"Позывных больше нет!"

Дул теплый ветер, сверкало солнце, пробивалась к свету первая трава, и близок, невероятно близок был конец войны! Никто не мог назвать день, которому суждено было стать Днем Победы, но каждый ощущал близость его и каждому, конечно, хотелось дожить до этого дня. Гибель на пороге мирной жизни представлялась невероятной несправедливостью. Тем сильнее становилась ярость наших летчиков, их ненависть к обреченному, но сопротивляющемуся врагу!

Форсировав 29 марта реку Раба, войска 6-й гвардейской танковой армии перешли в ряде мест австро-венгерскую границу, устремились к Вене. Нам приказали прикрыть танкистов. С ними следовала радиостанция наведения, истребителями полка управлял с радиостанции представитель 288-й ИАД. Позывной радиостанции был "Рыба-2", позывной нашего полка — "Коршун". Каждому летчику присвоили, специальный индекс. Моим был индекс "01".

Первой группе, вылетевшей на прикрытие танков, предстояло действовать в районе Шопрон, Чорно, Самботель. Со мной поднялись майор Оськин, майор Батаров с лейтенантом Шуваловым и капитан Логвиненко с младшим лейтенантом Черевко. Набрав по пути к Шопрону высоту 3000 метров, доложили представителю дивизии в танковой армии о "выходе на работу".

— Слушайте, "Коршун" ноль-один! В квадрате двадцать пять группа "фоккеров"! — торопливо сообщил тот.— Как поняли?

— Вас понял! Дайте высоту "фоккеров"!

— Их высота полторы тысячи.

Квадрат "25" -находился юго-западнее города Капувар. Мы очутились там через полторы минуты и, действительно, увидели восемнадцать самолетов, формой не похожих на советские. Однако и на "фоккеров" они не походили. На дистанции сближения в 500 метров незнакомцы сбросили подвесные баки с горючим, их ведущий закачал крыльями: "Я — свой", и нам удалось различить опознавательные знаки американских ВВС.

— "Коршуны", почему не атакуете?! — кричал представитель дивизии.— Они уже бомбят!

— Да не бомбят, баки с горючим сбросили! — ответил я.— Похоже, это истребители союзников, "мустанги"!

Представитель дивизии чертыхнулся. Да и нам непонятно было, зачем "мустанги" забрались под Капувар. К тому же, ходили они тут с подвесными баками, то есть без скорости, строй их даже отдаленно не напоминал боевой, а смахивал на галочью стаю. Появись в квадрате "25" Ме-109, они бы вдоволь натешились над незадачливыми заокеанскими "скакунами"!

Во второй половине дня 29 марта я снова повел шестерку Як-3 на прикрытие танков. Теперь— в районы Самботель-Кёсег. Мы с майором Оськиным летели на высоте 2000 метров, ниже нас находились майор Чурилин с лейтенантом Сальниковым и капитан Сошников с младшим лейтенантом Щелкуновым.

Над Шергельхозой, на высоте 1000 метров появилась идущая пересекающимся курсом шестерка Ме-109 Г-12. Истребители врага летели в левом пеленге пар, на увеличенных дистанциях между парами.

Чурилин увидел врага первым, атаковал замыкающую пару "мессеров", сразу же сбил ведомого гитлеровцев. Ведущий атакованной пары растерялся: пытаясь уйти из-под удара левым разворотом со снижением, лишь ухудшил свое положение: подставил Чурилину хвост. Чурилин не замешкался. Короткой очередью поджег и второй "мессершмитт". Летчик горящего "мессера" выпрыгнул с парашютом.

Вторую пару Ме-109 Г-12 атаковал капитан Сошников. Ведущий вражеской пары, обнаружив позади себя Як-3, форсировал мотор, попытался уйти в облака, но Сошников настиг гитлеровца и сбил. Ведомый фашистской пары отстал от ведущего. Лейтенант Сальников сбил его двумя очередями пулеметов. Фашист камнем пошел вниз, врезался в землю в двух километрах юго-западнее населенного пункта Перенье.

