На севастопольских трассах
Гибель Н. А. Токарева острой болью отозвалась в сердцах авиаторов. В командование дивизией временно вступил гвардии майор Г. П. Поплавский — до того заместитель командира соединения. Опытный летчик, прошедший путь командира эскадрильи, полка. Но практики ночных полетов имел недостаточно. Обычно когда он предлагал себя на выполнение ночного задания либо на полет в сложных метеоусловиях, Токарев тактично замечал: «Повремени, Георгий Павлович. Потренируйся в учебных полетах».
Теперь же Поплавский сам решал, кому возглавить ночной полет.
Вечером 15 марта 1944 года он объявил мне:
— Ночью пятый полк летит на минные постановки в район Констанцы. Готовьтесь, Петр Ильич, вместе с полком полетим и мы.
Я, как обычно, первым делом ознакомился с метеосводками. Они предвещали, в общем, неплохую погоду. Над сушей безоблачно, легкая дымка, видимость 4–6 километров. В море же — густая дымка.
Избрали маршрут вдоль береговой черты — на Одессу и далее — на Констанцу. Без особых трудностей дошли до заданного квадрата, преодолели зенитный огонь противника и сбросили мину.
На возвращение обратно я выдал командиру тот же маршрут, которым шли к цели. Поплавский возразил:
— Летим морем. Дымка небольшая, не станет помехой.
— Дымка над морем густая. Придется не меньше часа лететь вслепую, по приборам, — пытаюсь я разубедить командира.
— Ничего, справлюсь с пилотированием, — уверенно отвечает Поплавский.
Чем дальше мы удаляемся в море, тем сложнее становится полет. Густая дымка закрыла горизонт. Внизу не видно воды. А вверху, как в молоке, бледно мерцают звезды.
Я предлагаю командиру вернуться к берегу и лететь вдоль него. Поплавский не соглашается. Тогда я в своей кабине вставил ручку управления самолетом в положение для пилотирования — на случай, если придется помогать пилоту. И это не заставило себя долго ждать. Самолет, со скольжением набирая скорость, стал терять высоту. Я понял: мы падаем. Что делать? Было бы бессмысленно в такую минуту напуститься с упреками на летчика. Как можно спокойнее я сказал:
— Георгий Павлович, постарайся вывести самолет в горизонтальный полет, а я помогу с набором высоты. Поплавский согласился. Вдвоем мы с трудом выправили положение. Самолет стал набирать высоту, но спустя примерно минут пятнадцать он вновь заскользил вниз, причем большой скоростью. Я уже было взялся за ручку нижнего люка, чтобы выброситься с парашютом, но тут же подумал: а куда прыгать? Под нами студеная морская вода, и в ней только смерть. Снова ухватился за ручку управления и вместе с Поплавским начал выводить самолет в горизонтальный полет. И это опять удалось.
Вот когда я с большой благодарностью вспомнил Евгения Николаевича Преображенского. Ведь именно он при всякой возможности обучал меня технике пилотирования. Во многих дальних полетах заставлял меня управлять самолетом. Как все это пригодилось сейчас! Евгений Николаевич Преображенский не раз говорил мне да, наверно, и другим штурманам своего экипажа: — При полете на боевое задание надо быть ко всему готовым. В трудный час использовать все, на что способен. Представь себе — убит или тяжело ранен пилот.
Что же — погибать и всему экипажу? Нет, Петр Ильич, штурману надлежит взять на себя управление и вести самолет на посадку. Тем самым ты спасешь себя и своих товарищей по экипажу.
И это были не только слова. Преображенский со всей настойчивостью обучал меня также заходам на посадку, самой посадке. Он даже добился у командующего авиацией ВМФ генерала Жаворонкова официального разрешения штурману Хохлову летать самостоятельно на легких самолетах (УТ-2, ПО-2) днем и ночью. И такое разрешение мне было дано в свое время.
А сейчас мы с Поплавским изо всех сил старались удержать самолет в полете, чтобы не погрузиться вместе с ним в морскую пучину. Нас выручало самообладание в этих сложных условиях; которого явно не хватало стрелку-радисту. Всякий раз, когда самолет начинал падать, он с отчаянным криком бросался в хвост машины, нарушая тем самым продольную устойчивость самолета. Я вынужден был категорически запретить ему поддаваться панике и даже пригрозил: «Если хочешь остаться живым, веди себя как подобает авиатору».
Справляться с пилотированием становилось все труднее. Приходилось бороться буквально за каждый метр высоты. Через сорок минут полета над морем замечаю впереди бледные крутящиеся проблески светомаяка. Маяк на юго-восточной оконечности острова Джерылгач! Радости моей нет границ. Теперь мы имеем, искусственный горизонт, и пилотирование намного упрощается. Кричу командиру:
— Впереди светомаяк, держите прямо на него.
