Как это было.
Бои за правобережный Днепропетровск продолжались с 20 по 25 августа. Тяжкими, страшными были эти пять дней для всех, кто находился в то время в городе.
Генерал Тюленев с группой работников штаба Южного фронта расположился в школе на Крутогорной улице, рядом со зданием, где прежде помещался штаб ушедшего на фронт 7-го стрелкового корпуса, а теперь стоял штаб Резервной армии.
Отсюда, с Крутогорной, и осуществлялось руководство войсками.
Окутанный чадом пожарищ, охваченный пламенем, Днепропетровск продолжал бороться до последнего, Сражались не только бойцы. Сражалось население.
До последнего часа обороны города давала ток работающим ремонтным цехам некоторых заводов, освещала подвалы, где размещались штабы воинских частей, давала энергию водокачке не остановленная нами турбина мощностью в шесть тысяч киловатт на заводе имени Петровского.
Рабочие Днепропетровского завода металлургического оборудования именно в эти дни, уже под огнем [179] противника, завершили оборудование бронепоезда, который прямо из цеха вышел на линию огня. Ни на один день не прекращалась работа в полуразрушенных цехах завода, выпускавшего огнеметы. Тут же по-прежнему ремонтировались поврежденные в боях за город танки. Речники, несмотря на обстрел, сумели вывести все пароходы и теплоходы в реку Самару, демонтировали там силовые установки плавсредств и отправили эти установки в глубокий тыл. Железнодорожники под бомбами, снарядами и пулями ремонтировали подвижной состав и разбитые пути, обеспечивая отправку последних эшелонов с людьми и заводским оборудованием на восток страны. Медицинский персонал не покидал больниц и госпиталей, где еще находились раненые и больные. Телефонистки и телеграфисты оставались на своих местах, принимая и передавая важные и срочные сведения, информацию.
Пять дней советские пехотинцы, артиллеристы, минометчики, танкисты, саперы, связисты вместе с партизанами, оказавшимися в полосе боевых действий, выдерживали нараставший натиск немецко-фашистских войск. Гитлеровцы подтягивали и с ходу бросали в бой все новые силы. Их авиация непрерывно висела над городом, обрушивая на него один бомбовый удар за другим. Рушились здания. Над улицами плавал черный дым, вихрилась красная кирпичная пыль. Пылали пожары. Замаскировавшись в развалинах, безостановочно били наши зенитки. Отрывистые звуки их стрельбы перекрывал басовый вой орудий и гул разрывов. Вздрагивала земля. Немцы рвались к городу, но их атаки захлебывались.
Днепропетровск сражался, и впереди, там, где было труднее всего, постоянно находились коммунисты.
День... Другой... Третий... Днепропетровск держится. Обгоревшие немецкие танки остаются чернеть на подступах к нашим окопам. Зенитчики сбивают вражеские бомбардировщики, и те с воем падают на землю. Взрываются, разлетаясь на куски. Пехота, которая, казалось, давно была сметена непрерывным огнем, снова и снова встает в контратаки.
В ночь с двадцать второго на двадцать третье августа в типографии нашей областной газеты был отпечатан [180] специальный бюллетень «Все на разгром врага!». Коротенькая передовая «Смерть гитлеровским бандитам!» призывала:
«Граждане города и всей области! Ваша святая обязанность и великий долг — всемерно помогать Красной Армии! Каждое оборонительное сооружение, возведенное вами, должно быть добротное и прочное. Каждый противотанковый ров должен быть подлинно непреодолимым препятствием для танков врага. Каждый дом и переулок должны нести смерть фашистским собакам! Все на защиту родного города! Пусть на подступах к нему найдут себе могилу наши лютые враги — фашисты!»
Там же приводился приказ начальника Днепропетровского гарнизона полковника Сенерникова о мобилизации мужчин и женщин в возрасте от 19 до 40 лет для оборонительных работ.
Но пожелтевшие и обветшавшие за тридцать с лишним лет страницы этого исторического документа сохранили не только призыв передовой статьи и приказ начальника гарнизона. Они, хоть и в скупых строчках, донесли рассказы о подвигах советских воинов и мирных жителей, сражавшихся за город плечом к плечу.
«19 черных фашистских танков пробивалось к городу. Они надеялись легко достичь своей цели. Но на пути стали отважные танкисты экипажа лейтенанта Лобасова. Не ожидая подхода подкреплений, он решил сам вступить в бой против 19 фашистских машин. Всю свою находчивость и изобретательность применил мужественный сын Родины в борьбе с врагом. Пользуясь завесами пыли, поднимавшимися после разрывов снарядов, он менял свои позиции и уходил от вражеских снарядов. В ожесточенной схватке лейтенант Лобасов уничтожил и подбил 8 вражеских танков. Ни один снаряд не мог пробить советской брони. Подоспевшие красные танкисты разгромили всю банду. Ни одна фашистская машина не ушла от города...» [181]
Рядом сообщалось о подвиге летчиков:
«Всегда готова к бою эскадрилья старшего лейтенанта Москальчука. С первых дней Отечественной войны она уже сбила десятки вражеских самолетов. 16 августа Москальчук получил приказ патрулировать по дорогам, ведущим к городу. Через минуту звено под его командой было в воздухе. В облаках крались 9 вражеских машин. Они хотели неожиданно напасть на город и сбросить бомбы на мирное население, на военные объекты. Несмотря на огромный перевес сил на стороне врага, наши соколы ринулись в бой. Против каждого красного пилота было три-четыре фашиста, но, несмотря на это, поле боя осталось за доблестными сынами Советской Родины. После двадцати минут ожесточенного боя две фашистские машины пылали на земле, а остальные удрали».
