Глава четвертая.

Могучее слово «Вперед!»

Прорыв блокады облегчил жизнь ленинградцев. А у нас прибавилось забот. Пробитый войсками коридор был узок, вражеские батареи кое-где находились всего в нескольких километрах от железнодорожного пути. Поезда двигались на виду у противника, под огнем. Строители проложили объездную ветку, проходившую ближе к берегу Ладоги. Но немецкие пушки доставали и до нее. Нашему и Ленинградскому фронтам приходилось выделять большое количество артиллерии для контрбатарейной борьбы. Весной, когда почва оттаяла, дорога осела, паровозы и вагоны по ступицу колес погружались в воду. И все же поезда буквально сквозь огонь и воду один за другим пробивались в Ленинград.

Синявинские высоты, с которых гитлеровцы обстреливали дорогу, все время держали нас в напряжении. За эти высоты мы вели беспрерывные бои. Враг держался там крепко, а возможностей для крупного наступления у нас пока не было.

Беспокоили данные о скоплении немецких войск под Мгой. Цель была понятна: враг собирается перерезать коридор, восстановить блокаду Ленинграда. Чтобы помешать этому, мы стали наносить удары на разных участках, заставляя противника рассредоточивать силы, оттягивать их из района Мги.

Огневые удары следовали один за другим. В них участвовали большие массы артиллерии, хотя со снарядами у нас было не густо. Эту систему последовательных артналетов на разных участках К. А. Мерецков метко прозвал «мельницей». Жернова этой «мельницы» перетирали [110] немецкую оборону, заставляли врага без конца перебрасывать свои силы, да и потери приносили ему немалые. Например, с 13 по 17 марта Совинформбюро шесть раз сообщало об уроне, который наносили врагу части Волховского фронта. Только по этим сообщениям выходило, что гитлеровцы за пять дней потеряли 900 солдат, 15 артиллерийских и минометных батарей, 40 дзотов и блиндажей, несколько складов. Результат не столь уж плох, если учесть, что мы потерь не имели, так как действовала в основном артиллерия с закрытых позиций.

«Мельница» давала еще одно преимущество: она закрепляла за нами инициативу. Не враг нам, а мы ему диктовали свою волю. Немецкие штабы лихорадочно ломали голову, гадая, где мы обрушим очередную лавину огня и что за этим последует, перебрасывали резервы, подставляя их под удары нашей авиации, которая теперь прочно удерживала господство в воздухе. Ставка требовала, чтобы мы изматывали противника, не давали ему вывести ни одной дивизии с нашего участка и постепенно готовились к новым наступательным боям. Кончились времена, когда мы бросали войска в бой подчас без должной подготовки. Теперь у нас было время и накопить силы, и подготовить операцию всесторонне.

Период упорных оборонительных боев мы использовали для развертывания массовых форм партийно-политической работы. Можно было людей собрать на доклад, лекцию, семинар, на концерт, просмотр кинофильма. Широко практиковались вечера дружбы воинов различных родов войск.

На многолюдных митингах выступали посланцы героического Ленинграда. Я присутствовал на таком митинге в 7-й гвардейской танковой бригаде. Перед бойцами выступала Мария Игнатьевна Ковалева, старая коммунистка, бригадир Кировского завода. Она рассказала, как жили и трудились путиловцы в тяжкие дни блокады, как голодные, ослабевшие люди в промерзших цехах вручную крутили станки, изготовляя детали, необходимые для ремонта танков.

— А сейчас, спасибо вам, наши спасители, мы живем что надо — и хлеба хватает, и станки электричество вращает, и сырьем обеспечены. Одна беда — враг еще близко, обстреливает город из пушек, ну а нашему заводу тяжелее всего: можно сказать, на переднем крае стоим, немец и без бинокля наши цеха видит. [111]

После нее слово взяла стахановка фабрики «Большевичка» Антонина Тимофеевна Матвеева. Она тоже говорила о стойкости ленинградцев, о их несгибаемой воле к победе.

— Мы верим в вас, дорогие братья, верим и знаем, что скоро отбросите врага от нашего любимого города, всю советскую землю освободите от фашистской нечисти!

При этих словах бойцы еще теснее обступили гостей. Послышались возгласы:

— Не подведем!

— Можете положиться на нас!

На импровизированную трибуну вскочил гвардии сержант Николай Клочков:

— Я — южанин. Но нет сейчас для меня города дороже Ленинграда. И так для любого из нас. Передайте всем ленинградцам: пока бьются наши сердца и руки держат оружие, гвардейцы танкисты будут драться за родной Ленинград, за русскую землю до полной победы над врагом!

В частях и соединениях на митингах выступили кадровые питерские рабочие Нил Егорович Егоров, Евдокия Марковна Козлова и другие товарищи, посланные к нам Ленинградским горкомом партии.

Гости увезли с собой тысячи писем фронтовиков, адресованные знакомым и незнакомым героям славного города. Вслед за ними в Ленинград выехали восемнадцать воинов, лучших наших агитаторов. Фронтовики выступали на предприятиях города, сообщали о доблести войск, о своих боевых друзьях, отличившихся при прорыве блокады. Вернулись они полные впечатлений. Охотно рассказывали товарищам о том, что видели в Ленинграде. Я слышал рассказ старшего сержанта Павла Забияки:

— Ленинград живет и трудится. Ходят трамваи, на улицах чисто. Но это по-прежнему город-фронт. Вокруг цехов воронки. Я сам не раз попадал под бомбежку. А люди работают. Их мужеству и нам не грех поучиться.

Старший сержант Шарип Алипбаев подтверждает:

— Правда, в Ленинграде живут, словно на фронте. Здесь все бойцы — и мужчины, и женщины. Я беседовал с работницей Беньковской. Ее муж и брат погибли, защищая родной город. Женщина пошла на завод и стала литейщицей, овладела профессией мужа. Выполняет по три нормы за смену, работает без устали. И таких на заводе тысячи. [112]

Встречи с ленинградцами, поездки наших людей в героический город еще выше поднимали наступательный дух воинов, их стремление быстрее разгромить, отбросить врага от Ленинграда.

В апреле 1943 года Л. З. Мехлис был отозван от нас. Членом Военного совета фронта стал кандидат в члены ЦК ВКП(б) генерал-майор Т. Ф. Штыков. До войны Терентий Фомич был вторым секретарем Ленинградского обкома партии, прекрасно знал здешние места, знал он и многих офицеров — бывших ленинградцев. Опытный партийный работник, одаренный острым и живым умом, он был прост с людьми, хотя и очень требователен. Как и командующий фронтом, Штыков умел расположить к себе собеседника, терпеливо выслушать его. К Мерецкову он относился с большим уважением.

— Комиссарской закваски человек!

В устах Штыкова это была высшая похвала. Штыков предъявлял высокие требования к деловым качествам людей, их партийной принципиальности. Работу с кадрами, их подбор, воспитание и обучение он всегда выносил на первый план. Когда наши товарищи возвращались из войск, он спрашивал, что они сделали в этом отношении. Как-то при таком разговоре присутствовал командующий фронтом. Одобрил:

— Это хорошо, что вы любое дело начинаете с кадров. От них все зависит в первую голову. Изучая кадры, вы лучше вникните в состояние боеспособности части, в настроение людей. А без этого в нашем деле и шага не ступишь. Смелее выдвигайте инициативных и отважных, помогайте им учиться и расти, оберегайте от ошибок — и все получится.

При первой же нашей встрече Терентий Фомич заговорил о военной подготовке политработников.

— Надо, чтобы политработник непосредственно помогал командиру в обучении солдат. Оружие он обязан знать не хуже командира и уметь занятия по боевой подготовке проводить не хуже любого офицера. Это еще выше поднимет его авторитет.

Зачет по военной подготовке у работников политуправления он принимал сам. Остался доволен.

— Да из них каждый может командовать батальоном, а то и полком. Молодцы!

Весна в тот год запоздала. Но в апреле началась оттепель, грозя перекрыть и без того редкие, протоптанные [113] и наезженные за зиму тропы и дороги. Мы ехали по раскисшему проселку. Мокрые снежные хлопья падали на капот машины, прилипали к лобовому стеклу и медленно спускались по нему, оставляя узенькие извилистые струйки.

Сидевший рядом с водителем инспектор политуправления Василий Афанасьевич Зотов повернулся ко мне:

— Не люблю неопределенности, вот как эту дрянную погоду. Не понять: наступила весна или возращается зима? В такие моменты вспоминаю одного моего довоенного сослуживца. Он постоянно менял свои взгляды в зависимости от того, откуда ветер дует. Вот как эта погода...

Мы возвращались из 59-й армии, где пробыли несколько дней. В поездке я еще раз убедился, что правильно поступил, зачислив в штат политуправления этого боевого офицера. В дни, проведенные нами в армии, он все время находился на переднем крае, беседовал с бойцами в траншеях и дзотах, выступал на партийных собраниях, провел семинары с парторгами и комсоргами батальонов. Побывал он и у бойцов нового пополнения, посмотрел, как их обучают, даже помог сержантам лучше строить занятия. Возвращаясь поздно вечером в землянку политотдела, неизменно восклицал:

— Замечательные хлопцы к нам поступают!

Перед отъездом он пропадал в 310-й дивизии всю ночь, вернулся уже под утро.

— Где вы так задержались? — спросил я.

— Так ведь там немцы нашу оборону прощупывали, в атаку пошли.

— Знаю. Что же дальше?

— Да ничего особенного. Они — на нас, мы — на них. Откинули.

— А вы? Вы-то что делали?

— Я — как все. Не мог же я в траншее оставаться, когда бой идет.

— Не задело вас?

— Да нет. Я же росточком не вышел. Пули над головой пролетали...

Сейчас, сидя в машине, он на полуслове замолк и задремал. Сказалась все-таки бессонная ночь. А я под гул мотора вспоминал свои встречи с воинами 59-й армии. Мне все больше нравился начальник политотдела Александр Георгиевич Королев. [114]

Что я знал о нем до этого? Знал, что полковник Королев — член партии с 1919 года, в годы гражданской войны был политруком, много учился, стал кандидатом исторических наук, доцентом, начальником кафедры в академии. В начале войны возглавлял курсы подготовки военных комиссаров, работал в Генеральном штабе. К нам прибыл в марте 1943 года.

