Над горными кручами

На дворе сентябрь. В предгорьях и горах Кавказа продолжаются ожесточенные бои. Противник, несмотря на большие потери, по-прежнему рвется вперед. Хотя становится все более очевидным, что главное внимание немецко-фашистского командования приковано к Сталинграду, тем не менее, судя по всему, не рассталось оно и с надеждой на захват Кавказа, на выход в Закавказье, на овладение нефтяными богатствами СССР.

Решением Ставки ВГК от 1 сентября Северо-Кавказский фронт преобразован в Черноморскую группу войск Закавказского фронта. Наша 5-я воздушная армия тоже входит в состав Черноморской группы и всеми силами поддерживает боевые действия наземных войск.

Внешне как будто ничего не изменилось: был фронт, теперь группа войск. Однако это не совсем так. Командование группы стало намного ближе к войскам, чем фронтовое. Ставкой ВГК уточнена для группы задача: не допустить прорыва противника по Черноморскому побережью в Закавказье и во что бы то ни стало удержать Новороссийск. С этой целью авиационные соединения нашей армии перебазировались на аэродромы Черноморского побережья от Геленджика до Кутаиси. Командующий армией генерал С. К. Горюнов с небольшой оперативной группой офицеров уже несколько дней находится в поселке Георгиевском, близ Туапсе, там же, где размещается Военный совет Черноморской группы войск. Штаб армии в первых числах сентября перебрался в поселок Салоники, что неподалеку от станицы Лазаревской. На меня начальник штаба генерал С. П. Синяков возложил ответственную миссию — постоянно поддерживать живую связь между командующим и штабом. Такая связь необходима, чтобы незамедлительно выполнять указания и распоряжения командарма. А по телефону и радио, как известно, всего не скажешь, противник может подслушать. [55]

Я постоянно курсирую между Салониками и Георгиевским. Всякий раз спешу к Горюнову со штабными новостями, которые, как часто случается, ему уже известны. Вот в штабе только что получено радостное сообщение из Тбилиси: командующий ВВС Закавказского фронта генерал К. А. Вершинин твердо обещал в ближайшие день-два выделить для 5-й воздушной армии значительное число новых самолетов.

— Немедленно выезжай в Георгиевский,—приказывает мне Синяков. — Порадуй командарма этой новостью. Уточни обстановку и боевые задачи.

Для генерала Горюнова мое сообщение о пополнении армии боевой техникой уже не было новостью: о поступлении новых самолетов ему по ВЧ сообщил лично командующий ВВС фронта. Однако поездка в Георгиевский и в этот раз не была напрасной. Сергей Кондратъевич пригласил меня к столу, на котором была разложена его рабочая оперативная карта с пометками, подробно объяснил боевую обстановку в полосе франта, одновременно поставил ряд коикретных задач на планирование прикрытия и поддержки авиацией наземных войск, прежде всего соединений 46-й армии генерала К Н. Леселидзе, действовавших на Клухорском и Маруханском перевалах цетральной части Главного Кавказского хребта, то есть на сухумском направлении, где шли упорные бои. Я подробно записывал его указания. В связи с тем что в те дни наша воздушная армия располагала всего лишь примерно 70 исправными самолетами, планировать их использование приходилось особенно тщательно. В заключение командарм продиктовал: "Моему заместителю генералу Изотову немедленно выехать в Новороссийск в распоряжение командующего 47 и армией генерала Гречко На мосте договориться с генералом Квадэ из ВВС Черноморского флота об объединении усилий морских летчиков и летчиков воздушной армии на оказание помощи защитникам Новороссийска".

В тот же день генерал В. И. Изотов выехал в Новороссийск. Его первую заявку на усиление авиационной поддержки войск 47-й армии мы в штабе получили 6 сентября. В ней кратко сообщалось, что противнику удалось "выйти на дорогу Неберджаевская — Мефодиевский и прорваться к северо-западной окраине Новороссийска". Чтобы остановить дальнейшее продвижение врага, требовался по возможности мощный удар по его войскам с воздуха. Такой совместный удар с ВВС Черноморского флота был нанесен и имел несомненный успех. На следующий день в своем [56] боевом донесении штабу генерал Изотов сообщил: "Восхищен действиями летчиков дивизии Еременко, особенно 36-м истребительным авиаполком товарища Осипова. Он сам неутомим и его командиры эскадрилий Александр Сапожников и Константин Орлов тоже. Они смело прорываются сквозь заградительный зенитный огонь к наступающему врагу и наносят смертельные удары пушечным огнем и реактивными снарядами со своих стареньких И-16... Группа "яков" во главе с майором Дмитрием Каларашем разогнала до двух десятков "юнкерсов", повалив на землю двоих. Военный совет 47-й армии, кажется, доволен действиями авиации".

В конце сообщения Изотов бисером дописал, чтобы штаб через генерала Каравацкого потребовал от экипажей бомбардировщиков его дивизии кучнее сбрасывав бомбы ночью на указанные им объекты Просьбу мы немедленно передали в 132-ю бомбардировочную дивизию. Летчики, штурманы и стрелки-радисты ответили на нее практическими делами. Пренебрегая опасностью, экипажи до предела снизили высоту бомбометания, стали делать по 2—3 прицельных захода. В результате эффективность бомбардировок намного повысилась. "Теперь бомбы ложатся кучно. Наземные войска довольны помощью бомберов", — сообщал штабу генерал Изотов. Подтвердил это и генерал А. А. Гречко, приславший в те дни телеграмму на имя нашего командарма, в которой говорилось, что удары авиации по егерской дивизии противника существенно помогли склонить чашу весов в нашу пользу.

Если иметь в виду, что тогда было не самое подходящее время для обмена любезностями, для взаимных похвал, то, судя по хранящейся в архиве телеграмме командарма, можно с полной уверенностью сказать: авиаторы нашей армии действительно очень хорошо помогли защитникам Новороссийска. Исключительно трудная Новороссийская оборонительная операция, продолжавшаяся больше месяца, закончилась. Немецко-фашистским захватчикам так и не удалось сломить несокрушимую стойкость защитников приморского города. На том месте, где фашисты были остановлены, ныне возвышается окруженный акациями постамент, на котором стоит полусгоревший, изрешеченный пулями, осколками снарядов, мин и бомб железнодорожный вагон. Мемориальная надпись, выбитая на камне, гласит: "Здесь 11 сентября 1942 года доблестные воины частей Советской Армии и Черноморского флота преградили путь врагу на Кавказ, а [57] через 360 дней во взаимодействии с морским десантом и частями Малой земли начали штурм Новороссийска и 16 сентября 1943 года, разгромив фашистские войска, освободили город".

Вскоре закончились активные боевые действия и на сухумском направлении. Части и соединения 46-й армии генерала К. Н. Леселидзе не пропустили врага за перевалы, стояли насмерть на каждой позиции. Переданные в подчинение генерала В. В. Нанейшвили летчики-истребители ежедневно вели воздушные бои над перевалами. Но, пожалуй, самую существенную помощь наземным войскам оказывали летчики 763-го легкобомбардировочного полка. Тихоходные У-2 в сложных условиях горной местности оказались наиболее удачными во всех отношениях. Под управлением смелых и опытных летчиков они выполняли поистине титаническую работу: бомбили скопления немецко-фашистских войск в ущельях, доставляли на наиболее отдаленные позиции наших горнострелковых подразделений боеприпасы и продовольствие, эвакуировали в госпитали тяжелораненых воинов. Никакие другие самолеты, кроме У-2, не могли садиться на крохотные пятачки в горах, пилоты же "кукурузников" ухитрялись сажать свои машины всюду, где только находили более или менее ровные площадки. Часто рисковали свалиться в пропасть, но наперекор трудностям самоотверженно выполняли свой воинский долг. Их усилиями за несколько дней боев на сухумском направлении были спасены от, казалось бы, неизбежной гибели 180 тяжелораненых бойцов и командиров, которых они эвакуировали в Кутаиси.

Как только на сухумском поправлении установилось относительное затишье и противник, не достигнув поставленном цели, перешел к обороне, генерал Горюнов обратился в ВВС фронта с решительной просьбой о пополнении авиационных частей и соединений боевой техникой. Просьба была вполне обоснованной, так как исправных самолетов у нас оставалось очень мало. Фронтовое начальство обещало удовлетворить ее, однако поступление новых самолетов явно затягивалось: большая часть резервов, а следовательно, и авиационной техники в те дни направлялась в Северную группу войск, боевые действия которой поддерживала 4-я воздушная армия. Немецко-фашистское командование, не сумев прорваться к Туапсе из района Новороссийска, решило основные усилия [58] войск 17-й армии сосредоточить на туапсинском направлении. Группировка вражеских войск, сосредоточенная для наступления на этом направлении, намного превосходила нашу Черноморскую группу. Если у нас в 5-й воздушной армии к началу немецко-фашистского наступления на Туапсе имелся всего 71 самолет, то у противника их было 350.

25 сентября немцы начали боевые действия. Первый и главный свой удар гитлеровские войска нанесли в полосе обороны 18-й армии. В течение двух дней они почти непрерывно бомбили ее коммуникация и боевые порядки. Перейдя затем в наступление, к вечеру 30 сентября вклинились в ее оборону.