Там же, в заметке старшего политрука Ф. Камышниченко «Бесстрашные патриотки», говорилось:
«Стрельба не стихала. Кругом рвались снаряды, пронзительно свистели пули. В бою с врагом несколько наших бойцов были ранены. Надо было оказать им первую помощь. Эту помощь оказали местные девушки-комсомолки. Пламенные советские патриотки обратились к нашему командованию и заявили, что они готовы помочь бойцам и командирам в борьбе с фашистами. Девятнадцатилетняя комсомолка Лида Лукьянова и ее подруги-комсомолки взяли с собой перевязочный материал, простыни и смело направились на поле боя, в то место, где разрывались снаряд за снарядом, мина за миной. Бесстрашные патриотки под огнем противника сделали перевязки и вынесли всех раненых на медицинский пункт Н-ской части».
Может, не слишком гладко написаны эти заметки, но сохранились в них имена героев битвы за Днепропетровск, слышен в них подлинный отзвук времени. [182]
Вспоминается мне встреча со старшим политруком И. А. Найденовым, братом председателя Днепропетровского облисполкома.
Часть, где служил Иван Андреевич, выводилась из боя на доукомплектование, проходила через город. Старший политрук получил разрешение командования повидаться с братом и забежал в обком. Я спросил Ивана Андреевича, как дела на передовой, как настроение у бойцов.
Загорелое лицо старшего политрука осветила белозубая улыбка:
— Дела нормальные — деремся! И настроение что надо! Гитлеровцы, Константин Степанович, не больно храбры! Вчера вечером наша рота ходила в атаку. Закидали фрицев гранатами. Я сам две «лимонки» швырнул. Если б вы слышали, как фашисты вопили от страха! Я такого дикого вопля никогда не слышал! Животный ужас, сплошной животный ужас!.. Нет, не выстоят они против нас. Нипочем!
— Но потери у вас серьезные?
— Серьезные. Очень. Ведь против танков и авиации... Но хребет фашистским гадам все равно сломаем. Не уступим!..
Да, Днепропетровск, объятый пламенем и дымом, отчаянно сопротивлялся, хотя силы советских бойцов таяли в неравной схватке.
23 августа, незадолго до полуночи, в обком партии позвонил командующий фронтом генерал армии Тюленев. Сообщив, что город по правому берегу Днепра обложен противником со всех сторон, он спросил, где находятся руководящие работники области и города. Я ответил, что в Днепропетровске остались только оперативные группы обкома, горкома и городских райкомов.
— Дайте товарищам указание немедленно переправиться на левый берег, — помолчав, сказал Тюленев. — Обстановка осложняется. А вас с товарищем Найденовым прошу прибыть на мой командный пункт.
Распорядившись, чтобы все оперативные группы были отправлены на левобережье, я с Павлом Андреевичем Найденовым, как и просил Тюленев, поехал на [183] Крутогорную улицу. Вместе с нами отправились находившиеся в обкоме представители наркоматов.
Прежде чем покинуть здание обкома, мы вызвали охрану и связистов, которые сняли и увезли аппаратуру ВЧ, уничтожив проводку. Телефонистки были немедленно отправлены на левый берег.
В подвале школы на Крутогорной сновали офицеры связи, надсадно кричали в трубки телефонисты, измученные плохой слышимостью и частыми обрывами.
Тюленев сидел за длинным черным столом, который, вероятно, стоял прежде в школьной лаборатории. Подперев голову руками, он слушал торопливый доклад начальника штаба полковника А. М. Кашкина. Рядом стоял неподвижный, как из камня вытесанный, генерал Чибисов.
— Садитесь! — увидев меня, пригласил Тюленев. — Просьбу мою выполнили?
— Да. Товарищи, которыми вы интересовались, уходят на левый берег.
— Это хорошо... А то здесь... — Тюленев с досадой стукнул кулаком по столу, хмуро поглядел на Чибисова, хотел, видимо, сказать что-то резкое, но сдержался. — Хорошего мало, товарищ секретарь, — обращаясь ко мне, произнес он. В голосе его прозвучали горечь и раздражение. — Немцы захватили транспортный институт, завод металлургического оборудования, теперь рвутся к центру.
Как бы подтверждая эти слова, раздался грохот разрывов, с потолка посыпалась штукатурка.
К Тюленеву подошел военный со знаками различия полковника (это был, как я узнал позже, начальник связи Резервной армии), приложил руку к козырьку фуражки:
— Товарищ командующий, разрешите обратиться?
— Извините, — сказал нам Тюленев. — Устраивайтесь где-нибудь тут, а у меня — видите... — Он резко обернулся к полковнику: — Дали связь на запасной КП?
Полковник стал что-то объяснять.
— Вы получили приказ и не выполняете его! — перебил генерал. — Немедленно, любой ценой установите связь запасного командного пункта с войсками армии. [184]
За невыполнение этого приказа придется отвечать перед трибуналом!
Было заметно, как побелело лицо полковника, но он довольно четко ответил, что приказ будет выполнен.
— Разрешите выполнять?
— Идите, — уже более мягко произнес Тюленев.
В час ночи командующему фронтом доложили, что запасной КП на левом берегу Днепра подготовлен и связь с ним установлена.
Тюленев поднялся.
— Уезжаю на запасной КП, — сказал он Чибисову. — Вы остаетесь здесь. Руководите войсками армии отсюда. С вами останутся руководители области... — Иван Владимирович указал на меня и Найденова. — Головой за них отвечаете!
Еще раз окинув взглядом подвал, Тюленев надел фуражку и вышел. Вместе с ним уехал на левый берег Днепра и С. Б. Задионченко.
Штаб армии продолжал работать, несмотря на усилившийся обстрел и участившиеся перерывы в связи. Несколько снарядов опять разорвались рядом со школой. Подвал задрожал. Внесли раненного в голову офицера связи из 255-й стрелковой дивизии.
— Почему молчит «пятнадцатый»? — резко спрашивал у кого-то Чибисов. — Пошлите кого угодно, но чтобы он ответил!..
