В боях за Люблин
Сорок четвертый год изобиловал событиями, которые не только коренным образом изменили стратегическую обстановку на фронте, но и оказали решающее влияние на политическую атмосферу в Европе.
С воодушевлением и гордостью восприняли наши танкисты Постановление Государственного Комитета Обороны и Заявление Советского правительства от 10 апреля 1944 года о том, что вступление советских войск на территории зарубежных стран диктуется исключительно военной необходимостью и не преследует иных целей, кроме задач сломить и ликвидировать продолжающееся сопротивление войск противника, вызволить из немецкой неволи братьев поляков, чехов, словаков и другие народы Западной Европы, находившиеся под пятой гитлеровской Германии.
В частях проходили митинги. Состоялось собрание партактива корпуса. Запомнилось выступление командира танкового батальона гвардии капитана Н. Колыхалова.
— Надо помнить, что война еще не окончена и нам предстоят новые бои, — говорил он с трибуны. — Многие наши воины, в первую очередь коммунисты, сражались стойко и мужественно. Теперь, в дни передышки, мы на их примере учим молодое пополнение, прибывающее к нам почти ежедневно. Все офицеры нашего батальона много работают с личным составом. Партийная организация по-деловому помогает командиру воспитывать, сколачивать воинский коллектив батальона, повышать его боеспособность.
Тогда в наших ротах были созданы полнокровные партийные организации. Помнится, об опыте одной из них рассказывал парторг гвардии старшина В, Масленников. Кстати, [170] он подчеркнул, что почти все члены парторганизации стали коммунистами или накануне, или в ходе боев.
Словом, наши танкисты были настроены по-боевому. А частые сообщения по радио о новых победах советских войск встречали, конечно, с радостью и ликованием. К тому времени вражеские войска были отброшены от Ленинграда, была полностью ликвидирована группировка гитлеровцев в районе Корсунь-Шевченковского. Войска 2-го Украинского фронта вышли на государственную границу. Завершалось освобождение Крыма.
Наши подразделения пока что занимались боевой подготовкой. В. В. Кошелев, теперь уже генерал-майор, организовал и провел командно-штабное учение «Бой танкового корпуса в оперативной глубине противника».
В ходе учения совершенствовались подготовка и слаженность штабов бригад, полков и штаба корпуса. Это было весьма важно и своевременно, ибо произошли значительные кадровые изменения. Многие офицеры были выдвинуты на вышестоящие должности, направлены на учебу, немало людей погибло в минувших боях. На их место пришли офицеры из войск, имевшие боевой опыт, но мало знакомые со штабной работой.
Обновился и состав оперативного отдела штаба корпуса, которым я руководил. Ушел на повышение старший помощник подполковник А. Мезер, вместо него прибыл из центрального аппарата майор Ю. Егоров. После окончания военного училища он служил на Дальнем Востоке, в дивизии, которой командовал тогда Алексей Федорович Попов. В 1941 году эта дивизия была переброшена на Волховский фронт и участвовала в успешной наступательной операции советских войск по освобождению Тихвина. После ранения Егоров получил назначение в управление формирования танковых частей, и мы встретились с ним во время нашей командировки в Москву. Комкор хорошо знал Ю. Егорова и, когда тот обратился с просьбой взять его на фронт, оказал нужное содействие. До конца войны Егоров работал заместителем начальника оперативного отдела штаба корпуса. Это был грамотный, исполнительный офицер. Отработанные им документы, и особенно карты, схемы, отличались полнотой содержания и наглядной, четкой, по-военному красивой графикой.
Назначенный на должность старшего помощника начальника отдела майор М. Лях умел четко формулировать задачи в боевых распоряжениях, скупыми фразами емко излагать результаты боевых действий в донесениях и оперативных [171] сводках. Старшим офицером связи стал капитан Н. Женавчук. Несколько раньше в оперативном отделе появился старшина Егоров — картограф-чертежник. Оформленные им отчетные карты, схемы и другие графические документы были наглядны и выразительны, словно картины. Уже тогда, на фронте, проявлялся у старшины Егорова несомненный талант художника. В свободные минуты он делал зарисовки из фронтового быта, портреты солдат, офицеров. После войны Е. П. Егоров стал профессиональным художником и сказал свое слово в искусстве живописи, стал профессором Харьковского художественного института.