В условиях пятикратного превосходства противника в самолетах перед летчиками нашей воздушной армии была поставлена трудная боевая задача — драться в воздухе за четверых, за пятерых, но делать все возможное, чтобы непрестанно мешать фашистской авиации осуществлять прицельное бомбометание по наземным войскам, смело вступать в бои с превосходящими силами вражеских истребителей. Управление и политотдел армии, командиры и политорганы соединений, командиры и политработники частей основное свое внимание сосредоточили на доведении этой задачи до каждого летчика и штурмана, до каждого стрелка-радиста. Заместитель командующего по политчасти А. П. Грубич, начальник политотдела полковой комиссар Н. М. Про-ценко, заместитель командующего генерал В. И. Изотов и многие другие старшие начальники проводили большую часть времени в частях и соединениях. Целеустремленная работа быстро дала свои результаты. Каждый вылет наших летчиков приносил определенные плоды. Особенно разумно и старательно выполняли боевые задания коммунисты и комсомольцы. Вспоминаю, с каким восхищением говорил Николай Михайлович Проценко, вернувшись однажды из 236-й истребительной авиадивизии, о младшем лейтенанте Павле Камозине. В дивизию Камозин, в недавнем прошлом рабочий одного из бежецких предприятий, прибыл на стажировку из Кировобадского авиационного училища. Чего бы, казалось, ему лезть в самое пекло? А он полез. Упросил командование оставить его на фронте, стал командиром эскадрильи. В первом же воздушном бою над Шаумяном пятерка истребителей под его командованием уничтожила 6 вражеских самолетов, а до двух десятков "мессеров" принудила в беспорядке ретироваться. [59]

Так я узнал о первом боевом подвиге бывшего стажера. Позднее мне довелось познакомиться с ним лично. Парень как парень. Во внешности ничего геройского. Скромный, даже немного застенчивый. Но в бою Павел Камозин, по свидетельству его однополчан, всегда был первым и примером смелости, мастерства увлекал на подвиги товарищей.

...Бои на туапсинском направлении день ото дня принимали вое более ожесточенный характер. Немецко-фашистские танковые и пехотные соединения при активной поддержке авиации наносили мощные удары по нашей обороне одновременно на нескольких участках. Вражеская авиация периодически подвергала массированным бомбежкам коммуникации и боевые порядки 18-й и 56-й армий На их стыке гитлеровцам удалось прорваться вперед. К середине октября очень трудное положение создалось на всей полосе обороны Черноморской группы войск. Нашей воздушной армии было приказано сосредоточить усилия на поддержке войск 18-й армии.

К тому времени наши авиационные части и соединения по решению Ставки ВГК и командующего Закавказским фронтом были пополнены некоторым количеством новых самолетов, тем не менее перевес в воздушных силах все еще оставался на стороне противника. Летчикам-истребителям по-прежнему приходилось вести воздушные бои с численно превосходящим врагом. И если они нередко одерживали победу, достигали успеха, то исключительно за счет лучших тактико-технические данных наших новых самолетов, а также личного мужества и отваги. Господствуя в воздухе, фашистские "мессеры" всячески мешали нашим бомбардировщикам, а отчасти и штурмовикам наносить сколько-нибудь организованные удары по наступавшим вражеским войскам. Гитлеровские танки и пехота значительно потеснили оборонявшиеся войска 18-й армии в районе Котловины, захватили Елисаветпольский перевал, вплотную подошли к горе Кочканова.

21 октября фашистские бомбардировщики под прикрытием истребителей нанесли ряд мощных ударов по позициям 408-й стрелковой дивизии, державшей оборону на направлении к населенному пункту Гойтх, расположенному примерно в двадцати километрах от Туапсе. В случае захвата поселков Гойтх и Георгиевский гитлеровцами могла возникнуть непосредственная угроза выхода войск немецкой 17-й армии на Черноморское побережье и оттуда в Закавказье, чего настойчиво добивалось фашистское командование. [60]

Накануне я только вернулся из госпиталя, где находился несколько дней на излечении в связи с осколочным ранением в ногу, которое получил во время бомбежки фашистской авиацией нашего штаба в Салониках. Доложил генералу Синякову о своем возвращении.

— Все в порядке, значит? Здоров? — поинтересовался он, приглаживая пятерней взлохмаченные седые волосы. И тут же дал задание: на рассвете следующего дня выехать в поселок Георгиевский, сверить по рабочей карте генерала Горюнова обстановку и получить от него задания на авиационную поддержку наземных войск.

Еще при подъезде к Георгиевскому я понял, что гитлеровцы готовят новый прорыв. На переднем крае нашей обороны, а до него было не так уж далеко, творилось что-то невероятное. Непрерывные взрывы бомб и артиллерийских снарядов сливались в оглушающий гул, похожий на продолжительные раскаты грома. Высоко в воздухе барражировали не меньше полсотни "мессеров", а ниже, круто разворачиваясь на заходах, сбрасывали бомбы десятки "хейн-келей".

В доме, где обычно работала оперативная группа командующего воздушной армией, я никого, кроме дежурного, не застал.

— Все на передовой, командующий тоже, — коротко ответил дежурный на мой вопрос: "Где генерал Горюнов?"

Разыскать командарма оказалось непросто, поскольку для него понятие "передовая" было значительно шире, чем, скажем, для командующего общевойсковой армией. Встретился с ним я неподалеку от горы Семашхо. Вместе с близкого расстояния мы наблюдали за боевыми действиями наших летчиков. Впрочем, генерал Горюнов не только наблюдал, но и одновременно давал по радио указания командирам дивизий, полков, как эффективнее использовать силы авиации для нанесения ударов по скоплениям рвавшихся вперед вражеских войск и атаковать фашистские "мессеры".

Управление авиацией по радио тогда еще переживало свой начальный период. Рации имели лишь самолеты новых конструкций, созданные в ходе войны, а поскольку они зачастую вылетали на боевые задания вместе со старыми, не имевшими раций, то управление ими в воздухе осуществлялось, как и прежде, с помощью ракет. Кстати, многие летчики, на самолетах которых имелись рации, поначалу не умели ими квалифицированно пользоваться. По выработавшейся привычке больше доверяли ракетным сигналам и [61] покачиваниям крыльями ведущих самолетов. Сначала пришлось внедрять радиосвязь в основном на земле между штабами соединений и аэродромами. Вероятно, для этой цели и приказал генерал Горюнов направить к нему радиста с рацией. У себя в штабе мы уже кое-что сделали для обеспечения радиосвязи со штабами соединений. Теперь же я впервые видел с радиомикрофоном в руке командующего, и не в помещении, а на поле, вблизи переднего края обороны. Боевые действия наземных войск между тем все более накалялись. Возрастала и их авиационная поддержка.

...На небольшой высоте к переднему краю стремительно пронеслась группа штурмовиков под командованием старшего лейтенанта Григория Кочергина. В своем 502-м авиаполку он не без основания слыл новатором в боевом применении "илов" в горных условиях, постоянно искал и находил возможности нанесения наибольшего урона врагу. В этот раз группа Кочергина имела задание оказать помощь 672-му стрелковому полку майора Т. Г. Саядяна в отражении атаки вражеской пехоты. Появившись неожиданно из-за горы Семашхо, штурмовики Кочергина с двух заходов уничтожили огнем из пушек до батальона гитлеровцев, остальных рассеяли, принудили разбежаться в разные стороны, прятаться за камнями, поспешно ретироваться на исходные позиции. Таким образом, атака противника была сорвана, малочисленный по своему составу стрелковый полк Саядяна сумел удержать свои позиции до подхода на это направление частей 353-й стрелковой дивизии.

Не прошло и нескольких минут, как над полем боя появились "хейнкели" в сопровождении примерно двух десятков фашистских истребителей. В воздушный бой с ними вступили три группы наших "яков" и "лавочкиных", ведомые лучшими командирами эскадрилий майором Д. Л. Каларашем, капитаном С. С. Щировым и младшим лейтенантом П. М. Камозиным. Действовали стремительно и уверенно, стараясь одновременно наносить удары и по бомбардировщикам, и по истребителям противника, умело защищали друг друга. И это принесло успех. Несмотря на численное превосходство, фашистские стервятники не достигли цели — "хейнкели" сбросили бомбы бесприцельно, а "мессеры" вынуждены были быстро ретироваться на свой аэродром.

Но вот над соседним участком фронта вступили в воздушный бой с "мессерами" другие эскадрильи той же 236-й авиадивизии. Сразу стало ясно, что их боевая выучка [62] была значительно ниже. Они атаковали врага как-то вразнотык, рассыпным строем, забывали, а вернее, не проявляли заботы о взаимной выручке, несли потери. Некоторые группы наших бомбардировщиков ТБ-3 и СБ запаздывали по времени с нанесением ударов, в результате зачастую бомбили не атакующую пехоту и танки противника, а их тылы, иначе говоря — сбрасывали бомбы не по целям.

Видя воочию все эти ляпсусы, командарм Горюнов сурово хмурился, досадливо пожимал плечами, потом, обернувшись ко мне, спросил:

— Понимаешь, в чем наша беда?

— Да, товарищ командующий, — кивнул я в ответ.

— Тогда вот что, поезжай в Чемитоквадже, передай мое распоряжение штурману Галимову и инспектору Концевому.

