XIV. Восстановление Ирбенской позиции. Начальник Минной обороны в Рижском заливе. Пожалование орденом Св. Георгия Победоносца командира «Новика» и артиллерийского офицера. Обстрел берегов. Встреча «Счастливого», «Беспокойного» и «Пронзительного» с «Гебеном». Бой «Пронзительного», «Быстрого» и «Нерпы» с «Гамидие». Действия по 6 октября

13 августа у нас начались спешные работы по восстановлению позиции. В 2 часа «Новик» подошел к «Блокшиву № 4» и принял 25 двойных мин, после чего вместе с полудивизионом пошел в бухту Пия. Там мы застали 5-й дивизион, который конвоировал шхуны и пароходы, предназначенные к затоплению. Ввиду того, что такого рода операции выполнимы только при тихой погоде, весь этот караван выжидал удобного момента.

Вечером начальник дивизии собрал у себя совещание, на [131] котором было решено внести некоторые изменения в местах постановки мин и затопления судов.

Выполнить эту операцию было желательно в ту же ночь, но, конечно, при условии благоприятной погоды. Для обеспечения операции в море должны были выйти два дредноута и 1-я бригада крейсеров. Это была очень надежная защита, и дивизия могла спокойно работать.

В 5 часов утра следующего дня «Новик» вышел в море, чтобы поставить мины. Погода была сравнительно тихая; поэтому вся наша армада еще в 2 часа двинулась в море со своими пароходами и шхунами. К 8 часам утра «Новик» подошел к южной вешке позиции и поставил там мины в две линии. Все остальные миноносцы также выполнили задачу; таким образом, за эту ночь удалось сразу поставить 260 мин. На этот раз тоже не обошлось без аварии. Полудивизиону пришлось ставить свои мины на внешней стороне позиции; идти туда приходилось между старыми, своими и неприятельскими, заграждениями. Когда мины им были уже поставлены и он шел обратно, «Охотник», который был задним, попал на мину и получил большую пробоину. Счастье еще, что эта мина была с малым зарядом, а то бы он, конечно, погиб; теперь же он даже под своими машинами вышел из опасной зоны и благополучно дошел до Куйваста. Странное совпадение, что подорвался «Охотник», шедший четвертым в кильватерной колонне. Ведь по тому же месту один за другим прошли, не задев мин, три миноносца, а он подорвался — значит, судьба и случай.

Вернувшись около 2 часов 30 минут в Куйваст, мы сейчас же подошли к «Блокшиву № 4», чтобы принять еще 25 двойных мин, и затем стали ждать известия, что шхуны затоплены, так как наше новое заграждение должно было закрыть подходы к этому месту. Вопрос теперь заключался в том, когда удастся произвести это затопление; раз это зависело от погоды, которая в данное время редко бывает хорошей, то наше ожидание могло затянуться и бесконечно долго. Вот оно и потянулось. На следующий день было очень свежо; потом как будто стало стихать, но зато была еще большая волна, и мы все ожидали.

16 августа к нам пришло известие, что в Рижский залив прибудет начальник Минной обороны контр-адмирал Максимов, чтобы принять главное командование над всеми силами, сосредоточенными здесь. Это известие было принято с большим негодованием. Контр-адмирал Максимов{52} не пользовался никаким авторитетом, тогда как контр-адмирал Трухачев был всеми любим и уважаем. Действительно, слухи не надолго опередили события: уже вечером начальник Минной обороны приехал в [132] Моонзунд и поднял свой флаг на «Пограничнике», но предупредил нашего командира, что скоро переберется к нам. Не желая этого, наш командир приложил все старания убедить его, что у нас совершенно нет подходящего помещения, но это ни к чему не привело, и адмирал остался при своем намерении.

Рано утром на следующий день мы подошли к транспорту «Волга» и приняли полный запас нефти, а в полдень пошли к Церелю, где уже сосредоточилась вся остальная дивизия.

