На пылающих плацдармах
На рассвете 26 августа после мощной артиллерийской подготовки при поддержке авиации перешли в наступление войска Центрального фронта. Главный удар наносила 65-я армия генерала П. И. Батова и 2-я танковая армия генерала С. И. Богданова на севском направлении.
Предстояло прорвать мощную оборону противника, которую гитлеровцы готовили и совершенствовали более шести месяцев. Передний край проходил, как правило, по выгодным в тактическом отношении рубежам, в том числе вдоль высокого берега рек Сейм и Сев. Подступы к вражеским позициям были прикрыты многочисленными минными полями и другими инженерными заграждениями.
В составе 65-й армии действовали 2, 4, 5 и 7-й гвардейские батальоны инженерных заграждений и одна рота 6-го гвардейского электротехнического батальона. 1-й и 3-й гвардейские батальоны инженерных заграждений и две роты 6-го гвардейского электротехнического батальона были направлены для усиления инженерных частей 60-й армии (командующий генерал-лейтенант И. Д. Черняховский), которая наносила вспомогательный удар южнее Севска.
Еще за десять дней до наступления части бригады приступили к усиленной инженерной разведке противника. Были подготовлены маршруты для ввода в прорыв в полосе наступления войск П. И. Батова и 2-й танковой армии генерала С. И. Богданова. Роты электротехнического [110] батальона установили электризуемые препятствия на некоторых участках нашей обороны.
За время подготовки к наступлению, с 16 по 26 августа, части бригады разведали и разминировали пятьсот километров дорог, обезвредили более четырех тысяч мин, проделали пятьдесят пять проходов в минных полях и тридцать два в проволочных заграждениях. Причем разминирование в основном производилось за два-три дня до начала наступления. Заранее были подготовлены моторизованные отряды заграждений для отражения возможных контратак при действиях в глубине обороны противника.
Каждый отряд, как правило, состоял из роты саперов на автомашинах и имел двести пятьдесят — триста пятьдесят противотанковых мин. Получив задачу и определив возможные направления контратак противника, командир ПОЗа организовывал взаимодействие с пехотой и артиллерией, на карте намечал маршруты движения и места установки минных полей.
Бои под Севском сразу же приняли крайне ожесточенный характер. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, в воздухе постоянно висели фашистские самолеты, сюда срочно подтягивались подкрепления. Несмотря на это, войска 65-й армии уже к исходу первого дня наступления успешно форсировали реку Сев и стали обходить Севск с северо-запада. На второй день наступления была введена в сражение 2-я танковая армия. К вечеру того же дня совместными действиями пехотинцев и танкистов старинный русский город Севск был освобожден.
За два дня боев части нашей бригады обезвредили около пятнадцати тысяч мин, сто сорок два различных взрывных сюрприза, проделали шестьдесят проходов в минных полях и проволочных заграждениях. Рота 8-го гвардейского батальона сразу же после освобождения Севска приступила к его разминированию. На случай танковых контратак врага в полной боевой готовности были ПОЗы.
Подтянув свежие силы, гитлеровцы упорными контратаками пытались сдержать наступление армий Центрального фронта. Особенно упорно фашисты контратаковали севернее Севска, на правом фланге 65-й армии.
В отражении вражеских контратак большая роль принадлежала и нашим подвижным отрядам заграждений. [111]
Наиболее успешно развивалось наступление 60-й армии. Командующий армией генерал-лейтенант Иван Данилович Черняховский исключительно скрупулезно готовил прорыв. Была проведена тщательная разведка обороны врага, найдены в ней слабые места. Командарм требовал от штаба исчерпывающих сведений о противнике. Когда разведчики доложили, что перед позициями гитлеровцев нет никаких минных заграждений, Черняховский этому не поверил. Опыт подсказывал, что это маловероятно, так как гитлеровцы давно занимают оборону в этом районе. Генерал вызвал начальника инженерных войск армии полковника З. А. Концевого и приказал в состав группы разведчиков включить самых опытных минеров. В результате разведки выяснилась совершенно неожиданная картина. То, что мы принимали за передний край, оказалось позициями боевого охранения, а подлинный передний край проходил в полутора-двух километрах. Фактический передний край прикрывали минные поля.
После успеха, наметившегося у Черняховского, в штаб бригады позвонил начальник инженерных войск фронта генерал Прошляков.
— Срочно перебросьте в шестидесятую армию еще два батальона инженерных заграждений!
Командир бригады, начальник штаба и я склонились над картой.
— Возьмем из шестьдесят пятой батальон Козлова, он ближе всего к армии Черняховского, и направим из резерва батальон Куща! — предложил Соколов.
— Добро, — согласился Иоффе. — Вам, Виктор Кондратьевич, надо будет поехать к Концевому, организовать взаимодействие.
Начальник инженерных войск 60-й армии полковник Концевой коротко сообщил мне:
— Сейчас самую ответственную задачу решает батальон Гасенко — проделывает проходы в глубине вражеской обороны для второй танковой армии.
До командного пункта батальона добрался с трудом — все дороги были забиты танками и автомашинами с людьми, боеприпасами, горючим. Майор Г. И. Гасенко доложил, что роты заняты проделыванием проходов на направлении главного удара танковой армии. Только что получено сообщение, что встретились мины какой-то совершенно новой конструкции. [112]
Поехали вместе. Около прохода нас встретил командир взвода младший лейтенант Н. Полищук.
— Какие-то странные мины. Никогда такие не встречались... Может, это ловушки?
Действительно, в земле виднелись несколько небрежно замаскированных металлических баллонов, от которых тянулись электрические провода. Да это же гитлеровские фугасные огнеметы! Показываю, как их обезвредить. За короткое время взвод Полищука обнаружил и снял около сорока фугасных огнеметов и в срок проделал проходы в минном поле.
...С высокого холма, на котором расположен наблюдательный пункт батальона, хорошо была видна вьющаяся змейкой в сторону передовой грунтовая дорога. Вот из придорожных кустов на дорогу выехала повозка. И сразу же вокруг повозки заплясали черные столбы разрывов снарядов и мин. Ее заволокло дымом и пылью.
— Накрылись! — негромко произнес кто-то из стоявших рядом офицеров.
— Да нет, вроде жив повозочный! — заметил Гасенко, наблюдавший эту картину в бинокль. — Да это же наш Нрушанов, казах, повез обед в роту капитана Курносова!
Дым рассеялся, и теперь уже и простым глазом было видно, как ездовой, яростно нахлестывая лошадей, мчался в самое пекло боя, торопясь доставить горячую пищу своим товарищам.
