Когда горят «тигры»...

Вначале апреля под Сталинградом установилась отличная погода. В безоблачном синем небе ослепительно горело солнце. Под его палящими лучами в шинелях и зимних шапках днем было жарковато. Хотелось расстегнуть все пуговицы и грудью вдыхать теплый весенний воздух. И только присутствие всегда подтянутого начальника штаба бригады майора Г. Н. Соколова удерживало от «нарушения формы одежды».

К этому времени разминирование в районе Сталинграда в основном было закончено. Немало потрудились саперы бригады, очищая поля от многочисленных неразорвавшихся снарядов, противотанковых, противопехотных и минометных мин. Как безмолвные памятники об их героической работе оставались на полях между Волгой и Доном могильные холмики с жестяными звездами. Надписи на могилах говорили, что здесь лежат минеры, погибшие в феврале, марте, апреле — тогда, когда бои в этих краях уже давно отгремели...

А на освобожденной от взрывоопасных предметов земле уже зазеленели первые всходы пшеницы...

К началу мая были сданы представителям местных властей последние участки разминированной территории.

— Нас направляют на Центральный фронт, к Рокоссовскому, — радостно сообщил мне как-то утром Михаил Фадеевич. — Его фронт занимает позиции восточнее и севернее Курска. К 15 мая должны быть на месте.

Наступили суматошные дни подготовки к отъезду. В это время получили людское пополнение. В основном оно состояло из обстрелянных солдат, вернувшихся в [87] строй после ранения. Теперь бригада была укомплектована почти до полного штата. Получили новые автомашины и инженерное имущество.

В назначенный командованием срок основные силы бригады прибыли на Центральный фронт, в полосу действий 13-й и 70-й армий.

Известно, что после разгрома под Сталинградом и на Северном Кавказе гитлеровское командование для восстановления военного положения и политического престижа решило провести летом 1943 года большое наступление с целью разгрома основных сил Красной Армии и изменения хода войны в свою пользу.

Этот удар по плану немецко-фашистского командования намечалось нанести в районе так называемой Курской дуги — выступа в линии фронта, который образовался в результате успешных действий советских войск зимой 1942/43 года.

Гитлеровцы собирались встречными сходящимися ударами мощных сил из района Орла на юг и из района Харькова на север срезать выступ под основание, окружить и разгромить находившиеся в районе Курска советские войска. План этот получил условное наименование «Цитадель».

Для проведения этой операции гитлеровское командование сосредоточило пятьдесят отборных дивизий, в том числе шестнадцать танковых и моторизованных. Всего противник имея около девятисот тысяч солдат и офицеров, до десяти тысяч орудий и минометов, около двух тысяч семисот танков и самоходных орудий, более двух тысяч самолетов.

Наши войска в течение нескольких месяцев создали на Курской дуге прочную оборону. Только на Центральном фронте было вырыто свыше пяти тысяч километров траншей и ходов сообщения. Главная полоса обороны состояла из двух-трех позиций, состоящих из двух-трех траншей каждая, соединенных между собой многочисленными ходами сообщения. На расстоянии десяти — пятнадцати километров от первой полосы была вторая полоса обороны, за ней на удалении пятнадцати — двадцати пяти километров шла третья (армейская) тыловая полоса. Были созданы два-три фронтовых рубежа. За Щиграми, несколько восточнее рек Тим и Оскол, оборонительный рубеж возвели войска Степного фронта. Еще дальше, по [88] Дону, шел государственный рубеж обороны. Таким образом, было подготовлено восемь оборонительных полос и рубежей общей глубиной до трехсот километров. Такого объема инженерного оборудования и укрепления местности еще не знала история военного искусства!

Советские воины построили здесь большое количество различных блиндажей и укрытий, подготовили многочисленные основные, запасные и ложные позиции для артиллерии и минометов. Были созданы хорошо оборудованные противотанковые районы с развитой системой противотанковых препятствий. На переднем крае обороны и частично в глубине было установлено большое количество противотанковых и противопехотных мин. Были подготовлены к обороне населенные пункты.

Вскоре после прибытия к новому месту дислокации командира бригады и меня вызвали в поселок Свобода, под Курском, к начальнику инженерных войск Центрального фронта генералу Прошлякову. Алексей Иванович развернул топографическую карту, исчерченную разноцветными карандашами:

— Главный удар врага ожидается в полосе обороны 13-й и 70-й армий. Бригаде поручается создать в этой полосе, а также во фронтовой зоне систему минно-взрывных заграждений. Предусматривается установка электризуемых препятствий и минирование средствами специальной техники наиболее важных объектов. Подготовьте свои предложения и доложите мне через два дня.

Ехать с докладом к генералу А. И. Прошлякову пришлось мне, так как Михаил Фадеевич сильно простудился. За два дня мы подготовили карты заграждений, расчеты и таблицы. Все эти документы, на мой взгляд, были довольно убедительны.

Разложив на столе документы, доложил, как планируются действия бригады по устройству заграждений. Прошляков, как всегда, слушал внимательно, не перебивая. Когда я кончил, он поинтересовался:

— У вас все?

По тону вопроса я понял, что генерал не удовлетворен докладом. Он попросил показать на карте места установки минных полей, поинтересовался, откуда будут туда доставляться мины и какими средствами. Алексей Иванович потребовал назвать ответственных за эту операцию лиц, дать им характеристику. Прошлякова волновал вопрос: [89] кто и какими средствами должен передать приказ на установку мин и в каком направлении должны отходить саперы в случае прорыва противника?

Уже по заданным генералом вопросам стало ясно, что нам предстоит дорабатывать план, предстоит учесть буквально все так называемые мелочи, пренебрежение которыми во фронтовой обстановке может дорого обойтись. Понял и другое — генерал дает понять о недостатках плана в максимально корректной форме.

— Подготовлены ли оперативные группы? — поинтересовался Прошляков.

