На вооружении — опыт двух фронтов
В связи с передислокацией управления фронта член Военного совета Т. Ф. Штыков предложил мне поговорить со всеми работниками политуправления.
— Соблюдайте полную демократию, — пошутил он. — Едут с нами те, кто хочет из числа тех, кого мы хотим взять с собой.
Большинство товарищей отправлялись с нами. Исключение составляли лишь те, кто получил назначение в войска других фронтов.
Грузим в эшелоны самое необходимое. Готовится в дорогу и поезд-типография. С чем угодно, но с типографией на колесах мы не расстанемся!
Путь наш лежит в Карелию. Если бы по прямой, как в мирное время, доехали бы менее чем за сутки. Но сейчас значительный участок Кировской дороги в руках у врага. Едем кружным путем: на восток до Вологды, далее на север в направлении Архангельска, потом по достроенной уже в войну ветке на северо-запад от станции Обозерская до Сороки.
В дороге — разговоры о новых краях, где теперь будем воевать. Впрочем, новые они не для всех. Мы знаем, что К. А. Мерецков до войны командовал Ленинградским военным округом, в который входили войска, располагавшиеся и в Карелии, и в Мурманской области. Во время финского конфликта он возглавлял 7-ю армию, сражавшуюся на Карельском перешейке.
А я мог рассказать только о том, что касалось истории. Знаю, что Карелия и Мурман издавна входили в пределы новгородских земель и уже тогда русским доводилось тут драться. Племена карелов и вепсов, населявшие [149] эти места, испокон веков дружили с русскими и не раз искали у них защиты от иноземных завоевателей.
— Значит, и здесь будем идти по стопам Александра Невского? — удивляются мои собеседники. — Обязательно надо рассказать об этом солдатам.
В пути приняли по радио сообщение о награждении участников успешно проведенной Новгородско-Лужской операции. Приятно было услышать при этом и свою фамилию.
Военный совет, штаб и политуправление Карельского фронта дислоцировались в Беломорске. Город своеобразный. Приехали мы зимой, вокруг небольших деревянных домов все бело от снега, а там, где должны быть мостовые, громоздились груды льда — торосы. Это — замерзшие протоки. Город раскинулся на сорока островах у выхода Беломорско-Балтийского канала в Белое море.
Изучаем обстановку, в которой нам предстоит воевать. Местность во многом сходна с той, с которой мы имели дело на Волхове. Те же леса и болота. Но вдобавок — бесчисленные озера. Не зря Карелию величают страной сорока тысяч озер! В заросших лесом промежутках между озерами — камни, валуны, обломки скал. Так что дороги здесь прокладывать не легче, чем в районе Волхова.
Отличали Карельский фронт от Волховского огромные расстояния. К началу 1944 года общая протяженность всего советско-германского фронта от Баренцева до Черного моря составляла 4400 километров. Из этого расстояния на Карельский фронт приходилось более трети — 1560 километров.
Карельский фронт, которым до нашего приезда командовал генерал-полковник В. А. Фролов (теперь он стал заместителем К. А. Мерецкова), находился в обороне более двух с половиной лет. Но иная оборона стоит наступления. Фронт с честью справился со своей задачей. Фашистам так и не удалось захватить единственный советский незамерзающий порт на Севере — Мурманск. Это заслуга в первую очередь воинов 14-й армии и моряков Северного флота, сражавшихся рука об руку в сложнейших условиях Заполярья.
На Кандалакшском направлении столь же стойко оборонялась 19-я армия. Южнее — на ухтинско-кестеньгском — 26-я армия, на масельско-медвежьегорском и ребольско-ругозерском — 32-я. На левом фланге, отделенная [150] от остальных сил фронта Онежским озером, по реке Свирь оборонялась 7-я армия.
Несмотря на все усилия и потери, враг не достиг своей главной цели. В наших руках оставался не только Мурманск, но и северный участок Кировской железной дороги, связывавшей по-прежнему важнейший морской порт со страной. На юге, у Свири, противник так и не смог замкнуть второе кольцо вокруг Ленинграда. На Карельском фронте оказались участки, где наши войска ни на шаг не отошли от государственной границы. Воины фронта вместе с моряками Северного флота, Ладожской и Онежской флотилий в беспрерывных боях уничтожали противника на земле, на воде, в воздухе, Героизм и здесь был массовым. Карельский фронт внес весомый вклад в общее дело победы над врагом.
Зачем же нас прислали сюда? К. А. Мерецков, только что вернувшийся из Москвы, примерно так объяснил суть дела.
Карельский фронт геройски воевал в обороне. Командование фронта за годы боев отлично изучило особенности местности и противостоящие вражеские силы. Но командным кадрам не доводилось участвовать в наступательных операциях широкого масштаба. Конечно, они научатся этому. Но время поджимает. И нас прислали сюда, чтобы мы помогли командирам, штабам и политорганам быстрее овладеть опытом наступательных боев. Ставка учла, что Волховский фронт в последнее время успешно провел несколько больших наступательных операций. Решено было соединить воедино боевой опыт командования двух фронтов. Тем более воевать нам придется в условиях, во многом сходных с теми, к которым мы привыкли на Волхове.
— Словом, — заключил командующий, — на нашем вооружении теперь будет опыт двух фронтов. Большое дело. И теперь главная задача для всех нас — на основе этого объединенного опыта готовить войска к наступлению. Нацелить на это всю работу с людьми. Делать все умело, без шума, чтобы не насторожить противника.
Присутствовавший при разговоре Т. Ф. Штыков добавил:
— Всесторонне продумайте план действий. Главное — работа в войсках. Сразу же прикиньте, кто куда поедет.
Но прежде чем планировать работу, надо было решить организационный вопрос — из личного состава двух политуправлений сформировать один коллектив. [151]
Нечего скрывать, на решающие участки мне хотелось поставить своих, волховцев, людей, которых знал, с которыми уже сработался. Но ведь и среди карельских товарищей были деловые, во всех отношениях достойные работники. Все это мы учитывали, комплектуя отделы. Больше всего волховцев оказалось в отделах кадров, организационно-партийном и комсомольском. А вот в 7-м отделе ведущее место заняли «карелы», как в шутку зовем мы своих новых товарищей. Тому была серьезная причина. Если на Волхове нам противостояли гитлеровцы, то на Карельском фронте — и гитлеровцы, и финские фашисты, шюцкоровцы. Значит, в 7-м отделе нужны были работники, знающие и немецкий, и финский языки, знакомые с историей, культурой, обычаями финского народа, с порядками в финской армии. Во главе отдела остался Матвей Адольфович Суомолайнен, занимавший эту должность до нашего приезда. Он финн по национальности, опытный и инициативный политработник. Остаются на месте и его прежние сотрудники. В отделе пропаганды, пополненном волховцами, тоже есть товарищи из прежнего состава, в том числе начальник отдела полковник Платон Васильевич Саевич и старшие инструкторы — мои давние знакомые С. Л. Кирьянов и Г. Л. Прасолов.
Григорий Лаврентьевич Прасолов в свое время работал ответственным секретарем Куйбышевского райисполкома Москвы. Когда началась война, он отказался от брони и ушел на фронт. Здесь, в Карелии, сражался под Масельской, Кестеньгой, Кандалакшей. Его уважали в войсках за мужество, уверенную четкость в работе, умение быстро сходиться с людьми.