Сведения с участков боя поступали разноречивые. Немедленно проверить их не было возможности: связисты предпринимали героические усилия, но связь прерывалась все чаще. Канонада усиливалась.
В третьем часу ночи генерал Чибисов решительно поднялся из-за стола и приказал свертывать штаб.
— Руководить войсками отсюда больше нельзя, — нервно сказал он мне и Найденову. — Собирайтесь. Поедем на запасной КП.
Мы уже выходили из штаба, когда меня позвали к телефону ВЧ. Звонил нарком черной металлургии И. Ф. Тевосян.
— Товарищ Грушевой, как у вас дела?
— Идет бой! — ответил я. — Уезжаем на левый берег. [185]
— Понимаю. Все ли эвакуировано? Как с днепропетровскими заводами?
— Врагу ничего не оставим, Иван Федорович! Люди и основное оборудование вывезены!
— Это точно?
— Совершенно точно!
— Спасибо. Желаю успеха.
Положив телефонную трубку, я поспешил за Чибисовым. На улице — кромешный ад. Отблески пожаров зловеще играли на стенах уцелевших домов. Шум боя нарастал с каждой минутой. Машина Н. Е. Чибисова завелась сразу, моя тоже. А вот машина П. А. Найденова, как назло, не заводилась. Уже выбежали из подвала и, прижимаясь к стенам домов, скрылись связисты, уже никого вокруг не осталось, а проклятая машина — ни с места! На наше счастье, подвернулся грузовик с бойцами. Оказалось — курсанты артиллерийского училища. Ребята дружно попрыгали из кузова, навалились, и машина завелась.
Под обстрелом достигли моста. Он был заминирован: на фермах висели ящики с аммоналом. Благополучно перескочили на левую сторону Днепра...
Запасной командный пункт находился неподалеку, всего в двухстах метрах от берега Днепра, в одноэтажном здании школы.
Первым, кого я увидел возле КП, был Л. И. Брежнев. Противник явно нащупывал КП: несколько черных султанов дыма поднялось всего в полусотне метров.
— Зацепит! — сказал я. — Зайдем за школу.
— Уж если зацепит, то зацепит и за школой, — невесело ответил Леонид Ильич. — Как добрались? Все целы?
— Все благополучно. Генерал Чибисов уже здесь?
— Да. Приехал. Разговаривает с Тюленевым.
— Неужели оставляем Днепропетровск?
Брежнев не ответил. Он смотрел через Днепр на горящий город, на мосты, по которым шли наши войска...
К вечеру 24 августа над Днепром и Днепропетровском воцарилась необычная, нарушаемая только отдельными выстрелами тишина. Пахло гарью. Высоко над разрушенными домами, над рекой плавал дым. Оказалось, [186] от зажигательного снаряда загорелся торцовый настил двухъярусного моста{13}.
Когда я подъехал к мосту, пожар уже погасили. Выгорела только правая, если стоять лицом к правому берегу, часть настила.
Возле моста оказался заместитель командующего армией по тылу генерал И. М. Караваев.
— Справились! — сказал он.
— Как в городе?
— Пока держимся.
Мне до боли захотелось вернуться в Днепропетровск. Пусть ненадолго.
— Может, поедем? — предложил я Караваеву. Он стал отговаривать от поездки.
— На войне тишине верить нельзя. Затишье всегда перед бурей. В любую минуту может появиться авиация. Может начаться артобстрел...
Караваев убеждал меня как друг. Но я будто не слышал. Освещенный солнцем город лежал передо мной.
— Поехали! — сказал я шоферу.
И вот мы, работники обкома А. Я. Рябенко, С. С. Ересковский и я, уже на правом берегу.
— Давай к обкому!
Подъехали к обкому.
Все цело. Двери заперты. Вокруг ни души.
— На проспект...
Пустынно по дороге к проспекту. Пустынно и на самом проспекте. Только возле гостиницы «Спартак», около продовольственного магазина, небольшая группа людей. Подъехали. Это женщины. Получают, уже без денег, макароны. Их раздает пожилой мужчина, с которого ручьями льет пот. А рядом милиционер. Стоит в шинели, затянутый ремнями, с пистолетом на боку, и наблюдает. [187]
— Товарищ, почему вы здесь? — обратился я к милиционеру.
— Нахожусь на посту. Меня до сих пор никто не сменил.
— Я секретарь обкома. Немедленно уходите на левый берег.
— Есть! — ответил милиционер, но не тронулся с места.
— Чего вы ждете?!
— Записочку бы, товарищ секретарь! А то получится, что я самовольно...
Пришлось писать на листке из блокнота, что мною снят с поста и направлен на левый берег Днепра такой-то. Милиционер приложил руку к козырьку фуражки, взглянул еще раз на очередь и бегом кинулся в сторону Днепра.
Между тем машину окружили женщины, привлеченные нашим разговором. Они стали возмущаться тем, что немцев подпустили к городу, а про народ забыли.
— Как так — «забыли»?! Почему вы не ушли? Ведь видели, что начались бои, знали, что население эвакуируют? Сколько раз по радио объявляли, чтобы все уходили на левый берег! — сказал я.
Вперед выскочила, подбоченясь, разбитная молодка.
— Хватит нас уговаривать! Небось начальство о себе позаботилось, своих жинок в первую очередь увезло, да и само давно прочь подалось! Ты, товарищ военный, лучше скажи, почему нас бросили, почему не подумали о простом народе?
— Кто же вас бросил? — как можно спокойнее спросил я.
— Как кто? Известно — обком, облисполком, горсовет!
Я достал из кармана гимнастерки удостоверение личности.
— Читайте, пожалуйста, что здесь написано.
Одна из женщин приблизилась ко мне и громко прочитала:
— Грушевой Константин Степанович, секретарь Днепропетровского обкома партии...