Уцелевшая вражеская пара, профессионально выполнив правый боевой разворот, скрылась в облаках.

30 марта, производя разведку и прикрывая танки, полк действовал исключительно над территорией Австрии.

В тот же день отправили передовую команду на аэродром Папоц.

Во второй половине дня 31 марта, вылетая уже с аэродрома Папоц, прикрывали войска, штурмующие Шопрон. Этот город называли "воротами в Австрию". Воздушного противника — группу из шести ФВ-190— встретили только раз (один "фоккер" сбили, а остальные разогнали), зато выполняли не совсем обычную работу: блокировали батареи полевой артиллерии гитлеровцев, ведущие огонь по нашим стрелковым частям. Огнем пушек и пулеметов мы разгоняли и уничтожали орудийную прислугу, вынуждали ее сидеть в укрытиях. К исходу дня наши войска вступили в Шопрон, а войска 2-го Украинского фронта освободили город Комарно. Территория Венгрии была полностью очищена от фашистских полчищ.

Противник, отступая к Вене, пытался цепляться за каждый естественный рубеж, но подолгу не мог удержаться ни на одном.

1 апреля полк совершил 73 боевых вылета. Наши летчики сбили три "мессера", но из вылета в район озера Нейзидлер-Зе не вернулся Александр Иосифович Сальников, великолепный летчик, бесстрашный воин и замечательный товарищ.

Пытаясь избавиться от боли, вызванной трагическим известием, горя желанием отомстить за Сальникова, я возглавил группу из восьми "яков". Мы нанесли точные удары по плавсредствам врага на Дунае, "прочесали" реку от Браткславы до Вены.

В это время весь личный состав полка, оставшийся на аэродроме Папа, был переброшен на наш новый аэродром Папоц. Перевез людей неутомимый лейтенант М. И. Камнев, прибывший в полк 9 февраля на должность летчика-связиста. Прежде Камнев — отличный боец — летал на истребителе Ла-5, но был ранен в голову и его списали из истребителей, разрешив летать только на тихоходных машинах. Камнев за короткий срок доказал, что на него можно надеяться. Вот и сейчас выручил: на добытом в армейском транспортном полку двухмоторном грузопассажирском двадцатиместном самолете Ще-2 менее, чем за четыре часа перевез в Папоц весь персонал полка.

Благодаря Камневу личный состав оказался в сборе еще до захода солнца, и мы с замполитом подвели итоги боевой деятельности за март, а заодно Палкин зачитал только что полученные сразу пять приказов Верховного Главнокомандующего: от 28 марта — с благодарностью воинам полка за овладение городами Чорно и Шарвар; от 29 марта — за овладение городами Капувар и Самботель; от 30 марта — за овладение городами Кестхей и Залаэгерсег; от 31 марта-за овладение городами Вашвар и Кёрменд; от 1 апреля, переданный в штаб полка по телеграфу,— за овладение городом Щопрон.

Особенно взволновал нас приказ от 31 марта, где было сказано, что в боях "отличились летчики подполковника Исаенко".

Утром следующего дня передовая команда полка отправилась на аэродром Трауэсдорф— первый для полка на территории Австрии. Напутствуя передовую команду, капитан Палкин напомнил, что Австрия была присоединена гитлеровской Германией к рейху вопреки воле австрийского народа, информировал людей о том, что коммунисты Австрии призывают австрийских патриотов поддерживать Советскую Армию, что начал работу созданный по инициативе Компартии Австрии Австрийский фронт свободы.

— Помните, товарищи: трудовая Австрия с нами. Она никогда не симпатизировала Гитлеру! — закончил свое обращение замполит.

В течение 2 апреля стремительно наступающие войска 3-го Украинского фронта заняли города Эйзенштадт, Нейкирхен, Глогенау и Петендорф, завязали бои за Винер-Нейштадт, которым и овладели на следующий день. А 6 апреля наземные войска фронта перерезали автомагистраль западнее Вены и завязали бои на южной окраине города.