— Вижу маяк, — отзывается Поплавский. В его голосе опять почувствовалась уверенность.
Мы вышли на сушу в районе Перекопа. Произвели посадку на своем аэродроме. Придя в себя после всего пережитого, тщательно, по-деловому и самокритично разобрали полет, который едва не привел нас к гибели. Каждый откровенно признал собственные упущения и промахи. Георгий Павлович Поплавский сказал по-дружески:
— Ну, Петр Ильич, не помоги ты мне, всем нам был бы каюк. Признаюсь, один бы я не справился.
Этот печальный урок ничуть не обострил взаимоотношений членов экипажа. Наоборот, сплотил нас, сделал настоящими друзьями. Поплавский, не упускал случая для тренировок ночью и при плохой погоде. И его старания не пропали даром. Он стал прекрасно пилотировать самолет в любых погодных условиях, и мы с ним провели немало успешных ночных вылетов при освобожденни Крыма и Севастополя.
Из .руководящего состава 2-й гвардейской минно-торпедной авиационной дивизии мне особенно запомнился командир 40-го бомбардировочно-авиационного полка майор И. В. Корзунов — незаурядный летчик и знающий дело командир. Войну он начал командиром звена и уже на второй ее день — 23 июня — участвовал в налете на военно-морскую базу в Румынии — Констанцу. А в начале июля шестерка бомбардировщиков ПЕ-2, ведомая И. В. Корзуновым, нанесла мощный бомбоудар по нефтеперегонному заводу в Плоешти, который в результате этого на длительное время вышел из строя. Выполняя боевое задание, молодой летчик Корзунов проявил исключительное мужество — его бомбардировщик получил 87 пулевых и осколочных пробоин.
В начале 1942 года И. В. Корзунова назначили командиром эскадрильи. Обороняя героический Севастополь, эскадрилья Корзунова совершала по 6–8 боевых вылетов в сутки, бомбя живую силу и технику противника. 21 января 1942 года группа бомбардировщиков под командованием И. В. Корзунова нанесла удары по артиллерии противника на окраине Евпатории. Несмотря на сильный зенитный огонь, наши летчики уничтожили 15 вражеских орудий с тягачами и около 20 автомашин с грузами. А 24 сентября эскадрилья Корзунова потопила в Керченском проливе четыре десантных баржи, понтон с грузом и живой силой, уничтожила на берегу десять автомашин и склад боеприпасов.
Сам И. В. Корзунов всю войну оставался превосходным мастером бомбовых ударов с пикирования и этому сложному искусству обучал подчиненный ему летный состав.
В мае 1943 года И, В. Корзунова назначили помощником командира, а в августе — командиром 40-го бомбардировочного авиаполка, а перед этим 24 апреля он был удостоен звания Героя Советского Союза. Слава об этом энергичном, решительном в боевых действиях командире шла по всему флоту. В феврале 1944 года подполковник И. В. Корзунов принял командование 13-й дивизией пикирующих бомбардировщиков.
Как и Токарев, он, независимо от служебных рангов, много летает, сам водит авиационные части и подразделения, предпочитая наносить по противнику сосредоточенные массированные бомбовые удары.
Об одном из них, блестяще подготовленном и осуществленном под руководством И. Е. Корзунова, следует рассказать. Но прежде немного об обстановке, которая сложилась к тому времени.
В августе 1944 года войска 2-го и 3-го Украинских фронтов при поддержке 5-й и 17-й воздушных армий, во взаимодействии с Черноморским флотом и Дунайской флотилией наголову разгромили немецкую группу армий «Южная Украина». В дальнейшем перед Черноморским флотом стояла задача — содействовать войскам 3-го Украинского фронта, активными боевыми действиями прервать коммуникации врага в море между портами Румынии и Болгарии, массированными ударами авиации по военно-морским базам Констанца и Сулина уничтожать боевые корабли, а огнем корабельной артиллерии, и высадкой тактических десантов содействовать войскам фронта в окружении и уничтожении аккерманской группировки противника.
В условиях предполагаемых боевых действий на территории Румынии особое значение приобретали удары с воздуха по военно-морской базе Констанца. Там было \ сосредоточено до 116 различных боевых кораблей и транспортов. Там находилась и база немецких подводных лодок, действовавших на наших коммуникациях в Черном море.
Нетрудно представить себе те средства противовоздушной обороны, которыми противник прикрывал крупную военно-морскую базу с воздуха. В районе Констанцы было сосредоточено большое количество зенитных батарей и около 150 корабельных зенитных орудий. А на близлежащих аэродромах в постоянной боеготовности находились 40–50 истребителей.