Я ответил утвердительно. Создание оперативных групп мы спланировали и на Центральном фронте.

В конце нашей беседы Алексей Иванович еще раз напомнил:

— Для успешного действия подвижных групп заграждений тщательно отрекогносцируйте местность, наметьте рубежи минирования, пути движения к ним, заранее устройте склады мин.

К 20 мая части бригады сосредоточились в заданных районах и приступили к выполнению поставленной задачи. 1, 2, 5, 6 и 7-й (бывшие 152, 153, 155, 156 и 157-й) гвардейские батальоны инженерных заграждений действовали в полосе 13-й армии генерал-лейтенанта Н. П. Пухова и 70-й армии генерал-лейтенанта И. В. Галанина.

К началу июля 1943 года саперами этих батальонов были усилены минные поля переднего края на участке Красная Слободка, Верхнее Тагино, Брянцево. Одновременно 8-й гвардейский батальон специального минирования установил на этом участке около двухсот управляемых противотанковых фугасов и восемьдесят две управляемые осколочно-заградительные мины.

Большую работу проделали мы в армейской глубине обороны. Здесь прорвавшийся враг встретил бы на своем пути семнадцать тысяч противотанковых мин, около двух тысяч шестисот противопехотных мин, двести тридцать управляемых противотанковых фугасов, семьдесят семь мин замедленного действия, пятьдесят мостов, подготовленных к взрыву.

В эти дни наши подвижные отряды заграждений (ПОЗ) тщательно готовились к действиям в армейской глубине обороны. Были отрекогносцированы все маршруты, развезены на полевые склады мины. Проведена предварительная [90] разбивка минных полей и проведена тренировка с личным составом.

6-й гвардейский электротехнический батальон гвардии майора А. Т. Рождественского (он заменил отозванного для другой работы майора В. В. Бурлакова) после рекогносцировки развернул на переднем крае четырнадцать километров электризуемых заграждений. Для их прикрытия были установлены управляемые противотанковые фугасы. Личный состав батальона содержал заграждения в постоянной боевой готовности и быстро устранял все повреждения и обрывы цепи, происходившие от огня противника.

В течение мая — июня подразделения 8-го гвардейского батальона специального минирования установили большое количество управляемых по радио фугасов. Прежде всего они устанавливались в районе станции Поныри, городов Курск, Льгов, Фатеж, Дмитриев-Льговский, а также на шоссе Малоархангельск — Ливны и Орел — Фатеж — Курск, на железной дороге Брянск — Курск (на участке Дмитриев-Льговский — Льгов). Все управляемые по радио приборы устанавливались без подключения электропитания. Эта операция должна была производиться в нужный момент по приказу начальника инженерных войск Центрального фронта. Для этой цели была выделена группа опытных специалистов на автомашинах.

В то же время 3-й и 7-й гвардейские батальоны инженерных заграждений после рекогносцировки второй и третьей полос оперативных заграждений фронта приступили к установке минно-взрывных заграждений в предполье фронтового оборонительного рубежа на глубину пятнадцать километров и перед его передним краем. К 5 июля оба батальона установили во второй степени готовности (без взрывателей) свыше тридцати тысяч противотанковых и противопехотных мин, полторы тысячи управляемых осколочно-заградительных мин и противотанковых фугасов, заложили сто девять мин замедленного действия, подготовили к взрыву шестнадцать мостов.

В конце июня 6-й батальон инженерных заграждений капитана М. М. Куща участвовал в боях совместно с войсками 70-й армии, которая проводила частные операции по улучшению своих позиций. Наши саперы были приданы 3-му батальону 1035-го стрелкового полка 280-й стрелковой дивизии. Этому подразделению была поставлена [91] задача отбить у противника господствующую высоту 253,0 западнее шоссе Курск — Орел. Первые попытки захватить высоту были безуспешными. Несколько раз наши роты вырывались на ее гребень, однако каждый раз гитлеровцы переходили в контратаку и отбрасывали их на исходный рубеж.

Перед новой атакой саперной роте старшего лейтенанта С. А. Шелепова было приказано в случае захвата высоты установить на ее скатах минно-взрывные заграждения.

Для подготовки боя к саперам прибыл начальник инженерных войск 70-й армии полковник В. А. Витвинин и командир 6-го батальона капитан М. М. Кущ. В бригаде очень любили комбата за сообразительность, смелость, честность, какую-то особую душевность. Миша Кущ, всегда стараясь беречь своих гвардейцев, очень мало думал о своей безопасности и, к сожалению, часто без особой необходимости рисковал. Саперы в 6-м батальоне были все как на подбор: бравые, подтянутые. Народ боевой, с большим фронтовым опытом.

К штурму высоты гвардейцы-минеры готовились очень тщательно.

Я хорошо помню предвечерние часы перед боем за высоту 253,0. Последние приготовления. Саперы попарились в самодельной баньке, побрились, подшили свежие подворотнички.

Капитан Кущ внешнему виду солдат придавал особое значение. Вот он в последний раз проверил строй минеров. Все в касках и с автоматами. У каждого остро отточенный саперный нож и комплект подрывных принадлежностей. У каждого по две противотанковые мины, а в вещевом мешке двадцать противопехотных. Блестят тщательно начищенные сапоги. Все как перед строевым смотром.

Однако солдаты знают, что впереди тяжелый бой...

Наступление началось около 19 часов после непродолжительного огневого налета. Как только пехота поднялась в атаку, за ней двинулись саперы, нагруженные минами. На середине нейтральной полосы к плотному ружейно-пулеметному огню противника прибавилась штурмовка вражеских истребителей. «Мессершмитты» на бреющем полете обстреливали наши подразделения из пулеметов и пушек. Наступающим пришлось залечь. Как [92] только самолеты противника улетели, пехота и саперы вновь двинулись вперед.

После короткого, но ожесточенного боя высота была взята.