Распоряжение командарма, помнится, заключалось в том, чтобы Галимов и Концевой немедленно приступили к организации занятий с летным составом по овладению опытом тактики боя эскадрилий Кочергина, Калараша, Щирова и Камозина.

После непродолжительной паузы он добавил:

— Вернешься в Салоники, скажи от моего имени начальнику политотдела Проценко, чтобы и политорганы вместе с командирами вплотную занялись пропагандой передовых методов воздушного боя.

Штурман Михаил Галимов, инспектор Григорий Концевой, командиры со-единений и частей, работники политотдела армии и политорганов дивизий без промедления приступили к выполнению указаний командующего. Занятия с летным составом проводились, как правило, накоротке, между боями. С истребителями делились своим боевым опытом Калараш, Камозин, с летчиками-штурмовиками — старший лейтенант Кочергин и его подчиненные, о наиболее оправдавших себя навыках прицельного бомбометания рассказывали своим однополчанам лучшие бомбардировщики 132-й авиадивизии: Михаил Горкунов, Иван Назин, Александр Горбунов и другие. Помню беседу под крылом самолета на полевом аэродроме близ станицы Лазаревской. Проводил ее только что вернувшийся с боевого задания старший штурман дивизии, он же командир эскадрильи майор Дмитрий Калараш. Рассказывая о своем успешном бое с "мессерами", он одновременно показывал руками, как делал заход, как "оседлал" фашистский Ме-109 и как в конце концов уничтожил его. Летчики понимали майора с полуслова, а главное — в воздухе [63] следовали его примеру, дрались "по-каларашевски", старались действовать не только смело, но и осмысленно, в полной мере использовать скоростные и высотные данные своих машин. Примерно так же вели занятия, вернее, делились боевым опытом с молодыми летчиками и многие другие "старички". С более обстоятелъным разбором отдельных удачных воздушных боев выступали перед летным составом штурман или инспектор армии, командиры дивизий или полков. Политотдельцы обобщали и размножали передовой опыт, широко пропагандировали его. На аэродромах, в землянках были созданы специальные стенды, плакаты, издавались боевые листки. Популяризировалось все лучшее, что накапливалось в ходе боев. В результате за сравнительно небольшой срок боевое мастерство летчиков значительно возросло, молодые догнали "старичков".

По вечерам, возвращаясь с того или иного аэродрома, к нам в штаб довольно часто заходил заместитель командующего воздушной армией генерал Владимир Иванович Изотов. Рассказывал об успехах и неудачах летчиков, информировал об изменениях фронтовой обстановки, о претензиях к авиации со стороны командиров наземных войск. По его замечаниям мы нередко вносили уточнения в свои оперативные карты, при планировании последующих боевых заданий авиасоединениям и частям непременно учитывались пожелания общевойсковиков. Помню, где-то в середине октября Владимир Иванович, вернувшись из 238-й штурмовой авиадивизии, поделился с нами, штабниками, своими наблюдениями за боевыми действиями штурмовых групп. Все мы, конечно, знали, что гитлеровцы как огня боялись внезапных налетов советских штурмовиков, особенно их ударов по скоплениям танков и пехоты, по огневым позициям артиллерии. Одноместные Ил-2 были быстры, маневренны, достаточно хорошо вооружены. Это позволяло штурмовым группам наносить врагу огромные потери в живой силе и боевой технике. Но при создании грозных, замечательных машин конструкторы не уделили должного внимания их собственной защите: хвост штурмовика не прикрывался огнем. Зная об этом недостатке одноместных "илов", вражеские истребители обычно при-страивались к ним сзади и сбивали.

— "Илам" нужна хвостовая пушка, без нее не обойтись, — заметил генерал Изотов в тут же рассказал об инициативе, [64] проявленной летчиком-штурмовиком 238-й авиадивизии старшим лейтенантом Г. К. Кочергиным. С помощью инженеров полка и дивизии он кустарным способом переделал свой одноместный Ил-2 в двухместный. Умельцы выкроили в хвосте самолета место для стрелка, установили небольшую скорострельную пушку. На таком "гибриде" Кочергин уже несколько раз вылетал на боевые задания, успешно громил гитлеровскую пехоту и танки, при этом все попытки "мессеров" обить его при подлете с хвоста терпели неудачи.

— Выходит, дело перспективное? — спросил Синяков.

— Полагаю, так, — ответил Изотов. — Только мало в дивизии возможностей для такой сложной работы.

На этом разговор закончился. Казалось бы, затронутый в нем вопрос о переоборудовании одноместных "илов" в двухместные не имел к штабу прямого касательства, но он заинтересовал генерала Синякова. На следующий день по его приказанию мы вместе с инженером армии А. Г. Руденко вылетели в 238-ю штурмовую авиадивизию. Побеседовали с инженерами и техниками дивизии, побывали в авиаремонтных мастерских. Словом, убедились в том, что переоборудовать "илы" на двухместные хотя и трудно, но все-таки возможно. Вернувшись в Салоники, доложили свои соображения командованию армии. Генерал Горюнов принял решение — оказать штурмовикам 238-й авиадивизии всемерное содействие и помощь в переоборудовании боевых машин.

Выполнить эту работу требовалось быстро, в то же время не ослабляя ударов с воздуха по врагу. Тогда шли ожесточенные бои в районе Шаумяна. Гитлеровцы рвались в долины рек Пшиш и Хатыпс, поэтому наши наземные войска постоянно нуждались в поддержке штурмовой авиации. Правда, в битве за Кавказ уже наступал определенный перелом. Если еще сравнительно недавно немецко-фашистские войска вели наступление на широком фронте или одновременно на нескольких направлениях, то к середине октября они перешли к атакам на отдельных, более узких участках фронта. Однако бои на туапсинском направлении велись почти непрестанно. У нас в воздушной армии далеко не всегда хватало самолетов для активной поддержки сухопутных войск в отражении вражеских атак.

Вот в такой не очень благоприятной обстановке авиаторы, инженеры, техники 238-й штурмовой авиадивизии и начали массовое переоборудование одноместных самолетов Ил-2 в двухместные. Руководил работой, которая велась [65] круглосуточно, армейский инженер Александр Руденко — отличный знаток авиационной техники. Штаб дивизии с нашей помощью спланировал ее так, что группы штурмовиков ни на один день не прекращали выполнять боевые задания. К концу октября все штурмовики дивизии были переоборудованы на двухместные, с пушкой в хвостовой части. Сразу же потери "илов" сократились, а их удары по врагу стали еще более эффективными. Сначала в качестве стрелков на переоборудованных штурмовиках вылетали на боевые задания техники самолетов или летчики-"безлошадники" (не имевшие самолетов). Впоследствии в штурмовых полках был введен специальный штат воздушных стрелков.

Октябрь сорок второго года был неимоверно трудным месяцем для всех частей и соединений нашей воздушной армии, но его боевые результаты оказались все же довольно внушительными. По подсчетам штаба, авиацией армии за месяц было уничтожено до 8 тысяч вражеских солдат и офицеров. В воздушных боях над горными кручами наши истребители сбили более полусотни фашистских "мессеров", "хейнкелей" и "юнкерсов", а примерно два десятка немецких самолетов сгорели от огня штурмовиков на аэродромах.

Читая привезенную мною в поселок Георгиевский месячную сводку, генерал Горюнов, помнится, не без удовлетворения заметил:

— А ведь неплохо, ей-ей, неплохо. Восемь тысяч уничтоженных гитлеровцев — цифра, конечно, приблизительная, а семьдесят стервятников уничтожили точно. Танков и бронемашин, артиллерии и минометов тоже немало покорежили... Нам бы самолетов побольше, особенно новых, скоростных! — добавил Сергей Кондратьевич после небольшой паузы.

Да, в ту пору у нас в армии еще много было "безлошадников", то есть запасных летчиков, для которых не хватало самолетов. Но вместе с тем с каждым воздушным боем росло число истребителей, имевших на своих боевых счетах уже по нескольку сбитых врагов.

В ходе октябрьских воздушных боев особенно отличился командир эскадрильи майор Дмитрий Леонтьевич Калараш. Много раз я встречался с ним. Мне нравилось в нем все: его не очень броская внешность молдавского селянина, одетого в летную форму, его неутомимость в работе, приветливый, веселый характер. В дивизии он пользовался всеобщей [66] любовью и уважением. Летчики, техники, вооруженцы не без гордости говорили: "Наш Калараш", как бы подчеркивая этим каламбуром его близость ко воем и каждому.

Свой последний, 262-й боевой вылет с начала войны он совершил 29 октября 1942 года. Группа истребителей под его командованием прикрывала с воздуха части 9-й гвардейской стрелковой бригады, наносившей контрудар по противнику, прорвавшемуся в направлении поселка Гойтх. Над полем боя появились "мессеры". Их было много, раза в три больше, чем "яков" и "лаггов" в группе Калараша. Начался воздушный бой, в ходе которого Дмитрий Леонтьевич пополнил свой боевой счет еще одним сбитым фашистом, но и сам не смог уберечься от двух насевших на него с хвоста "мессеров". Жил как герой и погиб как герой.

