На Ригу и на Клайпеду

2 сентября Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед 1-м Прибалтийским фронтом новую задачу: прочно обороняясь на шяуляйском и елгавском направлениях, измотать фашистскую танковую группировку, не позволив ей расширить прибрежный коридор из Курляндии в Лифляндию; частью сил совместно с Ленинградским, 2-м и 3-м Прибалтийскими фронтами перейти в наступление на Ригу. В этой операции должны были участвовать армии правого крыла нашего фронта — 4-я ударная и 43-я, а также 3-й гвардейский механизированный корпус. Им предстояло овладеть районом Иецавы и в дальнейшем развить наступление на Ригу.

Штаб артиллерии фронта во главе с генералом Н. С. Медведевым занялся соответствующими расчетами. Надо было в короткий срок провести перегруппировку артиллерии на новое направление, обеспечить ее боеприпасами, спланировать артиллерийское наступление. Артиллерии у нас было достаточно, что позволяло обеспечить и прочную оборону на левом крыле фронта, и высокие артиллерийские плотности на участках прорыва в армиях правого крыла.

Перегруппировка артиллерии была произведена не только своевременно, но даже с опережением графика. Сказывался большой опыт, приобретенный в такого рода [328] перебросках и штабами, и строевыми командирами, и всем личным составом артиллерийских частей и соединений. Мне довелось встретить на марше бригаду орудий большой мощности полковника П. И. Чайковского из 21-й Духовщинской артиллерийской дивизии прорыва. Трактора везли 17-тонные гаубицы со скоростью свыше 10 километров в час при норме 4 километра. Дивизионы шли компактно, строго выдерживая установленную дистанцию. Скорость передвижения очень высокая, а отставших орудий нет. Секрет, оказывается, весьма прост. На марше больше всего изнашиваются траки гусениц и скрепляющие их пальцы. Чем выше скорость, тем сильнее износ. Боевая жизнь научила артиллеристов запасаться этими деталями впрок. На первый взгляд — мелочь, а в результате бригада 203-мм гаубиц совершает марш со скоростью, более чем вдвое превышающей обычную.

Быстрая перегруппировка артиллерии к участкам прорыва, четкая деятельность артиллерийских штабов — все это помогло нам закончить приготовления на сутки раньше намеченного срока. Плотность артиллерии на километр фронта прорыва достигала 186 стволов.

Отлично поработали наши разведчики. Уже к началу 1944 года разведывательный отдел штаба артиллерии нашего фронта пополнился специалистами в различных областях разведки, и сейчас стал тем гибким, слаженным аппаратом, без которого трудно добиться успеха в действиях артиллерии, даже если она достаточно многочисленна. В разведотделе сложилась определенная методика работы. Начальник отдела подполковник В. Богданов обычно находился со мной на командном пункте или в войсках. Его заместитель майор В. Кулев руководил сбором, обобщением и анализом разведданных. Разведсводки ежедневно докладывались начальнику штаба артиллерии фронта, а также в разведотдел штаба фронта. Капитан А. Антонец занимался воздушной разведкой, майор М. Гусев — топографическими подразделениями, майор Ш. Урман — звуковой разведкой, майор Б. Закан — метеослужбой. Четкое разделение труда помогало разведотделу решать все поставленные командованием задачи. Так было и в операции, о которой идет речь. Огневая система обороны противника была полностью вскрыта. [329]

Перед выступлением я, как обычно, побывал в артиллерийских частях и соединениях, предназначавшихся для подавления дальних целей в обороне противника. 28-я пушечная бригада полковника Н. И. Осокина входила в состав армейской артиллерийской группы 4-й ударной армии. Случай позволил мне убедиться в блестящей работе разведчиков бригады и обслуживавшего артгруппу дивизиона артиллерийской инструментальной разведки. Николай Иосифович Осокин и начальник разведки бригады капитан Валерий Антонович Почепко показали мне две карты. На первой из них нанесены координаты предназначенных к подавлению фашистских батарей. Это результат работы штаба 28-й пушечной бригады. Вторая карта — немецкая. Она была отобрана у вражеского летчика-наблюдателя, самолет которого был сбит над нашими позициями. Этот самолет предназначался для корректировки огня своей артиллерии, поэтому на карте были точно нанесены координаты немецких батарей. Когда мы сличили обе карты — нашу и трофейную, то оказалось, что разницы практически никакой нет, координаты батарей совпадали. Вот как мастерски научились работать наши разведчики — специалисты по контрбатарейной борьбе.

