Содержание
«Военная Литература»
Мемуары
Сорокалетию великой Победы посвящается

Глава I.

Боевое крещение

Учебу закончим на фронте

Начало июля 1941 года. Во второй эскадрилье 220-го авиационного полка предстоит боевой вылет бомбардировщиков.

После завтрака адъютант эскадрильи привел нас, летчиков и штурманов, на стоянку самолетов, где комэск капитан Кулаков уже давал указания техническому составу готовить самолеты к выполнению предстоящего задания.

Вторую неделю идет кровавая битва с фашистскими захватчиками, вероломно напавшими на нашу Родину, а мы, так рвавшиеся в бой, не сделали еще ни одного боевого вылета.

...Война застала нас в Иванове, во 2-й высшей школе штурманов, где с января 41-го мы, летчики и штурманы, находимся на восьмимесячных курсах переподготовки. Экипажи бомбардировщиков дальнего действия готовят здесь к работе в сложных полетных условиях. Школа еще только делает первые шаги. Начальником ее стал прославленный штурман, Герой Советского Союза генерал-майор авиации И. Т. Спирин, заместителем — прибывший из Приморья лучший на Дальнем Востоке командир авиационного полка полковник Е. Ф. Логинов, будущий маршал, министр гражданской авиации.

На учебу все слушатели явились из строевых частей, а некоторые — уже с опытом боевых полетов в финской кампании и на Халхин-Голе. Многие из нас прибыли сюда с Дальнего Востока и уже немало полетали над бескрайними просторами страны.

Теоретический курс подкреплялся практическими полетами сначала на ТБ-3 — тяжелых бомбардировщиках, а затем на ДБ-3ф — дальних бомбардировщиках последней модификации, к серийному производству которых наша промышленность приступила недавно. Нас планируют выпустить в августе 41-го. Но... сбыться этому не суждено... [6]

...Раннее утро 22 июня. Сегодня воскресный день. С подъемом можно бы и не спешить, но дежурный бегает между койками и будит тех, кто еще не проснулся. Боевая тревога!

Быстро одевшись, бежим на аэродром. Причина тревоги пока не ясна. Только чуть позже узнаем — началась война. Известие не из приятных. Но мы люди военные и ко всему должны быть готовы.

Весь день находимся на аэродроме — роем щели, рассредоточиваем самолеты. На второй день новость: нас вызывают в кабинет И. Т. Спирина. Обрисовав сложившуюся обстановку, он объявил приказ о немедленной отправке на фронт первой девятки экипажей с предварительным заездом на воронежский завод.

Там, в кабинете начальника школы, судьба свела меня с человеком, который стал потом моим боевым другом. Вместе с ним, летчиком, командиром экипажа Степаном Харченко, голубоглазым, добродушным украинцем из-под Чернигова, мне довелось около 300 раз вылетать на боевые задания, выполнить сотни учебных полетов в военном и мирном небе... Но это будет позже, а пока все мы готовились к отъезду на фронт.

Первые дни войны. Они лишили буйное июньское цветение ярких красок, смешав их в одну, черную. Повсюду, на какой бы железнодорожной станции ни останавливался наш поезд, видим страдание, людское горе. Сердце сжимается от горьких сцен расставания матерей с сыновьями, жен с мужьями... Сколько таких нам пришлось увидеть за войну! Вот на полустанке, мимо которого проходит наш поезд, провожают близких на фронт. Высокого юношу обнимают и никак не могут оторваться от него, может быть, мать и жена, или сестры... И плачут, и улыбаются сквозь слезы. Мы до боли стискиваем зубы, а в голове одна только мысль: «Скорее отомстить врагу, бить его беспощадно!» И мы верим в свои силы, в то, что сможем одолеть его. Правда на нашей стороне. К тому же мы молоды, полны сил, энергии и умеем неплохо летать.

Среди тех, кто едет со мной на фронт, — Степан Харченко, летчики Александр Смирнов и Михаил Чуносов, штурманы Николай Стебловскнй, Леонтий Глущекко, Анатолий Булавка... Позднее они станут моими боевыми товарищами, с ними накрепко свяжет меня суровая военная служба.

