Страна встает на смертный бой

Сигнал тревоги прозвучал неожиданно. В одно мгновение мы вскочили и кинулись к самолетам. Вот уж и взревели моторы. Все в полном порядке, звено истребителей готово к вылету и мы ждем команды. Моторы ритмично работают на малых оборотах.

Проходит минута, вторая, а сигнала для взлета нет. Выключаем моторы и не понимаем: в чем дело? Проходит еще пять, десять минут, наконец полчаса. К нам никто не идет, по телефону никаких указаний. Какая-то необычная ситуация. Обменяться бы предположениями с товарищами по звену, но радиосвязи у нас нет, а покидать самолет, находящийся в боевой готовности, нельзя. Надо ждать.

И мы ждем еще часа два. Уже и желудок начинает напоминать о себе, но пищу нам не привозят. Ничего не понимаем...

А внизу, в лагере, видно, как оживленно передвигаются люди, многие бегут. Такого еще не бывало. Вдруг в небо взлетают сигнальные ракеты: боевая тревога всему полку. К самолетам спешат летчики, техники, оружейники, запускают моторы. Грохочут пробные выстрелы из пушек и пулеметов. Эскадрильи разгуливают самолеты и рассредоточивают их у границ аэродрома. [49]

И снова все затихает, только кое-где на малых оборотах жужжат моторы, как недавно и у нас, в дежурном звене. В лагере продолжается суета: бегут группы с личным оружием и противогазами. В сердце просачивается неясная, ничем не объяснимая тревога. Она усиливается, когда к каждому экипажу подъезжает «эмка». Командир полка останавливается на несколько секунд и снова мчится к следующему самолету. Наконец майор Осипов, с ним комиссар Розанов и начальник штаба Апаров подъезжают к нашему звену. Мы продолжаем дежурство и сидим в самолетах. Осипов показывает рукой — мы выскакиваем из кабин и выстраиваемся. Рядом техники, оружейники, обслуживающий персонал.

— Товарищи, — взоволнованно обращается командир, — фашистская Германия внезапно напала на нашу страну. На протяжении всей западной границы германские войска атаковали пограничные части. Авиация противника бомбила ряд аэродромов и населенных пунктов, но всюду встретила решительный отпор советских истребителей и зенитной артиллерии, нанесших фашистам большой урон. Всем быть в положении боевой готовности. Экипажам находиться у самолетов!

— Есть, товарищ майор, — кратко отрапортовал лейтенант Баранов, старший из нас. Потом он повернулся и скомандовал:

— Находиться у самолетов, быть в боевой готовности.

На какое-то мгновение все были ошеломлены. Но команда подана, и мы тут же отправились по местам.

Завтрака мы так и не дождались. Вскоре привезли обед.

— Этого не может быть, — слышались голоса летчиков.

— От фашистов можно ожидать чего угодно. — А может это решили проверить боевую готовность полка? [50]

— Вон комиссар эскадрильи идет и все по порядку расскажет.

Старший политрук Дмитрий Георгиевич Ильин подошел к обедающим летчикам и сообщил:

— Только что по радио слышал, Германия без объявления войны вероломно напала на Советский Союз. Ее авиация уже бомбила Львов, Киев, Одессу, Минск. Вооруженные Силы нашей Красной Армии отражают яростные атаки врага.

— Вот тебе и проверка боевой готовности полка! — кольнул кто-то незадачливого предполагателя.

— Да, это самая настоящая война, — сказал политрук Ильин.

— Могут бомбить и нас, — высказал свое предположение Василий Панфилов.

— Ну, это ты брось, до нас даль-то какая! — возразил я Панфилову.

— Далеко, не спорю. Но чем черт не шутит: это, все-таки нефть...

Так закончился для нас первый день войны. Ночью весь полк дежурил в боевой готовности — ждали бомбёжки и были полны решимости вступить в бой с фашистами. Дежурили в кабинах истребителей по-эскадрильно. Сменялись через час. Но летчики и после дежурства не покидали своих кабин, а продолжали спать в них сидя. Бодрствовало только дежурное подразделение.

На следующий день чуть полегче: приказано дежурить звеньями. За одни только сутки на аэродроме проведена огромная работа — закамуфлированы самолеты, натянуты маскировочные сетки. С воздуха невозможно обнаружить ни одной машины, так хорошо мы их замаскировали под общий фон местности.

С тревогой слушаем радио, читаем газеты. Наши воздушные собратья ведут бои с фашистскими стервятниками. Наземные войска отражают бешеные атаки врага, сдерживая его натиск в неравных и кровопролитных [51] боях. По радио и из газет узнаем о первых героях-летчиках, совершивших воздушные тараны. Это младшие лейтенанты Харитонов, Здоровцев, Жуков...

А мы сидим на своем аэродроме и ждем. С первого же дня войны от одиночек, потом от звеньев и эскадрилий в адрес командования посыпались рапорты об отправке на фронт для участия в боях.

