Наша дивизионка
Понятие переднего края не может восприниматься лишь прямолинейно. Нелегко возглавить бойцов в атаке, под ливнем пуль первым ворваться во вражескую траншею, захватить «языка», подорвать вражеский танк... А разве легче планировать бой и руководить им так, чтобы сломить сильного, опытного, вооруженного до зубов врага? А доставлять под огнем боеприпасы, выносить раненых? На войне было везде трудно и успех достигался [253] только тогда, когда каждый, на каком бы посту ни находился, отдавал делу победы всего себя без остатка — жар сердца, все свои силы, способности, если надо — и жизнь.
На войне воюют не только оружием. «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», — писал Владимир Маяковский. На фронте так и было. Острое перо, страстное слово, проникающее до самого сердца, тоже решали исход сражений.
Редакцию и типографию дивизионной газеты «Победа» мы старались держать подальше от вражеского огня. Но работники нашей дивизионки всегда были на переднем крае. И не только потому, что их постоянно видели в окопах, а то и в цепи атакующих, но и потому — и это прежде всего, — что очень нужна была их работа для боевых успехов дивизии.
Газету ждали в окопах и на батареях, бойцы и командиры видели в ней боевого помощника и советчика, она была пламенным агитатором и пропагандистом и в то же время летописцем подвигов воинов дивизии. Многие мои однополчане до сих пор хранят пожелтевшие от времени номера дивизионки — в них отразились дыхание боев и славные дела наших боевых друзей.
Я крепко дружил с нашими газетчиками — с первым редактором газеты Николаем Степановичем Пономаревым (в 1944 году он перешел на инструкторскую должность в политотдел 61-й армии) и с новым, пришедшим ему на смену профессиональным писателем и военным журналистом Григорием Михайловичем Скульским. (Воспользуюсь случаем, чтобы выразить ему благодарность за помощь в работе над этой книгой.) Дружил я и с другими сотрудниками редакции, о каждом из них хочется сказать доброе слово.
Заместителем у Скульского был капитан Петр Михайлович Крикун, человек железной выдержки, стойкости и организованности. В прошлом редактор политотдельской железнодорожной газеты «Большевистская сталь», он приобрел боевой опыт в нашей дивизии в должности агитатора полка. В редакции Крикун занимался главным образом вопросами, связанными с освещением боевого опыта подразделений. Он отвечал и за порядок в типографии, и за хозяйственные дела.
Секретарь редакции, пожилой, усатый, как запорожец, капитан Александр Васильевич Карамышев был человеком своеобразным и колоритным. В детстве батрачил. В 1920 году [254] воевал с польскими панами. В коммунистической партии с 1927 года. После гражданской войны на различной районной работе в родном Оренбуржье. Большой жизненный опыт, умение подойти к людям, расположить их к откровенной беседе позволяли Карамышеву глубоко знать настроение воинов, их запросы. Он охотно дневал и ночевал на переднем крае.
Четвертым штатным сотрудником редакции был капитан Юрий Александрович Васильев. Воины дивизии любили читать его романтические, согретые сердечной теплотой очерки и часто вместе с письмами отправляли их родным. Многое из написанного Васильевым в те годы волнует и теперь. Политотдельцы, да и я сам, иногда узнавали дивизионные новости через работников редакции. Вот пример.
Поздняя ночь. Зуммер телефона. Я беру трубку и слышу взволнованный голос редактора:
— Вам известно о подвиге комсомольца Дегтярева?
— Нет.
— С передовой только что вернулся капитан Карамышев и рассказал нам о нем. Мы готовим статью в завтрашний номер газеты. Хочу предупредить вас, что в связи с этим выход газеты задержится часа на два.
— Хорошо. Я скажу, чтобы письмоносцы не расходились, пока не выйдет газета.
...Было тихо. Александр Васильевич Карамышев ходил по окопам, беседовал с солдатами, готовил материал для газеты. И вдруг гитлеровцы обрушили шквал огня, а затем на одном из участков перешли в наступление. Бой длился несколько часов. Вначале врагу удалось вклиниться в нашу оборону, но вскоре решительной контратакой он был отброшен назад.
