У озера Балатон
В конце ноября 1944 года полк перебазировался на полевой аэродром Надаль, чтобы принять участие в Будапештской операции войск 3-го Украинского фронта. К этому времени восточная Венгрия была освобождена, фашистские войска отходили за Дунай и Драву, где спешно совершенствовали заранее построенные оборонительные рубежи. Гитлеровцы предпринимали контратаки, сопротивлялись ожесточенно и настойчиво: линия фронта сократилась, в распоряжении врага имелось большое количество пехоты, артиллерии, танков и авиации, частично выведенных с Балканского полуострова, частично переброшенных с Запада, прогерманское правительство Венгрии все сырье, всю промышленную продукцию отдавало гитлеровцам, в распоряжение фашистского рейха был передан и нефтеносный район Надьканижа с заводами по переработке нефти и запасами натурального горючего.
В течение 4 и 5 декабря полк произвел с аэродрома Надаль 22 боевых вылета, но с 6 по 8 декабря авиацию прижали к земле обложные дожди: видимость не превышала двух километров, грунт раскис, истребители отрывались от площадки с трудом. Дождь прекратился лишь во второй половине дня 8 декабря. Облачность приподнялась до 600 метров. Сразу позвонил Смирнов:
— Небо видите?
— Видим, товарищ генерал!
— А где находятся войска пятьдесят седьмой армии, знаете?
— Нет, товарищ генерал.
— Возле Балатона они находятся! К южному берегу выходят!.. Возьмите карту, отыщите город Капошвар... Нашли? В 20 километрах юго-восточнее — Тассар. Завтра быть там.
Тассар находился всего в 30-40 километрах от линии фронта. Вести боевые действия с этого аэродрома, конечно, было очень удобно, но дождь нет-нет да и принимался лить снова, подъездные пути к аэродрому сделались совершенно непроезжими для автотранспорта, а грунт самого аэродрома раскис настолько, что мы стали сомневаться, удастся ли вообще взлетать с этой точки.
На подходе к Тассару, с воздуха, я увидел большой склад пиломатериалов, находящийся в двух километрах южнее местечка. Выяснили: пиломатериалы принадлежат крупному лесопромышленнику, сбежавшему с фашистскими войсками. За одну ночь выложили из отличных досок взлетно-посадочную полосу длиной в 600 и шириной в 40 метров. В укладке полосы приняли участие и жители Тассара, пригнавшие для перевозки пиломатериалов своих быков. Мы от души благодарили тассарцев. Я первым испробовал новую полосу утром 9 декабря. Самолет оторвался от полосы быстро, ее длины хватило с избытком.
Взлетел я в паре с лейтенантом Мордовским. Под облаками прошли к озеру Балатон. Озеро окаймляли зимние желто-зеленые лиственники с темно-синими пятнами хвойных боров.
На западном берегу нас обстреляли из "эрликонов". Свернув на Капошвар и приближаясь к местечку Надьбайом, я увидел справа по курсу идущие плотным строем самолеты. Прижимаясь к самой кромке облачности, приблизились к ним. Две девятки Ю-87 следовали в кильватере на Капошвар. Судя по боевому порядку и небольшой высоте вражеских самолетов, они собирались производить бомбометание с горизонтального полета. Истребителей противника рядом не было.
— Атакуем!
Нырнули под вражескую группу. Гитлеровцы продолжают полет, как ни в чем не бывало. Возможно, они нас и не видят.
Атаковав ведущего первой девятки, я всадил ему в фюзеляж, между шасси, длинную очередь из пушки и пулеметов. Отвернув вправо, набрав на большой скорости высоту и, развернувшись для повторной атаки, на этот раз в лоб, мы увидели, что ведущий Ю-87 первой девятки горит, падает, ведомые его звена делают разворот на 180 градусов, а вторая девятка в плотном строю разворачивается влево от нас. Мы попытались атаковать развернувшееся в обратном направлении звено снизу, но на дистанции в сотню метров увидели, что из всех трех самолетов посыпались бомбы,— атака снизу невозможна. Довернули на вторую девятку, но и самолеты второй вражеской девятки спешили сбросить бомбы. Все они упали и взорвались на территории, занятой фашистскими войсками...