Сергей Леонидович Кирьянов долгое время пробыл на комсомольской, затем на партийной работе. Вдобавок ко всему это способный литератор, член Союза советских писателей. В первые же дни войны он вступил в народное ополчение. Дрался под Ельней, Дорогобужем, Вязьмой. Потом попал на Карельский фронт. В качестве политработника участвовал в боях на масельском направлении, а затем стал старшим инструктором по печати политуправления фронта. Всегда подтянутый, поглощенный делом, он много сил вложил в издание листовок, плакатов, брошюр. Это был настоящий мастер печатной пропаганды и агитации.
Такова уж наша столица. И в труде, и в бою на любом, даже самом удаленном участке встретишь москвича. [152]
И как правило, человек оказывается недюжинный, по нему равняются, ему подражают.
15 марта 99 коммунистов вновь сформированного политуправления Карельского фронта собрались на свое первое партийное собрание. Обсуждаем задачи в связи с приказом Верховного Главнокомандующего от 23 февраля 1944 года, посвященным 26-й годовщине Красной Армии. Речь на собрании шла о наших повседневных делах. Я внимательно слушал выступления. Радовало, что с самого начала у нас не было деления на своих и чужих. Люди болели за общее дело, заинтересованно обсуждали вставшие перед нами вопросы, вносили деловые предложения. Чувствовалось, что складывается дружный и работоспособный коллектив.
Обобщаем опыт, приобретенный на обоих фронтах. Политработникам частей направляется размноженная справка «Из опыта партийно-политической работы в наступательных боях (Волховский фронт 14 января — 15 февраля 1944 года)». В ней отмечаются положительные стороны деятельности политорганов и партийных организаций, содержатся самокритичные признания в недостатках: иногда медленно рассматривались заявления о приеме в партию и комсомол, несвоевременно заменялись выбывшие из строя политработники, с опозданием представлялись к наградам воины, отличившиеся в боях.
Издаем брошюру о боевых традициях воинов Карельского фронта, о Героях Советского Союза. А их немало. Командир эскадрильи, а затем командир авиационного полка Павел Степанович Кутахов (ныне главный маршал авиации) уже тогда сбил более 30 вражеских самолетов. Начальник штаба стрелкового полка майор Алексей Кириллович Кузнецов, пулеметчик Василий Михайлович Дубинин, командир отделения Николай Гаврилович Варламов и другие воины проявили исключительное мужество и отвагу в боях, стали гордостью фронта.
Полковники П. В. Саевич и М. А. Суомолайнен ознакомили нас с материалами о Финляндии и ее тогдашних правителях — Рюти, Таннере, Маннергейме, вступивших в разбойничий союз с фашистской Германией.
В Финляндии шюцкоровские и прочие профашистские организации не скупились на ложь, настраивая население против Советского Союза. Подражая своим немецко-фашистским хозяевам, идеологи финской реакционной буржуазии проповедовали идею «великой Финляндии», мечтая [153] захватить часть территории Советского Союза. Во имя этой бредовой цели фашиствующие правители обрекали на смерть и страдания миллионы своих соотечественников.
Народ Финляндии доведен до бедственного положения. В стране расстроена финансовая система, пришло в упадок сельское хозяйство, население голодает. Финские трудящиеся все более настоятельно требуют прекращения войны. Однако клика Рюти и Таннера, выполняя приказ немецко-фашистских покровителей, заставляет своих солдат сражаться до последнего, все еще на что-то надеясь.
Задача нашей пропаганды и агитации — изо дня в день разоблачать реакционную сущность политики фашистских правителей Финляндии. Политорганы, партийные и комсомольские организации призывались активно готовиться к решительным наступательным действиям.
Надо сказать, партийная организация Карельского фронта была крепкой, монолитной в идейном и организационном отношении. Весной 1944 года она насчитывала более 108 тысяч членов и кандидатов партии. Прибавьте к этому 46 тысяч комсомольцев{10}. Сила! В каждой роте, в каждой батарее и эскадрилье были боеспособные партийные организации, объединявшие, как правило, десятки коммунистов. Важно было быстрее нацелить всю их деятельность на решение новых задач, поставленных перед войсками.
В марте и апреле сотрудники политуправления группами побывали во всех армиях, изучали состояние партийно-политической работы, на месте помогали политорганам улучшать стиль руководства. Итоги проверки мы доложили Военному совету фронта. Было принято решение провести фронтовое совещание руководящих политических работников. С докладом «О состоянии организационно-партийной и агитационно-пропагандистской работы в войсках фронта» поручили выступить мне. Совещание прошло в духе высокой партийной принципиальности. В развернувшихся прениях ценные предложения выдвинули начальники политотделов 7-й и 14-й армий Михаил Михайлович Таланов и Федор Николаевич Григорович, начальник политотдела 205-й стрелковой дивизии Никита Петрович Иванов, командир 31-го стрелкового корпуса Константин Федорович Скоробогаткин.
С большой поучительной речью выступил командующий [154] фронтом генерал армии К. А. Мерецков. В делом положительно оценив состояние войск фронта, он подверг критике отдельных командиров и политработников, медленно развертывающих подготовку частей к наступательным боям.
На совещании было дано указание провести собрания партийного актива дивизий и бригад. В доме, где разместилось политуправление фронта, стало совсем малолюдно. Почти все сотрудники трудились в частях.
Из поездок в войска вернулся в Беломорск фронтовой красноармейский ансамбль песни и пляски. Мы внимательно следим за его творчеством. В ансамбле собрались способные артисты. Как-то прослушав выступление ансамбля, я задумался: в репертуаре его не было ни одной песни, которая отражала бы особенности нашего фронта, трудности службы его воинов. Звоню по телефону начальнику Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербакову: нельзя ли прислать к нам хорошего поэта и хорошего композитора? Александр Сергеевич обещал подумать. Вскоре в Беломорск приехали поэт Лев Ошанин и композитор Марк Фрадкин.
— Помогите, — говорю им, — создать песню Карельского фронта.
— Попробуем.
Гости сейчас же поехали по частям. Выступали перед воинами, беседовали с ними, знакомились с их жизнью. Вернулись с готовой песней. Исполнили ее (показали, как выразились авторы) сначала в тесном кругу, в домике Мерецкова. Командующему песня «В белых просторах» понравилась.
Ансамбль быстро разучил ее. Текст песни с нотами опубликовали во фронтовой газете «В бой за Родину». В Ленинграде песню записали на пластинках. Эти пластинки до сих пор сохранились у многих ветеранов фронта.
В то время текст этой полюбившейся нам песни был таким:
Кружится, кружится, кружится вьюга над нами,В те дни у нас шли бои местного значения — за улучшение позиций. Производился поиск разведчиков. В войсках широко развернулась боевая и политическая учеба. Она шла и на переднем крае и в ближайших тылах.
