Все для фронта

Первые недели войны не вызвали значительных перемен во внешнем облике Днепропетровска. Разве что на улицах стало больше военных, да на окнах домов, словно перечеркивая мирную жизнь, появились полоски бумаги, наклеенной, чтобы предохранить стекло от действия взрывной волны при бомбардировке.

Фронт был далеко, и никто из горожан даже мысли не допускал, что война приблизится к Днепру.

Но содержание нашей жизни изменилось в корне. Лозунг «Все для фронта, все для победы!» стал руководством к действию не только для всех партийных организаций области, начиная с обкома партии и кончая первичными парторганизациями в цехах заводов, в колхозах, учреждениях и институтах, но и для всех честных советских граждан.

Партийная организация Днепропетровщины поднимала трудящихся на перестройку экономики области в соответствии с требованиями военного времени.

Секретари обкома партии Леонид Ильич Брежнев, Георгий Гаврилович Дементьев, Михаил Мефодиевич Кучмий, Константин Константинович Тарасов, Леонид Ефимович Лукич, члены бюро обкома, заведующие отделами: [55] оборонной промышленности М. Л. Теленчак, металлургическим — А. В. Геппа, и другие ответственные работники обкомовского аппарата в те дни буквально дневали и ночевали на заводах, фабриках, в колхозах и совхозах, ведя разъяснительную работу, направляя усилия коллективов на преодоление возникающих трудностей, помогая на месте решать сложнейшие вопросы, связанные с высокопроизводительной работой предприятий в новых, трудных условиях. Впереди были коммунисты. Они хорошо понимали: мелких, второстепенных вопросов нет, каждое задание следует выполнять безупречно и показывать при этом пример, достойный подражания. Плечом к плечу со старшими товарищами шел и наш комсомол.

Деятельность Днепропетровского обкома партии в первую неделю войны показывает, как быстро и по-деловому разворачивали партийные органы активную помощь фронту.

Даже простой перечень вопросов, обсуждавшихся на бюро обкома с 22 июня по 1 июля 1941 года, может дать ясное представление о том, куда направлялись наши усилия. 23 июня мы продолжали отбор и утвердили многих коммунистов — политработников запаса — на работу в частях Красной Армии. 24 и 25 июня приняли решения об обеспечении местными материалами строек Наркомата боеприпасов, Наркомата вооружения и Наркомата строительства, о немедленном обеспечении строительным кирпичом аэродромного строительства и о снятии с учета коммунистов, призываемых по мобилизации в Красную Армию.

Получив 25-го же постановление СНК СССР от 24 июня «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов», бюро обкома решило немедленно приступить к созданию истребительных батальонов из числа проверенных партийно-комсомольских и советских активистов, способных носить оружие. Задачей этих батальонов была борьба с парашютными десантами и диверсионными группами противника.

Истребительные батальоны численностью в 100–200 человек обком постановил создать при городских, районных отделах и отделениях НКВД. Начальнику [56] областного управления НКВД тов. Павленко было предложено немедленно выделить и назначить начальниками надежных оперативных работников НКВД и милиции. Городские и районные комитеты партии, исполкомы городских и районных Советов депутатов трудящихся обязывались оказывать всяческое содействие органам НКВД в укомплектовании и организации истребительных батальонов.

Впоследствии эти истребительные батальоны сыграли немалую роль.

Тогда же мы утвердили на политработу в РККА новых товарищей из числа среднего политсостава.

Были приняты решения о создании в области новых и о приведении в боевое состояние существующих авиаплощадок, об организации ремонтных бригад в помощь частям Красной Армии, о борьбе со спекуляцией и распространителями провокационных слухов, о выполнении мобилизационных планов цехами различных заводов, о дополнительном развертывании в городах области резервных госпиталей.

В целях экономии бумаги пришлось принять решение об уменьшении формата областных газет и о прекращении выпуска некоторых журналов.

