XIX. Возвращение в Моонзунд. Действия неприятеля в Ирбенском проливе. Обстрелы «Храброго». Неприятельские подлодки в Рижском заливе. Открытие Моонзундского канала. Ввод «Цесаревича» и «Адмирала Макарова». Назначение вице-адмирала А. И. Непенина командующим Балтийским флотом. Налеты наших аэропланов. Посадка «Севастополя»

22 августа было решено, что начальник дивизии окончательно перенесет к нам свой флаг. В этот же день к нашему борту подошел «Сибирский Стрелок» и стал передавать все имущество штаба, после чего перебрался к нам и сам адмирал.

Вечером из Моонзунда было получено тревожное известие, что в Ирбене, под берегом, производят траление двадцать три неприятельских тральщика и что там же работают две землечерпалки. Ввиду этого, адмирал стал торопиться с уходом, и в 6 часов мы вышли в Ревель.

В пути было получено известие, что потерпели аварию миноносцы «Орфей» и «Забияка»; кстати, последний только что окончил аварийный ремонт. Оба сели на камни в шхерах и довольно-таки глупо: днем, в ясную погоду, неосторожно сойдя с фарватеров. Правда, им обоим вскоре удалось сняться, но на довольно продолжительное время они все же выведены из строя.

Идя в Ревель, мы все время тщательно осматривались кругом, так как накануне подлодка «Пантера», вышедшая на практическое маневрирование за Центральной позицией, на пути между Ревелем и Гельсингфорсом увидела неприятельскую подлодку, которая выпустила мину, прошедшую от нее всего в 20 саженях. Это известие сильно встревожило большой штаб, и дневное сообщение между Ревелем и Гельсингфорсом было прервано. Но сегодня мы ничего подозрительного не увидели и благополучно вошли в гавань.

В Ревеле пришлось несколько задержаться, чтобы адмирал имел возможность переговорить с начальником Службы связи. Ночью же мы пошли дальше, причем вошли в Моонзунд Нуккэ-Вормсским фарватером, который был только что углублен и протрален с учетом осадки наших судов. По нему в первый раз шло такое длинное судно, как «Новик». Прошли мы его благополучно, но идти было очень трудно и небезопасно, так как на пути было много крутых поворотов и легко можно было задеть винтами за грунт.

В 9 часов утра 23 августа «Новик» был уже в Куйвасте, где адмирал предполагал осмотреть только что присланные новые сторожевые катера. В это время были замечены три неприятельских [202] аэроплана, которые летели по направлению на Куйваст. Как только они приблизились, все суда, стоявшие на рейде, открыли огонь, и тогда они сейчас же повернули обратно, не сбросив ни одной бомбы.

В полдень мы вышли к Церелю и, подойдя к нему, ошвартовались к «Стерегущему», стоявшему на бочке. Сегодня в Ирбене все тихо. Наши летчики, производившие разведку, видели, что неприятельские тральщики стоят в речке Клейн-Ирбен и, должно быть, отдыхают.

Вечером были получены сведения, что в Финском заливе, за Передовой позицией, с маяка Опенсхольм видели подлодку. Вскоре, недалеко от этого места, ею было атаковано одно из сторожевых судов. Это доказывало, что Передовая позиция, несомненно, доступна для подлодок и что на нее ни в коем случае нельзя рассчитывать как на защиту от них, несмотря на большое количество поставленных мин.

Ночью над Эзелем летал цеппелин и старался сбросить бомбы на нашу воздушную станцию в Паппенгольме, но из-за темноты ошибся и все 22 бомбы попали в море.

Почти в этот же час мы были разбужены сильной стрельбой и пусканием светящихся ракет со стороны неприятельского берега, где располагался целый ряд батарей. Что послужило причиной, что там померещилось, сказать трудно, так как в эту ночь с нашей стороны никаких операций не предпринималось.

В подобных мелких событиях и проходили обыкновенно дни на сторожевых постах. Понемногу все привыкли к такой обстановке.

Утром следующего дня летали наши и неприятельские аэропланы, производя обычную разведку. В устьях речек Клейн — и Гросс-Ирбен были опять обнаружены тральщики и катера. Ввиду этого, адмирал решил обстрелять эти районы. В три часа дня «Новик» вышел для обстрела устья Клейн-Ирбена, а канонерская лодка «Храбрый» — устья Гросс-Ирбена. Стрельба прошла гладко; только очень трудно было вести корректировку, а следовательно, и судить о результатах.