В Москву приехали в полдень. До отправления вечернего поезда на Воронеж оставалось еще много времени. У Николая Стебловского жила здесь жена со своими родителями, [7] и штурман пригласил нас заехать к теще. Мы с удовольствием приняли приглашение. Каждому из нас хотелось хоть немножко домашнего тепла, уюта, хотелось по-русски отметить свой отъезд и вспомнить родных и близких. В доме на Большой Грузинской встретили нас как родных, и вскоре мы уже сидели за накрытым столом...

Но вот наступили минуты прощания. Для нас, холостяков, все было проще. А как тяжело женатому Стебловскому расставаться с любимой! Тогда никто из нас не предполагал, что видится он с ней в последний раз... Летом 1942 года Николай не вернулся с боевого задания. А у него, жизнерадостного, влюбленного в жизнь, столько еще всего могло быть впереди!

...Вечером с Казанского вокзала мы отъезжали к месту назначения. В нашем предписании указано, что направляемся в распоряжение военпреда авиационного завода.

Наутро поезд прибыл на узловую станцию, и мы увидели явный признак войны — эшелон с ранеными. Есть там и летчики. Мы с жадной нетерпеливостью спрашиваем их о том, что делается там, откуда они едут. Раненые рисуют довольно мрачные картины, но нас, еще не обстрелянных, эти вести не пугают. Мы рвемся на запад, хотим видеть все собственными глазами, попробовать свое оружие в боях с непрошеным «гостем». А для этого надо получить боевые самолеты.

Разместили нас в удобной и чистой, современной по тому времени, заводской гостинице, в заводской столовой поставили на довольствие. Представились военпреду. К нашему огорчению, оказалось, что самолеты, которые мы должны получить, предприятие сейчас не производит. Военный представитель предложил нам остаться на заводе испытателями. Но не к этому мы готовились, не этому учились. Решили послать телеграмму в нашу школу, чтобы та, в свою очередь, выяснила в Главном штабе ВВС, почему так получилось. Ждем, но ответа все нет и нет. Очевидно, там не до нас.

Такая неопределенность продолжалась бы, наверно, долго, если бы не случай. Один из нас, кажется Николай Стебловский, встретил двух знакомых ему капитанов-авиаторов, которые, как выяснилось, были командиром и штурманом нашей эскадрильи дальних бомбардировщиков и теперь искали своих будущих подчиненных. А этими подчиненными, оказывается, и были мы. Конечно, обрадовались и по распоряжению наших новых командиров тут же переехали на полевой аэродром Левая Россошь. [8]

В то время там базировался запасной авиаполк (ЗАП), которым командовал подполковник Н. Н. Царев, спешно готовивший экипажи к отправке на фронт. Там же стояли и предназначенные для нас боевые самолеты ДБ-3ф. После двух-трех дней пребывания в ЗАПе, где каждый экипаж сделал несколько полетов по кругу, вся ивановская девятка в традиционном строю «клин звеньев» направилась в район Курска, на действующий фронтовой аэродром Кшень. На нем базировался 220-й авиаполк. Командовал им майор Базиленко, его заместителем был майор Бровко, комиссаром — батальонный комиссар Федоров. С этого полевого аэродрома полк уже несколько раз с начала войны вылетал бомбить вражеские войска, прорвавшиеся на нашу территорию. В полетах многие штурманы выполняли работу воздушных стрелков, которых в экипажах не хватало. За это время полк понес значительные потеря, эскадрильи были недоукомплектованными.

Наша девятка (в полном штатном составе) стала 2-й эскадрильей полка. Первое время занимаемся в, основном расстановкой и маскировкой самолетов. Маскируем их специальными сетями, сверху набрасываем еще ветки. Несколько наших самолетов установлено между домами аэродромного поселка, некоторые стоят на краю поля, во ржи. Специальный экипаж полка каждый день совершает полет над аэродромом — проверяет качество укрытий. Ночью строго соблюдается светомаскировка, даже запрещают курить, хотя вряд ли с воздуха видно горящую спичку, тем более — папиросу.