Деятельность бюро обкома в тот период определили несколько важных партийных документов. О некоторых важнейших актах партии и государства я уже упомянул. Необходимо сказать и о других...

Очередное заседание бюро обкома состоялось 29 июня.

В открытые окна зала заседаний наплывал уличный зной, и невольно думалось, что война войной, а июль не за горами, пора приниматься за уборку хлебов. Кстати, последними в повестке дня стояли вопросы об использовании, переработке и закладке овощей на зимнее время, а также о торговле сельскохозяйственной продукцией.

После заседания мы не разошлись. Включили приемник, стали слушать сводку Совинформбюро.

В дверях появился работник обкома Пинчук.

— Срочная телеграмма из Москвы... — озабоченно сказал он, протягивая листы бумаги. [57]

Телеграмма оказалась директивой СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня, адресованной партийным и советским организациям прифронтовых областей.

Мы читали ее с жадным вниманием. Суровый стиль партийного документа, неприкрашенная правда о положении на фронтах, впервые сказанные слова о том, что страна вступила не в обычную войну, а в смертельную схватку с опасным и коварным врагом, что сейчас решается вопрос жизни или смерти нашего государства — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение, — произвели на всех присутствующих глубокое впечатление.

Мы вновь и вновь перечитывали строки: «война резко изменила положение», «наша Родина оказалась в величайшей опасности», «целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов», — перечитывали и словно ощущали на собственных лицах горячее и смрадное дыхание войны.

Но директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) не только говорила правду о создавшемся положении. Откровенно и смело, как всякий партийный документ, директива анализировала обстановку и четко указывала партийным, советским, профсоюзным и комсомольским организациям, как именно надо действовать, чтобы дать врагу отпор, встретить фашистов во всеоружии, мобилизовать все силы народа на разгром зарвавшегося врага.

Совнарком Союза ССР и ЦК ВКП(б) требовали отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу. Требовали организовать всестороннюю помощь Действующей армии, укрепить тыл Красной Армии, подчинив интересам фронта всю деятельность партийных, советских, профсоюзных и комсомольских организаций, разъяснять трудящимся их обязанности и создавшееся положение, организовать охрану заводов, электростанций, мостов, телефонной и телеграфной связи, организовать беспощадную борьбу со всякими [58] дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов и диверсантов.

СНК СССР и ЦК ВКП(б) требовали при вынужденном отходе частей Красной Армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять ни килограмма хлеба, ни литра горючего, а в занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания всюду и везде партизанской войны.

Призывая народ к беспощадной расправе с ордами германского фашизма, СНК СССР и ЦК ВКП(б) подчеркивали в директиве от 29-го числа, что все зависит от нашего умения быстро организоваться и действовать, не теряя ни одной минуты, не упуская ни одной возможности в борьбе с врагом. Задача коммунистов, говорилось далее, — сплотить весь народ вокруг Коммунистической партии, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии, для победы.

Директива была адресована партийным и советским организациям прифронтовых областей. Днепропетровская область прифронтовой тогда не считалась, так как фронт был от нас еще на далеком расстоянии. Но после прочтения такого острого и важного документа невозможно было мыслить формально. Поэтому мы с большой партийной ответственностью отнеслись к пунктуальному выполнению указаний Центрального Комитета нашей партии.

На следующий день стало известно о создании Государственного Комитета Обороны под председательством И. В. Сталина.

А еще через два дня утром мы услышали речь И. В. Сталина, обращенную ко всему советскому народу.

Выступление И. В. Сталина по радио 3 июля убедило нас, что директиву от 29 июня мы поняли правильно. Что нельзя упускать ни минуты, надо делать все возможное для обеспечения Действующей армии, для укрепления тыла, для мобилизации трудящихся и нашей области на всенародную, беспощадную битву с коварным [59] и опасным врагом. И мы старались поднять тех, для кого передний край проходил пока по цехам заводов и колхозным полям, на такую битву.