— Настанет и наш черед, — неизменно отвечает командир полка.

— Так лезут же, гады, на нашу землю! — упорствуют летчики.

— Спокойно, товарищи. Наши действия определяются командованием свыше, — укоризненно ворчал Александр Алексеевич Осипов. — Командир соединения приказал привести полк в боевую готовность и ждать дальнейших распоряжений.

— Вас поняли! — недовольно отвечали летчики и уходили к своим машинам.

Поток рапортов прекратился, но патриотические чувства не угасли. Многие летчики, техники, механики подали заявления в партийные организации подразделений с просьбой принять их в ряды ВКП(б). И в каждом было написано: «Хочу сражаться за Родину коммунистом!»

Я тоже подал заявление и в первых числах июля был принят кандидатом в члены великой партии Ленина.

Много сил и энергии в эти дни вложил в повышение боеспособности полка командир Осипов. От полковника Старостенкова он принял хороший, боеспособный полк. Но война потребовала большего — самой быстрейшей перестройки на военный лад всего, до самых мелочей.

Александр Алексеевич Осипов до прихода в наш полк был довольно известный летчик-испытатель. За испытание боевых самолетов-истребителей уже в 1934 году он был удостоен правительственной награды — ордена «Знак почета». Потом служил штурманом бригады, а затем был назначен к нам командиром. [52]

Незавидное дело сидеть в тылу, когда наши войска по всей западной границе ведут ожесточенные бои с противником. Но всех на фронт не пошлешь, кому-то надо охранять важные объекты и в тылу.

Без дела мы не сидели, срочно начали строить капониры для укрытия самолетов, Грунт каменистый, лопатой не возьмешь. Пробивали глубокие скважины. Прибывшие к нам саперы закладывали взрывчатку, подрывали горную породу и, таким образом, мы вгрызались в камень. Над аэродромом стоял грохот взрывов.

Итак, капониры построены, теперь все самолеты находятся [53] в надежных укрытиях. У подножья горы пробили ниши, в них разместили людей, боеприпасы, горючее. Каждый летчик выдолбил для себя небольшое укрытие в виде глубокой щели вблизи самолёта.

И снова сидим и ждём. Беспощадно палит июльское солнце. Широкое и ровное плато аэродрома превращается в огромную раскалённую плиту. А мы все маемся в проклятой духоте, одетые в летное обмундирование.

Внизу плещется море, но побежать к нему, чтобы хоть на минутку ощутить прохладу волн, нельзя. У нас готовность № 1. Эх, взвиться бы в привычную прохладу воздушного океана!

А положение на фронтах всё ухудшается. Вчера вечером в сводке Совинформбюро сообщили о том, что фашисты рвутся к Минску и Луцку.

— Да, на земле нашим войскам туго приходится, — говорят летчики. Кто-то отвечает:

— Ничего, ребята, гады своё получат! Наша авиация тоже не спит. Вот и в сводке Совинформбюро передавалось: «1 июля сбито в воздухе 54 самолёта противника. 22 наших самолета не вернулись на свою базу». — И за второе июля сбили в воздушных боях 61 самолет противника.

— Знаете что, уважаемые товарищи, — кто-то другой поддержал разговор. — Это не просто арифметика. Это живые люди. Представляете, как они сражаются! За каждым уничтоженным фашистским самолётом кроются большие дела наших товарищей по оружию.

К группе лётчиков поспешно шёл комиссар эскадрильи Ильин.

— Товарищи, через полчаса по радио будет передано важное сообщение, — сказал взволнованно Дмитрий Георгиевич.

В утреннюю тишину звонко ворвались позывные Москвы. Затаив дыхание, мы приникли к радиоприёмнику. [54] Выступал Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин, Из его выступления было ясно, какая смертельная опасность нависла над Родиной, Сто семьдесят дивизий врага были сосредоточены у наших западных границ и неожиданно, вероломно брошены на советские пограничные войска. Огромное преимущество в танках, авиации, артиллерии дало возможность врагу потеснить наши войска в глубь территории Советского Союза.

По радиоприёмнику звучали призывные слова партии к народу, к нашей доблестной Красной Армии и Военно-Морскому Флоту, к нам, лётчикам, подняться на священную освободительную войну против фашистских поработителей.

Вся эскадрилья в полном составе стояла вокруг радиоприемника. О чувствах говорили сами за себя суровые лица, и в каждом горела ненависть к врагу.

— Митинговать не будем, — всё ясно, — сказал комиссар, — Всем приступить к выполнению распорядка.

И снова потянулись томительные тревожные дни, недели. Красная Армия отходила на новые и новые рубежи. Страна встала на смертельный бой с врагом.

А мы ждали... Нет, мы не сидели, сложа руки. Командир соединения приказал организовать и проводить интенсивные полёты с выполнением стрельб по мишеням и отработкой учебных воздушных боёв. Командование полка составило график боевого дежурства эскадрилий с одновременным проведением полётов днём и ночью.