В 59-й армии мы проверяли, как выполняется приказ Наркома обороны об обязательной военной переподготовке политсостава. К этому времени у нас на фронте уже действовало 400 учебных групп для разных категорий политработников. Из них 133 группы — в 59-й армии. Занятия проводились дифференцированно, по специальной программе. Я побывал на занятиях в трех таких группах. Порадовало, что в качестве преподавателей и лекторов выступали командующий армией генерал-лейтенант И. Т. Коровников, начальник штаба армии генерал-майор Н. П. Ковальчук и другие старшие офицеры. Чувствовалось, что все кровно заинтересованы в повышении военных знаний политработников.

Мы много беседовали с А. Г. Королевым. Не только об учебе политработников. Делились думами о состоянии партийно-политической работы, о том, что еще нужно делать. Говорили доверительно, напрямик, как и подобает двум коммунистам.

Интересно рассуждал Королев о так называемых окопно-блиндажных настроениях. Соединения армии уже долгое время находятся в обороне, занимают одни и те же позиции. Пусть и активная, но оборона. Не так-то просто лозунг «Стоять насмерть, ни шагу назад!» заменить лозунгом «Вперед, на разгром врага!». Нужно подготовить людей к этому. Штыков передал нам слова А. А. Жданова, высказанные на совещании в Ленинграде: при длительном пребывании в обороне у людей тяжелеют ноги, понижается боевой тонус. Выход из такого опасного состояния один — поддержание постоянной боевой готовности, неутомимое воспитание у людей наступательного порыва.

— А вы знаете, — сказал Королев, — на нашем фронте, несмотря ни на что, такую работу легче вести.

— Почему?

— Сама природа подстегивает. Посудите сами: люди месяцами живут в сырости, в воде. Под деревянным настилом в землянке даже зимой хлюпает вода. Как спастись [115] от нее? Отойти на прежние позиции — там все же посуше было, — об этом никто не помышляет. Значит, единственный выход — быстрее прогнать фашистов, закрепившихся на высотах. Вот на это мы пока и ориентируем бойцов.

Вообще, по любому вопросу у Королева были свои меткие суждения. Интересные соображения высказал он об авангардной роли коммунистов не только в наступлении, но и в обороне.

Старый коммунист, знающий политработник, он и должен был отличаться умением анализировать и объективно оценивать обстановку. Удивляло другое — ведь Королев совсем недавно стал начальником политотдела армии. А успел сделать многое. Побывал во всех дивизиях, организовал четкую работу политорганов, наладил работу политотдела армии, сумел выделить вопросы, требующие немедленного решения. Его не покидало чувство неудовлетворенности сделанным, а это уже само по себе — залог успеха.

По стилю работы он походил на опытного заводского мастера, обучающего рабочих по принципу «делай, как я».

Мы побывали с ним на переднем крае в 1082-м полку 310-й стрелковой дивизия. Королев с заместителем командира полка обошел позиции. Задержался возле станкового пулемета. Спросил:

— Кто у вас за первый номер?

— Я, — отозвался молодой боец.

— Вон, видите, заснеженный куст?

— Вижу, товарищ полковник, только это не куст, а маскировка.

— Почему вы так думаете?

— С правой стороны куст очень заснежен. Вчера эта сторона была оголена. А снегопада не было.

— Молодец. Теперь вам задача. Левее куста появился противник. Надо открыть огонь, а командир ваш вышел из строя. Определите прицел и целик.

Пулеметчик точно ответил.

— Хорошо, — похвалил его Королев. — А теперь дайте-ка я посмотрю ваш пулемет.

Он прилег, откинул крышку, потрогал замок.

— Когда последний раз смазывали?

Боец смутился.

— Нельзя так, — упрекнул политработник. — В ваших [116] руках прекрасное оружие. Любите его, и оно вас не подведет.

Вечером мы в дивизии провели совещание партийного и комсомольского актива, проанализировали опыт лучших партийных и комсомольских вожаков. Королев затронул вопрос, который мы обсуждали накануне.

— Вы говорите, — сказал он собравшимся, — в бою авангардная роль коммунистов и комсомольцев заключается в том, чтобы быть впереди, вести за собой бойцов. А если нет боя? Пример в любом деле важен. Бойцы не побывали в бане, не сменили белье. Конечно, командир виноват в первую голову. А вы где были? Почему не подсказали, не настояли? У бойца оружие не в порядке, плоха маскировка окопа — и за это в ответе вы, партийные и комсомольские вожаки. За все в ответе, что касается жизни бойца, даже за то, что он редко письма домой пишет. Такова уж наша партийная должность.

* * *

Лето 1943 года ознаменовалось историческим событием — победой советских войск на Курской дуге. Впервые в столице нашей Родины прогремели салюты в честь воинов-победителей. Курская битва, по определению Л. И. Брежнева, сломала хребет гитлеровской Германии. Советские войска могучим потоком двинулись на запад, очищая от оккупантов просторы родной земли. Освободили Харьков, Луганск, а потом и Киев, Днепропетровск.

Боевые успехи соседних фронтов воодушевляли людей. Бойцы и командиры рвались в бой.

В июле — августе волховцы вместе с войсками Ленинградского фронта провели Мгинскую наступательную операцию. В ожесточенных боях, длившихся больше месяца, удару подверглась вражеская группировка, сосредоточенная на мгинском направлении. На нашей стороне было преимущество в артиллерии и авиации, что дало возможность успешно разрушать оборонительные сооружения противника, перемалывать его живую силу и технику.

Главный итог этой операции заключался в том, что планы врага по восстановлению блокады Ленинграда были окончательно опрокинуты. Соединения двух фронтов отвлекли на себя значительные силы противника. В район Мги был переброшен ряд немецких дивизий с других [117] направлений. Общие потери гитлеровцев составили более 35 тысяч человек.

Меня вызвал к аппарату ВЧ А. С. Щербаков, поинтересовался нашими делами. Я поделился с ним впечатлениями о действиях дивизии, из которой только что вернулся.

— Нам уже известно, — сказал начальник Главного политуправления, — вы захватили Тортолово. Это большой успех.

— Пока не захватили, — уточняю я. — Побывали там наши разведчики, но их оттуда вытеснили.

— Интересно, — проговорил Александр Сергеевич. — А здесь другие сведения. Надо проверить, как это получилось.

Признаться, я чувствовал себя неловко. А вдруг положение и в самом деле было иным? Другой на месте командующего не удержался бы от крепких слов в мой адрес. А Кирилл Афанасьевич ни в чем меня не упрекнул. Он приказал начальнику штаба срочно разобраться. И тот, конечно, разобрался. Оказалось, что в горячке боя из дивизии донесли, что наши подразделения вошли в Тортолово. Штаб фронта на радостях сообщил в Москву. Но доклад этот уже не соответствовал истине.

— Подобных промахов впредь допускать нельзя. В бою, как нигде, информация должна быть четкой и точной, — указал К. А. Мерецков.

Командующий внимательно прислушивался к мнению политуправления, поддерживал все его начинания, сам с готовностью выступал на митингах и собраниях. О внимании, которое он оказывал партийно-политической работе, говорит и такой факт. В любое время, как бы ни был занят командующий, он принимал меня немедленно. Стало правилом: как только я возвращался из войск, он выслушивал мои замечания и предложения, советовал, что нужно делать в данный момент.

В октябре волховчане сбросили гитлеровцев с киришского плацдарма, который они удерживали два года и с которого постоянно угрожали Тихвину и частично восстановленной Волховской ГЭС, снабжавшей энергией Ленинград. Прорвав оборону противника, наши войска овладели городом и железнодорожным узлом Кириши, освободили более десятка других населенных пунктов.

В первые же дни боев на плацдарме бойцы фронта [118] узнали о подвиге рядового Туйчи Эрджигитова, автоматчика 1064-го стрелкового полка 281-й стрелковой дивизии.

Комсомолец Туйча Эрджигитов родился в 1921 году в Таджикистане. По национальности узбек. К нам он прибыл уже с боевым опытом, был два раза ранен.

Северо-западнее деревни Смердыня огневая точка противника задержала продвижение подразделения. Туйча Эрджигитов тоже залег вместе с товарищами. Но вот он крикнул:

— Медлить нельзя, погибнем все! — и бросился вперед, своим телом закрыл амбразуру дзота.

Бойцы ворвались в траншеи противника. Вместе с комсомольским билетом, простреленным в нескольких местах, товарищи героя обнаружили вырезку из газеты, в которой рассказывалось о бессмертном подвиге Александра Матросова. Вот образец, которому следовал комсомолец.

Рядовой Туйча Эрджигитов был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

* * *

Стремительно набирал силы советский тыл, все крепче, все весомее подпирал он фронты. И к нам, на Волхов, поступали все в больших количествах танки, самолеты, артиллерия, минометы, автоматы и другая боевая техника.

И вот мы получили долгожданный приказ Ставки. Войска Ленинградского и Волховского фронтов должны были совместными ударами при содействии 2-го Прибалтийского фронта разгромить основные силы немецкой группы армии «Север», полностью очистить от гитлеровцев Ленинградскую область, в состав которой входила тогда и часть нынешней Новгородской, создать условия для последующего освобождения Прибалтики.

Ответственная и почетная задача ставилась перед воинами Волховского фронта уже в первый период наступления. Освобождением Новгорода они должны были создать угрозу окружения всей вражеской группировке под Ленинградом.

Еще в тридцатых годах во время учебы на историческом факультете Московского государственного университета меня очень интересовал Новгород. Не раз собирался поехать туда в составе археологической экспедиции на [119] раскопки. Но так и не удалось. Теперь же предстояло не изучать прославленный древний город, а освобождать его.

Новгород, раскинувшийся на берегах Волхова, у озера Ильмень, гитлеровцы превратили в мощный опорный пункт своей обороны, которую они развивали и совершенствовали почти два с половиной года.