На учении, о котором идет речь, совершенствовалась наша совместная работа с начальниками родов войск и служб — начальником разведки подполковником Наумовым, начальником артиллерии полковником Грецовым, корпусным инженером подполковником Почуевым, начальником связи подполковником Ананьевым, корпусным врачом майором медслужбы Шкода.
К этому времени произошли изменения в командном составе бригад. 58-й гвардейской танковой бригадой по-прежнему командовал полковник П. В. Пискарев, 59-й — вновь назначенный полковник А. С. Туренков, 60-й — полковник Н. Н. Степанов, 28-й гвардейской мотострелковой бригадой — полковник Г. Р. Пивнев.
Проведенное командно-штабное учение как бы подводило итог нашей большой работе по переформированию и сколачиванию корпуса. Оно явилось одновременно и проверкой готовности штабов корпуса и частей к дальнейшим боевым действиям.
В начале мая был получен приказ Ставки о передислоцировании корпуса в район Киверцы, Ровно. Корпус вошел в состав 1-го Белорусского фронта, которым командовал известный, авторитетный в армии военачальник К. К. Рокоссовский.
В период подготовки к наступательным операциям лета 1944 года у нас были встречи и совместная работа с польскими воинами. Предполагалось непосредственное взаимодействие 8-го гвардейского танкового корпуса с 1-й армией Войска Польского. Генерал Зигмунд Берлинг и офицеры его штаба часто бывали у нас, а мы у них. Отрабатывались вопросы связи, планирования и организации боевых действий, проводились совместные учения и штабные тренировки. 14–18 июня большая группа наших офицеров во главе с комкором принимала участие в командно-штабных учениях в 1-й армии Войска Польского. Отрабатывалась тема «Ввод [172] танкового корпуса в прорыв в ходе наступления армии». Польские товарищи, как сами они заявили, многое почерпнули на этих учениях из нашего боевого опыта. Установились отношения дружбы и боевого братства, даже не ощущался языковой барьер. Штабные офицеры обходились в работе без переводчиков.
Все это было в Киверцах, в районе Луцка.
Наши танкисты многое узнали о польских воинах-патриотах, о польских частях и соединениях, зародившихся и окрепших на советской земле, о боевом крещении дивизия имени Тадеуша Костюшко у белорусского местечка Ленино.
Истоки советско-польского военного содружества, как нам стало известно, берут начало с весны 1943 года. Союз польских патриотов обратился тогда с просьбой к Советскому правительству помочь сформировать польское соединение. Было принято решение о формировании 1-й польской пехотной дивизии, которой впоследствии было присвоено имя польского национального героя Тадеуша Костюшко. Первым командиром дивизии был назначен полковник З. Берлинг. Он же, теперь уже генерал, командовал 1-й армией Войска Польского.
Обращала на себя внимание «родственная» схожесть польских частей и соединений с советскими. Да и как иначе могло быть? Ведь формировались они по штатам наших полков и дивизий.
Польские воины, как они нам искренне в том признавались, с первых дней формирования рвались на фронт. Но далеко не все они владели в достаточной мере оружием и техникой. Чтобы в кратчайшее время сделать соединение боеспособным, в польскую дивизию было откомандировано более 300 советских офицеров.
Польские товарищи показывали нам свои знамена с вышитыми на них словами: «За нашу и вашу свободу». Первое такое знамя Союз польских патриотов вручил в июне 1943 года 1-й польской пехотной дивизии.
Строительство польских вооруженных сил на территории СССР расширялось и наращивалось. Создавались новые дивизии и корпуса, а в марте 1944 года Генеральный штаб издал директиву о сформировании 1-й армии Войска Польского. Вскоре начала создаваться еще одна армия. А 21 июля 1944 года Крайова Рада Народова приняла декрет о слиянии всех соединений в единое Народное Войско Польское.
