На левом берегу
Павлоград, выражаясь административным языком, принадлежал к городам так называемого областного подчинения. Уже одно это свидетельствовало о том, что здесь не захолустье какое-нибудь. Перед Октябрьской революцией небольшой городок, выросший в незапамятные времена в междуречье Самары и Волчьей, еще оставался типичным провинциальным степным местечком, «промышленность» которого представляли в основном железнодорожные мастерские и мельница.
За годы первых пятилеток Павлоград изменился неузнаваемо. К сорок первому году в нем были построены четыре предприятия союзного значения, девять — республиканского и шесть — областного. В городе появились новые жилые и административные здания, школы, кинотеатры, больницы, различные детские учреждения.
Это основательно изменило внешний облик Павлограда, хотя он и продолжал оставаться на окраинах все тем же одноэтажным, тонущим в вишневых садочках, городком...
Вот они, беленые хаты окраины, вот они, вишневые садочки, вот она, зелень павлоградских тополей! [217]
Но уже на въезде в город чернеют воронки от авиабомб, да и на самих улицах следы недавних воздушных налетов: там наспех заделана булыжная мостовая, здесь, на месте знакомого дома, выгоревший пустырь...
Стоял хмурый полдень. Медленно тащились над городом темные облака, летела грязь из-под колес военных грузовиков, и повозочные на фурах, прижимаясь к обочинам, бранили шоферов.
Навстречу нам прошла походным шагом какая-то рота. Бойцы горбились под винтовками и вещевыми мешками. Командир, мельком глянув на машину, приложил руку к козырьку. Полы его мокрой шинели были подвернуты, чтобы не мешали при ходьбе...
Обком партии расположился в здании крупнейшего предприятия в городе. В кабинете директора нас встретили Кучмий и Дементьев. Они сообщили, что облисполком и другие областные учреждения устроены поблизости и уже приступили к работе.
Из рассказов Кучмия и Дементьева мы составили четкое представление о работе обкома на новом месте. Сделать в Павлограде удалось уже немало. Обком не только разместил все областные организации и расселил их сотрудников, создав людям необходимые условия для жизни и труда на новом месте, но и позаботился о надежной телефонной и телеграфной связи с соседними областями и с Москвой, а также со штабами 6-й армии и Южного фронта. Планомерно проводилась мобилизация призывных возрастов. Зерно нового урожая вывозилось в восточные районы страны, а предприятия, прибывшие из-за Днепра, эвакуировались в более глубокий тыл.
— Тут одна неприятная новость есть... — сказал Кучмий.
— Какая?
— Да вот, из Новомосковска сообщили... Директор жестекатального завода Липихин и секретарь парткома Жаров смазали пятки салом.
Мы не поверили своим ушам. Но Дементьев угрюмо подтвердил: да, оба горе-руководители бежали, бросив завод на произвол судьбы.
Решили на первом же заседании бюро поставить вопрос о пребывании Липихина и Жарова в партии. [218]
Кроме того, я немедленно связался с наркомом черной металлургии товарищем Тевосяном и сообщил об этом постыдном случае. Тевосян был возмущен. Он заверил, что примет надлежащие меры и со своей стороны.
— Надо кого-то поставить вместо Липихина, товарищ секретарь! — сказал Тевосян. — Эвакуацию жестекатального следует закончить как можно быстрее!
Я ответил, что мы посоветуемся и подберем кого-нибудь из надежных товарищей.
— Хорошо. А мы сформируем вам на помощь группу товарищей из донецких металлургов.
Нарком выполнил свое обещание очень быстро. Через два-три дня к нам прибыли по его приказу около пятисот донецких металлургов, которые и закончили под руководством бывшего директора завода имени К. Либкнехта товарища И. О. Ямпольского полный демонтаж и эвакуацию Новомосковского жестекатального завода.
А Липихина и Жарова бюро обкома заочно исключило из рядов партии.
Случай с двумя паникерами казался тем более обидным, что остальные коммунисты — руководители предприятий с честью выполняли свой долг до конца, оставались на постах до последней минуты, спасали жизнь товарищей и народное добро, даже рискуя погибнуть.
С первых дней перебазирования в Павлоград работники обкома и облисполкома занимались каждый своим непосредственным делом, хотя обстановка и внесла некоторые изменения в характер обычной деятельности.
Задача перед нами в ту пору стояла очень нелегкая. С одной стороны, требовалось незамедлительно эвакуировать в тыловые районы страны оборудование предприятий и имевшуюся на них продукцию, а также вывезти урожай зерновых. С другой стороны, в связи с твердым намерением командования Южного фронта не пускать противника дальше Днепра, требовалось обеспечить определенный ассортимент товаров, необходимых для войск и для населения области, проводить осеннюю пахоту и сев. [219]
Одна задача явно противоречила другой. Обком партии хорошо понимал это и посчитал необходимым направить в каждый левобережный район областных работников, которые отвечали бы за успешность всех проводимых мероприятий и одновременно оказывали районным органам необходимую помощь.
Хорошо помню жаркое утро 1 сентября. Помню потому, что около десяти часов в обком сообщили о ранении командующего войсками Южного фронта генерала армии И. В. Тюленева. Оказывается, случилось это еще 30 августа под Днепропетровском, на левом берегу Днепра. Осколок снаряда раздробил ему ногу. Тюленев был отправлен на самолете в Москву, а на его место Ставка Верховного Главнокомандования назначила генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева.
В обкоме искренне сочувствовали И. В. Тюленеву, сожалели о его ранении, вспоминали о встречах с ним. Герой гражданской войны, Иван Владимирович Тюленев достойно показал себя и в годы Великой Отечественной. Он всегда находился в самом пекле боя, не заботился о своей безопасности и в боях за Днепропетровск буквально рисковал жизнью, словно бросал вызов судьбе...
Мы с Найденовым считали необходимым как можно скорее установить личный контакт с новым командующим, и уже 4 сентября выехали в Покровку, где по-прежнему размещался штаб Южного фронта.
Генерал-лейтенант Дмитрий Иванович Рябышев произвел на нас самое благоприятное впечатление: сдержанный, внимательный, немногословный.
В ответ на расспросы он сообщил, что враг предпринимал попытки переправиться на левый берег Днепра и захватить левобережную часть Днепропетровска, но отбит с большими для него потерями.
Из сводки Совинформбюро за 31 августа мы знали о трудных боях 28 августа. Тогда гитлеровцы попытались форсировать Днепр с ходу. Надеялись, наверное, что им удалось обескровить наши дивизии, что в сумятице событий командование Южного фронта не сумеет организовать должный отпор. Сконцентрировав в правобережной части Днепропетровска и в пригородах [220] большое количество танков и пехоты, гитлеровцы начали сооружать понтонную переправу. Сейчас известно, что попытка захватить более или менее значительный плацдарм на восточном берегу Днепра в районе Днепропетровска предпринималась по прямому указанию генерального штаба сухопутных войск Германии, в частности по настойчивому требованию начальника генштаба генерал-полковника Ф. Гальдера.
Наши дивизии, укомплектованные главным образом из днепропетровцев, в боях с захватчиками за Днепропетровск изрядно потрепали фашистские войска. Но Гальдер, как, впрочем, и другие немецко-фашистские стратеги, полагал, что «сверху» ему виднее, как надо поступать и действовать, настаивал на захвате плацдарма на восточном берегу Днепра возле Днепропетровска. Ему еще мерещилось, будто вал фашистского наступления может сметать на своем пути любые преграды, хотя Гальдер и проявлял беспокойство в связи с тем, что «расписание движения войск», составленное им и его коллегами, не выполняется.
На стол Гальдера 28 августа 1941 года ляжет сводка о состоянии фашистских войск на середину августа. Из этой сводки начальник генштаба сухопутных войск гитлеровской Германии узнает, что «непобедимые армии» понесли катастрофические потери в транспортных средствах и, что еще хуже для вермахта, в танках. Выяснится, что в большинстве танковых дивизий половина боевых машин выведена из строя, а некомплект автомобилей составил уже 38 тысяч единиц!
