В боях за свободу Польши
20 июля на радиоузел зашел инженер-подполковник Стоянов и крепко обнял меня.
— Александр Тихонович, началось!
— Что началось?
— Освобождение Польши началось! Войска нашего фронта форсировали Западный Буг и вступили на ее многострадальную землю.
Этот день мы ждали с нетерпением давно.
Еще читая строки приказа Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 1 мая 1944 года № 70, в котором он поставил задачу советским воинам «вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы Западной Европы, находящиеся под пятой гитлеровской Германии», думали об этом дне. И вот он пришел.
По указанию Военного совета фронта еще с мая была развернута широкая партийно-политическая работа среди наших красноармейцев и офицеров по воспитанию их в духе советского патриотизма и пролетарского интернационализма. Советским воинам разъясняли, как они должны вести себя на территории Польши, как относиться к местному населению, что необходимо сделать для повышения бдительности и сохранения военной тайны. «Новая обстановка — новые задачи» — так называлась генеральная тема всей партийно-политической работы. Наши радисты присутствовали на прочитанных для личного состава штаба фронта лекциях на темы: «Современная Польша», «Советско-польские отношения», прослушали выступление уполномоченного Польского комитета национального освобождения.
Наступило наконец долгожданное время, когда, освобождая один город за другим, Красная Армия продвигалась к Варшаве. Быстрота и натиск, с какими наступали наши войска, дали возможность сохранить многие города и населенные пункты от варварских разрушений и поджогов, замышлявшихся отступающими фашистами. [144]
В эти дни для наших радистов регулярно организовывались громкие читки газет. 3 августа наша фронтовая газета вышла с передовой статьей «За сильную, свободную Польшу». Публиковала она и другие материалы о дружбе советского и польского народов.
Из-за высоких темпов наступления частей и соединений нашего фронта связисты не успевали с прокладкой проводных линий к штабам армий, поэтому большая нагрузка ложилась на радио. И в этих условиях радисты радиоузла штаба 1-го Белорусского фронта с честью справлялись с большим количеством поступающих к ним радиограмм. Систематические тренировки и каждодневная работа в боевых радиосетях дали свои плоды и подняли квалификацию наших радистов до профессионального уровня.
Появилась возможность весь радиообмен осуществлять на высоких скоростях, пропуски цифр или групп при приеме радиограмм и запросы пропущенного стали редкими исключениями. Возросшее мастерство радистов позволило перейти на поддержание полудуплексной радиосвязи, при которой радист, передавая радиограмму, слушал на своем радиоприемнике на одной и той же волне два радиопередатчика одновременно — свой и своего партнера.
При таком методе связи, если партнер, принимая радиограмму, пропускал какие-то цифры или целую группу их, он тут же включал свой передатчик и подавал условный сигнал — несколько точек, означающий, что надо повторить пропущенное. Услышав такой «перебив», передающий радист посылал сигнал «вас понял» и, уже не уточняя, что именно не успел принять его партнер, повторял несколько ранее переданных групп и продолжал передавать дальше текст радиограммы.
Такой способ радиосвязи значительно ускорил радиообмен, так как позволил передающему радисту при отсутствии «перебива» не запрашивать после каждой радиограммы квитанцию-подтверждение, а получать только одну на все переданные радиограммы. Такой вид радиосвязи мог применяться только при работе в радионаправлении, что у нас начали, как правило, применять со всеми штабами армии главного направления. Это стало возможным благодаря увеличению числа радиостанций как у нас, так и в армейских радиоузлах.
Кончилось то время, когда мы были вынуждены работать в радиосетях поочередно с каждой радиостанцией сети, при этом уходило много времени, пока удавалось дождаться своей очереди. [145]
Случаи, когда у нас терялась радиосвязь с каким-нибудь армейским штабом, стали единичными, и то в исключительных случаях, как было однажды во время небывало сильной грозы, обрушившейся на наш радиоприемный пункт.
Сильные грозовые разряды заглушили весь эфир и лишили возможности поддерживать радиосвязь с армейскими радиостанциями. К счастью для них, у нас не было радиограмм, и поэтому срочной радиосвязи с ними не требовалось, за исключением 2-й танковой армии, которая громила в это время тылы противника, и командование фронта требовало получения непрерывной информации от них по радио.