10 декабря выдался совершенно нелетный день: холодный северный ветер принес низкие облака, нудную морось и туман, мы не могли поддерживать действия наземных войск. Сознание беспомощности в разгар боевых действий никогда и никому настроения не улучшало. Прибавьте к этому холод, сырость, задержку с подвозом продуктов из-за распутицы... Очень жалел я, что в полк еще не прислали нового замполита взамен выбывшего А. Л. Фейгина и что парторг полка капитан Греков еще не прибыл с возглавляемым им наземным эшелоном. Ведь так необходимо в иные минуты воинам проникновенное, доходящее до сердца, заставляющее забывать невзгоды слово партийного вожака! Однако ободрить людей следовало. Я взялся сам сделать доклад о революционном прошлом Венгрии, о венгерской революции 1919 года, зачитал приказы Верховного Главнокомандующего с благодарностью личному составу полка за освобождение Белграда и овладение переправами через реки Дунай и Драва, напомнил о клятве, которую дали комсомольцы полка командованию 288-й ИАД в день 26-й годовщины ВЛКСМ — крепить дисциплину и организованность, Повышать боевое мастерство, бить врага без промаха.
И народ повеселел.
Собрав парторгов и комсоргов эскадрилий, определили темы для политинформаций и политбесед на период наступательной операции.
К вечеру погода чуть-чуть улучшилась: туман рассеялся, облачность поднялась до 100 метров. На взлетной полосе дежурило звено лейтенанта Клепко. Сидя в кабине "яка", младший лейтенант Шувалов заметил, что в двух километрах севернее аэродрома биплан типа Хе-126 разбрасывает листовки. Дежурное звено взлетело, Шувалов сбил неприятеля. Хе-126 свалился в пяти километрах от Тассара. Раненые летчик и штурман фашистского самолета сдались в плен.
На следующий день полк прикрывал штурмовики, наносящие удары в районе Топольца. В одном из вылетов четверка капитана Черногора встретила в районе цели 10 ФВ-190, прикрытых парой Ме-109. Группа Черногора немедленно атаковала "мессеры", сбила их (одного — Черногор, второго — Мордовский), затем напала на "фоккеры". Лейтенант Клепко сбил один из них, остальные врассыпную, на бреющем, ушли на запад.
С этого дня вплоть до 18 декабря полк продолжал поддерживать наступательные действия 57-й армии, производил разведку, сопровождал штурмовики, участвовал в воздушных боях.
Для того, чтобы остановить наступление наших войск западнее и юго-западнее Будапешта, в частности в районе между озерами Балатон и Веленце, гитлеровское командование в середине декабря предприняло ряд отчаянных контратак. 18 декабря войска 57-й армии перешли к обороне. Наше командование производило перегруппировку сил, готовило новое наступление. Нас перебазировали на аэродром близ города Мадочь, на берегу Дуная. В течение 19 декабря летный состав изучил район предстоящих боевых действий, а вечером я глазам не поверил: в Мадочь уже прибыли все наши техники. Это за сто шестьдесят километров без машин да по бездорожью!
— Как вы умудрились? — спросил я техников.
— Товарищ подполковник, разве вы забыли, что мы — суворовцы? — ответил за всех старший сержант Саша Сулейков.
Они знали, что без них полк, как без рук, спешили к нам!
Боевые действия с аэродрома Мадочь полк начал 20 декабря. Первую четверку "яков" повел я. Моим ведомым был капитан Оськин. Во второй паре летели младшие лейтенанты А. Т. Фадеев и В. Л. Рымарь. Группа прикрывала наземные войска в районе Ловашберень — Позманд — Патка. Встретив— на пересекающихся курсах шесть Ме-109, мы пропустили их справа от себя, развернулись и атаковали: младшие лейтенанты Фадеев и Рымарь — четверку Ме-109; мы с Оськиным — пару прикрытия этой четверки. Фадеев и Рымарь в первой же атаке сбили ведомых первой и второй пары. К сожалению, верхняя пара Ме-109, заметив нас с Оськиным, тотчас скрылась в облака. В облака ушли, разойдясь веером, и ведущие нижних пар. Преследовать их, не имея авиагоризонтов, мы, к сожалению, не могли.
Следующую группу из шести "яков", опять же в район Бёргенда, говел капитан Чурилин. Здесь находились два ФВ-190, прикрытые четверкой Ме-109. Заметив наши истребители, "фоккеры" бреющим ушли на запад, а четверка Ме-109, разойдясь на встречных с четверкой "яков" и не замечая идущую выше пару Чурилина — Кириченко, развернулась на 180 градусов для атаки. Именно в этот момент Чурилин и Кириченко обрушились на гитлеровцев, в первой же атаке сбили двух фашистов. У капитана Чурилина это был тринадцатый лично сбитый самолет, у младшего лейтенанта Кириченко — второй.