В 11 часов в небо взвилось несколько разноцветных ракет. Из рощиц, оставляя за собой густой шлейф пыли, к проходам потянулись колонны танков. Почти тотчас же открыла яростный огонь вражеская артиллерия. Вскоре в небе появились десятки «юнкерсов» в сопровождении тупоносых «фокке-вульфов». Но над полем боя дежурили наши «Яковлевы» и «лавочкины». Завязался ожесточенный воздушный бой. Однако сейчас нам не до его результатов...
Ведь сейчас передовые танки должны быть уже в проходах. А сквозь густое облако пыли и дыма даже в бинокль ничего не видно. «А вдруг там осталась какая-нибуть случайная мина?» — мелькает мысль, от которой становится холодно в жаркий августовский день. Вздыхаю с облегчением, когда приходит донесение: «Все танки прошли без единой потери!»
Развивая стремительное наступление на Глухов, вперед [113] вырвался 9-й танковый корпус. Пытаясь сдержать его продвижение, гитлеровцы на рассвете 1 сентября предприняли контратаку силами до полка пехоты при поддержке тридцати — сорока танков и бомбардировочной авиации из района Марчихина Буда. Батальону майора Гасенко было приказано установить минные поля на пути движения гитлеровских танков.
Минут через тридцать саперы роты старшего лейтенанта И. К. Сербина уже устанавливали мины на лесных дорогах и просеках юго-западнее Марчихина Буда.
Вражеская авиационная разведка, по-видимому, докладывала в гитлеровский штаб, что здесь нет советских войск. Поэтому танки с черно-белыми крестами на броне шли колонной на большой скорости. В считанные минуты подорвалось сразу шесть вражеских машин. Колонна остановилась и открыла беспорядочный огонь. Вперед поползли саперы гитлеровцев проделывать проходы.
Старший лейтенант Сербин стал отводить свою роту. Одновременно саперы на лесных дорогах поставили еще по пятнадцать — двадцать противотанковых мин. Через некоторое время фашистские танки по проделанным проходам вновь двинулись вперед. Однако вблизи хутора Веселый Гай тяжелые взрывы ухнули под гусеницами еще нескольких танков. Гитлеровских саперов встретил плотный автоматный огонь наших гвардейцев. Вновь загрохотали длинноствольные пушки вражеских танков, и вновь по пустому месту. Сербии уже вывел своих людей из-под огня и приступил к постановке мин на новом рубеже. Только за один день на минах, установленных его ротой, враг потерял девять танков и два бронетранспортера.
Это результат действий только одной роты. Ну а где же были в это время две другие роты батальона майора Гасенко? Они предназначались для сопровождения танков и во время встречного боя практически бездействовали.
— Как считаете, какая главная задача батальона в сложившейся обстановке? — спрашиваю майора Гасенко.
— Сопровождение танков в глубине обороны противника! — последовал четкий ответ.
Пришлось объяснить командиру батальона, что для этого в первую очередь должны привлекаться войсковые саперы. Лишь в самых трудных случаях им следует помогать в проделывании проходов. Главная задача батальонов [114] бригады — действовать в качестве подвижных отрядов заграждений против вражеских танков.
Вспомнил первые шаги ПОЗов под Сталинградом, их высокую эффективность во время Курской битвы. Однако теперь пора переходить на новую, высшую ступень применения ПОЗов. Под Курском наши саперы заблаговременно устанавливали целые полосы минных заграждений, часто и там, где противник не переходил в наступление. Это делалось потому, что мы на первом этапе битвы оборонялись, а гитлеровцы выбирали время и направление для наступления. Сейчас положение коренным образом изменилось. Наступаем мы. Значит, иной должна быть и тактика.
Нужно сократить до минимума минные поля в глубине своей обороны, да и на переднем крае ставить их с учетом обстановки. Количество же подвижных отрядов заграждений необходимо увеличивать. Каждый ПОЗ должен иметь автотранспорт, достаточный запас противотанковых мин, определенное количество взрывчатых веществ с капсюлями-детонаторами и огнепроводным шнуром. Все возможные пути движения вражеских танков должны быть тщательно отрекогносцированы, места установки мин намечены заранее, каждый офицер, сержант и солдат ПОЗа должен четко знать свои обязанности. Действия подвижных отрядов заграждений должны быть увязаны с действиями противотанкового резерва. Именно к этому мы сейчас должны готовить наших людей...
Наступление войск 60-й армии стремительно развивалось. 30 августа был освобожден город Глухов. Еще через два дня наши войска на этом участке фронта продвинулись в юго-западном направлении на шестьдесят километров, расширив фронт прорыва до ста километров.
Армия вырвалась далеко вперед. Соседи справа и слева отстали, в результате фланги обнажились. Для их прикрытия решено было использовать наши батальоны инженерных заграждений: на правом фланге — 1-й и 3-й, на левом — 6-й.
Положение на правом фланге в районе Марчихина Буда сложилось довольно напряженное. Противник, занимавший западную часть обширного Хинельского леса, сосредоточивал, по донесениям разведки, крупные силы и [115] готовился к контратакам. Поэтому оба наши батальона должны были действовать поротно в качестве подвижных отрядов заграждений.
Однако уже в первых числах сентября, ввиду успешного продвижения вперед правофланговой 65-й армии, наши 1-й и 3-й батальоны были сняты с занимаемых рубежей и выведены в резерв.
Меня, как и всех советских людей, не могли не волновать успехи наших войск на Украине. Однако к этому присоединялось и свое личное. Ведь там небольшой, одноэтажный городок Лебедин. В нем прошло мое детство, а главное — в Лебедине остался отец, которому шел уже восьмой десяток (мать умерла перед войной, в сороковом году).
В сентябре во время короткого затишья на фронте ко мне подошел подполковник Коробчук. Поговорив о делах бригадных, Владимир Никитович поинтересовался:
— Что Лебедин освободили, известно?
— Да, знаю...
— Как, три дня хватит?
— Что три дня? — не понял я.
— Да съездить в Лебедин проведать родственников и вернуться. — И, предупреждая мой вопрос, Коробчук сказал: — С Михаилом Фадеевичем вопрос согласован. Долго думали, в праве ли отпускать тебя в такое горячее время даже на несколько дней. Решили, что для пользы дела — нужно. Увидишься с отцом — спокойнее будешь воевать, злее фашистов бить станешь.
...С волнением подъезжал к городу своего детства. Уже на окраине понял, что сильных боев за Лебедин не было: особых разрушений не видно. Вот и родная хата. Потемневшая от времени солома на крыше, небольшие оконца без ставен. Когда взялся рукой за знакомую скобу на калитке, услышал, как стучит сердце. Во дворе пусто. Дверь в хату не заперта. Вхожу. Первое, что бросилось в глаза, — моя собственная фотография, висящая на самом видном месте в горнице. Предвоенная, со «шпалами» военинженера 3 ранга в петлицах. Оборачиваюсь на скрип двери. В дверном проеме — пожилая женщина в темном платке. С трудом узнаю двоюродную сестру Клавдию Константиновну. [116] «Как она постарела! А ведь ей не больше сорока...»