* * *

От мирной, довоенной жизни нас отделяли еще не месяцы и не годы, а только недели, но уже казалось, что эта мирная жизнь осталась далеко-далеко... Здание обкома, с солдатскими койками, с озабоченными, по горло занятыми людьми в военной одежде, напоминало полевой штаб Действующей армии. Да обком и был таким штабом, а его огромной армией была вся область с ее мощными заводами и фабриками, с ее колхозами, совхозами, учреждениями и формирующимися воинскими частями.

Я с благодарностью вспоминаю самоотверженную работу наших обкомовцев, в том числе и технического персонала — машинисток, телефонисток, электромонтеров, всех тех, кто своим трудом помогал нам наилучшим образом решать сложные вопросы военного времени. Большое спасибо вам, дорогие мои друзья и товарищи, за ваш героический труд в те тяжелые времена для нашей Родины!

Роль обкома в руководстве промышленностью области неизмеримо повысилась: мы были ближе к заводам и фабрикам, лучше знали обстановку, лучше понимали, какие меры надо принять в том или ином случае, какую помощь оказать и как именно.

Формируемые в области воинские части — и те каждодневно обращались в обком: ведь именно область давала им людей, снабжала продуктами, фуражом и амуницией, поставляла даже некоторую часть вооружения.

Про областные учреждения, про колхозы, совхозы и говорить нечего: только обком и облисполком могли решить их проблемы, оказать необходимую организационную и материальную поддержку.

Стремительный поток событий, охвативший страну, заставил работников обкома изменить стиль работы. В те дни обстановка требовала от всех нас по-иному, чем в мирное время, решать вопросы, связанные с деятельностью нашей областной партийной организации.

Заседания и совещания если и собирались, то, что [60] называется, на ходу, только тогда, когда появлялась острая необходимость, и проводились очень оперативно. Каждый сознавал: упущенного часа не вернешь.

Однако это вовсе не значит, что принимавшиеся решения оказывались скоропалительными, плохо продуманными. Они оставались столь же обоснованными, как и прежде. Просто война до корней обнажала суть каждого дела, и все чувствовали, какое именно решение надо принять, чтобы быть на высоте положения, не спасовать перед трудными обстоятельствами.

Тут сказалась, бесспорно, колоссальная работа нашей партии по подготовке и выращиванию кадров. Во главе горкомов и райкомов, во главе местных органов власти, на руководящих постах в промышленности и сельском хозяйстве к началу войны стояли опытные руководители, прошедшие большую жизненную школу. Именно эти товарищи, выполняя указания ЦК партии, сумели в кратчайший срок мобилизовать трудящихся области на самоотверженный труд в условиях войны, на решение задач, поставленных самой жизнью.

И трудящиеся Днепропетровщины отвечали ударным, самоотверженным трудом.

Прославленный коллектив шахты имени Ильича — родины семиволосовского движения — выполнил семимесячный план добычи руды уже к 28 июня. Сам Алексей Семиволос в этот день дал более четырех норм, бурильщик Задворный — около двух с половиной, Вороненко — две нормы.

Новомосковский металлургический завод увеличил выпуск проката, хотя многие рабочие ушли на фронт и людей стало меньше. Молодежь, заменившая опытных мастеров, продолжала их трудовые и патриотические традиции. Подручный вальцовщика Красильников, заменив призванного в Красную Армию вальцовщика Трегубова, с первого же дня самостоятельной работы выполнял задание на 120–123%.

Горняки рудника имени Ворошилова именно в это трудное время покончили с отставанием отдельных шахт. Забойщики встали на «вахту обороны». Забойщики Войтов, Наконечный, Волченко и другие ежедневно выдавали десятки тонн руды сверх плана.