В этот день, ночью, предполагалась очень рискованная постановка мин с плоскодонных тральщиков тина «Капсюль». Место заграждения было выбрано под самым неприятельским берегом, в районе уже ранее поставленных заграждений, на параллели башни Шлиттер, где невдалеке располагалось несколько береговых батарей. Командование этой экспедицией было поручено начальнику 4-го дивизиона миноносцев капитану 1 ранга П. В. Вилькену.{71} Около 11 часов вечера, тральщики вышли в море; ночь была очень темная, и ветра почти не было. [203] В начале первого часа мы услышали очень сильную канонаду, увидели ракеты и лучи прожекторов и думали, что это обнаружены наши тральщики. Так в действительности и оказалось, но только, к счастью, все мины были уже поставлены, и они возвращались. В эту же ночь дозорный миноносец «Пограничник» заметил цеппелин, медленно шедший на N. Потом выяснилось, что он сбросил 26 бомб на остров Руно, но причиненные им повреждения были незначительны.

Утром «Храбрый» опять был послан обстрелять устье Гросс-Ирбена. Во время обстрела был замечен взрыв от удачно попавшего снаряда, причем вокруг возникли пожары.

Как бы в отместку, в 11 часов два неприятельских аэроплана сбросили бомбы на находившееся в дозоре сторожевое судно. Вообще же аэропланы стали гораздо осторожнее и с опаской трогают наши миноносцы, так как теперь почти все имеют противоаэропланные пушки.

После полудня опять было замечено, что неприятель стал тралить под берегом. Сейчас же, чтобы обстрелять его, был послан «Храбрый», при первом же залпе которого все тральщики разбежались.

Следующий день тоже ничего особенного не принес; продолжалась установившаяся обычная жизнь на позиции. Утром, производя разведку, летали наши и неприятельские аэропланы, а «Храбрый» обстреливал берег и тральщики.

Как позднее признал сам неприятель, во время этих обстрелов устьев Гросс — и Клейн-Ирбена нам удалось потопить несколько тральщиков и моторных катеров.

В 1 час 30 минут дня адмирал вышел с нами в Рогокюль, где мы и остались в гавани. Все время «Новик» находился в полной готовности выйти в море, так как неприятель упорно пытается тралить под берегом. Такое упорство с его стороны можно было объяснить лишь тем, что он желает провести в залив подлодки.

С утра 30 августа стали поступать еще более тревожные сведения, что у Михайловского маяка появились крейсер типа «Бремен», четыре миноносца и восемь тральщиков, а в море видны четыре больших корабля и две подлодки. Тогда, около 1 часа дня, мы с адмиралом вышли к Церелю. Одновременно он приказал стянуться туда же всем силам Рижского залива и крейсеру «Диана», а «Слава» пока была оставлена в Куйвасте, но в готовности в любой момент выйти в море. Кроме того, в этот день только что углубленным Моонзундским каналом проходил линейный корабль «Цесаревич», который должен был присоединиться к морским силам залива. [204]

В дозоре в это время находился 2-й дивизион миноносцев в составе «Летуна» и «Капитана Изыльметьева» под общей командой начальника дивизиона капитана 1 ранга А. В. Развозова.{72}

Находясь в море, мы получили радио командира «Дианы», в котором он сообщал, что был атакован неприятельской подлодкой у знака Аллираху. Как раз в это время «Новику» предстояло идти тем же местом. Усиленно всматриваясь в горизонт, мы заметили перископ, который при нашем появлении сейчас же исчез под водой.

В 7 часов вечера мы подошли к позиции, где застали «Диану», конвоируемую «Забайкальцем», «Войсковым», «Страшным»,. «Сибирским Стрелком» и «Пограничником», а также дозорные миноносцы «Летун» и «Капитан Изыльметьев».

С приходом «Дианы», неприятельский крейсер, державшийся у позиции, немедленно ушел. Не видя больше никаких агрессивных действий со стороны противника, адмирал отдал необходимые инструкции всем судам, а сам с «Новиком» пошел к Церелю; там мы стали на бочку, чтобы иметь телефонную связь с берегом.

Вскоре после этого появилось 7 неприятельских аэропланов, которые, летая над нами, время от времени пускали ракеты. Очевидно, это была сигнализация для прорвавшихся в залив подлодок.

С темнотою все успокоилось, и неприятель скрылся за горизонтом. Ночь наступила очень светлая и штилевая, но к утру стало свежеть. Задул сильный ветер от W, который скоро перешел в шторм. Бочка, на которой стоял «Новик», поползла, и нам пришлось перейти на другое место.