Пехота стала закрепляться в захваченных у врага окопах и ходах сообщения, а саперы начали установку мин перед нашими позициями.

Взвод лейтенанта Н. Н. Кулика быстро справился с задачей. Затем саперы под огнем противника доставили и установили еще одну партию мин. Взвод успешно выполнил задачу.

Не успели мы полностью установить мины, противник уже начал контратаку. Старший лейтенант Шелепов приказал саперам уйти в траншеи и приготовиться к бою.

До роты вражеской пехоты при поддержке четырех танков атаковали наши позиции. Один танк подорвался на только что установленной мине. Атака противника замедлилась. Однако, подгоняемые офицерами, фашисты снова полезли вперед.

Вместе с пехотинцами огонь по врагу вели и саперы. Вскоре противник был буквально накрыт залпом гвардейских минометов и вынужден был прекратить атаку.

Воспользовавшись наступившей темнотой, мы закрепили высоту минно-взрывными заграждениями. За ночь герои-саперы Шелепова установили пятьсот противотанковых и около двух тысяч противопехотных мин.

Как и следовало ожидать, гитлеровцы не примирились с потерей высоты. В течение нескольких дней они пытались вернуть ее во что бы то ни стало. Враг атаковал все большими и большими силами. Саперы капитана Куща принимали активное участие в отражении вражеского натиска. В обеспечение боевых действий 6-го батальона включились тылы бригады. Был организован регулярный подвоз взрывчатых веществ, мин, боеприпасов, продовольствия.

Под ураганным огнем противника буквально в нескольких десятках метров от его позиций устанавливали мины наши саперы. Всего было установлено две тысячи противотанковых мин ЯМ-5 и около тысячи шестисот противопехотных ППД-6, семьдесят осколочных ПОМЗ-2 и одиннадцать управляемых осколочно-заградительных мин ОЗМ-152. Только за три дня боев на них подорвались [93] восемь вражеских танков и сто шестьдесят четыре солдата и офицера противника.

Тридцать шесть гитлеровцев саперы уничтожили огнем из личного оружия, двадцать взяли в плен, захватили противотанковое орудие и радиостанцию. Ничем не приметная высота 253,0 всем, кто сражался на ней в эти дни, стала памятной навсегда!

В это же время 2-й гвардейский батальон инженерных заграждений майора А. В. Ванякина успешно обеспечивал боевые действия пехоты по захвату железнодорожного разъезда севернее станции Малоархангельск.

В обеих операциях действия батальонов получили высокую оценку общевойсковых командиров. За отличное выполнение заданий и проявленное при этом мужество и геройство сто шесть офицеров, сержантов и рядовых были награждены орденами и медалями.

В конце июня в бригаде произошло радостное и надолго запомнившееся событие — в торжественной обстановке нам вручили гвардейское Знамя.

23 июня на лесной опушке, рядом с начинающим желтеть пшеничным полем, густо расцвеченным ярко-синими васильками, четкими квадратами выстроились батальоны. Вручать знамя приехали член Военного совета Центрального фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин, начальник инженерных войск фронта генерал-майор А. И. Прошляков, начальник штаба инженерных войск фронта полковник З. А. Концевой и другие генералы и офицеры. Вместе с ними прибыли к нам известный поэт Е. А. Долматовский и композитор М. И. Блантер.

Генерал-лейтенант Телегин произнес краткую речь. Пунцовое бархатное знамя с профилем великого Ленина, преклонив колено, принимали командир бригады гвардии полковник Иоффе, заместитель командира бригады по политической части подполковник Коробчук и я, первый заместитель командира бригады.

Затем батальоны прошли торжественным маршем перед трибуной, на которой находилось наше гвардейское Знамя. В стальных касках, с автоматами на груди, чеканя шаг, шли минеры-гвардейцы, прославившие бригаду в жестоких боях под Сталинградом, готовые к новым сражениям.

В конце июня к нам в бригаду приехал командующий Центральным фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский. [94] Наш командующий пользовался глубочайшей любовью и уважением всех, от генерала до солдата. Стройный, подтянутый, он выглядел гораздо моложе своих сорока семи лет. Чувствовалась старая кавалерийская закалка.

Командующий фронтом прибыл со своими ближайшими помощниками: членом Военного совета К. Ф. Телегиным, начальником штаба фронта М. С. Малининым, начальником артиллерии фронта В. И. Казаковым, начальником бронетанковых войск Г. Н. Орлом, командующим 16-й воздушной армией С. И. Руденко, начальником инженерных войск А. И. Прошляковым.

Со схемами установленных минных заграждений командование фронта знакомил полковник М. Ф. Иоффе. С особым интересом К. К. Рокоссовский слушал о планируемых действиях подвижных отрядов заграждений, интересовался, как намечаются рубежи установки минных полей, где складируются мины. Чувствовалось, что командующий придает большое значение действиям ПОЗов.

Большой интерес командующего вызвали также управляемые по проводам минные поля из противотанковых и противопехотных мин. В заключение с расстояния в несколько десятков километров было взорвано по радио несколько фугасов.

* * *

А обстановка на нашем участке фронта с каждым днем становилась все напряженнее. То там, то здесь фашисты силами от усиленной роты до батальона разведкой боем пытались прощупать нашу оборону. Разведка сообщала о подходящих к фронту новых гитлеровских танковых и моторизованных дивизиях.

Готовясь к наступлению, противник кое-где пытался улучшить свои позиции. Тогда вспыхивали яростные короткие схватки. В один из таких боев был втянут наш 2-й батальон майора А. В. Ванякина.

Минерам-гвардейцам была поставлена задача в ночь на 1 июля усилить минные заграждения на переднем крае 307-й стрелковой дивизии. На этом участке фронта наши позиции, прикрывавшие железную дорогу Орел — Курск, глубоко вклинились во вражескую оборону.