После долгих оборонительных боев, в результате которых продвижение противника на туапсинском направлении было остановлено, войска 18-й армии генерала А. А. Гречко готовились к местной, но очень важной наступательной операции с целью разгрома семашхской группировки врага и создания благоприятных условий для развития активных наступательных действий на майкопском направлении. Нашей 5-й воздушной армии была поставлена задача обеспечить прикрытие и поддержку наземных войск. Мы разработали подробный план участия авиации в наступления. Мне было поручено согласовать его с начальником штаба 18-й армии генералом А. Г. Ермолаевым. Сергей Павлович Синяков предупредил, что Ермолаев весьма опытный, широко эрудированный штабной работник, поэтому к встрече с ним и разговору по поводу плана авиационной поддержки необходимо обстоятельно подготовиться. Я, разумеется, не преминул последовать этому совету, почти до рассвета еще и еще раз анализировал каждый пункт плана, чтобы, как говорится, быть во всеоружии.

Однако при встрече с генералом А. Г. Ермолаевым доказывать ничего не пришлось. Он внимательно прочитал наш план, внес в него некоторые обоснованные поправки и просто сказал:

— Ну вот и все. Завизируйте план у генерала Гречко, и будем считать, что дело сделано. — Позвонил командующему по телефону, вышел из-за стола, крепко пожал мне руну и, провожая до двери блиндажа, как бы между прочим спро- сил: [67]

— Вы, случайно, не родственник нашему командарму, капитан?

— Нет, товарищ генерал, не родственник, однофамилец.

— Ну ладно, идите, Андрей Антонович ждет вас.

Высокий, стройный, чисто выбритый и, как мне показалось, очень молодой генерал А. А. Гречко принял меня в просторном, чисто прибранном блиндаже, врытом в подножие горы. До переднего края отсюда было не больше километра, поэтому поблизости время от времени грохали взрывы вражеских артснарядов. Скалы горного хребта гитлеровцы периодически долбили крупными минами. Эхо взрывов отчетливо было слышно и в блиндаже, но генерал, кажется, совершенно не обращал на это внимания. Молча кивнул головой в ответ на мое приветствие, пригласил присесть к столу, положил перед собой принесенный мною план авиационной поддержки и, не заглядывая в него, стал задавать вопросы. Прежде всего спросил, сколько самолетов выделяет 5-я воздушная армия для обеспечения наступательной операции. Я доложил: 65 истребителей, 45 бомбардировщиков и 5 штурмовиков Ил-2.

— Знаю, штурмовиков у вас осталось мало, Горюнов говорил мне об этом, — заметил командарм.

— Ну что ж, обойдемся тем, что есть, — добавил он негромко, как бы про себя, и начал вслух прикидывать, где какие самолеты лучше всего использовать для нанесения ударов по врагу.

Зашла речь и об ударах авиации по переднему краю противника. Мы у себя в штабе хорошо понимали огромное значение таких ударов, но планировали их крайне редко. Для этого требовалось, чтобы наши наземные войска обозначали свой передний край белыми полотнищами, кострами и ракетами, но общевойсковые командиры не всегда соглашались выполнять просьбы авиационного командования. И их можно было понять: костры, полотнища и да- же ракеты почти всегда становились ориентирами не только для нашей, но и для вражеской авиации. Для точного же наведения на цели самолетов новых для того времени конструкций при помощи радио у нас в армии не хватало наземных радиостанций. О чем я и сказал генералу Гречко.

— Это дело поправимое, радиостанции мы вам дадим,— ответил он. Кому-то позвонил, распорядился о немедленной отправке имевшихся в резерве наземных радиостанций в авиационные соединения, завизировал план, авиационной поддержки и, возвращая его мне, заключил:—Передайте Горюнову и Синякову — с планом воздушного обеспечения операции я согласен. Радиостанции вам посланы, а как управлять [68] авиацией по радио, решайте, пожалуйста, сами, не мне вас учить.

Получение воздушной армией наземных радиостанций прибавило работы всем, а особенно армейскому штабу — его инженерному отделу и отделу связи. Генерал Синяков провел с работниками этих отделов короткое совещание, поставил задачи. Было решено — в первую очередь наладить управление боевыми действиями авиации по радио в 236-й истребительной авиадивизии подполковника В. Я. Кудряшова и частично в 238-й штурмовой авиадивизия, поскольку все "илы" тоже были оснащены рациями.

Полторы недели, вплоть до начала контрнаступления советских войск, главный инженер армии А. Г. Руденко и начальник связи М. П. Коваль вместе со своими подчиненными специалистами проводили в истребительной и штурмовой дивизиях тренировочные занятия, обучали командный состав и летчиков практике передачи и приема команд по радио, способам наведения истребителей и штурмовиков на цели с земли.

Проведенная подготовительная работа в ходе контрнаступления дала блестящие результаты. Получая по радио конкретные указания с земли, летчики-истребители и штурмовики наносили безошибочные удары по боевым порядкам пехоты, танкам и артиллерии немцев. В ходе воздушных боев радиопредупреждения с земли не раз спасали истребителей от внезапных ударов "мессеров" и вместе с тем помогали точно ориентироваться в воздухе, умело атаковать противника. Вновь отличилась эскадрилья лейтенанта Павла Камозина.

Отлично действовали, поддерживая контрнаступление войск 18-й армии, также бомбардировщики 132-й и штурмовики 238-й авиадивизий. Штурмовиков, правда, было мало, но силу их ударов враг ощущал постоянно. Получая указания по радио, они подавляли укрепленные огневые точки гитлеровцев, активно помогали наземным войскам в отражении вражеских контратак при форсировании горной речки Пшиш, в боях за населенный пункт Перевальный и за очищение от гитлеровских горных стрелков склонов горы Семашхо. Личный пример мужества и отваги при этом показали командир штурмовой группы Григорий Кочергин и возглавлявший группу истребителей начальник воздушно-стрелковой подготовки 236-й авиадивизии Михаил Дикий. Фашистские истребители, используя приемы прежней тактики, пытались атаковать "илы" с хвоста, но всякий раз нарывались на огонь хвостовых пушек, установленных на [69] штурмовиках дивизионными умельцами. Тактика "мессеров" в этот раз потерпела крах. Советские штурмовики, переоборудованные из одноместных в двухместные, оказались им не по зубам.

За время боев 18-й армии по разгрому семашхской группировки гитлеровцев мы получили от общевойсковиков несколько благодарственных телеграмм такого, например, содержания: "Горюнову. Командующий 18-й армией А. Гречко, командиры и бойцы благодарят авиацию за отличную штурмовку войск противника. Наши войска успешно улучшают свои позиции. А. Харитонов. 13.12.42 года".

Бои на туапсинском направлении подходили к концу. К 20 декабря семашхская группировка врага была разгромлена, а ее остатки отброшены за реку Пшиш. Таким образом, была ликвидирована последняя, третья по счету, попытка немецко-фашистских войск прорваться к Туапсе. Летчики 5-й воздушной армии, действуя в интересах наземных войск, за период Туапсинской оборонительной операции в октябре—декабре совершили более 11300 самолето-вылетов и, несмотря на почти пятикратное численное превосходство фашистской авиации, сбили в воздушных боях в общей сложности 99 вражеских самолетов. Кроме того, 32 самолета было уничтожено на аэродромах противника {3}.

В декабре сорок второго года немецко-фашистские войска на Кавказе повсеместно перешли к обороне. Вернее сказать, к вынужденной обороне. Поставленной фашистскими стратегами цели они не достигли, зато понесли огромные, трудновосполнимые потери в живой силе, в наземной боевой технике и авиации. В горах, предгорьях и долинах наступило тревожное затишье. Воздушные разводчики нашей армии внимательно следили за поведением врага. Поступавшие от них разведданные мы тщательно анализировали у себя в штабе, ежедневно сообщали свои выводы командованию наземных войск.

Наиболее ценные сведения чаще всего штаб получал от летчика Ильи Орлова. Смелый, наблюдательный разведчик, обладающий даром умного сопоставления, он одним из первых подмечал даже самые незначительные перемены в стане врага. [70]

Как-то вернувшись с очередного задания в первой половине декабря, Орлов пришел к нам в штаб и еще до составления официального письменного отчета о результатах полета взволнованно доложил, что, по его мнению, за последние два-три дня гитлеровцы перебросили большую часть своих боевых самолетов с аэродромов Майкоп, Белореченская, Краснодар на аэродромы Кропоткин, Сальск и Котельниково, заменив их на прежних местах базирования фанерными макетами. Добавил при этом, что лично видел: по дорогам из Апшеронска через Майкоп в направлении Кропоткина движутся колонны фашистских войск — пехоты и танков.

Эти чрезвычайно важные сведения были подтверждены другими воздушными разведчиками, а также Краснодарским краевым штабом партизанского движения.

Вечером того же дня на имя командующего 5-й воздушной армией генерала Горюнова был принят по аппарату Бодо приказ командующего ВВС Закавказского фронта генерала Вершинина. В нем говорилось, что с фронта Северной группы войск из-под Моздока противник начал отвод 23-й танковой дивизии и мотодивизии СС "Викинг" в район поселка Котельниково.

Далее командующий ВВС фронта сообщал, что 4-й воздушной армии генерала Н. Ф. Науменко поставлена задача "нанесением ударов с воздуха срывать отвод войск противника в район Котельниково". Нашей воздушной армии предписывалось "срывать маневр врага в районах Майкоп, Краснодар, Новороссийск". В заключение командарму указывалось: "Для доукомплектования 5-й воздушной армии в ваше распоряжение направляю три полка истребителей, до четырех десятков бомбардировщиков типа ТБ-3 и россыпью несколько штурмовиков Ил-2" {4}.