— Откуда, Виктор? Вернулся до ридной хаты... — А на глазах слезы.
— Где батя? — От волнения у меня срывается голос.
— Так вин на работе, в Заготзерне...
Чтобы не терять ни минуты, подъезжаю к знакомому двору конторы Заготзерно.
— Где тут Харченко?
— Да вон, у клуни робе. Косы клепае...
Из маленького покосившегося сарайчика слышны мелодичные удары по металлу. Вошел. На обрубке дерева сидел родной человек и маленьким молоточком отбивал косу. Отец, не вставая, до боли знакомым жестом поднял очки на лоб и ровным голосом, будто расстались мы только вчера, произнес:
— А, Виктор, приншов? А я и знав, шо ты вернишься!
И такая уверенность и сила была в этих простых словах, что сердце мое переполнилось гордостью за отца, простого, не очень грамотного человека, ни на минуту не сомневавшегося, что Красная Армия обязательно прогонит фашистов. В эти мгновения отец был для меня олицетворением тысяч советских людей, освобожденных нами и еще ждущих вызволения от фашистской неволи на Левобережной Украине и далее за Днепром...
— Ну, поехали, батя, до дому!
— Да ни, сынку, не можу, косы надо отбивать!
Пришлось пойти к управляющему конторой, который приказал «упрямцу» отправляться домой.
Только на улице я заметил, как постарел отец. Сколько седины в бородке и усах. А ведь когда я его видел в последний раз до войны, они были еще черными.
Дома, по обычаю, позвали в гости ближайших соседей. Из вещмешка вытащил бутылку водки, шмат сала, пару банок американской колбасы, буханку хлеба — скромный фронтовой подарок. Клавдия Константиновна принесла откуда-то четверть с буряковым самогоном. Выпили за победу над проклятым фашистом, за ридного батьку Сталина, чтобы сыновья живыми вернулись домой...
До утра проговорили с отцом. Он скупо рассказывал о жизни в оккупации. Питались в основном картошкой с огорода. Масла, мяса не видели, что самое страшное — не было соли. Несколько раз гитлеровцы пытались назначить [117] квартальным старостой. Когда отказывался — грозились расстрелять. Отстоял жилец — унтер-офицер, словак, насильно мобилизованный в гитлеровскую армию. Во время боев за город отсиживались в погребе...
Когда окна стали серыми, начал собираться.
— Куда, сынку? Может, еще останешься на денек?
— Надо, батько! Надо!
На прощание отец дал мне маленький мешочек с сушеными тыквенными семечками:
— Ничего дома немае... Полузгаешь на досуге!
На востоке только забрезжили первые солнечные лучи, а под колеса нашей машины уже лег десяток километров украинской земли. Через сутки с небольшим, невзирая на забитые прифронтовые дороги, благодаря умению водителя Володи Козлова, мы были в штабе бригады.
Передовые части Центрального фронта 3 сентября вышли к Десне южнее Новгород-Северского. В штабе бригады срочно клеили новые карты. Дел у всех хватало. Поэтому встреча с Иоффе была теплой, но короткой.
— Как, встретил отца? Ну и отлично! Собирайся в шестьдесят пятую к Швыдкому. У него предстоят серьезные дела!
Мне пришлось, что называется, с ходу ехать на плацдармы, захваченные войсками 65-й армии на правом берегу Десны. Там находились 4-й и 5-й гвардейские батальоны инженерных заграждений. Они использовались в основном для организации ПОЗов.
После перехода частей армии в решительное наступление батальоны обеспечивали разведку и разграждение маршрутов движения. С выходом к Десне наши саперы проделали большую работу по разминированию пунктов переправ и мест сосредоточения войск. Переправившись через реку с передовыми частями, батальоны приступили к закреплению минными заграждениями плацдармов в районе Новгород-Северского.
Противник не мог примириться с захватом плацдармов. Подтянув большие силы, гитлеровцы в течение трех суток безуспешно пытались сбросить наши войска в Десну. Отразить яростный натиск врага помогли и установленные мины, на которых подорвался не один вражеский танк.
С серого осеннего неба сыплет мелкий дождь. Кажется, ему не будет конца. По раскисшим дорогам сплошным [118] потоком идет на запад техника. Натруженно урчат тракторы, тянущие тяжелые орудия, движутся колонны грузных студебеккеров и неприхотливых ЗИСов. По обочинам дорог мерно шагает пехота.
Как все это не похоже на тяжелые дороги отступления прошлого лета! И тогда они были забиты людьми и машинами. Но в те дни даже яркое солнце не могло согнать с солдатских лиц выражение тревоги и озабоченности...
Да, за какой-нибудь год с небольшим положение коренным образом изменилось. Теперь, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, наши войска неудержимо движутся к Днепру.
Этой крупнейшей водной преграде отводилась немаловажная роль в планах гитлеровского командования. Именно по Днепру должна была пройти главная часть стратегического оборонительного рубежа, пресловутого «Восточного вала». Гитлер рассчитывал, что он окажется непреодолимым для Красной Армии.
Днепр действительно был серьезной естественной преградой для наступающих войск. Ширина его в нижнем течении — три — три с половиной километра, скорость течения — до полутора метров в секунду, глубина — до двенадцати метров. Трудность форсирования Днепра также состояла в том, что высокий правый берег, занятый врагом, почти на всем протяжении господствовал над левым, низменным.
В этих условиях очень важно было не дать гитлеровцам как следует закрепиться на правом берегу. Во что бы то ни стало нужно было форсировать Днепр с ходу, на плечах отступающего врага ворваться на Правобережную Украину. Об этом говорилось в директиве Ставки Верховного Главнокомандования № 30187 от 9 сентября 1943 года военным советам фронтов и армий: «В ходе боевых операций войскам Красной Армии приходится и придется преодолевать много водных преград. Быстрое и решительное форсирование рек, особенно крупных, подобных реке Десна и реке Днепр, будет иметь большое значение для дальнейших успехов наших войск». В директиве далее указывалось, что за форсирование такой реки, как Днепр в районе Смоленска и ниже, и равных Днепру рек по трудности форсирования командиров соединений и частей [119] представлять к присвоению звания Героя Советского Союза.
Эта директива, доведенная командирами и политработниками до всего личного состава, еще больше подняла боевой дух наступающих войск, вызвала небывалый наступательный порыв.