После этого Гальдер перестанет упоминать о своем желании, немедленно захватить плацдарм на восточном берегу у Днепропетровска. Но 28 августа фашистские саперы, подчиняясь приказам свыше, будут еще суетиться, подтаскивать к берегу понтоны, будут пытаться соединить их и навести мост через Днепр.
Артиллерия гитлеровцев попытается подавить огонь наших орудий. Зенитчики поставят над саперами завесу непрерывного огня. Над Днепром повиснут «мессершмитты» и «фокке-вульфы». И, несмотря на все это, переправа наведена не будет. Намерение гитлеровского командования разобьется о стальную волю и легендарное мужество советских воинов! [221]
События 28 августа развивались так: весь день наша авиация и артиллерия вели яростный огонь. По самым приблизительным подсчетам, противник, сооружавший переправу, потерял, начиная с 25 числа, не менее тысячи саперов и пехотинцев, 6 зенитных батарей, большое число понтонов и 50 танков. И все же к вечеру 28 августа гитлеровцы сумели довести понтонный мост до середины Днепра. Ночь облегчила бы им работу. Допустить это было невозможно. Эскадрилья советских бомбардировщиков получила приказ разгромить наведенный мост.
Первым к фашистской переправе подлетел бомбардировщик младшего лейтенанта И. Т. Вдовенко, командира эскадрильи. Был Вдовенко молод, — ему только-только исполнился двадцать один год, — чернобров и по-юношески горяч. Молоды были и члены его экипажа — штурман Н. В. Гомоненко, воздушный стрелок младший сержант М. Пулатов и стрелок-радист младший сержант В. П. Карпов. Перед каждым открывался в жизни ясный путь, каждому из них было жить и жить. И ради будущей жизни — своей, родных, близких — должны они были выполнить приказ командования.
На переправу заходили с запада, со стороны солнца. Вот и правый берег, а за ним плоская лента широкой реки со врезавшимся в нее лезвием вражеской переправы... Открыли огонь вражеские зенитки. Младший лейтенант И. Т. Вдовенко прошел над зенитчиками. Гомоненко бросал бомбы. Одну за другой вывели из строя 5 зенитных установок фашистов. Теперь на переправу!
Но один из вражеских снарядов попал в цель. Самолет командира эскадрильи вспыхнул. Гибель была неминуема. Наверное, фашистские зенитчики орали от радости. Рано они радовались. Загоревшийся самолет не свернул с курса. Теряя высоту, волоча за собой шлейф жирного дыма, советский бомбардировщик стремительно мчался на переправу. И ударил в нее. Грохнул взрыв. Столб дыма, воды и обломков вспучился над Днепром, а когда опал — переправы уже не было. Течение сносило вниз остатки понтонов, щепу, трупы убитых немецких саперов. [222]
Героический экипаж ценой собственной жизни выполнил приказ. Храбрые воины были посмертно удостоены высоких наград Родины.
— Мы не пустили врага за Днепр и не пустим! — сказал генерал-лейтенант Рябышев. — Героизм наших бойцов и командиров беспределен.
Рябышев поинтересовался деятельностью штаба Одесского военного округа, переехавшего, как упоминалось, в Павлоград, и просил оказать штабу округа всемерную помощь. Мы в свою очередь поставили вопрос о снабжении партизан оружием.
— Будем изыскивать возможности! — пообещал генерал. — Не скрою, с оружием туго. Но все же постараемся.
Наша тревога о снабжении партизан была не случайной. Выезжавшие на главную партизанскую базу под Новомосковском Кучмий и Карпов убедились, что там испытывают огромную нужду в оружии и взрывчатке.
Генерал Рябышев сдержал обещание. Командование Южного фронта выделило для подпольщиков и партизан Днепропетровщины значительное количество винтовок, гранат, взрывчатки и даже пулеметы.
Этим оружием вскоре был нанесен немалый урон врагу...
События поворачивались круто, обстановка оставалась тяжелой. Прошло всего два месяца со дня нападения гитлеровской Германии, а бои велись уже под Ленинградом, Старой Руссой, Новгородом, Великими Луками, Ельней, Конотопом. Противнику удалось отрезать Одессу, захватить Херсон. Наша родная Днепропетровщина тоже задыхалась в дыму жестоких битв. Однако, даже перебазировавшись в Павлоград и занимаясь выполнением директив об эвакуации промышленности и продуктов сельского хозяйства в глубь страны, мы по-прежнему жили верой в близкий разгром немецко-фашистских армий, надеждами на решительный перелом в ходе войны.
Левобережье Днепропетровщины — это районы исключительно развитого сельского хозяйства. В сорок первом году здесь не существовало таких рудников и заводов, как на правобережной стороне области, зато [223] безбрежными были поля пшеницы и кукурузы, сотни гектаров занимали бахчи и сады.
Год тогда, как говорилось, выдался урожайный К концу августа на элеваторах левобережья, на государственных и колхозных складах да и прямо на полях скопились большие запасы зерна. Продолжалась уборка кукурузы.
Центральный Комитет партии придавал огромное значение своевременному вывозу хлеба и других продуктов сельского хозяйства из прифронтовых районов. Значительное внимание в этом смысле уделила Москва и левобережным районам Днепропетровской области. Вскоре после нашего приезда в Павлоград сюда же прибыла специальная комиссия из столицы, облеченная особыми полномочиями и подчинявшаяся непосредственно Н. М. Швернику.
Ознакомившись с положением дела, члены комиссии потребовали, чтобы мы сосредоточили все усилия в первую очередь на вывозе хлеба.
Требование было правильное, но вагоны... Где взять дополнительные вагоны?
Дементьев и Ганзин непосредственно занимавшиеся организацией уборки и вывозом хлеба, доложили бюро обкома, что управление железной дороги никаких резервов подвижного состава не имеет и считает, что есть только один выход: использовать под перевозку зерна, кроме специально приспособленных, обычные товарные вагоны и даже — открытые пульманы, платформы.
Эта мысль, показавшаяся на первый взгляд, с точки зрения мирною времени, неприемлемой, после зрелого обсуждения была признана правильной и исключительно полезной. Бюро обкома понимало, конечно, что при таком способе перевозки неизбежны определенные потери. Но лучше было потерять пять, десять, пятнадцать процентов зерна при перевозке, чем оставить убранный хлеб врагу.
Мы, естественно, намеревались сократить потери при перевозке до минимума. С этой целью обком партии мобилизовал население на подготовку пульманов и платформ для перевозки зерна. В пульманах старательно конопатились все щели в бортовых стенках и в [224] полах, а открытые платформы после погрузки тщательно укрывали мешковиной и брезентом.
Вывоз зерна в ближайшие дни резко возрос. Это было большой победой не только железнодорожников, но и всех тех, кто занимался уборкой и погрузкой хлеба, готовил эшелоны.
Неверно было бы думать, что в первые дни пребывания на левобережье обком занимался только вопросами вывоза сельскохозяйственной продукции. Одновременно мы решали целый ряд других, не менее важных задач. Продолжалась планомерная мобилизация, подбирались новые люди на место призванных товарищей. Повседневного внимания требовали организация регулярного снабжения продуктами населения и формируемых частей, а также строительство укреплений на левом берегу Днепра.
Укрепления строились главным образом силами местного населения и эвакуированных с правобережья жителей области. На подмогу днепропетровцам прибыли из Сталинской области 5000 горняков, возглавляемых Никитой Алексеевичем Изотовым и Дмитрием Григорьевичем Оникой.
Изотов и Оника появились в обкоме утром. Никита Алексеевич — высокий, плечистый, Дмитрий Григорьевич — пониже ростом, но оба сильные, крепкие. Их кожаные куртки и кепки напоминали о временах гражданской войны. На боку у каждого болтался огромный, в деревянной кобуре маузер. Оба были обвешаны гранатами. Нацепи такую амуницию на другого человека — согнется, а Изотов и Оника двигались легко, словно не замечали никакой тяжести.
Шахтеры направлялись на строительство оборонительного рубежа, который тянулся от Азовского моря по левобережью Днепропетровщины на север.
От них узнали новость: Семен Борисович Задионченко назначен первым секретарем Сталинского обкома партии и уже прибыл в город Сталино.