Около двух часов ночи саперы приступили к установке мин. Неожиданно противник открыл артиллерийский [95] огонь. После короткого артналета в атаку пошли гитлеровские танки и пехота. Очевидно, гитлеровцы пытались срезать мешавший им выступ.

Бой продолжался до утра. Гвардейцы-саперы сражались вместе с подразделениями 307-й стрелковой дивизии и не отступили ни на шаг. В ходе боя группе фашистов удалось ворваться в нашу траншею, однако стремительной атакой саперы 1-й роты капитана А. А. Тушева уничтожили гитлеровцев. Понеся значительные потери, в том числе потеряв пять танков, гитлеровцы были вынуждены прекратить атаки.

Утром, получив донесение о ночном бое, Иоффе предложил мне поехать с ним к Ванякину.

Командир 2-го гвардейского батальона, казалось, еще не остыл от боя. Он коротко доложил, назвал наиболее отличившихся.

Иоффе внимательно выслушал комбата, а затем недовольно заметил:

— Зачем в бой ввязывались? Вы же не пехота, а минеры!

В этот момент к нам подошел подполковник — командир стрелкового полка, в боевых порядках которого дрались наши саперы.

— Спасибо вашим саперам, — обратился он к Михаилу Фадеевичу. — Если б не они, как знать, удалось ли удержать позиции! Геройски дрались, по-гвардейски!

Уже в машине, на обратном пути, я сказал комбригу:

— Вроде Ванякина похвалить было бы надо...

Иоффе неожиданно улыбнулся:

— Правильно, надо. Только похвали их, архаровцев, они впереди пехоты наступать будут. А ведь наши задачи другие, — уже суховато закончил Михаил Фадеевич. — Сколько впереди предстоит проделать проходов и сиять минных полей!

К началу июля все основные задачи по минированию и подготовке подвижных отрядов заграждений были закончены. По целому ряду больших и малых примет мы чувствовали, что и все наши войска на Курской дуге приготовились к отражению наступления врага. Почти совсем прекратилось по ночам движение на прифронтовых дорогах. Зато в каждой балочке, рощице можно было увидеть закопанные, тщательно замаскированные танки, орудия, автомашины... Перекидав горы плодородной курской [96] земли, надежно укрылись от врага наши пехотинцы. Все готовы. Наступила пора томительного ожидания...

Во второй половине дня 2 июля, вернувшись из штаба фронта, Иоффе коротко сообщил мне:

— Только что Рокоссовский получил специальное шифрованное сообщение из Ставки. Верховный Главнокомандующий предупреждает Центральный и Воронежский фронты, что противник возможно перейдет в наступление между 3 и 6 июля. Приказано немедленно привести бригаду в полную боевую готовность!

Около часу ночи 5 июля штаб бригады был поднят по тревоге. Как стало потом известно, на переднем крае 13-й армии при попытке проделать проходы в наших минных полях был захвачен сапер 6-й пехотной гитлеровской дивизии. На допросе он сообщил, что наступление назначено на три часа утра...

Мне было поручено немедленно направиться на стык наших 13-й и 70-й армий и проследить за подготовкой к действию подвижных отрядов заграждений 2-го и 5-го гвардейских батальонов.

В июле рассвет наступает рано. Когда небо на востоке начало чуть-чуть светлеть, вдруг задрожала земля, донесся приглушенный расстоянием гул артиллерийской канонады. Посмотрел на часы — 2 часа 20 минут.

— Началось, товарищ подполковник! — с тревогой сказал мой водитель. — Неужели не поспеем вовремя?!

Прислушиваюсь к отдаленной канонаде. Чувствуется, стреляет множество орудий различных калибров. Однако уши, привыкшие к артиллерийской стрельбе, не улавливают звуков разрывов снарядов. Что-то на артиллерийскую подготовку противника не похоже...

Как выяснилось позже, я не ошибся. Центральный фронт провел артиллерийскую контрподготовку по вражеским войскам, сосредоточившимся на исходных рубежах в ожидании начала наступления. Наша артиллерия нанесла большие потери врагу. Около двух часов приводили в порядок гитлеровцы свои дивизии.

В 5 часов 30 минут, когда уже совсем рассвело, начал артиллерийскую подготовку и противник. На Центральном фронте гитлеровцы основной удар наносили против 13-й армии и правого фланга 70-й армии, стремясь кратчайшим путем прорваться к Курску.

Только в полосе 13-й армии противник сосредоточил [97] шесть танковых, пять пехотных и одну мотопехотную дивизии. Фашистская группировка насчитывала около тысячи двухсот танков, в том числе сто пятьдесят новейших танков T-VI («тигр»).

Советское командование правильно определило направление главного удара противника. Именно полоса обороны 13-й армии имела наиболее развитую систему обороны и инженерных заграждений. Здесь же сосредоточены были и основные резервы фронта, в том числе и наша 1-я гвардейская инженерно-саперная бригада.

После двухчасовой артиллерийской подготовки вперед двинулись вражеские танки. С небольшой высотки мы наблюдали, как, покачиваясь на неровностях местности, поднимая тучи пыли, изрыгая огонь из стволов орудий, двигались тяжелые машины с крестами на броне.

Но вот под одной из машин вспыхивает пламя. «Тигр» останавливается. Неподалеку на мине подрывается другой танк. Потом еще и еще... Да, плохо поработали гитлеровские саперы. Им так и не удалось проделать нужное число проходов в наших минных полях. Этому помешали пехотинцы, надежно прикрывшие минные поля ружейно-пулеметным огнем.

Подорвавшиеся на минах танки добивали артиллеристы. Вскоре перед нашими траншеями горели десятки вражеских машин. Первая фашистская атака была отбита...

Часа через два, введя в бой новые крупные силы танков и моторизованной пехоты, гитлеровцам удалось вклиниться в глубь нашей обороны. Этот успех достался врагу дорогой ценой. Только на одном участке на минных полях и электризуемых препятствиях, установленных саперами нашей бригады, погибло около двухсот гитлеровских солдат и офицеров.