Удары грома, сверкание молний, разрывающих все небо прямо над нашей головой, грозили вывести из строя всю радиоаппаратуру, поэтому пришлось дать команду отключить радиоприемники и снять с дежурства всех радиооператоров, за исключением сержанта Евгении Лебедевой, которая была на связи со 2-й танковой армией. Сидя за радиоприемником, она тщетно вслушивалась в эфир: не появятся ли сигналы радиостанции танкистов на фоне то стихающих, то усиливающихся сплошных тресков от грозовых разрядов?
— Ну что, Женя, никаких признаков? — спросил я, подойдя к ее рабочему месту.
— Никаких, — вздрогнув от ослепившей молнии, покачала головой Лебедева и предположила: — Я думаю, товарищ инженер-майор, что они ушли от нас на такое расстояние, что мы не можем услышать и принять их позывные.
— Возможно, — ответил я, размышляя, что можно предпринять в таком случае и, с другой стороны, как обезопасить Лебедеву от удара молнии в ее антенну.
Пришлось с несколькими радистами прямо под проливным дождем выдвинуть до конца пятнадцатиметровую телескопическую трофейную антенну, приданную центральной автомашине приемного пункта, и надежно заземлить ее как громоотвод.
Сильная гроза длилась минут сорок, но и после ее окончания эфир еще долго был засорен шумами от грозовых разрядов. Однако сержант Лебедева все же сумела поймать среди этих разрядов позывные радиостанции 2-й танковой армии, которая, прорвав оборону противника, ушла на расстояние в несколько сот километров, и принять от нее донесение, которое сразу же было передано в оперативное управление.
С выходом на польскую территорию в нашем полку и в ряде штабов армии появилась новая буквопечатающая аппаратура повышенной помехоустойчивости. Мы начали использовать [146] ее с передатчиками средней мощности типа РАФ для радиосвязи с войсками, наступающими в направлении главного удара или решающими основную задачу войск фронта. При этом радиосвязь с ними стала значительно устойчивее и более надежной, а главное — радиограммы принимались автоматически прямо на телеграфную ленту.
Вскоре еще ряд штабов армий был оснащен такими же радиосредствами. А у нас шесть комплектов этой аппаратуры были смонтированы в кузове автомашины, обеспечив тем самым необходимую мобильность при перемещении КП штаба на новое место.
Для ускорения передачи боевых приказов и срочных донесений по радио офицеры радиоотдела совместно с офицерами оперативного управления разработали условные радиосигналы, с которыми заранее были ознакомлены все штабы армий. Каждый такой сигнал, состоящий из одного условного слова или фразы, означал точно определенный момент действия или просьбу, например: «достигнут такой-то рубеж», «занят определенный населенный пункт», «прошу помочь артиллерией, танками, самолетами на таком-то рубеже или участке» и тому подобные.
Ценность этого нововведения заключалась в том, что оно передавалось по радио прямо открытым текстом и не требовало, как обычно, времени на шифрование и дешифрование после получения. Эти сигналы после их приема из эфира передавались по телефону дежурному оперативного управления штаба, который имел у себя таблицу этих сигналов.
Сразу же после освобождения Белоруссии и позже с целью дезориентации противника командование фронта стало применять в период подготовки к операции по прорыву вражеской обороны радиоигру, отвлекая тем самым внимание врага от участка, где действительно намечалось наступление.
Для этого на ложный участок выезжали радиостанции не только штаба фронта, но и армий, и там они обменивались между собой радиосигналами, будто проверяя радиосвязь перед предстоящей операцией. Эта радиоигра являлась только одним из элементов в целом комплексе проводимых мероприятий по дезинформации противника. В том числе в этот же район направляли звуковещательную автомашину МГУ, которая воспроизводила на звуковой дорожке кинопроектора шум танковых моторов и артиллерийских тягачей.
Штабные офицеры рассказывали, что применялась ложная демонстрация переброски в эти районы воинских эшелонов [147] и цистерн с горючим, чтобы вражеская авиаразведка могла зафиксировать это движение как сосредоточение наших войск. За ночь эшелоны возвращались обратно, а о утра снова начинали двигаться в том же направлении.
Применялась и ложная переброска пехоты, которая днем следовала пешим порядком, а ночью эшелонами перевозилась обратно на исходные позиции. Мне как-то случайно довелось услышать разговор нескольких красноармейцев, расположившихся на привал в селе, где размещалась радиорота.
— Послушай, да мы совсем недавно проходили через это село, — говорил усатый красноармеец, сворачивая цигарку.
