанской борьбы? — поинтересовался я. [81]

Немного подумав, Михаил Григорьевич сказал:

— Вероятно, вам придется пока и этим заниматься. А потом видно будет. Слышал я, что при штабе фронта собираются создать специальную группу для руководства партизанским движением.

Вечером в штаб армии возвратился первый член Военного совета дивизионный комиссар С. Колонии. Рассказав об обстановке на фронте, он отметил, что части армий очень нуждаются в людях и боевой технике.

— Побываете в войсках, сами увидите, — заключил Колонин.

На следующий день я выехал в район Славгорода, где оборонялся стрелковый корпус генерала В. С. Попова. Потом побывал у танкистов генерала К. Н. Галицкого и в ряде других соединений. Обстановка всюду была сложная: не хватало вооружения, почти не осталось танков. Питались люди тоже неважно. Словом, забот на мои плечи легло очень много.

Но поскольку я оставался и вторым секретарем Центрального Комитета Компартии Белоруссии, то время от времени мне, с разрешения командующего армией, приходилось отлучаться в ЦК. Там я помогал товарищам формировать и отправлять за линию фронта организаторские партизанские группы, отбирать коммунистов и комсомольцев для подпольной работы в тылу врага. Чаще всего работал по ночам, а на рассвете, почти не отдохнув, отправлялся на фронт в передовые части. С 18 августа, когда немецко-фашистские танковые соединения прорвали оборону нашей армии на стыке 28-го стрелкового и 25-го механизированного корпусов, я полностью переключился на военную работу.

Начались тяжелые бои в районе Гомеля. Они продолжались непрерывно, днем и ночью, вплоть до вечера 21 августа. Части армии и ополченцы героически обороняли каждую улицу, каждый дом. Все это время я, как и многие другие работники штаба армии, находился на переднем крае. Решалась судьба последнего областного центра Белоруссии.

Это был первый бой, в котором я принимал непосредственное участие. Адский грохот сначала оглушил меня. Казалось, не было ни одного метра земли, где бы ни взрывались снаряды и мины. Но постепенно я стал привыкать к этой безудержной пляске смерти. Ощущение [82] страха исчезло. Когда я, пробыв день в подразделениях, вернулся ночью на КП армии, дивизионный комиссар Колонин в шутку сказал:

— Вот и вы, товарищ Калинин, приняли боевое крещение. Теперь, надеюсь, не будете говорить, что вы — человек сугубо гражданский.

Вечером 21 августа части армии оставили Гомель и отошли к Ново-Белице. Бой продолжался и ночью. Там я был тяжело ранен и контужен.

* * *

21-я армия отходила на юго-восток. Полевой госпиталь, в котором я оказался, был все время «на колесах», кочуя из одного населенного пункта в другой. Здесь производились лишь самые неотложные операции. Большинство раненых эвакуировали в глубокий тыл.

Меня почему-то не отправляли в стационарный госпиталь. Видимо, я был очень плох: часто терял сознание, особенно во время передвижения, голова раскалывалась от мучительной боли.

В начале сентября меня на санитарном самолете перевезли наконец в Московский коммунистический госпиталь. Недели две мое состояние оставалось крайне тяжелым. Потом постепенно дело пошло на поправку.

В первых числах октября мне предоставили отпуск до окончательного выздоровления. Приехала жена, и мы отправились с ней в Саратовскую область, где она жила в эвакуации.

— К строевой службе вы уже не годны, — сказал на прощание главный врач госпиталя. — О возвращении на фронт нечего и думать. До ноября поживете дома, а потом явитесь в Главное политуправление. Пусть там решают, куда вас направить.

Отпуск пролетел быстро. В Москву пришлось добираться сначала пароходом — до Горького, а затем на автомашине, которую мне удалось выпросить в Горьковском обкоме партии. Но в столице Главного политуправления не оказалось. Надо было ехать в Куйбышев.

На все эти мытарства ушло около недели.

— Почему опоздали? — строго спросил меня начальник отдела кадров. Потом подобрел, когда я рассказал ему о своем путешествии в Москву. [83]

Перелистав мое личное дело, он сказал:

— По заключению врачей, на фронт вам возвращаться пока «противопоказано». Тут написано: «Годен к нестроевой». Поезжайте-ка к Андрею Андреевичу Андрееву. Он найдет для вас работу.

Возглавлявший в Куйбышеве группу работников ЦК ВКП(б) А. А. Андреев принял меня в конце дня. Справившись о здоровье, семье, он сразу перешел к делу:

— Вам, товарищ Калинин, придется возглавить группу работников Цека Компартии Белоруссии. Она находится где-то в районе Горького. Будете руководить партизанским движением на оккупированной территории своей республики. Запомните: партизаны в тылу врага — это наш второй фронт. От них Красная Армия ждет большой помощи. Вам надо скорее выехать в Москву, а оттуда — на место. Кстати, у нас есть кое-какие материалы о белорусских партизанах. Возьмите их с собой, пригодятся.

Вскоре девушка-секретарь принесла тоненькую зеленую папку, со штампом канцелярии ЦК ВКП(б) в верхнем правом углу.

— Вот, получайте, — сказал А. А. Андреев. — Это докладная записка командира партизанского отряда Бумажкова. Там, в группе Цека, наверное, есть более свежие материалы о действиях партизан. Обязательно ознакомьтесь с ними.

— Хорошо, Андрей Андреевич. Это я сделаю. Но мне хотелось бы попросить вас кое о чем.

— Ну что ж, выкладывайте свою просьбу.

— Для связи с партизанами нам очень нужны рации. Помогите достать хотя бы десятка два...

— Здесь, к сожалению, у нас ничего нет, — ответил Андрей Андреевич. — Обратитесь в Наркомат обороны и в Народный комиссариат внутренних дел. Думаю, что не откажут. И радистов можете попросить. Я напишу товарищам, чтобы вам оказали содействие. А теперь счастливого пути. Выезжайте немедленно. Сейчас дорог каждый день.

Часа три я просидел на вокзале, дожидаясь поезда. Ехать пришлось долго, кружным путем, с несколькими пересадками. Поезд двигался медленно, по нескольку [84] часов простаивал даже на разъездах. Без задержки следовали лишь воинские эшелоны.

Лежа на жесткой полке вагона, я размышлял о предстоявшей работе. Партизанская борьба в тылу врага действительно становилась своего рода вторым фронтом. Но развертывалась она пока стихийно. Надо было решительно исправлять положение, подчинить действия всех отрядов и диверсионных групп единому плану, наносить не разрозненные, а массированные удары по фашистским тылам и резервам.

Следовало активизировать и партийное подполье. Товарищ Андреев был прав, когда говорил о необходимости широкой и целеустремленной массово-политической работы среди населения оккупированных районов. Значит, надо укрепить партийное подполье, улучшить руководство ими с Большой земли. Для этого нужны кадры. А где их возьмешь? Большинство партийных работников в армии, на фронте...

О многом передумал я за дорогу, и больше всего о родной многострадальной Белоруссии. Что делается теперь там, на оккупированной врагом территории? Скоро ли вызволим мы свой народ из фашистской неволи?

...Недели две я пробыл в Москве. Чуть ли не каждый день ходил в Наркомат обороны и в Народный комиссариат внутренних дел СССР, добиваясь, чтобы выдали рации для партизан. Но мои усилия пока не давали результата. Видно, работникам комиссариатов было сейчас не до меня. Под Москвой развернулось первое мощное наступление советских войск. [85]