Но в глубине нашей обороны вражеские танки продолжали подрываться на минах, которые ставили наши подвижные отряды заграждений.

Севернее станции Поныри на железнодорожной линии Орел — Курск действовали минеры батальона майора А. В. Ванякина. Здесь на узком участке фронта противник бросил в бой около четырехсот танков.

Саперы 2-го гвардейского ставили мины на боевых курсах движения фашистских танков под ураганным огнем. Подорвавшиеся машины немедленно расстреливали [98] наши артиллеристы. Стрелки и пулеметчики отсекали гитлеровскую пехоту, следовавшую за танками.

Особенно отличились подвижные отряды заграждений старших лейтенантов М. Тушева и О. Цедрова.

Когда на только что установленном минном поле подорвался первый «тигр», остальные танки попытались обойти мины. Снова взрыв под гусеницами вражеской машины. Тогда вперед поползли гитлеровские саперы. Но наши гвардейцы, открыв огонь из пулеметов, винтовок и автоматов, долго не позволяли им снять мины.

Наконец, потеряв почти два часа времени и три танка, гитлеровцы проделали проходы. Однако через три километра их уже ждало новое минное поле.

К исходу первого дня боев противник ценой тяжелых потерь вклинился в расположение 13-й армии всего на шесть — восемь километров. На этом участке фронта гитлеровцы потеряли сто десять танков, из них тридцать два подорвались на минах, установленных саперами 2-го гвардейского батальона инженерных заграждений.

Искусно разгадывая замыслы врага, действовали минеры и 1-го гвардейского батальона инженерных заграждений. Так, только на минах, установленных ПОЗом старшего лейтенанта К. Ф. Трошина, за два дня боевых действий подорвалось двадцать четыре фашистских танка и до двухсот солдат и офицеров противника.

В районе села Подсоборовка отряд установил пять минных полей. Причем три из них — на маршруте движения вражеских танков, а два — на путях возможного обхода. На этом участке продвижение противника задержалось на семь часов. Только к вечеру фашистские танки обошли минные поля и двинулись вперед в сопровождении гусеничных бронетранспортеров с пехотой.

Подвижный отряд заграждений старшего лейтенанта Трошина быстро вышел на пути движения противника и за ночь установил двенадцать противотанковых и противопехотных минных полей, подготовил к взрыву пять мостов.

При попытке преодолеть минные поля фашисты потеряли еще несколько танков. Сойдя с бронетранспортеров, гитлеровские саперы при поддержке пехотинцев попытались проделать проходы. Взрывом серии управляемых осколочно-заградительных мин и огнем наших минеров эти попытки были сорваны. [99]

В боях на Курской дуге смело действовали саперы нашей бригады, выделенные для закрытия проходов к установленных заранее минных полях.

Были случаи, когда, получив сообщение о приближении фашистских танков, саперы закрывали проходы. Однако вражеские машины на этом участке не появлялись. Тогда мины нужно было снимать. Подобную операцию иногда приходилось проводить до трех раз. Зато наши минные поля были всегда закрыты для танков противника и не стесняли маневра наших войск.

Систему проходов в минных полях, быстро прикрываемых минами в случае необходимости, наши минеры впервые широко применили на Курской дуге.

«Проходчики» — так любовно называли мы своих товарищей, выполняющих эту ответственную и опасную задачу. Они должны были чувствовать динамику боя, уметь вовремя определить момент установки мин при подходе танков противника. В случае контратаки наших войск «проходчики» должны были быстро пропустить их через минные поля.

В эти дни отвагу и мужество в борьбе с танками гитлеровцев проявили многие «проходчики» 2-го гвардейского батальона инженерных заграждений. Старший сержант Андрухов и красноармеец Бескаравайный под ураганным огнем противника установили мины в непосредственной близости от его танков. Только-только отважные саперы отползли от минного поля, как оттуда донеслись оглушительные взрывы. Это семь вражеских машин подорвались на установленных героями минах.

Красноармеец Тутушкин за шесть часов боя трижды ставил, а затем снимал мины в проходе, то создавая преграду фашистам, то обеспечивая маневр наших войск.

Высокое мастерство, инициативу и бесстрашие продемонстрировали на западных подступах к станции Поныри красноармеец Джим иего товарищи. Ведя наблюдение за противником, они заметили шесть фашистских танков, пытавшихся по глубокой лощине выйти в тыл наших войск. Джим бросился наперерез танкам и быстро заминировал вход в лощину, а его товарищи установили мины на выходе из нее. Когда головная гитлеровская машина подорвалась на только что установленной саперами мине, остальные танки повернули обратно. Совершенно неожиданно для немецких танкистов на только что пройденном [100] ими пути подорвалось еще два танка. Для эвакуации поврежденных машин подошел гусеничный тягач. Однако и он замер с перебитой гусеницей. Танки противника оказались запертыми в ловушке. Отважные минеры вызвали на лощину огонь нашей артиллерии. Вскоре вверх взметнулись черно-красные фонтаны разрывов и заполыхали чадным пламенем остальные три танка.

Отличились и минеры подвижного отряда заграждения, которым командовал гвардии лейтенант А. Гуляев. Только 5 июля под огнем врага двадцать пять гвардейцев Гуляева установили шесть противотанковых минных полей. Молодой офицер быстро разгадывал замыслы противника и умело вводил его в заблуждение. Так, саперы искусно создали несколько ложных минных полей, поставили на них указки с надписью: «Мины». Места же, где в действительности, судя по ограждениям, должны были быть проходы, гвардейцы минировали. На возможных маршрутах движения ПОЗа лейтенант заранее организовал полевые склады с минами. Одно из минных полей подвижный отряд лейтенанта Гуляева установил около населенного пункта Горелое. Вскоре гвардейцы заметили километрах в двух от селения густые клубы пыли. Это двигались вражеские танки и бронетранспортеры с пехотой. Они шли прямо на установленные мины. «Значит, направление движения врага предугадали правильно», — с удовлетворением подумал офицер.