Получив с помощью обкома бензин и продовольствие, горняки в тот же день отправились на указанный им рубеж.
Хотя строительство оборонительных рубежей и велось относительно далеко от линии фронта, это не избавляло [225] людей, работающих там, от обычных опасностей войны, главным образом от налетов авиации противника.
В первые месяцы войны фашистские летчики чувствовали себя хозяевами воздуха. Немецкие самолеты висели над дорогами, бомбили не только передний край, позиции артиллерии и скопления войск, но и железнодорожные станции, города, заводы. Зная, что на возведении оборонительных рубежей заняты главным образом мирные жители, что прикрыть строительство огнем зенитной артиллерии практически невозможно, фашистские воздушные бандиты сбрасывали на женщин и подростков бомбы, поливали их пулеметным огнем.
Секретарь нашего обкома Кашкин и первый секретарь Павлоградского горкома Зацарин, выезжавшие на строительство рубежей в стыке Днепропетровской и Харьковской областей, тоже угодили под жесточайшую бомбежку и чудом остались невредимыми. Пятисантиметровый осколок бомбы пробил полевую сумку Кашкина...
Мне тоже не раз приходилось бывать на строительстве оборонительных рубежей. Помню поездку на границу с Полтавской областью в район села Котовки.
Ехали через райцентры Перещепино и Зацепиловку, а также через село Ряжское, находившееся уже на Полтавщине. В степи, насколько охватывал глаз, растянулась цепочка людей, рывших противотанковые рвы и грузивших землю на колхозные брички и бестарки.
Подъехали к группе работающих. Там оказался первый секретарь Котовского райкома партии В. Д. Гуров.
Увидев машину, женщины, старики, подростки, распрямляли спины, подходили поближе.
Несколько женщин, пошушукавшись между собой, окружили меня. Глядят, молчат, улыбаются. Они явно о чем-то напоминали мне. О чем?.. И вдруг вспомнил: Днепропетровск, проспект имени Карла Маркса, очередь у магазина, где раздавали макароны!
— Узнали, товарищ секретарь? — весело спросила одна из женщин.
— Узнал! Конечно узнал! Послушались, значит, совета!.. [226] Но почему вы все так. легко одеты, товарищи? На дворе сентябрь, а вы в летних платьях...
— Мы в тот день, товарищ секретарь, в чем есть с места снялись. Некогда было узлы собирать... А разве фашиста не скоро вышибут?
Где-то в облаках нудно завывал «мессершмитт». Вокруг жирно чернела разрытая земля, валялись бревна, подвезенные для сооружения огневых точек и блиндажей. В утренней сводке Совинформбюро опять говорилось о тяжелых оборонительных боях с превосходящими силами противника. А женщины в летних платьицах смотрели на меня и трепетно ждали ответа.
— Дорогие мои товарищи! Что фашистов вышибем — сомнения нет. Но вряд ли это случится завтра или послезавтра. Может быть, вот эти самые рвы, которые вы копаете, и задержат окончательно врага. Значит, победа зависит и от вас. А вот сроков я назвать не могу. Я же не гадалка. Да вы, поди, и не верите гадалкам...
— Не скажите, товарищ секретарь. Есть такие, что верят! — пошутила пожилая женщина в белом платке, повязанном до самых бровей.
— А вы сами?
— Ну нет. Я неверующая!
Я прошел с женщинами вдоль их участка. Ров был выкопан глубокий, с крутыми откосами.
Подошли военные инженеры, руководившие строительством. Они очень хорошо отозвались о качестве выполненных работ, похвалили людей за старательность, добросовестность.
Поездка в Котовку многое для меня прояснила. Прежде всего я с удивительной отчетливостью понял, что подавляющее большинство эвакуированных на левобережье да и местные жители не допускают мысли о возможности дальнейшего продвижения противника. «Да, приходится копать рвы — рассуждали люди, — да, где-то на фронтах наши вынуждены отступать, да, пришлось покинуть обжитые края, но все это временное, случайное, преходящее, и все скоро встанет на свои места».
Именно тогда я понял, почему в левобережной части области осело столько людей, почему они не торопятся [227] эвакуироваться глубже в тыл страны: люди жили надеждой на наше мощное контрнаступление и не хотели забираться далеко от родных мест.
Стали ясны и причины скопления здесь большого количества перегоняемой на восток своим ходом сельскохозяйственной техники, причины, по которым колхозные погонщики и чабаны не двигались дальше со своими гуртами, угнанными из занятых врагом районов. Ведь с самого начала эвакуации из правобережных районов людям внушали, что ехать придется только за Днепр, что дальше Днепра противника не пустят.
Упрекать людей за твердую веру, за естественное желание скорейшей победы над врагом, конечно, невозможно. Но необходимо было смотреть на вещи реально, трезво. Мы не могли допустить, чтобы мирные жители левобережья оказались в опасности, чтобы те, кто уже пережил тяготы и ужасы внезапной эвакуации, вновь подверглись такому испытанию. Нельзя было допустить, чтобы под угрозой захвата фашистами оказалась хотя бы частица народного добра.
В первых числах сентября бюро обкома приняло решение ускорить и довести до конца эвакуацию из левобережных районов людей хлеба, оборудования предприятий и различных материальных ценностей.
В довольно короткие сроки нам удалось разыскать и направить на восток все застрявшее на левобережье заводское оборудование, все «застоявшиеся» гурты скота, удалось ускорить темпы погрузки зерна.
Полагая, как все, что фронт стабилизировался, что Днепр стал тем рубежом, преодолеть который немецко-фашистские армии будут не в состоянии, наш обком обосновался в Павлограде капитально. Круг вопросов, которыми он занимался, с каждым днем расширялся. Подошло время думать о севе озимых и о подъеме зяби. А между тем в области продолжалась мобилизация. Не закончился еще вывоз зерна нового урожая в тыл страны. Пристального внимания требовал ремонт боевой и сельскохозяйственной техники.
Для выполнения всех этих задач необходимо было своевременно и правильно информировать население и находившиеся в тылу войска о положении на фронте, [228] последовательно и повседневно пропагандировать, разъяснять постановления партии и правительства, своевременно нацеливать людей на решение проблем, выдвигаемых жизнью, поддерживать каждое доброе начинание трудящихся.
Вести пропаганду без помощи печати невозможно. Поэтому бюро обкома постоянно заботилось о регулярном выпуске областных газет «Днепровская правда» и «Заря», а также об их своевременной доставке в районы области.
Редакции «Днепровской правды» и «Зари» мы разместили не в Павлограде, а в районном центре Петропавловке. Типография у них была одна. На работу в нее обком направил опытных наборщиц из книжной типографии Днепропетровска. Сотрудники редакции и типографские рабочие жили по-походному, испытывали массу неудобств, но дело свое делали на совесть. Найдя опытного стенографа З. Милославского, газетчики принимали по радио сводки Совинформбюро, быстро их расшифровывали и всегда без опозданий давали в очередной номер. Набирать текст приходилось при свете керосиновых ламп, однако никто не жаловался: в небольшом коллективе всегда царили бодрость и энтузиазм. Газеты выходили, несмотря ни на что, ежедневно. В этом большая заслуга и редактора «Днепровской правды» Н. Г. Карпова и его товарищей — М. Бережанского, С. Шапиро, Л. Авруцкого, Ю. Беренштейн, А. Клищенко, М. Шатрова, и редактора «Зари» Р. Е. Хомяковой и работников редакции Н. Мануиловича, Б. Ямпольского, Н. Рубана и И. Миньковича. Типографско-издательскими делами ведал старейший полиграфист Днепропетровска Николай Максимович Шейко. Как удавалось этому «кудеснику» печатать в те времена две газеты, причем регулярно, ежедневно — только ему одному было известно.
В типографии по утрам собирались политработники из ближайших частей, жаждавшие получить хотя бы по десять — двадцать экземпляров свежих номеров газет...
Неоценимую помощь нашим газетам оказывали не только секретари, но и другие работники обкома, часто выезжавшие в районы области, в колхозы и совхозы, [229] на местные предприятия и досконально знавшие положение дел на местах.