На вооружение Войска Польского даже в самые трудные времена Советское правительство не жалело средств. Только [173] в 1944 году Войску Польскому было передано 200 тысяч винтовок и карабинов, 72 тысячи автоматов, 27 тысяч пулеметов, 4600 противотанковых ружей, 4630 орудий и минометов, 250 танков.
Благотворное влияние на морально-политическое состояние формируемых польских частей и соединений оказывал советский образ жизни. Это мы знали, видели в период нашей совместной с ними работы. Немало переняли польские товарищи и у наших танкистов. Наши командиры, офицеры штаба, политработники учили боевых друзей методам планирования и организации боевых действий, искусству побеждать, передавали им свой богатый оперативно-тактический и военно-технический опыт, являясь при этом проводниками марксистско-ленинской идеологии.
Летом 1944 года, когда началось освобождение Польши от немецко-фашистских захватчиков, Войско Польское уже представляло собой серьезную силу. Оно принимало участие в боевых действиях, находясь в составе 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.
В разгар этих событий, перед летними наступательными операциями 1944 года, прозвучало сообщение о начале высадки англо-американских войск в Нормандии.
Весть об открытии второго фронта в Западной Европе произвела, конечно, впечатление, но большого восторга не вызвала. Мы его так ждали тогда, когда вели кровопролитные бои под Воронежем и Сталинградом, на Северном Кавказе и в Крыму, но союзники тогда отмалчивались и отсиживались. А теперь что ж... Хорошо, конечно, что будут помогать бить фашистов, но мы уже и сами бы справились. Примерно так рассуждали наши танкисты, простые, отважные парни, познавшие войну.
Когда во время беседы с личным составом один из наших пропагандистов пламенно заявил, что, мол, впервые во время войны мощные, сокрушительные удары Красной Армии стали сочетаться с наступательными операциями союзных войск в Западной Европе, послышались слова и фразки иронического тона:
— Это еще надо поглядеть, как они будут сочетаться...
— Ложка хороша к обеду, а тут... Вроде и поздновато.
— А может, они побаиваются, чтобы мы до Ла-Манша не рванули?
Подобные разговоры возникали не только в солдатских кругах. Иногда неофициально толковали на эту тему и в штабах частей. [174]
В середине июля соединения двух общевойсковых армий 1-го Белорусского фронта прорвали оборону противника на рубеже Смердынь, Торговище. Наш танковый корпус, хорошо укомплектованный и сколоченный, был введен для развития успеха. К этому времени соединение значительно выросло численно, намного увеличилась его огневая мощь. В корпусе — три танковые и одна мотострелковая бригады, тяжелый танковый полк, два полка самоходных артиллерийских установок, зенитный полк, дивизион гвардейских минометов «катюш». Танков и самоходок у нас было теперь свыше 250!
Частям корпуса предстояло форсировать две реки — Турья и Западный Буг, в дождливую погоду пройти по раскисшим дорогам почти 200 километров. С первых часов этого марша, который время от времени прерывался боями с отходившими частями противника, танкисты, в том числе и молодые, стойко преодолевали трудности, проявляли мужество. В наступлении, между прочим, всегда так: силы людей будто удваиваются, и они способны на любые свершения и подвиги. Наступательный порыв охватывает всех.
Буг форсировали с радостным, гордым чувством, что вот же пришел час, когда советская земля остается уже за плечами, когда она уже полностью освобождена от фашистских захватчиков, и, какой бы ни была израненной, все равно будет возрождена.
Я видел, как солдаты снимали шапки, кланяясь на прощание родной земле, видел, как они припадали к ней, пили воду из Буга. Я и сам с волнением расстался с землей, на которой родился, вырос и которой буду предан до последнего дыхания.
Двумя колоннами части корпуса шли по территории Польши, направлением на Люблин. Применяя обходные маневры, танковые подразделения в коротких стычках овладевали опорными пунктами противника, не давали ему закрепиться на рубежах.