В штабе мне показали фотопанораму города и его окрестностей. Многие снимки сделаны капитаном С. Е. Лихиным, штурманом эскадрильи 742-го отдельного разведывательного авиационного Краснознаменного полка. Лихин совершил 165 боевых вылетов. Тысячи снарядов выпустили по нему вражеские зенитки, а он летал, не сворачивая с боевого курса, — иначе не обеспечить точность съемки. Сто пленок доставил Лихин из полетов. Вылетал он почти ежедневно, снабжая штабы самой свежей информацией. Кроме системы вражеских укреплений его снимки выявили 25 действующих аэродромов противника и около 850 базирующихся на них самолетов. Наша авиация наносила сокрушительные удары по этим аэродромам.

За ценнейшие сведения о противнике, мужество и боевое мастерство Сергей Егорович Лихин заслужил звание Героя Советского Союза.

Данные о противнике собирала и войсковая разведка всех видов. Большую помощь оказали партизаны, поставлявшие нам разнообразные сведения о силах и намерениях гитлеровцев. За это мы прежде всего обязаны члену Военного совета фронта Т. Ф. Штыкову. Он умело устанавливал контакты с партизанами. Я уже говорил, что Терентий Фомич до войны работал вторым секретарем Ленинградского обкома партии. В области хорошо знали его, да и он знал многих. Сейчас это пригодилось. Военный совет поддерживал связь со многими партизанскими соединениями. Она осуществлялась по радио и через связных. Кстати, газета «Ленинградский партизан» печаталась в нашей фронтовой типографии. Здесь же размножались листовки и другие издания, которые партизаны распространяли во вражеском тылу.

На фотопанораме отчетливо просматривались инженерные сооружения. Они располагались на значительную глубину. На подступах к городу с севера тянулись четыре древних земляных вала, каждый высотой до полутора [120] метров. Теперь эти валы противник использовал для обороны, разместил на них десятки пулеметных и минометных площадок. Промежутки между валами были оплетены колючей проволокой. Основу обороны составляли дзоты и бетонные доты, соединенные паутиной траншей.

С востока оборонительные позиции немцев прикрывались реками Малый Волховец и Волхов, с юга — озером Ильмень. Южнее Новгорода на фотопанораме тоже просматривались опорные пункты, соединенные развитой сетью глубоких траншей. Строения на окраинах были приспособлены к обороне, основанной на фланкирующем и косоприцельном огне.

Нашим войскам предстояло разбить прежде всего 1-го и 13-ю авиаполевые, 28-ю легкопехотную и 15-ю пехотную дивизии СС, а также 561-й штрафной батальон.

В уточнение группировки врага и системы его обороны внесли свой вклад и политорганы фронта. Пропагандисты почти ежедневно проводили передачи, обращенные к немецким солдатам, с помощью самолетов и минометов забрасывали листовки в окопы противника. Начальник политотдела 59-й армии А. Г. Королев сообщил, что на участке 378-й дивизии линию фронта перешли два немецких солдата. Это были рядовые из 561-го штрафного батальона. Они сказали, что слушали наши передачи и решили перебежать к нам. В качестве пропусков предъявили наши листовки. Перебежчики оказались сведущими, сообщили интересные данные.

Больше всего этот эпизод обрадовал старшего инструктора политотдела капитана Л. Д. Курицу. Это он вел передачи, под его же руководством начинялись листовками специальные снаряды для минометов.

Подобных случаев становилось все больше.

Собранные сведения свидетельствовали, что немецкое командование уверено в неприступности новгородских укреплений и даже мысли не допускает, что советские войска попытаются наступать на этом участке фронта.

Что ж, не впервой нам пользоваться самоуверенностью гитлеровцев. Удары мы нанесем именно в районе Новгорода. Главный — севернее города. После прорыва вражеской обороны войска обойдут город и повернут на юг, перережут все пути, связывающие новгородскую группировку противника с ее тылом. Вспомогательный удар намечено нанести южнее города — форсировать по льду озеро [121] Ильмень. С этого плацдарма наши части двинутся дальше, чтобы соединиться с войсками, наступающими с севера. Вражеская группировка окажется окруженной. А окруженного противника, лишенного резервов и снабжения, бить всегда легче.

Затем войска левого крыла фронта поведут наступление на запад, чтобы на рубеже реки Луги соединиться с войсками Ленинградского фронта.

На подготовку операции нам дается довольно большой срок — четыре месяца. Ставка учитывает наши трудности с дорогами: для наступления надо доставить многие тысячи тонн боеприпасов и других грузов. В условиях бездорожья нелегко и перегруппировать силы.

А перегруппировка предстоит большая. 59-я армия, наносящая главный удар, объединит 11 дивизий (около половины всех общевойсковых сил фронта), кроме того, 60 процентов всей нашей артиллерии, 80 процентов танков и самоходных артиллерийских установок, 90 процентов инженерных войск. В ходе операции ударная группировка получит еще фронтовые резервы, в результате чего ее состав достигнет 15, а потом и 20 дивизий.

По существу, на ударную группировку будет работать и вся авиация 14-й воздушной армии.

Вот какие силы мы введем в бой!

Вместе с И. С. Калядиным, заместителем начальника политуправления, разрабатываем план партийно-политической работы на период подготовки и проведения наступательной операции. План утверждают командующий фронтом и член Военного совета, и он становится основой деятельности всех политорганов фронта. Документ этот сугубо секретный, в нем даже не упоминается о Новгороде. О местах прорыва вражеской обороны войскам будет сообщено лишь перед самым началом наступления.

Прощаемся со 2-й ударной армией. Под началом своего нового командующего генерала И. И. Федюнинского она переходит в состав Ленинградского фронта, передислоцируется на ораниенбаумский плацдарм, нанесет оттуда удар на юг, на Кингисепп. Путь ей предстоит нелегкий: по железной дороге в Ленинград на Лисий Нос, оттуда на кораблях в Ораниенбаум (ныне Ломоносов). Между тем приближалась зима. Последним судам с войсками придется пробивать себе дорогу во льду. Причем переправиться надо скрытно, чтобы противник ничего не заметил. А немцы — в Петергофе, вблизи от Ораниенбаума. [122] К началу января 2-я ударная — более 54 тысяч человек со всем своим хозяйством — уже была на плацдарме, готовая к наступлению.

Управление фронта снова передислоцировалось в район Малой Вишеры. Т. Ф. Штыков настоял, чтобы политуправление разместилось неподалеку от Военного совета и штаба фронта. Это значительно облегчало нам работу. Поблизости в лесу стоял и поезд-типография с редакцией «Фронтовой правды».

Газете мы уделяли неослабное внимание, особенно после моей поездки в Москву, где на совещании в Главном политическом управлении рассматривалась наша работа по руководству партийными организациями. Кое за что нас похвалили, но и покритиковали крепко, в том числе за газету. По содержанию «Фронтовая правда» хорошая, но какой от нее толк, если в некоторые части она попадает на третий день? Мои доводы о том, что это случалось раньше, теперь дело поправилось, были приняты во внимание, но нам снова напомнили, что газета должна поступать к читателю в день выхода. А как — думайте сами. И мы добились своего — газета доставлялась в каждую часть в тот же день. А как будет в наступлении? Все надо предусмотреть заранее.

Следовало рассмотреть и другие вопросы, связанные с газетами — фронтовой, армейскими, дивизионными. Собрали журналистов и писателей. Были здесь А. Прокофьев, П. Шубин, А. Чаковский, А. Гитович, М. Эдель, В. Рождественский, А. Файзи, Л. Левин, А. Чивилихин, В. Сытин, Б. Рунин, А. Петров и другие. Пригласили на встречу и журналистов центральных газет — корреспондентов, «прописанных» на нашем фронте. Среди них были замечательные люди. «Красную звезду» достойно представляли майор М. Цунц и капитан В. Яковлев. Был раньше еще политрук Леон Вилкомир — журналист и поэт, поставлявший в свою газету интереснейшие материалы, написанные на месте событий. Чтобы больше и лучше видеть, он участвовал в штыковых атаках, ходил в бой на танке, летал на боевых самолетах в качестве воздушного стрелка. Леон Вилкомир геройски погиб, когда штурмовик, на котором он участвовал в бою, был сбит над вражескими позициями. От «Правды» у нас работал Д. Руднев, от «Известий» — Г. Мишулин, от «Комсомольской правды» — Н. Маркевич. Это тоже были талантливые [123] и отважные люди, готовые лезть в самое пекло, лишь бы раздобыть нужный газете материал.

Председательствовал на совещании Т. Ф. Штыков. Журналисты и писатели внесли много предложений, как сделать газеты фронта еще лучше, еще действеннее. Пообещали отдать этому все силы. Была высказана ценная мысль — чаще использовать литераторов и журналистов в устной пропаганде. Пусть выступают перед бойцами с рассказом о героических традициях нашего народа, о воинах, отличившихся в боях, о своем творчестве. Поэт Александр Гитович предложил печатать в газетах больше лирических стихов. Лирические стихи и песни согревают сердца бойцов. Не случайно такие стихи солдаты вырезают и хранят, заучивают наизусть, посылают домой. Жаркий разговор завязался по поводу идейного и литературного уровня газетных выступлений. Чтобы повысить его, литераторам надо чаще собираться, обсуждать творчество товарищей, критиковать слабые произведения.

Выступили на совещании и мы со Штыковым. Дали понять товарищам, что на фронте близятся большие события. Надо готовить к ним людей, и большая роль в том принадлежит газетам, журналистам.

После совещания ко мне подошел редактор «Фронтовой правды». Показал письмо. Московские товарищи возмущались: редактор невнимательно читает газету, даже не замечает, что из номера в номер искажаются его инициалы.

Но никакой путаницы не было. Просто у нас сменился редактор «Фронтовой правды». Вместо К. П. Павлова был назначен Б. П. Павлов. Подполковник Борис Потапович Павлов взялся за дело горячо. Опытный и способный журналист, он со своим коллективом делал яркую и интересную газету.