Неприятеля не было больше видно; вероятно, ему пришлось укрыться в Либаве или Виндаве. Тем временем выяснилось, что ему действительно удалось ввести в залив три подлодки.

Сегодня благополучно окончилась проводка каналом «Цесаревича», и он присоединился к остальным большим кораблям. Таким образом, мы стали сильнее на четыре 12-дюймовых орудия, но, к сожалению, недальнобойных.

Утром, 1 сентября, шторм стих, и адмирал пошел в Аренсбург для переговоров с командиром «Славы».

Главной задачей начальника дивизии было обнаружить место базирования проникших подлодок, чтобы сделать их пребывание в заливе невозможным. Ввиду того, что предполагалось, что они базируются где-то у Роэна, туда немедленно были посланы поставить заграждение «Охотник» и «Кондратенко».

2 сентября в Рижский залив был введен еще крейсер «Адмирал Макаров». Теперь в нашем распоряжении было уже четыре [205] больших корабля; это уже не то, что в прошлом году, когда всего только были — «Слава» и шестнадцать старых угольных миноносцев.

3 сентября заштилело, и неприятель этим сейчас же воспользовался и начал тралить. Воздушной разведкой было установлено, что у Люзерорта и Михайловского маяков работают около сорока тральщиков. Такое энергичное траление было уже серьезно, и адмирал стал опасаться, что это — подготовка для будущей наступательной операции. Поэтому в ту же ночь решено было поставить мины в тылу у неприятеля, недалеко от Люзерорта и Михайловского маяков. Ставить приходилось, идя по заграждениям, а потому для этого были предназначены бывший волжский плоскодонный пароход «Припять», теплоходы и тральщики типа «Капсюль».

Ночью все названные суда благополучно выполнили свое задание, не будучи обнаруженными неприятелем. На постановку на «Припяти» ходил сам начальник дивизии. Удаче много способствовало то, что было очень темно и ветер 1-2 балла.

В этот день, наконец, в первый раз со дня прорыва дали о себе знать прорвавшиеся в залив подлодки. Одна из них появилась на позиции у четвертой вешки, недалеко от находившегося в дозоре миноносца «Уссуриец», но его не тронула.

В следующие дни деятельность неприятеля опять замерла; траления почти не наблюдалось, и даже в Виндаве осталось всего два легких крейсера.

4 сентября находившееся в дозоре сторожевое судно «Барсук» увидело под неприятельским берегом три взрыва и сейчас же донесло об этом начальнику дивизии. Адмирал решил немедленно обстрелять этот район, так как боялся, что неприятель незаметно со шлюпок производит траление.

В 2 часа дня «Новик» вышел на позицию и, став у крайней вешки и сделав крен в 3,5 градуса, выпустил несколько залпов на 80 кабельтовых. Однако за дальностью расстояния определить результат было невозможно.

Вечером наши гидропланы имели в воздухе бой, который кончился безрезультатно. На нашем аппарате № 28 был ранен пулеметной пулей механик.

О подлодках опять не было ничего слышно, но немного погодя стало достоверно известно, что в заливе держатся уже только две подлодки; куда исчезла третья, было неизвестно.

В следующие дни погода сильно испортилась. Перейдя в Аренсбург, «Новик» оттуда вскоре ушел в Куйваст и там уже ждал дальнейших событий.

7 сентября совершенно неожиданно мы получили радио за [206] подписью адмирала Канина следующего содержания: «По повелению Верховного Главнокомандующего, командование Балтийским флотом сдал вице-адмиралу Непенину».

Находясь все время далеко от центра внутренних событий, мы были очень поражены и в то же время обрадованы этим известием, так как в командовании адмирала Канина чувствовалась какая-то апатия и пассивность, а флоту необходимо было встряхнуться и вести более живую деятельность.

Сопряженные с этим дальнейшие события не заставили себя долго ждать. Уже в 1 час дня была получена телефонограмма, что новый командующий флотом на миноносце «Победитель» с «Громом», «Страшным» и «Финном» вышел в Куйваст для свидания с начальником дивизии. В 6 часов под флагом командующего флотом «Победитель» вошел на рейд и стал на якорь недалеко от «Новика».

Немного спустя адмирал Непенин приехал к нам, расцеловался с начальником дивизии и командиром и пошел в каюту адмирала. Там он долго беседовал с начальником дивизии, а потом туда были приглашены командир, чины нашего штаба и флаг-капитан по оперативной части капитан 1 ранга князь Черкасский.{73} Совещание затянулось до 10 часов вечера.