Дерзко и решительно действовала, например, танковая разведгруппа под командованием старшего лейтенанта В. Березного. Она двигалась впереди главных сил с задачей выйти к реке Западный Буг, захватить переправы и провести разведку боем.
Танки порой не шли, а будто плыли. Перед этим два дня лил дождь, дороги раскисли, ручьи превратились в реки, лужи — в озера.
Вблизи рощи группу обстреляли две противотанковые пушки противника. Засевшие неподалеку гитлеровцы открыли [175] также огонь из автоматов. Старший лейтенант Березной принял тактически грамотное решение: выдвинул на прямую наводку самоходное орудие, а сам на танке направился по лощине в обход. Расчет его оказался верным. Первым же выстрелом самоходка приковала к себе внимание гитлеровцев. Они ввязались с ней в огневой бой и не заметили приближения с фланга танка. А минуту спустя тридцатьчетверка уже утюжила гусеницами и пушки гитлеровцев, и их прислугу. Фашистские автоматчики бросились спасаться бегством, но были скошены пулеметным огнем бронетранспортеров группы.
У деревни Чернув, расположенной на самом берегу Западного Буга, группа старшего лейтенанта Березного наткнулась на немецкий обоз, готовившийся переправиться на правый берег реки. Танкисты повредили 6 автомашин, 10 повозок, уничтожили около 50 гитлеровцев. Двигаясь по берегу дальше, они вышли к подготовленной фашистами переправе и захватили ее, однако удержать не смогли.
Вернувшись к деревне Чернув, группа заняла оборону. Танкисты и мотострелки стойко отражали все атаки гитлеровцев и продержались почти без потерь до подхода главных сил своей бригады, которая с ходу включилась в боевые действия.
На гимнастерке старшего лейтенанта Березного вскоре засиял орден Ленина.
В период наступательных действий на люблинском направлении наш корпус был включен в состав 2-й гвардейской танковой армии генерал-полковника С. И. Богданова. Танкистам предстояло сыграть важную роль в осуществлении одного из двух главных ударов, которые наносил по врагу на территории Польши 1-й Белорусский фронт генерала армии К. К. Рокоссовского.
Удар на Люблин планировался с последующим поворотом наступающих войск на Прагу — предместье Варшавы.
Мне, начальнику оперативного отдела штаба корпуса, довелось принимать участие в командно-штабной игре на картах, которую проводили перед началом операции представитель Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский.
Когда ехал по вызову, думал: ну постою в задних рядах, посмотрю на карту из-за широких плечей начальников да и удалюсь тихонько. Кто обратит внимание на скромного подполковника в таком созвездии генералов. [176]
Вышло же несколько иначе. Занятие проводилось в просторном помещении, при участии многих генералов и офицеров. Организовано оно было так, что остаться в сторонке не удалось бы никому. На огромном столе — рельефная карта с нанесенной обстановкой. Дальше — столики, за которыми сидели согласно оперативному построению командармы, командиры корпусов с начальниками штабов, авиационные, артиллерийские, инженерные и другие начальники.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и генерал армии К. К. Рокоссовский разбирали варианты будущих действий войск, возможные повороты обстановки. К этой аналитической работе они привлекали собравшихся, обращаясь с вопросами к генералам, возглавлявшим армии, корпуса, дивизии, к начальникам штабов.
— 8-й гвардейский танковый корпус движется двумя колоннами. — Маршал Г. К. Жуков дважды черкнул по кар те указкой. — Какие силы противника могут ему противостоять?
Он остановил строгий взгляд прямо на мне. А генерал армии К. К. Рокоссовский смотрел ободряюще, будто бы даже подмигнул мне. Наверное, я и должен был отвечать на вопрос.
— Начальник оперативного отдела штаба 8-го гвардейского танкового корпуса подполковник Ивановский, — представился я, как положено, и доложил: — Ожидается выдвижение 78-й пехотной дивизии противника.
— Откуда? — прозвучало выстрелом единственное слово.