А газеты и радио доносили радостные вести о победных сражениях, которые одно за другим разгорались на разных участках огромного фронта. Корсунь-Шевченковская операция на юге Украины, Рогачевско-Жлобинская — в Белоруссии, Уманско-Ботошанская, Березнеговато-Снигиревская, Псковская, Витебская, освобождение Одессы, Крыма... Наши войска наступали и наступали, изгоняя врага за пределы советской земли. Мы понимали, что скоро и нам предстоит решительный бой.
В июне в Карелии установилась отличная погода. Стояли белые ночи.
— Скоро начнем, — сказал мне Т. Ф. Штыков.
От него я узнал, что по приказу Ставки наш фронт во взаимодействии с Ленинградским фронтом, Ладожской и Онежской военными флотилиями должен осуществить Свирско-Петрозаводскую операцию{11}. Цель ее — освободить от врага Южную Карелию.
Задача не застала нас врасплох. Войска тщательно изучили оборону противника. Командующий фронтом еще в марте обращал наше внимание на то, что противник два с половиной года развивал систему укреплений на перешейке между Онежским и Ладожским озерами, создал здесь мощную, глубоко эшелонированную оборону, состоящую из шести полос. [156]
В главной полосе вражеской обороны, передний край которой проходил по реке Свирь, на один километр фронта приходилось свыше тридцати пулеметных и минометных точек. Враг возвел здесь мощные железобетонные сооружения, на каждом шагу — доты и дзоты.
Войска фронта будут прорывать оборону противника на двух направлениях: главный удар наносится из района Лодейное Поле, Свирица силами 7-й армии под командованием генерала А. Н. Крутикова — направление удара Олонец, Питкяранта, Сортавала; со стороны Медвежьегорска намечается вспомогательный удар — здесь будут наступать войска 32-й армии под командованием генерала Ф. Д. Гореленко. Продвигаясь навстречу 7-й армии, они создадут угрозу перехвата коммуникаций южно-карельской и петрозаводской группировок противника.
План операции был разработан штабом Карельского фронта под руководством К. А. Мерецкова. Много поработали над планом офицеры оперативного управления во главе с его начальником генерал-майором Владимиром Яковлевичем Семеновым, хорошо подготовленным специалистом. Он еще до. войны преподавал оперативное искусство в академии Генерального штаба, имел ученое звание доцента и степень кандидата военных наук. При разработке плана были учтены мнения и предложения командования 7-й и 32-й армий.
Утвержденный Ставкой план позволял нашим войскам кратчайшим путем выйти к границе Финляндии. Одно из важных преимуществ плана — он предусматривал тесное взаимодействие сухопутных войск с силами Ладожской и Онежской военных флотилий.
При разработке плана, пожалуй, самым сложным был вопрос о сосредоточении войск на главном направлении. Части-то у нас разбросаны на тысячекилометровом пространстве, нелегко их перевозить по кружным железнодорожным веткам. Ставка распорядилась: никаких перебросок. Из своего резерва она выделила нам 37-й гвардейский стрелковый корпус.
Действительно, неисчерпаемы силы Советской страны. Три года воюем, а мощь наша не слабеет, наоборот, растет и крепнет. Командующий фронтом немедленно летит в Лодейное Поле, чтобы принять гвардейцев. Остался очень доволен. Свежие, прекрасно экипированные войска. Правда, большинство бойцов корпуса еще не бывало в боях. Но все молодые, сильные, бодрые, смелые. Так и рвутся в [157] дело! Надо позаботиться, чтобы побыстрее они переняли опыт бывалых фронтовиков. Это хорошо понимали командир корпуса генерал Павел Васильевич Миронов и начальник политотдела полковник Афанасий Маркович Пичугин. Люди энергичные, неутомимые, они немедля организовали тренировки и учения. В помощь им выехали офицеры штаба фронта. В части корпуса направилась и группа работников политуправления во главе с полковником Иваном Семеновичем Калядиным (вскоре он получил генеральское звание). В группу входили помощник начальника управления по работе среди комсомольцев подполковник Дмитрий Михайлович Дьяконов, старший инструктор Иван Федорович Заднеулицын и другие офицеры. В 4-й стрелковый корпус той же 7-й армии отправляем вторую группу, которую возглавил начальник отдела пропаганды полковник Платон Васильевич Саевич. Здесь же, на левом берегу Свири, много времени провожу и я. В траншее встречаю К. А. Мерецкова. Он довольный.
— Как в родной дом попал! — говорит командующий.
Я вспомнил, что он когда-то командовал 7-й армией, вел ее на прорыв линии Маннергейма. Кирилл Афанасьевич по-прежнему относится к этой армии как к своей, как в любимому детищу.
Говорю ему, что эта армия и мне близка. Здесь я начинал свою фронтовую службу в январе 1942 года. Был заместителем начальника политотдела армии. Вели мы тогда тяжелые бои, кстати, здесь же, на Свири. Армия так и не отошла ни на шаг, до сих пор удерживает те же рубежи.
— Ну а теперь она покажет себя в наступлении. Как, Алексей Николаевич, — обернулся он к командарму А. Н. Крутикову, — справятся твои орлы?
— С любой задачей справятся, товарищ командующий!
Особое внимание уделяем предстоящему форсированию реки. Мы издали и вручили бойцам специальную памятку о приемах преодоления водных преград. Здесь снова пригодится опыт Волховского фронта. Командиры и политработники конкретно укажут каждому воину участок, где он будет действовать, скажут, на какой лодке ему переправляться через реку. Лучший боец подразделения получит красный флаг, который он водрузит на правом берегу реки.
Инструктируя сотрудников политуправления перед отъездом в части, мы прежде всего требовали от них заниматься [158] подготовкой к форсированию реки и преодолению вражеских укреплений. Дело важное, не терпящее проволочек. Здесь нужно использовать различные формы работы и весь авторитет фронтового политоргана. Многие наши политработники действовали именно так.
Инспектор политуправления подполковник Николай Михайлович Михайлов выявил, что в одном из полков срывается подготовка переправочных средств. Строительство лодок поручили случайным людям, несведущим в этом деле. Не хватало инструментов. Командир и политработник полка не сумели принять мер даже после того, как им указали на упущение. Михайлов позвонил мне. Я предложил ему немедленно ехать на строительную площадку и во всем разобраться. А сам связываюсь с начальником политотдела дивизии. Оказывается, он не знает о том, какое положение сложилось с подготовкой переправочных средств в этом полку.
— Поезжайте в полк, — сказал я ему. — Из политотдела корпуса туда сейчас выехал инспектор политуправления подполковник Михайлов. Вместе с ним принимайте срочные меры.
Потом мне стало известно, что положение быстро выправили. Команду переформировали, в нее включили умелых плотников, коммунистов и комсомольцев, достали инструменты. Бойцам разъяснили важность дела, на которое они поставлены. Стали ежедневно подводить итоги работы, ставить конкретные задачи на следующий день. Боевые листки и «молнии» рассказывали о достижениях передовиков, звали равняться по ним. Командованию полка оказали помощь штаб дивизии и представители инженерных войск.
Я остановился на этом вопросе не случайно. Иные могут подумать: чего политработники лезут не в свое дело? Переправочными средствами должны заниматься командиры, штабы, инженерно-саперные части... Все это верно. Но как быть, если дело срывается и представитель вышестоящего политоргана это видит? Уже сама совесть коммуниста заставляет его вмешаться и сделать все от него зависящее, чтобы выправить дело.