Женщины сразу притихли, говорливая молодка вспыхнула кумачом. [188]
— Дорогие товарищи! — сказал я, пряча удостоверение. — Послушайте добрый совет. Не оставайтесь в городе. Немедленно уходите на левый берег. Лучше остаться без дома, да со своими, под защитой армии. Не мешкайте!
Просвистев над головами, на проспекте, неподалеку от улицы Ленина, разорвался снаряд, разрушив стену ближайшего дома.
— Видите? Чего же вы ждете? Уходите!
Женщины стали расходиться, а мы поехали дальше по проспекту Маркса, к горсовету. Тут нас остановила группа военных в серых от пыли гимнастерках. Они предупредили, что дальше ехать опасно: немецкие автоматчики просочились на территорию горного института.
Мы повернули обратно.
Проезжая участок, где несколько минут назад разорвался снаряд, увидели на тротуаре и на мостовой коробки папирос, пачки табаку, мундштуки, прочие принадлежности для курильщиков.
— В табачный магазин угодило! — констатировал Ересковский.
Начался очередной обстрел.
— Давайте к Днепру, Константин Степанович! — посоветовал Рябенко.
По тому же мосту без всяких приключений перебрались на левый берег.
Иван Михайлович Караваев все еще находился с группой командиров возле моста.
— Вернулись! — покачал он головой. — А мы тут уже не знали, что и думать. Беспокоились за вас...
Штаб Резервной армии по-прежнему стоял в школе на берегу Днепра.
Возле крыльца я увидел Найденова.
— Тебя спрашивал Леонид Ильич.
— Где он?
— На заседании Военного совета...
Военный совет собрался в одном из классов. На партах, на подоконниках раскрытых окон, возле учительского стола сидели люди, среди которых я увидел Брежнева, Задионченко, генерала Чибисова, начальника бронетанковых войск фронта Штевнева, начальника [189] ВВС генерала Хрюкина, бригадного комиссара Осина, полковника Кашкина, заместителя начальника политотдела армии полкового комиссара Ф. Я. Лисицына и многих других знакомых и незнакомых командиров и политработников.
Мы с Найденовым задержались у двери.
Генерал армии Тюленев, стоя у школьной доски, на которой висела карта с нанесенной боевой обстановкой в районе Днепропетровска, слушал доклад командарма Чибисова.
Л. И. Брежнев подал мне знак рукой.
Стараясь никому не помешать, я пробрался к нему и сел рядом за парту.
— Где оперативная группа обкома? — тихо спросил Леонид Ильич.
— Оперативная группа пока здесь...
Леонид Ильич кивнул и сделал знак, чтобы я внимательно слушал.
На Военном совете речь шла об организации обороны Днепропетровска. Представлялось очевидным, что главный удар немецко-фашистские войска нанесут на нашем правом фланге с целью вырваться к шоссе и железной дороге, идущим через Сухачевку в Днепропетровск. Одновременно противник стремился развить наметившийся успех в районе Краснополья и Запорожского шоссе.
Военный совет обсуждал меры, которые необходимо было принять для отражения наступающего врага.
Раздался телефонный звонок. Генерал Тюленев снял трубку.
— Да, это я, товарищ маршал! — громко произнес Тюленев, жестом призывая всех соблюдать тишину. — Да, слышу вас хорошо... Слушаюсь!
Командующий фронтом стал докладывать обстановку. Он сказал, что войска Резервной армии ведут активную оборону, предпринимая танковые контратаки в направлении на Краснополье и на Запорожское шоссе.
Затем внимательно выслушал собеседника.
— Понял, товарищ маршал! Будет выполнено!.. Буду докладывать, товарищ маршал! — Тюленев положил трубку. — Звонил главнокомандующий Юго-Западным [190] направлением Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный. Он передал приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина ни в коем случае Днепропетровск не сдавать... Доведите этот приказ до сведения всех бойцов и командиров, — обратился он к генералу Чибисову. — Ни шагу назад! Днепропетровск надо удержать любой ценой!
После закрытия Военного совета мы с Найденовым предложили генералу И. В. Тюленеву, С. Б. Задионченко и Л. И. Брежневу разделить с нами ужин.
Ужин был приготовлен в одном из домиков на левом берегу, примерно в полутора километрах от здания школы, где помещался штаб Резервной армии.
Стемнело.
Правый берег угадывался только по артиллерийским зарницам.
Подъехали к домику. В большой горнице стояли стол и несколько кроватей.
— Да вы прямо-таки по-мирному устроились! — пошутил Тюленев.
Все были голодны, поэтому немедля принялись за еду.
Тюленев оставался оживленным, несколько раз повторил, что немцам Днепропетровск не сдадим, будем стоять насмерть.
— Как быть с оперативной группой обкома и облисполкома? — спросил я у военных товарищей. — Сейчас группа находится при штабе армии. Оставаться ей и дальше здесь или выехать в Павлоград, присоединиться к обкому?
— Думаю, что лучше уехать, — сказал Тюленев.
Л. И. Брежнев также посоветовал отправить оперативную группу в Павлоград.
— Там вы сделаете больше, — сказал он. — Оттуда сможете лучше оказывать помощь войскам фронта и армии.
Вскипел чай. Но едва наполнили стаканы, как послышались громкие возбужденные голоса и хлопнула дверь. В горницу вошел взволнованный незнакомый мне командир. Оказалось, офицер связи генерал-лейтенанта Чибисова. Он передал Тюленеву просьбу командарма [191] прибыть в штаб, так как положение в Днепропетровске внезапно осложнилось.
Тюленев помрачнел, поднялся из-за стола...
Через четверть часа все мы были в штабе армии. Здесь узнали, что противник возобновил атаки, на правом фланге обороны ворвался в город и мосты через Днепр могут оказаться под угрозой захвата. Позже поступило сообщение о боях на западной и юго-западной окраинах города, о баррикадах на заводе имени Петровского, на Пролетарской и Спартаковской улицах. Стало известно: отдельные группы противника просачиваются к центру Днепропетровска.