Готовясь к новым боям, мы изыскивали и другие, более оперативные средства информации. Как ни старайся, газета и листовка не всегда поспевают за событиями, тем более в наступлении. Штаб фронта пошел нам навстречу и распорядился наиболее срочную информацию передавать по радио и телефону. Газета еще печатается, а важнейшие известия, размноженные на машинке, уже доставляются на узлы связи. По радио и проводам они сразу же поступают в соединения и части.

Работники политуправления направляются в корпуса и дивизии. Следует отметить, что при посылке работников [124] ПУ фронта в войска, особенно в связи с какой-либо наступательной операцией, мы обычно приглашали представителя разведывательного управления штаба фронта, который информировал о группировке противника, прежде всего на том участке фронта, куда направлялись наши офицеры. Затем начальник 7-го отдела сообщал о политико-моральном состоянии противостоящих вражеских войск. И в заключение я ставил задачи перед отъезжающими. На этот раз больше всего политуправленцев выезжает, конечно, в 59-ю. Много времени и я провожу в политотделе и в соединениях этой армии. Вместе с командующим армией И. Т. Коровниковым, членом Военного совета П. С. Лебедевым, начальником политотдела А. Г. Королевым организуем сборы заместителей командиров полков по политической части. Отводим на них четыре дня. Программа сборов состояла из трех разделов: общевойсковая подготовка, политическая подготовка, организация партийно-политической работы в наступлении. Наряду с проблемами организаторской и идейно-воспитательной работы на сборах широко рассматривались и чисто военные вопросы, такие, как взаимодействие родов войск в наступлении, организация наступательного боя и преследования отходящего противника, разминирование и преодоление заграждений. Думаю, что это правильно. Невозможно строить партийно-политическую работу, не разбираясь глубоко в боевых делах, которые решают войска. Не зря же политработник зовется заместителем командира. В любую минуту он должен суметь заменить его и самостоятельно довести выполнение задачи до конца.

А на сборы заместителей командиров батальонов и дивизионов по политической части и сборы парторгов батальонов и дивизионов мы отводили по десять дней. Кое-кто ворчал: в такое жаркое время на такой срок отрывать людей от дела! Но мы знали, что учеба окупается в бою сторицей. Помимо лекций с участниками сборов проводились практические занятия по планированию партийно-политической работы в батальоне и роте, по проведению этой работы в наступательном бою, вплоть до того, как надо доводить боевой приказ до каждого воина.

Очень интересно прошел сбор помощников начальников политорганов по работе среди комсомольцев. Молодежи, как известно, свойственна любознательность, ей претят скука, повторение прописных истин. Выступать [125] перед такой аудиторией не просто. И если все докладчики удовлетворили ее запросы, значит, организаторы сбора поработали неплохо.

Школой партийно-политической работы мы старались сделать и учения, которые в то время проводились во всех частях. В ходе их политработники, парторги и комсомольские активисты действовали так, как действовали бы в настоящем бою. И, разбирая эти учения, мы анализировали их не только в плане тактической подготовки бойцов и командиров, но и с точки зрения постановки партийно-политической работы. Требовали, чтобы она велась непрерывно. А для этого важно уметь применять самые разнообразные ее формы.

Мы провели совещания начальников политорганов, агитаторов полков, редакторов дивизионных газет, секретарей партийных комиссий.

Не слишком ли много совещаний, спросит читатель. Нет, мы ими не злоупотребляли, но совещание — одна из форм обучения, надо только правильно его строить, добиваться, чтобы оно выливалось в живой и полезный обмен мыслями. Каждое слово на миру весит куда больше, чем сказанное с глазу на глаз.

Сборы и совещания мы планировали дифференцированно для разных групп политработников, партийного и комсомольского актива. При политотделах корпусов проводили семинары парторгов и комсоргов полков, а при дивизиях — парторгов и комсоргов батальонов, рот, батарей, агитаторов и редакторов боевых листков.

Отдельно собирали политических и партийных работников тыловых частей и учреждений — обсуждали задачи коммунистов и комсомольцев этих органов по обеспечению войск продовольствием, боеприпасами, горючесмазочными материалами, обмундированием, по подготовке госпиталей к приему и эвакуации раненых.

Вместе с Королевым мы поговорили с сотрудниками армейской газеты «На разгром врага», ее редактором подполковником С. А. Прокофьевым, помогли разработать примерный план газетных выступлений во время подготовки и в ходе наступления. В газете стали чаще появляться материалы в помощь партийному и комсомольскому активу: «Ротная партийная организация в бою», «Партийный актив — опора парторга», «Как организовать прием в партию в наступлении», «Пропаганда героических подвигов в ходе наступления», «План работы [126] парторга роты», «Место парторга в бою», «Работа агитатора в период наступления» и т. п.

Много дали слеты воинов-орденоносцев — и в масштабе армии, и в масштабе дивизий. Политотдел армии поручил этим опытным, прославленным бойцам систематически выступать перед молодежью, рассказывать ей о боевых традициях подразделений и частей, их героях. В бою орденоносцы личным примером учили однополчан побеждать врага.

Незадолго до наступления я встретился с членом Военного совета фронта Константином Степановичем Грушевым, только что прибывшим к нам с Северо-Кавказского фронта, где он был членом Военного совета 58-й армии. Очень моложавый стройный полковник был полон энергии. Сетовал на одно: привык к южным степям, простору, солнцу, а тут снега, леса да болота. Разговор зашел о людях. Константин Степанович успел побывать в 59-й армии. Хорошо отзывается о ее командирах и политработниках.

— Пожалуй, сейчас для нас самой тяжелой задачей будет снабжение наступающих войск, — сказал Грушевой. — Командующий фронтом предложил мне все внимание уделить этому участку.

Вспомнили довоенную работу. Тут у нас много общего. Я, как известно, был секретарем Московского горкома, К. С. Грушевой — секретарем Днепропетровского обкома партии.

Константин Степанович взглянул на часы:

— Ого! Пора за работу.

Со всей присущей ему напористостью член Военного совета включился в подготовку к операции.

Перед наступлением в частях прошли митинги (там, где это было невозможно, командиры и политработники провели групповые и даже индивидуальные беседы).

Каждому руководителю перед большим делом хотелось бы побывать везде, где будет решаться успех. Понимаешь, что это невозможно, но все равно стараешься. А потом вдруг видишь, что все-таки побывал почти во всех дивизиях и бригадах, поговорил с людьми, убедился, что товарищи понимают свои задачи и знают, как их решать. Когда мне в 5 часов утра 14 января (еще стояла кромешная тьма) доложили, что на южном участке части группы генерала-майора Т. А. Свиклина тронулись в путь, я живо представил себе, как это происходит. [127]

...Сотни, тысячи воинов в белых маскировочных халатах шли молча. Лишь снег скрипел под ногами и гудел лед — он был очень тонкий, готовый в любой момент проломиться. Люди тащили за собой пулеметы, выкрашенные в белый цвет. Лошади в белых попонах тянули белые пушки, поставленные на полозья. Это был огромный риск — без артиллерийской подготовки, без единого выстрела преодолеть 15 километров ровной, как стол, поверхности замерзшего озера. Но все решила внезапность. Наступала здесь 58-я отдельная стрелковая бригада полковника Н. А. Себова. Читатель, видимо, помнит подполковника, который при прорыве блокады Ленинграда вел лыжную бригаду по льду Ладожского озера. Это тот самый. Как и в других частях южной группы, я побывал у него перед наступлением. Убедился: все в порядке. Можно быть уверенным: бригада Себова задачу выполнит!

Уже брезжил поздний январский рассвет. На КП армии, где в это время находилось командование фронта, поступила радиограмма генерала Свиклина: его части достигли западного берега озера Ильмень, гитлеровцы застигнуты врасплох и отброшены.

Позднее поступило донесение: захвачен плацдарм — пять километров по фронту и шесть в глубину. Враг приходит в себя, беспрерывно контратакует.

— Передайте: держаться во что бы то ни стало! — приказал К. А. Мерецков, обращаясь к начальнику штаба, и добавил: — Скоро им будет легче... А пока пошлите Свиклину аэросани и броневики.

Командующий позвонил начальнику тыла фронта Л. П. Грачеву:

— На плацдарм как-то надо подбросить боеприпасы. — И вздохнул: — Поблизости их нет — я же сам запретил подвозить к тому берегу, чтобы противник не догадался о нашем замысле.

— А мы скрытно подвезли и снаряды, и ящики с патронами. В лесу спрятали. Сами понимаете: у всех теперь автоматы — патронов не напасешься.

Мерецков нахмурился:

— Выходит, указания не для вас пишутся? Ну ладно, на этот раз ослушание пошло на пользу. Спасибо за инициативу.

Батальон аэросаней и батальон бронеавтомобилей (более тяжелых машин тонкий лед не выдержит) вырываются [128] из прибрежного леса и мчатся по заснеженной глади.

После нам расскажут, какой подмогой для пехоты явились тогда аэросани и бронемашины. Особенно аэросани, которых гитлеровцы до этого не видели. Легкие, верткие, они в снежном вихре носились по вражеским позициям, оглушали треском моторов, разили пулеметными очередями.

С бронеавтомобилями было немало канители — они то и дело увязали в снегу и болотистой трясине. Пехотинцы на руках вытаскивали их, и те снова двигались вперед. Слабая на них броня, но пули и осколки выдерживает. А в борьбе с дзотами бронемашины пришлись очень кстати.

На западный берег Ильменя командующий фронтом перебросил из второго эшелона 372-ю стрелковую дивизию и один полк из 225-й стрелковой дивизии.

На северном участке прорыва тем временем тысячи артиллеристов заряжали и наводили орудия. Утро выдалось хмурым, туманным, передний край противника не просматривался. Стрелять придется по площади. Зато на километр фронта приходится более сотни орудий разных калибров. Стрельба так или иначе даст результаты.

В 10.30 артиллерия заговорила. Почти два часа гремела канонада. Ввиду плохой погоды наша авиация не могла действовать.

Мы знали, что гитлеровцы будут драться отчаянно. Перед наступлением Рощин принес мне документ, который раздобыли разведчики. Командир немецкой дивизии доводил до солдат и офицеров слова командующего 18-й немецкой армии генерал-полковника Линдемана: «Если мы не удержим Новгород и Волхов, то мы проиграем войну, если же удержимся на этом рубеже, то войну выиграем».