По штурманской службе сразу же было приказано склеить карты-десятиверстки, которые должны охватить полосу западнее района нашего базирования до государственной границы и дальше. Каждый из нас строит догадки: где же наши цели? по ту или по эту сторону границы? Хотелось бы, чтобы по ту... Но так или иначе — скорее бы в бой. Скорее бы выполнить свой священный долг — защитить родную землю от вероломно напавшего врага.

Первые успехи

И вот наступил долгожданный момент: готовим самолеты к боевому вылету. На каждый подвешиваем по десять бомб ФАБ-100 и по две ротативно-рассеивающиеся авиабомбы РРАБ-250, начиненные более мелкими — десяти — и двадцатипятикилограммовыми осколочными бомбами по десять — двадцать штук в каждой. [9]

РРАБ — это большая металлическая бочка, стянутая обручами, с обтекателем (колпаком) и специальным стабилизатором, который, когда бомба отрывается от. самолета, заставляет ее вращаться. От вращения обручи разрываются, и осколочные бомбы разлетаются в стороны, поражая большую площадь. Что и говорить, хороший «подарок» фашистам. Как сейчас помню, на одном из обтекателей мелом было написано: «Шапка Гитлеру». Это сделал, очевидно, находчивый техник по вооружению. Надпись вызывала у всех невольную улыбку.

— Такой шапкой можно накрыть не только Гитлера, но и Геббельса в придачу, — шутит помогающий подвешивать бомбы стрелок-радист Бойко.

— Колпак же со второй бомбы подойдет, пожалуй, Герингу, — тут же подмечает стрелок Лойко. — Как раз по его комплекции.

— А бомб, которые под этими колпаками, хватит многим их молодчикам, — подытоживает техник по вооружению, подвешивая последнюю бомбу.

Машина заправлена горючим и маслом, моторы опробованы, и техник Ю. Иванов докладывает командиру экипажа, что самолет готов к выполнению боевой задачи. [10]

— Как работают моторы? — спрашивает командир. — Имей в виду, что мотор — сердце машины и от него зависит все.

— Работают четко, товарищ командир. Обороты, давление масла и другие показатели — без отклонения от нормы, — отвечает Иванов. — Сами слышали: на малых оборотах поют, на больших — ревут, как звери. Ручаюсь, товарищ командир, техника не подведет.

Проверив самолет и надев парашюты, сидим в кабинах, ждем команды на запуск и выруливание на старт, которую подаст нам командир эскадрильи — его самолет находится от нас метрах в трехстах. Радиосвязи между экипажами тогда еще не было, и все команды на земле передавались жестами рук и голосом, а в воздухе — покачиванием крыльев самолета. ...И вот выруливаем на старт. Ждем постановки боевой задачи.

Стоит тихое и ясное утро, мирно поют жаворонки. И кажется, что нет войны. Июльский зной, несмотря на ранний час, разливается по полю. От солнца прячемся под плоскостями машины. Все наше внимание теперь обращено на западную сторону неба, откуда ждем самолет, на котором привезут для нас из штаба дивизии боевое задание.

Вот послышался рокот мотора, и маленький одноместный УТИ-1 с ходу приземляется около наших машин: прибыл заместитель командира дивизии.

Согласно боевой задаче нам, девяти экипажам во главе с командиром эскадрильи капитаном Кулаковым, необходимо взлететь, собраться на круге в строй «клин звеньев» и следовать в район города Новоград-Волынский на уничтожение войск противника и переправы через реку Случь. Тут же, на старте, прокладывается, рассчитывается маршрут, и мы немедленно расходимся по машинам.

Самолеты один за другим выруливают на старт. Немного волнуемся: как оторвется машина от земли с большой бомбовой нагрузкой? Взлетать с грунта с таким весом нам еще не приходилось...

