Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Новое назначение, новые друзья

На исходе декабря 1942-го я был назначен начальником политотдела 55-й стрелковой дивизии, входившей в состав нашей 11-й армии. Новое назначение и радовало, и волновало, и тревожило...

В путь, к штабу дивизии, я тронулся в канун Нового года. Еду верхом на лошади со своим ординарцем Алексеем Мусатенко. Не торопим коней. Мысли еще позади, в 133-й бригаде. Вспоминаю тех, с кем жаль было расставаться. Свижусь ли я еще с боевыми друзьями, с которыми воевал?

Говорят: «С глаз долой — из сердца вон». Нет, несправедлива эта пословица, по крайней мере, для фронтовых побратимов. Вот и теперь, через сорок с лишним лет, живут в моем сердце чудесные люди, с которыми навсегда подружился в 133-й бригаде. С некоторыми из них вижусь на встречах ветеранов Северо-Западного фронта. Вместе мы поем песню Матвея Блантера и Михаила Матусовского:

Рощи, одетые в золото,
Реки, пройденные вброд,
Наша военная молодость —
Северо-Западный фронт.

Вместе поднимаем мы молча бокалы в память тех, кто погиб героем на пути в Берлин.

И поныне не выбыли из строя те, кого судьба сохранила от пули и смертельной болезни. Мой близкий друг, Шайхулла Хабибуллович Чанбарисов — доктор исторических наук, профессор, много лет был ректором Башкирского государственного университета. Теперь он на пенсии и увлекся изучением истории университетского образования в нашей стране. Иосиф Михайлович Куликов — генерал-майор запаса. Трудится в народном хозяйстве. Борис Львович Айзен — журналист.

Однако далеко же я забежал вперед. Вернусь в 1942-й. Кони протопали мимо хорошо знакомой нам, обильно политой кровью высоты Огурец. А вот и командный пункт 55-й стрелковой дивизии.

Представился командиру дивизии Герою Советского Союза полковнику Николаю Николаевичу Заиюльеву и его заместителю по политической части полковнику Никифору Викторовичу Шведову.

Со Шведовым мы просидели весь вечер. Он рассказал о боевом пути дивизии, ее командирах и политработниках, рядовых коммунистах. [113]

55-я родилась еще в гражданскую войну. Она имела славные традиции героических боев. Участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию в 1939 году. Затем дислоцировалась в Брестской крепости. Незадолго до войны была отведена в город Слуцк. Первый бой с фашистскими захватчиками дивизия приняла 24 июня сорок первого юго-западнее Барановичей, в районе населенного пункта Миловиды.

Несколько месяцев дивизия вела тяжелые оборонительные бои и понесла большие потери. В начале сорок второго дивизия сформировалась заново и прибыла на Северо-Западный фронт. Под Рыкалово, Большими Дубовицами и на болоте Сучан она нанесла огромный урон эсэсовской дивизии «Мертвая голова». В боевом пути дивизии, изданном политотделом, указывалось, что только за период с 28 ноября по 10 декабря 1942 года дивизия уничтожила 1395 гитлеровских солдат и офицеров, захватила 6 станковых и 16 ручных пулеметов, большое количество винтовок и других трофеев.

На следующий день я беседовал с политотдельцами, а потом направился в части. Начал со 111-го стрелкового полка. Командира на месте не оказалось. Познакомился с его заместителем по политической части майором Григорием Алексеевичем Прохоровым. Это кадровый офицер, подтянутый, немногословный, не дающий послаблений ни себе, ни другим. Ему в ту пору было 37 лет. Десять из них он прослужил в армии и прошел путь от рядового до военкома полка. Порядок в полку мне понравился. Бойцы обеспечены теплым обмундированием, чистые, здоровые.

В 107-й полк я пошел со своим заместителем майором Ефимом Марковичем Ровиным. Поговорил с командиром полка майором Е. К. Вербиным, встретился со снайперами. Полк славился многими мастерами меткого огня. И мне приятно было беседовать с ними.

Затем вместе с Ровиным мы направились во 2-й батальон. Признаться, командир батальона Поляков поначалу меня удивил. Перед нами предстал совсем юный капитан. На вид ему было едва ли не семнадцать лет. (Позже узнал, что ему уже исполнилось двадцать.) Казалось, как такого юнца будут уважать бойцы, многие из которых годились ему в отцы. Но оказалось, что к Борису Алексеевичу Полякову красноармейцы и командиры относились уважительно. Порядок в его батальоне образцовый. Беседуя с красноармейцами, я почувствовал, что комбат хотя и молодой, но авторитетом пользуется большим. [114]

У меня сразу же установился контакт с Борисом Поляковым. Капитан рассказал мне, что он из семьи потомственных железнодорожников. После окончания средней школы учился в Рязанском пехотном училище. Войну встретил лейтенантом — командиром мотострелковой роты. В 55-ю дивизию прибыл после ранения.

Во 2-м батальоне пробыл до вечера. Возвратившись в штаб дивизии, узнал, что получен приказ о передислокации дивизии в район деревни Горбы. Предстоит наступление в направлении населенных пунктов Левошкино, Федорово. Это северо-восточная часть рамушевского коридора.

Совершив ночной марш, дивизия вовремя прибыла к месту сосредоточения.

* * *

Недалеко от переднего края противника начинался лес. Командиры частей учитывали это при подготовке к наступлению. В стрелковых подразделениях создавались группы «карманной артиллерии». В них отбирали лучших гранатометчиков — людей смелых, которым предстояло штурмовать вражеские дзоты.