Такую же тщательную подготовку разведданных провели и все другие артиллерийские части и соединения, готовящиеся к контрбатарейной борьбе. В 64-й пушечной бригаде полковника А. В. Чапаева в отличного специалиста своего дела вырос начальник разведки бригады майор И. Булгаков. Здесь оборона противника также была вскрыта до деталей.

Наступление планировалось на 15 сентября, но, в связи с тем что подготовка к нему закончилась досрочно, оно было перенесено на 14 сентября. Утро этого дня выдалось мглистое, туман долго не подымался, видимость минимальная. Ни артиллерия, ни авиация действовать достаточно эффективно не могут. Было решено подождать, пока погода прояснится.

Туманная мгла, как одеялом, прикрывала оборону немецко-фашистских войск. Ждем час, другой, третий. Лишь к полудню видимость улучшилась, и мы смогли начать артподготовку. Она была исключительно мощной и эффективной, как и авиационный удар 3-й воздушной армии генерала Н. Ф. Папивина. [330]

В 13.00 наша пехота и танки двинулись в наступление. К исходу дня они уже овладели первой и второй полосами обороны противника, а введенный в прорыв 3-й гвардейский механизированный корпус генерала В. Т. Обухова, выйдя к Иецаве, завязал бой на третьем оборонительном рубеже. Артиллерия противника была подавлена столь надежно, что в первый день наступления огонь вели лишь отдельные его орудия.

Проезжая по освобожденной от врага местности, мы имели возможность наблюдать последствия боевой работы наших групп контрбатарейной борьбы — разбитые орудия, развороченные огневые позиции противника. Нами руководило отнюдь не простое любопытство. У нас вошло в правило: если есть хоть малейшая возможность, надо обязательно зафиксировать результаты артподготовки. Делали наземные и аэрофотосъемки, производили соответствующие измерения в районе подавляемых целей, чтобы впоследствии проанализировать и работу нашей разведки, и работу огневиков — насколько точен был их огонь. Это тоже являлось своего рода учебой.

Запомнились мне огневые позиции двух тяжелых гаубичных батарей противника. Здесь все было разбито, как говорится, вдребезги. Потом я узнал, что батареи подавлял дивизион капитана Шевченко из 64-й пушечной артбригады Чапаева. Еще одна батарея была брошена вражескими артиллеристами после первых же близких попаданий наших снарядов. По разрушениям прочных блиндажей и дзотов можно было определить, что огонь вели 203-мм гаубицы. Надо сказать, эта система вообще отличная по всем показателям. Рассеивание снарядов небольшое, а их разрушительная сила весьма высока. Кроме того, снаряд 203-мм гаубицы, разрываясь, производил на противника сильное моральное воздействие. Когда он взрывался даже за сотню метров, впечатление такое, что взорвался рядом.

На третий день наступления передовые отряды 3-го гвардейского мехкорпуса и 43-й армии подошли к поселку Балдоне, что на Западной Двине, в двинулись к Текаве. До Риги оставалось не более 20 километров. По мере нашего приближения к Риге сопротивление немецко-фашистских войск усиливалось. Гитлеровское командование спешно стягивало к Балдоне резервы, готовясь нанести контрудар по армиям правого крыла 1-го Прибалтийского [331] фронта. Одновременно противник собрал силы и для второго контрудара — в районе Добеле, Жагаре, в полосе 6-й гвардейской армии, то есть там же, где ему не удалось добиться успеха в августовских боях.

16 сентября фашистская танковая группировка в составе 5-й и 12-й танковых дивизий и моторизованной дивизии «Великая Германия» нанесла удар на участке 2-го гвардейского корпуса 6-й гвардейской армии. Ожесточенные танковые атаки противника от Ауце на Добеле в первый день боя принесли ему некоторый успех — гитлеровцам удалось потеснить 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Однако, судя по сведениям разведки, поступавшим в штаб артиллерии фронта, противник не ввел еще в сражение главные свои силы. А они были весьма значительны: только танков и самоходных орудий — 120–140 единиц. Чтобы ликвидировать угрозу прорыва, в полосу 2-го гвардейского стрелкового корпуса в ночь на 17 сентября выдвинулись из армейского резерва 39-я и 71-я истребительно-противотанковые бригады. Разумеется, принимал соответствующие меры и штаб артиллерии фронта. Мы быстро стягивали под Добеле артиллерию с других направлений, и она тотчас поступала в распоряжение командующего 6-й гвардейской армией.