Старший лейтенант Королев, младший лейтенант Рымарь, лейтенант Мордовский и младший лейтенант О. И. Щетинкин произвели тщательную разведку противника в районах Баден и Медлинг. Побывали и над знаменитым Венским лесом, воспетым еще Штраусом. В Венском лесу противник сосредоточил большое количество живой силы и техники, все дороги гитлеровцы перерыли, перегородили "ежами", обочины возле мостов и объезды минировали, подготавливали позиции для артиллерий и минометов, копали траншеи.

Донесение разведчиков и сделанные ими фотоснимки штаб полка немедленно передал высшему командованию.

— Неужели придется бомбить и штурмовать Венский лес?! — огорчались летчики.

Воздушного противника мы встречали все реже. Походило на то, что силы фашистской авиации иссякли. Свои войска враг, если и прикрывал, то в основном мелкими группами по 2-4 "фоккера" или "мессера". Фашистские самолеты "лазили" на больших высотах: очевидно, натурального горючего им остро не хватало, приходилось пользоваться эрзацами, а от эрзацев на малых и средних высотах слишком быстро перегревается мотор.

Прикрывая наступление наземных войск в районе Винер-Нейштадт — Эрлих, летчики полка провели три воздушных боя. Расскажу об одном из них.

Батаров с Шуваловым, Мордовский с младшим лейтенантом Г. С. Андрейченко и Рочагов с сержантом В. А. Костеровым (начиная с 1 апреля мы стали посылать на боевые вылеты и молодых летчиков) встретили шестерку модернизированных ФВ-190. Эти самолеты имели моторы не воздушного, а водяного охлаждения, скорость у них была больше, чем у прежних "фоккеров". Летчиков на эти машины, видимо, подобрали смелых: шестерка "фоккеров" действовала согласованно, выполняла маневры, как один самолет, и не дрогнула при атаке группы Батарова, хотя один ФВ-190 был сбит первыми же залпами "яков". Правда, "фоккеры", как обычно, немедленно сбросили бомбы. Но облегчились не для того, чтобы удрать, а чтобы вступить в бой. Начали же они бой по-прежнему в плотном строю пар, применив горизонтальный маневр, что свидетельствовало об отсутствии боевого опыта. Ведущей паре "фоккеров" удалось зайти в хвост самолета лейтенанта Шувалова.

— Тебя атакуют! Маневрируй по вертикали! Иди по прямой! — прокричал товарищу Батаров и, зайдя в хвост "фоккерам", увлекшимся преследованием Шувалова, снизу сзади всадил в брюхо ведущего вражеской пары длинную очередь снарядов и пуль. "Фоккер" взорвался. В разные стороны полетели мотор, часть фюзеляжа с хвостовым оперением, крылья. Пораженный осколками взорвавшегося самолета, вошел в штопор ведомый ФВ-190, летевший впритирку к ведущему. Уцелевшие "фоккеры", протрезвев, спаслись крутым пикированием и ушли на запад.

С 3 по 5 апреля, вылетая уже с аэродрома Трауэсдорф, полк совершил 142 боевых вылета. Мы непрерывно вели разведку войск и техники противника, прикрывали наступающие войска в районе Винер-Нейштадт — Баден — Вена. За эти дни Чурилин сбил два, Батаров — один Ме-109 и Трусов — один ФВ-190. Еще два "фоккера" и два "мессера" были подбиты.

День 6 апреля не отличался большим напряжением. После обеда, собравшись на командном пункте, летный состав обсуждал проведенные бои. Внезапно позвонил командир дивизии генерал-майор Смирнов.

— Возьмите план Вены! — приказал мне Борис Александрович.

— План передо мной, товарищ генерал!

— Найдите дворец Франца-Иосифа... Нашли? Теперь слушайте внимательно. Через двадцать минут поднять в воздух три опытных экипажа. Высота полета — четыреста метров. Экипажи должны, встав в хвост друг другу, сделать над дворцом Франца-Иосифа три круга. После каждого крута выпускать красную ракету, наблюдать, последует ли ответный сигнал.