Вспоминается другой случай.
114-я дивизия, входившая в 4-й стрелковый корпус, до этого долгое время находилась в обороне. Личный состав ее надо было срочно подготовить к наступательным боям.
Дивизию сосредоточили в районе учебного центра на [159] берегу реки Оять. Инженерно-саперные части под руководством своего начальника Героя Советского Союза генерала А. Ф. Хренова построили здесь укрепления, сходные с теми, которые предстояло преодолеть воинам дивизии. Сюда с группой политработников приехал начальник политотдела корпуса полковник Филипп Иванович Егоров.
Политработники корпуса несколько дней провели в учебном центре, помогая лучше организовать тренировки. Вместе с бойцами они снова и снова форсировали реку, пока те не приобрели необходимые навыки. Но, успешно решив один важный вопрос, товарищи кое-что недоглядели.
Приехав в дивизию, я поинтересовался, как обстоит дело с подвозом боеприпасов, с инженерным имуществом. Оказалось, недостает транспорта. Из-за этого часть боеприпасов оставалась невывезенной с артиллерийского дивизионного обменного пункта. Доставка переправочных средств тоже задерживалась.
Конечно, проще всего было бы обратиться в штаб корпуса, армии, фронта, наконец. Но слишком мало времени было в нашем распоряжении. Мы с полковником Ф. И. Егоровым собрали коммунистов, офицеров некоторых тыловых частей, посоветовались с ними. Удалось изыскать резервы. По приказу соответствующих начальников сразу же был мобилизован весь возможный транспорт. Агитаторы побеседовали с каждым шофером. В результате очень скоро недостатки были устранены. К началу наступления все части дивизии имели по два комплекта боеприпасов, как предусматривалось приказом. В укрытых местах были сосредоточены десятки лодок и плотов для переправы.
В целом политический отдел 4-го стрелкового корпуса действовал целеустремленно и оперативно. Его офицеры провели в частях огромную работу.
Дни и ночи мы проводили в Лодейном Поле. Небольшой город за долгие месяцы ожесточенных боев был разрушен вражеской артиллерией до основания. В каменном доме, в котором чудом сохранились стены и крыша, обосновался командующий фронтом. К. А. Мерецков поднимался по лесенке на чердак, где был оборудован наблюдательный пункт. Обзор отсюда отличный.
Перед нашими глазами Свирь. Могучая река (ширина ее в этом месте около 400 метров) неторопливо несет свои воды на юго-запад. Берега изрыты траншеями и окопами. [160] На левом берегу почти до самого уреза воды тянутся наши окопы, на правом — еще более густая сеть вражеских траншей. Восточнее Лодейного Поля, в районе Подпорожья, враг занимает значительный плацдарм и на нашем, левом берегу.
Командующий вглядывается в карту:
— Не нравится мне, что противник до сих пор хозяйничает на Свирьстрое. В любой момент он может взорвать плотину...
Мы представляем себе, что в этом случае произойдет. Гигантская волна смоет все на своем пути. Значит, нельзя форсировать Свирь, пока вода не будет спущена из водохранилища.
Но не уничтожать же целиком плотину. Да и зачем? Ведь достаточно разрушить шандорный затвор — устройство, перепускающее воду во время паводков. И командующий отдает об этом приказ артиллеристам и летчикам фронта. Те бились долго. Помогли летчики Балтийского флота, и задача была решена. Мы видели, как вспучилась, вспенилась река. Мутная волна прокатилась по ней, неся в Ладогу вырванные с корнем деревья. Потом река вернулась в свое русло.
— Вот теперь все в порядке, — облегченно вздохнул генерал армии.
Тем временем войска Ленинградского фронта уже начали наступление на Карельском перешейке. Продвигались они успешно. А мы ждали своего срока.
Я побывал у моряков в районе Новой Ладоги.
Моряки Ладожской военной флотилии готовились к высадке десанта. Командование фронта придавало ему большое значение. Читатель помнит, что на Волховском фронте мы во время операции «Искра» тоже выбросили десант за линию вражеских укреплений. Но тогда была зима, и десантники передвигались на лыжах по льду замерзшей Ладоги. Внезапный удар моряков-лыжников хорошо помог войскам, наступавшим с фронта. Теперь лето, и десант пойдет на кораблях.
Командир 70-й бригады морской пехоты подполковник А. В. Блак и начальник политотдела подполковник В. А. Суров рассказали мне о своих людях, показали тренировки морских пехотинцев. Бойцы учились быстро занимать места на кораблях, а потом еще быстрее высаживаться на берег.
Во время одной из бесед с моряками я познакомился [161] с краснофлотцем Александром Мошкиным. Мы с ним, можно сказать, земляки, он уроженец Кировской (бывшей Вятской) области, где я одно время был на комсомольской работе. Александр парень видный — плечист, сложен на славу. Ему 22 года, его только что приняли кандидатом в члены партии.
Прощаясь, я пожелал морским пехотинцам успехов в выполнении боевой задачи. За всех ответил Мошкин:
— Будьте спокойны, товарищ генерал, не подведем. Здесь кроме меня есть еще вятичи, а вятские — мужики хваткие!
Ладожская флотилия (командующий контр-адмирал В. С. Чероков) выделила для десанта более 70 кораблей. Как говорят моряки, всех рангов — от канонерских лодок до мотоботов. Десант вначале собирались высаживать в районе Гумбарицы, сразу же за первой полосой вражеской обороны. Чероков сумел убедить командующего фронтом, что выгоднее высаживаться севернее, в междуречье Видлицы и Тулоксы, где десант перережет проходящие вдоль берега шоссейную и железную дороги, лишит противника возможности подбрасывать подкрепления и эвакуировать войска.
Побывал я у летчиков, танкистов, в инженерных войсках. Всюду люди были готовы к наступлению.
Возвращаюсь на позиции 37-го гвардейского стрелкового корпуса. Начальник политотдела корпуса А. М. Пичугин докладывает, что в партийных и комсомольских организациях проведены собрания, обсуждался вопрос о передовой роли коммуниста и комсомольца в бою. Со всеми бойцами состоялись беседы о военной присяге.
— Сейчас работаем с воинами, которые первыми будут форсировать Свирь. Для этого отбираем добровольцев из самых смелых и ловких ребят. — Афанасий Маркович показывает письмо гвардейцев 300-го стрелкового полка.
Читаю это письмо:
«Нам доверена почетная задача: первыми форсировать реку. Мы клянемся, что поставленную задачу выполним с честью, хотя бы нам пришлось для этого пожертвовать своей жизнью.
Мы призываем всех воинов, всех комсомольцев быть смелыми в бою, отдать все силы, а если потребуется, и жизнь для победы. Нет места иноземным захватчикам на нашей земле! Смерть фашистским убийцам!
Комсомольцы-гвардейцы». [162]
И далее двенадцать подписей.
Мелькает мысль переписать фамилии ребят, а их письмо передать в газету.