Вот передний «тигр» уже на минном поле. Однако взрыва нет. «Сейчас, сейчас...» — шепчет побелевшими от волнения губами Гуляев. И словно в ответ, облако черного дыма окутывает первый вражеский танк. Затем с короткими интервалами подрываются еще два «тигра».

Противник попытался обойти минное поле слева. Однако гитлеровские танкисты увидели ограждение из колючей проволоки, деревянные таблички с надписью: «Опасно, мины!», подозрительные бугорки на грунте, расположенные в шахматном порядке. Танки замедлили движение, а затем остановились. Сомнений не было — впереди русское минное поле! Фашисты свернули направо. Там никаких табличек не было. Однако через несколько минут на «безобидном» поле подорвались еще три танка. Оставшиеся вражеские машины повернули обратно.

Когда я подъехал к рубежу развертывания подвижного отряда заграждений лейтенанта Гуляева, на [101] краю ржаного поля стояло шесть подбитых вражеских танков.

Лейтенант четко доложил:

— Товарищ подполковник! ПОЗом во взаимодействии с артиллерией уничтожено шесть вражеских танков.

Смотрю я на лейтенанта. Стоит передо мной в потемневшей от пота гимнастерке совсем еще молодой паренек, лет двадцати, лицо осунулось, только запавшие глаза по-прежнему задорно блестят. Смотрю и думаю: «Там, где насмерть стоят такие люди, как лейтенант Гуляев, никакие «тигры» и «пантеры» не пройдут!»

Однако на нашем участке фронта с каждым часом положение становилось все напряженнее. Гитлеровские танки с пехотой при поддержке авиации, невзирая на тяжелые потери, рвались вперед. К исходу 7 июля в районе Ольховатки, на правом фланге 70-й армии, им удалось прорвать нашу главную полосу обороны. Навстречу врагу были брошены истребительные противотанковые полки и наши подвижные отряды заграждений.

В этот день я выехал в расположение 5-го батальона инженерных заграждений. Штаб батальона расположился недалеко от большого села Самодуровка. Комбат капитан Эйбер, страшно волнуясь, доложил:

— Товарищ подполковник, батальон занимает оборону в боевых порядках 132-й стрелковой дивизии.

Такого доклада от всегда исполнительного и пунктуального Эйбера ожидать было просто невозможно. В исключительно напряженное время, когда минные поля так необходимы для сдерживания гитлеровских танковых колонн, использовать опытных саперов как пехотинцев просто преступление!

— Почему заняли оборону? Кто приказал?!

— Командир дивизии генерал Шкрылев. За невыполнение приказа грозил отправить в трибунал!

Что делать? Этот вопрос нужно было решать немедленно. Саперный батальон, действующий как стрелковое подразделение, мог несколько укрепить оборону дивизии, отсутствие же минных полей ставило под удар не только дивизию, но и армию.

— Немедленно приступайте к подготовке ПОЗов! — приказал я Эйберу после недолгого размышления.

В суматохе тех напряженных дней этот случай стал забываться. Однако, когда дня через три ко мне подошел [102] молоденький капитан и передал приказание генерала Шкрылева явиться к нему, сердце забилось чаще, чем обычно. Командир 132-й стрелковой дивизии генерал-майор Т. К. Шкрылев встретил меня около запыленного виллиса.

— Повезло тебе, подполковник! Попался бы ты мне тогда под горячую руку... А вообще-то, молодцы ваши саперы — на минных полях шесть танков подорвалось. Может и правда, как минеры они больше пользы принесли...

Забегая вперед, скажу, что после Курской битвы командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский по нашему представлению в одном из приказов прямо запретил общевойсковым командирам использовать придаваемые саперные подразделения не по прямому назначению.

В боях на Курской дуге наши гвардейцы сделали все, чтобы не пропустить врага!

Только с 5 по 9 июля на минных полях, установленных саперами 1-й гвардейской инженерной бригады специального назначения, противник потерял сто сорок танков и штурмовых орудий, минами и огнем стрелкового оружия было уничтожено до двух тысяч пятисот гитлеровских солдат и офицеров.

Причем около 600 фашистов нашли свою гибель на электризуемых заграждениях.

Мощным оружием, способствующим боевым успехам нашей бригады, была партийно-политическая работа, умело направляемая подполковником В. Н. Коробчуком. Короткий призыв командира или политработника выполнить поставленную задачу, листовки-молнии, рассказывающие об отличившихся в боях, личный пример политработника — вот только некоторые из форм партийно-политической работы. В самые тяжелые дни боев я не видел Владимира Никитовича в штабе бригады, зато не раз встречал в батальонах. Своим поведением, стилем руководства он вносил дух партийности при решении боевых задач.

Под стать Коробчуку был и его заместитель, он же секретарь партийной комиссии майор Максимов. Коммунист ленинского призыва, работавший до начала войны в Винницком облисполкоме, Иван Алексеевич сразу же зарекомендовал себя человеком смелым и принципиальным. Кроме того, Максимов отличался исключительной собранностью и аккуратностью в работе. Вся партийная [103] документация была у него, что называется, в ажуре. Когда он успевал все делать, для меня оставалось загадкой. Во время боев партийные документы Максимов вручал, как правило, на переднем крае.

— Не отрывать же людей от дела, — говорил Иван Алексеевич. — Да и знать надо, как воюют солдаты, в чем нуждаются...

В эти трудные дни лучшие люди бригады вступали в партию.

В моей фронтовой записной книжке сохранилась короткая карандашная запись: «На 1 июля 1942 г. — 190 (включая кандидатов). На 1 августа 1943 г. — 669».