— Ясно, товарищ генерал.— Я оглядывал примолкших летчиков и прикидывал, кого послать на такое опасное и необычное задание.— Хотелось бы выслать прикрытие, товарищ генерал! На высоте, вами названной, из автомата — и то сбить можно!

— Вы угадали, сбить могут. На войне такое бывает. Но прикрытие не разрешаю. Вышлите только три экипажа,— жестко ответил Смирнов.

— Слушаюсь.

— Не оглушайте меня вашим "слушаюсь", а назовите фамилию ведущего! Фамилии, остальных доложите после вылета.

Комдив говорил нетерпеливо, в его голосе уже проскользнула нотка недовольства, а я все оглядывал и оглядывал летчиков. Вот ведь какое дело! Кого-то посылать необходимо, а каждый, что палец на собственной руке...

— Вы долго будете думать? — повысил голос Смирнов.— До вылета осталось пятнадцать минут!

— Понял, товарищ генерал! Ведущим пойдет Исаенко, ведомым Оськин...

— Отставить,— прервал Смирнов.— Вам участвовать в вылете запрещено. Назовите кого-нибудь другого. Оставался только один выход.

— Товарищ генерал, разрешите назвать фамилии летчиков через три минуты. Я полагаю, выполнять задание должны добровольцы.

После короткой паузы Смирнов сказал, что согласен со мною и ждет моего звонка.

Я рассказал товарищам о полученном задании, попросил тех, кто хочет его выполнить, встать. Поднялись все. Но послать нужно было только троих! И я принял решение:

— Ведущим полетит, капитан Сошников, ведомым— лейтенант Рыжов, а третьим — младший лейтенант Щелкунов.

Я абсолютно доверял Сошникову и Рыжову, а, называя Щелкунова, оказывал доверие всей молодежи полка, его комсомольцам.

Тройка получила необходимую инструкцию.

— За "верх" не беспокойтесь,— сказал я Сошникову, Рыжову и Щелкунову,— сверху мы вас прикроем; но постарайтесь не угодить под огонь с земли. Очень прошу.

К счастью, гитлеровские зенитчики самолеты Сошникова не повредили. Однако на наши красные ракеты ответа не последовало.

С утра 7 апреля мы перебирались на аэродром Мюнхендорф, всего в двадцати километрах южнее Вены.

На следующий день по приказу генерал-майора Смирнова мы повторили вылет ко дворцу Франца-Иосифа. Сошников, Рыжов и Щелкунов вновь сделали над дворцом три круга, но обусловленной ответной серии разноцветных ракет так и не дождались. Очевидно, у венского антифашистского подполья что-то не ладилось.

Наземные войска усилили штурм австрийской столицы. Капитан Королев и лейтенант Беляев, слетав на разведку, доложили, что все мосты и переправы через Дунай северо-восточнее Вены забиты гитлеровцами, пытающимися выбраться из города и окружения. Штаб дивизии поставил полку задачу нанести по переправам и мостам через Дунай северо-восточнее Вены штурмовые удары. Мы нанесли два удара группами по восемь истребителей. На мостах и переправах полк уничтожил 11 вражеских машин и до 80 солдат и офицеров противника. В результате штурмовых ударов возникли "пробки", началась паника.

Но главной нашей задачей оставалось прикрытие наземных войск, штурмующих Вену. Ограждая стрелков, артиллеристов и танкистов от воздушного противника, полк сделал 18 боевых вылетов.

Шестерка Як-3 (Батаров с Шуваловым, Логвиненко с Черевко, Мордовский с Щетинкиным), находясь на высоте 3500 метров в районе севернее Вены, обнаружила ниже себя 18 фашистских штурмовиков ФВ-190. Майор Батаров приказал атаковать врага парами. Надежно прикрытый Шуваловым, он сбил самолет ведущего первой шестерки вражеских машин. Затем сбили "фоккер" из второй шестерки Логвииенко и Черевко, а Мордоиский и Щетинкин подожгли. третий "фоккер", завертевшийся в огненном штопоре.