Политработники разошлись по ротам, чтобы ночью перед боем провести партийные собрания. Выступая на собраниях, коммунисты давали клятву беззаветно служить Родине, быть отважными и до конца верными долгу. Верность этой клятве предстояло подтвердить делом на поле боя, который начнется через несколько часов.

Утро 8 января сорок третьего выдалось солнечное и морозное. Еще до рассвета части дивизии заняли исходное положение для наступления. Боевой порядок комдив построил так: 111-й и 228-й полки — в первом эшелоне, 107-й полк — во втором.

На переднем крае зачитывалась листовка с обращением политического управления Северо-Западного фронта:

«Товарищи бойцы и командиры!
Мы в долгу перед Родиной. Родина ждет от нас разгрома и полного уничтожения врага перед нашим фронтом. Сейчас, больше чем когда-либо, мы имеем все необходимое для осуществления этой задачи...
Мы должны очистить советскую землю от гитлеровской нечисти...»

В окопах появились боевые листки с призывом «Бить врага по-сталинградски».

В 9.00 артиллерийская подготовка возвестила о начале наступления. Дивизия вступила в бой... [115]

В тот день успех обозначился с самого начала наступления.

Батальоны 228-го полка, которым командовал Иван Адольфович Череповецкий, офицер хладнокровный, рассудительный и опытный, двинулись вперед, прижимаясь к огневому валу. «Прижимаясь к огневому валу» — это значило следовать вплотную за разрывами снарядов собственной артиллерии, переносившей огонь все дальше в глубь обороны врага. Конечно, пехотинцы верили в точность артиллеристов и в собственную выучку. И все же подняться и преодолеть страх было совсем нелегко. Я знаю это по себе. Снаряды пролетают над головой и разрываются совсем рядом. Ты прекрасно видишь, что ложатся они не так уж кучно, как хотелось бы, и все время думаешь, а вдруг недолет...

Страх побеждается прежде всего и более всего сознанием долга. Чем выше это сознание, тем мужественнее человек. Значит, и здесь место коммуниста — впереди, его личный пример — большая вдохновляющая сила. В дивизии перед наступлением насчитывалось 589 коммунистов. Перед боем мы позаботились о том, чтобы правильно расставить их по ротам, батареям и батальонам.

В цепи за огневым валом вместе с солдатами шли командиры подразделений и политработники всех рангов, от замполитов рот до заместителя командира дивизии по политической части полковника Шведова.

Первыми ворвались в траншеи противника батальоны майора Шалвы Владимировича Челидзе, капитана Исая Терентьевича Добровольского, майора Василия Моисеевича Михайлова.

111-й полк втянулся в лесной бой. В просветах между деревьями пролетали снаряды «карманной артиллерии». Небольшие группы бойцов, по колено и по пояс в снегу, продирались сквозь чащу и выходили противнику в тыл.

Однако и солдаты противника дрались неплохо. Каждый шаг требовал от нас напряжения сил, воли, боевого упорства. И наши воины совершали подвиги один за другим.

Вспоминаю о поединке маленького удмурта Ф. Д. Стрелкова с немецкой самоходкой. Орудие все время меняло позиции, а боец со связкой гранат, глубоко зарываясь в снег, то полз за ним, то выжидал, как охотник крупного зверя. Выжидал, пока не оказался достаточно близко, чтобы бросить гранаты, уничтожившие весь боевой расчет самоходки. [116]

Никогда не забыть, как, оставшись один против четырех гитлеровцев, рядовой Николай Зарецкий с непостижимой быстротой произвел четыре выстрела, прежде чем фашисты успели опомниться.

Связист штабной батареи артиллерийского полка Чамкин под огнем врага десятый раз исправлял линию связи. Был ранен, но не покинул свой пост, пока не подошла замена.

Замполит лейтенант Ф. Быков и парторг роты Н. Репов увлекли за собой бойцов и первыми ворвались во вражескую траншею...

Противник нес большие потери. Появились пленные. Немецкий солдат 46-го полка 30-й пехотной дивизии заявил на допросе: «После вашей артиллерийской подготовки роты нашего полка сильно поредели».

Когда 228-му полку удалось прорвать линию обороны противника и продвинуться вперед на полтора километра, командир дивизии ввел в бой 107-й полк и приданный дивизии танковый батальон.

Командир 1-го батальона майор Василий Михайлов и его заместитель по политической части старший лейтенант Федор Новиков посадили на танки десант автоматчиков и двинулись вперед, в направлении деревни Левошкино.

Боевые машины на огромной скорости проскочили сквозь стену огня. Только клубы снежной пыли, комья мерзлой земли да глубокие воронки остались за ними. Гитлеровцы бежали из Левошкино, устилая трупами деревенскую улицу. Десятки гитлеровцев стояли у плетней, подняв руки.

Женщины и дети выбегали из хат, вылезали из погребов и бросались обнимать своих. Они и радовались встрече, и плакали, вспоминая о недавних муках, о тех, кто был убит и замучен фашистами.

Наступила ночь. Она не принесла отдыха ни командирам, ни политработникам, ни тыловикам. В кромешной тьме, по глубокому снегу, бойцы на самодельных санях доставляли боеприпасы. Маскировали в оврагах задымившиеся кухни. Медицинские работники продолжали борьбу за жизнь раненых. Во время боя санинструкторы Василий Тетеревков, Петр Шафоростав, Илья Салтысек вынесли десятки тяжелораненых бойцов и офицеров на ротные участки. Военфельдшеры — командиры медсанвзводов И. М. Еганов, Н. Т. Шахов, Д. И. Турчак — обеспечивали эвакуацию раненых с ротных участков в БМП (батальонные медицинские пункты). Тут же в шалашах и землянках проводили [117] противоэпидемические мероприятия и готовили раненых к отправке на ПМП (полковой медицинский пункт).