В этот момент снова позвонил С. М. Буденный. Ему доложили обстановку. Маршал приказал удержать город любой ценой, драться до последнего патрона.
Положив телефонную трубку, Тюленев встретил взгляд Чибисова.
— Стоять насмерть! — отрывисто приказал Тюленев.
И войска стояли насмерть.
В эту ночь оборонявшие Днепропетровск 230-я стрелковая дивизия полковника Захарова{14}, 255-я стрелковая дивизия полковника Замерцева, 275-я стрелковая дивизия генерал-майора Дратвина, 28-я кавалерийская дивизия полковника Саковича, 12-я танковая дивизия полковника Каткова, 8-я танковая дивизия полковника Пушкина, 11-я стрелковая бригада полковника Сенерникова, курсанты Днепропетровского артиллерийского училища и летчики генерал-майора авиации Хрюкина сражались, не щадя своей жизни.
Яростные кровавые схватки шли на правом фланге обороны. Развивая успех, гитлеровцы попытались окружить и уничтожить штаб 982-го стрелкового полка 275-й стрелковой дивизии. В завязавшемся бою начальник штаба полка был контужен. Командование принял помощник начальника штаба коммунист Алядинов, Он поднял товарищей в атаку, навязав врагу рукопашный бой. Гитлеровцы откатились. Алядинов приказал подобрать раненых, брошенное врагом оружие и вышел к своим, сохранив штабные документы. [192]
Бойцы 5-й батареи 807-го артиллерийского полка 275-й стрелковой дивизии сражались под командованием лейтенанта Мухина. Прямой наводкой расстреляли они сотни гитлеровцев, уничтожили три вражеских пулеметных расчета и миномет. Батарея оставила позиции, лишь израсходовав все снаряды и патроны. Орудия были спасены.
Упорное сопротивление оказала немецко-фашистским частям 255-я стрелковая дивизия. Попытка фронтального танкового удара по ее боевым порядкам обошлась врагу очень дорого. В тяжелейшей обстановке командир дивизии принял смелое, но единственно правильное решение: выдвинуть пушечный дивизион 811-го артиллерийского полка на открытые позиции. Такой маневр позволил без потерь развернуть дивизион, и он точным огнем двенадцати орудий в первые же минуты подбил восемь фашистских танков. Остальные повернули обратно. Пехота добила побежавшую прочь пехоту врага.
Умело и отважно руководил действиями своих подразделений, показывал несгибаемое мужество и стальную волю командир 972-го стрелкового полка 255-й стрелковой дивизии майор Н. Г. Лященко.
С командиром этого полка работники обкома познакомились еще 15 августа. Полк прибыл маршевым порядком из Павлограда и расположился в парке имени Т. Г. Шевченко, чтобы отдохнуть и получить дополнительное вооружение. При сборке станковых пулеметов солдаты и офицеры обнаружили, что среди деталей отсутствуют болты грубой наводки, без которых невозможно вести стрельбу. Майор Н. Г. Лященко обратился в обком партии за помощью. По указанию обкома болты грубой наводки для «максимов» были срочно изготовлены в цехах завода имени Петровского. Через три часа после обращения Н. Г. Лященко в обком все пулеметы были готовы к бою. Это позволило уже к вечеру 15 августа выдвинуть полк навстречу наступающему врагу, задержать гитлеровцев на двое суток у реки Малая Сура.
Отойдя с боями к Днепропетровску, 972-й стрелковый полк мужественно дрался сначала на обводах, а потом и на улицах самого города. [193]
После отражения очередной атаки танков противника солдаты и офицеры полка увидели на боевых позициях Л. И. Брежнева. Заместитель начальника политуправления фронта специально приехал в 972-й полк, чтобы поблагодарить его воинов за умелое ведение борьбы с фашистскими танками.
Очень тяжелая обстановка сложилась в полосе обороны 230-й стрелковой дивизии. Враг окружил ее. В 990-м стрелковом полку погибли командир и комиссар. Секретаря партбюро тяжело ранило. Но полк не дрогнул, не отступил. В боевые порядки пошли все политработники дивизии. Секретарь дивизионной парткомиссии политрук Тарасенко погиб, поднимая бойцов в контратаку. Участвуя в отражении танковой атаки, упал тяжелораненым политрук Розентур.
Оказавшись в окружении, секретарь комсомольского бюро 993-го стрелкового полка политрук Кириленко собрал группу бойцов и повел их в штыковую атаку, В рукопашной схватке Кириленко заколол трех гитлеровцев, сам погиб, но выручил друзей.
Комиссар 230-й стрелковой дивизии старший батальонный комиссар Алексеенко в трудные минуты показывал бойцам и командирам пример отваги, первым поднимаясь навстречу огню.
Выручая пехоту, отважно сражались танкисты. Командир танкового взвода 12-й танковой дивизии лейтенант Суверенный, заметив скопление вражеских танков, повел свои машины в бой. Фашисты попытались отрезать танк Суверенного от остальных. Лейтенант разбил и поджег три машины противника и соединился с товарищами. Той же ночью механик-водитель Олия зашел во фланг гитлеровской мотопехоте, метким огнем расстрелял ее, сорвав очередную атаку фашистов. При этом танк коммуниста Олия был подожжен. Казалось, танк погиб. Но механик-водитель не растерялся, не покинул горящую машину: пылающим факелом пронесся он по полю боя и благополучно ушел из-под обстрела.
Обнаружив около 20 вражеских танкеток, мчавшихся на предельной скорости к передней линии обороны 28-й кавалерийской дивизии, командир 1-го дивизиона 12-го артиллерийского полка 12-й танковой [194] дивизии старший лейтенант Глубоков подпустил противника почти вплотную, открыл шквальный огонь, разбил одиннадцать танкеток с десантом, а остальные заставил повернуть...