Машина нехотя трогается с места и набирает скорость, жестко стуча колесами на каждой неровности. Но вот хвост поднят, и самолет пошел повеселее. От все усиливающейся подъемной силы толчки о землю чувствуются меньше, и, наконец, самолет отрывается от земли. Но его почему-то ведет влево, потом — вправо. Догадываемся — это «бунтуют» неуклюжие РРАБы. Они и раскачивают нашу машину. Срочно убираем шасси. Самолет медленно, но уже несколько свободнее набирает скорость и высоту. [11]

Собираемся на большом левом полукруге. Этот маневр умело строит комэск Кулаков. Наше место в боевом порядке самое левое, и с этого флангу нам хорошо видна вся эскадрилья, единая боевая единица, единый организм. Четко вырисовывается строй. Таким боевым порядком берем курс на Киев, а точнее, на аэродром Борисполь, где нас должны встретить истребители сопровождения.

Спустя час погода резко ухудшается: пошли кучево-дождевые облака, нижняя кромка которых на высоте полторы — две тысячи метров. Идем под облачностью — согласно заданию.

Вот и Борисполь. Делаем под облаками круг над аэродромом и внимательно смотрим, не взлетают ли желанные самолеты. Но, увы, на аэродроме, по докладу стрелков, нет ни одного истребителя.

— Видать, их уж забрали другие, — с сожалением предполагает Степан.

— Будем рассчитывать на свои силы, командир, — подбадриваю его. — Теперь главное — добраться до цели и сбросить на нее груз, а там машина станет легче, маневреннее.

— Будьте внимательнее и еще раз как следует проверьте пулеметы, — предупреждает командир стрелка и стрелка-радиста.

Мы по-прежнему в составе девятки. Чем ближе к цели, тем четче просматривается на дорогах движущаяся фашистская техника. Это идут на восток войска противника, переправившиеся по наведенному им мосту: танки, автомашины, солдаты. Нам срочно надо разрушить переправу и тем самым помочь нашим наземным войскам, принявшим неравный бой, выиграть время для генерального сражения.

Плотным строем на повышенной скорости приближаемся к заданной цели. Но что это? Впереди, справа от наших самолетов, стали возникать шапки черного дыма. Догадываюсь — зенитная артиллерия. Никогда еще не приходилось видеть разрывы ее снарядов. Степану они не в диковинку, ему знакома эта картина еще по Халхин-Голу... Веду ориентировку, всматриваюсь в землю. Огненные вспышки там все чаще: враг старается не допустить нас к переправе.

Командир эскадрильи покачивает свой самолет с крыла на крыло — подает команду на увеличение интервалов. Это чтобы одним разрывом снаряда не поразило сразу два самолета (так нас учили), к тому же у каждого будут лучшие условия для противозенитного маневра.

Неприятель продолжает бить длинными очередями — [12] по пять-шесть в серии. Очевидно, стреляют тридцатисемимиллиметровые пушки «эрликон», или, как их еще называют, «шведки». Черные клубы дыма от разорвавшихся зенитных снарядов окружили звено комэска. Теперь стали подбираться к нашему звену. Серии разрывов то приближались к самолету, то удалялись от него: видно, фашисты уже пристрелялись по нашему строю и теперь ведут огонь наверняка.

Слышим доклад стрелков: сзади тоже появились зенитные разрывы. Значит, хотят взять нас «в вилку». Не успел Степан ответить воздушным стрелкам, что видит, это сам, как под самолетом раздался оглушающий треск и сразу запахло порохом. Командир резко отвернул влево. Очереди «шведок» проходят теперь метрах в пятидесяти от самолета, правее. Значит, маневр помог нам и враг промахнулся. Теперь действуем смелее. В том случае, когда разрывы приближаются к нам спереди, газ резко убираем, но от этого пронзительно начинает выть сирена у меня над головой. Это предупредительное устройство предусмотрено конструкцией самолета на случай, если летчик забудет при посадке выпустить шасси. Но сейчас мы не садимся, а совершаем противозенитный маневр, и этот вой нам ни к чему.

Разрывы перемещаются, теперь они впереди самолета, но долго так лететь нельзя — падают скорость и высота, поэтому увеличиваем обороты двигателей. От этого они бешено ревут, и самолет идет уже в прежнем режиме. Однако теперь мы не можем круто отворачивать, потому что находимся на боевом курсе и цель близка. Невольно входим в зону огня.