Сухие цифры говорят, что за год с небольшим, от начала Сталинградской битвы и до разгрома гитлеровцев на Курской дуге, партийная организация бригады увеличилась в три с половиной раза. Это лучше всяких слов характеризует деятельность наших политработников.

Нельзя не сказать, что между Иоффе и Коробчуком иногда возникали и разногласия. Речь идет, конечно, не об обсуждении боевых приказов и распоряжений. В бригаде слово командира было законом. Замполит прямо в глаза говорил комбригу о его недостатках. Особенно часто они спорили из-за пристрастия Иоффе к строевой подготовке.

— Строевой шаг, громкие уставные команды — это хорошо, — говорил Владимир Никитович, — однако главное — это умение хорошо выполнять боевое задание. Вы же, Михаил Фадеевич, слишком любите офицеров, умеющих щелкать каблуками, и многое им прощаете. А толковые офицеры, не преуспевшие в этом искусстве, у вас иногда на втором плане.

— Строевая подготовка в армии — это основа дисциплины! — возражал комбриг. — Отменный строевик и в бою хорош, сумеет повести за собой людей...

Коробчук возражал. Приводил примеры, доказывающие, что это далеко не всегда так...

Два коммуниста, болеющих за общее дело. Один военный, что называется, до мозга костей. Другой опытный партийный работник, лишь в начале войны призванный в армию. Каждый из них недооценивал один и переоценивал другой фактор, хотя в споре каждый в чем-то и был прав. В целом же подобные беседы помогали найти правильное решение вопроса... [104]

Еще грохотали гитлеровские пушки под Понырями и и в летнем потемневшем от пожаров небе проносились стаи поджарых, похожих на злых ос «мессершмиттов», но по всему уже чувствовалось, что вражеское наступление выдыхается.

Фашистской группировке на Центральном фронте удалось продвинуться за шесть дней непрерывных боев всего на двенадцать километров. Противник потерпел неудачу и на юге, под Белгородом, где он вклинился в оборону советских войск максимум на тридцать пять километров.

На северном фасе Курской дуги гитлеровцы, понеся огромные потери, 11 июля были вынуждены отказаться от наступления. Относительное затишье продолжалось несколько дней. 15 июля войска Центрального фронта перешли в контрнаступление. К исходу дня вражеская оборона была прорвана сразу на нескольких направлениях. За три дня упорнейших боев войскам фронта удалось полностью восстановить положение, существовавшее до начала немецкого наступления.

С началом Орловской наступательной операции на 2-й и 6-й батальоны инженерных заграждений бригады легла ответственная задача по ликвидации минных полей, установленных противником и нашими подвижными отрядами заграждений в ходе оборонительных боев. Эта работа затруднялась тем, что в спешке тяжелых дней гитлеровского наступления далеко не всегда точно составлялась документация на устанавливаемые минные поля. По этому поводу начальник штаба бригады подполковник Г. Н. Соколов ворчал:

«Знал бы, что самим придется мины снимать, каждую бы из них заставил привязывать к ориентирам!»

Немало времени и сил отнимало ведение инженерной разведки и проделывание проходов во вражеских минных полях. Фашисты при отходе широко применяли установку мин в неизвлекаемое и необезвреживаемое положение, устанавливали различные взрывные ловушки. Все это требовало от наших саперов не только мужества, высокого мастерства, но и чрезвычайной осторожности.

1-й и 5-й гвардейские батальоны инженерных заграждений действовали с дивизиями 13-й армии, а 3, 4 и 7-й гвардейские батальоны инженерных заграждений были приданы 70-й армии. [105]

На участке наступления 70-й армии в прорыв вводилась 2-я гвардейская танковая армия (командующий генерал-лейтенант танковых войск С. И. Богданов). Проходы для танкистов проделывали 3, 4 и 7-й батальоны. За несколько дней под огнем врага наши саперы сняли свыше тридцати четырех тысяч противотанковых и противопехотных мин. Целая танковая армия прошла через минные поля без потерь.

В этот же день мы получили от танкистов такое письмо:

«Командиру 1-й гвардейской Краснознаменной инженерно-моторизованной бригады специального назначения.

Личный состав 3, 4 и 7-го батальонов инженерных заграждений вверенной Вам бригады, обеспечивавших пропуск боевых порядков 2-й танковой армии через минные поля на переднем крае на фронте 70-й армии, с поставленной задачей справился хорошо. Ни одна боевая машина 2-й танковой армии за период боевых действий во взаимодействии с 70-й армией не была подорвана.

Военный совет 2-й танковой армии благодарит личный состав 3, 4 и 7-го батальонов вверенной Вам бригады за помощь, оказанную армии гвардейцами-минерами и их офицерским составом.

Командующий войсками 2-й танковой армии генерал-майор танковых войск БОГДАНОВ

Член Военного совета 2-й танковой армии генерал-майор танковых войск ЛАТЫШЕВ»

Всю первую половину августа наши 1, 3, 4, 5 и 7-й батальоны продолжали вести разведку и разминирование в полосах наступления 13-й и 70-й армий, а 2-й и 6-й батальоны и рота 8-го батальона специального минирования — сплошное разминирование освобожденной от врага территории. После отхода с Курского выступа немецко-фашистские войска закрепились на заранее подготовленных рубежах восточнее Брянска и ожесточенно сопротивлялись. Поэтому наступление 13-й и 70-й армий развивалось крайне медленно. Особенно тяжело приходилось частям 70-й армии. После кровопролитных боев под Тросной [106] армии удалось прорвать первую полосу обороны противника. Необходимо было обеспечить закрепление захваченных рубежей, установить на них тысячи мин.

Командир бригады приказал мне выехать к начальнику инженерных войск 70-й армии полковнику В. А. Витвинину и наладить взаимодействие с армейскими саперами. Витвинин, могучий мужчина с громким голосом и уверенными движениями, старый сапер, отлично знавший свое дело, был немногословен:

— Фрицы подтянули танковую дивизию «Мертвая голова» и контратакуют. Наши саперы ставят мины. Едем к ним.