Наши механизированные войска в районе Секешфехервар прорвали оборону противника, продвинулись на глубину до двенадцати километров. Пытаясь остановить их, гитлеровское командование бросило 22 декабря в бой большое число ФВ-190, Ю-87 и Ме-109. Наш полк произвел 60 боевых вылетов, провел восемь воздушных боев и сбил шесть вражеских самолетов.
Один из таких боев был поистине суворовским. Группа в составе шести Як-1 (капитан Черногор, младший лейтенант Черевко, лейтенант Мордовский, младший лейтенант П. Я. Дымов, старший лейтенант Королев и лейтенант Трусов) встретила 18 "фоккеров", прикрытых шестью Ме-109, атаковала гитлеровцев, сбила три ФВ-190, а остальные вражеские самолеты обратила в бегство.
В тот же день я вылетел ведущим четверки "яков". Кроме нас с Оськиным в четверку входила пара Батаров — Шувалов. Первым увидел три Ме-109 Батаров. Он атаковал их и сбил один "мессер". Появившаяся было четверка "фоккеров", заметив нас с Оськиным, скрылась в облаках. Тут же вывалился из облаков еще один Ме-109, возможно, отставший от первой тройки.
Я сказал Оськину по радио:
— Вы — штурман, ваша обязанность — "помочь" заблудившемуся!
И через полторы минуты пылающий, чадящий черным дымом "мессер" врезался в землю.
Пока я прикрывал Оськина, Батаров напал на группу бомбардировщиков Ю-87, вынудил их сбросить бомбы на собственные войска и уйти на бреющем восвояси.
В напряженной боевой работе прошли все дни до 25 декабря. Прикрывая наземные войска, сопровождая штурмовики, вылетая на разведку, летчики полка уничтожили 10 автомашин противника, несколько бронетранспортеров, бензозаправщик, сбили и уничтожили 15 вражеских самолетов, уничтожили свыше ста солдат и офицеров врага.
Особенно напряженными были бои 23 и 24 декабря. Гитлеровцы предпринимали отчаянные усилия приостановить наступление наших войск. Пришлось, сопровождая штурмовики, совершить 70 боевых вылетов. От мощного зенитного огня полк потерял три самолета. К счастью, летчики остались живы.
Утро 25 декабря оказалось нелетным. Пользуясь этим, я зачитал личному составу приказ Верховного Главнокомандующего от 24 числа, в котором объявлялась благодарность частям и соединениям, отличившимся при овладении городом Секешфехервар, в том числе и нашему полку.
Сразу после зачтения приказа поступило указание перебазироваться на аэродром Секешфехервар, находящийся в непосредственной близости от линии фронта. Враг был так близко, что подвергал аэродром артобстрелу. Но дело было даже не во вражеской артиллерии, а в гитлеровском аэродроме Веспрем, находившемся всего в тридцати пяти километрах от Секешфехервара. Противник сосредоточил на этом аэродроме, не считая бомбардировщиков, разведчиков и транспортных самолетов, также 130 истребителей новейших типов-Ме-109 Г-9 и Ме-109 Г-12. Оба типа истребителя были вооружены моторными пушками калибра 30 миллиметров и синхронными пулеметами калибра 13 миллиметров. Кроме того, у истребителя Ме-109 Г-12 были улучшены аэродинамические свойства, что увеличило его скорость. Вдобавок ко всему на аэродроме Веспрем имелся локатор — новинка, о которой узнали тогда, когда овладели городом Веспрем. С помощью локатора гитлеровцы немедленно обнаруживали наши поднявшиеся в воздух самолеты и наводили на них свои истребители.
Нам поставили задачу прикрыть наземные войска 2-го гвардейского мехкорпуса в районе Замоль-Мох-Баклаш. Первой с аэродрома Секешфехервар вылетела шестерка "яков" капитана Чурилина. Ведомым у Чурилина летел младший лейтенант Кириченко. Младший лейтенант отличался хорошей осмотрительностью, решительностью и отвагой. На его счету было уже два сбитых "мессера". Во второй паре летели лейтенант Рыжов и младший лейтенант И. И. Алешкин — тоже опытные, хорошо слетавшиеся бойцы. Менее опытной была только третья пара — младшего лейтенанта Н. Н. Куценко и младшего лейтенанта Д. Т; Егорова. Но Куценко обладал исключительной зоркостью, он всегда первым обнаруживал противника.