— Скажешь тоже, — возражал другой боец. — Да здесь все хаты во всех селах одинаковы, а мы всю ночь ехали поездом.
— Да не по хатам я признал, — упорствовал первый, — я вижу, что из этого колодца брал воду.
Наверное, первый красноармеец все же был прав, и их подразделение демонстрировало сосредоточение пехоты.
Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что весь этот комплекс мероприятий, проводимых командованием нашего фронта, достигал своей цели, так как большей частью направление главного удара при наступлении войск 1-го Белорусского фронта оказывалось полной неожиданностью для противника.
1 августа 1944 года командный пункт штаба 1-го Белорусского фронта был впервые перемещен за пределы нашей страны — на польскую территорию, в город Владава. Для развертывания средств радиоузла туда сразу выехало несколько радиостанций и запасный комплект передвижного радиоприемного пункта.
В помощь радиороте для прокладки проводных линий связи к радиостанциям был придан из состава 66-го отдельного полка связи линейно-кабельный взвод, который стал выезжать с нами на каждое новое местоположение КП. Впервые в нашей практике этот взвод за короткое время построил воздушные линии связи на столбах в трех направлениях на расстоянии в 10–15 километров от радиоприемного пункта. Каждой радиостанции оставалось подключаться к этой линии военно-полевым кабелем длиной не более двух-трех километров, а не разматывать его на все 10–15, как было раньше.
Переезд «перекатом» радиосредств на новое место был нами полностью освоен, и уже к вечеру того же дня мы [148] были готовы принять на себя радиосвязи штаба фронта, о чем дали сигнал по радио на старое местоположение КП. На следующий день с утра все отделы и управления штаба уже приступили к своей работе на новом КП во Владаве.
Войска фронта так быстро продвигались вперед, что не прошло и десяти дней, как снова мне генерал-майор Максименко дал приказ выехать на новое место, куда должен был переместиться КП штаба фронта, и там развернуть радиоузел связи.
К тому времени у нас было столько радиосредств, что в резерве имелся полный комплект радиоузла, который мог полностью обеспечить радиосвязью командный пункт штаба фронта на новом месте. Вот с этим резервным комплектом я и прибыл в село Конколевница (Мендзыжец), а несколько дней спустя к нам переехал весь состав управления связи и отделов штаба фронта, и снова наш радиоузел принял на себя все радиосвязи штаба на новом положении КП.
В эти дни произошли изменения в командовании радиороты полка связи. Капитан В. А. Хабаров получил повышение и уехал в одну из армий, а на его место был назначен старший техник-лейтенант Н. Н. Сагарда, занимавший до этого должность помощника командира радиороты по технической части, хорошо знавший всю технику роты.
На фронте наступило относительное затишье. Войска производили перегруппировки, принимали пополнение, запасы горючего, боевую технику, боеприпасы, продовольствие, военное снаряжение. Подтягивались порядком поотставшие тылы. Как и обычно в таких случаях, у нас была прекращена всякая активная работа по радио.
Закончив подготовку к продолжению наступательных действий, войска 1-го Белорусского фронта 11 сентября нанесли удар противнику и в результате продолжительных упорных боев 14 сентября овладели крепостью Прага — предместьем Варшавы и важным опорным пунктом обороны врага на восточном берегу Вислы.
Нелегкие бои шли и на люблинском направлении. В середине сентября войска фронта перешли к обороне.
В первых числах октября вместе с оперативной группой офицеров штаба фронта и подвижным комплектом радиоузла связи я выехал для организации радиоузла на новом КП штаба в городе Седлеце. Уже 8 октября штаб фронта в полном составе перебазировался в Седлец и начал готовить войска фронта к новому наступлению. [149]
Утром 14 января 1945 года войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление с магнушевского и пулавского плацдармов. Оборона противника была прорвана на 500-километровом фронте на глубину 100–150 километров.
17 января была освобождена столица Польши — Варшава. Продолжая наступление, армии нашего фронта 25 января форсировали реку Варта, подошли к городу и крепости Познань и обошли ее, не пытаясь взять «в лоб», устремившись к границе Германии.
Штаб 1-го Белорусского фронта 21 января снова передислоцировался в город Отвоцк, недалеко от Варшавы, а уже через четыре дня, двигаясь вслед за наступающими войсками фронта, переместился в город Кутно, расположенный примерно посредине между Варшавой и Познанью.