В то время, когда любому из нас грозила опасность быть сбитым, мы все же не могли не улыбнуться довольно курьезному событию, происходившему на наших глазах. В один из моментов боя масса зенитного огня сосредоточилась на правом звене и особенно на его левом ведомом. Стремясь выйти из разрывов, окружающих самолет, он дает полный газ и, обогнав командира эскадрильи, оказывается впереди всей девятки. Со стороны и странно, и смешно видеть такую необычную картину, но уж, видно, настолько припекло нашего товарища, что ничего иного ему не оставалось делать...

Внимание всех ведомых сосредоточено сейчас на самолете командира эскадрильи. По его сигналу мы открываем люки и сбрасываем бомбы на цель. Самолет сразу же становится значительно легче, а следовательно, и маневреннее. [13]

Теперь, когда груз сброшен, разворачиваемся за комэском, попутно следя за целью и разрывами наших бомб. А их на врага полетело более полутысячи, и добрая сотня фугасов предназначена для переправы. Остальные — осколочные — для скопившейся там живой силы и техники.

Высота у нас средняя — две с половиной тысячи метров. Бомбы с такой высоты летят считанные десятки секунд. Видим, как черные разрывы и красные вспышки накрывают переправу и все вокруг. Вражеские зенитки сразу смолкают: видно, гитлеровцам не до стрельбы, когда на земле все ухает и рвется. А пока они приходят в себя, мы уже за пределами их досягаемости.

Самолеты наши в сборе. Ложимся на обратный курс. Смыкаемся плотнее и, набирая высоту, идем поближе к облакам. Облачность для бомбардировщика, пожалуй, неплохая надежда на спасение от атак вражеских истребителей.

Но вот и Днепр. Сюда гитлеровские стервятники еще не добрались, и мы свободно вздыхаем... Приятно, что бой выдержан, боевая задача выполнена. Нас ждет свой аэродром, встреча с друзьями и, конечно, обмен впечатлениями, а их так много, что сразу всего и не выскажешь.

Заруливаем на свою стоянку. Техник не скрывает счастливой улыбки — его самолет вернулся на базу. Не торопясь, с сознанием выполненного долга, вылезаем из кабин. Немного усталые, закуриваем. Весь летный и технический — состав экипажа осматривает самолет. На плоскостях, фюзеляже и стабилизаторе десятки пробоин, больших и малых, но жизненно важные узлы самолета — управление, баки — целы.

Докладываем технику о работе материальной части. Она не отказала, не подвела. Тут же, при нас, рабочие из ремонтной бригады начинают заделывать пробоины. Машину готовят к завтрашнему боевому вылету. Надо спешить, надо всеми силами задержать продвижение вперед фашистских полчищ, рвущихся к Днепру, к столице Украины — Киеву.

После доклада на КП о результатах боевого вылета идем подкрепиться в столовую. Там встретили вернувшихся с задания летчиков и штурманов других эскадрилий. У них дела обстоят хуже: несколько экипажей сбиты вражескими истребителями и зенитками...

Нашим же успехом мы во многом обязаны командиру и штурману эскадрильи. Они сумели тактически грамотно провести наш строй по маршруту, и мы пробились сквозь [14] зенитный огонь к цели, метко поразили ее. К сожалению, вскоре наши замечательные боевые командиры не вернулись с боевого задания: были сбиты противником на четвертом боевом вылете.

Но первый боевой вылет прошел для нас удачно. Задачу, поставленную командованием, мы выполнили. Все самолеты, хотя и с большим количеством пробоин, вернулись на аэродром. Для нас, экипажей второй эскадрильи, этот вылет стал боевым крещением, из которого следовало, что коварного врага можно бить, и бить успешно. Лиха беда — начало... Но мы также знали, что все еще впереди, знали, что у немцев многочисленная и сильная истребительная авиация, с которой нам предстоит встретиться и помериться силами. [15]

Дальше