В районе восточнее аэродрома "яки" набрали высоту 3000 метров и эшелонировались: пара Чурилина поднялась на 500 метров выше четверки Рыжова. Казалось, все предусмотрено, неожиданностей ждать не приходится. Однако, выйдя в район прикрытия наземных войск, группа подверглась совершенно неожиданной атаке сверху десяти Ме-109 Г-12. Сразу же был подожжен истребитель Куценко и подбит истребитель Алешкина. Куценко выпрыгнул с парашютом, приземлился в расположении наших войск с ожогами рук и лица. Алешкин же вынужден был совершить вынужденную посадку с убранными шасси, сам не пострадал, но его "як" вышел из строя.
После столь успешной атаки Ме-109 Г12, имея преимущество в скорости, набрали высоту и снова бросились в бой. Им удалось сбить самолет Дмитрия Гавриловича Кириченко. Молодой коммунист, перспективный летчик-истребитель погиб. Но затем врагу отомстили. Сначала сбил "мессер" лейтенант Рыжов, затем Егоров.
Возвратившись, Чурилин, Рыжов и Егоров обратили наше внимание на то, что встреченные ими "мессеры" имели необычную форму хвостового оперения и открывали огонь с больших дистанций, чем "мессеры" прежних модификаций.
За группой Чурилина, с интервалом в 30 минут, взлетела группа Батарова. Шесть "яков" шли прикрывать войска в районе Замоль-Мох-Баклаш. Все повторилось: едва наши истребители приблизились к цели, их атаковали сверху и в хвост. На этот раз целая дюжина необычных "мессеров". В завязавшемся бою гитлеровцы подбили два наших самолета, сами же потерь не понесли.
К сожалению, нечем было усилить группу Батарова: в резерве не имелось ни одного истребителя. Да и локтевой связи, как говорят в стрелковых частях, с остальными полками дивизии у нас не было.
— Черт! Похоже, фрицы в засаде сидят, караулят, пока мы подойдем! — бранился Батаров, возвратясь из вылета.
Обсудив неудачи, предполагая, что неожиданность нападения фашистских летчиков объясняется очень хорошим знанием местности и сложностью метеообстановки, а непривычное стремление врага к бою вызвано модернизацией "мессершмиттов", мы решили дать гитлеровцам урок. Подобрали восемь опытных экипажей — капитана Черногора, лейтенанта Мордовского, лейтенанта Шувалова, лейтенанта Мазухина, лейтенанта Клепко, младших лейтенантов Дымова и Черевко, назначили ведущим группы Батарова и снова направили их в район Замоль — Мох — Баклаш.
Группа Батарова была атакована сверху и в хвост еще по пути к цели. Однако наши летчики проявили максимум бдительности, и первая вражеская атака успеха не имела. Более того, Батаров в наборе высоты сбил "мессер". Но и мы понесли тяжелую утрату. В ходе завязавшегося боя капитан Черногор, как уже нередко бывало, забыл об осторожности. Видимо, ненависть переполняла сердце воина. Он резко бросился за одним из врагов, оторвался от ведомого, от группы, и другой. "мессер" с дальней дистанции поджег истребитель капитана. Черногор выпрыгнул из кабины, но его парашют не раскрылся. Позже установили, что лямки подвесной системы, а с ними и вытяжной тросик парашюта были перебиты пулеметной очередью.
Гибель Константина Леонтьевича Черногора, настойчивого, задорного, открытого, разве что малость вспыльчивого человека, в полку переживали очень тяжело. Удручало к тому же, что гитлеровцам всякий раз удавалось атаковать нас первыми. Почему? Ответа мы тогда не находили.
Поздним вечером 28 декабря в штабе полка раздался телефонный звонок, из штадива передали телефонограмму: "Командиров эскадрилий, командира полка, начальника штаба и замполита вызывает на совещание командующий армией".
Это был вызов к генерал-полковнику Владимиру Александровичу Судцу. До сих пор никому из нас не доводилось видеть командующего 17-й воздушной армией, общаться с ним лично.