И я выписываю в блокнот имена всех двенадцати гвардейцев. Вот они: командир группы, член комсомольского бюро батальона старший сержант Владимир Немчиков, сержанты Виктор Малышев, Иван Паньков, младший сержант Иван Зажигин, рядовые Аркадий Барышев, Серказы Бекбосунов, Владимир Маркелов, Иван Мытарев, Петр Павлов, Михаил Попов, Михаил Тихонов, Борис Юносов.
Всем им было тогда по 19 лет, только Малышев и Маркелов чуть старше.
При мне К. А. Мерецкову доложили, что враг начал переправу с плацдарма. Было это ночью. Но ночь в этих местах летом — понятие относительное. Наши наблюдатели отчетливо видели, как по понтонным мостам потянулись вереницы машин.
— Пронюхали, — мрачнеет командующий. Но тут же голос его теплеет: — Впрочем, это ничего. Даже лучше: обстановка яснее будет.
Он приказал артиллерии открыть огонь по переправам, а частям 99-го корпуса — преследовать отходящего врага. К вечеру весь левый берег Свири был в наших руках.
Утром 21 июня ударили тысячи орудий. Правый берег скрылся в дыму. А пушки и эскадрильи «илов» молотили и молотили вражеские укрепления. Час... Два часа... Командующий, не отрывая бинокля от глаз, уточняет задачи артиллеристам и летчикам.
Спускаюсь с НП, пробираюсь по траншеям и ходам сообщения на передний край. Задерживаюсь в батальоне гвардии капитана В. Ф. Матохина. Он, бывший политработник, позаботился о том, чтобы каждый боец отчетливо знал «свой маневр». Это из батальона Матохина те двенадцать гвардейцев, которые обратились с письмом к воинам фронта. Их письмо сейчас зачитывается в окопах и блиндажах.
Матохин дает последние указания гвардейцам первого броска. Те в особом снаряжении — в специальных костюмах, на поясе у каждого по два серебристых шара-поплавка. В руках автоматы, вещевые мешки набиты боеприпасами — по 600 патронов на брата, вдобавок десяток гранат. [163]
На несколько секунд орудийный грохот стихает, затем возобновляется снова, но стена разрывов на том берегу переносится в глубину обороны.
— Пора! — Командир батальона дает знак старшему сержанту Немчикову.
Тот по траншее ведет свою группу к воде. Саперы выволокли из кустов шесть плотов. Плоты как плоты. Сидят на них солдаты в касках, в руках автоматы. Не сразу разглядишь, что это искусно изготовленные чучела.
— Тряпичный десант! — шутят бойцы в окопах.
Люди в плавательных костюмах тихо погружаются в воду, приближаются к плотам и толкают их к противоположному берегу. Враг молчит. Но вот один за другим оживают пулеметы, потом пушки. На моих глазах в щепки разлетается один плот, другой. Остальные продолжают путь. Главная задача уже решена — смельчаки вызвали огонь на себя, помогли выявить уцелевшие огневые точки противника. Вся наша артиллерия снова переносит огонь на передний край врага, орудия уже бьют по уточненным координатам, и когда плоты достигают берега, но ним в первое время никто не стреляет. Гвардейцы быстро окапываются на занятой полоске земли. А за ними спешат уже десятки, сотни лодок.
Более трех часов продолжалась артиллерийская подготовка. Не дожидаясь ее окончания, через Свирь устремились сорок автомобилей-амфибий, нагруженных людьми.
Все двенадцать гвардейцев, первыми высадившиеся на правом берегу и захватившие там плацдарм, остались в живых. Поистине, смелого пуля боится! И все они стали Героями Советского Союза. Высокого звания удостоились и четыре воина соседнего, 296-го гвардейского стрелкового полка — А. М. Алиев, В. П. Елютин, И. Д. Морозов и Н. М. Чухреев. Они тоже в числе первых форсировали Свирь.
О подвиге гвардейцев на другой же день подробно рассказала фронтовая газета.
Наши части продвигались быстро. Их не мог остановить огонь отдельных уцелевших дотов. Штурмовые отряды блокировали и обезвреживали вражеские узлы сопротивления.
Я смотрел с наблюдательного пункта за ходом боя, и мне невольно вспомнилась эта река, когда по ней прокатилась гигантская волна после взрыва затвора плотины. [164]
Таким же могучим паводком хлынули сегодня наши войска, сметая врага с родной земли.
Вместе со стрелковыми подразделениями перебираюсь на правый берег. Командира гвардейского корпуса генерала П. В. Миронова разыскал на его новом НП уже в нескольких километрах от Свири. В широкой кавказской бурке на плечах, он бодро, как-то очень молодо, отдавал распоряжения.
Хорошо шли дела и в 4-м корпусе. Начальник политотдела корпуса Ф. И. Егоров, раньше меня переправившийся на правый берег, доложил о партийно-политической работе во время наступления. Еще накануне он послал сотрудников политотдела в части с конкретными заданиями. Они вместе с личным составом форсировали реку, принимали участие в боях в глубине обороны противника. Отважно и умело действовали помощник начальника политотдела по работе среди комсомольцев капитан И. Ф. Иванец и инструктор Б. П. Ткаченко. Во время артиллерийской подготовки они находились на исходных позициях, беседовали с бойцами, через реку переправлялись с передовыми подразделениями. Политработники видели, как действовал каждый, выделяли отличившихся и о их делах рассказывали в беседах, и с помощью листков-молний всем бойцам.
В политотделе корпуса оставалась группа резерва в составе заместителя начальника политотдела подполковника П. И. Лазарева, инспектора майора В. Т. Цыплянова и старшего инструктора майора А. М. Аксенова. Они держали связь с политотделами дивизий, оперативным отделением штаба корпуса и не упускали возможности влиять на развитие событий. Когда стало известно, что бойцы 272-й дивизии на восьми лодках первыми переправились на правый берег и водрузили там красный флаг, работники политотдела корпуса немедленно позвонили в 114-ю дивизию.
— Отстаете, товарищи! — И в общих чертах рассказали, как соседи добились успеха.
Это подстегнуло бойцов и командиров 114-й. Они ускорили темп переправы. Но внезапно противник обрушил огонь и вывел из строя добрую половину судов. Не ожидая распоряжений, инспектор политотдела В. Т. Цыплянов перебрался к бойцам, которые были заняты переноской лодок к реке, разъяснил, что теперь именно от них зависит успех боя. Лодки быстро доставили к берегу, [165] и переправа подразделений 114-й дивизии прошла успешно.
Сейчас, когда главные силы корпуса продвигались вперед, начальник политотдела Егоров высказал беспокойство по поводу медленного строительства моста через реку. Из-за этого отстала поддерживающая артиллерия, да и подвоз боеприпасов застопорился.
Вместе едем к мосту. Дела тут действительно были неважными. На левом берегу скопилось множество автомашин и орудий с тягачами, а мост и подъездные пути к нему создавались медленно. Докладываю об этом члену Военного совета Т. Ф. Штыкову. С участием инженеров пытаемся разобраться в причинах заминки, принимаем необходимые меры. Как всегда, все решает пример коммунистов. По ним равнялись остальные строители и саперы. И вот уже артиллерия и машины двинулись по мосту. Должен отметить, что в ускорении строительства большая роль принадлежала офицерам штаба инженерного управления Николаю Ивановичу Забелину и Сергею Павловичу Назарову.