Следующее утро новый командующий флотом посвятил осмотру судов, а в 9 часов мы пошли с «Победителем» к большим кораблям, стоявшим на Аренсбургском рейде, и к Церелю, для его осмотра. Адмирал все время очень торопился, и потому мы шли 27-узловым ходом.

Назначение на пост командующего Балтийским флотом вице-адмирала А. И. Непенина было принято всем флотом с большой радостью и надеждами. В особенности была довольна Минная дивизия, которая, находясь все время на передовых позициях, высоко ценила предыдущую деятельность адмирала. Сколько раз начальник Службы связи, благодаря своей поразительной осведомленности, спасал наши суда от больших неприятностей, и сколько раз, исключительно благодаря его сведениям, нам удавались чрезвычайно трудные походы.

Адмирал Непенин особенно выдвинулся во время войны, будучи на должности начальника Службы связи и начальника Приморского фронта. Его удивительные организаторские способности, неутомимая энергия, твердость воли и ум принесли неоценимые услуги нашему флоту. Начальник Службы связи всегда все знал, ему все слепо верили, и он, безусловно, был самым авторитетным лицом на флоте; перед ним преклонялись, его любили, но и побаивались. Он был яркой и выдающейся личностью, на которую можно была всецело положиться и [207] возложить большие надежды. Смена адмирала Канина, как говорят, была полной неожиданностью не только для окружающих, но и для самого адмирала. Этого нельзя не поставить в вину Ставке. Если его нашли не оправдавшим своего назначения, то можно было бы сменить гораздо мягче и, уж во всяком случае, предупредив заранее его самого. Правда, адмирал Канин не пользовался особой популярностью, но был весьма уважаем среди всего личного состава флота. Потом уже, по высочайшему повелению, адмирал был зачислен в Государственный Совет.{74}

У Цереля мы пробыли недолго и, как только командующий флотом вернулся с осмотра ангаров и маяка, мы сейчас же снялись с якоря и пошли на Аренсбургский рейд. Там адмирал посетил «Славу», «Адмирала Макарова», «Сибирского Стрелка» и «Новик». У нас он произнес речь, в которой сказал, что считает «Новик» самым доблестным кораблем Балтийского флота и верит, что он всегда с честью поддержит свое имя.

В 5 часов вечера мы вернулись в Куйваст, а командующий флотом прошел дальше в Ревель.

Дальше опять потянулись однообразные дни. Осенние дождливые погоды и длинные темные ночи сделали жизнь на судах невыносимо томительной.

11 сентября три германских гидроплана атаковали два коммерческих парохода, шедших из Риги в Моонзунд. Сильно снизившись, они сбросили несколько бомб, но все-таки промахнулись. Тогда один из аппаратов сел на воду и выпустил по пароходу две торпеды, из которых одна прошла под его носом, а другая, не дойдя, затонула. Это нападение произвело на пароходах страшную панику. Первый из них бросился уходить в сторону берега, где и был брошен на произвол судьбы, а второй сейчас же покинут командой, которая, сев в шлюпки, обратилась в бегство. Ввиду того, что было свежо, а шлюпки переполнены, то одна из них перевернулась: при этом утонули два матроса. В это время неприятель уже улетел, и команда сочла за лучшее вернуться на покинутый пароход, после чего он спокойно дошел до Куйваста. В этом эпизоде интересно то, что неприятель применил совершенно новый метод атак гидропланами при помощи торпед. У нас уже был аналогичный случай со «Славой». Когда она стояла на Аренсбургском рейде, прилетело несколько гидропланов и два из них, снизившись до воды и подбежав совсем близко к ней, выпустили по торпеде. Обе мины, как и в этом случае, не достигли цели, и мы тогда сильно сомневались, действительно ли они выпустили их. Теперь же приходилось считать, что это был безусловный факт. [208]

13 сентября три наших летчика произвели чрезвычайно дерзкий налет на неприятельскую воздушную станцию, расположенную на озере Ангерн. Навстречу ям, почти одновременно, поднялось 20 неприятельских аэропланов. Произошел жестокий бой, жертвами которого с нашей стороны были: летчик лейтенант А. Н. Горковенко,{75} упавший со своим аппаратом в море и разбившийся насмерть, и механик на другом аппарате; последний был тяжело ранен. Нашим летчикам удалось сбить один неприятельский аппарат и все же сбросить на станцию несколько бомб.