Враг еще не успел опомниться, когда шестерка "яков" атаковала его второй раз, уже снизу. "Фоккеры" принялись панически "облегчаться", сбрасывая бомбы на собственные войска. Наши истребители вынуждены были отвернуть, чтобы не столкнуться с падающими бомбами. Противник воспользовался этим и стал переворотами уходить на запад, да так прытко, что лишь Батаров с Шуваловым смогли настичь и подбить еще одного гитлеровца.

В этот день майор Батаров сбил 16-й самолет врага, капитан Логвиненко — 18-й и лейтенант Мордовский — 4-й. Особенно хочется отметить двадцатитрехлетнего лейтенанта Шувалова. Миша Шувалов совершил 208 боевых вылетов, прикрывал Батарова в 57 воздушных боях, лично сбил 3 вражеских самолета.

Весьма характерным для тех дней был бой, проведенный 11 апреля восьмеркой Як-3 майора Чурилина. Встретив на высоте 3500 метров два Ме-109 Г-12, Чурилин "зажал" бандитов сверху и снизу, чтоб не удрали, и приказал молодому летчику младшему лейтенанту Н. П. Чурикову зайти в хвост ведомому фашистской пары, сбить его. Чуриков приказ выполнил очень точно и быстро.

— Теперь главного! — скомандовал Чурилин. Чуриков атаковал и ведущего, но только повредил.

Подбитый гитлеровец на бреющем "заковылял" прочь. Чурилин остановил молодежь:

— Не горячитесь! Сам сдохнет!

13 апреля войска освободили Вену, а 14 апреля стало последним днем воздушных боев полка.

Об этом дне хочется рассказать подробней.

Утреннее солнце сверкало на медном наконечнике полкового знамени, когда на построении личного состава зачитывался приказ Верховного Главнокомандующего от 13 апреля 1945. года, которым летчики полка удостаивались благодарности за проявление доблести и геройства при взятии Вены.

Я объявил боевую задачу: техническому составу— подготовить материальную часть к вылетам, летному составу — находиться в постоянной готовности к ведению боевых действий.

Погода, поутру очень хорошая, днем несколько ухудшилась: появилась девятибалльная облачность высотой до 1000 метров. Полк произвел 46 вылетов на прикрытие наземных войск и 6 вылетов — на разведку и штурмовку войск противника.

Первой проводили в воздух четверку Як-3. Повел ее старший лейтенант Трусов. Ведомым у Трусова летел младший лейтенант Г. А. Алавердов. Во второй паре летели лейтенант И. С. Твердохлеб с младшим лейтенантом Г. С. Гладием.

В районе прикрытия наши истребители встретили пару Ме-109, заходивших в атаку на четверку "илов". Все решали секунды. "Яки" находились на фоне яркого, прорвавшегося сквозь облака солнца и не были замечены врагом. Трусов приказал Твердохлебу остаться с ведомым на высоте, чтобы перехватить "мессеры", если те попытаются уйти в облака, а сам с Алавердовым ринулся в атаку.

Сверху сзади, под ракурсом в три четверти, с короткой дистанции, одной очередью Трусов сбил ведущего вражеской пары. Почти в то же мгновение очередь пушек и пулеметов Алавердова прошила фашистского ведомого. Гитлеровцы, наверное, даже не успели понять, что произошло. Во всяком случае открыть огонь по штурмовикам они не успели.

Так старший лейтенант Н. П. Трусов сбил свой последний за войну, двенадцатый самолет врага, а молодой летчик Алавердов — второй.

Следующим поднял в небо четверку Як-3 Чурилин. Ведомым у него летел хорошо показавший себя младший лейтенант Чуриков. Во второй паре летели старший лейтенант Гришин с молодым летчиком младшим лейтенантом И. И. Кравцовым.

Противника встретили, возвращаясь с задания: в районе Медлинг под облаками мелькнули два Ме-109 Г-12. Увидев врага, Чурилин стремительно атаковал сзади снизу ведущего вражеской пары, сбил его. Ведомый фашист успел скрыться в облаках.