На Центральном фронте первыми подошли к Днепру на участке Мнево, устье реки Припять части 13-й армии. Ее передовые подразделения 21 сентября воспользовались переправами, захваченными партизанами в районе Мнево, и переправились на левый берег Днепра. На рассвете 22 сентября началось форсирование Днепра главными силами армии. Табельные переправочные средства отсутствовали. Один понтонный батальон армии держал переправу через Десну, а два других могли подойти не раньше чем через три-четыре дня. Поэтому наша пехота в основном переправлялась на подручных средствах — плотах из бревен и бочек, на рыбачьих и самодельных лодках. На паромах из лодок и нескольких баржах первым же рейсом перебросили часть полковой и противотанковой артиллерии, минометы. Переправа проходила под огнем противника и ударами его бомбардировочной авиации.
Уже к исходу дня войска 13-й армии овладели плацдармом в двадцать пять километров по фронту и до десяти километров в глубину. На следующий день плацдарм был расширен. Только 24 сентября противнику удалось подбросить части четырех танковых дивизий, начать ожесточенные контратаки.
Несколькими часами позже, тоже 22 сентября, приступили к форсированию Днепра и соединения 60-й армии. К исходу 30 сентября были захвачены три плацдарма шириной по фронту от восьми до пятнадцати километров и глубиной до десяти километров. В течение 24–28 сентября три плацдарма захватила и 61-я армия Центрального фронта. Все эти плацдармы сыграли большую роль в освобождении Правобережной Украины. Однако опыт форсирования Днепра показал и отдельные наши недостатки в организации переправ. Не всегда четко соблюдался график переброски войск через водную преграду. Поэтому в пунктах переправ можно было наблюдать излишнее скопление войск. Случалось, что на плацдарм забрасывали имущество далеко не первой необходимости, [120] а боеприпасы застревали на левом берегу. Все эти недочеты понятны — наши командиры еще не имели опыта форсирования столь широких рек.
Вместе с передовыми частями форсировали Днепр и батальоны нашей бригады. 1-й и 7-й гвардейские батальоны инженерных заграждений, действовавшие в полосе наступления 13-й армии, переправлялись в районе Навозы, Сорокошичи, 2-й и 6-й гвардейские батальоны, приданные 60-й армии, — в районе Страхолесье.
Большую часть личного состава и техники перевезли на паромах, изготовленных из подручных средств своими силами. Переправочные средства армейских саперов мы использовали очень мало.
Перед началом форсирования меня вызвал командир бригады:
— Поезжай к Срочко, в седьмой батальон. Командир молодой, а дело ответственное. Надо ему помочь!
В расположение батальона приехал ночью. В штабе меня встретил заместитель командира батальона по политической части капитан Фридкин.
— Где командир батальона?
— На берегу. Готовится к переправе.
— Поехали туда!
В машине Фридкин коротко доложил о подготовке батальона к форсированию реки. Надо сказать, что этот высокий, худощавый, с медлительными движениями человек, бывший рабочий из небольшого украинского города, пользовался большим авторитетом в батальоне. Любили солдаты своего замполита за простоту, душевность, повседневную заботу о людях. В то же время это был требовательный, принципиальный офицер. Без крика и нажима Фридкин всегда добивался цели.
— Днепр! — негромко произнес Фридкин. Машина остановилась в прибрежных кустах. Судя по карте, до противоположного берега должно было быть метров шестьсот — семьсот. Однако в темноте Днепр казался широким, даже безбрежным. Над водной гладью стояла какая-то особенно глубокая тишина. Только где-то южнее места переправы, над населенным пунктом Окуниново, время от времени вспыхивали мертвенным светом немецкие осветительные ракеты. Неожиданно с правого берега застучал немецкий пулемет. Пулеметная дробь разнеслась над водой, и опять все смолкло. Но тишина эта была обманчивой. [121] В темноте кругом шло интенсивное движение, слышен тяжелый шаг нагруженных людей, приглушенные команды.
Фридкин куда-то исчез. Возвратившись через несколько минут, сообщил:
— Командир батальона уже на том берегу. Поехал готовить ПОЗ!
На правый берег переправлялись на небольшой рыбацкой лодке. Местные крестьяне при фашистах затопили их у берега и подняли с приходом советских войск. Лодка была так загружена деревянными противотанковыми минами, что борта ее возвышались над водой на каких-нибудь десять сантиметров.
— Отваливай! — негромко скомандовал кто-то.
Рядом слева и справа слышны приглушенные удары весел. К правому берегу направляется целая «флотилия». Однако темнота такая, что не видно даже соседнюю лодку. Тишина. Только поскрипывают уключины. Время тянется нестерпимо медленно. Кажется, вот-вот в небе вспыхнут осветительные ракеты и темная днепровская вода закипит от пулеметных очередей, взрывов артиллерийских снарядов и минометных мин. Непередаваемое ощущение полной беззащитности. Давно уже мне не приходилось испытывать такого томительно-гнетущего чувства. Пожалуй, только осенью сорок второго, при переправах через Волгу под Сталинградом. Однако вражеский берег молчит. Хуже нет такой тишины — уж лучше огонь, по крайней мере видна опасность...
Впереди вдруг замелькал какой-то огонек.
— Один длинный, два коротких, один длинный, два коротких, — шепчет над ухом Фридкин. — Сигналят наши с батальона...
Через несколько томительных минут лодка мягко касается дна. Без команды несколько саперов прыгают в воду и подтаскивают лодку к берегу.
— Мины, мины привезли? — слышу шепот командира батальона капитана Срочко.
Узнав меня, он коротко сообщает, что пехота закрепляется на плацдарме. Противотанковых орудий мало, а противник, по сообщениям разведчиков, подтягивает танки. Сейчас саперы поднесут мины на передний край и будут ставить...
Всю ночь и утро две роты 7-го гвардейского батальона [122] инженерных заграждений минировали передний край. Часов в десять утра появилась вражеская авиация. Самолеты с черными крестами на крыльях вываливались из облаков и с противным свистом пикировали вниз. Над плацдармом то там, то здесь вставали высокие султаны от разрывов авиационных бомб. Но и под бомбежкой саперы не бросали своего опасного дела. Только когда бомбы падали совсем рядом, они плотнее прижимались к земле.
Наши гвардейцы не только устанавливали минные поля, но и вели активную инженерную разведку, в том числе и в тылу противника. Уже 26 сентября из 1-го и 7-го гвардейских батальонов были высланы в тыл противника две группы минеров, по пять человек в каждой. Одной группе было приказано разведать характер инженерных сооружений на западном берегу реки Припять и возможные места переправы через нее. Второй поручалось разведать мост в районе города Чернобыль, определить возможности его захвата или уничтожения.