— Товарищ Маршал Советского Союза, выдвижение ее следует ожидать по Варшавско-Люблинскому шоссе.
— Решение?
— Бригадам корпуса двигаться не по шоссе, а параллельно по проселочным дорогам... С захватом переправ и последующим выходом во фланг противнику.
Г. К. Жуков едва заметно кивнул, что, наверное, означало удовлетворение ответом, и обратился к другому участнику игры.
На лице К. К. Рокоссовского светилась его всегдашняя улыбка.
...Возвращались мы к себе в добром настроении. Надо мной дружески подтрунивали: дескать, наверное, вздрогнула душа, когда вызвали к оперативной карте и пришлось отвечать на вопросы самого маршала Г. К. Жукова. Я поддерживал тот же шутливый тон, хотя действительно пришлось пережить напряженные минуты. [177]
Дальнейшие события развернулись во многом так, как и предполагали руководители и участники игры на картах. Порой могло показаться, что и сам противник следует намеченному нами плану — настолько все соответствовало предвидению.
Разведка донесла, что по Варшавско-Люблинскому шоссе выдвигается пехотная дивизия противника. Наши танковые бригады пошли по параллельным дорогам. Они сбивали вражеские заслоны, захватывали переправы, наносили противнику внезапные удары, преимущественно с флангов. Гитлеровской дивизии наши танкисты, собственно, не дали применить ее силы и вооружение. Ее, что называется, задергали до ввода в бой, более того — разведчики соседнего корпуса захватили в плен командира дивизии и с ним двух офицеров, в том числе начальника разведки.
Наступательную операцию мы хорошо начали и успешно развивали. Немногим более суток потребовалось корпусу, чтобы выйти в район Люблина. А вот сам город с ходу взять не удалось, он оказался довольно крепким орешком.
Гитлеровцы не только держали в городе свои значительные силы, но и собрали сюда бандеровцев, жандармерию, приспешников Рады Крайовой — всех, кому, собственно, деваться было некуда. Дрались они с упрямством и жестокостью обреченных. Почти каждый дом в городе был превращен в крепость. Фашисты вели бешеный огонь из разных видов оружия, а из окон верхних этажей в наши бронетранспортеры летели гранаты.
Бой за Люблин начался 20 июля и длился трое суток.
58-я гвардейская танковая бригада ворвалась в город с востока и вела бои в районе железнодорожного вокзала. С севера наступала, все более углубляясь в городские кварталы, 60-я гвардейская танковая бригада. С нею тесно взаимодействовала наша мотострелковая бригада. Танкисты 62-го гвардейского тяжелого танкового полка своими мощными машинами ИС пробивали бреши в обороне противника, уничтожали орудийным огнем узлы сопротивления.
К концу первого дня штурма Люблина уже два городских района были в наших руках. Гитлеровцы тем не менее продолжали ожесточенно сопротивляться. Подтянув силы пехоты и самоходную артиллерию, они переходили в контратаки. Тяжелые бои завязались на северной окраине города, где после форсирования речки Вепш наступала 60-я гвардейская танковая бригада.
Наступательный бой в условиях города очень труден, особенно для танкистов, так как они в этом случае лишаются [178] свободы маневра. А противник получает возможность использовать в борьбе с танками самые коварные способы. Поступали доклады о подбитых, подожженных танках, о потерях в мотострелковых частях. Во время постановки задачи подразделениям был убит буквально из-за угла командир истребительно-противотанкового артиллерийского полка подполковник В. Ионис.
Квартал за кварталом, дом за домом отбивали у врага наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы. Пришлось создать штурмовые группы. Каждая из них имела два-три танка, самоходно-артиллерийскую установку, десант автоматчиков и саперов. В уличных боях штурмовые группы действовали, сообразуясь с обстановкой, танки пробивались по улицам, сокрушая орудийным огнем вражеские огневые точки, их действия поддерживали САУ, автоматчики завязывали бои в домах, саперы взрывали заграждения, укрепления, разминировали проходы.