17 сентября противник бросил в бой всю массу танков и несколько пехотных полков. В центре и на левом фланге 2-го гвардейского корпуса положение стало исключительно напряженным. До 60 фашистских танков и самоходок развивали наступление вдоль шоссейной дороги на Добеле. Навстречу прорывающимся танкам был брошен 496-й истребительно-противотанковый полк Героя Советского Союза подполковника М. И. Макарычева.

Во второй половине дня полк занял назначенный рубеж. На самый ответственный участок, на высоту, контролирующую шоссе, Макарычев выдвинул лучшее подразделение — 1-ю батарею капитана П. Н. Дрембача. Уже перед закатом солнца батарея завязала бой с вражеской разведкой — четырьмя танками и тремя бронетранспортерами с пехотой. Три танка были подбиты, остальные машины отошли. Батарея потеряла в бою два орудия, которые тут же по приказу командира полка заменили орудиями, прибывшими из ремонта. Поскольку потери в личном составе были незначительны — несколько человек получили [332] легкие ранения, батарея вновь была полностью боеспособна.

Однако капитан Дрембач не позволил себе успокоиться. Ведь в ходе боя разведка противника установила расположение огневых позиций 1-й батареи. Дрембач перестроил боевой порядок батареи. Пушки выдвинул вперед и правее дороги на новые позиции. Теперь их стволы смотрели перпендикулярно шоссе. Всю ночь трудились батарейцы, окапывая и маскируя орудия.

На рассвете «юнкерсы» обрушили бомбовый груз на уже пустующие огневые позиции на высоте. Туда же ударила немецкая артиллерия. Потом — танковая атака. Семь машин двигались справа и слева от дороги, за ними — цепи гитлеровских автоматчиков. Противник и не подозревал, что пушки 1-й батареи не впереди у него, а на фланге, что наводчики уже держат в перекрестье прицела борта танков.

Капитан Дрембач подал команду: «Огонь!» Прогремели орудийные выстрелы. Вспыхнули два танка, потом еще два. Батарея вела меткий огонь, фашистские танки уходили влево от шоссе и там попадали под огонь других батарей 496-го истребительно-противотанкового полка.

Атака была отбита, но спустя час-полтора гитлеровцы предприняли новую. 27 «юнкерсов» ожесточенно бомбили огневые позиции полка. Макарычеву доложили: подбито четыре орудия. А главное, разбита радиостанция и связь с командованием 2-го гвардейского корпуса потеряна. После авиационного налета 22 фашистских танка устремились к позициям 496-го полка. Главный удар приняла на себя 4-я батарея. Командир орудия Герой Советского Союза сержант А. Л. Казачков, когда выбыл из строя весь расчет, встал к прицелу и подбил два танка.

Перед позициями полка горели уже восемь вражеских машин, но противник продолжал атаковать: пехота приближалась с фронта, танки пошли в глубокий обход, и в трудную эту минуту Макарычев услышал, как за спиной, где-то совсем близко начали бить пушки. Он узнал звонкий голос 76-миллиметровок ЗИС-3! Подмога? Да! Истребительно-противотанковый полк 39-й бригады с ходу занял огневые позиции и ударил в упор по обходящим полк Макарычева танкам противника. Вскоре над головой с ревом пронеслись наши штурмовики — «черная смерть», [333] как называли их фашистские танкисты. Враг опять отброшен с большими потерями.

Это — лишь один из боевых эпизодов тех дней. До 21 сентября вражеская танковая группировка, часто изменяя направления ударов, пыталась прорваться к Добеле. Однако преодолеть оборону 6-й гвардейской армии не смогла. В полосу этой армии уже к 19 сентября мы перебросили 8-ю пушечную артиллерийскую дивизию, 20-ю артиллерийскую дивизию прорыва (без одной бригады) и ряд других частей. Командарм 6-й гвардейской генерал И. М. Чистяков имел в своем распоряжении одиннадцать истребительно-противотанковых полков. Кроме того, и мой фронтовой противотанковый артиллерийский резерв — четыре истребительно-противотанковых полка — был подготовлен к выдвижению к Добеле.

За шесть дней боев враг потерял более 100 танков. Это заставило гитлеровское командование прекратить атаки. 22 сентября части 6-й гвардейской армии с 1-м и 19-м танковыми корпусами перешли в наступление и отбросили противника. Фашисты перешли к обороне.