Первыми вступили в дело бомбардировщики 132-й авиадивизии А. 3. Каравацкого. Группами по 6—8 самолетов, которые возглавляли самые опытные летчики, они активно громили колонны вражеских войск в районах Майкопа и Белореченской. Как ни старалось гитлеровское командование скрыть передвижение своих войск, наши воздушные разведчики находили возможность обнаруживать их. Большим подспорьем штабу воздушной армии в обнаружении передвигавшихся колонн вражеских войск были также разведданные, поступавшие от партизанского командования. Советские [71] патриоты, действовавшие в тылу фашистских войск, следили за каждым их маневром.

Вместе с бомбардировщиками постоянно находились в воздухе, прикрывая их, истребители 295-й истребительной авиадивизии полковника Н. Ф. Баланова. Эта дивизия в то дни только что вошла в состав нашей армии, заменив выведенную на переформирование 237-ю истребительную авиадивизию генерала И. Т. Еременко. Оберегая бомбардировщики от атак "мессеров", летчики истребительной авиации не только вели воздушные бои, но и в отдельных случаях огнем из пулеметов уничтожали живую силу противника, Штурмовали стоянки самолетов на фашистских аэродромах.

Вскоре стало известно, что котельническая и тормосинская группировки врага, силами которых немецко-фашистское командование намеревалось деблокировать окруженную под Сталинградом армию Паулюса, разгромлены. Главная, решающая заслуга в этом, разумеется, принадлежала войскам Юго-Западного и Сталинградского фронтов. Полагаю, однако, не лишним отметить, что в ослабление котельниковокой группировки, еще до ее разгрома, внесли определенный вклад и летчики Закавказского фронта, громившие колонны пехоты и танков врага на пути в район Котельниково.

Начало нового, 1943 года ознаменовалось многими важными и радостными событиями. С каждым даем все успешнее развивалось наступление советских войск в направлениях Ростова и Донбасса, что создавало реальную угрозу изоляции вражеским дивизиям, сосредоточенным и горах и предгорьях Северного Kавказа. Войска Северной группы Закавказского фронта, перейдя 1 января в наступление, 8 января освободили город Моздок, а несколько позже Ге-оргиевск, Кисловодск, Минеральные Воды, Пятигорск и многие другие населенные пункты в предгорьях Главного Кавказского хребта. Хотя гитлеровцы все еще продолжали упорно сопротивляться, но дрались уже менее уверенно, чем, к примеру, 8—10 суток назад. Мечта фашистских вояк о захвате Кавказа, его нефтяных и других богатств лопнула как мыльный пузырь, и теперь, чтобы не попасть в окружение, надо было уносить ноги, выбираться из гор на равнины Кубани.

Наступление войск Северной группы активно поддерживали летчики 4-й воздушной армии и 50-й бомбардировочной [72] дивизии авиации дальнего действия. Они довольно тесно взаимодействовали с наземными войсками, бомбили и штурмовали скопления немецко-фашистских танков и пехоты, мосты и аэродромы.

К прорыву вражеской обороны и развитию наступления на краснодарско-тихорецком направлении готовились также войска Черноморской труппы, поддерживать которые в ходе наступательных боев предстояло нашей 5-й воздушной армии. Начало операции, однако, задерживалось в связи с несвоевременной передачей черноморской группе некоторых частей усиления, а еще и потому, что проливные дожди размыли без того неудобные горные коммуникации, в результате до минимума снизился подвоз боеприпасов, горючего, продовольствия.

После многих месяцев вынужденного отхода, изнуряющих, кровопролитных оборонительных боев, после трудного боевого лета и тяжелейшей военной осени в горах все без исключения воины — бойцы, командиры и политработники, от рядового до генерала, в том числе и авиаторы — с огромным нетерпением ждали наступления, как великого облегчения, как ясного солнца на затянутом хмурыми тучами небе. А тут вдруг задержка. Почему?

Разумеется, никто, кроме высших командиров и штабного начальства, не знал и не мог знать, какой день и час определен Ставкой, командованием фронта и армии для прорыва вражеской обороны. Но задержка начала наступательных боев вызывала, однако, естественную досаду. "Почему соседи наступают, а мы по-прежнему топчемся на месте?" — такой вопрос в различных вариантах мне не раз приходилось слышать и от летчиков на аэродромах, и от воинов наземных частей, в которых в те дни бывал по делам службы. Но точного, вразумительного ответа не было, кроме мало кого удовлетворявших слов о важности и необходимости тщательной и всесторонней подготовки к наступлению.

А подготовка велась неустанно. Штабы общевойсковых армий и соединений скрупулезно работали над планами начала и развития наступательных боев, осуществления взаимодействия между различными родами войск. В этот раз на направлении главного удара предстояло действовать 56-й общевойсковой армии.

По заданию генерала Синякова я дважды побывал до начала наступления в штабе 56-й армии, обговорил с его оперативниками все вопросы поддержки наземных войск силами авиации на различных этапах боевых действий. Вместе [73] с подполковником П. Н. Смирновым, моим первым помощником по оперативному отделу, посетили мы в штаб 4-й воздушной армии генерала Н. Ф. Науменко, знакомились с практикой планирования авиационных ударов по войскам противника в ходе прорыва его обороны и в ходе преследования гитлеровцев, с формами и методами управления боевыми действиями авиации по радио.

Должен сказать, что наш штаб никогда не чурался изучения опыта соседей. В данном же случае ознакомление с практикой работы штаба 4-й воздушной армии имело принципиально важное значение. Во-первых, потому, что войска Северной группы, которые поддерживала с воздуха эта армия, начали наступательные действия раньше, чем войска Черноморской группы. И во-вторых, мы, как и наши соседи, впервые за время войны в соответствии с новым, тогда только что поступившим в войска Полевым уставом (ПУ-43) планировали не просто авиационную поддержку наземных войск, а авиационное наступление, состоящее из трех этапов: авиационной подготовки, авиационной поддержки и авиационного сопровождения войск. Многие термины и понятия были в авиационной практике новыми, никогда ранее не употреблявшимися, и нам предстояло на деле убедиться, глубоко уяснить, что это такое — авиационное наступление. А поскольку в 4-й армии такой план был разработан дней на 10—12 раньше и уже осуществлялся, мы ознакомились с ним, чтобы не повторить возможных ошибок.

В разработке плана первого авиационного наступления наряду с сотрудниками штаба и начальниками его служб и отделов непосредственное участие принимали генералы Горюнов и Изотов. Часто спорили, не всегда и не во всем приходили к единому мнению. В таких случаях последнее слово принадлежало либо командарму, либо начальнику штаба. Нам, безусловно, удалось избежать некоторых ошибок, допущенных при разработке и осуществлении плана первого авиационного наступления соседями, но вместе с тем мы понимали, что новый Полевой устав Красной Армии требовал от нас многому учиться заново. И мы учились, воюя, учились в ходе боев.

Наконец все было отработано, боевые задачи доведены до летного и технического состава. Одновременно в летных и обслуживающих частях активно велась партийно-политическая работа. Состоялись партийные и комсомольские собрания, проводились митинги. В дни подготовки к наступлению перед летным и техническим составом часто выступал [74] командарм Горюнов, раза два или три выезжал на аэродромы и генерал Синяков, чтобы, как он говорил, потолковать с летчиками о тактическом мастерстве, о летной дисциплине. Словом, политическому обеспечению авиационного наступления было уделено столько внимания, сколько требовала обстановка.

16 января 1943 года соединения 56-й армии, действовавшие на направлении главного удара, при активной поддержке авиации и артиллерии перешли в наступление, прорвали оборону врага и выбили гитлеровцев из станицы Ставропольской, а 17 января овладели Калужской и Ново-Алексеевским.

Наступать в горах, да еще по грязи после обильных дождей, было трудно. Атаки стрелковых частей порой захлебывались. Противник отчаянно сопротивлялся. Из-за распутицы артиллерия часто отставала от продвигавшихся о боями стрелковых частей. В горно-лесистой местности не всегда имелась возможность оказывать действенную помощь наземным войскам с воздуха, особенно силами скоростных истребителей и штурмовиков. Выручали в таких случаях старенькие, не слишком шустрые "Чайки". Прикрываемые сверху новейшими по тому времени истребителями типа Як-1, Як-7б, Ла-5 и таким образом защищенные от нападения "мессеров", "Чайки" неторопливо пролетали между горными вершинами и неожиданно обрушивали на скопления вражеских войск лавину пушечного и пулеметного огня. Опытные летчики М. Ф. Батаров, А. А. Куксин и другие вместе с пилотами, управлявшими более современными истребителями, умело использовали возможности "Чаек" для защиты от вражеских бомбежек тех наземных частей, которые из-за распутицы застревали в межгорных долинах в грязи.

Поначалу не все ладилось, не все делалось так, как предусматривалось планом авиационного наступления. Но по мере выхода наземных войск из горно-лесистой местности на просторы Кубани взаимодействие между сухопутными частями и авиацией становилось все более четким и организованным.