Эвакуация раненых проходила в трудных условиях. Под непрерывным обстрелом вражеской артиллерии находились все дороги. Днем самолеты противника гонялись за каждыми санями с ранеными. Примеры мужества и героизма показали старший врач 228-ю полка Нина Григорьевна Клыкова-Маякова, фельдшеры Иван Семенович Лосев и Василий Михайлович Чехондских. Им удалось днем эвакуировать раненых, которым требовалась неотложная хирургическая помощь.

В политотделе оставался в одиночестве не спавший несколько ночей инструктор по информации капитан Б. Л. Айзен. Он познакомил меня с политдонесениями, поступившими из частей, сообщениями работников политотдела, находившихся на передовой.

Теперь я знал не только то, что сам видел, но и то, что видели на поле боя политотдельцы, заместители командиров полков по политической части, секретари партийных организаций. Успехи первого дня наступления воодушевили людей. Об этом доносила из всех частей. Приводилось много примеров возросшего военного мастерства офицеров и солдат, их мужества и отваги, Сообщалось о большом количестве заявлений, поданных в партийные организации с просьбой о приеме в партию.

Парторганизация 111-го полка, например, получила 33 заявления. Секретарь партбюро Василий Степанович Бень доложил, что несколько заявлений уже разобрано. В партию приняты люди, отличившиеся в бою. В их числе рядовой Яков Ефимович Дорофеев. Он участвовал в атаке и даже после ранения оставался на передовой до конца дня.

Я получил донесения и о том, что в ходе боя были убиты и ранены политработники трех подразделений. Подготовил предложения об их замене, сообщил об этом в части и в политотдел армии.

Оставлять в политотделе одного капитана Айзена теперь было нельзя. Обстановка требовала безотлагательно решать многие вопросы. Я позвонил в 111-й полк и вызвал в политотдел своего заместителя майора Е. М. Ровина. Отличный организатор, Ефим Маркович держал в своих руках все нити информации, обобщал донесения, делал выводы, оперативно докладывал мне.

На пути в части я зашел в автофургон под фанерной крышей, где размещалась редакция и типография дивизионной газеты «Победа». Печатался свежий номер газеты. Все [118] были в сборе: редактор капитан Николай Пономарев, сотрудники редакции Юрий Васильев и Александр Карамышев. Здесь же находились наборщики — красноармейцы Илья Болгов и Василий Курбатов. Они вместе с шофером крутили печатную машину «Либерти», или, как ее обычно называли, «американку».

В дивизионной газете я прочитал письмо жителей деревни Левошкино к бойцам и командирам Красной Армии. Не могу не процитировать строки из этого письма:

«...Трудно и невозможно передать словами, что мы выстрадали, когда фашисты занимали нашу деревню. Грабежи и насилия, горе и смерть принесли проклятые супостаты. В первый же день они ограбили всех жителей, отобрали все вещи и продукты, разграбили наш колхоз. Они убили Марию Зуеву и двух ее малолетних детей, Никиту Таманыча, Марью Забавину и многих других... Большая семья была у Андрея Тимофеева. А теперь он одинокий. Жена умерла с голода, а сына Никиту и невестку Валю с детьми фашисты погнали в Германию.
Из деревни нам выходить никуда не разрешалось — грозила смерть. Даже малых голодных детей, ходивших собирать ягоды, расстреливали. Немцы убили мальчика Митю Андреева и искалечили Шуру Линькову.
Много людей умерло с голода. Приходилось часто питаться только травой. Всех стариков, женщин и детей, даже больных, фашисты выгоняли на тяжелые работы.
Мы ждали вас, дорогие товарищи бойцы и командиры, каждый день и каждый час. Вас ждут еще тысячи и тысячи советских людей, измученных и исстрадавшихся под фашистским ярмом. Помните об этом, наши спасители!..»

Я порекомендовал зачитать это письмо во всех подразделениях. Его читали в окопах, блиндажах. Многие воины, беседовавшие с жителями деревни Левошкино, приводили новые факты злодеяний, совершенных фашистами. В подразделениях начались митинги под девизом: «Отомстим фашистским извергам!» Воины клялись сильнее бить фашистов. К этому времени наши люди научились ненавидеть врага всеми силами души. Выдвинутый партией лозунг «Смерть немецким оккупантам!» выражал волю всего народа и его армии.

Бои разгорались. От нас ждали новых успехов. Продвинувшиеся вперед подразделения врезались клином во вражеское расположение. Но у нас не хватало людей, чтобы надежно прикрыть фланги. Командование армии, очевидно, должно было провести перегруппировку сил и направить в [119] прорыв свежие части. Но это не было сделано. По каким причинам — нам тогда не было известно.

Противник разгадал нашу слабость, методично стал теснить подразделения, отрезая дорогу за дорогой. В конце концов в наших руках остался только один грейдер. По нему под непрерывным обстрелом доставлялись боеприпасы, продовольствие и вывозились раненые.

11 января развернулись бои за эту последнюю дорогу. Для координации действий частей командир дивизии направил на танке в район боя начальника оперативного отделения штаба дивизии майора Л. И. Случанского.

Хорошо подготовленный и быстро ориентирующийся в обстановке офицер четко управлял боем. Танк вел непрерывный огонь по вражеской пехоте. Немецким артиллеристам удалось подбить танк. Но и после этого еще некоторое время из танка стреляли по врагу. Потом открылся верхний люк, из него показался человек в горящем обмундировании. Пехотинцы вытянули его наружу, погасили пламя, укрыли танкиста в воронке. Остальные члены экипажа танка и майор Л. И. Случанский погибли.