Да, они когтями будут держаться за северный участок Восточного вала, о неприступности которого трезвонят на весь мир.

Но, как говорится, сила силу ломит. А сила теперь всецело на нашей стороне.

Войска двинулись в наступление, когда орудия еще вели огонь. Штурмовые отряды и танки прорыва шли за огневым валом.

Научились мы воевать! Оглушенные гитлеровцы еще не пришли в себя, а бойцы в белых полушубках заняли [129] траншеи и пошли дальше. В боевых порядках пехоты следуют танки непосредственной поддержки. Позади них — самоходные артиллерийские установки. САУ — пристрастие нашего командующего. Еще в 1942 году он обращался в Ставку, просил дать побольше таких машин. На нашем Волховском САУ были незаменимы. Колесную пушку трудно протянуть по бездорожью. Даже с помощью трактора-тягача. Самоходная пушка, как и танк на гусеницах, создана для бездорожья. В бою может сопровождать не только пехоту, но и танки — у нее большая скорость и маневренность.

Остряки шутили: Мерецков потому так о САУ заботится, что у него сын — танкист, вот отец и хочет, чтобы танки получше огнем прикрывались. Да, сын командующего, Владимир Мерецков, в свои 18 лет командовал танковым взводом в 7-й гвардейской танковой бригаде, воевал блестяще, отцу на радость. (После войны В. К. Мерецков окончил академию Генерального штаба, он по-прежнему служит в Советской Армии.) Но конечно же, отец, заботясь о САУ, думал не о сыне, а о выгодах для всего фронта. Мы видели, как много могут сделать в бою самоходные артиллерийские установки. Неуязвимые для пуль и снарядных осколков, они не отставали от танков, поддерживая войска мощным и точным огнем — стреляли, можно сказать, в упор. Правда, в наших местах и САУ не могли быстро продвигаться, то и дело увязали в трясине. Так же, как и танки. Но инженеры и саперы генерала А. Ф. Хренова предусмотрели все. Они везли, тащили на себе сотни фашин из хвороста, брусья и доски, целые пролеты лежневых мостов.

Танкисты торопили пехотинцев и саперов, сами брались за топоры и ломы, но все равно скорость продвижения танков нередко сводилась к той скорости, с какой саперы прокладывали для них колеи.

Настойчиво и неутомимо воины прогрызали оборону врага. За день войска продвинулись от двух до четырех километров.

Встречал я людей, которые хвалились, что ко всем относятся одинаково. По-моему, так не бывает. Всегда примечаешь более умных, энергичных, надежных. И обязательно выделяешь их, любуешься ими, ставишь другим в пример. А отстающих видеть не можешь, тянешь, подгоняешь их, чтобы заполучить право и ими любоваться.

Каюсь, у меня такое отношение было не только к людям, [130] но и к целым соединениям. Когда во время разработки операции начальник штаба фронта генерал-лейтенант Ф. П. Озеров предложил поставить 378-ю стрелковую дивизию на самое трудное и ответственное направление — на Подберезье, — я его горячо поддержал. Мне известна была эта дивизия, ее люди. Верилось, что этот сплоченный воинский коллектив справится с любым делом.

Командовал дивизией полковник А. Р. Белов, политический отдел возглавлял подполковник В. А. Ревенков — боевые, толковые офицеры, до конца преданные долгу.

Подберезье — один из основных узлов главной полосы вражеской обороны, по существу, ключ к новгородскому укрепленному району с севера. Следовало ожидать, что гитлеровцы за Подберезье будут драться остервенело.

У нас на этом участке был небольшой плацдарм на западном берегу Волхова. Немцы, конечно, считали, что именно с него мы нанесем основной удар. Разведчики 378-й дивизии облазили весь передний край и выяснили, что в стороне от плацдарма, на самом берегу реки, оборона противника куда слабее. Белов и решил этим воспользоваться. На плацдарме он оставил всего один полк, а два других расположил на восточном берегу, нацелив их на пристань Муравьи.

Командир дивизии через своих наблюдателей и разведчиков следил за врагом и во время артиллерийской подготовки. Заметив, что противник отводит своих солдат из первой траншеи, Белов позвонил командующему артиллерией корпуса. Непросто вносить изменения в плановую таблицу огня, когда стреляют сотни орудий всех калибров. Но артиллеристы прислушались к просьбе пехоты. Огневой вал раньше запланированного времени передвинулся в глубь вражеской обороны. А пехота на этом участке дружно хлынула на лед реки и через несколько минут была уже во вражеской траншее. Когда же гитлеровцы, спасаясь от артогня, попытались вернуться в окопы переднего края, советские воины встретили их гранатами, автоматным и пулеметным огнем.

Отлично справился с маневром командир 1258-го стрелкового полка коммунист полковник Александр Петрович Швагирев. Ну как не восхищаться такими людьми! Артподготовка еще не закончилась (она длилась 110 минут), а я уж звонил в политотделы дивизий, сообщал [131] об инициативе командира 378-й и его подчиненных. И возможно, именно почин этих людей, подхваченный всеми наступающими частями, помог нам избавиться от пагубного явления, когда между артподготовкой и атакой вдруг образуется пауза: и пушки молчат, и пехота не атакует. Опасная и дорого обходящаяся пауза — враг приходит в себя и снова занимает покинутые во время артподготовки позиции. У нас в этот день таких случаев не было.

После я узнал подробности атаки 1258-го полка. Под шорох летящих снарядов своей артиллерии бойцы побежали по льду реки. Некоторые несли доски, шесты — на случай если придется преодолевать полыньи. Вместе со стрелками двигались полковые артиллеристы. Пушки тянули вручную, чтобы можно было в любой момент открыть огонь, снаряды также несли на себе. Реку преодолели быстро, без стрельбы, а вот когда уже были на немецких позициях, артиллеристам пришлось вступить в бой. Стреляли с открытого места: пушку в траншею не спрячешь. Быстрее всех развернулся расчет коммуниста сержанта Ильи Латышева. Прямой наводкой он уничтожил три вражеских пулемета, заставил замолчать дзот — вогнал снаряд прямо в амбразуру. Орудие Латышева так и сопровождало пехоту в ее движении вперед.

В этом бою все были на высоте. А впереди, как всегда, — коммунисты. Сержант Алексей Попов, агитатор взвода, в первые минуты боя был ранен в голову. Но даже не стал забинтовывать рапу, повел товарищей в рукопашную, собственноручно заколол трех гитлеровцев. А вдвоем с сержантом Иваном Находкиным, тоже коммунистом, они обезоружили и пленили шестерых вражеских солдат. Только после этого Попов дал перевязать себе рану. И зашагал дальше со своим взводом. Он считал, что ничего особенного не случилось, и очень удивился, когда по цепочке до него дошла написанная от руки листовка, в которой наряду с другими отличившимися бойцами рассказывалось о нем.

Авторами таких листовок, маленьких и предельно коротких, выступали политработники, парторги и комсорги. Они шли в общей цепи, своими глазами видели подвиги солдат и стремились, чтобы об этих подвигах сразу узнавали все.

Сколько бы мы ни рассуждали о месте политработников в бою, в конечном счете он всегда оказывается там, [132] где всего важнее душевный порыв, партийное слово. Обстановка может изменить многое. Однако она не может лишить коммуниста права и обязанности вести за собой людей.

Когда первый батальон 1254-го полка все той же 378-й дивизии натолкнулся на организованный вражеский огонь и залег, в головную цепь выдвинулись заместитель командира батальона по политчасти старший лейтенант Сергей Бакунин и парторг батальона старший лейтенант Василий Дудин.

— Коммунисты и комсомольцы, вперед! — пронеслось над цепью.

Вслед за Бакуниным и Дудиным поднялись все. Быстро проскочили простреливаемое место, спрыгнули в траншею, на головы ошеломленным гитлеровцам, и пустили в ход штыки и приклады. Противник был смят, уцелевшие гитлеровцы побежали. Бойцы с яростью настигали их. Они мстили за своего политработника: за успех батальона Сергей Бакунин заплатил жизнью.

16 января наши части заняли Подберезье — станцию и поселок. Важный опорный пункт противника перестал существовать. В последующие дни наши войска умелыми обходными маневрами перерезании железные дороги Новгород — Ленинград и Новгород — Батецкая. А 19 января оседлали и последнее шоссе, связывавшее новгородскую группировку противника с его тылом. В тот же день на шоссе Новгород — Батецкая вышли части нашей южной группы. Немцы в Новгороде оказались в кольце окружения.

Слежу за развитием событий на всей полосе фронта, но чаще, чем другими, интересуюсь 378-й дивизией. Она уже у стен Новгорода. В ночь на 20 января ее 1258-й стрелковый полк с боем занял Григорово — один из главных опорных пунктов на подступах к городу. Не останавливаясь, воины двинулись дальше, нащупали слабое место на северо-западной окраине и ворвались в город. В 8.00 20 января командир полка Александр Петрович Швагирев радировал командиру дивизии: «Я нахожусь в кремле». На кремлевской стене взвился алый флаг.

Я вовсе не хочу сказать, что все решила 378-я дивизия. Конечно нет. Доблесть и геройство проявили воины всех наступавших частей, десятки тысяч бойцов и командиров. Но и среди героев бывают лучшие. Это уж закон жизни. [133]

В дни наступления «Фронтовая правда» писала о боевых делах казаха старшины Джунуспея Каипова, командира орудия 54-го легкоартиллерийского полка 2-й артдивизии, выделенной нам из резерва Главного Командования. Когда наши части подходили к деревне Концы, Каипов своими меткими снарядами разбил четыре вражеских дзота и противотанковое орудие. Пехота смогла продвинуться на этом участке без потерь. Тяжелый бой разгорелся за село Моторово. Вражеская минометная батарея обрушила огонь по нашей пехоте. На открытом месте подразделения несли большие потери. Каипов быстро обнаружил немецкую батарею и ударил по ней прямой наводкой. Несколькими выстрелами артиллеристы расчета разнесли вражеские минометы. Наша пехота вошла в село.