Одновременно с дивизиями 7-й армии, форсировавшими Свирь, начали наступление севернее Онежского озера войска 32-й армии. Они тоже успешно продвигаются вперед.
Рано утром 23 июня я снова выезжаю в части 4-го корпуса. Настроение бойцов приподнятое. С подвозом боеприпасов положение выправилось.
Но вот на опушке леса, недалеко от дороги, встречаю группу красноармейцев. Спрашиваю:
— Что сегодня было на завтрак, товарищи?
— Кухня отстала, товарищ генерал. На завтрак был сухой паек, — отвечает небольшого роста, худенький, но с хорошей военной выправкой старший сержант.
Значит, подводит служба тыла. Но на одних сухарях далеко не уедешь, много не навоюешь. Пришлось принимать срочные меры.
Подтягиваем походные кухни. Командиры и политработники берут под свой контроль доставку горячей пищи в передовые подразделения.
Собираюсь позвонить Штыкову, но он сам разыскивает меня по телефону. Спрашивает:
— Как дела? Чем занимаются политуправленцы?
Отвечаю, что весь оперативный состав — инспекторы, инструкторы, агитаторы, начальники отделов, прибывшие [166] со мной из Беломорска, теперь в войсках. Доложил и о положении с питанием в 4-м корпусе, о принятых мерах.
Член Военного совета сообщает новость:
— Моряки высадили десант, бьют противника с тыла...
Части 7-й армии вскоре соединились с десантом, и я снова услышал о своем земляке морском пехотинце Александре Мошкине. Со своим взводом он отбил восемь вражеских контратак. Девятую отбивал один, уничтожив до 30 шюцкоровцев. В разгар схватки кончились патроны. Вражеские солдаты обступили моряка, пытались взять его живым. Последней гранатой матрос подорвал себя. При этом погибли и напавшие на него шюцкоровцы. Потом, когда был отброшен враг, морские пехотинцы нашли в кармане своего товарища кандидатскую карточку с запиской: «Клянусь бороться не щадя своей жизни за полное освобождение нашей прекрасной Родины».
Коммунисту Александру Ивановичу Мошкину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
24 июня мы приняли по радио приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии К. А. Мерецкову.
«Войска Карельского фронта, — говорилось в приказе, — при поддержке с фланга судов Ладожской военной флотилии, перейдя в наступление севернее и восточнее Лодейного Поля, форсировали реку Свирь на всем фронте от Онежского озера до Ладожского озера, прорвали сильно укрепленную оборону противника и, продвинувшись вперед в течение трех дней наступательных боев от 20 до 30 километров, заняли более 200 населенных пунктов, среди которых Подпорожье, Свирьстрой, Вознесенье, Михайловская, Мегр-Озеро, Печная Сельга, Бережная, Микентьева».
В ознаменование одержанной победы наиболее отличившиеся в боях соединения и части представлялись к присвоению наименования Свирских и к награждению орденами. Столица нашей Родины Москва от имени Родины салютовала войскам Карельского фронта двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. Всем войскам, участвовавшим в форсировании реки Свирь и прорыве обороны противника, Верховный Главнокомандующий объявил благодарность.
В приподнятом настроении мы собрались у члена Военного совета. Т. Ф. Штыков поздравил офицеров политуправления [167] с большим боевым успехом войск фронта, поручил проследить, чтобы агитаторы разъяснили всему личному составу приказ Верховного Главнокомандующего. А потом попросил поделиться мыслями о партийно-политической работе в первые дни наступления.
Товарищи отметили, что многим политработникам нелегко было перестраиваться: наступление требовало большой оперативности, гибкости. Перестраивались и учились на ходу. Важно и впредь наращивать темпы наступления, проявлять напористость и деловитость, обеспечивать партийное влияние на всех участках — и в ходе атак, и при доставке сражающимся подразделениям боеприпасов, горячей пищи, и при эвакуации раненых. Главное — поддерживать и развивать инициативу командиров и политработников, парторгов и комсоргов, ведь им приходится в бою решать вопросы самостоятельно.
Полковник И. К. Твердохлебов подчеркнул возросшую роль в наступлении ротного агитатора. В качестве примера он сослался на агитатора сержанта Василия Чернова из 114-й дивизии, слово которого не расходится с делом. Чернов первым в роте переправился на вражеский берег, выбрал там выгодную позицию и огнем станкового пулемета прикрыл высадку на сушу бойцов роты. В бою он зорко наблюдал за действиями товарищей. Выбрав минуту, написал листовку-молнию и пустил ее по цепочке. В листовке говорилось: «Красноармеец 4-й стрелковой роты тов. Сибель первым ворвался в траншею противника, уничтожил семь солдат и захватил в плен офицера-шюцкоровца. Следуйте его примеру!»
Да, личный пример — лучшая форма агитации. Об этом нам снова напомнил случай, происшедший в те дни в 33-й отдельной инженерной бригаде. На штаб этой бригады напал отряд шюцкоровцев, просочившийся через наши боевые порядки. Агитатор политотдела капитан А. Ф. Крупский первый крикнул: «В ружье!» В схватке погиб офицер, возглавлявший охрану штаба. Его заменил Крупский. Переползая из окопа в окоп, он говорил бойцам:
— С нами знамя бригады, умрем, но не посрамим его.
Крупский повел бойцов в контратаку. В рукопашной схватке они смяли и отбросили противника, захватив при этом несколько пленных.
Надо ли доказывать, что такого агитатора, как капитан [168] Антон Фалалеевич Крупский, бойцы слушают затаив дыхание.
Полковник П. В. Саевич отметил хороший почин политработников 272-й дивизии. Они заранее готовят небольшие картонные плакаты и снабжают ими дозоры, идущие впереди подразделений. Войска на своем пути видят эти плакаты, укрепленные на деревьях, телеграфных столбах:
«Воин! Тебя ждет Олонец!»
«Вперед, герои Свири!»
«Преследуйте, уничтожайте врага, не давайте ему закрепляться на промежуточных рубежах».
— А двигаясь с колонной шестьдесят пятой дивизии, — продолжал Саевич, — я увидел на дереве большой щит с надписью:
«Боец, будь бдителен, враг может встретить тебя за каждым кустом. Уничтожай вражеских «кукушек»!
Рядовой Алексей Долбенко из противотанкового ружья сбил фашистскую «кукушку».
Слава комсомольцу Долбенко, спасшему жизнь многих воинов! Боец! Следуй примеру своего товарища!»
Рукописные «молнии» и плакаты — это, конечно, хорошо. Но, как отмечали участники встречи у члена Военного совета, печатная агитация явно отстает от хода событий. Листовки и плакаты надо издавать более оперативно и своевременно доставлять их в наступающие войска. Все еще недостаточно мы распространяем и передовой опыт партийно-политической работы.
В заключение член Военного совета фронта ознакомил работников политуправления со сложившейся обстановкой. Противник, отступая под натиском войск фронта, продолжает отчаянно сопротивляться, цепляясь за каждый удобный рубеж. При этом он минирует местность, особенно дороги. Нельзя допускать, чтобы наши люди напрасно гибли. Значит, надо прививать бойцам осторожность, больше работать с саперами — от них теперь во многом зависит безопасность личного состава.