В то время как 6-я гвардейская армия отражала танковые атаки под Добеле, противник нанес второй контрудар на рижском направлении, под Балдоне. 19 сентября немецко-фашистская группировка — две танковые и четыре пехотные дивизии — атаковала части 43-й армии и 3-го гвардейского механизированного корпуса. С большими потерями противник был отброшен к Риге, где закрепился на рижском оборонительном рубеже.

В этих боях при отражении массированных танковых атак противника хорошо поработали воины 2-й гвардейской минометной дивизии генерала М. Н. Богдана, Тяжелые реактивные минометы били по танкам на дальностях до четырех километров. Этот залповый огонь по скоплениям танков был весьма эффективным не только вследствие прямых попаданий, но и сильной взрывной волны, заставлявшей вражеских танкистов поворачивать обратно.

Батарея капитана Полозова из 1-го дивизиона 20-й гвардейской минометной бригады полковника И. Г. Прокопова впервые вела стрельбу прямой наводкой. Для того чтобы придать направляющим, по которым скользят реактивные снаряды, малый угол возвышения, воины выкапывали глубокую аппарель, куда заезжала боевая [334] машина. Стрельбу прямой наводкой вели на дальностях в 1000–1500 метров. Опыт дал положительный результат и был распространен в других бригадах 2-й гвардейской минометной дивизии. Однако должен еще раз подчеркнуть, что и этот способ использования реактивных минометов был возможен лишь при отражении массированных танковых атак, то есть в том случае, когда на ограниченной площади находится достаточно много подвижных бронированных целей.

Артиллерийские командиры из стрелковых соединений, в полосе которых в разное время действовали бригады 2-й гвардейской минометной дивизии, дали хорошие отзывы о боевой работе реактивных минометов. Например, командующий артиллерией 77-й стрелковой дивизии подполковник Селенинов писал в своем отчете, что, поддерживая части 77-й дивизии, 1-й дивизион 20-й гвардейской минометной бригады уничтожил 30 танков, 4 самоходно-артиллерийские установки, минометную и артиллерийскую батареи противника и до батальона его пехоты. Такие же отзывы получили и воины других бригад 2-й гвардейской минометной дивизии — 17-й и 26-й.

19 сентября московское радио передало приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Баграмяну. В приказе объявлялась благодарность войскам 1-го Прибалтийского фронта, которые за четыре дня наступательных боев юго-восточнее Риги, прорвав оборону противника, продвинулись вперед до 40 километров, расширив фронт прорыва до 120 километров. В числе артиллерийских командиров, соединения которых заслужили благодарность Верховного Главнокомандующего, были названы генерал Богдан, полковники Чайковский, Чапаев, Осокин и другие наши товарищи.

К концу сентября стратегическая обстановка в Прибалтике резко изменилась. Прорыв войск 1-го Прибалтийского фронта к Риге, успешные наступательные действия соседних фронтов вынудили командование немецко-фашистской группы армий «Север» спешно отводить главные силы на рижский укрепленный плацдарм и далее к югу. Этим противник пытался одновременно решить две задачи: во-первых, удержать за собой хотя бы часть центральной и южной Прибалтики и, во-вторых, обеспечить коммуникации с Восточной Пруссией и фланговую связь [335] со своей центральной группировкой. Гитлеровцы перебросили на рижское направление 14-ю танковую дивизию, танковую бригаду «Гросс», 101-ю танковую бригаду, 11-ю и 263-ю пехотные дивизии и ряд других частей. Кроме того, для контрудара под Добеле подтянули из-под Мемеля моторизованную дивизию «Великая Германия», 4-ю танковую дивизию и часть 7-й танковой дивизии. Таким образом, на мемельском направлении перед 1-м Прибалтийским фронтом из 19 дивизий противник оставил только 4.

Получив эту информацию, Ставка решила изменить направление главного удара 1-го Прибалтийского фронта. Согласно ее новой директиве войскам фронта предстояло нанести рассекающий удар от Шяуляя к Мемелю (Клайпеде) и, выйдя к побережью Балтики, отрезать с юга от Германии группу армий «Север». Директива требовала начать наступление 2 октября (затем этот срок был перенесен на 5 октября).

В нашем распоряжении оставались считанные дни для того, чтобы перебросить из-под Риги к Шяуляю, на расстояние более 150–160 километров, крупные массы войск. Дело осложнялось тем, что непрерывные, переходящие в ливни дожди превратили дороги в вязкую трясину. Кроме того, чтобы сохранить в тайне от противника подготовку к новому наступлению, цель перегруппировки запрещалось доводить до широкого сведения.