Звонит в редакцию, скажем, заведующий сельскохозяйственным отделом обкома Ганзин. Сообщает, что находится в Межевском районе и лично убедился в успехах колхозников артели имени Сталина: несмотря на сложности военного времени, они провели пахоту, семена высевают в чистую, хорошо подготовленную почву.
— Непременно дайте информацию о колхозе имени Сталина! — советует Ганзин. — Отметьте, что все здешние сеяльщики засевают ежедневно по пять гектаров. Успехи колхоза имени Кирова тоже надо как-то осветить. Там уже засеяли восемьдесят гектаров из ста запланированных и добились высокой всхожести семян.
А из Юрьевки звонит Блажко:
— Пришлите корреспондента. Необходимо рассказать о работе Варваровской МТС!
Корреспондент немедленно выезжает, а через день-другой газета публикует очерк о бригаде товарища Беловола, где лучшими трактористами являются женщины — Коваленко и Чулиговская, обрабатывающие за смену 30 гектаров при норме 16, да еще экономящие при этом по 20 килограммов горючего на каждый трактор.
Впрочем, наши газетчики и сами стараются всемерно популяризировать опыт лучших тружеников, настойчиво внушают читателям мысль о необходимости работать с удесятеренной энергией, пишут о том, как важно искоренять беспечность и благодушие, как важно проявлять в военное время повышенную бдительность. Несмотря на то, что было очень тяжело с бумагой, мы считали необходимым выпускать обе областные газеты (правда, уменьшенного формата) на украинском и русском языках, с тем чтобы слово партии доходило до самых широких слоев населения.
На оккупированной территории фашисты вели антисоветскую разнузданную пропаганду — мол, партийных и советских органов Днепропетровщины не существует, руководители бросили на произвол судьбы население левобережья, а сами выехали в глубокий [230] тыл. Для того чтобы опровергнуть этот вымысел, Днепропетровский обком партии решил подготовить специальные номера газет «Днепровская правда» и «Заря» обычного формата. Для этого редактор «Днепровской правды» Н. Г. Карпов и редактор «Зари» Р. Е. Хомякова выехали в Сталино. 19 сентября 1941 года газеты были напечатаны. В них широко освещались разнообразнейшие стороны жизни области и, в частности, как работают партийные и советские органы, как местное население, глубоко убежденное в победе над врагом, делает все возможное для быстрейшего освобождения родной земли от немецко-фашистских захватчиков.
Несколько тысяч экземпляров газет были погружены 20 сентября в самолеты и сброшены над Днепропетровском, Днепродзержинском, Кривым Рогом, а также над многими селами правобережья.
Уже после того, как вышло из печати первое издание этой книги, я получил из Днепропетровска от бывшего заместителя редактора газеты Л. О. Авруцкого номер «Днепровской правды» от 19 сентября 1941 года. Нельзя без волнения и сейчас, по истечении почти 35 лет, читать пожелтевший от времени и чудом сохранившийся экземпляр этой газеты.
Припомнилось: редакторы газет Н. Г. Карпов и Р. Е. Хомякова приехали из Петропавловки к нам в Павлоград с гранками своих газет для просмотра их в обкоме партии.
Как одна, так и другая газеты призывали всех советских людей, по какую бы сторону фронта они ни находились, бороться с ненавистными захватчиками нашей земли до полной победы.
Передовая этого номера «Днепровской правды» так и называется «Приближать час победы». Вот ее содержание:
«...На исходе третий месяц борьбы с носителями коричневой чумы, борьбы, идущей на огромном пространстве, борьбы, в которой все больше укрепляется решимость великого советского народа победить, окончательно разгромить подлые гитлеровские орды. [231]
Советские люди не скрывают, не преуменьшают тяжести потерь ряда областей и городов, имеющих жизненное значение для страны. В числе других тяжела потеря западных районов нашей Днепропетровщины. Но партия Ленина — Сталина создала недосягаемые для врага металлургические, химические, машиностроительные предприятия, нефтедобывающие; угольные бассейны в глубине страны. Все это только укрепляет убежденность в том, что потеря родных городов и сел временна, что недалек час, когда советское знамя снова заалеет над временно захваченной нацистскими головорезами территорией.
Только за первые 3 недели августа германские армии потеряли 12 танковых дивизий, 37 пехотных дивизий, 8 моторизованных дивизий, свыше 20 отдельных пехотных полков разных дивизий, несколько пехотных дивизий «СС», новые ударные дивизии, в том числе несколько румынских.
Как сообщило Советское Информбюро 8 сентября, только в боях за город Ельню, героически отбитый у немцев Красной Армией (об этом подробно рассказывается на 3-й странице нашей газеты), разгромлены фашистские дивизии: «СС», 15-я пехотная дивизия, 17-я мотодивизия, 10-я танковая дивизия, 137-я австрийская пехотная дивизия, 178-я, 292-я, 268-я пехотные дивизии.
А сколько фашистов истреблено при освобождении Красной Армией острова Хортицы! Сколько ежедневно бьют их на Днепровском рубеже, куда Гитлер бросает войска словно в гигантскую мясорубку!
Если вспомнить, что за все время кровавых войн, которые фашисты ведут против народов мира, они потеряли 2 миллиона 930 тысяч и что за четыре года первой империалистической войны их потери составили на Восточном фронте 2 миллиона 590 тысяч человек, станут ясными грандиозность их потерь в теперешних боях с Красной Армией и полный провал «молниеносной войны»
Отсюда проистекает безнадежность и пессимизм в оценке самими немцами перспектив кровавой [232] авантюры, затеянной их полоумным фюрером. Вот что пишет группа немецких офицеров в недавно опубликованном воззвании:
«В войне против России германская армия истекает кровью. Эта война бесперспективна. Она может закончиться лишь такой катастрофой, по сравнению с которой катастрофа 1918 года — это лишь детская игра».
Да, эта катастрофа германского фашизма надвигается неумолимо. Силы фашизма начинают иссякать. Во всем мире растут силы, противодействующие фашизму. Только в одном сегодняшнем номере «Днепровской правды» изложено много фактов, свидетельствующих об этом. Позади у Гитлера действуют тысячи партизанских отрядов, в тылу миллионы людей униженных, разоренных, ограбленных им, в тылу голодный германский народ, вконец исстрадавшийся за годы войны. Не ясно ли, что ждет его, когда придется идти назад и расплачиваться за все свои подлые кровавые преступления!
Всегда побеждали государства и армии, силы которых в ходе войны возрастали, поражение же терпели те государства и армии, силы которых иссякали, уменьшались.
Наши силы растут изо дня в день. Сколько ни хвастался Гитлер, что он возьмет Киев в два-три дня, Одессу — в два дня, что он введет своих бандитов в Ленинград — не вышло и не выйдет! И на исходе третьего месяца войны героически обороняющиеся Ленинград, Киев, Одесса стоят неприступными крепостями. Каждая улица их превращена в бастион, каждый дом — в крепость, а подступы к славным советским городам устланы горами смердящих трупов фашистских собак.
Обломки более 300 фашистских самолетов валяются на подступах к Ленинграду, 130 самолетов сбиты на подступах к Киеву, не меньше — на подступах к Одессе.
Все население этих трех славных советских городов вместе с Красной Армией героически обороняет [233] родные очаги с полной уверенностью в своей победе. Население всей огромной страны, мужской состав которой более чем вдвое превышает мужское население Германии, готово, не жалея сил и самой жизни, самоотверженно защищать Родину.
Растут силы народного ополчения. Готовятся кадры пышущих здоровьем мужественных, вооруженных знанием военного дела молодых бойцов, знающих, во имя чего они будут сражаться с нацистскими изуверами.
Все находящиеся у станков, на колхозных, совхозных полях, в учреждениях советские люди работают с огромным напряжением, перекрывая довоенные нормы и планы, ежечасно памятуя, что это нужно для Родины, ведущей беспощадную войну с сильным и наглым врагом. Изо дня в день «Днепровская правда» сообщает многочисленные примеры самоотверженного труда рабочих, железнодорожников, колхозников восточных районов Днепропетровщины, идущих нога в ногу со всем советским народом.