Отступая, враг уничтожает или угоняет в рабство население, сжигает населенные пункты. Воспрепятствовать этому можно только одним, подчеркивает Терентий Фомич, высокими темпами наступления.
И еще: войска освободили уже сотни населенных пунктов и с каждым днем будут освобождать все новые города и села. Население заждалось нас. Два с половиной [169] года оно находилось под оккупацией врага. Мы должны не только накормить и обогреть людей, но и рассказать им о боевых успехах нашей армии, о героизме советских тружеников, вселить веру в близость окончательной победы.
Сотрудники политуправления, получив новую зарядку, разъехались в войска.
Выбивая врага из укреплений, которыми он усеял межозерные дефиле, войска 7-й армии упорно продвигались на север. В перерывах между боями проводились накоротке партийные и комсомольские собрания, митинги, беседы агитаторов. Заседали партийные комиссии, рассматривая заявления о приеме в партию. А они поступали все возрастающим потоком. Начальник организационно-инструкторского отдела политуправления полковник Твердохлебов и инспектор Зотов тщательно изучили вопросы, связанные с приемом в партию и партийным учетом. Они подсчитали, что по сравнению с периодом затишья число поступающих заявлений выросло в четыре раза. Только в 7-й армии за 12 дней боев подано четыре с половиной тысячи заявлений. И все их надо было вовремя рассмотреть, оформить необходимые документы. Скидки на тяжелые условия боев никому не давалось, если не считать, что разрешалось в виде исключения заявления и рекомендации писать не чернилами, а карандашом.
Партийные комиссии проводили свои заседания непосредственно в окопах и блиндажах. Мы требовали, чтобы партийные билеты и кандидатские карточки вручались товарищам незамедлительно.
Я не раз присутствовал на заседаниях партийных бюро, где обсуждались вопросы приема в партию. Запомнилось такое заседание в 913-м отдельном саперном батальоне.
Рассматривалось заявление командира отделения сержанта Фахрудина Гармодииовича Загидулина. Сержант писал:
«Прошу принять меня из кандидатов в члены большевистской партии. Хочу отдать все силы, знания, а если потребуется, и жизнь для окончательной победы над фашистскими захватчиками».
Перед нами стоял среднего роста крепыш, темноволосый, с обветренным, загорелым лицом. Взгляд черных глаз живой и пристальный. В армию Загидулин был призван в [170] сентябре 1941 года Кемеровским райвоенкоматом. До войны работал слесарем.
На бюро Загидулина характеризовали как отличного воина. Он в числе первых форсировал Свирь, за что представлен к званию Героя Советского Союза (вскоре он получил это звание). Читаю боевую характеристику.
«Командир отделения сержант Загидулин на лодке переправлял пулеметчиков на северный берег реки. Лодка была разбита вражеским снарядом. Загидулин разыскал вторую лодку, снарядил ее и продолжал переправу. За 19 рейсов он перевез 350 бойцов и офицеров с оружием и боеприпасами, четыре 76-миллиметровых и четыре 45-миллиметровых орудия. За время переправы в лодку Загидулина три раза попадали осколки вражеских снарядов. Откачивая воду, он не давал лодке затонуть... На обратном пути захватывал раненых».
Члены бюро тепло говорили о сержанте и единодушно проголосовали за прием его в члены партии.
Звание Героя Советского Союза во время Свирско-Петрозаводской операции было присвоено пятидесяти двум воинам фронта. Почти все они коммунисты и комсомольцы.
Расскажу еще об одном из них.
Гвардии подполковник Василий Афанасьевич Соколов командовал стрелковым полком 99-й гвардейской стрелковой дивизии. Полк его успешно форсировал Свирь, прорвал долговременную оборону противника, а затем смелым маневром обошел его фланг и ударил с тыла. Так были захвачены вражеские опорные пункты Пиркиничи и Семеновщина. После этого Соколов повел подразделения через леса и болота к Свирьстрою, внезапным ударом выбил оттуда противника, не дав ему взорвать плотину электростанции. За двенадцать часов полк с боями прошел более двадцати километров, разрушил шесть вражеских опорных пунктов. Инициатива командира, стремление нанести удар там, где противник не ожидает, глубоко продуманный и блестяще осуществленный маневр, умение вдохновить бойцов на решение сложнейших задач — вот что обеспечивало успех полку.
С подполковником В. А. Соколовым, заслужившим за Свирь Золотую Звезду Героя, мы не раз встречались и после войны. Он стал генералом, в начале 50-х годов мы вместе учились в академии Генерального штаба, позже он командовал дивизией в Туркестанском военном округе, [171] где мне довелось быть начальником политуправления. Дивизия располагалась в Казахстане. Хорошо запомнилось, как в 1955 году нас с ним принял первый секретарь ЦК компартии Казахстана Л. И. Брежнев. Беседа была очень теплой. Леонид Ильич рассказал о первых шагах трудящихся республики в освоении целинных и залежных земель, интересовался положением дел в дивизии, состоянием боевой и политической подготовки. В заключение пожелал нам новых успехов в повышении боевой и политической подготовки частей дивизии и войск округа.
Хорошо складывались дела и в полосе наступления 32-й армии. Ее продвижение навстречу частям 7-й армии поставило в тяжелое положение вражескую группировку, оборонявшую Петрозаводск. А тут еще в самом уязвимом для противника месте высадили десант моряки Онежской военной флотилии. 28 июня над Петрозаводском взвился красный флаг. Войска освободили также город и железнодорожную станцию Кондопога, полностью очистили от противника Кировскую (Мурманскую) железную дорогу.
Столица нашей Родины салютовала войскам Карельского фронта двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.
Шаг за шагом наши войска теснили врага. Ослепленный злобой, он шел на страшные злодеяния. Это уже в природе фашизма. И на Волхове мы видели кровавые следы, которые он оставляет на выжженной земле. Моряки-ладожцы, освободив населенный пункт Лиондоя, нашли там тела наших семерых разведчиков, схваченных противником. Четырех красноармейцев шюцкоровцы сожгли на костре, одного прибили колом к земле, двоих изрезали ножами до неузнаваемости. Начальник политотдела бригады подполковник В. А. Суров организовал митинг. Над телами замученных товарищей бойцы поклялись еще сокрушительнее бить ненавистного врага.
26 июня части 272-й дивизии, заняв населенный пункт Ильинское, обнаружили шесть трупов советских юношей. Оказалось, что, узнав о приближении Красной Армии, ребята бежали из лагеря военнопленных и направились навстречу нашим войскам, но были схвачены и зверски убиты. Здесь тоже были проведены полковые митинги. На одном из них выступила сестра убитого пятнадцатилетнего [172] Ивана Парфиенко — Александра Парфиенко. Со слезами на глазах она призывала бойцов:
— Прошу, отомстите за моего брата!
Призыв девушки облетел все части дивизии.