Противник отрезал последнюю дорогу. В нашем распоряжении было еще несколько танков. Комдив решил бросить их на прорыв. За танками должны были проскочить машины с продовольствием и боеприпасами.

Я направил к бойцам на исходные позиции инструктора политотдела старшего лейтенанта И. А. Иохима. Посоветовал ему побеседовать с людьми, рассказать им о трудностях предстоящего боя, мобилизовать их на преодоление трудностей. Иван Александрович, человек молодой, мягкий и обаятельный, умел говорить просто и задушевно, без трескучих фраз. И это нравилось бойцам. Они открывали ему свои сердца.

Иохим не вернулся в политотдел. Он остался с бойцами группы прорыва. Гитлеровцы встретили их яростным огнем, подбили один наш танк и заставили повернуть остальные. Положение становилось все более критическим. Иван Александрович, возглавив группу солдат, сумел удержать боевой рубеж, а затем пробиться вперед, к своим.

Прорывались к своим и другие группы наших бойцов. Они проходили по лесным тропам, выносили раненых, боеприпасы, медикаменты, продукты. Командир взвода санитаров-носильщиков санроты 228-го полка В. М. Чехондских с помощью разведчиков эвакуировал раненых на носилках. Секретарь комсомольского бюро А. М. Софиенко на руках [120] вынес смертельно раненного секретаря партбюро 228-го полка И. И. Максюка.

Вскоре гитлеровцы оседлали и тропы, ведущие в Левошкино. Подразделения 107-го и 228-го полков оказались отрезанными от своих штабов.

Из штаба 11-й армии поступило приказание — захваченный рубеж во что бы то ни стало удержать, оставшимися силами пробиться под Левошкино и продолжать наступление. Однако сделать это было тяжело. Полки поредели, а противник перебросил на наш участок новые части — пехоту, танки, самоходную артиллерию. Все попытки пробиться к отрезанным полкам успеха не имели.

Стояли сильные морозы. Температура упала ниже двадцати по Цельсию. В подразделениях, прорвавшихся к деревне Левошкино, каждый снаряд, каждый патрон, каждый грамм хлеба были на счету. Ни оборонительных сооружений, ни укрытий... А у врага всего вдоволь — солдат и огня. Его танки и самоходки грозили отовсюду.

В сложившейся обстановке командиры батальонов приняли единственно правильное решение — вывести подразделения из Левошкино и занять оборону на более выгодном рубеже.

Подразделения 228-го полка были сведены в один батальон под командованием майора В. М. Михайлова. Они заняли оборону в лесу, метрах в семистах северо-восточнее деревни Левошкино. В один батальон были сведены и подразделения 107-го полка. Командовал ими капитан Б. А. Поляков. Он занял оборону севернее Левошкино.

В лесу, на высотке, бойцы и командиры, без различия званий, яростно долбили промерзшую, твердую как гранит землю. Долбили днем и ночью под артиллерийским и минометным огнем. И тем не менее лишь на небольших участках удалось вырыть окопы полного профиля. Инженер 228-го полка И. И. Морозов обеспечил сооружение снежного вала высотой до полутора метров. В нем сделали ячейки для стрельбы стоя, для ручных и станковых пулеметов, ниши для патронов. Вся эта снежная крепость заливалась водой и леденела.

Работы по укреплению оборонительных рубежей приходилось часто прекращать, отбивая очередные атаки, едва укрыв раненых, еще во похоронив убитых.

В штабе дивизии было тревожно. Телефонная связь с отрезанными частями прервалась. Радиостанций в батальонах не было. И вновь тайными лесными тронами сквозь лесную чащу стали пробираться люди. [121]

Линейный надсмотрщик Петр Демин с карабином на плече и несколькими гранатами в кармане темной ночью два раза благополучно пробирался к окруженным подразделениям и приносил заряженные батареи для рации артиллеристам. Третий раз Демину вместе с напарником комсомольцем Крюковым пришлось пробиваться с боем.

Местный мальчонка провел ему одному известной тропой фельдшера Н. Т. Шахова. По другой тропе возвратился из-под Левошкино мой помощник по комсомольской работе Василий Степанов.

Комдив считал Степанова одним из лучших политработников дивизии, я относился к Василию, как к родному сыну. Вместе с командиром дивизии мы внимательно выслушали Степанова. Он рассказал о том, как пробирался ночью в лесу. Тогда и родилась мысль — по той же тропе, по которой прошел Степанов, отправить в батальоны две радиостанции с радистами. Выполнить эту задачу комдив приказал специально сформированному подразделению. Оно должно было захватить с собой также патроны, гранаты и продовольствие.

Возник вопрос: кому поручить командование отрядом. Так уж бывает на войне: теми, кого особенно любишь, кому особенно веришь, рискуешь чаще. Командиром отряда был назначен лейтенант Борис Николаев, его заместителем по политической части — Василий Степанов.

Отряду удалось пробиться и доставить рации, некоторое количество боеприпасов и продовольствия.

Вместе с этим отрядом прошел и штаб 107-го полка. Командир полка майор Е. К. Вербин выбрал место для КП в лесу и прикрыл его автоматчиками. Ему удалось быстро установить связь со своими подразделениями и передать по радио координаты в штаб дивизии.