Даже при таких быстрых перемещениях штаба фронта и не меньших темпах передислокации штабов армий наши фронтовые радисты, используя преимущества подвижного радиоузла связи, ухитрялись поддерживать непрерывную радиосвязь со всеми подчиненными фронту соединениями.
Повышение мобильности радиоузла связи обусловливалось наличием двух его комплектов со всеми средствами, полностью смонтированными на автомашинах. Радисты фронтового радиоузла связи овладели своей специальностью настолько, что радиосвязь по своей надежности и устойчивости с успехом заменяла проводную связь, которая уже не поспевала за наступающими войсками.
Прошло то время, когда состояние радиосвязи зависело от умения радистов принимать знаки азбуки Морзе с необходимой скоростью. Их квалификация как «слухачей» теперь позволяла поддерживать надежную радиосвязь и при большом уровне радиопомех в эфире из-за возросшего количества наших радиостанций, число которых у армейских подразделений и у различных родов войск только в полосе нашего фронта превышало несколько тысяч и при общем недостатке радиоволн вынуждало работать на одной волне многие радиостанции.
Нельзя было при этом сбрасывать со счета и различные попытки противника создавать преднамеренные искусственные радиопомехи работе наших радистов.
Мастерство фронтовых радистов значительно возросло, и в этих сложных условиях они сумели показать образцы несения воинской службы и обеспечили поддержание устойчивой радиосвязи.
Особенно нас выручала в этих операциях впервые организованная буквопечатающая радиосвязь с подчиненными [150] штабами и прямая буквопечатающая радиосвязь с Москвой, с Генеральным штабом. Подчеркиваю «прямая», потому что войска Красной Армии настолько далеко ушли теперь от границ нашего государства, что прямую проводную связь с Москвой стало трудно поддерживать, поэтому были организованы в тылу войск узлы связи особого назначения (УСОН), поддерживающие проводные связи со штабами соседних фронтов, далеко ушедших вперед.
УСОНы производили переприем телеграфных донесений от фронтовых узлов связи для их передачи в Генштаб или организовывали через себя транзитный переприем телеграмм прямо на Москву. В УСОНах были развернуты с такой же целью радиоузлы связи, но мы обходились без их помощи, применяя вместо табельных антенн усовершенствованные антенные системы, дающие нам возможность самим поддерживать радиосвязь с Москвой.
Продолжая наступление, войска нашего фронта 29 января пересекли границу Германии и вступили в пределы Померании. Настало время, когда огонь войны, разожженный бесноватым фюрером, перебросился на территорию третьего рейха.
В период с 26 января по 3 февраля войска 1-го Белорусского фронта прорвали укрепления врага, вышли к Одеру в районе Кюстрина и захватили плацдармы на его левом берегу. Армии нашего фронта подошли на расстояние 70 километров к логову фашистского зверя — Берлину.
В ходе продолжавшихся боевых действий в войсках фронта не прекращалась большая партийно-политическая работа. И у нас на радиоузле, в радиороте полка связи политработники и командиры, пропагандисты и агитаторы разъясняли воинам, что нельзя отождествлять трудящихся Германии с нацистами, с гитлеровскими головорезами, что Красная Армия является армией свободы, носительницей идеалов справедливости и гуманизма. Вместе с тем нацеливали личный состав на беспощадную борьбу с сопротивляющимися фашистами, на мобилизацию всех усилий для быстрейшего овладения столицей фашистского рейха.
Стремление скорее добить фашистского зверя в его логове выражалось в дорожных указателях, показывающих расстояние, оставшееся до Берлина, призывах, написанных на башнях танков, стволах орудий, кабинах и кузовах автомашин: «Вперед, на Берлин!», «По фашистскому логову — огонь!». Это стремление проявлялось в надписях на подвозимых к переднему краю артиллерийских и реактивных снарядах: «Гитлеру», «По Берлину» и т. п. [151]
Наши радисты вспоминали, что в боях под Сталинградом бойцы также делали надписи на танках, артиллерийских орудиях и снарядах. Но тогда писали: «Смерть немецким оккупантам!», «За нашу Родину!». Теперь же эти надписи получили новое содержание — быстрее покончить с гитлеризмом, чтобы победоносно завершить войну.
Немало потрудились фронтовые и армейские художники, рисовавшие и расклеивавшие плакаты по дорогам на Запад, по направлению на Берлин, такие, как «Дойдем до Берлина!», «Добьем фашистскую гадину!», и многие другие.