Сбитый майором Чурилиным Ме-109 Г-12 загорелся, но упал в режиме крутого планирования и вдребезги не разлетелся. Кроме того, перестал гореть. Доложив об этом, Чурилин попросил разрешения слетать к месту падения "мессера", посмотреть, что от него осталось. Просьбу удовлетворили. Майор полетел к Медлингу на По-2 с капитаном Палкиным. Убитый гитлеровским летчик оказался капитаном по званию, обладателем двенадцати фашистских наград, в том числе "Золотого рыцарского креста". В его нагрудном кармане Чурилин и Палкин обнаружили обгоревший билет члена национал-социалистской партии.

— Может, с этим гадом мы еще на Кубани встречались,— сказал Чурилин, возвратясь в Мюнхендорф.— Жаль, прежде не попадался. Ну, да лучше поздно, чем никогда.

Ме-109 Г-12 с матерым фашистским бандитом был тридцатым вражеским самолетом, сбитым Чурилиным с весны 1943 года. Уничтожив одного из тех остервенелых мерзавцев, которые в 1941 рассчитывали на легкую и скорую победу, Чурилин как бы ставил символическую точку в судьбе этого сброда.

Вылетевший во главе четверки Як-3 капитан Сошников сбил "фоккер". Тот перевернулся на спину, завис, перешел в пикирование, упал и взорвался. На счету Сошникова это был четырнадцатый сбитый вражеский самолет.

А последним сбитым в тот день и вообще последним вражеским самолетом, сбитым полком в годы Великой Отечественной войны, оказался Ме-109, подожженный молодым летчиком младшим лейтенантом Б. А. Ковалевским, выполнявшим боевой вылет в качестве ведомого у капитана Логвиненко.

15 апреля мы получили и последнюю за годы войны, двадцать восьмую по счету благодарность Верховного Главнокомандующего. Она была объявлена полку за участие в овладении городом Санкт-Пельтеном.

Полк продолжал боевые вылеты на разведку и штурмовку войск противника, но ни одного фашистского самолета мы больше не видели. Зато наблюдали, как пытаются поскорей уползти на запад, навстречу нашим союзникам остатки фашистских войск. Очевидно, гитлеровские генералы и офицеры, возглавлявшие эти остатки, рассчитывали на снисходительное отношение к себе некоторых лиц из английской и американской военной администрации. А мы не забывали и не могли забыть, как издевались над нашим народом фашистские палачи. Мы не могли допустить, чтобы у них в руках оставалось оружие! И, вылетая на штурмовку, били врага без пощады. Так, например, 25 апреля западнее Штоккерау полк уничтожил 12 автомашин, две бензоцистерны и до 140 солдат и офицеров, а в районе Ляп и Унтер сжег два вражеских аэростата, которые мешали нашим штурмовикам наносить удары по шоссе, проходившему в ущелье.

Впрочем, все проще становились наши задачи, все меньше — боевое напряжение. И наступил день, когда мы последний раз нанесли удар даже по наземным целям. Это произошло 6 мая, во время патрулирования группы Чурилина западнее Санкт-Пельтена. По советским истребителям осмелилась сделать несколько выстрелов батарея зенитных орудий, находившаяся на железнодорожной станции Гедерсдорф. Группа Чурилина снизилась, нанесла штурмовой удар по батарее, уничтожила ее. В это же время сам Чурилин с младшим лейтенантом Чуриковым расстреляли стоявший под парами фашистский паровоз.

Чурилин и Чуриков были последними офицерами полка, открывавшими огонь по врагу. Больше никому делать этого не пришлось.

...В 4 часа утра 9 мая 1945 года меня разбудил телефонный звонок. Я научился спать непробудным сном и под грохот близкой артиллерийской канонады, и под сотрясавшие землянку разрывы авиабомб, но телефонный звонок мог прервать мой самый крепкий сон в любое время суток: звонок оставался сигналом тревоги, призывом к немедленному действию, к бою. Схватил трубку:

— "Ноль-один" у телефона!