Когда восстановили положение и солдаты подошли к умолкшей 76-мм пушке, стоявшей на прямой наводке, они увидели смертельно раненного комсомольца Дегтярева. Он один из всего расчета еще дышал, на земле лежал его комсомольский билет, залитый кровью.
Очевидцы восстановили картину боя...
Пушка стреляла размеренно, быстро, точно. Но и вражеские снаряды ложились все ближе и ближе к ней. Осколки выводили из строя одного за другим бойцов орудийного расчета. Наконец у пушки остался лишь один заряжающий Иван Дегтярев. Он делал все сам: подносил снаряды, заряжал, наводил и стрелял. Кругом рвались мины, свистели пули, но орудие не умолкало. Подобравшись к огневой позиции, гитлеровцы стали бросать гранаты. Дегтярев [255] схватил карабин, лег за станиной и открыл огонь. Долго не удавалось врагу захватить пушку. Но вот у героя кончились патроны. Осталась одна граната. Он поднялся, чтобы швырнуть ее, и в эту минуту пуля пробила ему грудь...
И теперь, много лет спустя, я не мог без волнения читать сохранившийся у меня пожелтевший лист дивизионной газеты, где описаны предсмертные минуты Ивана Дегтярева:
« — Подайте мне билет, — попросил он подошедших товарищей.
Взяв комсомольский билет в руки, он развернул его и поцеловал. Затем тихо сказал:
— Первый раз я целовал его, когда получал, клялся, что не опозорю комсомола... Второй раз, когда фрицы наседали на пушку, а третий раз — сейчас».
Статья о подвиге комсомольца Ивана Дегтярева читалась и перечитывалась бойцами. А комсомольский билет, выданный 23 июня 1941 года Шадринским райкомом ВЛКСМ Ивану Тихоновичу Дегтяреву, хранился в политотделе дивизии как реликвия боевой славы.
Мать и сын... В Белоруссии на дорогах войны сержант Василий Корж из отдельного истребительного противотанкового дивизиона встретил мать: наши войска освободили ее от фашистской неволи. Капитан Юрий Васильев написал об этой встрече очерк, взволновавший воинов дивизии.
«Знать своих командиров, любить их». Под такой рубрикой «Победа» всю войну давала очерки, заметки. Многие из них написаны Васильевым. Запомнился очерк о всеобщем любимце дивизии старшем лейтенанте Леониде Сабурове.
Чтобы освещать в газете опыт наступательных боев, надо идти в первом эшелоне, вместе с солдатами шагать по болотам. Так и делали наши журналисты. Они поспевали везде. В одиннадцати номерах печатались «Письма из одной партийной организации» за подписью капитана Васильева, находившегося во время боев в роте старшего лейтенанта Федора Дмитриевича Жданова. Привожу заголовки некоторых писем, определяющие их содержание: «Коммунисты в бою», «Командир-воспитатель», «На партийном собрании», «Воспитание ненависти», «Партийное поручение».
Подразделения дивизии освободили тысячи советских людей, томившихся в концлагерях, устроенных фашистами [256] в деревнях Каменка, Рубля и Оглицкая Рудня. Работники редакции побывали там.
В деревне Березняки фашисты собрали на площадь всех жителей и расстреляли из пулемета. «Победа» рассказала о злодеяниях фашистов и обратилась к воинам с призывом: «Пусть ярче пылает в твоем благородном сердце пламя лютой ненависти к заклятому врагу».
«Оружие — наша сила! Будь мастером своего оружия, люби и береги его, рази врага наверняка!», «На месте, в блиндаже, в палатке, всегда держи оружие в порядке!» — это шапки газетных полос «Победы». А в статьях, заметках показывались люди, в совершенстве владеющие оружием. Критиковались бойцы, нерадиво относящиеся к хранению оружия.