15 февраля мне было приказано выехать с группой офицеров оперативного управления штаба фронта в город Бирнбаум, расположенный на самой границе Польши и Германии, для организации радиоузла на новом КП штаба.
Трудно описать охватившее нас чувство радости, когда, подъезжая к границе Германии, увидели на обочине дороги полосатый пограничный столб. Передняя машина с оперативниками остановилась, и вышедший из нее подполковник Фролов сказал:
— Товарищи! Смотрите и запоминайте, чтобы потом рассказать своим детям и внукам о том, как вы пересекли государственную границу с Германией.
Все вышли из машин и стали рассматривать столб, на белой доске которого была четко выведена черными буквами надпись: «Граница Германии». Метрах в пяти от пограничного столба стояла вырезанная из фанеры огромная рука с вытянутым указательным пальцем, направленным в сторону плаката, на котором большими буквами было начертано: «Вот она, проклятая Германия!»
Прошло всего каких-нибудь два-три дня, как через эту границу проследовали наши передовые части, громя врага, а фронтовые художники этим плакатом метко и броско обращали внимание проезжающих, что они уже вступают на территорию фашистской Германии.
Мы не удержались и, выйдя из автомобилей, вместе с другими офицерами перешли пешком бывшую государственную границу гитлеровской Германии. Сбылась наконец наша мечта стать твердо обеими ногами на немецкую землю!
Впереди войскам фронта предстояли еще тяжелые бои с неизбежными жертвами, но по всему чувствовалось приближение скорой победы советского оружия в этой тяжелой войне.
Подготовив в Бирнбауме место для размещения подвижной аппаратной радиобюро вместе с радиоэкспедицией, мы выехали в расположенный неподалеку немецкий городок [152] Бетше, чтобы выбрать там участок для размещения радиоприемного пункта, радиостанции и личного состава радиороты.
Вскоре нам пришлось очень пожалеть, что поехали туда на автомашине, а не на бронетранспортере. Дело в том, что в Познани осталась в окружении шестидесятитысячная немецкая группировка, предпринимавшая отчаянные попытки вырваться из кольца, просачиваясь в одиночку и небольшими группами.
Проехав несколько километров через густой лес, мы очутились на большой поляне, на которой были видны свежив следы недавнего боя. По обе стороны дороги валялось несколько десятков трупов гитлеровцев. Весьма вероятно, что это были остатки вражеской колонны, пытавшейся прорваться на запад из Познани.
Конечно, выехать вот так по проселочной дороге через большой лесной массив на одной автомашине всего лишь с тремя сопровождающими бойцами было по меньшей мере неосмотрительно. А нас ведь предупреждали, что по лесным дорогам, особенно ночью, шныряют отряды вооруженных гитлеровцев, которые не складывают оружия, а нападают на одиночные автомашины и небольшие группы бойцов.
Видимо, успехи наших войск, вступление их на территорию Германии притупили нашу бдительность. Увидев поляну, где недавно проходил бой, трудно было себе представить, что бы мы могли сделать, встретившись вот с такой, вооруженной до зубов колонной фашистов, хотя у нас и имелись автомат с запасным диском, ручной трофейный пулемет, две винтовки, несколько ручных гранат, карабин у водителя и пистолет у меня.
Вступить в бой, чтобы преградить путь гитлеровцам, или надеяться на то, что группа фашистов, уже прорвавшаяся на свою территорию, может сдаться без боя в плен, — бессмысленно. Но на всякий случай приготовились к встрече, проверили свое оружие, разобрали гранаты. Я взял в кабину винтовку, дослал патрон в патронник и поднял ветровое стекло. Старшина Туницкий устроился на подножке автомашины, положив на ее крыло ручной пулемет. Изготовились к бою и остальные бойцы, сидящие в крытом кузове машины.
К счастью, все эти приготовления оказались излишними, никто из фашистских вояк нам по дороге не встретился. Скоро показался Бетше. Городку, как видно, повезло: он совершенно не пострадал от артобстрелов и бомбежек. [153]
Улицы были пустынны, жители попрятались по домам. Любопытно было посмотреть на первых встретившихся немцев — жителей этого городка. Только изредка появлялись на улицах глубокие старики и старухи. Да и они быстро семенили, стараясь прошмыгнуть мимо, боясь поднять глаза и взглянуть на нашу проезжающую автомашину. Молодежи так мы нигде и не видели. Все юноши, вероятно, были призваны в армию по тотальной мобилизации, а девушки, запуганные геббельсовской пропагандой, прятались по домам.