Начальник штаба полка Н. С. Локтионов и командир артдивизиона А. Д. Новиков сразу же направились в подразделения и вместе с командиром батальона Б. А. Поляковым осмотрели оборону. Что она собой представляла? Позже майор Локтионов рассказывал:

— Это был лесной массив с довольно высокими деревьями и кустарником. Часто попадались низины, болотистые места. Перед фронтом находилась деревня Левошкино. Район обороны занимал по фронту два километра. Раненые бойцы и командиры находились тут же. Их размещали в специально оборудованных шалашах и блиндажах, где можно было хоть немного укрыться от холода, а ночью согреться у небольших костров. Оружие и боеприпасы никто из [122] раненых не сдавал. Круговой обороны еще не было. Мы провели рекогносцировку и организовали круговую оборону. И не зря. На следующий день подразделения противника зашли с тыла и отрезали батальон от командного пункта полка. Получился «слоеный пирог» — второе кольцо окружения.

...Бой в окружении, когда с каждым днем все теснее сжимается вражеское кольцо, когда не хватает снарядов и патронов, скудеет и так полуголодный паек, — такой бой требует двойного мужества. Солдаты и командиры отрезанных подразделений в те дни сражались героически. Листаю записи, выписываю эпизоды.

...Вечером немецкий снаряд разбил пулемет. Виталиев и Кобзев остались безоружные. И тот участок перед нашими окопами, который они прикрывали огнем, стал проходим для врага. Бойцы отчаянной храбрости, Виталиев и Кобзе» выпросили у старшины десяток гранат. Глубокой ночью они вдвоем поползли в расположение противника. От ели к ели, от сосны к сосне, вдавливая телом снег, проползли бойцы освещаемый ракетами передний край. Оба прыгнули в окоп, где находились вражеские пулеметчики, и прикончили их. Потом поползли с трофейным пулеметом и лентами вперед. Гитлеровцы заметили Виталиева и Кобзева. Их пытались захватить живыми, но они отбивались гранатами.

Задыхаясь от усталости, наши бойцы то бежали, то падали в снег, не выпуская из рук ни лент, ни пулемета. А на рассвете трофейный немецкий пулемет уже бил по наступавшим гитлеровцам. Рядом строчил другой пулемет, за которым лежал в красном снегу дважды раненный младший лейтенант Николай Поляков, так и не уступивший никому «максима», пока атака не была отбита.

Разведчик 2-го дивизиона сержант Котельников несколько раз ходил ночью в тыл врага. И каждый раз приносил в вещевом метке продукты и боеприпасы.

Внезапно, без артподготовки, двинулись на наши окопы танки и пехота врага. Командир батальона Борис Поляков приказал затаиться и лишь по команде открыть огонь. Танки подпустили к самой траншее, и тут взвод сержанта Куликова пустил в ход противотанковые гранаты. По солдатам, следовавшим за танками, открыли фланговый, косоприцельный пулеметный огонь.

Два танка противника получили повреждения и повернули назад. Через некоторое время немецкая пехота атаковала наши позиции в другом районе. Но здесь стоял хорошо замаскированный снегом и ветками деревьев танк. По команде [123] лейтенанта Рытова два танкиста открыли пулеметный огонь (пушка на танке была повреждена). Атака была отбита.

К окопу старшего сержанта Никиты Павловича Адушева подошел немецкий броневик. Старший сержант подорвал его связкой противотанковых гранат.

Рядовой Ф. А. Костин с группой бойцов ночью внезапно ворвался в окопы противника и уничтожил до 20 фашистов. Многие бойцы открыли боевые счета. Так, рядовой А. М. Иванов убил семь, а А. Н. Усачев пять фашистов.

Сколько было таких эпизодов! Сколько подвигов — теперь уже не счесть. Но вот о чем, по-моему, сказать необходимо: ныне мы часто рассказываем молодым бойцам, приходящим в армию по очередному призыву, о героической гибели героев. И это, конечно, важно. Что и говорить, имена Александра Матросова, Евгения Никонова, Зои Космодемьянской и многих других, отдавших жизнь за Родину, бессмертны. Однако не узок ли в наших беседах круг имен, не слишком ли часто сливаются воедино подвиг и гибель? Не внушаем ли мы молодежи неверную мысль, что героическое на войне ведет к неизбежной смерти? Ведь это не так! Как правило, счастье в боях сопутствует смелым. И летопись подвигов солдат и офицеров, сражавшихся под Левошкино, тоже свидетельствует об этом.

* * *

19 января противник подтянул пехоту, танки, артиллерию и перешел в наступление. Сводные батальоны майора Михайлова и капитана Полякова отбросили гитлеровцев, находившихся у них в тылу, и отошли на новый рубеж. В районе командного пункта 107-го полка батальоны соединились. Здесь была создана круговая оборона, и снова начались бои.

Было тяжело. Не хватало боеприпасов и продовольствия, К счастью, у майора Вербина, который теперь командовал всеми подразделениями, был энергичный, инициативный начальник штаба Н. С. Локтионов. Опираясь на коммунистов и комсомольцев, они мобилизовали личный состав на преодоление трудностей. Обливаясь потом, люди каждый день совершенствовали оборону, упорно защищали свои рубежи.

Надежным помощником майора Е. К. Вербина был его заместитель по политчасти майор А. А. Макаренко. По-новому раскрылись великолепные воинские и человеческие качества инструктора политотдела Ивана Александровича Иохима, заместителя командира батальона по политической [124] части Вячеслава Александровича Мыца, секретаря партбюро 107-го полка Георгия Ивановича Кузнецова.

Кузнецов в часы затишья ничем не выделялся. Но во время боя как бы обретал себя. И чем труднее и опаснее становилось, тем нужнее был для всех Кузнецов. Не спеша, соблюдая все меры предосторожности, ходил он по передовой, когда враг вел огонь, учил молодых солдат рыть окопы, ел с ними скудную пищу из одного котелка. Присутствие на передовой линии партийного вожака майора Кузнецова как бы напоминало каждому, что война — это повседневный труд, ратный и опасный труд, без которого победы не завоюешь. Если старший лейтенант Иван Иохим заражал бойцов готовностью к подвигу, то Георгий Кузнецов учил их уверенности и спокойствию.