Так было и на подступах к Новгороду. Возле поселка Колмово путь пехоте преградили вражеские пулеметы, расставленные вдоль дороги. Каипов выкатил свое орудие на шоссе и с расстояния всего 300 метров открыл огонь. По советскому орудию били вражеские минометы. В расчете Каипова два бойца были убиты, но он продолжал вести огонь, уничтожил вражеские пулеметы, заставил замолчать минометы.

В Новгород Каипов со своим орудием ворвался вместе с пехотой.

В числе десяти воинов фронта, наиболее отличившихся в боях за освобождение Новгорода, Джунуспею Каипову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Шесть дней длились бои за Новгород. 15 000 трупов гитлеровцев лежало в снегу. Более 3000 немецких солдат и офицеров сдались в плен.

Вечером 20 января 1944 года по радио передали приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии К. А. Мерецкову. Всем войскам, участвовавшим в освобождении Новгорода, объявлялась благодарность. Москва от имени Родины салютовала им двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. Наиболее отличившиеся части награждались орденами и получали почетное наименование Новгородских. Читатель догадывается, что одной из первых Новгородской, притом Краснознаменной, стала 378-я стрелковая дивизия.

Гром московского салюта послужил как бы новым импульсом для наступления. Войска, освободившие Новгород, двинулись на запад, а войска правого крыла фронта [134] — 8-я и 54-я армии — начали продвигаться на юго-запад вместе с героическими частями Ленинградского фронта. Они теснили и громили врага, почти два с половиной года осаждавшего Ленинград. Вскоре от фашистской нечисти была полностью очищена Октябрьская железная дорога. Жаркие бои развернулись за Грузино — последний немецкий плацдарм на восточном берегу Волхова, станции Чудово, Тосно, Любань... А 27 января в городе на Неве прогремел салют — войска Ленинградского и Волховского фронтов завершили освобождение Ленинграда от вражеской блокады.

Двигался вперед и наш сосед слева — 2-й Прибалтийский фронт.

У нас начался новый этап операции. Командующий фронтом ввел в бой резервы, развивая достигнутый успех. А бои становились все тяжелее, по мере того как наши войска стискивали клещи вокруг вражеской группировки. У немцев оставался неширокий коридор, через который они постепенно отводили свои войска. Чтобы удержать эту суживающуюся горловину, гитлеровское командование не жалело жизней своих солдат.

Наших бойцов торопили, подгоняли гнев и ненависть к фашистским извергам. То, что мы увидели в Новгороде, не давало нам покоя ни днем ни ночью.

Для нашего народа и для всего мира этот город на протяжении многих веков (первое письменное упоминание о Новгороде относится к 859 году) был святыней и исторической реликвией, колыбелью русской государственности и русской культуры, сосредоточением уникальных памятников истории и архитектуры.

Теперь город был разрушен полностью. Сохранилась лишь кремлевская стена (такая же зубчатая, как стены Московского Кремля) да развалины многих церквей. Из 2300 жилых домов уцелело лишь 40. Враг уничтожил все промышленные предприятия. Город обезлюдел — часть населения гитлеровцы расстреляли, часть угнали на фашистскую каторгу.

Гитлеровцы стремились стереть с лица земли все связанное с русской историей и культурой. Они обезобразили Софийский собор, чудо мирового зодчества, построенный еще в XI веке, похитили золотые кресты и кровлю куполов из листового червонного золота, все внутреннее убранство, уничтожили бесценную стенную роспись. [135]

Разрушена до основания церковь Спаса-Нередицы, построенная в XII веке, всемирно известная своими фресками. Церковь Спаса-на-Ильине славилась фресками гениального Феофана Грека. В стенах с этой живописью гитлеровцы пробили амбразуры, а остальное замалевали порнографической мазней. С душевным содроганием смотрели мы на обломки разобранного, распиленного на части величественного памятника в честь тысячелетия России. Наше стремительное наступление помешало врагу вывезти в Германию обломки памятника как металлический лом.

В Грановитой палате, архитектурном памятнике XV века, где новгородцы принимали иностранных послов, где совершались все торжественные церемонии, где в 1478 году было провозглашено присоединение Новгорода к Москве, гитлеровцы открыли кабак. Уникальный наборный паркет превратили в площадку для танцев. Изуродовали старинную лестницу. При отступлении пытались уничтожить и Грановитую палату. В ее подвалы заложили 70 тонн взрывчатки. Уже горели бикфордовы шнуры, когда наши воины ворвались в подвал. Боец Помилуйко — к сожалению, не помню его имени и отчества — успел обрубить горящие шнуры. Грановитую палату спасли.

Подхожу к кремлевской стене за Грановитой палатой. В снегу лежит бронзовый бюст Л. Н. Толстого. Гитлеровцы использовали его как мишень. Пистолетные пули оставили глубокие вмятины. Сейчас этот бюст хранится в новгородском музее.

Чрезвычайная Государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Новгороде на основании документов, свидетельских показаний и заявлений потерпевших установила, что преднамеренное разрушение древнего русского города Новгорода с его памятниками выдающегося мирового искусства, массовое истребление мирных советских людей, угон советских граждан на каторгу были произведены офицерами и солдатами по приказам гитлеровского правительства и под руководством командующего 18-й германской армией генерал-полковника Георга Линдемана, командира 250-й испанской Голубой дивизии генерал-майора Муньос Гранде, командиров 1-й немецкой авиаполевой дивизии генерал-майора Петраушке и генерал-майора Вильке, коменданта Новгорода [136] капитана Руфа. Они вместе со всеми гитлеровскими главарями должны нести ответ за эти злодеяния.

Вечером того же 20 января в Грановитой палате кремля состоялось совещание представителей городских партийных и советских организаций, вступивших в город вместе с войсками. Были намечены первые неотложные мероприятия по налаживанию мирной жизни в городе, по его разминированию и очистке. В древний город возвращалась жизнь.

В политуправление фронта поступали сведения о злодеяниях гитлеровцев во Мге, Чудове, Любани. На основании этих фактов издавались листовки. Материалы о варварстве гитлеровцев печатались во «Фронтовой правде», в армейских и дивизионных газетах. Тысячи замученных и убитых людей, сожженные села и города, лагеря смерти — все это взывало к отмщению.

В Любани было три концлагеря, на 3000 человек каждый. Уцелевшие местные жители Мария Новаковская и Александр Семенов рассказали, что в лагерях ежедневно умирали от голода и болезней десятки людей. Их трупами были заполнены все ближайшие овраги.

Фашистские варвары оставили после себя сплошные пепелища. Город Мга и железнодорожный узел разрушены до основания. Сожжены все 600 домов.

В городе Чудово жилые дома сожжены, уничтожены все оборудование железнодорожного узла, спичечная фабрика, стекольный завод, хлебозавод, вокзал, Дом союзов, школы, клубы. Мосты взорваны, железнодорожное полотно изуродовано, скрюченные рельсы лежат на исковерканной насыпи, все телеграфные столбы спилены...

С осени 1943 года гитлеровцы начали вывозить ценности из Любани. Всю мебель из квартир забирали и отправляли в Германию. Церковь превратили в мебельный склад. Наступление наших войск не дало возможности отправить в Германию последний эшелон с награбленным добром.

В Чудово, на Некрасовской улице, находится дом, где жил и творил великий русский поэт Некрасов. Чудовцы хранили, берегли этот памятник и гордились им. Гитлеровцы надругались над ним. В доме поэта они устроили казарму.

В деревне Сябрицы был дом-музей русского писателя Глеба Успенского. Гитлеровцы сожгли его.

Вспоминая сейчас о злодеяниях, совершенных гитлеровцами [137] в Новгороде и в других оккупированных районах нашей страны, нельзя не возмущаться попытками кое-кого на Западе за сроком давности прекратить судебное преследование фашистских военных преступников. 5 июля 1979 года «Правда» привела поразительные цифры: с января 1970 года по конец 1978-го в ФРГ было возбуждено 14 700 обвинений против нацистских преступников, однако вынесено по ним лишь пять приговоров, причем три человека осуждены, а двое оправданы. Советский народ, все прогрессивное человечество никогда не согласятся с открытой и тайной реабилитацией кровавых палачей и разрушителей. Кара за страшные преступления нацистов не может смягчаться никаким сроком давности. Фашистские злодеи должны сполна отвечать за все.

Наш фронтовой поэт Всеволод Рождественский написал стихотворение о Новгороде и его освобождении. В нем были слова:

Мы входили в районы действий партизан. Это отсюда, из Партизанского края, в тяжкую зиму 1941/42 года был послан в блокадный Ленинград обоз в 223 подводы с хлебом и другими продуктами. Край объединял свыше 400 населенных пунктов. В нем сохранялась Советская власть, работали сельсоветы, колхозы, школы, больницы, клубы, люди жили по советским законам.

Наши войска наступали в полосе действий 5-й партизанской бригады. Командовал ею К. Д. Карицкий, комиссаром был И. И. Сергунин. Потому и бригаду частенько называли «КС» — по первым буквам их фамилий. Бригада насчитывала 7000 бойцов — закаленных и бесстрашных. Разрушая дороги, по которым немцы отводили свои войска, устраивая засады, нанося удары по противнику с тыла, партизаны оказывали нам большую помощь. Все население окрестных сел и деревень помогало Красной Армии. Людей вели на борьбу с ненавистными оккупантами партийные и советские органы.

В освобожденных селах мы видели расклеенные на заборах и столбах уже выцветшие на зимнем ветру листовки. В одной из них говорилось: «Никогда вольные [138] новгородцы не стояли перед врагом на коленях! Вейте врага! Победа будет за нами!» «Преградим врагу все пути! — призывала другая листовка. — Русские люди! Вспомним о доблестном примере наших предков, бивших армию Наполеона при ее бегстве из Москвы! Превратим и мы дорогу отступления врага в дорогу его смерти. Поможем Красной Армии окружать и истреблять гитлеровцев!»