Мы нашли миноносцы на якоре у мыса Кави; когда туда подошли, начальник Минной обороны приказал нам сходить на позицию к Славской вешке и проверить по карте место затопления шхун. Придя туда, мы увидели только верхушки мачт затопленных шхун. Выходило, что шхуны затоплены на слишком глубоком месте, а потому едва ли принесут существенную пользу. Выполнив свою задачу, «Новик» стал возвращаться. Было как раз 6 часов; все офицеры с командиром собрались в кают-компании ужинать. Вдруг у самого нашего борта мы услышали довольно сильные звуки взрывов и, не понимая в чем дело, стремглав выскочили наверх. Тут сразу все стало ясно. Над нами летал большой неприятельский гидроплан и сбрасывал бомбы. Его заметили с мостика только тогда, когда он успел уже сбросить несколько бомб, так как он летел на нас с солнечной стороны и потому был очень плохо виден. Командиру оставалось только начать уклоняться от его атак, описывая в разные стороны циркуляции. Моменты, когда бомбы отделялись от аэроплана, были хорошо видны, и сторону поворота нетрудно было рассчитать. Целых 20 минут продолжались атаки гидроплана; он сбросил на нас 10 бомб, но, к счастью, ни одна из них не попала в цель. Некоторые взрывы были настолько близки от борта, что брызги и мелкие осколки сыпались дождем на палубу. При других обстоятельствах это, пожалуй, было бы и не так ужасно, но у нас на палубе стояло 50 совершенно готовых к постановке мин. В случае, если бы одна из бомб попала в такую мину, то произошел бы ужасный взрыв и от нас бы ничего не осталось. Поэтому во время атаки нам пришлось разоружить все мины. Со своей стороны мы стреляли в гидроплан из пулеметов и винтовок, но никаких результатов не было видно; очевидно, он остался невредим.

Вернувшись к мысу Кави, мы узнали, что ожидается возобновление попыток неприятеля проникнуть в залив, причем одновременно на сухопутном фронте должно начаться его наступление на Ригу.

На следующее утро начальник Минной обороны поднял у нас свой флаг и переехал к нам со своим штабом. Из-за отсутствия специального помещения, это нас страшно стеснило; [133] кроме того, явился целый ряд новых хлопот, недоразумений и беспокойств. Правда, было и преимущество: мы все время находились в курсе событий, так как все сведения поступали прежде всего к нам.

Утром никаких признаков приближения неприятеля не было заметно. Днем вдруг стало сильно свежеть; немного спустя ветер перешел в шторм. Стало очевидным, что сегодня неприятель ничего не предпримет. В 5 часов 30 минут дня стало настолько свежо, что всей дивизии пришлось перейти в бухту Пия, из опасения быть сорванными с якорей.

На следующее утро, 19 августа, сильную волну развело и в бухте. Опять пришлось менять место: все перешли к мысу Мэрис. Из-за этого шторма в Ирбенском проливе появилась масса сорванных мин и подлодочных сетей; поэтому, даже стоя на якоре, приходилось все время опасаться, что ветром и течением их может нанести на нас. Во время переходов у вахтенных начальников не хватало глаз, чтобы за всем уследить: на небе надо было не пропустить аэроплан, на море — дымы и в море — перископ, мину или сеть. Современному морскому офицеру в военное время полезно бы иметь еще пару запасных глаз.

Шторм продолжался почти три дня, и только 21-го стало стихать. Этим сейчас же воспользовался адмирал и послал два миноносца 6-го дивизиона обстрелять местечки Роэн и Мэсарогоцем, где, по сведениям, неприятель держал свои войска. Наши миноносцы внезапно появились перед этими пунктами на рассвете и энергично их обстреляли. О результатах обстрела судить было трудно.

Днем адмирал решил обстрелять Михайловский маяк и, если возможно, его разрушить. Для этого была послана «Слава». После ее обстрела, вокруг маяка были видны сильные взрывы и пожары, но в сам маяк ей попасть не удалось, и он по-прежнему спокойно стоял во всю свою величину. Желая наблюдать стрельбу «Славы», адмирал на «Новике» пошел к ней, но когда мы пришли, она уже оканчивала обстрел, и нам осталось только повернуть обратно. Как раз в это время был замечен неприятельский аэроплан, летевший с юга по направлению «Славы». Он сбросил в нее четыре бомбы, которые, однако, не попали в цель.