Местные жители подсказали танкистам одной из штурмовых групп, что гитлеровцы пытаются уйти из города по Варшавскому шоссе. Танки лейтенантов А. Афанасьева и Н. Маришева, а вслед за ними несколько других машин выскочили на широкое Варшавское шоссе. По обеим его сторонам вытянулись колонны немецких автомашин и повозок с награбленным добром. Тридцатьчетверки на полном ходу врезались в колонну, мяли гусеницами машины и повозки. Сержант А. Алимов и рядовой Л. Жилин расстреливали гитлеровцев из пулеметов. Развернувшись, танки проутюжили колонну еще раз. Два десятка автомашин было превращено в груду лома.
Афанасьев со своим экипажем первым ворвался в центр города. Центральная площадь была превращена гитлеровцами в своеобразную цитадель, опоясана траншеями и дотами. Танкисты, искусно маневрируя, провели машину по лабиринту между траншеями, уничтожили 3 вражеских орудия с прислугой, 4 миномета с расчетами, 40 автомашин, до сотни гитлеровцев. Танк был подбит, вышла из строя пушка, но экипаж продолжал сражаться. Офицер увлекал подчиненных своей беззаветной храбростью — косил врагов меткими очередями из автомата, пока не был тяжело ранен.
Гвардии младшему лейтенанту Алексею Николаевичу Афанасьеву за этот бой было присвоено звание Героя Советского Союза. После лечения он вновь возвратился в свою часть.
Звания Героя Советского Союза (посмертно) был удостоен и механик-водитель этого танка — гвардии младший сержант [179] Александр Свиридович Яковенко. Видевшие его в бою танкисты, рассказывали потом, что он творил на своей машине просто чудеса. Танк на большой скорости проходил узкие места между траншеями и дотами, круто разворачивался на месте, давил гусеницами орудия и минометы с прислугой, рушил броней вражеские укрепления.
Отважно и умело действовали во время уличных боев мотострелки батальона во главе со своим командиром гвардии майором М. Быковым, воины разведвзвода лейтенанта Н. Акулова, другие наши подразделения. Они ворвались в центр города десантом на танках, завязали бои одновременно -на нескольких улицах, сковав значительные силы противника.
На пути наступления мотострелкового батальона оказался сильно укрепленный опорный пункт врага. Гитлеровцы открыли огонь изо всех видов оружия. Гвардии майор Быков принял решение обойти опорный пункт с двух сторон. И когда автоматчики появились в тылу у гитлеровцев, те сразу же присмирели. Мотострелки забросали гранатами вражеские огневые точки, истребили огнем десятки фашистских солдат и офицеров.
Победа близка, но город еще не взят. На третьи сутки начался решительный и окончательный штурм вражеских укреплений. Части занимали исходные позиции, чтобы с новой силой ударить по засевшим в городе гитлеровцам и их бандеровскому охвостью.
На НП корпуса, расположенном в подвале полуразрушенного дома, раздался звонок аппарата прямой связи. Командующий фронтом К. К. Рокоссовский, безусловно, знал, что мы с большими усилиями «разгрызаем орешек», был в курсе обстановки. Заговорил с генералом А. Ф. Поповым понимающе, с теплотой в голосе.
— К вечеру вы обещали освободить город полностью, — напомнил командующий.
— Все сделаем для этого, — деловито ответил Попов. Константин Константинович на этом разговор не закончил, продолжал в прежнем мягком тоне:
— Иного выхода, кроме как взять город, у вас нет. Мне сообщили, что в Ставке ждут от нас донесения о выполнении боевой задачи. Взятие Люблина, по всей вероятности, будет отмечено салютом Родины.
Комкор провел короткое оперативное совещание. Запросил командиров о положении и действиях частей. Быстро вырабатывался план наращивания усилий по очистке от гитлеровцев удерживаемых ими кварталов. Каждая бригада [180] получила свое направление — две-три улицы, ведущие к центру города. Пройти с огнем, пронизать танковыми колоннами весь городской массив, окончательно сломить сопротивление многочисленного и разношерстного вражеского гарнизона — такова была идея нового боевого плана.