Колхозники Днепропетровщины, засевая озимый клин, помнят, что хлеб надо дать Красной Армии, населению левобережья, что хлебом надо будет также снабдить родных наших братьев, сестер, друзей, временно находящихся под фашистским игом на правом берегу Днепра. А час их освобождения, час, когда они снова вольются в нашу дружную советскую семью, приближает всякий, кто на фронте и в тылу беззаветно кует победу над фашизмом.
Граждане СССР, работающие с утроенной энергией, увеличивают и экономические возможности нашей страны. Наши силы растут, в то время как силы врага иссякают.
В оккупированных фашизмом странах Европы почва горит под ногами у гитлеровцев. Сочувствие, симпатии, содействие народов всех стран на нашей стороне.
Нужна еще большая мобилизованность всего населения. Нельзя допускать никакой самоуспокоенности, [234] ибо победа никогда не приходит сама. Где бы ты ни был, советский гражданин, — на фронте, за работой, в тылу, на территории, оккупированной врагом, — ты должен делать все, что в твоих силах, для дальнейшего роста нашего могущества, для победы над врагом. Приближай желанную победу, истребляй гитлеровское зверье всюду, где, чем и как можешь. Взбесившийся зверь будет уничтожен. Мы победим!..»
Мы верили: эти газеты придадут бодрость нашим товарищам, оставшимся в оккупации, пробудят у людей надежду на скорое освобождение, поднимут их на борьбу с врагом.
Обком партии не раз отмечал, что место для размещения редакций областных газет и типографии выбрано удачно: каждую ночь над Петропавловкой пролетали вражеские бомбардировщики, чтобы бомбить Константиновку, Краматорск, Сталино, но на Петропавловку за всю первую половину сентября не упало ни одной бомбы.
Лишь 30 сентября, в связи с ухудшением обстановки на фронте, редакции «Днепровской правды» и «Зари» покинули тихий, гостеприимный райцентр, чтобы перебраться в село Новопавловку Межевского района, а оттуда — к месту своего последнего пристанища на Днепропетровщине, в село Новоподгородное, стоящее на границе с Донбассом...
Однажды, когда обком партии находился еще в Павлограде, ко мне пришли секретари обкома ЛКСМУ И. М. Кушко, Н. А. Батюк, Р. А. Велигина и А. Т. Выбодовская. Я знал этих молодых коммунистов как энергичных и добросовестных работников, отлично выполнявших любое задание обкома партии.
На этот раз секретари сообщили, что молодежь области хочет построить эскадрилью самолетов имени комсомола Днепропетровщины.
— Такое предложение внесли комсомольские организации обозного завода, железной дороги, лубзавода, — сказал Кушко. — Нам кажется, что это хорошее начинание стоит поддержать.
Обком партии, естественно, одобрил инициативу [235] комсомольцев. Буквально за несколько дней комсомольцы Павлограда собрали на строительство эскадрильи несколько десятков тысяч рублей. Их поддержали комсомольцы других городов и сел. Молодежь обозно-механического завода решила отработать один день в фонд строительства эскадрильи. Такое же решение приняла молодежь Юрьевского, Синельниковского и других районов.
В ту далекую осень мы жили думами о победе, заботами о повседневных делах, стремлением сделать все, чтобы помочь фронту. О том, как делалось это, я довольно подробно рассказал. Но была еще одна сторона в деятельности обкома партии, по необходимости скрытая в то время от многих. О ней и пойдет речь.
Еще находясь в Днепропетровске, наш обком стал получать известия о действиях партизан и подпольщиков, оставленных на территории районов, временно захваченных гитлеровцами.
Примерно в середине августа нам сообщили, что партизанский отряд Апостоловского района под командованием И. И. Карастоянова, базировавшийся в днепровских плавнях, взорвал железнодорожный мост на линии Никополь — Апостолово. Позднее пришла весть о новом успехе карастояновцев: поставив мины, партизаны пустили под откос эшелон с живой силой противника, направлявшийся к линии фронта. Произошло это около Высокополья.
Нам было известно, что партизанский отряд Н. К. Клочко, созданный в Марганце, систематически выполняет задания командования Красной Армии, производя разведку и захватывая «языков». Помогают советским войскам и партизанские отряды Никополя и Днепропетровска. Немалую помощь Южному фронту оказали и партизаны отряда В. А. Шахновича из Октябрьского района Днепропетровска, которые ведут разведку в тылу врага и находятся в боевом контакте с 6-й армией.
Через Днепр в конце августа и в сентябре часто перебирались мирные жители, бежавшие от преследования оккупантов. Из рассказов этих товарищей можно было заключить, что подпольщики и партизаны действуют [236] не только в районах Днепропетровска, Никополя, Марганца и Апостолова, но и в других оккупированных районах области. Беженцы сообщали, что в селах часто совершаются нападения на немецкие комендатуры, что транспорты фашистов подрываются на минах, что кто-то распространяет в городах и селах листовки со сводками Совинформбюро и призывами уничтожать гитлеровцев.
По вполне понятным причинам, беженцы не могли сообщить, какой именно подпольный райком или какой партизанский отряд провел ту или иную операцию. Однако многочисленные данные, поступавшие от тех, кто вырвался из ада фашистской оккупации, убеждали нас, что подполье и партизаны включились в борьбу с врагом. И это радовало.
Одно беспокоило обком — молчание подпольного горкома Днепропетровска. До нас дошли сведения о его провале в первые недели оккупации города, но никаких подробностей мы узнать не смогли.
В один из сентябрьских дней я и М. М. Кучмий встретились с секретарем Павлоградского горкома партии Ф. Б. Зацариным и будущим руководителем Павлоградского подполья коммунистом А. П. Караванченко.
Федор Борисович Зацарин и Андрей Павлович Караванченко доложили, что полученные ими ранее указания обкома выполнены, люди для подпольных групп и партизанских отрядов подобраны и деятельно готовятся к действиям в тылу врага, если это окажется необходимым.
Михаил Мефодиевич Кучмий обратил внимание Зацарина и Караванченко на необходимость учесть ошибки, допущенные товарищами из правобережных районов.
— Помните, успех деятельности партизан целиком зависит от того, насколько правильно люди понимают свою задачу драться именно в тылу врага! — убеждал Михаил Мефодиевич. — Партизанское мужество — мужество особого рода. Чтобы добиться успеха в борьбе с оккупантами, необходима конспирация, конспирация и еще раз конспирация! Ни в коем случае нельзя раньше времени обнаруживать себя! Ни в коем случае... [237]
Помнится, и Ф. Б. Зацарин и А. П. Караванченко выразили беспокойство по поводу того, что не всем подпольщикам выдано оружие, что до сих пор не получены надежные радиоприемники, пишущие машинки, что тормозится изготовление документов для проживания на оккупированной территории.
Членам подпольного горкома Кучмий выдал семь пистолетов ТТ, две пишущие машинки и три малогабаритных приемника, всех рядовых подпольщиков снабдили паспортами.
В ту первую встречу с А. П. Караванченко я спросил, какой род занятий наметил он для себя лично на случай появления гитлеровцев в Павлограде.
— Возьму патент и стану сапожничать, — сказал Андрей Павлович, показывая мозолистые ладони. — Я это дело сызмала знаю.
— А что намерены делать другие товарищи?
— Для них тоже все заранее определено. С. С. Прибер останется контролером на электростанции, Т. И. Потюгов — рабочим на лубяном заводе, Г. К. Яценко — подручным на веревочном... Такие «специалисты» не вызовут сомнения у гитлеровцев.
Беседа с А. П. Караванченко длилась довольно долго. Будущий руководитель Павлоградского подполья произвел на нас очень хорошее впечатление.
Установил обком, приехав в Павлоград, и постоянную связь с будущим секретарем подпольного обкома партии Н. И. Сташковым. Тогда же мы с Кучмием приняли решение перевести заместителя секретаря подпольного обкома Д. Г. Садовниченко из Павлограда в Петропавловку. В этом селе Дмитрия Гавриловича никто не знал. Он без труда устроился на жительство по фиктивным документам и сумел легализоваться в период оккупации, не вызвав никаких подозрений. Впоследствии Д. Г. Садовниченко заменил павшего смертью героя первого секретаря подпольного обкома Днепропетровской области Н. И. Сташкова, умело руководил партизанами и подпольщиками до полного освобождения Днепропетровщины от фашистских захватчиков.