На следующий день, рано утром, «Новик» наконец получил приказание поставить свои мины. Раньше адмирал не разрешал нам этого сделать, пока заградители «Молога» и «Свирь» не поставят мин на внешней стороне позиции, куда должны были пройти по всем ранее поставленным заграждениям, пользуясь своей 3-футовой осадкой. Они это выполнили только сегодня ночью. Наша постановка прошла спокойно, и мы избавились [134] от своих 25 двойных мин, которые не давали нам повернуться на палубе и всем страшно надоели.

После окончания операции мы узнали чрезвычайно приятную для нас новость, что начальник Минной обороны уезжает в Гельсингфорс. Он пришел к убеждению в бесполезности своего пребывания в Рижском заливе и передает командование начальнику дивизии. Ввиду такого решения адмирала, мы пошли к «Сибирскому Стрелку» для передачи дел начальнику дивизии, а затем повезли адмирала через Куйваст в Рогокюль. Рогокюль — это новая база для миноносцев, устроенная во время войны недалеко от Гапсаля. «Новик» шел туда в первый раз, и то, что мы там нашли, не слишком нас порадовало. Безотрадная местность, несколько деревянных бараков и пристань, окруженная с обеих сторон молами, так что получались две довольно большие гавани, — вот и все устройство. Конечно, для миноносцев было все же удобнее стоять здесь, чем где-нибудь на якоре, но зато неудачная распланировка стенок гавани не позволяла в случае тревоги быстро выйти из нее, в особенности при южных ветрах. Это уж было очень неудобно. Базу назвали Рогокюлем, но ввиду местного происхождения этого слова, оно очень трудно усваивалось нашими матросами; они никак не могли запомнить «Рогокюль» и скоро переделали в более легкое для них — «Редикюль». Это название так и осталось навсегда за базой.

В Рогокюле мы простояли только одну ночь и, приняв для «Славы» шестьдесят восемь 12-дюймовых снарядов, пошли в 6 часов утра в Куйваст. Там приняли еще и провизии и, превратившись в настоящий транспорт с грузом, пошли дальше в Аренсбург, где стояла «Слава». Сдав на нее снаряды, мы перешли к «Сибирскому Стрелку» для передачи почты и провизии, а затем стали недалеко от него на якорь.

За последние дни неприятель совсем не показывался; только летали усиленно его аэропланы, появляясь ежедневно два раза в день: около 10 часов утра и 5 часов вечера; один в первый раз даже долетел до Куйваста. Благодаря этому мы полюбили свежие погоды. По крайней мере, можно было быть спокойными, что никто не потревожит, а то ведь приходилось два раза в день сниматься с якоря и маневрировать с самым глупым сознанием своей полной беспомощности. Еще счастье, что до сих пор аэропланы не попадали бомбами в цель; но когда они достаточно напрактикуются, тогда нам будет много хуже.

24 августа мы получили радостное известие, что Георгиевская Дума признала достойными награждения орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени контр-адмирала П. П. Трухачева — за бои в Рижском заливе, а также — капитана 2 ранга [135] М. А. Беренса и лейтенанта Д. И. Федотова — за бой «Новика» с двумя неприятельскими миноносцами. Ввиду такого события у нас целый день было празднество. Потом адмирал чествовал нас, мы ему отвечали, и все были очень радостно настроены. Одновременно с этим выяснились и некоторые подробности самого боя 4 августа.

Оказывается, мы вели его с миноносцами «V-99» и «V-100». В них попало одиннадцать наших снарядов, причем было убито 17 человек, 39 — ранено и 6 — пропало без вести. Миноносцы получили серьезные повреждения; особенно пострадал миноносец «V-99». Кроме того, уходя от нас, они запутались в противолодочных сетях и получили на них еще две пробоины. Миноносец «V-99» принужден был выброситься на берег, где через два дня был взорван своей командой.

С 25-го до 27 августа никаких особых событий не произошло; «Новик» все время стоял в Аренсбурге.