Как-то ночью группа гитлеровцев в белых халатах вплотную подобралась к нашим окопам. Их не заметили вовремя. Они поднялись, чтобы совершить последний бросок. И вдруг из окопа выскочил с автоматом в руках секретарь партбюро полка Георгий Кузнецов, до того читавший заявления красноармейцев о приеме в партию. Фашисты и опомниться не успели, а Кузнецов уже ударил по ним из автомата... Длинная очередь уложила трех или четырех гитлеровцев, остальные опрометью бросились назад.

После этого Кузнецов пошел собирать людей на заседание партийного бюро. Рассмотреть шестьдесят два новых заявления от тех, кто хотел жить и умереть коммунистами, — не шутка! Потребовалось не одно заседание бюро.

Старший лейтенант Вячеслав Александрович Мыц в дивизии служил с начала ее формирования. Был политруком роты, заместителем командира батальона. Первый в атаках, несколько раз раненный и вновь возвращавшийся в строй.

Заместителем командира по политической части в 1-й роте 107-го полка был совсем еще юный лейтенант Иван Васильевич Бражник. Он прибыл в дивизию из госпиталя перед самым наступлением и вскоре прославился смелыми вылазками в тыл врага. Был у него особый талант: отбирал двух-трех солдат и скрывался с ними в ночи. А к утру возвращался с «языком». В окружении на лейтенанте резко сказались голодная норма довольствия и последствия тяжелого ранения, после которого Бражник еще по-настоящему не оправился. Ему стало тяжело ходить — попросту валился с ног. Однако замполит не только не жаловался на свою беду, а постарался скрыть ее.

Подобно Ивану Бражнику действовал заместитель командира роты по политической части лейтенант И. Е. Легеда. [125] Словом, все политработники — замполиты, парторги, комсорги — постоянно находились в боевых порядках, воевали, учили, агитировали, вели за собой.

* * *

Поистине героическим был труд и медицинских работников. Эвакуировать даже тяжелораненых не было возможности.

На плечи военных фельдшеров Николая Шахова и Ивана Еганова — еще совсем молодых, им было чуть больше двадцати лет — легла ответственность за жизни многих людей. С надеждой смотрели на них раненые. Шахов и Еганов делали все, что могли, — гораздо больше, чем можно было предположить и предугадать. Прекрасными помощниками у них были старшина Заикин, санинструктор Илья Салтысек, санитар Петровичев. А в часы передышек между боями приходили в санчасть бойцы из окопов, ухаживали за ранеными, делились последним сухарем со своими товарищами.

* * *

На переднем крае с каждым днем становилось все хуже и хуже. Кончались боеприпасы, медикаменты, продукты. К счастью, на выручку прилетели самолеты 707-го полка ближних бомбардировщиков. Я хорошо запомнил, что первый полет совершили командир эскадрильи капитан Григорий Федорович Зинченко и штурман лейтенант Николай Иосифович Султанов. Потом летал старший лейтенант Дмитрий Владимирович Супонин, удостоенный звания Героя Советского Союза. Почти каждую ночь бесстрашные «кукурузники» кружились над лесом, чуть не касаясь верхушек елей. Немцы открывали огонь по самолетам. Наши старались подавить их огонь.

В ночных условиях под огнем точно сбросить груз (патроны, консервы, сухари, медикаменты) не всегда удавалось. Однажды три мешка, сброшенные с самолета, попали в нейтральную зону. За них развернулась борьба. Вытянуть груз с нейтральной полосы вызвался рядовой Абай Усумбалиев. Зарываясь в снегу, он полз к заветным мешкам. Обмотал их телефонным проводом. Один за другим тянул мешки под огнем. Только тогда, когда третий мешок был на месте, Усумбалиев признался, что он ранен.

Майор Вербин по радио сообщил нам: 19 января получено по воздуху 10 килограммов сухарей, 20 января — ничего. 21 января — 20 килограммов сухарей, 60 гранат, 10 тысяч [126] патронов... Продуктов не хватало даже для раненых, боеприпасов — даже для схваток с врагом лицом к лицу.

22 января 1943 года штаб 11-й армии разрешил комдиву вывести полк майора Вербина, соединить его с основными силами дивизии.

В тот же день началась подготовка к прорыву линии обороны противника. В ночь на 23 января на узком участке части дивизии с фронта, а подразделения, подчиненные Вербину, с тыла нанесли врагу одновременный удар. К счастью, гитлеровцы его не ожидали.

Я позволю себе процитировать здесь присланные мне по моей просьбе письма начальника штаба 107-го полка Николая Степановича Локтионова, инструктора политотдела Ивана Александровича Иохима и командира санитарного взвода 228-го полка фельдшера Ивана Михайловича Еганова, в которых воссоздается картина боя во время выхода из окружения.