Такой сложной перегруппировки войск, в частности артиллерии, в таких труднейших условиях, в такие короткие сроки (шесть дней) и в ходе уже начавшейся фронтовой наступательной операции нашему фронту проводить не приходилось. Ввиду особой поучительности этой перегруппировки я позволю себе остановиться на ней несколько подробнее.

Перебрасывались на новое направление четыре общевойсковые (6-я гвардейская, 4-я ударная, 43-я и 51-я) армии, 5-я гвардейская танковая армия, ряд частей усиления и свыше 9 тысяч орудий и минометов.

В планировании и организации этой перегруппировки большая заслуга принадлежит штабу фронта, которым руководил его опытнейший начальник генерал В. В. Курасов. В соответствии с фронтовым планом штаб артиллерии фронта, возглавляемый генералом Н. С. Медведевым, составил план артиллерийской перегруппировки. [336]

Начну с маскировки передвижения артиллерии и тесно с ней связанных мер по дезориентации противника. Все части и соединения, уходящие на новое направление, передвигались только ночью, с потушенными фарами. А части, прибывающие им на смену из 2-го Прибалтийского фронта, наоборот, двигались днем, чтобы создать впечатление усиливающейся здесь группировки. На позициях по-прежнему горели костры, когда налетала авиация, их гасили, зенитная артиллерия вела интенсивный огонь.

Основная масса артиллерии была уже в пути, но с оставленных позиций в привычном для противника режиме вели огонь тяжелые и большой мощности орудия и установки гвардейских минометов. Из каждого дивизиона 203-мм гаубиц было оставлено для этой цели по батарее, от каждой бригады тяжелых гвардейских минометов — по три установки. Кочуя с одной позиции на другую, с основной на запасную, с запасной на ложную и т. п., они должны были создать (и создали!) у противника уверенность: артиллерия 1-го Прибалтийского фронта стоит на месте и в прежней группировке. Орудия из 138-й пушечной артбригады производили даже пристрелку реперов, 151-я армейская пушечная артбригада вела огонь по специальному плану огневой маскировки, 55-я и 60-я гаубичные артбригады производили дальние огневые налеты по разведанным целям. Разумеется, все это было делом далеко не таким простым, как может показаться на первый взгляд, ибо требовало от людей громадного физического и нервного напряжения, связанного с частыми переходами с позиции на позицию, а проще говоря — одному орудийному расчету приходилось подчас работать за целую батарею, а батарее — за дивизион, а то и за два дивизиона.

Проводился также демонстративный вывод артиллерии на позиции к переднему краю. Она поддерживала огнем такие же демонстративные поиски разведывательных групп. Пустующие наблюдательные пункты «оживляли» — осколки стекла, бликующие под лучами солнца, изображали оптику биноклей и стереотруб. Поднимались в воздух и аэростаты наблюдений.

Одновременно на новом направлении, куда прибывали войска и артиллерия 1-го Прибалтийского фронта, на шяуляйском, принимались все меры, чтобы успокоить противника, [337] внушить ему уверенность: здесь наступления не жди! Рылись новые линии окопов, ставились проволочные заграждения и минные поля. Если на прежних рубежах радиосвязь работала в обычном режиме и допускалась даже передача сообщений открытым текстом, то под Шяуляем даже кодированные передачи, касающиеся будущей операции, были строжайше запрещены. Вместе с тем мы не имели права изображать из себя молчальников, набравших в рот воды. Противник обязан был, прослушивая эфир, ловить наши радиопередачи, должен был чувствовать на себе огонь нашей артиллерии. Иначе он заподозрил бы неладное. Нужно было во всем соблюдать чувство меры, и эта мысль также воплотилась в плане маскировки и дезинформации.

Комендантская служба на путях переброски войск действовала по специальной инструкции, причем ее требования каждый начальник выполнял беспрекословно невзирая на звание и должность. Были назначены для войск и артиллерии рубежи регулирования, районы дневок и сосредоточения, вывода в позиционные районы.

Полковая и батальонная артиллерия передвигалась в составе войсковых колонн, дивизионная — отдельной колонной по маршруту своей дивизии. Артиллерия усиления двигалась самостоятельными маршрутами — например, в 43-й армии по двум маршрутам для конной тяги и двум для автотракторной.