В нейтральной печати, нет-нет, и проскальзывают интересные сведения о различных эпизодах войны. Вполне понятно, что сообщения воюющих держав никогда не могут быть беспристрастными; кроме того, многое еще скрывается в силу военных соображений. Нейтральным же газетам нет никакого основания что-либо утаивать или освещать под особо пристрастным углом. Поэтому, обыкновенно, получается гораздо более яркая картина, чем та, которую дают официальные сообщения сторон.

В данном случае речь идет об уничтожении англичанами крейсера «Кенигсберг», заблокированного десять месяцев тому назад в устье реки Руфиджи, в Занзибаре. Туда он укрылся от преследования после боя с крейсером «Пегасус», которого потопил 6 сентября 1914 года.

Река Руфиджи при впадении в океан образует очень мелководную дельту с целым рядом рукавов. Из них только два — Симба-Урана и Кикунья — оказались достаточно глубоки для осадки «Кенигсберга»; по ним-то он и поднялся так далеко, что стал неуязвим.

Крейсер уже не имел ни угля, ни воды, ни провианта; снарядов тоже почти не было. Для защиты пришлось построить батареи на берегу.

В первые же дни блокады англичане стали пытаться войти в реку, чтобы его потопить, но он удачно отбивал все атаки.

День ото дня росли блокирующие силы и наконец дошли до 21 корабля. Тут были броненосные и легкие крейсера, канонерки, сторожевые суда и матка аэропланов. Однако все усилия были бесплодны: «Кенигсберг» оставался невредим.

Тогда англичане решили принять серьезные меры. Были [136] присланы два монитора — «Мерсей» и «Северн», вооруженные 6-дюймовой артиллерией, в то время как «Кенигсберг» имел только 4-дюймовую.

С 24 июня крейсер уже подвергается непрерывному обстрелу, причем мониторы, пользуясь своей малой осадкой, входят в самую дельту, а остальные корабли стреляют перекидным огнем. «Кенигсберг» буквально засыпается снарядами, но оказывает самое энергичное сопротивление. Ежедневно, в течение пяти дней, повторяется то же самое. Он весь превращен почти в груду железа и объят пламенем; на нем то и дело происходят мелкие взрывы. Экипаж бессилен бороться с ними и только поддерживает огонь из оставшихся орудий. Дальше вести бой — немыслимо, и командир отдает последнее приказание — взорвать крейсер...

Так погиб «Кенигсберг».

28-го в первый раз над Финским заливом появился неприятельский цеппелин. Его заметили около полуночи у Вормса и проследили, что он шел по направлению Ревеля. Своевременно там были предупреждены все батареи, которые и приготовились его встретить соответствующим образом. Однако до Ревеля он почему-то не долетел и, выбросив в виду Балтийского порта все свои бомбы в море, повернул и скрылся на запад. Такой налет для нас являлся еще новостью, в мы все были страшно заинтересованы увидеть цеппелин.

В этот же день и наши воздушные силы проявили активную деятельность, сделав 8-ю гидропланами налет на Виндаву. Там в гавани они увидели линейный корабль типа «Виттельсбах» и сбросили в него много бомб, которые, впрочем, в цель не попали. При этом один из наших аппаратов или будучи подбит, или из-за какой-нибудь своей неисправности, снизился. Два наших летчика, таким образом, пропали.

29 августа в обычное время летали аэропланы и бросали бомбы, но опять безрезультатно. Ими было сброшено 3 бомбы в «Хабаровск», 10 — в «Финна» и 2 — в «Эмира Бухарского», которые стояли на Аренсбургском рейде. Это означало, что аэропланы начали летать к Аренсбургу, где мы были очень стеснены в маневрировании, и потому командир счел за лучшее перейти к мысу Кави.

Следующий день не отличался от предыдущего, и аэропланы опять, по обыкновению безрезультатно, бросали бомбы. В нас они бросили 3 бомбы, во «Всадника» — 3, в «Хабаровск» — 13 и в Церель — 3.