Мне хочется отдать должное курсантам нашего артиллерийского училища, начальником которого был комбриг Михаил Осипович Петров.
Курсанты заняли отведенный им боевой участок на южной окраине города в районе фабричной балки. Монастырской рощи и Острой Могилы еще утром 3 августа. Комбриг Петров разбил боевой участок на четыре подучастка, которыми командовали полковник Бакланов, полковник Антонов-Дубровинкий, полковник Лавров, майор Омельчук. Были созданы две ударные группы: левая — под командованием майора Стаднюка правая — майора Епифанова.
Артиллерийское училище, в состав которого вошли также курсанты сборов резерва Одесского военного округа, являлось серьезной силой, оно насчитывало свыше двух тысяч бойцов и сержантов руководимых опытными, кадровыми командирами.
Сам комбриг Петров, плотного сложения сорокатрехлетний человек, родом из крестьян бывшей Тверской губернии, в отрочестве ученик кузнеца, в молодости — рабочий петроградских заводов, служил в Красной Армии с 1918 года. Двадцатилетним бойцом сражался с частями Юденича в перерыве между боями закончил командные курсы, в ноябре 1919 года вступил в ряды Коммунистической партии большевиков. В Днепропетровск М. О. Петров прибыл из Закавказского военного округа примерно за год до начала войны. За плечами комбрига были Военная академия имени М. Ф. Фрунзе, опыт партийной и советской работы. В 1938 году М. О. Петрова избрали депутатом Верховного Совета УССР. Это был немногословный, волевой командир с пристальным взглядом глубоко посаженных глаз. Над левым карманом гимнастерки комбрига алел орден Красной Звезды, сияла медаль за двадцатилетнюю службу в рядах РККА.
Михаил Осипович был деятелен и отважен. Под стать своему начальнику оказались и другие командиры училища. [195]
С 3 по 19 августа курсанты упорно работали, рыли окопы, соединяя их разветвленными ходами сообщений, строили убежища, оборудовали артиллерийские позиции. И наряду с этим по 3–4 часа в день учились поражать танки гранатами и бутылками с горючей смесью, совершенствовали свое мастерство артиллеристов, изучали минометы и пулеметы, оттачивали приемы штыкового боя, А завершив оборудование позиций, обучались управлению огнем в боевых условиях и тактике контратак.
Училище вступило в бой около 9 часов утра 20 августа, как только противник открыл артиллерийский огонь из района Сурско-Литовское по его позициям, а также по городу и по мостам через Днепр. Разведка под командованием полковника Бакланова, посланная обнаружить стреляющие батареи врага, миновав боевые порядки 28-й кавалерийской дивизии, обнаружила возле села Селецкое большое количество стогов сена. Установив, что под стогами спрятаны фашистские танки, разведка подготовила данные для стрельбы, и орудия 1-го подучастка открыли огонь. Один танк запылал, другие в беспорядке пытались выйти на шоссейную дорогу. Здесь был разбит прямым попаданием еще один танк и получили повреждения несколько вражеских машин. Фашистские танки отошли...
Продвинувшись вперед, разведка обнаружила, наконец, батарею дальнобойных орудий врага, стоявшую перед селом Селецкое. После первых же выстрелов фашистская батарея была уничтожена.
В течение четырех последующих дней курсанты вели непрерывные бои и на подступах к Днепропетровску, и в самом городе, уничтожая танки и живую силу противника, вступая с врагом в рукопашные схватки, минируя дороги.
Они дрались плечом к плечу со стрелковыми подразделениями, оборонявшими город, и с зенитчиками майора Рутковского, брошенными на борьбу с танками О наших зенитчиках тогда много говорили. Первыми вступили в схватку с фашистскими танками зенитные батареи лейтенантов Шестерина и Пономарева, а 8-я зенитная батарея отличилась сначала на Запорожском шоссе, а потом в районе транспортного института, где [196] ее огонь корректировал комиссар 3-го дивизиона политрук В. И. Передерий.
До полутора десятков танков и множество вражеских солдат уничтожили бойцы Рутковского. В первые же дни боев за Днепропетровск восемь зенитчиков, и среди них лейтенант Шестерик, политрук Павленчук и сержант Васецкий, были награждены орденами Советского Союза.
Курсанты артиллерийского училища и наши зенитчики не отошли с занимаемых позиций, несмотря на все попытки врага смять, уничтожить, окружить их. Ударные группы боевого участка училища не раз переходили в контратаки, отбрасывая гитлеровцев, помогая восстанавливать и положение 255-й стрелковой дивизии. Свои позиции артиллерийское училище оставило только по приказу командующего Резервной армии генерал-лейтенанта Чибисова, полученному лично комбригом Петровым.
Обороняемый участок покидался затемно, без боя, но с демонстрацией артогня и разведки: противник пребывал в убеждении, что артиллеристы остаются на своих местах.
Орудия, пушки, зарядные ящики прогромыхали по Рабочей улице и улице Короленко среди горящих домов и дыма. Уходящие дивизионы прикрывались арьергардами, усиленными батареями противотанковых орудий и взводами станковых пулеметов. На левый берег училище вышло без потерь в людях и в материальной части и сразу заняло новые позиции, установило орудия, чтобы открыть огонь по скоплениям вражеской техники и пехоты на правом берегу.
На левом берегу курсанты дрались с гитлеровцами до 14 сентября, и здесь же 6 сентября в схватке за мясокомбинат с большими силами врага был тяжело ранен бесстрашный начальник училища комбриг М. О. Петров{15}, шедший в атаку в боевых порядках одного из дивизионов... [197]
В ночь на 25 августа курсанты сражались на правобережье, где обстановка час от часу становилась тяжелей.