На совещании, состоявшемся утром 29-декабря, присутствовали командир нашей дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Б. А. Смирнов, офицеры штаба 288-й ИАД, командиры других полков дивизии и эскадрилий. Командующий заслушивал отчеты о наших действиях на территории Венгрии. Сделал комэскам и командирам полков несколько замечаний. Я полагал, что полк получит "разнос" за понесенные потери, но когда я закончил доклад, командующий только кивнул:
— Да, с техникой вы "пообносились". Вам нужно помочь.
Выступая перед нами, В. А. Судец рассказал о появлении на фронте вражеских истребителей новейших модификаций, об их боевых качествах, сообщил, что истребительная авиация фронта усиливается полнокровной дивизией, имеющей на вооружении новейшие истребители Ла-5, обратил внимание на совершенные отдельными командирами тактические промахи и призвал напрячь все силы, чтобы во взаимодействии с наземными войсками, со штурмовой и бомбардировочной авиацией в кратчайшие сроки сломить сопротивление врага.
Командующий армией произвел на офицеров полка впечатление вдумчивого, деловитого военачальника, понимающего нужды летного состава и. отдающего все силы делу победы.
К выполнению очередных задач полк приступил сразу после этого совещания. Несмотря на плохую погоду, эскадрилья за эскадрильей штурмовали наземного противника. Однако мы понесли новую утрату: зенитчики врага попали в самолет лейтенанта Ивана Анифатовича Клепко, самолет взорвался в воздухе, его обломки упали в двух километрах севернее села Фехерварчурго.
Наступил Новый 1945 год. Мы встретили его в неуютных землянках аэродрома Секешфехервара. Подняли тост за Победу, в близости которой никто не сомневался, за тех, кто не дожил до нынешнего дня, и за тех, кто нас ждет. А утром 1 января, несмотря на сильную дымку и снегопад, снова подняли истребители в воздух, выполняя задание по разведке противника. И не зря! Летчики 2-й эскадрильи обнаружили юго-восточнее Комарно танки и самоходные орудия врага, сосредоточенные на исходных позициях для атаки, сообщили об этом по радио в штаб 288-й ИАД, и группировка гитлеровцев была накрыта огнем артиллерии.
Начальник разведотдела 3-го Украинского фронта генерал М. Я. Грязнов лично звонил в полк, просил поблагодарить летчиков 2-й эскадрильи.
Сорвать удар врага из района юго-восточнее Комарно в ночь на 2 января 1945 года войска фронта не смогли, но ударная сила противника все же была ослаблена: гитлеровцы, стремясь вырваться из будапештского котла, потеснили соединения нашей 46-й армии, даже заняли вновь город Эстергом, но прорвать кольцо окружения не смогли ни в этот день, ни в последующие.
С рассвета 2 до 6 января мы прикрывали наземные войска в районе населенного пункта Тата. Противника не узнавали: "юнкерсы" изменили привычке ходить на высоте 2000 метров, приближались к объектам бомбардировки на высотах до 4000 метров, "фоккеры" и "мессеры" забирались на 5-6 тысяч метров, откуда и набрасывались на наши истребители. Но изменив тактику, гитлеровцы не получили преимущества в воздухе. Миновали те времена, когда враг обладал им.
На следующий день группа из шести Як-1, ведомая старшим лейтенантом Королевым, заметила пять крадущихся к нашим войскам "фоккеров". Первый был сбит лейтенантом Беляевым, второй-лейтенантом Трусовым. В повторной атаке Трусов сбил еще один "фоккер", а лейтенант Мордовский подвел итог, вколотив в землю четвертый самолет противника. Спастись удалось только одному ФВ-190.
Кстати сказать, в этом бою лейтенант Трусов, прибывший в полк на стажировку, да так у нас и оставшийся, довел число лично сбитых самолетов до пяти. Его товарищ лейтенант А. И. Сальников, также оставшийся в полку, к этому времени имел на счету три лично сбитых самолета. Оба летчика, как говорится, пришлись ко двору.
Нет, не помогли гитлеровцам в декабре сорок четвертого и январе сорок пятого никакие локаторы, никакие изменения в конструкциях самолетов и другой технике. Да и не могли помочь. Мы были сильней, опыт у нас имелся, за нами стояла правда.
Во второй половине дня 6 января лейтенант Беляев и капитан Батаров возвратились из разведки в районе юго-западнее города Мор, доложили, что обнаружили там большое скопление танков и бронетранспортеров противника.