«...22 января, — пишет Локтионов, — — по радио был получен от командира дивизии приказ на выход из окружения Майор Вербин создал группу прорыва, две боковые группы прикрытия справа и слева и группу прикрытия с тыла В середине всей выходящей группировки должны были находиться раненые — те, кто мог самостоятельно передвигаться и кого надо было выносить.
Майор Вербин шел с группой прорыва, а мне приказал, пока не пройдем внутренний обвод обороны противника, находиться в группе прикрытия с тыла, после чего присоединиться к нему.
23 января в 3 часа группа прорыва атаковала передний край врага. Штурмовые группы блокировали ранее засеченные точки. Группы бокового прикрытия открыли огонь по противнику с флангов.
Внутренний обвод обороны противника был взломан. Подразделения начали продвигаться вперед. В это время я присоединился к майору Вербину.
Темная ночь. Мутно белеет снег, освещаемый вспышками выстрелов, а иногда ярким светом осветительных ракет. Кусты и деревья, озаренные светом ракет, кажутся какими-то громадами. Люди падают в снег, ожидая сгорания ракеты. Вышли к небольшой поляне. Вербин послал меня с группой бойцов пересечь поляну и разведать опушку леса. На середине поляны нас обстрелял вражеский пулемет. Ползком возвратились к Вербину. По глубокому снегу продвигаться вперед было очень трудно. Ноги стали тяжелыми, [127] непослушными. Между тем нужно было все время вести огонь по врагу.
Забрезжил рассвет. Далее в памяти словно туман... Вдруг все смолкло, кажется, куда-то стал падать, земля уходила из-под ног. Быть может, получил контузию. Вскоре увидел наших бойцов. Сел у дороги на снег. Кто-то спросил, хочу ли я есть. Дали мне хлеба. Но есть не хотелось. Всех нас отправили в медсанбат...»

Далее привожу отрывки из письма Ивана Иохима. Накануне выхода из окружения он был ранен.

«...О том, что ночью мы предпримем попытку прорыва, — пишет Иохим, — мне сообщил днем Степанов. А я лежу: от раны совсем обессилел. Прошу его, чтобы оставил мне пистолет, хотя бы с одним патроном, чтобы в случае чего — в висок... Степанов сказал: «Глупости. Ты обязан воевать. Что у тебя, воли нет?!» И ушел. Всех легко да и нелегко раненных ставили в строй. Только для тех, кто не мог двигаться, сделали носилки. Носильщиками назначили самых крепких солдат.
К вечеру я почувствовал себя немного лучше. Сказал заглянувшему на минутку в наш блиндаж Степанову: «Все в порядке».
Со мной в блиндаже оставался только пленный немец — «язык», захваченный прошлой ночью, — которого я допрашивал. Он сидел на нарах и что-то бормотал себе под нос. Я еще подумал: «Что с ним делать?» И неожиданно впал в забытье. Разбудил меня немец: «Ваши уходят!» И вдруг подошел ко мне, взял на руки и вынес из блиндажа.
В лесу между деревьями рвались снаряды и мины, строчили пулеметы. Наше «ура», хриплое и надрывное, катилось по снегу. Я тоже закричал.
Противник был ошеломлен нашим натиском. Фашисты бросали оружие и подымали руки. Помню, как я вскочил в воронку от бомбы, в которой находился вражеский пулеметный расчет. Немецкие солдаты стояли с поднятыми руками. Их мы взяли в плен.
Голос Вербина, его команды звучали отчетливо и громко. Удивительно, как он умело ориентировался в бою. Пожалуй, никогда и нигде я не наблюдал такой силы воздействия слова командира, как в этом бою. И вдруг голос Вербина оборвался. Командир был убит. Казалось, что теперь все силы иссякли и что нам уже не подняться со снега. Но тут я услышал призыв: «Товарищи! Пройти осталось двести метров. Впереди жизнь, здесь смерть. Вперед!» Снова неведомо откуда появились силы. [128]
И вот я уже вижу перед собой нашу пушку, выкрашенную в белый цвет, слышу русские слова. Тут силы вяоаь меня покидают...»

Иван Михайлович Еганов вспоминает:

«...Накануне прорыва обороны противника меня вызвал командир батальона майор Михайлов и приказал подготовиться к выносу тяжелораненых. Подготовку проводили вместе с командиром медицинского взвода 107-го полка фельдшером Шаховым. Прежде всего занялись изготовлением носилок. В ход пошли вырубленные из ветвей палки и трофейный телефонный провод. Носильщиками выделили легкораненых. Двигались в середине прорывающихся подразделений. Впереди бежал майор Михайлов, справа от нас старший лейтенант Вячеслав Мыц... Недалеко от него артиллеристы. Они и возглавили прорыв. Как сейчас, слышу чей-то голос: «Артиллеристы, вперед!» Некоторые раненые соскочили с носилок и, опираясь на винтовки или на своих товарищей, устремились в атаку...»
* * *

Дивизия наносила мощный удар, чтобы прорвать вражеское кольцо. И оно было прорвано, Усталые, еле-еле державшиеся на ногах, прошли герои, уцелевшие в боях: подполковник П. А. Любимов, майор П. М. Евстигнеев, капитаны И. И. Мухин, И. И. Белый, лейтенанты А. И. Артюхов и Николай Кузнецов, младший лейтенант И. Ф. Москалев и многие другие. Раненых несли на носилках. Но многих мы не дождались. Не вышли из окружения командир 107-го полка майор Вербин, агитатор политотдела Круглов...

Заботу о раненых, истощенных и ослабевших взяли на себя медсанроты полков и передовой отряд медсанбата дивизии.

«Нет слов, чтобы выразить благодарность старшему врачу Нине Григорьевне Клыковой-Маяковой, фельдшеру Галине Федько, сестрам и санитарам за внимание и заботу о нас», — писал впоследствии рядовой 228-го полка Сергей Петрович Орлов, вышедший из окружения.