Особое внимание и штаб фронта и штаб артиллерии фронта обращали на постоянную готовность передвигавшихся частей и соединений к противотанковой и противовоздушной обороне. В районах дневок и сосредоточения средства ПТО и ПВО немедленно развертывались для боя. На марше батальонная артиллерия двигалась за головной ротой стрелкового батальона, полковая — за головным батальоном стрелкового полка. Кроме того, со стрелковыми батальонами шли по два-три противотанковых орудия, отделение противотанковых ружей, отделение саперов с противотанковыми минами.

Армейские роты воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС) развертывали посты по обеим сторонам того или иного маршрута, в 3–4 километрах от него, и перемещались перекатами. Соответственно передвигалась и зенитная артиллерия. [338]

28 сентября вслед за 5-й гвардейской танковой армией двинулась к Шяуляю и артиллерия усиления — две артиллерийские дивизии прорыва, пушечная дивизия, три зенитные дивизии и четыре отдельных зенитных полка, более десяти соединений и частей гвардейских минометов. Вся перегруппировка, в том числе и артиллерии, строго контролировалась штабами армий и фронта.

Перегруппировка прошла организованно. Правда, без происшествий не обошлось. Командующий фронтом генерал Баграмян, облетая на самолете район перегруппировки, увидел на дороге машины воздухоплавательного отряда. Нарушая приказ, эти машины с приподнятыми над ними аэростатами днем двигались в непосредственной близости от линии фронта. Понятно, что вопиющая эта халатность была тут же расследована и виновники понесли строгое наказание.

В общем и целом перегруппировка войск фронта осталась противником незамеченной. Как явствует ныне из зарубежных источников, лишь за один день до начала нашего наступления гитлеровское командование узнало о нем. Однако за такой короткий срок действенных контрмер противник предпринять уже не мог.

Поскольку сроки подготовки к операции были предельно сжатыми, следовало заранее позаботиться о разного рода делах, которые могли задержать развертывание артиллерии на новом направлении и ее готовность к наступлению. С большой группой штабных работников, в числе которых были начальник оперативного отдела штаба артиллерии полковник Б. И. Смирнов, начальник разведотдела полковник В. Богданов, представители отдельных соединений и частей и другие товарищи, я выехал в Шяуляй. Мы в первую очередь развернули органы разведки и управления, организовали не только выбор, но и оборудование огневых позиций, топоподготовку, рекогносцировали местность на участках прорыва, собрали схемы целей, пристрелочные данные от частей, находившихся в этих районах. Таким образом, прибывающую артиллерию встречали уже как гостей — на все готовое. Эти заранее проведенные мероприятия позволили без промедления включиться в боевую работу даже тем артиллерийским частям, которые прибыли на позиции буквально накануне дня наступления.

По замыслу командующего фронтом генерала Баграмяна [339] оборона противника прорывалась одновременно в двух направлениях — из районов северо-западнее и юго-западнее Шяуляя. Главный удар северо-западнее Шяуляя наносился 6-й гвардейской, 43-й и 5-й гвардейской танковой армиями (51-я армия — во втором эшелоне). Второй удар юго-западнее Шяуляя наносила 2-я гвардейская армия.

На участках прорыва были созданы крупные артиллерийские группировки, основу которых составляли две артиллерийские дивизии прорыва РГК и одна пушечная дивизия. Была создана фронтовая артиллерийская группа с подгруппами — в полосе 6-й гвардейской армии из трех тяжелопушечных бригад (26, 4 и 353-я) и в полосе 43-й армии из четырех тяжелопушечных бригад (27, 28, 37 и 64-я). Во 2-й гвардейской армии создавалась армейская артиллерийская группа в составе трех тяжелопушечных бригад (53, 138 и 150-я). На эти группы возлагалась задача борьбы с артиллерией противника, с резервами, дальними целями и обеспечение ввода в прорыв подвижных групп, а также ряд других задач по обеспечению прорыва. На участке 6-й гвардейской армии генерала И. М. Чистякова (подвижная группа — 19-й танковый корпус генерала И. Д. Васильева) артиллерийские плотности составили 195 орудий и минометов на километр фронта; в 43-й армии генерала А. П. Белобородова (подвижная группа — 5-я гвардейская танковая армия генерала В. Т. Вольского) — по 202 орудия и миномета на километр фронта; во 2-й гвардейской армии генерала П. Г. Чанчибадзе (подвижная группа — 1-й танковый корпус генерала В. В. Буткова) — по 195 орудий на километр фронта.

К рассвету 5 октября артиллерия была готова к открытию огня, однако погода по-прежнему была дождливая, с сильным туманом. Командующий фронтом генерал Баграмян приказал повременить с началом наступления, пока погода не улучшится и авиация сможет действовать по утвержденному плану.