Вспоминаются упорные бои частей 10-го гвардейского стрелкового корпуса генерала В. В. Глаголева за населенный пункт Шенджий в десяти километрах от Краснодара. Немцы заранее укрепили поселок, превратили его в своеобразную крепость: на главных улицах закопали в землю несколько танков и самоходных орудий, использовали их как долговременные пулеметно-артиллерийские огневые точки. [75]

Приспособили к долговременной обороне кирпичные здания, в ходе боев (они продолжались несколько дней подряд) постоянно пополняли оборонявшийся гарнизон живой силой и боевой техникой.

По плану авиационного наступления 10-й гвардейский стрелковый корпус прикрывали и поддерживали группы истребителей 236-й авиадивизии. Они, сменяя друг друга, почти непрерывно находились в воздухе, активно помогали стрелковым частям, пушечно-пулеметным огнем наносили чувствительные удары по скоплениям гитлеровцев.

Однако для окончательного преодоления сопротивления врага этого оказалось недостаточно. По указанию генерала Горюнова в план авиационного наступления было внесено важное дополнение о нанесении по гарнизону Шенджия ряда дополнительных штурмовых ударов с воздуха. Выполнение этого боевого задания было поручено группе летчиков 502-го штурмового авиаполка, возглавляемой Григорием Кочергиным. Действуя под прикрытием истребителей, а порой и совместно с ними, штурмовики подавили многие огневые точки врага, разгромили его важные укрепленные пункты и таким образом в большой мере содействовали успеху атак гвардейцев. В результате немецко-фашистские части вынуждены были оставить укрепления в Шенджие и отступить. А через два дня, 12 февраля, войска 46-й и 56-й армий во взаимодействии с танковыми и артиллерийскими частями, при действенной поддержке авиации изгнали фашистских захватчиков из Краснодара.

Не все, конечно, шло гладко, были и ошибки, но первое авиационное наступление 5-й воздушной армии, спланированное в соответствии с требованиями нового Полевого устава в интересах войск Черноморской группы, в основном удалось. Авиационные соединения и части согласованно дей- ствовали на всех трех этапах: в ходе авиационной подготовки наступления наземных войск, в процессе их авиационной поддержки и в ходе сопровождения. Несмотря на относительно небольшое количество боевых самолетов в воз- душной армии, почти все заявки наземных войск на поддержку с воздуха были выполнены своевременно.

После освобождения Краснодара Ставкой была поставлена задача готовиться к новой наступательной операции.

В этот раз согласовывать вопросы взаимодействия выехали в штаб 56-й армии генерал С. К. Горюнов и мой заместитель подполковник Н. П. Смирнов. По возвращении [76]

Сергей Кондратьевич распорядился немедленно приступить к разработке нового, второго по счету плана авиационного наступления с привлечением к участию в нем 236-й и 295-й истребительных дивизий, 132-й бомбардировочной, а также 502-то авиаполка штурмовиков. При этом добавил:

— Имейте в виду, что, по сведениям разведки, немцы начали перебрасывать на Таманский полуостров и в Крым крупные авиационные подкрепления. Так что бои предстоят трудные.

При планировании это замечание командарма было, естественно, учтено: в частности, планировался вылет на выполнение боевых заданий более крупных по своему составу групп истребителей.

В числе многих групп авиаторов, участвовавших в тот период в воздушных боях, сопровождавших и поддерживавших наступление войск 56, 46 и 58-й армий, особенно отличились группа штурмовиков 238-й штурмовой авиадивизии во главе с комэском Григорием Кочергиным и группа истребителей под командованием начальника воздушно-стрелковой подготовки 236-й истребительной авиадивизии Михаила Дикого. Мне не раз приходилось лично наблюдать, как смело и расчетливо они атаковали с воздуха колонны отступавших вражеских войск. Да и штурмовики стали иными по сравнению с теми, которые имелись на вооружении в оборонительный период кавказской битвы: теперь они выпускались авиазаводами только в двухместном варианте. В кабине пилота появилась рация, а в хвостовой части скорострельная пушка, которой управлял стрелок. И летчики-штурмовики вступали в бои с "мессерами", атаковали в случаях необходимости фашистские бомбардировщики, без оглядки назад громили пехоту, танки, артиллерию врага. Буквально наводили ужас на фашистских вояк.

Политотдел армии постоянно пропагандировал боевой опыт лучших летчиков. О боевых подвигах экипажей Кочергина и Дикого часто рассказывала на своих страницах армейская газета "Советский пилот". Были изданы специальные листовки-памятки, в которых рекомендовалось всему летному составу использовать в боях их опыт.

Для поддержки оборонявшейся на Таманском полуострове 17-й армии немецко-фашистское командование сосредоточило на аэродромах Тамани и Крыма соединение 4-го воздушного флота. Кроме того, для нанесения ударов с воздуха по нашим наземным войскам немцы использовали сотни бомбардировщиков, базировавшихся на аэродромах Донбасса [77] и Южной Украины. В воздухе все чаще стали появляться хваленые фашистские асы из лучших эскадр — "Удет" и "Мельдерс" с изображениями на бортах самолетов особых знаков отличия.

"Главная задача сейчас выдержать воздушный натиск врага до прибытия пополнения, которое твердо обещано нам командованием ВВС фронта" — так или примерно так определил командарм Горюнов важность момента.

На состоявшихся в авиачастях и подразделениях армии митингах и собраниях авиаторы единодушно решили: до прибытия пополнения и получения новых самолетов каждому драться за двоих или даже за троих, не упускать ни одной возможности для уничтожения живой силы, самолетов и другой боевой техники врага.

Основная роль в противоборство с вражеской авиацией, естественно, принадлежала истребителям. Возникла необходимость поднимать в воздух одновременно предельно мощные группы. Для управления всей авиацией над полем боя в районе станицы Абинской совместно с передовым КП фронта был развернут вспомогательный пункт управления ВВС фронта. На главной радиостанции управления в период воздушных схваток находились представитель Ставки маршал авиации А. А. Новиков, генерал К. А. Вершинин, командир 216-й истребительной авиадивизии генерал А. В. Борман, ответственный за наведение истребителей. Штабами воздушных армий был разработан единый график вылетов крупных групп истребителей.

Продолжавшиеся длительное время дожди в апреле прекратились, установилась по-весеннему солнечная летная погода, поэтому воздушные бои велись ежедневно с утра до вечера. В небе зачастую было одновременно до сотни и более самолетов. Особенно широкий размах воздушные охватки приняли в связи с новыми попытками наших наземных войск предпринять наступательные действия в районе станицы Крымской — важного опорного пункта врага на таманском направлении. Небо в буквальном смысле слова кишело самолетами.

Запомнился воздушный бой неподалеку от аэродрома 236-й истребительной авиадивизии, куда я вместе с командующим генералом Горюновым приехал, чтобы на месте проверить, достаточно ли четко выполняется оперативный график боевых вылетов, которые штаб армии планировал на каждый день. Претензий к командованию и штабу дивизии в этом отношении ни у командарма, ни у меня не оказалось. В сопровождении комдива Василия Яковле- вича [78] Кудряшова мы прошли на командный пункт. Как раз в этот момент, в точном соответствии с графиком, в небо стремительно взмыли десять боевых машин.

— Кто командир группы? — спросил комдива Сергей Кондратьевич.

— Младший лейтенант Камозин. Имеет боевое задание — прикрывать наземные войска в районе Крымской, — коротко доложил полковник Кудряшов.

И как бы в ответ на его доклад с главной радиостанции управления послышался твердый голос:

— Камозин! Ниже вас двадцать "юнкерсов" под прикрытием "мессершмиттов". Развернуться, атаковать!..

Услышав приказание генерала Бормана, Камозин немедленно повел группу на цель. Истребители открыли по "юнкерсам" пулеметный огонь.

— Бей их, Камозин, бей крепче! — возбужденно крикнул стоявший рядом со мной командарм. И снова голос управлявшего боем Бормана:

— Действуй парами! Спокойнее. Обстановка пока не сложная. Кучей не ходите. Повторяю — действуйте парами!

Пять пар наших истребителей начали самостоятельные атаки. Первой достигла успеха пара командира группы: от меткого огня Камозина один "юнкерс" с истошным воем врезался в землю. Секунду спустя задымил и рухнул вниз еще один вражеский бомбардировщик, сбитый летчиком А. Владыкиным. Две пары, поднявшись выше, вступили в схватку с "мессерами" и тоже достигли успеха. Воздушный бой продолжался не больше пяти минут. За это время группа Камозина сбила три "юнкерса", один "меосершмитт" и без потерь вернулась на свой аэродром.

— Настоящий победный бой! — как бы подводя итог, сказал генерал Горюнов. — Бить врага слетанными парами истребителей куда сподручней, чем в одиночку. Так и планируйте, Гречко. Слетанными, с полуслова понимающими друг друга парами, — бросил он в мою сторону.

Не берусь утверждать, что десятка Камозина была первооткрывательницей боевых порядков пар истребителей. Скорее всего, подобная тактика борьбы с воздушным противником где-то уже применялась. В нашей же 5-й воздушной армии она обрела свою жизнь и стала широко использоваться с первой половины апреля сорок третьего года, с памятного и удачного воздушного боя группы Камознна поблизости от аэродрома, на котором базировались тогда самолеты 236-й истребительной авиадивизии. Немалая заслуга в том, что она быстро была внедрена в повседневную боевую [79] практику всех истребительных полков армии, принадлежала генералу А. В. Борману. Такая тактика хорошо оправдывала себя, особенно в условиях численного превосходства авиации противника.