7 января к 10.00 стало известно: сосредоточив в районе Мор значительное количество танков, враг перешел в наступление севернее Секешфехервара и, несмотря на большие потери, рвется к городу Замоль, к Дунаю, вновь пытаясь деблокировать свои войска, окруженные в районе Будапешта.
Позвонил генерал Смирнов:
— При улучшении погоды будете сопровождать "горбатых". Приготовьтесь перелетать завтра на аэродром Бергенд.
— Слушаюсь.
Смирнов после паузы сочувственно спросил:
— А справитесь?
— Справимся, товарищ генерал! Вопрос комдива был не случайным. Смирнов знал, что к 7 января в полку осталось только 16 истребителей, да и то изрядно изношенных, получивших немало повреждений в воздушных боях. Но и мой ответ был не случайным: надеялись на самих себя.
Скажу сразу: наши техники под руководством инженера полка инженер-майора Перминова совершили чудо. За оставшуюся часть дня и ночь приготовили к перелету все самолеты. Непригодный мотор заменили мотором с подбитого самолета соседнего полка, у соседей же нашли необходимые винты, даже двухскоростные передачи нагнетателя в пяти моторах заменили, хотя некоторые крепления можно было сделать только на ощупь, мелкими гаечками, а в промежуток между крыльчаткой и корпусом турбины проходил всего один палец. Как тут насадишь крохотную гаечку на шпильку и безошибочно ее отцентруешь? Старшины Шушура и Воронецкий делали так. Послюнив указательный палец правой руки, примораживали к нему гаечку, осторожно просовывали палец к шпильке, центрировали гаечку, а уж потом "дожимали" ключиком 5х7 миллиметров.
Изобретательно, самоотверженно работали все. Находившийся в полку корреспондент армейской газеты "Защитник Отечества" майор М. Маляр был потрясен увиденным. Впоследствии, описывая работу инженерно-технического состава полка в ночь на 8 января, он назвал руки наших людей золотыми, а труд — подвигом. Это не было преувеличением.
С аэродрома Бергенд, куда полк перелетел своевременно, в полном составе, выполнять боевые задания стало полегче. Возможно, локатор аэродрома Веспрем был не в состоянии засекать наши действия с прежней точностью, к тому же действиями истребителей полка руководил со станции наведения не кто иной, как сам командир 288-й ИАД генерал Смирнов.
Кстати сказать, по его наведению летчики полка сбили три самолета, уничтожили из пушек два фашистских бронетранспортера, три автомашины, три повозки, орудие с расчетом и до 240 офицеров и солдат врага.
В районе Замоль гитлеровцы продолжали атаки, не оставляя надежд деблокировать свои дивизии. Поэтому полк и на разведку летал, и штурмовики с бомбардировщиками сопровождал, и сам штурмовал гитлеровцев.
Боевые действия полка в районе Замоль получили высокую оценку командующего 3-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина и члена Военного совета фронта генерал-полковника А. С. Желтова. От них 11 января поступила телеграмма:
«За отличные действия в районе Замоль 11 января объявить благодарность летному составу.Толбухин, Желтов».
13 января капитан Батаров сорвал в районе Замоль атаку 30 "тигров" и "пантер". Сначала группа Батарова в составе шести "яков" сама обрушилась на противника, рассеяла находившихся на танковой броне вражеских автоматчиков, вынудила танкистов повернуть на исходные позиции. Затем по указанию Батарова, по "тиграм" и "пантерам" нанесли удар "илы" 10-го ШАК. Они полностью разгромили вражескую группировку.
Утром 14 января Батаров с Шуваловым обнаружили новое скопление танков и бронетранспортеров врага, на этот раз юго-западнее города Секешфехервар. К сожалению, на донесение наших летчиков не обратили должного внимания. 15 января, выполняя очередной разведывательный полет, Батаров и Шувалов убедились, что обнаруженный ими танковый "кулак" врага готовится к удару: танки и бронетранспортеры выведены на исходные позиции для атаки.
Вскоре позвонил начальник разведотдела штаба 17-й ВА:
— Вы не ошибаетесь, капитан? Не может враг держать танки в указанном вами районе.
— Нет, я не ошибаюсь,— ответил Батаров.
— Слетайте еще раз, проверьте свои наблюдения. Батаров слетал, подтвердил, что танковая группировка сосредоточена для атаки.