Упорные, изнурительные бои шли в эту ночь и под Днепродзержинском. Город обороняли 26-я кавалерийская дивизия полковника Носкова и городской истребительный батальон, которым командовал начальник городского отделения милиции Ф. П. Ковалев. В истребительный батальон входили товарищи из партийного, советского и комсомольского актива Днепродзержинска и работники милиции. Кавалеристы и истребители дрались плечом к плечу.
Комиссар 126-го кавполка 26-й кавалерийской дивизии Ярощук, помогая командиру, руководил боем подразделений. После отхода главных сил полка пять часов вел бой в окружении с танками и мотопехотой противника. Плечом к плечу с Ярощуком сражались двадцать три бойца. Комиссар не только водил их в атаки, он вывел товарищей из окружения без потерь.
На участке обороны только одного 138-го кавполка 26-й кавалерийской дивизии были подбиты 17 фашистских [198] танков. При этом особенно отличился комсомолец, командир батареи противотанковых орудий лейтенант Б. Целович. Один танк был подбит инструктором политотдела дивизии Букасевым.
Командир пулеметного эскадрона Волошин, политрук эскадрона Горкин и боец комсомолец Медведев из кавалерийской дивизии оказались отрезанными от своих. Горстку бойцов окружили танки, но кавалеристы не потеряли выдержки и присутствия духа. Они подползли к вражеским машинам и бутылками с горючей смесью подожгли сначала три танка, а затем сообща еще один и вырвались из кольца врагов.
...Еще 12 августа на совещании в горкоме партии, где присутствовало командование 26-й кавалерийской дивизии, Ф. П. Ковалев был назначен военным комендантом города. Ему поручили организовать оборону Днепродзержинска. Истребительный батальон, подчиненный Ковалеву, состоял из 280 бойцов. Все — партийные, советские и комсомольские активисты, рекомендованные горкомом партии. Батальон разбили на три роты. Первой командовал А. Г. Грабовский, второй — Угрюмов, третьей — И. Г. Долматов. Начальником штаба назначили Я. П. Очковского, а начальником днепровской переправы — Н Н. Дегтяренко, который впоследствии прошел славный боевой путь, сражался и пал смертью храбрых под Сталинградом.
Истребители, вооруженные винтовками СВТ, гранатами и бутылками с горючей смесью, получили от командования 26-й кавалерийской дивизии противотанковое орудие и бронемашину. Батальон занимал оборону протяженностью около двух километров. Начиная с 19 августа он вел непрерывные упорные бои сначала на подступах к городу, потом на его окраинах, в центре, на предмостных укреплениях. В боях отличились Ф. П. Ковалев, И. Г. Долматов, А. Г. Грабовский, К. Т. Шкуренко, И. С. Заяц, И. М. Вечирко, П. Сверина, Проценко, Гулый, Колесниченко и многие другие товарищи. Благодаря умелому руководству, батальон понес относительно небольшие потери, которые составили 8 человек убитыми и 18 ранеными. Бойцы тяжело пережирали гибель мужественных друзей — командира [199] роты, коммуниста И. Г. Долматова, милиционеров Розова и Внукова, командира взвода Яковенко...
Беззаветное мужество бойцов истребительного батальона было отмечено командованием фронта. 23 августа в Днепродзержинск приехал Л. И. Брежнев. По поручению Военного совета фронта и от его имени Леонид Ильич объявил благодарность всему личному составу истребительного батальона.
Истребители дрались в городе до последнего часа, прикрывая переправу воинских частей и техники на левый берег Днепра.
Темная, тяжкая ночь. Неравные силы. Горят десятки фашистских танков, но к городу подходят новые. Чернеют тела убитых вражеских солдат на полях со сжатым хлебом, в балках и на улицах, но на бронетранспортерах, на грузовиках, на броне танков враг непрерывно подбрасывает «свежее пушечное мясо».
О величии подвига советских воинов, сражавшихся за Днепропетровск, о том, какой дорогой ценой заплатил враг за продвижение к Днепру и за правобережную часть города, свидетельствуют записи уже упоминавшегося мною генерал-полковника Ф. Гальдера. В его «Военном дневнике» в записях от 20 августа 1941 года сказано: «Все еще продолжаются бои западнее Днепропетровска и западнее Черкасс». В записи от 21 августа Гальдер вынужден констатировать: «Серьезные бои завязались в районе западнее Днепропетровска, где противник бросил в бой вновь скомплектованные... дивизии». День спустя Гальдер вынужден уныло повторить запись: «Ведутся упорные бои у Днепропетровска и Черкасс». Проходит еще день, и в записи от 23 августа уже тревога: «У Днепропетровска ведутся упорные бои на западном берегу Днепра. Обстановка на этом участке требует ввода в бой главных сил 1-й танковой группы...» 24 августа следует очередное сокрушенное признание: «Наши части ведут очень тяжелые бои у Днепропетровска... наши танковые соединения, которые одни ведут бои в этом районе, могут продвигаться вперед лишь очень медленно». Запись от 25 августа полна пессимизма: «Ничего существенно [200] нового. Все еще продолжаются бои в районе излучины Днепра (у Днепропетровска)...»
Оборонявшиеся сделали все, что могли. До утра враг в Днепропетровск не вошел. Однако общая обстановка на правом берегу непрерывно ухудшалась, и к шести часам утра последовал приказ: войскам Резервной армии отойти на левый берег{16}.
Шел восьмой час утра.
Не умолкая, гремела артиллерийская канонада. Над Днепропетровском, над его домами и улицами, над мостами через Днепр повисла фашистская авиация. Наше командование бросило против танковых колонн врага бомбардировщики и небольшое количество истребителей прикрытия. Небо над городом почернело от ведущих воздушные бои машин. В нем непрерывно возникали и медленно таяли плотные белые комочки разрывов. Советские летчики мужественно выполняли полученный приказ. Многие из них прорвались к пели и сбросили бомбы на моторизованные войска противника. Вокруг наших самолетов, используемых в качестве легких бомбардировщиков, вились немецкие истребители. «Ястребки» бросались влево и вправо, стараясь отвлечь «мессеров», прикрыть товарищей. Им удалось сбить несколько немецких самолетов. Но фашистские истребители не упускали из виду свою главную цель — советских бомбардировщиков — и не отставали от них.