Операция, о которой идет речь, была спланирована штабом ВВС флота с учетом мощной противовоздушной обороны противника в районе Констанцы. Для ее выполнения привлекались 13-я пикировочная дивизия в полном составе, часть сил 2-й гвардейской минно-торпедной авиадивизии, 4-я истребительная авиадивизия и 30-й разведывательный авиаполк.
20 августа в 8.20 в районе военно-морской базы Констанца появилась демонстрационная группа самолетов — девять А-20-Ж разведывательного полка. В 10.40 — другая девятка А-20-Ж — группа обеспечения главного удара. Она нанесла бомбоудар по базе подводных лодок и поставила дымовую завесу, чтобы затруднить действия зенитных батарей противника.
В 9.40 с нескольких своих аэродромов взлетели главные силы — полки 13-й пикировочной дивизии, ведомые И. В. Корзуновым. Полки пикировщиков удерживали между собой дистанцию до двух километров. В первой колонне шел 40-й авиаполк во главе с его командиром подполковником С. С. Кирьяновым, во второй — 29-й авиаполк (командир — подполковник Цецорин). Полковые колонны бомбардировщиков замыкались ударными группами истребителей прикрытия. Управление в полете было строго централизовано. Команды по радио передавались только командиром дивизии и командирами полков.
В 10.52 по сигналу полковника И. В. Корзунова началось боевое развертывание частей дивизии. И вот шестерки пикировщиков с высоты 3000 метров обрушивают бомбовые удары на врага. Шестьдесят ПЕ-2 и двадцать А-20-Ж в заданное время сбросили смертоносный груз на цели. В итоге потоплены миноносец, танкер, две подводные лодки, пять торпедных катеров и множество других мелких судов. Серьезные повреждения получили эсминец и вспомогательный крейсер, три подводные лодки, транспорт и плавучий док. От прямых попаданий бомб взорван склад горючего, разрушены ремонтные мастерские...
В этой крупной операции черноморцы потеряли от зенитного огня самолет ПЕ-2 и истребитель ЯК-9. И это при мощной противовоздушной обороне противника.
Удар с воздуха по военно-морской базе Констанца, в котором основной ударной силой была 13-я пикировочная дивизия, раскрыл талант полковника И. В. Корзунова — тактически грамотно осуществлять боевые операции крупными авиационными соединениями.
За время Великой Отечественной войны полковник Корзунов лично совершил 254 боевых вылета. Вместе со своим экипажем он потопил 25 плавединиц, уничтожил много вражеских самолетов и другой боевой техники. Боевые подвиги Героя Советского Союза И. В. Корзунова были отмечены многими боевыми, и в том числе полководческими, орденами.
После войны И. В. Корзунов окончил Военную академию Генерального штаба и занимал высокие командные должности — в авиации Тихоокеанского флота, командующего авиацией Северного флота, заместителя командующего авиацией ВМФ. Смелый, одаренный генерал, он отлично знал, как и к чему готовить морскую авиацию, и отдавал этому все свои силы и способности.
В одном экипаже с И. В. Корзуновым всю войну прошел прекрасный штурман Иван Иванович Филатов. Они вместе назначались на эскадрилью, полк, дивизию. Их крепко спаяла боевая дружба. И в том, что флагманский экипаж И. В. Корзунова всегда был лучшим снайпером бомбовых ударов, — большая заслуга И. И. Филатова. Он обладал незаурядными организаторскими способностями, умел понятно и доходчиво передать летному составу свой боевой опыт точного самолетовождения, меткого бомбометания, И. И. Филатов неустанно помогал своему командиру выверенными расчетами для выработки обоснованных ц правильных решений. Личный состав искренне уважал и любил флаг-штурмана И. И. Филатова за его прекрасные деловые и душевные качества.
...Потеряв за непродолжительное время почти весь Крымский полуостров, гитлеровские войска старались во что бы го ни стало удержать севастопольский рубеж, Сюда отошли остатки разгромленной группировки. Из портов Румынии противник морским путем подбрасывал в Севастополь подкрепления, и гитлеровское командование придавало большое значение защите морских коммуникаций между Севастополем и Румынией.
Вновь назначенный Гитлером командующий 17-й немецкой армией в Крыму генерал-полковник Альмендингер потребовал от солдат и офицеров «защищать каждую пядь севастопольского плацдарма, удерживать каждую траншею, каждый окоп».
Но участь вражеской группировки на Севастопольском рубеже была предрешена, и никакие требования и приказы гитлеровских генералов не могли помочь ей уйти от полного разгрома.
Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед Черноморским флотом задачу — нарушать коммуникации противника на Черном море, и в первую очередь коммуникации, связывающие порты Румынии с Севастополем. В соответствии с этим части и соединения ВВС флота должны были прежде всего уничтожать морские цели на коммуникациях и в портах, минировать пути отхода кораблей, транспортов с войсками и грузами из Севастополя. Не выпустить гитлеровцев из Крыма, потопить их в Черном море — такая стояла задача.