В 5 часов 30 минут вечера мы получили приказание идти в Куйваст и, придя туда, сразу стали принимать нефть, а командир [137] поехал к адмиралу. Вскоре выяснилось, что «Новик» вытребован ввиду того, что ожидается смотр командующего флотом, который прибудет сюда завтра. Действительно, 31 августа, вечером, на «Сибирском Стрелке» прибыл адмирал Канин и предупредил, что на следующий день посетит все суда. Поэтому с утра всюду приготовились к смотру, то есть почище приоделись, вычистили «медяшку», а потом слонялись из угла в угол, не зная, как убить время. Командующий флотом начал свой объезд со «Славы», потом побывал на «Орлице», «Хабаровске», «Новике» и всех других миноносцах. У нас он благодарил офицеров и команду, поздравил с получением Георгиевских крестов и уехал. В общем смотр прошел довольно вяло. Смотры, в особенности в военное время, должны сопровождаться известной обстановкой и подъемом, чтобы оставить впечатление и вселить в личный состав бодрость и веру. Тогда только они имеют смысл, а не навевают тоску.

2 сентября «Новик» еще простоял в Куйвасте, а затем перешел в Рогокюль, где все же было удобнее стоять, так как можно было иметь непосредственное сообщение с берегом и в любое время выйти походить. Ведь все четыре летних месяца, кроме двух недель, мы провели на миноносце, совершенно не съезжая на берег. Кроме этого, большое удобство такого стояния еще в том, что приемки провизии и различных запасов и материалов происходят прямо с пристани и не приходится это возить на шлюпках.

Днем 4 сентября было получено печальное известие, что тральщик «Взрыв» при входе в Моонзунд попал на мину и моментально затонул. Катастрофа произошла в 4 милях от маяка Вормс, в месте слияния нового и старого фарватеров. Конечно, в этом случае нет ничего особенного, так как гибель корабля во время войны есть обычное явление, и личный состав всегда должен быть к ней готов.

Но данный случай выделяется тем, что катастрофа произошла в таком месте, которое ни в коем случае не должно было быть доступно неприятелю. Мины оказались поставленными на внутреннем фарватере, проникновение куда уже по чисто навигационным условиям чрезвычайно трудно, и кроме того, это место находится в непосредственном наблюдении постов Службы связи. Тот факт, что мины были незаметно поставлены, объясняется тем, что неприятель их ставил с подлодок и имел у себя человека, хорошо знакомого с лоцией этих мест. Нельзя не отдать должного командирам этих подлодок, которые так храбро и дерзко проникают к неприятелю, рискуя быть обнаруженными или самим взорваться на минах. [138]

В этот день перед фронтом команды начальник дивизии торжественно вручил командиру и лейтенанту Федотову знаки ордена Св. Георгия Победоносца, а на следующий день, в той же обстановке, была раздача Георгиевских крестов команде. После этой церемонии произошел печальный случай. Начальник дивизии, идя по сходне на берег, оступился, упал и сломал себе руку. Его сейчас же пришлось отправить на автомобиле в Ревельский госпиталь.

Следующие два дня, 6-го и 7 сентября, пропита спокойно, и только 8-го вечером было получено известие, что неприятельский отряд, состоящий из восьми линейных кораблей, двух броненосных крейсеров, двух легких крейсеров, семи тральщиков и одного парохода с моторными шлюпками, вышел из Киля на N. Всех нас сейчас же выгнали из Рогокюля в Куйваст, где мы и стали, ожидая дальнейших событий. В тот же день к нам прибыл капитан 1 ранга А. В. Колчак, который на время болезни адмирала Трухачева принял командование дивизией. Он поднял свой брейд-вымпел на «Пограничнике».

9 сентября стало сильно свежеть и начался шторм от NW. За эти дни о неприятельской эскадре больше ничего не было слышно. Только однажды Дагерорт видел на горизонте какие-то дымы.

10 сентября выяснилось, что эта эскадра поставила большое заграждение у банки Олег и пошла вокруг Готланда; вот почему ее и не было видно с наших наблюдательных постов.

Таким образом, уже несколько недель неприятель ничего не предпринимал против Рижского залива. Ввиду осеннего времени, можно было предполагать, что, наверно, в этом году он ничего больше и не предпримет, так что дивизия спокойно оставалась стоять в Куйвасте.