— Вы уже не спите, да? — раздался в трубке возбужденный радостный голое женщины. — Не спите, товарищ подполковник?

— Вы специально звоните, узнать, чем я занят? — сердито спросил я.— Излагайте дело! И потрудитесь называть меня по индексу.

— Товарищ подполковник, да не нужно больше никаких индексов! И позывных не нужно! Миленький, родной вы мой, не нужно! Слышите?!

Я несколько растерялся:

— Успокойтесь! Что с вами?

— Да разве вы?.. Я думала, вы... Ой! Победа! Товарищ подполковник, миленький, победа! По-бе-да!

Я приказал себе не раздражаться из-за слова "миленький" и не поддаваться первому порыву, вызванному сообщением телефонистки:

— Откуда у вас эти сведения?

Тараторку моя сдержанность не смутила:

— Сведения самые точные! Мы же связисты, мы вес раньше других узнаем! Ночью немцы безоговорочную капитуляцию подписали. Ее маршал Жуков принял!.. Ой, своему комбату еще не звонила... Поздравляю вас, товарищ подполковник! Поздравляю с победой! Поднимайте ваших орлов, обрадуйте!

Связь прервалась. Я положил трубку. Быстро оделся, побрился. Делал все почти автоматически. Сомневаться в подлинности сообщения телефонистки не приходилось.

Тут пришлось опуститься на стул, с такой силой потряс только сейчас полностью осознанный смысл услышанного от телефонистки. Гитлеровцы безоговорочно капитулировали! Германский фашизм и его пособники прекратили существование. Никто из нас больше не погибнет! Ни одна мать в мире не потеряет больше сына или дочь! Не придется больше посылать "похоронки"! Мы выстояли, мы сокрушили врага! Самого мощного и лютого врага, какой нападал на русскую землю за всю историю ее существования.

— Победа,— вслух произнес я, прислушался к звучанию этого слова и повторил громче: — Победа!

Распахнув дверь, выскочил во дворик дома, где квартировал, бросился на сиденье трофейного "штеера", запустил мотор, но тут же выключил. Куда в такую рань?. Зачем так рано будить людей? Побежал обратно в дом, поднял "по тревоге" спавшего в соседней комнате майора Палкина, сообщил новость. Вдвоем поехали на командный пункт полка, включили приемник, настроились на волну Москвы и услышали голос Левитана:

...в присутствии представителей Верховного Главнокомандования советских войск и представителей Верховного Главнокомандования англо-американских и французских войск подписали акт о безоговорочной капитуляции Германии!..

Левитан продолжал говорить, а мы с Палкиным обнимались так, что кости хрустели.

В расположении батальона аэродромного обслуживания началась беспорядочная винтовочно-автоматная стрельба. Под грохот выстрелов на КП один за одним сбегались командиры эскадрилий, прибежал парторг полка Греков, комсорг полка И. П. Зверев. Мы снова обнимались, пожимали друг другу руки, восклицали: "Победа!"

— Товарищи, товарищи! Успокойтесь! — попросил я.— Ведь люди в эскадрильях ничего еще толком не знают! Надо к ним! Готовьте полк к построению! Салюты до построения запрещаю!

Через каких-нибудь четверть часа личный состав полка построился. Еще холодноват был предутренний ветерок, но солнце вставало, золотой отблеск первой мирной зари лежал и на крышах крестьянских домов Мюнхендорфа, где над огромными гнездами маячили силуэты аистов, и на зазеленевших ветвях здешних тополей, и на фюзеляжах "яков", и на комбинезонах летчиков и техников. Вынесли знамя. Ветер колыхал его тяжелые складки. Трудно было сдержать слезы при виде святыни. С ней мы сражались и на Кавказе, и на Кубани, и в Крыму, и на Украине, и в Молдавии, и в Венгрии, и в Австрии. Молодые, полные надежд и доверия к жизни лица погибших товарищей вспомнились мне. До последней минуты бились они за родную землю, за счастье советских людей. Ваня Рябыкин, Ваня Клепко, Коля Куценко, Дима Кириченко, Костя Черногор, Юра Панин, Саша Сальников, комсорг эскадрильи Коля Остапенко...