Отчаявшийся враг метался, ища спасения. Теперь фашистские захватчики думали уже не столько об удержании севастопольского плацдарма, сколько о том, чтобы унести ноги с крымской земли. Но это удавалось далеко не всем. Десятки кораблей и барж, пытавшихся покинуть Крым, находили свой конец на дне Черного моря.
В сообщении Советского Информбюро от 9 мая 1944 года говорилось: «В ночь на 9 мая крупные силы нашей авиации наносили удары по судам противника в районе Севастополя. Бомбардировке были подвергнуты транс порты и другие плавучие средства врага, находившиеся в бухтах Казачья, Стрелецкая и Камышовая. В результате бомбардировки возникло 30 пожаров — горели транспорты, причалы и военные склады. Несколько объятых пламенем судов взорвалось».
Утром 9 мая воздушная разведка Черноморского флота донесла: на переходе от Севастополя к портам Румынии — транспорты и другие суда противника. В воздух немедленно поднялись наши бомбардировщики и торпедоносцы. Они настигли фашистский караван и в считанные минуты потопили два транспорта, сторожевой корабль и несколько быстроходных десантных барж.
При освобождении Севастополя активно действовала 2-я гвардейская минно-торпедная авиадивизия, теперь уже под командованием генерал-майора авиации В. П. Канарева. Ее полки днем и ночью преследовали и бомбили вражеские суда, минировали пути их отхода. Авиаторы потопили 24 транспорта, 15 барж, тральщик, нанесли повреждения многим судам с живой силой противника.
9 мая 1944 года город русской морской славы Севастополь был освобожден от фашистских захватчиков. В его бухтах уже не рвались снаряды и бомбы. Спокойным стало голубое небо, а море — тихим и ласковым. Командир дивизии пригласил меня осмотреть освобожденный город. В полдень 10 мая мы въехали в Севастополь. Комендант города выделил нам сопровождающего офицера, строго наказав следовать только по разминированным дорогам.
Ошеломляющие картины открывались нашему взору. Все вокруг загромождено разбитой техникой — танками, пушками, автомашинами, повозками... И среди этих кладбищ искореженного железа — убитые лошади и трупы фашистской солдатни. И чем дальше к мысу Херсонес, тем больше разбитой и брошенной техники. У раз битых причалов бухт Казачья, Стрелецкая, Камышовая на суше и на воде трупы гитлеровцев лежали в самых различных позах. Сразу было видно, фашистское воинство пыталось пробиться к стоявшим в бухтах транспортам и баржам, но попадало под губительный огонь нашей артиллерии и авиации. Здесь нашли могилу тысячи фашистских захватчиков.
Справа от дороги зияло проломами здание продовольственного склада. А вокруг — груды разбросанных мешков с мукой, тонны сливочного масла, масса консервных банок в кюветах.
Район Херсонесского маяка. Большое скопление военнопленных — немцы, румыны. Разбитые на группы, они хоронят своих собратьев — роют большие ямы, засыпают землей.
А наши солдаты? Им наконец-то выпала возможность передохнуть после жарких схваток с врагом, привести себя в порядок. Бреются у горящих костров, подогревают пищу, кипятят чай, под звуки гармоней распевают песни. И только саперам не до отдыха — они разминируют проходы, ставят указатели с надписями «Разминировано» или «Опасно! Мины».
В этот же день, 10 мая, в нашу 2-ю гвардейскую минно-торпедную авиационную дивизию пришла радостная весть. Приказом Верховного Главнокомандующего ей присваивалось наименование Севастопольской. С чувством огромной радости и гордости встретили гвардейцы-авиаторы эту высокую оценку Родиной их ратных под — № вигов.
На митингах, посвященных этому знаменательному событию, весь личный состав соединения дал клятву Родине — еще беспощаднее громить заклятого врага до полной и окончательной победы над фашистскими захватчиками.
Мне пришлось выполнять эту клятву уже на другом театре военных действий. В июне 1944 года я был назначен главным штурманом Военно-Воздушных Сил Северного флота. Моряки-североморцы вместе с авиаторами и сухопутными войсками в это время готовились, к освобождению Советского Заполярья от немецко-фашистских захватчиков, и теперь мой путь лежал туда, на Крайний Север.
Тепло распрощался я со 2-й гвардейской Севастопольской минно-торпедной авиадивизией, ставшей для меня родной. Она вскоре приняла еще одно славное имя — имя моего боевого друга и товарища Николая Александровича Токарева.
Перед отъездом на Север я побывал в Евпатории, положил на могилу Н. А. Токарева цветы и с болью в сердце покинул это священное для меня место. [196]