В 11.30 командующий дал сигнал. Штурмовики и бомбардировщики 3-й воздушной армии нанесли удар по обороне противника, одновременно началась артподготовка. Более десяти тысяч орудий и минометов обрушили на вражеские позиции шквал огня. По переднему краю били орудия прямой наводкой. Учитывая большую плотность [340] артиллерии, артиллерийское наступление начиналось мощным двадцатиминутным огневым налетом всей артиллерии по разведанной системе обороны на всю глубину я орудиями с открытых позиций прямой наводкой по переднему краю. В дальнейшем предполагалось разрушение уцелевших целей и оборонительных сооружений вести с закрытых позиций в течение тридцати минут и предусматривался десятиминутный огневой налет перед атакой передовых батальонов. Однако уже после двадцатиминутного артналета пошли в атаку передовые батальоны. В течение часа они прорвались в глубину фашистской обороны на 2–4 километра. Удар оказался столь сильным и неожиданным, что войска противника, занимавшие главную полосу обороны, обратились в бегство, бросая оружие и технику. С вводом в бой главных сил первого эшелона темпы нашего продвижения возросли. К исходу первого дня 6-я гвардейская и 43-я армии продвинулись до 17 километров в глубину, расширив фронт прорыва до 75 километров. Юго-западнее Шяуляя, в полосе 2-й гвардейской армии, фашисты оказали более упорное сопротивление. Но и здесь наши войска продвинулись на 8 километров.

На второй день наступления на направлении главного удара при мощной авиационно-артиллерийской поддержке была введена в прорыв 5-я гвардейская танковая армия генерала Вольского. Противник тоже ввел в бой резервы — три танковые дивизии, но они были разбиты и отброшены.

Командующий фронтом продолжал наращивать усилия в полосе главного удара. Из-за смежных флангов 6-й гвардейской и 43-й армий вошла в сражение 51-я армия генерала Я. Г. Крейзера. На правом крыле фронта перешла в наступление 4-я ударная армия генерала П. Ф. Малышева. Успешно продвигались и соединения нашего соседа слева — 3-го Белорусского фронта.

Рассекающий удар от Шяуляя на Клайпеду развивался стремительно, 5-я гвардейская танковая и 51-я армии, находившиеся на острие удара, быстро приближались к берегам Балтийского моря, отрезая правое крыло группы армий «Север» от Восточной Пруссии.

9 октября командующий 5-й гвардейской танковой армией доложил в штаб фронта: «Форсировал реку Миния. Впереди море». Противник, перебросив на этот участок [341] пять дивизии, попытался остановить продвижение наших войск. Однако все контратаки были отбиты, и 10 октября, на шестой день операции, танки генерала Вольского и передовые части 51-й армии генерала Крейзера вышли на побережье Балтики на участке Руцава, Паланга. Командиры-танкисты, в том числе старый мой друг по 4-й ударной армии, ныне командир танкового корпуса генерал Малахов, прислали в штаб фронта бутылки с морской водой — как вещественное доказательство своей победы.

Однако взять Клайпеду с ходу не удалось. Гитлеровцы создали здесь разветвленную сеть оборонительных сооружений. Опираясь на них, город и подступы к нему защищали две пехотные и две танковые дивизии. Пришлось блокировать Клайпеду. Освобождена она была лишь три месяца спустя совместными усилиями 4-й ударной армии и Краснознаменного Балтийского флота.

12 октября командующий фашистской группой армий «Север» предпринял еще одну, последнюю попытку восстановить сухопутную связь с Восточной Пруссией, прорвавшись через полосу 2-й гвардейской армии. Когда 16-я литовская стрелковая дивизия перерезала дорогу из Клайпеды на Тильзит, фашисты нанесли удар по этой дивизии.

Несколько суток шел жестокий бой, противник был разбит и отброшен. Геройски дрались артиллеристы литовской дивизии. Они стояли насмерть. Наводчик орудия ефрейтор Григорий Ушполис поджег несколько танков и бронетранспортеров, был дважды ранен, но не покинул поле боя. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Наводчик Цендалис Борисас уничтожил «тигр» и «фердинанд» и, тяжело раненный, продолжал вести огонь из орудия, пока его не сразила вражеская пуля. На боевом посту, уничтожив несколько танков и десятки гитлеровцев, погибли командир орудия сержант Григорий Терентьев и наводчик младший сержант Стасис Шейнаускас. Этим отважным артиллеристам посмертно было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

За боевые подвиги, совершенные в Шяуляйско-Мемельской операции, Золотая Звезда Героя Советского Союза засияла на груди подполковника Ф. Лысенко, майора В. Виленского, младшего сержанта Ф. Зацепилова, старшего сержанта В. Федотова, сержанта К. Шураса, а [342] 16-я стрелковая дивизия была награждена орденом Красного Знамени.