На заводе имени Дзержинского коллектив доменной [61] печи № 5 за первую половину июля выполнил производственное задание на 100,2%, среднесортный цех — на 100,7%, листопрокатный цех и тонколистовой стан — на 108,4%.

Сталевар мартена № 3 Степанченко ежедневно давал 111,3% задания, сталевар мартена № 1 Рудченко — 109,4%.

Грузчики транспортного цеха Онищук, Шемета, Вовк систематически выполняли норму на 180–190%.

Благодаря высокому уровню политико-воспитательной работы коллектив шахтоуправления «Ингулец» выполнил семимесячный план добычи руды к 4 июля, а нарезные работы закончил к 5 июля 1941 года.

Шахта «Центральная» справилась с семимесячным планом добычи руды к 13 июля, а шахта «МЮД» — к 14 июля 1941 года. Скреперист шахты «Центральная» Л. Пономаренко довел свою выработку до 242%, бурильщик этой же шахты В. Борисенко — до 303%. Проходчик шахты «МЮД» И. Потороча систематически выполнял свыше трех норм в день.

Колхозники сельхозартели «Большевик» Базавлучанского сельсовета Софиевского района В. Перехрест, Д. Нешлях, У. Лыховарь на косовице хлеба жатками давали ежедневно по полторы нормы выработки.

Вспоминая те дни, я не могу не сказать о наших активных помощниках — комсомольцах Днепропетровщины, и прежде всего о работниках обкома комсомола, его секретарях И. Кушко, Н. Батюке, Р. Велигиной, А. Выбодовской и многих других вожаках молодежи.

Добрых слов заслуживает работа руководителей областного управления связи П. М. Дмитриева и С. С. Бабича, многочисленная армия связистов, которая с начала войны обеспечивала бесперебойную связь со всеми городами, районами и предприятиями Днепропетровщины. Это позволяло обкому партии оперативно руководить всеми звеньями партийной и хозяйственной жизни.

Такое оперативное руководство день ото дня становилось необходимее: мы уже чувствовали зловещее дыхание войны, уже видели прошедшие через Днепропетровск первые эшелоны с эвакуированными и оборудованием из западных областей страны... [62]

Помню, позвонил в обком из Киева И. С. Грушецкий, являвшийся первым секретарем Черновицкого обкома КП(б)У. Мы были хорошо знакомы: до тридцать девятого года Иван Самойлович был «нашим», днепропетровским партийным работником.

— У меня просьба... — сказал Грушецкий. — Многие наши люди эвакуированы в Черкассы, а враг жмет. Нельзя ли приютить их в Днепропетровске?

— Конечно можно, Иван Самойлович! Пусть немедленно выезжают. Транспорт-то у них есть?

— Есть! Спасибо тебе.

— Да ведь не за что...

Через день первый секретарь Верхнеднепровского райкома партии П. И. Пьяник сообщил по телефону что бойцы истребительного батальона встретили вблизи города большую колонну эвакуированных и что возглавляющий колонну товарищ Рябенко утверждает, будто имеет указание двигаться в Днепропетровск.

— Как быть, товарищ Грушевой?

Услышав фамилию Рябенко, я догадался, что речь идет о колонне из Черкасс: А. Я. Рябенко, тоже бывший днепропетровец, уехал в тридцать девятом вместе с И. С. Грушецким.

— Встретьте товарищей, как полагается! — сказал я. — Накормите, окажите, если нужно, медицинскую помощь и позаботьтесь о благополучном прибытии к нам.

Чувствую — секретарь райкома мнется. Выясняется что представители расположившихся возле Верхнеднепровска воинских частей намерены отобрать у черновицких товарищей весь их автотранспорт.

— Это почему? Вы выделили воинским частям положенный транспорт?

— Выделили.

— Тогда передайте военным товарищам: автомашины у эвакуированных не забирать, немедленно снабдить их бензином и помочь выехать в Днепропетровск!

— Понял!