Вот и в мой второй приезд 28 сентября вечером капитан Срочко инструктировал группу минеров во главе со старшим сержантом Бедаревым, которая уходила в тыл противника вместе с армейскими разведчиками.
— Еще раз напоминаю, ваша главная задача — разведка инженерных сооружений гитлеровцев в районе города Дымер. Обо всем важном немедленно докладывайте по радио! — напутствовал разведчиков комбат.
В первой же радиограмме, полученной от Бедарева, сообщалось: «В Дымере находится свыше тысячи солдат и офицеров. В Козаровичи около шестисот гитлеровцев».
Через сутки разведчики сообщили: «За один день по дороге из Киева в Дымер прошло 86 груженых машин, из Дымера в Катюжанка прошло 102 машины с понтонами». Полученные сведения были немедленно переданы в штаб армии.
Однако гвардейцы не ограничивались только сбором разведывательных сведений. Они заминировали дорогу Дымер — Иванков. Вскоре здесь подорвалась немецкая грузовая автомашина с понтоном.
Проведя неделю в тылу фашистов, группа без потерь вернулась в свой батальон.
В начале октября, когда части 60-й армии начали готовиться к боям за расширение правобережных плацдармов, [123] я опять побывал в 7-м гвардейском батальоне. Надо было проверить, как готовятся проходы в наших минных полях, в случае необходимости помочь Срочко.
— Задание по пропуску танков и пехоты выполнено. Работали под огнем и бомбежкой, но потерь нет! — доложил мне комбат. — Весь личный состав действовал по-гвардейски. Отличился гвардии рядовой Хирихов. Будучи дважды засыпан землей и контужен, не ушел с минного поля, пока не был проделан проход.
Я поинтересовался, есть ли в запасе мины.
— На исходе. Пока не подвезли!
— Значит, остаетесь без работы?
— Никак нет, товарищ подполковник, вторая и третья роты уже снимают мины, установленные в глубине нашей обороны. Используем их вторично.
Эти мины нам очень скоро пригодились при отражении контратак немецких танков в районе села Лопутьки. С началом боев 60-й армии за расширение плацдарма саперы 7-го гвардейского батальона инженерных заграждений постоянно находились в боевых порядках пехоты.
В одну из темных октябрьских ночей отличилась группа саперов под командованием старшего сержанта Баранова. Часа за два с небольшим гвардейцы сняли более четырехсот немецких противотанковых мин. Когда минеры уже закапчивали проделывание прохода, их атаковали гитлеровцы. Саперы отогнали врага огнем. Неудачей кончилась и вторая попытка фашистов помешать гвардейцам. Потеряв двадцать три человека, противник вынужден был отойти.
Успешно действовал после форсирования Днепра и 2-й гвардейский батальон инженерных заграждений. Его подразделения устанавливали минные поля на переднем крае, действовали в составе ПОЗов на танкоопасных направлениях.
Решительно и мужественно воевали минеры гвардии старшего лейтенанта Тушева. Переправившись через Днепр на подручных средствах под огнем противника, рота с ходу приступила к установке минных полей в районе Ясногородки. Когда вражеские танки и пехота пошли в контратаку, они напоролись на мины и вынуждены были отступить.
16 октября гитлеровцам удалось вклиниться в нашу оборону юго-западнее Дмитриевска и отрезать несколько [124] частей. В окружении оказалась и группа подвижного отряда заграждений под командованием гвардии лейтенанта Ложкина. В течение двух суток минеры помогали пехотинцам и артиллеристам отражать атаки врага, устанавливая мины на боевых курсах вражеских танков. Лейтенант Ложкин был ранен, но продолжал руководить действиями группы до подхода подкреплений.
Но вернемся к событиям, происходившим в конце сентября, когда войска 13-й армии вели активные наступательные действия на правом берегу Днепра. Из данных разведки стало известно, что противник, сконцентрировав севернее города Чернобыль и южнее устья Припяти значительные силы танков и пехоты, готовится отбросить советские войска за Днепр.
Утром 30 сентября командир 1-го батальона инженерных заграждений майор А. И. Фролов был вызван в штаб бригады. Здесь ему вручили краткое предписание: «К 12.00 1 октября сосредоточить батальон в населенном пункте Гдень, в готовности действовать ПОЗами».
Майор Фролов, человек опытный, осторожный и рассудительный, прочитав предписание, озабоченно провел рукой по гладко выбритой голове. Он хорошо понимал, что, если батальон срочно перебрасывают на правый фланг армии, значит, именно здесь предстоят жаркие дела и нельзя терять ни минуты.
Действуя четко и энергично, Фролов за два часа до указанного срока сосредоточил батальон на окраине белорусского местечка Гдень.
Советская разведка не ошиблась. На рассвете 2 октября на правом фланге армии, в районе Колыбань, Зимовище, загрохотали вражеские пушки. После короткой артиллерийской подготовки вперед рванулись гитлеровские танки и пехота на бронетранспортерах. Немедленно получили приказы на установку минных полей подвижные отряды заграждений 1-го и 7-го батальонов (последний еще ранее дислоцировался в этом районе).
Гвардейцы начали устанавливать мины непосредственно на боевых курсах немецких танков. Надо сказать, что местность не благоприятствовала вражескому наступлению. В этом районе было много болот и труднопроходимых лесных участков. Поэтому движение танков, как [125] правило, было возможно только по дорогам. Это облегчало действия ПОЗов — дороги можно было быстро перекрыть даже небольшим количеством противотанковых мин.
Заняв после ожесточенного боя Зимовище, фашистские танки двинулись на Кривую Гору. Но к этому времени все основные дороги были перекрыты минами, установленными ПОЗом гвардии старшего лейтенанта Тюрина из 7-го батальона.
На минных полях, установленных ПОЗом, подорвалось шесть танков, среди них два тяжелых T-VI и самоходное орудие «фердинанд», а также одна бронемашина. Моторизованная пехота, соскочив с бронетранспортеров, пыталась обойти минное поле по обочинам дороги. Однако ее остановили огнем минеры и подоспевший стрелковый батальон.
Несколько севернее, в районе Колыбани, противник, бросив в атаку большое количество танков, смял наше боевое охранение и пытался прорваться к центру населенного пункта. Навстречу гитлеровским танкам был брошен ПОЗ гвардии старшего лейтенанта Демочкина, также из 7-го батальона. Саперы ставили мины в пятидесяти — ста метрах от гусениц приближающихся танков. Особенно смело и решительно действовала группа гвардии старшего сержанта Лавруса. На минах, установленных этой группой, подорвались два тяжелых танка T-VI и один средний T-V («пантера»).