На этот раз к телефону вызвал меня начальник разведки штаба фронта генерал-майор М. Я. Грязнов.
— Командир полка?.. Скажите, можно ли верить данным Батарова?
— безусловно. Я верю Батарову, как самому себе.
— Та-а-а-к... И все же, прошу вас, слетайте на место сами. Перепроверьте данные и немедленно доложите результат!
Вылетели в паре с Батаровым. Через три минуты он привел меня в район южнее Секешфехервара, на участок, расположенный примерно в 3-5 километрах от переднего края фашистских войск.
Вначале я ничего не обнаружил. Увидел замаскированный танк только на втором вираже Батаров. Спикировав на три отдельно стоящих дерева, он указал еще на два танка, врубив в них очередь из пушки. Тотчас из безобидного куста неподалеку от танков к нам устремились трассы "эрликона". Отойдя на запад, мы снизились до бреющего полета, "прочесали" весь район, и я увидел своими глазами еще более десятка замаскированных "тигров" и "пантер".
Садились в темноте. Я доложил в вышестоящий штаб результаты перепроверки генералу Грязнову.
— Странно... — послышался в трубке раздумчивый голос.— Не должно там быть никаких танков!
Не знаю, дошла ли наша информация до командующего 3-м Украинским фронтом, знаю только, что на следующий день гитлеровцы нанесли удар как раз из того района, где мы видели их замаскированные танки. К вечеру 16 января противник прорвал на узком участке линию обороны наших войск южнее Секешфехервара и продвигался в направлении Шерегейеша, где находился штаб 17-й ВА. Офицеры соседней авиационной части сообщили, что наблюдали на западной окраине Секешфехервара бой с танками врага. Я попытался позвонить а штаб дивизии, потом армии. Связи не было.
Прилетел начальник штаба 288-й ИАД полковник Б. П. Калошин. Я сообщил сведения о противнике, сказал, что связи со штабом 17-й ВА нет.
— Да-да, немец предпринял мощное наступление,— ответил Калошин.— Где штаб полка? Где знамя?
Штаб полка на аэродром Бергенд еще не прибыл. Возглавляемые капитаном Грековым штабная группа и группа техсостава находились в пути. Но двигались-то они в направлении Шерегейеша!
— В лапы противнику лезут! — встревожился Калошин.— Что, сумеет Греков принять в сложной обстановке правильное решение?
— Сумеет, — ответил я.
Но с этой минуты беспокойство за знамя полка, за судьбу товарищей меня уже не покидало. События же разворачивались в нарастающем темпе. Весь день 17 января, несмотря на угрозу окружения, полк совершал боевые вылеты: разведывал участок фронта в районе Секешфехервар, озеро Балатон, населенные пункты Шиндорка, Берхида, Лепшень, Урхида, Надашдладани, штурмовал по указанию полковника Калошина вражеские войска в Урхиде и Надашдладани. Действуя четверками, мы за двадцать самолето-вылетов уничтожили. 20 фашистских бронетранспортеров, сожгли 10 автомашин и уничтожили около 70 гитлеровцев.
Связь со штабом армии по-прежнему отсутствовала. К исходу дня прервалась связь со штабом дивизии. К тому же резко ухудшилась погода, а бои, по наблюдениям наших летчиков, шли уже в городе Секешфехерваре, танки врага уже подходили к Шерегейешу.
На застрявшем у нас транспортном самолете Ли-2 мы отправили в тыл на аэродром Кишкунлацхаза всех раненых и больных, которые были в полку и соседних частях. Ночью техсостав в авральном порядке подготовил истребители к возможному перелету.
С, утра 18 января землю накрыл плотный туман. В двадцати шагах ничего не было видно. Мы мечтать не могли о воздушной разведке, организовали пешую и к 16 часам установили, что враг совсем недалеко, а сплошной линии фронта возле нас не существует. К вечеру полковник Калошин собрал совещание командиров 611-го, 659-го и 897-го истребительных авиаполков, базирующихся на аэродроме, командиров стянутых к аэродрому шести зенитных полков и батальонов аэродромного обслуживания. Решили, что зенитные полки займут противотанковую оборону. Личный состав авиаполков вооружили автоматами и винтовками, выдали каждому офицеру и солдату по три-четыре гранаты. Все, кто был свободен от подготовки самолетов к перелету, окопались по окраинам аэродрома. Эти меры оказались своевременными. В 21.00 на южной окраине и в 21.30 на северо-западной окраине аэродрома Бергенд произошли стычки с фашистскими танками.