Северо-западнее Медвежьегорска, в Пиндушах, как сообщал в своем донесении начальник политотдела 32-й армии полковник П. Г. Орлов, состоялась встреча наших бойцов с вышедшими из леса жителями. Возглавлял этих людей Иван Филиппов, у которого в Красной Армии служили два сына. Это он увел жителей в лес, тем самым спас их от фашистской каторги. С молодым парнем Колей Поздняковым он пробрался к плотине на реке и закрыл шлюз, чтобы нашим частям было легче навести переправу.
Жители поселка рассказали, что, когда враг захватил местность, он повсюду построил концлагеря — в Покровском, Пиндушах, Вичке, под Карельской Масельгой. В некоторых лагерях мы уже не застали узников — враг угнал их. Только надписи остались на стенах. Вот одна из них — ее бойцы увидели в Пиндушах: «Дорогие товарищи! Привет от пленных девушек всем командирам, бойцам, летчикам Красной Армии. Освобождайте нас как можно быстрее от вражеского ига, от непосильного гнета. Просим вас, дорогие товарищи! Мы находимся в плену уже скоро три года, больше нет терпения. Ждем от вас свободы. Нас увозят неизвестно куда. 17 июня 1944 года».
Близкую по содержанию надпись наши бойцы увидели в концлагере возле станции Вичка. Под ней подписи: Пахомова Серафима, Баранова Клавдия, Кочанова Мария Первушина Наталья...
Гневом и благородной яростью горели сердца воинов. Забывая об усталости, они спешили вперед, чтобы спасти местных жителей от гибели или угона на чужбину.
В дни наступления еще большее значение приобретает связь фронта с тылом. Агитаторы на привалах зачитывали бойцам материалы из газет о трудовых подвигах рабочих и колхозников. Командиры и политработники посылали письма родственникам и землякам солдат, отличившихся в бою. Ответы на эти письма нередко зачитывались перед строем — настолько они были интересными и поучительными.
У меня сохранилась копия одного такого письма — его прислала мать отличившегося юноши в ответ на письмо командира части: [173]
«Дорогой мой сыночек!
Не обижайтесь, это я вас, командира, так называю. Для меня все вы сыновья. Вы пишете, что мой сын, Костин Иван Васильевич, сражается храбро и умело, как и подобает воину. Спасибо вам за доброе слово. Тем и сильны мы, что ни одна русская мать не боится, что сын или дочь опозорят ее седины. Голова русской матери покрыта венцом славы, и этот венец возложили вы, наши дорогие сыны.
Вечная слава вам, наше доблестное русское воинство!
Вечная слава и вечная память тем, кто честно отдал свою бесценную жизнь за счастье Отечества!..
Благословляю Вас на новые победы и желаю успеха в борьбе за правое дело.
Костина П. В. 19.VII.1944 года».
Я видел, с каким волнением солдаты внимали каждому слову этого письма. Право, трудно найти более благодатный материал для агитации!
Во время наступления очень важную работу проводили фронтовой и армейские Дома Красной Армии, дивизионные клубы. В войсках работало 5 агитмашин фронтового Дома Красной Армии, 16 дивизионных кинопередвижек, 2 концертные бригады, ансамбль красноармейской песни и пляски, фронтовой эстрадный театр и 3 республиканских драматических театра.
Наиболее успешно использовались агитмашины. В их штат входили лектор, киномеханик, баянист, художник или фотограф. Лектор, он же начальник агитмашины, выступал с докладами перед бойцами, офицерами и местным населением, организовывал митинги и собрания, руководил всей многообразной работой этого небольшого коллектива.
Показателен опыт агитмашины политуправления, возглавлявшейся Ефимом Семеновичем Гардиным. Она обслуживала части 32-й армии.
Ныне Ефим Семенович в запасе, трудится в Петрозаводске. Он кандидат исторических наук, преподает в институте. Мы с ним переписываемся.
«Особенно запомнился мне, — пишет он в одном из своих писем, — день 2 июля 1944 года, когда мы приехали в село Покровское, что в 30 километрах западнее г. Медвежьегорска. Село это было одним из немногих, где осталось местное население, в большинстве карелы и вепсы. [174]
Мы вдумчиво готовились к этой поездке. Из фронтовой базы культпросветимущества взяли фильм «Чапаев», новые пластинки советских песен, лозунги и плакаты, посвященные наступлению советских войск. Вместе со мной в агитмашине был инструктор политотдела армии капитан А. Н. Тимонен. (Сейчас Антти Николаевич Тимонен известный карельский писатель, лауреат Государственных премий Карельской АССР и РСФСР, депутат Верховного Совета Карельской АССР.)
В селе нас встретила пожилая женщина, председатель только что восстановленного сельсовета. На груди у нее мы заметили значок депутата Верховного Совета республики. Это была Елизавета Федоровна Зинкина. Вечером все население от мала до велика собралось в большом сарае — других вместительных помещений в селе не сохранилось. Сарай чисто прибрали, расставили скамейки, стол, накрытый алой скатертью. Открыла собрание Е. Ф. Зинкина, предоставила мне слово. Я рассказал собравшимся об успехах Красной Армии, поздравил жителей села о освобождением от фашистской оккупации. Киномеханик старшина Владимир Щадрин включил радиолу. Прозвучал Гимн Советского Союза. Все встали, у многих на глазах появились слезы. Затем на карельском языке выступил А. Н. Тимонен. Он горячо говорил о великой силе дружбы народов СССР, о героическом труде советского тыла и героизме советских воинов. Потом мне и Тимонену было задано много вопросов о положении на фронтах и на другие темы.
После демонстрации фильма и прослушивания песен люди долго не расходились, взволнованные всем услышанным и увиденным. Задушевные беседы продолжались до поздней ночи».
21 июля, в 5 часов утра, части 176-й стрелковой дивизии 32-й армии овладели Ленганвара и вышли к государственной границе. В итоге тридцатидневного наступления войска 7-й и 32-й армий Карельского фронта продвинулись на 180–200 километров.
Мне позвонили из политотдела 7-й армии. На участке 150-го Новгородского Краснознаменного укрепленного района линию фронта перешел унтер-офицер с группой солдат из 45-го пехотного полка финнов. Перебежчики утверждали, что финские солдаты воевать не хотят и если [175] их правительство откажется от мира, то они все переидут на сторону советских войск.
На другой день рупорист 42-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона укрепленного района Николай Гежин зачитал финнам материалы о советско-финских переговорах, об успехах советских войск. Когда в конце передачи Гежин выкрикнул лозунг «Смерть немецким захватчикам!», с финской стороны послышались аплодисменты и крики «Ура!».
5 сентября Военный совет фронта получил приказ Ставки о прекращении военных действий против Финляндии. Фашистская Германия потеряла еще одного союзника.
Сентябрьским утром походные колонны советских войск под звуки оркестров промаршировали по шоссе Питкяранта — Сортовала. Четкие шеренги построились вдоль рубежа обороны наших войск, с которого начинались боевые действия в 1941 году. Этот рубеж вновь становится Государственной границей СССР. Боевую эстафету здесь принимали советские пограничники.
Выборгско-Петрозаводская операция успешно завершилась. В результате ее была полностью очищена от противника Ленинградская область, освобождена большая часть Карелии, Кировская железная дорога и Беломорско-Балтийский канал. Создались благоприятные условия для изгнания вражеских полчищ из советского Заполярья. [176]