Двери домов были почему-то не заперты, и, когда в поисках места для размещения людей мы заходили в квартиры, находившиеся там старики, видимо ожидая от нас неприятностей, поспешно вскакивали и стояли молча, низко опустив головы, а некоторые даже поднимали руки.
Несмотря на то что у нас было очень мало времени, все же пришлось буквально на ходу разъяснять, что Красная Армия воюет с гитлеровскими бандами, а не с мирными жителями. Геббельсовская пропаганда запугала их «зверскими расправами» русских над населением. В городе еще не было организовано советской комендатуры, и мы, наверное, были для его жителей первыми русскими, появления которых они со страхом ожидали.
Быстро осмотрев ряд кварталов, облюбовали для размещения личного состава радиороты большой пустующий особняк, стоящий на окраине города, окруженный садом и высокими деревьями, среди которых легко можно было замаскировать автомашины с радиоприемным пунктом. В особняке повсюду виднелись следы поспешного бегства. Надо полагать, что сиятельный владелец этого особняка, чувствуя близкий приход советских войск, поторопился побыстрее унести ноги.
Подобрав место для размещения остальных радиосредств, вспомнив увиденные по дороге следы недавнего боя, мы поспешили в дорогу, чтобы успеть засветло добраться до Бирнбаума, где развертывался новый командный пункт штаба фронта.
Я уже рассказывал, что за образцовое выполнение заданий командования почетное наименование «Бобруйский» было присвоено нашему 66-му отдельному полку связи. В эти же дни он был награжден орденом Красного Знамени. Многие офицеры управления связи, полка и радисты были также награждены орденами и медалями СССР. В их числе и я был награжден орденом Отечественной войны II степени. [154]
23 февраля 1945 года наш личный состав был ознакомлен с приказом № 5 Верховного Главнокомандующего. В нем были подведены итоги зимнего наступления советских войск, которые в январе 1945 года обрушили на противника небывалый по силе удар на всех фронтах от Балтики и до Карпат.
Весь февраль, март и первую половину апреля происходили пополнение и усиление войск фронта боевой техникой, снаряжением и перегруппировка их для подготовки к решающему наступлению на Берлин. Все это мы ощущали по прекращению работы всех радиосредств нашего радиоузла и выезду нескольких радиостанций в командировку вместе со звуковещательной установкой МГУ для дезинформации противника.
Во время подготовки к предстоящей наступательной операции в полку связи была вновь проведена переквалификация специалистов связи. Из 204 радистов на первый класс сдали 52 человека, на второй — 104, и только 48 радистов остались специалистами третьего класса.
Радиоузел был укомплектован тремя мощными радиостанциями РАТ, двадцатью четырьмя радиостанциями типа РАФ и СЦР-399, двумя комплектами аппаратных радио-Бодо и автомашиной с пятью телеграфными аппаратами СТ-35 для работы со штабами армии буквопечатанием по радио. Все это было полностью смонтировано на автомашинах. Радиоузел связи был подготовлен для одновременной работы по 32 радиоканалам. С появлением новой аппаратуры стало возможным организовать радиодиспетчерскую, откуда можно было вести прямые переговоры по радио-Бодо открытым текстом.
Во время затишья в подразделениях связи еще шире развернулась политико-воспитательная и культурно-массовая работа. Перед связистами выступали коллективы нашей красноармейской художественной самодеятельности, артисты фронтовых концертных бригад, демонстрировались кинофильмы.
Огромное внимание уделяли мы разъяснению радистам необходимости гуманного отношения к мирному немецкому населению. Командир радиороты старший техник-лейтенант Н. Н. Сагарда зачитал обращение Военного совета: «Настоящий воин Красной Армии никогда не уронит достоинства советского гражданина и за безрассудной, «личной местью» не может забыть главного — священной и благородной цели войны, ради которой наш народ взялся за оружие, — разгромить немецко-фашистскую армию и покарать [155] фашистских преступников. Мы не мстим немецкому народу, обманутому фашистскими главарями, отравленному ядом человеконенавистнической, расистской пропаганды, а хотим помочь ему сбросить с себя кровожадное чудовище — фашизм». [156]