Минные заграждения, своевременно установленные частями бригады на рубеже Колыбань, Кривая Гора, задержали продвижение танков противника и сыграли важную роль в отражении его контратак. Гитлеровцы, убедившись в бесплодности своих попыток смять правый фланг 13-й армии, вынуждены были изменить направление главного удара. Основные усилия противник сосредоточил на правом берегу Припяти в районе города Чернобыль.
Прикрывая переправу у отметки 102,6 и дорогу, проходящую из Корниловки на станцию Янов, минеры 1-го батальона в течение двух ночей установили около тысячи мин. На них подорвались тринадцать танков и один бронеавтомобиль противника.
4 октября возникла угроза захвата гитлеровцами моста через Припять у Чернобыля. Мост надо было взорвать [126] во что бы то ни стало. Майор Фролов поручил это ответственное задание старшему лейтенанту Гордееву.
К этому времени наши стрелковые подразделения уже отошли за реку. Гордеев на автомашине подвез взрывчатку и быстро заминировал мост. Расположившись в небольшом окопчике, метрах в двухстах от берега, старший лейтенант напряженно следил за дорогой. Вот из-за поворота в клубах пыли показались головные машины фашистской танковой колонны. Ключ подрывной машинки вставлен в гнездо. Гусеницы первого танка на настиле моста. Еще несколько долгих секунд, и резкий поворот ключа. Над мостом сверкает пламя, вверх летят обломки досок и бревен, фашистский танк заваливается в реку.
Вечером 5 октября майор Фролов приказал группе саперов произвести инженерную разведку левого берега Припяти. Старшим назначил гвардии сержанта Борисова.
Через два часа группа была готова к выходу. У каждого воина — автомат с запасными дисками, саперный нож, по одной противотанковой мине. Сданы на хранение партийные билеты, документы, ордена, письма близких. Последние рукопожатия товарищей, и восемь фигур растворяются в ночной темноте...
Уже под утро около взорванного моста раздались автоматные очереди, а затем все стихло. А минут через сорок Фролов слушал доклад Борисова. Оказывается, группа выполнила задачу и уже возвращалась к лодкам. Почти у самого берега саперы лицом к лицу столкнулись с десятком гитлеровцев и в короткой схватке их уничтожили. Наша группа потерь не имела.
Натолкнувшись на мощный отпор советских войск, гитлеровцы отказались от контратак крупными силами. Однако, пытаясь замедлить наше наступление, они время от времени на отдельных участках контратаковали, как правило, двумя-тремя ротами пехоты, поддерживаемой пятнадцатью — двадцатью танками. Учитывая изменения в тактике противника, подвижные отряды заграждений 1-го и 7-го батальонов всегда были в полной боевой готовности.
14 октября подвижный отряд заграждений 1-го батальона устанавливал мины на дороге Хоромное — Городчане. Около полудня усиленный батальон с танками [127] контратаковал в этом районе позиции наших войск. Минеры вместе с пехотинцами огнем автоматов и ручных пулеметов отсекли гитлеровцев от танков и заставили их залечь. Танки, натолкнувшись на минное поле, попытались его обойти, но попали под огонь противотанковой артиллерии. Оставив на поле боя три танка и около роты пехоты, противник вынужден был отступить.
За две недели боев в районе города Чернобыль на минах, установленных подвижными отрядами заграждений 1-й гвардейской инженерно-саперной бригады специального назначения, противник потерял девятнадцать танков.
В ночь на 13 октября с частями 61-й армии форсировали Днепр в полосе Любеч — Радуль 3-й и 5-й гвардейские батальоны инженерных заграждений. 15 октября с передовыми частями 65-й армии на правый берег Днепра в районе Лоева переправился и 4-й гвардейский батальон инженерных заграждений.
И на этих участках минеры-гвардейцы закрепляли захваченные плацдармы, вели непрерывную инженерную разведку и разминирование основных маршрутов движения наших войск, активно действовали в составе подвижных отрядов заграждений при отражении вражеских контратак.
Инженерная разведка велась как с постоянных наблюдательных пунктов, так и специальными, обычно моторизованными, инженерно-разведывательными группами. В разведке минерам приходилось часто сталкиваться с гитлеровцами. И здесь наши люди действовали смело, решительно и умело. 16 октября разведчики 3-го гвардейского батальона инженерных заграждений в короткой схватке уничтожили вражеский дозор в составе четырех солдат. Тремя днями позже гвардии старший сержант Хизреев и гвардии рядовой Данилюк во время разведки обнаружили два подбитых немецких тяжелых танка, которые противник превратил в огневые точки. Мужественные разведчики незаметно подползли к танкам, заложили под них взрывчатку и подожгли огнепроводный шнур. Через несколько минут, когда гвардейцы были уже на безопасном расстоянии, раздалось два взрыва. Танки вместе с укрывшимися в них гитлеровцами были подорваны. [128]
В боях на плацдармах Правобережья подвижные отряды заграждений бригады действовали слаженно и эффективно. Сыпучие пески, заболоченные участки поймы Днепра, отсутствие развитой сети дорог — все это ограничивало использование автомашин и повозок. Мины к местам установки приходилось подносить вручную. В первые дни после форсирования наши войска занимали лишь небольшие участки песчаного берега у самой реки. Они простреливались огнем всех видов оружия и часто подвергались бомбардировке с воздуха. И в таких трудных условиях минеры показали себя умелыми и опытными воинами, непреодолимой стеной вставали они на пути контратакующих вражеских танков.
Подвижные отряды заграждений впервые широко применялись в оборонительном сражении под Сталинградом. Тогда в боевых действиях ПОЗов имелось много недостатков. Связаны они были с отсутствием опыта, с нехваткой радиостанций, автомашин, мин. В битве под Курском ПОЗы действовали уже, как правило, совместно с артиллерийско-противотанковым резервом. Они зарекомендовали себя как мощное средство инженерных войск в борьбе с танками врага.
Боевые действия в междуречье Днепра и Припяти стали новым этапом развития подвижных отрядов заграждений. Если ранее подвижные отряды заграждений использовались в обороне, то сейчас они успешно действовали в наступлении.
В ходе боев на правом берегу Днепра на минных полях, установленных ПОЗами бригады, гитлеровцы потеряли более тридцати танков и до пятисот солдат и офицеров.
С 20 октября приказом Ставки Верховного Главнокомандования Воронежский, Степной, Юго-Западный и Южный фронты переименованы соответственно в 1, 2, 3 и 4-й Украинские, а Центральный фронт — в Белорусский. Произошла перегруппировка войск — 13-я и 60-я армии были переданы в состав 1-го Украинского фронта, а четыре батальона нашей бригады (1, 2, 6 и 7-й), приданные этим армиям, с 23 октября были выведены в резерв фронта.