Запыленный виллис стремительно рванулся с места. Проехав несколько километров, я увидел, как по обе стороны от дороги, перпендикулярно ей, тянутся ряды небольших бугорков. Витвинин перехватил мой взгляд:

— Минные поля. Утром ставили корпусные саперы!

— Плохо маскировали...

— Торопились очень, да и сейчас главное — задержать фрицев. Увидят мины — будут обходить, смотришь — и выигрыш времени...

Может, в данном случае Витвинин и был прав. А кроме того, спорить и доказывать было некогда. В чистом полуденном небе внезапно появились маленькие темные точки. Стремительно увеличиваясь в размерах, они, казалось, надвигались прямо на нас. Это в сопровождении истребителей летели фашистские пикирующие бомбардировщики Ю-87 или, как их называли за неубирающиеся шасси в обтекателях, «лаптежники».

Как бы невзначай бросаю взгляд на Витвинина. Полковник внешне спокоен, только на щеках, покрытых рыжеватой щетиной, чуть вздулись желваки.

«Не пора ли остановиться и искать укрытие в каком-нибудь кювете?» — мелькает тревожная мысль. Будто прочтя ее, водитель вопросительно поворачивает голову к полковнику.

— Давай, давай, вперед! — негромко командует Витвинин. — В случае чего — успеем укрыться!

Пожалуй, он прав. Во-первых, если сидеть из-за пролетающих самолетов в кюветах, до места вовремя не доберешься, а во-вторых, у нас действительно есть в запасе несколько минут...

Самолеты противника прошли чуть правее. Скоро до нас донеслись частые глухие взрывы... [107]

— Бомбят наши артиллерийские позиции... — мрачно заметил Витвинин.

Накатанная тысячами колес фронтовая дорога вывела нас на крутой холм. Впереди далеко вокруг расстилались уже начинавшие желтеть неубранные ржаные поля, а у самого горизонта высоко вверх поднимался дым горевшей деревушки. Внизу, в каких-нибудь полутора-двух километрах, в клубах пыли прямо в нашу сторону двигались немецкие танки — «тигры».

Танки противника приближались не открывая огня. Видимо, поэтому их движение показалось нам грозным и неудержимым. Неожиданно около автомобиля выросла фигура солдата, быстро сматывавшего телефонную катушку. Увидев в машине офицеров, он на секунду поднял потное лицо:

— Товарищи офицеры, бо нимци!

— Садись, солдат, к нам, — предложил Витвинин. — Подвезем!

— Никак нельзя, товарищи офицеры, батарея без связи останется, — ответил солдат и еще яростнее стал накручивать провод на катушку.

— Давай назад, — приказал Витвинин водителю, — поедем правее, там должен быть ПОЗ бригады.

Развернулись, а в это время, очевидно подпустив вражеские танки поближе, на дистанцию действительного огня, ударила наша противотанковая артиллерия. Мы увидели, как один за другим вспыхнули три танка... Но остальные продолжали двигаться вперед. Внезапно, почти одновременно, несколько танков окутались дымом.

«Подорвались на минных заграждениях! — с удовлетворением подумал я, — молодцы позовцы!» Совместными усилиями артиллеристов, пехотинцев и саперов танковая контратака была отбита. Однако и наши дальнейшие попытки прорвать вражескую оборону на этом участке потерпели неудачу.

Тогда командующий 70-й армией решил сосредоточить основные усилия в районе города Чернь. Наступать решили как можно быстрее, почти без подготовки, чтобы немцы не успели подтянуть резервы.

Проделывать проходы в минных заграждениях 6-му батальону пришлось днем. К этому мы прибегали только в исключительных случаях. Я немедленно выехал в этот батальон. Как знать, может, надо будет подсказать что-нибудь. [108] Да и разговаривать с командиром дивизии, которой придан батальон, мне будет легче, чем капитану М. М. Кущу.

Вместе с заместителем командира батальона по технической части мы добрались на наблюдательный пункт — небольшой окопчик, вырытый на вершине пологого кургана. В окопчике лейтенант с перевязанной рукой и телефонист, упорно дующий в трубку и непрестанно повторяющий: «Я — седьмой, я — седьмой. Как слышно?» За обратным скатом кургана развернут перевязочный пункт батальона. На носилках и просто плащ-палатках лежат несколько раненых. Над ними хлопочут врач батальона и фельдшер.

Впереди, в каких-нибудь трехстах метрах, проходит наша первая траншея, за ней и работают минеры батальона. Противник беспрерывно ведет огонь, стараясь помешать нашим минерам проделать проходы.

— Где комбат? — спрашиваю у лейтенанта.

— Там! — и показывает в сторону противника. — Да вот, кажется, возвращается...

Обычно всегда подтянутого и аккуратного капитана Куща не узнать. Гимнастерка грязная, верх голенища одного сапога разорван, из-под пилотки выбивается прядка мокрых от пота каштановых волос. Михаил Михайлович страшно расстроен:

— Уже два убитых и семь раненых! Каких хлопцев теряем, товарищ подполковник!

— На минах подрываются?

— На минах мало, народ у нас опытный. Немцы бьют из минометов, и от взрывов срабатывают установленные мины, в основном осколочные — «помзы»...

Несмотря на потери, саперы проделали проходы в минных полях к заданному сроку. После короткой артиллерийской подготовки пошла в атаку пехота. Почти везде удалось захватить первую траншею, а кое-где и всю первую полосу обороны. Однако противник вновь успел подтянуть свои резервы. Опять настойчивые контратаки вражеских танков, налеты самолетов с черными крестами...

К 18 августа войска Центрального фронта, продвинувшись до 100–110 км, вышли на рубеж Турищево, Домаха. Здесь они временно приостановили наступление, чтобы подготовиться к новому сокрушительному удару по врагу. [109]