После освобождения очередного населенного пункта партизанский отряд пристраивался к нашим колоннам, преследующим противника. Гремели песни. Подчас в голове колонны слышалась наша «Волховская», а в хвосте колонны — «Песня пятой партизанской бригады»:

Песня стала спутником боевой жизни. Чуть только бойцы подразделения из цепи перестраивались в походный порядок, как над колонной взвивалась песня. Командующий фронтом как-то заслушался, вызвал из строя ротного запевалу:

— Молодец! — Снял с руки часы и подарил солдату.

К сожалению, двигаться в походных колоннах войскам доводилось не часто. Враг продолжал цепляться за каждый выгодный рубеж, бросался в контратаки.

Большинство работников политуправления находились в войсках. Из дивизий с благодарностью сообщали о помощи, которую оказывали в ходе наступления начальники отделов политуправления полковник Иван Корнеевич Твердохлебов, подполковник Дмитрий Михайлович Дьяконов, наши инспекторы, лекторы, агитаторы, инструкторы.

Лектор политуправления майор Павел Петрович Назаров работал в 382-й стрелковой дивизии. В ее подразделениях он прошел с боями более ста километров, его видели беседующим с бойцами на привалах, видели его и в атакующей цепи. По его совету в дивизии стали оперативнее и шире отмечать отличившихся бойцов и командиров. За последние десять дней февраля командир наградил орденами и медалями 351 воина. Высокая оценка подвига непосредственно на поле боя имеет большое воспитательное значение. [139]

Лектор не только выступал с докладами и беседами. Был в его практике и такой эпизод. Как-то продвижение дивизии застопорилось из-за нехватки боеприпасов. Меры, принимаемые командиром дивизии, не давали результатов, тогда майор Назаров поехал на КП корпуса, встретился с командиром корпуса генералом Р. И. Паниным, добился выделения на первый случай 50 тысяч автоматных патронов. Комкор послал и саперов из своего резерва — для ремонта дороги, на которой застрял обоз дивизии.

Работая в наступающих войсках, Назаров обратил внимание на одно весьма характерное явление: политотдельцы разъезжались в части, в политотделе не оставалось ни одного ответственного работника. Получалось как во времена гражданской войны: «Уком закрыт, все ушли на фронт». Хорошее дело оборачивается изъяном, ослаблением руководства партийно-политической работой в войсках. Несколько дней не собиралась дивизионная парткомиссия, чтобы рассмотреть поступившие заявления о приеме в партию. Перестала выходить дивизионная газета. Сигнал был настолько серьезен, что мы связались со всеми политотделами корпусов и дивизий, потребовали принять срочные меры и покончить с подобной практикой.

Заместитель начальника политуправления И. С. Калядин шел с 310-й стрелковой Новгородской дивизией. Он побывал на партийных собраниях, проводившихся между боями. На них обсуждались итоги боев за Новгород и дальнейшие задачи коммунистов.

Тяжелое положение создалось в 1080-м полку. Его стрелковые подразделения, находившиеся на острие главного удара, понесли большие потери. В некоторых ротах выбыли из строя все коммунисты. Иван Семенович помог работникам политотдела по согласованию с командованием перераспределить силы. В передовые стрелковые подразделения были переведены коммунисты из тыловых и специальных частей, где потери были меньше.

Так в ходе боев были пополнены существующие и созданы новые партийные организации или партийно-комсомольские группы.

Дело облегчалось и тем, что еще в мае 1943 года ЦК ВКП(б) принял решение о реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии. Этим же решением выборные секретари в партийных [140] и комсомольских организациях на фронте заменялись назначаемыми парторгами и комсоргами. Парторганизации полков, батальонов и дивизионов возглавлялись к тому же кадровыми работниками. Теперь не надо было созывать собрания (что в боевой обстановке не всегда возможно), чтобы избрать выбывшего из строя секретаря организации. Парторг или комсорг выдвигался политорганом часто прямо в ходе боевых действий.

Вообще-то, состав коммунистов в боях не убывал. Партийные организации постоянно пополнялись. Во время наступления поток заявлений о приеме в партию непрерывно возрастал. Важно было быстрее рассматривать эти заявления, своевременно оформлять документы и вручать их молодым коммунистам. В сложной обстановке развернувшегося наступления политорганы фронта в целом неплохо справлялись с этой задачей. В январе число воинов, принятых в партию, увеличилось вдвое по сравнению с тем или иным месяцем обороны. Читатель может подумать, что так получалось в результате снижения требований к принимаемым в партию. Нет и еще раз нет! В партию по-прежнему принимались только самые достойные, уже делом доказавшие свою преданность Родине.

Мне показали заявление сержанта Владимира Клименко: «Для меня партия — родная мать. Она дала мне зажиточную жизнь до войны, она ведет наш народ к победе над врагом. Идя в бой с Гитлером, я решил связать свою судьбу с партией Ленина. Не пощажу своей жизни, чтобы оправдать высокое звание большевика».

Еще до этого Клименко проявил себя отважным воином, за отличную службу был произведен из рядовых в сержанты и назначен командовать отделением. А став кандидатом в члены партии, воевал еще лучше. Когда враг предпринял контратаку, молодой коммунист заменил выбывшего из строя командира взвода. Командовал умело, отбил врага и повел взвод вперед. В бою он дважды был ранен, но оставался в строю, продолжал вести за собой бойцов.

Геройски сражались комсомольцы 59-й армии. Возглавлял их помощник начальника политотдела по работе среди комсомольцев майор Николай Лойко, ладный двадцатипятилетний офицер.

Лойко почти все время находился в войсках, обучая активистов. За умелое руководство комсомольскими организациями в период подготовки и проведения наступательной [141] операции, за личную храбрость и мужество его наградили орденом Красного Знамени.

Пожалуй, лучшей была комсомольская организация 65-й стрелковой Новгородской Краснознаменной дивизии. Успехи ее во многом объяснялись действенным партийным руководством. Оно проявлялось хотя бы в том, что на комсомольской работе в этой дивизии было занято 109 членов и кандидатов в члены партии. Это комсорги рот, первичных организаций (батальонных), комсорги и члены бюро полков.

Коммунисты, возглавляя комсомольские организации, не только добивались отличной постановки дела, они служили живым примером для комсомольцев.

Мне позвонили из политотдела дивизии и рассказали о комсорге батальона 38-го стрелкового полка коммунисте старшем лейтенанте И. Т. Сырове. При отражении вражеских контратак у разъезда Нащи он лично уничтожил 18 гитлеровцев. Отражая пятую вражескую контратаку, комсорг был тяжело ранен. И все-таки, превозмогая боль, с возгласом «За Родину! Ура!», он возглавил атакующих бойцов. Противник был отброшен.

Сообщили также о новом подвиге моего старого знакомого, знатного снайпера, трижды орденоносца, комсорга батальона из 2-й стрелковой дивизии старшего сержанта Федора Алексеевича Харченко. Дело было так. В бою за сильно укрепленный пункт Осия подразделение залегло под вражеским огнем. Харченко первым поднялся, возглавил атакующих бойцов. Заметив стреляющий вражеский пулемет, он бросился на него грудью. Комсорг погиб. В кармане его гимнастерки было найдено письмо, которое он не успел отправить родным: «Я еще не полностью рассчитался с гадами. Я убил только 387 фрицев, но я, папа, тебе клянусь, что, пока мое сердце бьется, пока руки держат оружие, я буду бить гадов на каждом шагу. Я люблю свою страну потому, что она меня воспитала... Если я погибну, то погибну как герой, умру за Родину, за советскую землю, за наш народ, за партию большевиков».

Сдержал комсомолец клятву. Федору Алексеевичу Харченко посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

К слову, о снайперах. Кое-кто считал, что их роль важна только в обороне, а в наступлении им не развернуться. А оказалось, что и в наступлении снайперы — и [142] стрелки, и артиллеристы, и танкисты, и летчики — незаменимые люди. Их искусство поражать врага с первого выстрела всегда бывает к месту.

Был у нас знатный снайпер якут Егор Петров. Как-то встретил я его шагающим с другими бойцами по разбитой дороге. Удивился: вместо винтовки с оптическим прицелом, с которой он никогда не расставался, парень тащит на плече ручной пулемет. Спрашиваю, в чем дело. Широкое лицо расплылось в улыбке.

— Винтовка одной пулей стреляет, а пулемет сразу выпускает много пуль. Много пуль — много мертвых фашистов.

Оказавшийся поблизости командир роты рассказал, что вчера во время атаки Егор Петров из пулемета перестрелял полсотни гитлеровцев.

Штаб 59-й армии сформировал роту снайперов-девушек. Формировалась она по указанию командования фронта исключительно добровольно из воинов частей тыла армий и фронта, запасных полков. Набралось 120 девушек. Разбили их на четыре взвода. После краткосрочных курсов девушек направили в 377-ю стрелковую дивизию. Они охотились под Мясным Бором, Званкой и Трегубовым.

У меня сохранилось несколько вырезок из дивизионной газеты.

В небольшой заметке сержант О. Никифорова писала о неистощимом упорстве снайпера Кати Яковлевой. Она часами подкарауливает гитлеровцев и уничтожает в их же траншеях. На ее счету 28 уничтоженных гитлеровцев. Отважная девушка награждена орденом Славы III степени и медалью «За отвагу».

Это в обороне. А вот заметка сержанта Н. Вихровой говорит уже о наступательных боях. Младший сержант Майя Додонова несколько раз поднимала бойцов в атаку. Она научилась без промаха бить на бегу. Майя комсомолка. Награждена орденом Отечественной войны I степени.

Начальник политотдела 377-й дивизии полковник В. И. Нечаев уже западнее Новгорода рассказывал мне, как девушки-снайперы спасли штаб 1249-го стрелкового полка.

Враг прорвался в наши боевые порядки. Снайперы и офицеры штаба отразили девять атак. Силы были неравные — вражеская рота против горстки наших людей. [143]

Кончались боеприпасы. Офицеры отдавали девушкам последние патроны, потому что видели: те ни одной пули не тратят зря. И враг откатился.