О Нине Григорьевне Клыковой-Маяковой хочется рассказать подробнее. После окончания Ивановского медицинского института она лишь неделю проработала врачом на станции Барыш ныне Ульяновской области. В феврале 1942 года она вступила в ряды Красной Армии, прибыла в нашу дивизию. Через несколько месяцев Нину Григорьевну назначили старшим врачом 228-го полка. В первый день наступления я видел ее на поле боя. В шапке-ушанке, полушубке, [129] валенках, раскрасневшаяся на морозе, девушка под артиллерийским огнем врага обеспечивала эвакуацию тяжелораненых с батальонных медицинских пунктов. Ни одну повозку и машину, подвозившие боеприпасы на огневые позиции, она не пропускала назад в тыл, не устроив на них тяжелораненых. Было в ее голосе и взгляде что-то такое, что заставляло подчиняться ей повозочных и шоферов с самыми трудными характерами. Она обладала сильной волей.

Передовой отряд медсанбата возглавлял опытный врач Артур Карлович Пуцен. С ним работали молодые хирурги Г. А. Газалов, Н. М. Оцеп, Е. В. Алексеева, медицинские сестры Маша Абрамова, Люба Борбасова, Маша Кот, Аня Кушнерева и другие.

...Я стоял в углу операционной палатки. На сердце было тяжело. В горячке боя можно и нужно думать только о тех конкретных обстоятельствах, в которых ты находишься. Можно радоваться тому, что на поле боя остались тысячи уничтоженных фашистов, а наши люди сумели выйти из окружения. Но здесь, в медсанбате, среди раненых и умирающих, думалось о другом: как страшна война, как велико чудовищное преступление гитлеровцев, развязавших ее, как необходима всем людям полная победа над фашизмом.

* * *

Крепла мощь Красной Армии. Стратегическая инициатива была вырвана из рук врага. Война вступила в новый период, и это не могло не сказаться на настроении наших бойцов, командиров, политработников.

Усилия партполитаппарата мы направили на воспитание у личного состава еще более высокого наступательного порыва. Нам стало известно, что на нашем фронте готовится наступательная операция.

Однако вскоре штаб армии сообщил, что гитлеровское командование, почувствовав нависшую угрозу, начало поспешный вывод 16-й армии с демянского плацдарма. На пути отхода фашисты уничтожали населенные пункты, грабили и убивали мирных жителей.

Неотступно преследовали врага 34-я и 53-я армии Северо-Западного фронта.

17 февраля 1943 года наша дивизия получила приказ совершить марш в район населенного пункта Парфино. 22 февраля мы прибыли к месту назначения и вошли в состав 27-й армии. Сразу же последовал приказ сосредоточиться [130] в полосе обороны 182-й стрелковой дивизии и быть готовыми к наступлению.

23 февраля началось наступление. Нашей дивизии было приказано выйти через реки Порусья и Полисть на колхоз «Красный Октябрь», что в четырех километрах северо-западнее Старой Руссы.

24 февраля 228-й полк, а затем и другие части дивизии вошли в прорыв на участке Чириково и овладели восточной окраиной села Глушцы.

28 февраля войска Красной Армии вышли на реку Ловать. Демянский плацдарм, который гитлеровцы упорно удерживали почти полтора года, перестал существовать. От немецко-фашистских захватчиков была очищена площадь в 2350 квадратных километров и освобождено 302 населенных пункта, в том числе город Демянск, районные центры Лычково, Залучье. Неприятельские войска понесли большие потери.

К середине марта войска Северо-Западного фронта ликвидировали плацдарм 16-й армии противника на восточном берегу реки Ловать и, продвинувшись на 20 километров, вышли на рубеж Большие Горбы, Новое Село, Вязки.

* * *

Блестящих военно-политических успехов добилась Красная Армия. Разгромив врага под Сталинградом, она отбросила его от Волги и Терека на сотни километров. Войска Ленинградского и Волховского фронтов прорвали блокаду Ленинграда. У нас эта победа вызвала особую радость. Северо-Западный фронт своими боевыми действиями все время помогал героической обороне города Великого Октября, города Ленина.

Содействовал он и войскам, сражавшимся на юге страны. Военные историки потом напишут: «Операции советских войск на западном и северо-западном направлениях, проведенные в начале 1943 г., тесно связаны со стратегическим наступлением на юге. Хотя они и не достигли поставленных целей, враг был лишен возможности усиливать свои группировки на южном крыле советско-германского фронта за счет групп армий «Центр» и «Север». Это значительно облегчило Советской Армии не только успешно осуществить операции под Сталинградом, на Верхнем Дону, харьковском и донбасском направлениях, но и отразить попытку контрнаступления врага. Ликвидация плацдармов в районе Ржева и Демянска практически сняла угрозу наступления противника на московском направлении. Создавались предпосылки [131] для развертывания операций на псковском, витебском и смоленском направлениях»{10}.

В ночь на 19 марта стало известно о том, что дивизия выводится из боя и поступает в резерв Ставки Верховного Главнокомандования.

Мне запомнился последний марш на Северо-Западном фронте. Десятки километров мы шли лесными дорогами, не встречая на своем пути ни одного населенного пункта. Но вот лес кончился, и перед нами открылась типичная для Валдайской возвышенности картина — небольшие поля, перелески. Впереди показалась деревня. Когда походная колонна вошла в нее, солдаты и офицеры бросились к детям, вышедшим нам навстречу... Их брали на руки, ласкали. Тоску по семьям, всю накопившуюся за долгие месяцы разлуки ласку отдавали наши воины этим чужим, но бесконечно родным ребятам.

2 апреля части дивизии сосредоточились в районе железнодорожной станции Любница. Мы с полковником Шведовым побывали в политуправлении Северо-Западного фронта, которое размещалось в районе города Валдай.

Тепло, по-братски распрощались мы с начальником политуправления генерал-майором А. Д. Окороковым и его заместителем полковником В. Н. Глазуновым. Они пожелали нам счастливого пути и успехов на новом фронте.

Дальше