В начале октября, когда обком партии вынужден был перебазироваться из Павлограда, оказавшегося [238] под угрозой захвата противником, Кучмий вызвал Зацарина и вручил ему для передачи Караванченко тысячи листовок на немецком, румынском и итальянском языках, полученные нами из политуправления Южного фронта. Листовки были адресованы солдатам оккупационных частей и содержали призывы бросать оружие, не жертвовать жизнью за чужие интересы, требовать отправки домой.
Кроме того, Ф. Б. Зацарин получил листовки на украинском и русском языках. В них обком обращался к населению временно оккупированных районов, призывал саботировать мероприятия немецкого командования и оккупационных властей, прятать от гитлеровцев продукты, фураж, одежду, уходить в партизаны, всячески вредить фашистам.
Гитлеровские войска, ворвавшись в Павлоград 11 октября, подполье врасплох не застали: Павлоградский горком и райком партии действовали осмотрительно, соблюдая правила конспирации, и это способствовало сохранению подпольной организации, обеспечивало успех ее работы.
С первых дней хозяйничанья оккупантов в Павлограде подпольный горком партии во главе с А. П. Караванченко развернул массово-политическую работу с населением. Специально созданная группа агитаторов из 36 коммунистов и комсомольцев систематически беседовала с жителями, разъясняла истинный «смысл» фашистских мероприятий, распространяла листовки и сводки Совинформбюро. В эту группу входили тт. Попов, Шаповалова, Лубянская, Лаврик и многие другие патриоты.
7 ноября 1941 года по городу были расклеены листовки, призывающие отметить годовщину Октябрьской революции усилением борьбы с захватчиками. Их напечатала машинистка Г. М. Пасько, сумевшая устроиться на работу в местную фашистскую газету, а распространили молодые патриоты А. И. Алексеева, А. Я. Федосеенко, Харченко, Коля Бешта и В. И. Алексеев.
В декабре комсомолка Громова принесла из Днепропетровска газету с докладом И. В. Сталина о 24-й годовщине [239] Октября. Доклад также был размножен, ходил в списках по всему городу, списки зачитывались до дыр.
Активно действовала группа патриотов на Павлоградских хуторах, организованная майором Красной Армии П. О. Кравченко, сумевшим избежать плена после окружения 12-й армии в районе Умани. Ее членами были жители Павлограда В. Индюков, И. Белоконь, И. Перепелица, И. Фесенко, М. Лукашова, К. Индюкова и другие. Они составляли и распространяли листовки, где в стихах призывали уверенно смотреть в будущее, бороться с оккупантами, верить в победу Красной Армии.
Вскоре в группу П. О. Кравченко вступила невестка Индюковых — К. А. Таблер-Новикова. Происходила Клара Адольфовна из семьи немецких колонистов, осевших когда-то в Молочанском районе Запорожской области{17}. Фашизм, гитлеровцев Клара Адольфовна Таблер-Новикова ненавидела со всей силой и страстью честного советского человека. Она просила подпольщиков дать ей задание. По указанию П. О. Кравченко К. А. Таблер-Новикова устроилась переводчицей в немецкую дорожную жандармерию, вошла в доверие к тогдашнему начальнику жандармерии обер-лейтенанту Лехлеру, примелькалась оккупационной администрации и впоследствии сыграла важную роль в организации знаменитого Павлоградского восстания. Еще в конце сорок первого года К. А. Таблер-Новикова добыла для подпольщиков немецкую гербовую печать, с помощью которой подпольщики начали изготовлять всевозможные справки, пропуска и другие документы, крайне необходимые для борьбы с захватчиками. В декабре 1942 года Клара Адольфовна достала специальный шрифт для паспортов, а также похитила у немцев 100 бланков разрешений на право ношения огнестрельного оружия. Она же помогла «внедриться» в немецкую дорожную жандармерию лейтенанту-артиллеристу Красной Армии С. А. Чумаку, выполнявшему особое задание подпольного горкома по превращению отрядов фашистской жандармерии путем подбора доверенных [240] людей в боевые группы, готовые по первому приказу выступить против захватчиков. С. А. Чумаком были созданы две группы по 50 человек каждая. Позднее в помощь С. А. Чумаку подпольный горком направил коммуниста И. К. Черкасского, комсомольцев А. И. Нестеренко и М. И. Соловьева, избежавших немецкого плена лейтенантов Красной Армии И. Г. Носача и К. И. Шлегу. А в канун решающих событий к названным товарищам присоединился и майор-коммунист П. О. Кравченко...
Оккупанты пытались наладить эксплуатацию некоторых павлоградских предприятий. Подпольный горком по заданию подпольного обкома КП(б)У тотчас же нацелил своих бойцов на организацию диверсий и саботажа.
Боевые группы во главе с В. И. Зуевым и И. К. Черкасским организовывали крушения поездов, нарушали телефонную связь, поджигали склады, взорвали нефтебазу. Они же освободили из лагерей военнопленных 1100 советских бойцов и командиров, обреченных на уничтожение оккупантами.
Диверсионная группа И, И. Попова устроила на участке Жемчужное — Варваровка крушение двух фашистских воинских эшелонов. В результате диверсии было убито и ранено 700 вражеских солдат и офицеров; железнодорожное движение прервано на двое суток. На участке Зайцево — Домаха та же группа разобрала 35 метров железнодорожного полотна, что отразилось на воинских перевозках врага, систематически портила телеграфно-телефонную связь на участках дороги. Подпольщик Л. Филатов, посланный на лубзавод, вывел из строя локомобиль — остановил завод на 15 дней. Из-за саботажа, который организовал все тот же Л. Филатов, завод, имеющий суточную мощность в 3 тонны пряжи, «давал» ежедневно не более 230 килограммов На веревочном заводе действовала группа Г. К. Яценко: продукция завода, как правило, бывала недоброкачественной, план никогда не выполнялся.
По приказу подпольного горкома то взлетала на воздух водокачка станции Павлоград, то выходил из строя трансформатор этой водокачки, взрывались склады [241] фашистских боеприпасов, горела нефтебаза города, валился под откос фашистский бронепоезд, погибали кони из артиллерийских парков, гнил необмолоченный хлеб, задерживался ремонт оборудования, из кабинетов немецких должностных лиц исчезали документы, карты с диспозицией воинских частей, тексты секретных телеграмм, из лагерей освобождались военнопленные красноармейцы.
Через своих связных Н. А. Сарану, Н. И. Гурову, В. Я. Портянко, Ф. Ф. Наумова и Е. Ф. Коваленко ЦК КП(б)У постоянно интересовался положением дел на оккупированной Днепропетровщине, оказывал помощь подпольному обкому партии.
В мае 1942 года Днепропетровский подпольный обком, учитывая приближение Красной Армии, указал Павлоградскому горкому на необходимость усиления работы по созданию боевых групп и по подготовке вооруженного восстания против оккупантов.
Выполняя это указание, павлоградцы создали 19 боевых групп из коммунистов и комсомольцев, избежавших плена или вышедших из окружения командиров Красной Армии, а также из числа патриотически настроенных, известных ненавистью к гитлеровцам граждан города. На веревочном заводе группу из 10 человек возглавлял Г. К. Яценко, на лубзаводе группу в 6 человек — П. И. Потюгов, на электростанции группу в 10 человек — Коротич, на артполигоне группу в 13 человек — И. И. Соколовский, в селе Вербки группу в 20 человек — Н. И. Лупырь, в селе Городищи группу в 26 человек — И. В. Савченко...
Группы были вооружены с помощью С. А. Чумака, который к этому времени стал начальником Павлоградской дорожной жандармерии.
Руководство вооруженным восстанием в Павлограде взял в свои руки непосредственно подпольный обком.
К весне 1943 года, когда советские войска, развивая наступление, стали приближаться к Павлограду, был создан штаб для подготовки и проведения вооруженного восстания. Командиром объединенных боевых групп подпольный горком назначил майора Советской Армии П. О. Кравченко, комиссаром — члена подпольного [242] горкома партии С. С. Прибера, начальником штаба — старшего лейтенанта, ныне подполковника Советской Армии в отставке К. В. Рябого.