Исключительно ожесточенные воздушные и наземные бои велись в районе станицы Крымской 15—17 апреля 1943 года. Ровно в семь часов утра 15 апреля войска 56-й армии при поддержке основных сил авиации 5-й воздушной армии должны были атаковать противника на направлении главного удара и, продолжая начатое ранее наступление, овладеть мощным опорным пунктом обороны врага — станицей Крымской. Операция была тщательно спланирована. Мы у себя в штабе разработали четкий график поэтапной поддержки наземных войск. Еще до рассвета с генералом С. К. Горюновым приехали на один из ближайших к переднему краю аэродромов, чтобы на месте проследить за ходом авиационной поддержки и при необходимости координировать удары авиации по скоплениям живой силы и техники противника.

Случилось, однако, так, что на полчаса раньше, в 6.30, гитлеровцы сами нанесли контрудар, введя одновременно в бой крупные силы пехоты, танков и огромное число самолетов. К исходу дня я насчитал около 1600 самолето-пролетов немецких бомбардировщиков и истребителей, а авиационные соединения 5-й воздушной армии смогли противопоставить гитлеровцам лишь 860 самолето-вылетов. Двойной численный перевес противника в воздушных силах сказывался заметно.

Тогда командующий ВВС фронта генерал К. А. Вершинин перед штабами 4-й и 5-й воздушных армий поставил задачу в течение ночи разработать единый план боевых действий и график вылетов боевых групп. Мы у себя в оперативном отделе под руководством генерала С. П. Синякова колдовали над планом всю ночь. То и дело связывались по ВЧ со штабистами 4-й воздушной армии, согласовывали и пересогласовывали свои наметки. Такую же работу вели и наши соседи. К рассвету план боевых действий и график вылета авиагрупп были подготовлены и согласованы с командованием ВВС фронта. Сразу же началось их практическое выполнение. Начиная с утра 16 апреля и в течение всего дня советских самолетов над треугольником Славянская — Киевское — Крымская было значительно больше, чем накануне. В завязывавшихся воздушных боях обе стороны несли потери, порой немалые, но все-таки гораздо больше самолетов терял противник, не располагавший теперь [80] двойным превосходством в силах, как в минувший день. Наблюдая за ходом воздушных схваток с аэродрома, я подсчитал: почти каждые десять минут загорался в воздухе и, охваченный пламенем, врезался в землю один вражеский самолет.

— Неплохо, очень даже неплохо!—возбужденно говорил генерал Горюнов, обращаясь то ко мне, то к стоявшему рядом с радиомикрофоном в руке командиру 236-й истребительной авиадивизии полковнику В. Я. Кудряшову.

В этот раз Василию Яковлевичу, как одному из пионеров управления действиями авиации по радио, было поручено наводить на целя штурмовики. Основными целями были вражеские танки, артиллерийские и минометные по зиции противника, скопления его пехоты. Одновременно с "илами" вражеские позиции штурмовали старички-долгожители "Чайки" и "последние из могикан" — И-16. Они оставались без радио, но действовали не менее уверенно, чем быстрокрылые Ил-2. Опыт боев в горах многому научил наших пилотов.

Из числа групп "Чаек" наиболее чувствительные удары по врагу наносили эскадрильи старших лейтенантов А. А. Куксина и М. Ф. Батарова. Хорошо слетанные, смелые, отлично понимавшие друг друга по выработанным во время многих боев условным сигналам, пилоты "Чаек" массированным пулеметным огнем выводили из строя целые вражеские батареи, решительно атаковали и фашистские бомбардировщики.

Во время одной из таких атак самолет сержанта Н. Ф. Евсеева был подбит и пошел на вынужденную посадку в расположение врага.

— Погибнет парнишка, — печально произнес командарм, наблюдавший в бинокль за боем "Чаек" с "юнкерсами".— Он хотя и сержант, но в летном деле — генерал! Жаль парня...

— Не такой комэск Куксин человек, чтобы оставить подчиненного в беде, — отозвался полковник Кудряшов. — Уверен, попытается спасти Евсеева.

И действительно, не прошло минуты, как комэск посадил свою "Чайку" рядом с подбитым самолетом Евсеева, забрал сержанта на крыло и так же быстро взлетел. Оба летчика благополучно вернулись на свой аэродром. Надолго запомнился мне еще один случай, происшедший в тот же день. Во время штурмовки вражеской пехоты "Чайка" старшего лейтенанта М. Ф. Батарова была сильно повреждена осколками зенитного снаряда, а сам пилот получил [81] тяжелое ранение в правое плечо. Но комэск Батаров не оставил эскадрилью, нашел в себе силы выполнить боевое задание до конца. После штурмовки, истекая кровью, он привел подразделение на аэродром. С трудом приземлился на едва управляемом самолете и потерял создание. За смелость и мужество, неоднократно проявленные в боях, комэск М. Ф. Батаров несколько позже был удостоен звания Героя Советского Союза.

— Есть очень хорошая новость, Степан Наумыч, — радостно улыбаясь, сказал мой первый помощник подполковник Смирнов, когда утром 17 апреля я вошел в комнату, где располагался оперативный отдел штаба армии. Подполковник дежурил по штабу и, естественно, был в курсе самых последних событий.

Новость была действительно великолепной. Как доложил Смирнов, ночью в штаб поступила телеграмма, из которой следовало, что Ставкой ВГК в оперативное подчинение командующего 5-й воздушной армией передаются: 2-й смешанный авиационный корпус генерала И. Т. Еременко и 287-я дивизия полковника С. П. Данилова.

— А наша соседка — четвертая воздушная — получает сразу два авиационных корпуса, — продолжал Смирнов. — Третий истребительный — генерала Савицкого и второй бомбардировочный — генерала Ушакова.

Из разговора с начальником штаба генералом С. П. Синяковым, который вызвал меня к себе, я узнал некоторые подробности. Поступающие в оперативное подчинение армии авиакорпус и истребительная дивизия оснащены новейшими самолетами: истребителями типа Як-1, Як-7б, Ла-5, двухместными штурмовиками Ил-2, пикирующими фронтовыми бомбардировщиками Пе-2. На мой вопрос, когда прибудет столь мощное пополнение, Синяков ответил:

— Думаю, что к исходу дня корпус перелетит на наши запасные аэродромы. Несколько эскадрилий бомбардировщиков уже приземлились. Завтра, надо полагать, отбазируется на ближние аэродромы и двести восемьдесят седьмая дивизия. — Взъерошив пятерней седые волосы, как бы между прочим начальник штаба добавил: — Теперь нам работенки прибавится.

Как и предполагал Сергей Павлович, размещение новых авиационных соединений на аэродромах 5-й воздушной армии в течение двух дней было в основном завершено. В этих частях оказалось много молодых летчиков, только [82] что окончивших авиационные школы и до того не участвовавших в боях. Требовалось как можно быстрее ввести их в строй, ознакомить каждого с выработанными в ходе боев, оправдавшими себя на практике тактическими приемами. К этой работе были привлечены не только командиры и политработники, но и многие опытные летчики. В перерывах между боевыми вылетами с молодыми делились опытом Михаил Дикий, Павел Камозин, Григорий Кочергин. В недалеком тылу с новичками проводились учебные воздушные бои, в ходе которых истребители из нового пополнения учились атаковать парами, взаимодействовать между собой. Опытные бомбардировщики обучали молодых прицельному бомбометанию, летчики-штурмовики показывали, как надо наносить стремительные и меткие удары по танкам, артил- лерии, пехоте.

Вместе с тем авиаторы наших полков многому учились и сами у вновь прибывших—у прославленных летчиков-истребителей из 4-й воздушной армии А. И. Покрышкина, Д. Б. Глинки, Б. Б. Гланки, А. Ф. Клубова и других. В воздушных боях с фашистскими истребителями и бомбардировщиками над Кубанью они проявили высокое боевое мастерство, умение навязывать противнику свою непреклонную волю и побеждать его. Их боевой опыт сразу же привлек внимание летчиков-истребителей нашей армии. Всем пришлась по душе четкая формула воздушного боя: "Высота — скорость — маневр — огонь". Богатый боевой опыт выдающегося летчика Александра Покрышкина, его отвага и смелость, помноженные на безупречное мастерство, являли собой изумительный пример способности бить врага наверняка.

У А. И. Покрышкина с каждым днем становилось все больше последователей. И действуя по-покрышкински, наши летчики-истребители в воздушных боях над Крымской изо дня в день увеличивали число сбитых вражеских самолетов.

Тогда же по инициативе А. И. Покрышкина, одобренной командованием ВВС фронта, стал широко отрабатываться и внедряться еще один тактический прием истребителей — так называемая "этажерка", то есть эшелонирование боевых порядков по высоте. Все эти новшества быстро завоевали признание и дали прекрасные результаты.

Незадолго до полуночи 17 апреля к нам в штаб воздушной армии на имя генералов С. К. Горюнова и С. П. Синякова [83] поступило тревожное сообщение из района Новороссийска от заместителя командарма Владимира Ивановича Изотова. Тут, вероятно, требуется небольшое пояснение. Дело в том, что основные силы авиации нашей воздушной армии в то время действовали в треугольнике Славянская — Киевское —Крымская. Одна из истребительных авиационных дивизий — 295-я под командованием полковника Н. Ф. Баланова — базировалась несколько южнее, в районе Новороссийска. И вместе с авиацией Черноморского флота она участвовала в прикрытии общевойсковых соединений, которые держали фронт у Новороссийска. В ее задачу, в тесном взаимодействии с морской авиацией, входило и прикрытие с воздуха наших войск на Малой земле — высадившихся в феврале на плацдарм в районе Мысхако десантников 18-й армии.