Попав под обстрел зенитных орудий, гитлеровцы вели огневой бой недолго, отвернули.
Посовещавшись с комэсками и инженером полка Перминовым, я приказал оставить на аэродроме минимум механиков — по одному на два истребителя, причем подобрать самых низкорослых и легких по весу, чтобы увезти их, в случае необходимости, на одноместных самолетах, усадив на аккумуляторы за бронеспинками сидений. Таких подобрали девять человек. Остальной техсостав разделили -на группы по 5-7 человек во главе с коммунистами, приказали каждой группе самостоятельно просочиться сквозь боевые порядки противника, добраться до Кишкунлацхазы. В 23 часа все группы ушли, растворились в сырой тьме. Оставшиеся на аэродроме не спали ни минуты. Учитывая, что плотный туман может не рассеяться и утром, готовили истребители к уничтожению, рыли окопы и траншеи.
В восьмом часу утра полковнику Калошину доложили, что в пяти километрах восточнее Бергенда обнаружены танки врага.
Собрав летный состав, я объявил, что если туман поредеет, мы все-таки взлетим, проинструктировал, как поступить при взлете в тумане: после отрыва от земли — убрать шасси, набрать скорость над землей, перевести самолет в режим набора высоты с очень пологим углом набора, следить, чтобы стрелка указателя крена и поворота стояла вертикально, стрелка вариометра держалась выше ноля на отметке 10-20 метров в секунду, а стрелка указателя скорости — на отметке 350 километров в час. По опыту я знал, что тумана выше, чем на 50-100 метров от земли не бывает.
К девяти часам утра туман поднялся метров на двадцать от земли. Определив очередность вылета экипажей, я обратился к полковнику Калошину с просьбой разрешить вылет на аэродром Кишкунлацхаза, объяснив, как намерен вылетать. Попросили разрешения на вылет и присутствовавшие при разговоре командиры 659-го и 897-го ИАП подполковники В. М. Смешков и А. С. Чугунов. Калошин решил, что первым вылетит полк Смешкова, за ним — полк Чугунова и уже после них — наш.
611-й получил разрешение на взлет лишь к 10.00. Все истребители поднялись в воздух быстро и нормально, кроме самолета лейтенанта Беляева. Едва лейтенант вырулил на взлетную полосу, его "як" накренился: лопнула камера левого колеса, воздух из нее отравился и теперь, при разбеге, еще до отрыва от земли, машину могло занести влево, на окружающую аэродром лесопосадку. Как быть?.. Выхватив пистолет, я прострелил покрышку и камеру на правом колесе самолета Беляева, машина выровнялась, и я махнул лейтенанту рукой:
— Пошел!
Пора было взлетать и мне. Туман поднялся уже на сто метров, но едва я достиг его верхней кромки, как с запада показались 12 "мессеров". Они мчались к аэродрому Бергенд. Пришлось нырять под остатки тумана, я повел самолет к Дунаю...
Аэродром Кишкунлацхаза имел твердый покров, его взлетно-посадочная полоса размером 800 на 40 метров была бетонирована, из-за распутицы в Кишкунлацхазе собралось много истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков, а также немало зенитной артиллерии, так что гитлеровцы приближаться к Кишкунлацхазе не рисковали.
Год спустя после описанных событий, в начале 1946 года, в период предвыборной кампании, кандидат в депутаты Верховного Совета СССР Маршал Советского Союза Федор Иванович Толбухин, встречаясь с воинами-избирателями, вспомнил историю с обороной аэродрома Бергенд. Отдав должное большому мужеству воинов дивизии и высокому мастерству ее летного состава, бывший Командующий 3-м Украинским фронтом спросил:
— А знаете, почему гитлеровцы так и не нанесли артиллерийский удар по аэродрому Бергенд в ночь на 19 января?
Мы, естественно, не знали.
— Прежде всего, потому, что мы направили на защиту аэродрома части 7-го механизированного и 18-го танкового корпусов, и они оттеснили фашистов,— сказал Толбухин. — Между прочим, Гитлер приказал захватить все самолеты вашей дивизии в исправном состоянии, а всех вас взять в плен.
Вместе с маршалом мы посмеялись над приказом бесноватого фюрера.