Восстание намечалось поднять в ночь с 13 на 14 февраля 1943 года. План был таков: сначала нанести удар по павлоградскому гарнизону врага, затем — по тылу гитлеровских частей. 10 февраля 1943 года пишется боевой приказ № ОБ/1 о сосредоточении всех боевых групп в ближайших к Павлограду селах и в пригороде. Одновременно штаб восстания решает связаться с частями Красной Армии, чтобы координировать свои действия с советскими войсками, и послать в сторону Лозовой связного. В ночь на 12 февраля в типографии фашистской газеты с помощью подпольщиков, действовавших в жандармерии, было отпечатано воззвание подпольного обкома Днепропетровской области к трудящимся города:
«Украинцы! Русские!
Германский фашизм напал на нашу Родину неожиданно, предательски. И вот уже более 20 месяцев терзает этот хищник нашу страну, мстит ей за смелость создания Отчизны рабочих и крестьян.
Под мощными ударами Красной Армии мутно-коричневая волна катится назад. В этот час наш долг, наша обязанность перед народами СССР и всем человечеством — ускорить гибель этих варваров, помочь нашим красным героям добить фашистских псов.
Подымайтесь, все честные граждане!
Пусть наши города и села охватит огонь негодования. Пусть все леса наполнятся громом голосов:
К оружию! К оружию!
Пусть каждый дом даст бойца, пусть села превратятся в батальоны, а города — в полки.
Не беда, что у вас нет много пулеметов, пушек, танков. Города, превратитесь в леса пик, а ты, деревня, возьми вилы. Все годится в хороших руках. Мы у себя дома. Нам поможет и зимняя стужа, нам поможет и дождь. Победа или смерть! [243]
Кто хочет, тот все может. Даже плохое оружие — прекрасное оружие, если человек храбр. Старый штык, обломок сабли, железная палка — все способно наносить смертельные удары, если они находятся в мужественных руках. Партизаны 1918–1919 гг. были вооружены не лучше нас, но являлись грозой немцев-оккупантов.
Так немедленно, как можно скорее, не теряя дня, не теряя часа, каждый — рабочий, колхозник, служащий — пусть найдет у себя или подберет с земли что-либо похожее на оружие или метательный снаряд.
Взрывайте склады, нагромождайте кучи булыжника, перекуйте плуги в топоры, превратите борозды в окопы. Сражайтесь всем, что вам попадется под руку.
Каждый должен теперь проявить себя.
Пусть каждый мужчина будет Чапаевым или Щорсом, пусть каждая женщина будет героиней.
Пусть улицы наших городов и сел пожирают неприятеля, пусть окна шлют ему смерть, пусть из домов в него бросают домашнюю утварь, пусть с крыш на него обрушивается град черепицы и камней.
Тревожьте оккупантов здесь, громите их там, перехватывайте обозы, уничтожайте машины, ломайте мосты, разрушайте дороги, рвите провода, ройте рвы и канавы. Пусть Украина превратится в ад, в котором сгорят фашисты.
Будем вести войну днем и ночью, будем вести ее на равнинах, будем вести ее в лесах, будем вести ее в горах.
Без передышки, без сна, без отдыха.
Поднимайся, украинский люд, разогни согнутую спину, и хищная стая коршунов разлетится во все стороны.
Пусть на пылающей земле нашей Родины с каждым днем растет армия мстителей. Никто не должен уклониться от исполнения своего долга.
Боритесь геройски, будьте безжалостны, патриоты! [244]
Мы должны показать, как мы любим свободу, свою Родину, как умеем выполнять свой долг.
Да сгинет черный мрак фашизма!
Да существует вечно в лучезарном свете наша великая страна!»
Воззвание подпольного обкома партии, широко распространенное по городу, вызвало панику среди оккупантов, и тем более среди их прихлебателей. Некоторые из них стали спешно покидать Павлоград. Воспользовавшись сумятицей и неразберихой, подпольщики проникли в фашистскую комендатуру, и Н. А. Панченко захватил там карту дислокации немецких баз в районе Донецкого бассейна. Эта карта помогла частям Красной Армии разгромить вражеские тылы.
Тогда же подпольный горком направил, как уже упоминалось выше, через линию фронта, в сторону Лозовой для установления контакта с войсками Советской Армии, своего связного О. В. Куликову. До возвращения О. В. Куликовой подпольный горком точной даты начала восстания не называл, так как хотел скоординировать действия боевых групп с действиями частей Красной Армии.
Между тем обеспокоенные гитлеровцы подтянули в Павлоград войска. Очевидно, захватчики пронюхали о подготовке восстания. Утром 13 февраля им удалось обнаружить и окружить боевые группы, засевшие на кожевенном заводе. Завязался неравный бой. Против 21 патриота действовали 300 немецких и итальянских солдат. Опасаясь подвести товарищей, сорвать начало общего восстания, патриоты приняли решение живыми не сдаваться, драться до последнего вздоха. И дрались. Бой затянулся до ночи. От метких выстрелов и гранат подпольщиков было истреблено около 150 оккупантов. Ворвавшиеся в помещение кожевенного завода озверевшие гитлеровцы не смогли учинить расправы: они и ворвались лишь потому, что уже угасла жизнь последних героев...
Слыша выстрелы в районе кожевенного завода, некоторые боевые группы, находившиеся в Павлограде, тоже начали 13 февраля перестрелку с врагом и вели ее два последующих дня. [245]
А к 15 февраля в Павлоград вернулась связная подпольного горкома партии О. В. Куликова. Она пришла не одна. С ней был представитель штаба 4-го Гвардейского стрелкового корпуса капитан Андросов. Куликова и Андросов сообщили, что части корпуса достигнут Павлограда не позднее 16–18 февраля.
Подпольный обком и подпольный горком партии, получив это известие, приняли решение начать общее восстание в Павлограде в ночь на 16 февраля.
Первой вступила в бой группа И. П. Савченко. Она начала обстреливать отступающие части врага. Это было сигналом для общего выступления. Группа во главе с А. Г. Кузнецовым и М. В. Бялешевым захватила ряд административных учреждений — управу, гестапо. Над зданием бывшей управы взвилось красное знамя. Его с риском для жизни водрузил комсомолец подпольщик Юрий Осьмиченко.
Группы Кравченко, Попова, Иванова, Поступного, Полчанинова и другие захватили почту, телеграф, перерезали дороги на Днепропетровск и Запорожье, освободили из тюрьмы более 300 советских людей, многие из которых влились в ряды восставших.
К утру 16 февраля боевая группа артполигона, захватившая три фашистские автомашины и поддержанная двумя советскими танками, ворвалась на улицу Карла Маркса, завязала уличный бой. Подпольщики окружили штаб итальянского 104-го полка и взяли в плен две роты солдат.
А в город уже входили новые и новые танки 4-го Гвардейского стрелкового корпуса...
17 февраля Павлоград был полностью очищен от фашистских захватчиков. В тот же день подпольщики и патриоты выбили гитлеровцев из сел Петропавловки и Межиречи, восстановили там Советскую власть. В селе Межиречь действовала группа, руководимая коммунистом И. П. Безрукавым, а в Петропавловке — партизанский отряд В. Г. Фесенко, где комиссаром был Ф. Н. Сапьян, а начальником штаба — И. Д. Фурсов.
Отряд В. Г. Фесенко возник в октябре 1942 года. Партизаны вели среди населения антифашистскую пропаганду, выводили из строя сельскохозяйственные машины и различный инвентарь, собирали оружие. [246]
Освободив Петропавловку, отряд шесть дней удерживал село, не пропускал отдельные фашистские подразделения к Павлограду. Через офицера связи 41-й стрелковой дивизии партизаны поддерживали тесный контакт с передовыми частями Красной Армии, оказывая им помощь продуктами и транспортными средствами.