Автоколонна эвакуированных из Черновиц, главным образом женщины и дети, благополучно добралась до нас. [63]

Измученные страшными бомбежками и трудной дорогой, женщины выглядели старше своих лет. В глазах детей, молчаливых и тихих, таилась недетская печаль.

Кое-кому из этих женщин уже не суждено было увидеть своих мужей, а детям — своих отцов, которые погибли в боях с оккупантами. Но о героической смерти иных товарищей мы узнали лишь много времени спустя.

О гибели первого секретаря Станиславского (ныне — Иваио-Франковского) обкома КП(б)У, члена Военного совета 12-й армии М. В. Груленко, например, я услышал только через год после победы от генерал-майора М. Г. Снегова. Генерал-майор Снегов рассказал, что Груленко, которого считали пропавшим без вести, погиб в начале августа в ожесточенном бою под Уманью. С оружием в руках погиб там же, под Уманью, член ЦК ВКП(б), первый секретарь Сталинского (ныне Донецкого) обкома партии наш земляк Петр Митрофанович Любавин, являвшийся членом Военного совета той же 12-й армии. Подробности его гибели неизвестны, и одно это заставляет полагать, что она тоже была трагической.

Помню, летчики полковника В. А. Судца, командира 4-го авиационного корпуса, чей штаб стоял в Запорожье, получили приказ пробить коридор к Умани, к войскам, которые вели бои в окружении.

Подготовить посадочные площадки окруженные не смогли. Владимир Александрович Судец приказал своим летчикам садиться хоть «на брюхо», но связь с армией установить. Одному из пилотов удалось благополучно приземлиться в районе Умани и вернуться обратно. Он-то и привез вместе с другими бумагами пакет, надписанный рукой Любавина: «Секретарю Днепропетровского обкома партии К. С. Грушевому». В конверте лежали деньги для семьи Петра Митрофановича и коротенькая записка, адресованная жене. Любавин писал, что надеется на лучшее, но просил, если что случится, позаботиться о сыне.

С болью смотрел я на переданный мне пакет, на деньги и на записку Петра Митрофановича. Глубоко взволновало, что в трудную минуту он вспомнил именно о нас, днепропетровцах, и тяжелое предчувствие [64] сдавило сердце: в то время уже говорили, что наши войска под Уманью фактически прекратили сопротивление...

Впрочем, я забежал вперед.

Колонна из Черновиц оказалась лишь первым всплеском огромного потока эвакуированных, который вскоре докатился до Днепропетровска. Мы встречали товарищей так, как и следует встречать людей, которые испили полную чашу горя. Старались разместить поудобнее, пытались наладить их быт, помочь самым необходимым.

31 июля обком партии принял специальное постановление о помощи эвакуированным и об их противоэпидемическом обеспечении.

По решению бюро обкома и облисполкома на вокзале и на пристани днепропетровцы оборудовали пункты приема эвакуированных, пункты раздачи горячей пищи, наладили банное обслуживание, медицинскую помощь. Впоследствии число этих пунктов увеличилось. Они были открыты во многих точках города и размещались главным образом в школах, в зданиях больниц и поликлиник, в помещениях институтов. Этой огромной работой руководил, выполняя указания обкома, наш облздравотдел во главе с Л. Г. Лекаревым. Кроме того, областные медики помогали оснащением и кадрами военным госпиталям, сами сформировали, в соответствии с мобилизационным планом, сорок госпиталей.

Измученные трудной дорогой, порой тяжело травмированные потерей близких, эвакуированные встречали у нас теплую, дружескую заботу, получали кров и пищу.

Днепропетровцы заранее подготовились к приему многих тысяч эвакуированных и беженцев. Это сыграло в дальнейшем весьма положительную роль. В нашем городе, как и всюду, не только по-братски встречали этих людей, но и сумели провести, когда это потребовалось, организованную их эвакуацию в более глубокий тыл.

А необходимость такой эвакуации надвигалась... [65]