А из-за объятых пламенем и дымом крыш Днепропетровска волнами наплывали новые группы «юнкерсов», сыпавшие бомбы на двигавшуюся по мостам, переправлявшуюся на лодках, на плотах, на понтонах через Днепр пехоту, на отходившую артиллерию, на группы наших танков, на санитарные повозки и машины.
Мы с Найденовым разыскали в помещении школы генерала Н. Е. Чибисова. Его кабинет находился в бывшей учительской, где еще стояли шкафы с классными журналами, глобусами и чучелами птиц. [201]
К генералу Чибисову пришел и Л. И. Брежнев.
Никандр Евлампиевич, бледный от усталости, небритый, с воспаленными веками, старался говорить спокойно.
— Удержать правобережье не смогли, — сказал он. — Сейчас войска занимают ранее подготовленные позиции на левом берегу.
Во время нашего разговора раздался сильнейший взрыв. Здание школы содрогнулось. С потолка и со стен полетела штукатурка. Нас словно обсыпало мукой.
Распахнулась дверь, вбежал штабной офицер.
— Товарищ командующий! Разрешите доложить! Взорван двухъярусный мост!
— Отходящие войска, артиллерию и танки направьте на второй мост... Связь с войсками есть?
— Поддерживаем, товарищ командующий.
— Идите!
В кабинете командарма то и дело раздавались телефонные звонки, входили с докладами работники штаба. Генерал Чибисов выслушивал людей, отвечал на телефонные звонки, отдавал различные приказания.
Из телефонных разговоров, из докладов офицеров штаба можно было заключить, что отход, совершается более или менее успешно, хотя войска и несут потери, главным образом ранеными.
Внезапно вернулся адъютант командующего, посланный на правый фланг. Остановившись у порога, встал по стойке «смирно», для доклада. И тотчас по левому виску и левой щеке адъютанта потекла кровь. Он невольно поднял руку с окровавленным носовым платком, вытер щеку.
— Ранен? — быстро спросил Чибисов. — Куда? В голову?
— Немного задело...
— Пуля?
— Да. В машине все стекла вдребезги...
— Где и как это случилось?
— Стреляли из-за стены завода имени Коминтерна. Там немцы.
— Не может быть! — воскликнул Чибисов. [202]
— Немцы, товарищ генерал. Это точно. Говорят, просочились ночью, в суматохе.
Чибисов стал категорически требовать от кого-то, чтобы немедленно выбили противника с территории завода имени Коминтерна. Мы с Л. И. Брежневым и П. А. Найденовым отправились искать командующего фронтом.
Оказалось, что генерал Тюленев выехал на берег Днепра, и увидели мы его только во второй половине дня. Командующий принимал прибывших в Днепропетровск генерала Р. Я. Малиновского и бригадного комиссара И. И. Ларина. Стало известно, что Резервная армия переименовывается в 6-ю армию, что Р. Я. Малиновский назначен командующим 6-й армией, а И. И. Ларин — членом Военного совета.
Бой продолжался с неослабевающей силой. Доложили, что дивизион артиллерийского училища под командой полковника Бакланова успешно атаковал гитлеровцев на территории завода имени Коминтерна, но враг удерживается в отдельных пунктах левобережья.
И. В. Тюленев обратился ко мне с просьбой помочь командованию 6-й армии разместить штаб в Новомосковске.
Я сказал, что с квартирьером штаба армии поедет председатель облисполкома П. А. Найденов.
— Очень хорошо, — согласился Тюленев. — Он здесь? Лучше всего выехать прямо сейчас.
Павел Андреевич должен был непосредственно связаться с первым секретарем Новомосковского горкома партии Ф. А. Петровым, представить ему квартирьеров и попросить, чтобы выделенные для штаба армии помещения были обеспечены всем необходимым.
— Поторопитесь, — обратился я к Найденову, — а когда все сделаете, — сразу же возвращайтесь. Меня найдете в штабе 6-й армии или в Амур-Нижнеднепровском райкоме партии.
П. А. Найденов и небольшая группа работников штаба 6-й армии немедленно выехали в Новомосковск.
Я ждал возвращения Павла Андреевича до семи вечера в здании Амур-Нижнеднепровского райкома партии. Он вернулся и доложил, что помещения для штаба [203] армии подобраны, что он заезжал в Новомосковский горком партии и там обещали сделать все необходимое.
— А где квартирьеры, что с вами выехали?
— Они направились в штаб.
— Нам тоже надо туда.
Когда мы добрались до школы, где располагался штаб 6-й армии, там уже никого не было. Телефонные провода были сняты, в классах валялись обрывки бумаги.
Встреченный нами командир-связист с группой красноармейцев сказал, что все уехали в Новомосковск.
Мы с Павлом Андреевичем вышли из школы. Днепропетровск горел. На правом берегу взметывались языки пламени.
Наши войска уже переправились на левый берег, и воды Днепра, отражая последние отблески солнечного заката, были по-прежнему пустынны и спокойны.
Упорно, настойчиво стреляла советская артиллерия. Снаряды проносились над нашими головами и разрывались где-то там, на правом берегу, в парке Шевченко, на проспекте Карла Маркса.
Немецкая артиллерия отвечала нашим батареям главным образом с территории межрайонной больницы. Инструментальная и воздушная разведки без труда обнаружили, что фашисты разместили орудия среди больничных корпусов. Об этом нам сказали в штабе. Артиллерийские командиры возмущались:
— Прикрываются больными и ранеными! Какая низость!
Ни один советский снаряд не упал на территорию больницы. Снаряды рвались далеко... И все же они рвались в родном Днепропетровске... [204]