Хочется назвать девушек, отличившихся в этом бою: Екатерина Яковлева, Ольга Никифорова, Ольга Полякова, Надежда Редько, Антонина Ефимова, Таисия Храмкина, Екатерина Кузьмина, Раиса Белова, Анна Васильева, Римма Хрустанева, Вера Помощгикова, Лидия Вихрова, Ирина Морленикова, Мария Журина, Александра Рогова, Мария Нагаева, Мария Петрова.

А на командном пункте 1247-го полка этой же дивизии, в землянке командира, у телефонного аппарата, почти всегда можно было увидеть Зину Иванову, пятнадцатилетнюю девушку, принятую из пионеров в комсомол уже в полку.

Мать Зины — Любовь Алексеевна — тоже была на фронте, отец Константин Владимирович погиб, защищая Ленинград. Так что полк стал для Зины родным домом.

В бою эта девчушка вела себя героиней. Под ураганным огнем сращивала порванные провода. Она была награждена медалью «За отвагу». (Недавно я встретил Зину — теперь Зинаиду Константиновну — в Москве: она работает в гостинице «Россия».)

Командующий фронтом вводил в бой все новые соединения. Свежие части наращивали успех. Но не выходили из боев и соединения, вступившие в дело в самом начале операции. Одно из этих соединений — 7-я отдельная орденов Красного Знамени и Красной Звезды гвардейская Новгородская танковая бригада. В боях за Новгород здесь уже несколько человек заслужили звание Героя Советского Союза: коммунист гвардии майор Владимир Васильевич Платицын — командир батальона; коммунист гвардии капитан Григорий Георгиевич Телегин — командир танковой роты; комсомолец гвардии младший лейтенант Николай Николаевич Томашевич — командир танка.

Бригада продолжает наступать вместе с пехотой через леса и болота. Вот «Фронтовая правда» снова пишет о воинах бригады:

«22 января отличился 1-й танковый батальон гвардии майора В. В. Платицына. В боях за деревню Кшентицы танкисты разгромили штаб 28-го пехотного полка 8-й гренадерской дивизии противника. Стремительным ударом танковых подразделений освобождены населенные [144] пункты Остров, Танина Гора, Холпино, Толчино, Уномер».

Героически действовали летчики 14-й воздушной армии (командующий Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Иван Петрович Журавлев, заместитель командующего по политической части полковник Михаил Иванович Шаповалов, начальник политотдела армии полковник Иван Егорович Разуминин).

В первый день операции 14 января из-за плохой погоды самолеты, как я уже говорил, не могли летать, в дальнейшем погода улучшилась, и сухопутные войска получали хорошую поддержку с воздуха.

У летчиков я бывал часто: выезжал туда с сотрудниками политуправления, чтобы помочь политорганам лучше построить работу, присутствовал на служебных совещаниях, на партийных и комсомольских активах. Много беседовал с полковником М. И. Шаповаловым. Как-то он рассказал мне о коммунистах капитанах Георгии Георгиевиче Ульяновском и Василии Прокофьевиче Синчуке.

Ульяновский командовал эскадрильей в 281-й штурмовой авиационной Новгородской дивизии. Кавалер двух орденов Красного Знамени и ордена Александра Невского.

16 января 1944 года два наших Ил-2, ведомых Ульяновским, штурмовали шоссе Новгород — Люболяды на направлении главного удара 59-й армии. Преодолевая сильный огонь зенитной артиллерии, самолеты произвели четыре захода, уничтожили 6 крытых автомашин, 7 повозок и истребили до 30 солдат и офицеров противника.

Удачно действовали эти «илы» и 18 января. Пять раз они заходили, на цель и уничтожили на шоссе 7 автомашин, подожгли 3 автобензоцистерны и истребили 15 гитлеровцев.

Всего за время службы на Волховском фронте с сентября 1942 года Георгий Георгиевич совершил 80 успешных боевых вылетов, в результате которых было уничтожено и повреждено 34 зенитных орудия, 31 полевое орудие, 4 самолета на аэродромах, 65 вагонов, истреблено до 500 вражеских солдат и офицеров.

Ульяновский волевой и требовательный командир. Вся его эскадрилья воюет хорошо.

Запомнился рассказ и о другом капитане — помощнике командира 254-го истребительного авиационного полка [145] В. П. Синчуке. К тому времени он был награжден двумя орденами Красного Знамени. Шел ему тогда 23-й год. На Волховский фронт прибыл в 1942 году рядовым летчиком-истребителем, принимал участие во многих боях, смелый и удачливый мастер воздушных атак.

1 февраля, уже на третьем этапе операции, Синчук в составе шестерки Ла-5 вылетел на прикрытие наших наземных войск в район станции Передольская, Великое Село. Шестерка встретила три группы Ю-87 — всего 25 самолетов. Вражеские бомбардировщики, прикрываемые истребителями, готовились бомбить наши войска. Не страшась численного перевеса врага, советские летчики вступили в бой. Пока товарищи атаковали одну группу истребителей, Синчук вступил в схватку с шестью «фокке-вульфами» и одного за другим сбил три самолета. Вражеский налет был сорван.

За два года службы на Волховском фронте Синчук произвел 305 боевых вылетов, сбил 15 самолетов противника. В результате штурмовки вражеских войск им уничтожено до 150 солдат и офицеров.

Оба капитана — Синчук и Ульяновский стали Героями Советского Союза.

Мужественно сражались пехотинцы и артиллеристы, саперы и связисты, воины всех родов войск. Передо мной наградной лист на коммуниста Георгия Иосифовича Туруханова, старшину 661-го отдельного саперного батальона 378-й стрелковой Новгородской Краснознаменной дивизии.

Мы с ним виделись перед наступлением. Скромный, тихий труженик. Спрашиваю о настроении людей.

— Отличное, — отвечает. — Вот только что еще раз присягу прочитали. — Люди знают ее назубок, а напомнить не мешает. Главный наш закон!

Со своей родной дивизией он дрался за Новгород, теперь наступал на Лугу, прокладывал дорогу танкам и артиллерии. 3 февраля неподалеку от населенного пункта Село гитлеровцы хотели перерезать железную дорогу, соединявшую наши передовые части с тылом. Старшина Туруханов с горсткой бойцов вступил в бой. За день отбили шесть контратак. Только убитыми противник потерял 70 солдат. Тридцать из них уложил Георгий Туруханов.

Последнюю контратаку старшина отбивал один — все его товарищи погибли. Отбивался огнем из захваченного [146] трофейного пулемета и гранатами. На опушке леса появился немецкий танк. У раненого Туруханова оставалась единственная противотанковая граната. Подпустив вражескую машину чуть не вплотную к себе, он бросил гранату под гусеницы. Танк замер. Подоспевшие красноармейцы увидели горящую вражескую машину и перед ней мертвого старшину.

Саперу-коммунисту Георгию Иосифовичу Туруханову было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Как и раньше, нас крепко выручали партизаны. Утром 27 января разведчики доложили, что партизаны захватили станцию Передольскую. Партизаны отразили бесчисленные контратаки и станцию удержали до прихода наших войск. Это были полки той же бригады «КС» — Карицкого и Сергунина.

Теснимые советскими войсками, гитлеровские части сопротивлялись изо всех сил. Особенно их сопротивление усилилось, когда наши части подходили к городу Луге. Теперь под угрозой окружения была немецкая группировка под Ленинградом (войска Ленинградского фронта в это время тоже приближались к Луге). Бои были ожесточенные. Получилось даже так, что выдвинувшиеся вперед части 256, 372 и 378-й дивизий 8-й армии оказались обойденными противником. Но никакого замешательства не произошло. Вместе с воинскими частями сражались и партизаны. Комиссар партизанской бригады Сергунин обходил бойцов. Шутил:

— В окружении воевать даже лучше. Куда ни стрельнешь — все в гитлеровца попадешь.

Услышав это, командир 256-й дивизии полковник А. Г. Козиев сказал:

— Все правильно. Только в каком же мы окружении? Просто мы вырвались вперед, чтобы, как говорится, бить врага и в хвост и в гриву.

Под командованием полковника Козиева стрелковые части и партизаны несколько дней дрались в труднейших условиях, пока не подошли наши основные силы.

За умелое руководство войсками коммунисту Анатолию Гавриловичу Козиеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Он стал генералом.

В одной из деревень западнее Новгорода мы снова [147] встретились с Алексеем Александровичем Кузнецовым, членом Военного совета Ленинградского фронта.

— В гости? — спросил я его.

— Нет. Теперь вы у нас в гостях.

Оказалось, Кузнецов вместе с другими представителями Ленинградского фронта приехал принимать у нас войска. По решению Ставки Волховский фронт, выполнивший свои задачи, расформировывался, а его управление перебрасывалось на другое направление.

— За что такая немилость? — спросил я. Кузнецов рассмеялся:

— Наоборот, великая честь для вас. Вы настолько хорошо научились наступать, что вам доверяют руководить наступлением на новом направлении.

Мы с ним тепло простились.

— До новых встреч! — сказал он, пожимая мне руку.

Снова мы с ним встретились уже после войны, весной 1946 года, когда А. А. Кузнецов был секретарем Центрального Комитета партии, а меня отозвали из армии на работу в аппарат ЦК.

* * *

В январе 1969 года, в двадцатипятилетие славной победы на Волхове, нас, участников тех боев, пригласили в Новгород. Теперь Новгород стал областным центром (раньше он с прилегающими к нему районами входил в Ленинградскую область).

Вместе с товарищами я шел по улицам и площадям и не узнавал города. В 1944 году мы видели его разрушенным, в грудах закопченного кирпича. А теперь улицы блестели окнами новых многоэтажных домов.

Возил и водил нас по городу секретарь Новгородского обкома партии — Герой Советского Союза Иван Иванович Сергунин, в прошлом комиссар 5-й партизанской бригады. С гордостью он поведал, что в городе и области возрождена промышленность. И не только возрождена. Довоенный уровень производства уже тогда, в 1969 году, был превзойден в 18 раз.

Новый, современный город свято хранит память о прошлом, о людях, доблестно сражавшихся за его освобождение. Многие из улиц носят их имена.

Герои не умирают. Они живут и вечно будут жить в благодарной памяти народа. [148]