Начальник штаба доложил, что личный состав построен. Надо было поздороваться с людьми, сказать им о великом событии, свершившемся нынче. Но сказать об этом великом событии я должен был людям, которые в течение всех лет войны ежеминутно готовы были отдать жизнь за Родину, и слова следовало подобрать какие-то особенные, достойные этих прекрасных людей, а я особенных слов не знал, поэтому, переведя дыхание, сказал просто:

— С Победой вас, дорогие мои товарищи по оружию! С великой Победой!

Трижды полк прокричал "ура!" Трижды громыхнул залп-салют из личного оружия и самолетных пушек дежурного звена. Тогда, нарушив строй, заплакали на плечах друг у друга наши девушки, и даже заблестели глаза у Батарова, Волкова, Чурилина и других асов.

Много самых разных воспоминаний связано у меня с первыми днями завоеванного дорогой ценой мира. Помню великолепный аэродром города Граца, куда перелетал полк из Мюнхендорфа утром 9 мая, помню стоящий возле бывшего фашистского КП исправный ФВ-190, а на самом КП — мертвецки пьяного фашистского летчика в чине обер-лейтенанта, спящего на сдвинутых столах.

— Будет ему в чужом пиру похмелье! — сказал Палкин.

Помню бредущие по дорогам группы бывших узников фашистских концлагерей, изможденных, порою одетых еще в лагерное платье, торопящихся домой. Многие группы шли с флагами своей страны. Немало было наших красных флагов.

Помню, как в Граце появлялись солдаты и офицеры английских и американских войск, привозившие и приносившие для обмена или продажи наручные часы, пистолеты, зажигалки, бюстгальтеры, всевозможную бижутерию. "Союзники" объясняли: требуются золото или русская водка. Наши предоставляли союзникам транспорт и вежливо выпроваживали в англо-американский сектор.

Помню, как жители Граца, в первые дни опасавшиеся выходить на улицы, стали обращаться к нам с просьбой обезвредить притаившихся фашистских прихвостней, и под дулами охотничьих ружей сами привели в комендатуру местного руководителя национал-социалистской партии.

Помню, как стали перебегать в Грац из англо-американского сектора многие жители, помню жалобы на бесцеремонное поведение союзников, вышвыривающих людей из домов и крайне цинично относящихся к женщинам.

И, конечно, очень хорошо помню день 17 июня 1945 года, объявленный первым после войны "выходным днем".

Мы к этому времени снова перелетели в Мюнхендорф. Именно там, в тени роскошных мюнхендорфских тополей, и зачитал я личному составу Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении полка за успешные боевые действия в составе 3-го Украинского фронта, за участие в Будапештско-Венской операции, за взятие Будапешта и Вены, за проявленные при этом доблесть и мужество орденом Красного Знамени.

Затем майор Палкин огласил приветственную телеграмму командующего 17-й воздушной армией генерал-полковника В. А. Судца, поздравлявшего командира полка и весь личный состав с высокой наградой Родины.

На импровизированном митинге офицеры, старшины, сержанты и рядовые благодарили партию и правительство за высокую оценку их ратного труда. А потом майор А. М. Палкин предложил почтить память погибших товарищей, тех, кто не дошел до Победы, но навсегда остался с нами.

Печальная тишина воцарилась над тополями Мюнхендорфа. Сняв фуражки, мы стояли и слушали, как ласково шелестят листья, как звенят в деревне голосишки детей. О чем мы тогда думали? Может, о том, что мертвых не воскресить и что память о героях не померкнет? Наверное. Но думали, наверное, и о том, что оставшимся в живых надо жить так, чтобы в любую минуту, если понадобится, снова защитить будущее, Родину, завоевания Великого Октября, мир.