Ночью к Церелю прилетел цеппелин, который сбросил несколько бомб, не причинивших, однако, никакого вреда.

15 сентября, ночью, опять появился цеппелин, но на этот раз у входа в Финский залив; потом он пролетел над Утэ и Эрэ, но не сбросил ни одной бомбы.

Дальше все шло обычным порядком. Один раз неприятель пробовал было тралить одиннадцатью тральщиками, но скоро погода настолько испортилась, что работы пришлось прекратить. Вообще погода почти все время была очень свежей, а потому мы бездействовали, стоя в Куйвасте.

Больше всего адмирала по-прежнему беспокоил вопрос о нахождении в Рижском заливе подлодок. Несмотря на все попытки, никак не удавалось точно установить, где именно они базируются и как проникают через заграждения. Время от времени мы предпринимали походы для тщательного исследования различных районов. Так, 17-го числа, в 2 часа ночи, «Новик», «Украина» и три миноносца 7-го дивизиона вышли к Маркграфену. Операция была рассчитана так, что отряд появляется с рассветом и одновременно прилетают аэропланы с «Орлицы», которая держится все время у острова Руно.

С рассветом наш отряд был уже на месте, во аэропланы появились только в 8 часов. Сейчас же, как только их обнаружили с неприятельской воздушной станции на Ангернском озере, навстречу им вылетело пять аэропланов. Нашим аппаратам пришлось укрыться под защиту «Новика», и только когда он сделал несколько выстрелов, неприятель улетел обратно. Никаких признаков нахождения подлодок, однако, мы не обнаружили и вернулись в Куйваст. Немного позже пришло донесение, что на рассвете этого же дня наш дозорный катер обнаружил их у Гросс-Ирбена. Они стояли, ошвартовавшись друг к другу, в надводном состоянии и, по-видимому, весь экипаж их спал. С расстояния 25 кабельтовых катер открыл огонь, и лодки, быстро разойдясь, погрузились.

Катеру не удалось причинить им никакого вреда, так как [209] расстояние было слишком велико, а у командира не хватило выдержки подойти незаметно поближе и уже только тогда начать стрелять.

Очевидно, одна из этих же лодок в 10 часов утра атаковала находившийся в дозоре «Туркменец». Только по какой-то счастливой случайности мина прошла под его носом.

Судя по случаю с катером, подтверждавшему мнение командующего флотом, неприятельские подлодки проходили в залив вдоль берега и выходили в море у Домеснесского рифа; возможно также, что они проходили и между 2-й и 3-й вешками маневренного мешка, делая это в темное время, когда ничего нельзя заметить.

20 сентября адмирал решил опять обшарить залив со всеми наличными миноносцами. Выход был назначен в 5 часов утра, когда еще было совершенно темно, но в море оказалось так свежо, что всем пришлось вернуться назад.

В этот день у острова Руно снизился и сел на воду неприятельский аппарат; его удалось взять в плен в сравнительно исправном состоянии. На нем были захвачены летчик, по фамилии Роше, и механик.

22 сентября адмирал решил повторить неудавшийся поиск лодок, и в 5 часов утра вся дивизия опять вышла в море. Было еще темно. При выходе с рейда командир, желая обогнать 4-й дивизион, прорезал ему строй, но вышло неудачно: «Новик» столкнулся с «Охотником» и свернул себе слегка форштевень; к счастью, настолько мало, что можно было продолжать плавать без ремонта.

Что касается «Охотника», то у него оказался вмятым борт и испорченным привальный брус. Затем, в течение восьми часов, дивизия ходила переменными курсами по заливу, но ничего подозрительного не обнаружила. К вечеру, когда засвежело, она вернулась в Куйваст.

Из опроса пленных летчиков выяснилось, что подлодки проникают в залив, проходя вдоль берега, но остаются в нем очень недолго и тем же путем идут назад. Значит, предположение командующего флотом было правильным.

Кроме того, пленные утверждали, что их аэропланы не стреляют торпедами, а снижаются до воды, чтобы отвлечь внимание от действий других аппаратов.

24 сентября нашего адмирала вызвал командующий флотом, а потому на следующее утро мы пошли в Гельсингфорс, где простояли три дня.

За это время произошел печальный случай. Линейный корабль «Севастополь», идя в шхерах стратегическим фарватером, [210] сел на камни. Несмотря на все принятые меры, его никак не удавалось снять и пришлось начать разгрузку.

27 сентября «Новик» через Ревель пошел обратно в Моонзунд.