Три батальона (3, 4 и 5-й) продолжали обеспечивать боевые действия 61-й и 65-й армий на плацдарме в районе города Лоев. [129]
...Поздняя осень — пора невеселая. Низкие серые тучи, холодный дождь нагоняют тоску.
Впрочем, нет худа без добра. Настроение — фактор субъективный, а, объективно говоря, плохая погода благоприятствует минерам. Темная ночь да дождь — самое хорошее время для проделывания проходов.
В одну из ненастных осенних ночей, забрызганный грязью до пояса, я заехал в 3-й батальон. Гвардейцы-минеры этой части проделывали проходы в заграждениях противника на переднем крае. В штабной землянке меня встретил заместитель начальника штаба старший лейтенант К. М. Сидляр. Он доложил, что комбат и замполит находятся вместе с личным составом на переднем крае. Минут через двадцать снаружи послышался какой-то шум, и в землянку вошел командир батальона майор Гасенко.
— Товарищ подполковник! Проходы проделаны! Захвачен пленный! — отрапортовал комбат.
Конвоиры ввели гитлеровского солдата в потемневшей от дождя шинели и натянутой на уши суконной шапке с козырьком.
Допрос пленного вел Сидляр, призванный в армию с последнего курса Киевского строительного института и неплохо говоривший по-немецки. На вопрос, как его зовут, гитлеровец ответил:
— Иохан...
Потом начал поправляться:
— Иоганн... Иован...
В конце концов выяснилось, что пленный — словак и его зовут Иван. Он вытащил из кармана фотографии отца, матери, невесты Маришки.
— Так, значит, из Словакии? — уточнил Кузьма Макарович Сидляр.
— Я, я... так, так... пан офицер...
Сидевший на скамье и молча слушавший Гасенко не выдержал:
— В «Запорожце за Дунаем» Карась в турка, а ты, Иван, в фрица перевернулся! Ты ж славянин, как же против русских воюешь?
Пленный рассказал, как его насильно мобилизовали в гитлеровскую армию и послали на фронт. Но он не хотел проливать кровь братьев. А когда из советских листовок узнал, что вместе с Красной Армией сражается против гитлеровцев 1-я чехословацкая бригада, решил [130] перейти на нашу сторону и просись направить к полковнику Свободе.
Гасенко приказал накормить пленного и утром отправить в тыл. Кто знает, может, он в форме чехословацкой армии майским утром 1945 года входил в многострадальную Прагу...
Ночевать я остался в штабной землянке. Под утро меня разбудил резкий телефонный звонок. Командир стрелковой дивизии сообщал, что в районе Ястребка противник предпринял сильную контратаку при поддержке танков и самоходных орудий. Немедленно Гасенко поднял по тревоге подвижный отряд заграждений гвардии старшего лейтенанта Лобанова. Под огнем противника саперы установили мины на боевых маршрутах гитлеровцев. Вскоре на минном поле подорвался танк T-V. Следовавшее за ним самоходное орудие остановилось, а затем стало разворачиваться, чтобы обойти мины. При этом самоходка подставила борт нашим артиллеристам и сейчас же была подбита. Саперы вступили в огневой бой с автоматчиками противника, следовавшими за танками, и уничтожили около двадцати вражеских солдат. Контратака противника была отбита.
Вот таким беспокойным было это короткое затишье на фронте. Но оно никого не обманывало. Все понимали, что вскоре предстоят новые бои.
Однако в ноябрьском наступлении мне участвовать не пришлось. В самый разгар подготовки к нему вызвал командир бригады:
— Получено приказание из штаба инжвойск фронта. Обобщить опыт действия наших подвижных отрядов заграждений и срочно доставить материалы в Москву. У Соколова в штабе работа уже кипит. Пишите доклад и собирайтесь в дорогу.
То, что о действиях детища нашей бригады — подвижных отрядах заграждений известно в Москве, конечно, было приятно. Понятно, что в предвидении новых наступательных боев с ожесточенно сопротивляющимся врагом этот опыт, оплаченный кровью многих наших минеров, нужно обобщить для использования не только на нашем, но и на других фронтах. Однако покидать бригаду и фронтовых товарищей накануне новых боев не хотелось. Но приказ есть приказ!..
Подробно инструктировать и объяснять, что нужно [131] брать в дальнюю дорогу, моему водителю и верному товарищу Володе Козлову было излишне. На следующее утро все было готово. Подполковник Соколов вручил толстый пакет с несколькими сургучными печатями. Крепко пожал руку:
— Счастливого пути и скорого возвращения!
На крыше видавшего виды оппеля было закреплено несколько запасных канистр с горючим. В последний раз Козлов обходит машину, проверяя, все ли в порядке.
...Первый день в пути был особенно трудным. Машина то и дело застревала в колеях разбитой гусеницами и колесами прифронтовой дороги. Частенько приходилось останавливаться, пропуская колонны танков и тяжело нагруженных машин, идущих к передовой. Здесь, в прифронтовом тылу, особенно чувствовалась мощь нашей военной техники. Раньше, в тревогах боевых дел, было как-то не до наблюдений. Да и вблизи переднего края не видно было сразу столько танков, орудий, машин — все это рассредоточивалось и тщательно маскировалось. Только здесь я по-настоящему начал понимать все величие подвига нашего тыла, трудового героизма советского народа.
Проезжая по дорогам Белоруссии и Смоленщины, еще острее ощутил я всю тяжесть войны, обрушившейся на советский народ. Груды щебня и обгорелые коробки зданий в городах, черные, траурные столбы печных труб на месте уничтоженных врагом деревень...
В Москву мы приехали на третий день, утром 6 ноября. Вопреки ожиданиям, не увидели разрушений от бомбежек. А ведь налетов гитлеровских стервятников на столицу было много, особенно осенью 1941 года, когда фронт приблизился к пригородам. Об этом не раз сообщалось в сводках Совинформбюро. После разгрома гитлеровцев под Сталинградом Козлов в поисках бумаги для оклейки нашего блиндажа нашел пачку фашистских иллюстрированных журналов. На обложке одного из них была помещена цветная фотография ночной Москвы после бомбардировки, сделанная с гитлеровского самолета. Выглядело это, надо сказать, эффектно, впечатляюще. Козлов тогда даже выругался:
— Сволочи, что в Москве творят! Ничего, мы еще до Берлина доберемся...
Поэтому мы с известным трепетом подъезжали к Красной [132] площади. Однако и здесь никаких разрушений не видно. Правда, древние стены Кремля в целях маскировки были разукрашены причудливыми разноцветными пятнами и полосами.