Прибывший на НП командующий армией генерал-полковник С. И. Богданов одобрил и утвердил наш план. От нас командарм убыл на КП 7-го танкового корпуса, по дороге его транспортер обстреляли вражеские автоматчики, и генерал-полковник Богданов был ранен.
24 июля в 15.00 около 200 орудий и тяжелых минометов произвели пятиминутный огневой налет. Шквал смертоносного металла обрушился на вражеские позиции. И сразу же танки с десантом автоматчиков на броне пошли в атаку по всем заранее намеченным направлениям. Это был решительный и окончательный штурм Люблина. Гитлеровцы противостоять ему не могли. 58-я гвардейская танковая бригада, атакуя с востока, прошла своими подразделениями в глубь города, захватив мосты. По важнейшим опорным пунктам фашистов дали залп батареи «катюш». Авиаторы оказали нам поддержку с воздуха.
Начали поступать донесения об освобождении от фашистов улиц, площадей, кварталов. Почти все части вышли на указанные рубежи, но по прерывистой стрельбе в разных местах можно было судить, что бои отдельными очагами еще идут. Остатки разгромленных частей противника зацепились на западном берегу реки Бисшица.
— Товарищ Ивановский, — обратился ко мне командир корпуса. — Вместе с подполковником Наумовым проскочите по городу, проверьте положение на местах.
Мы с Наумовым, начальником разведки штаба корпуса, сели в бронетранспортер.
— По-быстрому давайте! — крикнул нам вдогонку Алексей Федорович.
Объехав несколько кварталов и побывав в центре города, где только что закончились бои, мы убедились, что весь город освобожден.
— Какие-то удивительные безлюдье и тишина, будто и не было здесь смертных схваток. Война окончилась, что ли...
Между прочим, мысли о недалеком окончании войны нет-нет да и навертывались. Мы не могли об этом задумываться, когда дрались под Сталинградом и на Курской дуге, а нынче, наверное, имели полное право. Будет же ей. конец, треклятой, если мы уже в Польше! [181]
После нашего возвращения А. Ф. Попов еще раз доложил в штаб фронта о выполнении поставленной соединению задачи.
Вечером заблаговременно настроили приемники на Москву. И вот прозвучал голос Левитана: «В двадцать один час будет передано важное сообщение». Эта фраза повторялась несколько раз.
Нетерпеливо поглядывали на часы.
— Сейчас, наверное, будет салют... — предположил Наумов.
— А что, товарищи... Если вдуматься в ход событий, то так и должно быть, — раздумчиво проговорил новый начальник политотдела полковник Н. А. Колосов. — Наступаем уверенно, бьем гитлеровцев на всех направлениях, так что есть все основания рассчитывать на салют.
В приказе Верховного Главнокомандующего, переданном по радио в 21 час, всему личному составу частей, освободивших от немецко-фашистских захватчиков крупный польский город Люблин, была объявлена благодарность, а в Москве произведен артиллерийский салют двадцатью залпами из 224 орудий.
Указом Президиума Верховного Совета СССР за освобождение Люблина, проявленные при этом мужество и героизм 8-й гвардейский танковый корпус был награжден орденом Красного Знамени. Наиболее отличившимся частям корпуса было присвоено почетное наименование Люблинских.
На войне радость побед и горечь тяжелых утрат шли рядом.
В трехдневном бою за Люблин многие гвардейцы корпуса отдали свою жизнь. Здесь, как на всем боевом пути танкистов, взгорбились свежие холмы братских могил с длинными списками фамилий. На центральной площади Люблина был похоронен ставший в бою за город Героем Советского Союза гвардии младший сержант Александр Яковенко.
Он будет потом навечно зачислен в списки личного состава роты одной из частей. Многие годы спустя танкисты младших поколений в социалистическом соревновании по боевой подготовке будут бороться за почетный приз — вымпел имени Александра Яковенко и за право вести по мишеням огонь, водить по трассе танк за Героя, имя которого всегда в строю. [182]