В 295-й авиадивизии почти постоянно находился заместитель командарма генерал В. И. Изотов. Он сообщил, что после сильной артиллерийской и авиационной подготовки противник предпринял яростное наступление с целью ликвидации десанта советских войск на западном берегу Цемесской бухты. Немцы бросили на части 18-й армии, оборонявшиеся на плацдарме общей площадью в 30 квадратных километров, свыше 400 бомбардировщиков, 200 истребителей. Далее в донесении указывалось, что "части нашей 295-й ИАД и авиационная группа моряков не в силах устоять против натиска авиации противника...". Требовалась срочная помощь.

Часа два-три спустя было получено приказание командующего ВВС фронта. Генерал К. А. Вершинин требовал от командующих 4-й и 5-й воздушными армиями принять все необходимые меры для защиты Малой земли с воздуха,

До самого рассвета трудились мы в штабе над составлением плана действий, согласовывали вопросы взаимодействия между армиями и соединениями. К участию в защите Малой земли наряду с имевшимися в составе 4-й и 5-й воздушных армий авиационными соединениями привлекались также части вновь призывающих авиакорпусов. Восемь дней подряд над Новороссийском не прекращались воздушные бои. По аэродромам противника и его наземным вой- скам мощные удары наносили наши бомбардировщики и штурмовики, в том числе отдельные части и эскадрильи 50-й и 62-й бомбардировочных дивизий авиации дальнего действия. [84]

Исключительно ожесточенные воздушные бои в районе Малой земли разгорелись 20 апреля. В небе одновременно сходились сотни самолетов. О силе и мощи наших воздушных атак довольно красноречиво свидетельствовал командующий 17-й немецкой армией генерал Руофф. Как стало известно несколько позже, 23 апреля он заявил, что "наступление 20 апреля, в котором приняли участие все имеющиеся в распоряжении силы, пострадало значительно оттого, что ему препятствовала атака русской авиации, в которой приняли участие 100 самолетов..." {5}.

Такой неутешительный для себя вывод сделал наш лютый враг, гитлеровский генерал, отвечавший за организацию наступательной операции на Малую землю. А вот как оценил действия советских летчиков командовавший тогда 18-й армией генерал К. Н. Леселидзе:

"Массированные удары нашей авиации по противнику, пытавшемуся уничтожить десантные части в районе Мысхако, сорвали его планы. У личного состава десантной группы появилась уверенность в своих силах" {6}.

И это было действительно так. Хорошо помню, какие мощные концентрированные удары по наступавшим вражеским войскам наносили наши штурмовики и бомбардировщики. Они действовали крупными силами — полковыми, а нередко и дивизионными группами, что лишало противника возможности безнаказанно маневрировать на земле своими атаковавшими частями, обеспечивать их сосредоточение на узких участках фронта. В воздухе за восемь дней боев фашисты потеряли 182 самолета, в результате в воздушной обстановке наступил перелом.

В те дни у нас в армии побывали представители Ставки ВГК Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и маршал авиации А. А. Новиков. О чем они продолжительное время беседовали с командармом, я узнал несколько позже от самого генерала Горюнова. В первом часу ночи он зашел к нам в штаб и кратко ознакомил Синякова и меня с содержанием беседы. По его словам, речь шла о совершенствовании тактики воздушных боев, о нанесении бомбовых и штурмовых ударов по аэродромам противника, о более тесном взаимодействия между авиационными и общевойсковыми командирами. Все эти вопросы имели тогда исключительно важное, первостепенное значение. На следующий день стало известно, что Г. К. Жуков и А. А. Новиков утвердили план [85] крупного авиационного наступления военно-воздушных сил фронта вместе с приданными авиакорпусами РГК.

21 апреля представители Ставки некоторое время провели на армейском командном пункте и на располагавшемся неподалеку командном пункте 236-й истребительной авиадивизии, откуда наблюдали за ходом воздушных боев. Я вместе с командармом сопровождал их и давал необходимые пояснения.

Все наши летчики и экипажи действовали смело, проявляя в боях мужество, большое профессиональное мастерство. Помнится, маршала авиации Новикова до глубины души восхитил боевой подвиг экипажа самолета Ил-2 в составе летчика младшего лейтенанта Н. В. Рыхлина и воздушного стрелка старшего сержанта И. С. Ефременко из 805-го штурмового авиаполка. Они производили атаку цели, когда на самолет Ил-2 набросилась четверка фашистских истребителей. Казалось, гибель штурмовика неизбежна. Но бесстрашный экипаж незамедлительно вступил в бой с фашистскими стервятниками и победил: в неравной схватке сбил два немецких истребителя Ме-109. В ходе боя Рыхлин был ранен, однако довел пробитый пулями штурмовик до своего аэродрома и приземлился. За проявленные экипажем мужество и мастерство командующий ВВС Красной Армии своим приказом присвоил отважным воздушным воинам внеочередные воинские звания: Н. В. Рыхлину — "старший лейтенант", старшему сержанту И. С. Ефременко — "младший лейтенант".

В воздушных боях над Новороссийском, а также при оказании непосредственной помощи десанту Малой земли и отражении вражеских атак, при нанесении ударов по пехоте и танкам противника отличились многие летчики не только нашей армии. Так же самоотверженно дрались воздушные бойцы 4-й воздушной армии, BВC Черноморского флота, авиакорпусов РГК. Отличившихся в этих сражениях удостоили высоких правительственных наград, а самые смелые, прославившиеся своим бесстрашием и мастерством, были представлены командованием к званию Героя Советского Союза. В 5-й воздушной армии это звание Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1943 года присвоили авиаторам 132-й бомбардировочной авиадивизии Михаилу Степановичу Горкунову, Ивану Ильичу Назину, Александру Матвеевичу Горбунову, истребителю из 236-й авиадивизии Павлу Михайловичу Камозину. К тому времени на его боевом счету значилось 12 самолетов врага, сбитых лично, и 7 в групповых боях. Летом сорок четвертого года [86] я с большой радостью узнал, что бесстрашный истребитель капитан Павел Камозин был удостоен второй Золотой Звезды Героя...

Когда наиболее сильные атаки врага на плацдарм в районе Мысхако были отражены, базировавшиеся на аэродромах Кубани авиационные соединения 4-й и 5-й воздушных армий вновь сосредоточили главные усилия на прикрытии и поддержке наземных войск, сражавшихся с фашистскими захватчиками сначала в районе станицы Крымской, а после ее освобождения войсками 56-й армии — на подступах к селениям Киевское и Молдаванское. Немалый урон советская авиация наносила гитлеровцам и на море, штурмуя и подвергая бомбардировкам боевые и транспортные корабля противника, переправлявшие вооружение, боеприпасы, живую силу, продовольствие.

Но все это происходило уже без меня, вернее, без нас, генералов и офицеров управления 5-й воздушной армии. Наше управление, согласно директиве командующего ВВС Красной Армии, приступило к передаче авиационных частей и соединений 4-й воздушной армии, в командование которой вскоре вновь вступил генерал-лейтенант авиации К. А. Вершинин. Нам же предстояло в тылу формировать и готовить к боям новую по своему составу 5-ю воздушную армию для участия в сражениях на Курской дуге.

Должен, однако, сказать, что опыт воздушных боев, накопленный на Кубани летчиками нашей армии и умноженный весной и летом сорок третьего года личным составом частей и соединений 4-й воздушной армии, на весь период войны оставался вдохновляющим примером блестящего тактического мастерства, смелости и отваги летного состава, умения старших командиров и штабов кропотливо искать, находить и применять новые, прогрессивные приемы использования авиации в труднейшей боевой обстановке. Планируя авиационное наступление на Курской дуге и на последующих рубежах, мы, работники штаба армии, неизменно обращались к боевому опыту, накопленному на Кубани такими выдающимися летчиками-истребителями, как Александр Покрышкин, Борис Глинка и его брат Дмитрий, воспитанники нашей армии Павел Камоаин, Михаил Дикий и многие другие. И это закономерно. Ведь именно во время боев на Кубани утвердились такие зарекомендовавшие себя победными успехами тактические приемы, как вертикальный маневр в воздушном бою, смелое применение расчлененных по фронту и в глубину боевых порядков истребителей, основой [87] которых стали слетанные пары и, наконец, знаменитая покрышкинская "этажерка". Там же нашло широкое применение и развитие авиационное наступление — новая для того времени оперативная форма использования военно-воздушных сил. На Кубани впервые за время войны бомбардировочная авиация перешла к тактике нанесения сосредоточенных ударов по врагу крупными группами, до авиационного корпуса включительно.

За весь период боевых действий на Кубани — с 17 апреля по 7 июня — советские летчики уничтожили 1100 вражеских самолетов, из которых 800 сбили в воздушных боях. Победа на Кубани явилась важным этапом на пути завоевания нашей авиацией стратегического господства в воздухе на всем фронте вооруженной борьбы.