Меня принял начальник штаба инженерных войск генерал-полковник К. С. Назаров. Гостеприимно усадил в кресло, расспросил о боевых делах бригады. Особенно Константина Степановича интересовал вопрос использования подвижных отрядов заграждений. Он спросил мое мнение о наиболее целесообразном составе и оснащении ПОЗов. В заключение, бегло просмотрев привезенный материал, генерал-полковник сказал:
— Думаю, что опыт бригады пригодится всем инженерным войскам.
Вечером нам довелось увидеть зрелище величественное и незабываемое. Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, освободившим столицу Украины — город Киев, двадцатью четырьмя залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Говорили, что такой мощный салют производится впервые.
Несколько дней пришлось пробыть в Москве, обходя ряд отделов Главного военно-инженерного управления и выбивая наряды на различное дефицитное имущество, главным образом запасные части к автомобилям.
Обратно выехали вечером 10 ноября и через два дня прибыли в штаб бригады, располагавшийся в полусожженной белорусской деревне недалеко от Гомеля. Начальник штаба подполковник Соколов, расстелив на столе карту, ввел в курс обстановки:
— Десятого ноября шестьдесят пятая и шестьдесят первая армии на речицком направлении прорвали сильно укрепленную оборону противника и заняли ряд населенных пунктов. Бригада обеспечивала преодоление минных полей противника. Особенно здесь отличился седьмой батальон. При вводе в бой второго эшелона он пропустил через свои и немецкие минные поля танковый и два кавалерийских корпуса. Техника и личный состав прошли через зону заграждений без потерь.
В последующие дни наступление наших войск развивалось успешно.
Утром 18 ноября соединения 65-й армии овладели городом Речица. Значительная группировка войск противника оказалась прижатой к Днепру южнее города. [133]
Чтобы соединиться с ней, гитлеровцы предприняли несколько ожесточенных контратак из района Малодуш, Корватичи.
В отражении этих контратак участвовали подвижные отряды заграждений 3, 4, 5 и 7-го батальонов бригады. На установленных нами минах фашисты потеряли более десяти танков, много бронетранспортеров и автомашин. Встретив минные поля, гитлеровские танки пытались их обойти, но попали под губительный огонь противотанковой артиллерии. Неся тяжелые потери и почти не имея возможности для маневрирования, противник вынужден был отказаться от своих намерений.
Освободив Речицу и районный центр Полесской области Брагин, соединения 65-й армии продолжали развивать наступление в направлении Паричей. Батальоны бригады, обеспечивая продвижение наших войск, занимались разграждением маршрутов и разминированием освобожденных населенных пунктов. Кроме того, на флангах армии всегда были готовы к действию подвижные отряды заграждений.
В боях под Гомелем отличился и наш 17-й отряд электрификации и механизации инженерных работ. Отрядом командовал опытный инженер гвардии майор Борис Ефимович Стессель. Еще в 1937 году окончил он электротехнический факультет Киевского политехнического института, затем работал сменным инженером на электростанции, руководил разработкой электротехнической части в проектном институте. Несмотря на то что Стессель надел военную форму только в июле 1941 года и по складу характера был глубоко штатским человеком, в отряде он пользовался большим авторитетом, прежде всего за глубокие инженерные знания, принципиальность и огромную работоспособность.
В успехах 17-го отряда была немалая заслуга заместителя командира по политической части капитана Артюхина. Именно он при получении пополнения тщательно выискивал для отряда опытных электриков, монтажников, столяров, плотников, старался отобрать побольше коммунистов и комсомольцев. Большое внимание капитан Артюхин уделял индивидуальной работе с людьми и всегда добивался хороших результатов. Так, с одним из пополнений в отряд прибыл солдат Демченко. За короткий срок Демченко неоднократно нарушал воинскую дисциплину. [134]
Командир взвода считал солдата неисправимым. Доложили об этом Артюхину, тот усомнился:
— Неужели двадцатилетний рабочий паренек такой уж неисправимый?
Политработник побеседовал с «нарушителем». Убедился, что большинство проступков солдата вызвано бьющей ключом энергией. Артюхин порекомендовал командирам чаще давать Демченко самостоятельные задачи, требующие находчивости и смелости. Капитан часто беседовал с «крестником», интересовался его успехами. Через несколько месяцев Демченко назначили командиром отделения. Он отличился в боях и был награжден двумя орденами. Хорошо действовал Демченко и при строительстве низководного моста через Сож под Гомелем.
Река Сож в это время года быстрая и полноводная. Сроки даны крайне сжатые — всего сутки. Кроме того, плацдарм на правом берегу, захваченный нашими войсками, был сравнительно невелик — всего полтора-два километра по фронту и примерно столько же в глубину. Поэтому гитлеровцы могли обстрелять место строительства не только артиллерией, но и минометами. Тщательно все взвесив, Стессель решил строить мост ночью, включив прожекторы.
На берег Сожа я приехал около полуночи. Работа кипела. Сваи были уже почти на середине реки. Выскочивший из остановившейся автомашины полковник-танкист не сдержал своего возмущения и удивления:
— Что они, с ума посходили! Включили прожекторы под самым носом у немцев! Если не артиллерия с минометами, так авиация накроет!
Подошедший Стессель представился.
— Почему включили прожекторы и демаскируете участок переправы? — спросил я.
— Работая в темноте, в срок не управимся. Кроме того, из-за крутого берега противник не просматривает место строительства. Проверял с плацдарма лично. Вот профильные разрезы. — Командир отряда протянул аккуратно выполненный чертеж на небольшом листе ватмана.
— А если авиация накроет?
— На этот случай вынесены специальные посты с ракетницами. По их сигналу я могу централизованно, нажатием кнопки, мгновенно выключить прожекторы.
Да, кажется, Стессель все предусмотрел... Конечно, [135] принятое решение было сопряжено с известным риском обстрела, однако подсветка прожекторами с лихвой окупалась значительным ускорением темпа строительства.
Наутро мост был готов, и по грубо обструганному настилу на плацдарм двинулись танки, артиллерия, машины с боеприпасами. За строительство моста гвардии майор Б. Е. Стессель был награжден орденом Красной Звезды. Получили награды и наиболее отличившиеся саперы отряда.
Об опыте строительства моста с использованием прожекторов Стессель несколько месяцев спустя докладывал в Москве на конференции по изучению опыта войны, проводимой штабом инженерных войск.
В эти предельно напряженные дни мне почти все время приходилось бывать в батальонах. Как-то поздним вечером 27 ноября заехал в штаб бригады. Здесь начальник штаба Соколов сообщил о новых заданиях, которые получала бригада:
— Освобожден Гомель. Начальник инженерных войск фронта А. И. Прошляков приказал разминировать город. Туда направляются шестой и восьмой батальоны. [136]