Командование немецко-фашистской группой армий «Север», потерпев неудачи в попытках восстановить связь с Восточной Пруссией, опасаясь расчленения своих войск, было вынуждено начать отход и на рижском направлении и 13 октября оставило Ригу. Под ударами советских войск 16-я и 18-я немецкие армии отступали на север, на Курляндский полуостров. Там, в так называемом курляндском котле, вражеские войска были блокированы до самого конца войны.

На фронте 2-й гвардейской армии противник был отброшен за Неман, к Тильзиту. Войска 1-го Прибалтийского фронта вышли к границам Восточной Пруссии. В этих боях мы широко использовали трофейную артиллерию. Сформировали несколько батарей из 75, 105 и 155-мм немецких орудий, а боеприпасов в захваченных складах оказалось более чем достаточно. Эти батареи разрушили 115 дзотов, потопили на Немане несколько пароходов и самоходных барж, плавучий кран, уничтожили много живой силы противника.

С выходом войск 1-го Прибалтийского фронта к берегам Балтийского моря почти вся территория советских республик Прибалтики была освобождена. Немецко-фашистские войска оставались лишь в курляндском котле да на небольшой прибрежной полоске в районе Клайпеды.

В освобождении Прибалтики немалую роль сыграли национальные формирования. Я уже неоднократно упоминал о боевых делах 16-й литовской стрелковой дивизии генерал-майора А. И. Урбшаса. В составе других фронтов хорошо сражались воины 8-го эстонского гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Л. А. Пэрна и 130-го латышского стрелкового корпуса генерал-майора Д. К. Бранткална.

Большую помощь нам оказывали местные партизаны и партийное подполье. В ходе боев за советскую Прибалтику и сразу после ее освобождения мне довелось встретиться с некоторыми из руководителей партизанского движения, действовавшими в полосе нашего и соседних фронтов, о других я знал по рассказам товарищей.

В Литве партизанской борьбой оперативно руководил ЦК Компартии Литвы во главе с А. Ю. Снечкусом. Северную [343] группу партизанских отрядов возглавлял М. Ю. Шумаускас, ныне председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР, южную группу — Г. О. Зиманас, ныне редактор журнала «Коммунист», органа ЦК Коммунистической партии Литвы. Уже в сорок третьем на фронте узнали о героической дочери литовского народа Марии Мельникайте, павшей от рук гитлеровских палачей. М. Ю. Мельникайте посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

В Латвии под руководством ЦК Латвийской Компартии во главе с Я. Э. Калнберзиным самоотверженно боролись с фашистами партизанские отряды товарищей О. П. Ошкална, В. П. Самсона и других опытных командиров. Когда я приехал в Ригу, то с горечью узнал, что незадолго до освобождения города гестаповцы схватили и казнили Иманта Судмалиса — того замечательного вожака комсомольцев и молодежи Лиепайского уезда, с которым я познакомился за несколько недель до начала войны. Судмалис геройски сражался в рядах защитников Лиепаи в июне сорок первого, потом участвовал в создании первых партизанских групп и отрядов, руководил целым рядом дерзких боевых операций в тылу врага. Советское правительство присвоило ему посмертно звание Героя Советского Союза.

С эстонскими партизанами мне не довелось встречаться, так как район их действий лежал далеко северней полосы 1-го Прибалтийского фронта. Но из рассказов запомнились мне имена товарищей Кульман, Юриссона. Хелене Кульман, героическая девушка, как и Мельникайте, не дожила до радостного дня освобождения Прибалтики от фашистских оккупантов. Она погибла, посмертно ей тоже было присвоено звание Героя Советского Союза. А Юриссон, насколько мне известно, стал впоследствии директором Сельскохозяйственного института Академии наук Эстонской ССР.

Самоотверженная борьба партизан Прибалтики, большие жертвы, которые они принесли во имя победы над фашизмом, окупились сторицей. После трех лет мрака и зверств фашистской оккупации красные знамена опять взвились над освобожденными городами и селами советских прибалтийских республик. [344]