В самом Павлограде сразу же после освобождения начали работать спасенные подпольщиками от уничтожения пекарни, радиоузел и столовые, приступили к привычной деятельности советские учреждения. Павлоградцы передали войскам наступавшей Красной Армии отбитые ими у фашистов 9 тысяч тонн зерна, 600 центнеров картофеля, 120 центнеров подсолнуха, 250 центнеров сахарной свеклы, 135 голов свиней, 730 голов крупного рогатого скота, 130 лошадей, 124 овцы, 600 кур, 10 тонн мяса, 116 голов битого скота, 14 автомашин, 23 трактора и миллион рублей советских денег.
Замечательный подвиг подпольщиков, оказавших Красной Армии неожиданную для врага помощь, привел гитлеровцев в бешенство. Трое суток подряд, с 18 по 21 февраля, бесчинствовала фашистская авиация, стремясь превратить Павлоград в руины. Волна за волной накатывались вражеские бомбардировщики на Петропавловку и на Межиречь. Затем, подтянув значительные силы, враг перешел в контрнаступление. Части Красной Армии временно отошли за Северский Донец. Члены Павлоградской боевой организации, оставшиеся в живых, вынуждены были немедленно скрыться, часть из них ушла в Богуславский лес, часть — снова в подполье. Партизанский отряд Фесенко с боями отступал от Петропавловки, пока в районе города Изюма не соединился с частями Красной Армии...
Хочу повторить, что с момента занятия Павлограда гитлеровцами, с 11 октября 1941 года, до момента полного освобождения Днепропетровщины от фашистской нечисти, подпольный комитет партии города поддерживал тесную связь с подпольным обкомом Днепропетровской области и с ЦК КП(б)У.
Конечно, в конце сентября 1941 года мы не могли предвидеть всех деталей будущей работы подпольного горкома Павлограда. Но мы верили, что оставляемые в [247] подполье члены горкома А. П. Караванченко, С. С. Прибер, П. И. Потюгов, И. И. Соколовский, Г. К. Яценко и М. Т. Шубин не подведут, справятся с порученным им партией важнейшим делом.
Судьба товарищей-подпольщиков волновала и заботила нас. Незадолго до того, как Павлоград оказался под угрозой захвата противником, я встретился с Н. И. Сташковым, постоянно находившимся все это время в Павлограде. Рассказал Николаю Ивановичу о наступлении противника в треугольнике Петриковка, Царичанка, Новомосковск и откровенно сказал, что создалась непосредственная угроза Павлограду.
— В тот момент, когда обком партии вынужден будет покинуть Павлоград, настанет час для деятельности подпольного обкома. Вы, Николай Иванович, должны тут же начать работу.
Я сообщил Сташкову все, что знал о действиях подпольщиков и партизан правобережья, не скрыл и наших опасений за судьбу некоторых из них, в частности — Днепропетровского подпольного горкома партии и его руководителей.
— Не исключено, что некоторые явки могут быть провалены, а пароли выданы гестаповцам, — предупредил я. — Прежде чем идти на днепропетровские явки или посылать туда людей, хорошенько проверьте, нет ли опасности.
— Ясно, Константин Степанович, учтем.
Сообщил я также Николаю Ивановичу, что некоторые отряды, например отряды Масалыгина и Шахновича, получили указание передислоцироваться в Новомосковские леса, где будет находиться их постоянная база.
— Работать придется в усложнившейся обстановке. Но мы верим, что вы справитесь.
— Сделаю все, что могу, — просто ответил Сташков.
— Есть у вас текст партизанской присяги, утвержденный обкомом, Николай Иванович?
— Нет. Ведь его передавали командирам отрядов, насколько я знаю.
— Правильно, но и вам не мешало бы иметь этот текст. Вот, возьмите. [248]
Я передал Н. И. Сташкову клятву, отпечатанную типографским способом. Оба еще раз перечитали скупые строки:
«Я, красный партизан, даю партизанскую клятву перед Родиной, своими боевыми товарищами — красными партизанами, что буду смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден к врагам.
Я клянусь, что никогда не выдам своего отряда, своих комиссаров и товарищей-партизан, всегда буду хранить партизанскую тайну, если бы это даже стоило мне жизни
Я буду до конца жизни верен своей Родине и Коммунистической партии.
Если я нарушу эту священную партизанскую клятву, то пусть меня постигнет суровая партизанская кара».
Сташков аккуратно сложил полученный от меня листок.
Я спросил, нет ли у него каких-либо просьб.
— Только одна, — ответил Николай Иванович. — Хотел бы передать письмо семье.
Он достал из внутреннего кармана пиджака немного помявшийся почтовый конверт и протянул мне.
— Если что случится, Константин Степанович, — не забудьте моих... Жене одной трудно будет поднимать ребят. А хочется, чтобы они выросли настоящими людьми.
Я заверил Николая Ивановича, что его письмо будет доставлено по адресу.
— А за семью, Николай Иванович, не тревожьтесь, мы позаботимся о ней.
Письмо немедленно направили в тот город, куда эвакуировалась семья секретаря подпольного обкома. О его содержании я узнал много лет спустя из книги «Днепропетровская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза».
Вот этот текст:
«Добрый день,
Катенька, сын Валерий!
Пишу 27.9,41 г., пишу последнее письмо. Больше писать не смогу до нашей встречи. Катенька, [249] не плачь, не горюй, смотри за детьми. Материально ты обеспечена. Если что нужно будет — обращайся в обком партии, помогут тебе.
Детей воспитывай в духе беззаветной преданности партии Ленина. В духе преданности Советской власти и народу. Валерий вырастет; если меня не будет, расскажи ему обо мне. Аллочка! Ты знаешь все. Нужно учиться. Держи связь с Днепропетровским обкомом, с тт. Грушевым, и Кучмием.
До свидания, целую крепко. Твой муж, отец детей. Н. Сташков».
Письмо это свято хранится в семье Н. И. Сташкова и по сей день.
О работе Н. И. Сташкова в тылу врага я расскажу дальше. Здесь же считаю своим долгом сообщить, что партия и правительство не оставили семью героя. Дети Николая Ивановича, которых он так горячо любил, выросли окруженные заботой и вниманием. Сейчас они уже взрослые люди, успешно трудятся, тоже стали коммунистами и продолжают дело, за которое погиб их отец.
После того как Военное издательство Министерства обороны СССР выпустило в свет первое издание книги «Тогда, в сорок первом...», я получил множество писем, авторы которых просили хотя бы коротко рассказать о жизни и деятельности Николая Ивановича Сташкова в предвоенный период.
Охотно выполняю эти просьбы.
Родился Николай Иванович Сташков в 1907 году, в Одессе, в семье портового грузчика. Вскоре отца Сташкова сослали за революционную деятельность в Сибирь, а в 1914 году умерла мать Николая Ивановича. Потянулись горькие годы сиротства, беспризорности... Голодного, оборванного мальчонку подобрали бойцы дивизии Блюхера: Коля Сташков скитался по Сибири, разыскивая отца.
Отца в ту пору Николай Иванович не нашел, но обрел дружную любящую семью красноармейцев, которая не только пригрела и воспитала парнишку, но и дала ему «путевку в жизнь»: в 1920 году Николая приняли [250] в комсомол. Вскоре направили учиться в школу командиров рабоче-крестьянской Красной Армии.
После демобилизации, в 1926 году, Николай Сташков приехал в Днепропетровск, работал слесарем на заводе «Спартак». Организаторские способности, трудолюбие, внимание и чуткость к людям сделали его одним из комсомольских вожаков. Правда, долго работать на заводе не пришлось. Спустя два года комсомол доверил Николаю Сташкову пост секретаря местной базовой комсомольской ячейки в селе Славянка (ныне Межевский район). Отсюда, из Славянки, Сташков ушел на учебу в Днепропетровский металлургический институт. Учился он, впрочем, только три года: партия послала молодого коммуниста в политотдел МТС, а в 1938 году — в войска Красной Армии, на Дальний Восток, где японские империалисты спровоцировали бои в районе озера Хасан.
Последующие события читатель уже знает. Остается добавить, что мужество и героизм Николая Ивановича Сташкова были естественны так же, как естественно появление зерна в созревающем колосе: с юных лет Николай Сташков научился честно и безупречно выполнять все, чего требовали от него родная партия и Отчизна. [251]