К чести работников редакции, наша дивизионная газета «Победа» всегда и в любых условиях своевременно выходила в свет и что бы там ни было доставлялась на передний край. Тяжелая автомашина с типографией передвигалась порой, кажется, на одном самолюбии журналистов и любви бойцов к своей газете. Саперы разминировали для нее дорогу, вместе с местными жителями делали настилы через болота... Внештатные корреспонденты, редактор, ответственный секретарь, литсотрудник, наборщики, печатники подпирали машину плечами, когда колеса буксовали в грязи.
Помню и такой случай. Горючее в дивизии кончилось. Выдавали его только артиллеристам, и то в обрез. Кое-как еще заправляли «виллисы» Шмыглева и мой. Редакция застряла в одной из деревушек, в 20 километрах от наступающих частей. Наступление продолжалось. Бойцам нужна была своя газета. Не привыкли они обходиться без нее. Нужны были и листовки с призывом к наступлению.
Под вечер я заехал к нашим журналистам а приказал:
— Выпустить газету, отпечатать листовка, к рассвету прибыть на КП.
— Горючее? — спросил редактор.
— Горючего нет.
— На чем поедем? Пожалуй, на руках машину донести к утру не успеем. Да и руки будут заняты: все-таки надо писать, набирать, печатать.
Редактор был настроен иронически, но я оборвал его:
— Литров пять бензина отолью из своей машины, а дальше как знаете... Выполняйте приказ!
Я уехал. Признаться, меня мучила совесть. Решил: не смогут — ничего не поделаешь. Ругать их не буду. А через [257] денек-другой горючее подвезут. Однако еще не наступило утро, еще я дремал в своей землянке, как в нее вошел редактор и, неловко, по-штатски откозыряв, доложил:
— Прибыли, газету и листовки привезли.
Я был поражен. Дивизионки соседей не прибыли. Мы снабдили газетами и листовками весь корпус. Позже редактор рассказал мне, как все удалось.
— Набрали материалы на месте. Печатать решили на ходу. С вашими пятью литрами до большой дороги добраться можно было. А на дороге там, помните, узкий мостик, на одну машину. Ну, как говорит наш шофер, на фронте главное — не растеряться. Стали мы на этом мостике — ни объехать нас, ни обойти. Водитель вылез из машины, в моторе копается. Только, что делает, не разберешь. За нами создалась целая очередь. Пробка — не вышибешь. С других грузовиков шоферы бегут помогать. Тут наш водитель и объявил: «Ребята, горючее кончилось!»
Машины были из разных частей, но с бензином у всех туго. Стали ругаться, грозили сбросить в кювет... Но мы предложили кончить дело миром: «С каждого по капле — нам канистра. Вы нам бензин — мы вам свежую газету со сводкой». Посмеялись, согласились. Кто-то еще грозился жаловаться и командующему, и Военному совету. Но мы залили полбака — и сюда.
Работников «Победы» объединяло стремление во что бы то ни стало сделать свою газету самой оперативной и боевой на фронте, самой любимой солдатами и офицерами, первой попадающей к ним в руки. И, конечно, они никогда не смогли бы добиться этого, не имея боевого актива — военных корреспондентов во всех частях дивизии. В «Победу» постоянно писали командир артиллерийского дивизиона, ставший после войны журналистом, П. Н. Кудинов, командир батальона С. Е. Низовец, минометчик Владимир Шустов, политработники Д. И. Власов, С. П. Босалыга, сержанты В. Семенов, А. Никонов, работники политотдела В. И. Степанов, Н. М. Гладкий, Н. И. Пруцкий, Н. П. Федулов, Б. Л. Айзен. Иногда помещались и мои статьи.
«Победа» жила не одними статьями и очерками. В ней печатались личные письма с фронта домой и из дому на фронт в тех случаях, когда в этих письмах было нечто волнующее, ранящее или радующее всех. В «Победе» жила и поэзия. Пусть формально несовершенная, но искренняя, сердечная, взволнованная. Стихи бойцов зачастую становились [258] песнями, их пели на привалах, с ними шагали по трудным дорогам.
И сейчас в моих ушах порой звучит:
Боец наш смел,Или:
В боях рожденная,Авторы этих песен — бойцы, старшины А. Нинбург, А. Целовальников. Их стихи не вошли в большую поэзию, но навсегда остались в памяти боевых друзей.