12 сентября «Слава» была послана к местечку Шлок обстрелять побережье, чтобы помочь нашим войскам овладеть этим районом. Когда стрельба была уже окончена, «Слава» на время обеда на том же месте стала на якорь. В это время, совершенно неожиданно, неприятельская береговая батарея, которая во время обстрела ничем себя не обнаружила, открыла огонь и одна ее шрапнель попала в амбразуру боевой рубки, где и разорвалась. При этом были убиты командир корабля, один офицер и 4 матроса, которые как раз должны были выйти из рубки. Спасся только один штурман мичман Ваксмут. Командиром корабля был капитан 1 ранга Вяземский. С ним находился флагманский артиллерийский офицер штаба флота капитан 2 ранга Свиньин,{53} который остался случайно на «Славе» после осмотра ее артиллерии и пошел в поход по собственному желанию. Особенно чувствительна для флота была потеря последнего, так как он [139] был одним из самых выдающихся артиллеристов и его теоретические исследования стрельбы принесли огромную пользу флоту. Как иногда трагично складываются обстоятельства! В «Славу» попало всего 3 снаряда, и надо же было одному из них попасть именно в амбразуру, которая представляет собой всего лишь маленькую щель.

Действия самой «Славы» были очень удачны. Как после передавали в штабе XII армии, ее стрельба произвела колоссальное впечатление. Противник очистил всю береговую полосу, и наши войска прочно закрепились на ней.

На сухопутье вообще незнакомы с действием таких скорострельных орудий, какие имеются на кораблях. Благодаря применению электричества и другим техническим усовершенствованиям, мы имеем возможность развить такой огонь, о котором сухопутной артиллерии не приходится и мечтать; поэтому на суше наш «беглый огонь» кажется уже не «ураганным огнем», а каким-то бешеным вихрем снарядов. Действительно, стоит только представить себе картину, как «Слава» или миноносцы начинают обстреливать какой-нибудь определенный квадрат, когда, например, каждое 4-дюймовое орудие делает по 15-16 выстрелов в минуту. Какое-нибудь поле в несколько минут становится совершенно изрытым, покрытым сплошными глубокими ямами. Если же поток снарядов обрушивается на лес, то там стоит прямо ад: грохот разрывающихся снарядов, треск падающих деревьев, которые нередко срезаются осколками до самых корней, свист осколков и шум летящих камней — все это сливается в один протяжный дикий стон и порождает безумный ужас.

Говорят, что на противника наши обстрелы наводят такую панику, что, бросая все, он разбегается в разные стороны, особенно в лесу, откуда «сыпется», как листья с деревьев...

Поэтому-то командование армии и ценит так обстрелы берегов флотом и всегда, в тяжелые моменты на побережье, обращается к нам за помощью.

На следующий день, согласно нашей просьбе, для нас был приготовлен док, чтобы освидетельствовать наши гребные винты, и начальник дивизии нас отпустил в Гельсингфорс. На один день мы задержались в Ревеле, и 15 сентября вошли в док. Когда вода из дока была выкачана, то выяснилось, что наш левый винт слегка погнут, средний исправен, а правый сильно помят, причем характер деформации таков, как бывает от взрыва. Очевидно, это произошло, когда у нас под самой кормой взорвался большой снаряд во время боя в Рижском заливе.

С 16-го по 21 сентября нам пришлось простоять в доке. Тут мы узнали о столкновении черноморских миноносцев с «Гебеном [140] «. Встреча произошла 9 сентября при следующих обстоятельствах.

Находясь в море под флагом контр-адмирала Саблина,{54} миноносцы «Счастливый», «Беспокойный» и «Пронзительный» увидели утром на горизонте большой дым и пошли по его направлению. Вскоре выяснилось, что это — «дядя» без «племянника», как в шутку черноморцы прозвали «Гебен» и «Бреслау».

Адмирал Саблин решил воспользоваться случаем и атаковать «Гебен». Подпустив миноносцы на 80-90 кабельтовых, противник открыл по ним жестокий огонь. Его стрельба была очень меткой; только благодаря счастливой случайности не оказалось попаданий. Свой огонь «Гебен» сосредоточил, главным образом, по флагманскому миноносцу «Счастливый», у которого под самой кормой разорвалось два 11-дюймовых снаряда. Однако все сошло благополучно. Попытка миноносцев подойти к «Гебену» на дистанцию минного выстрела кончилась полной неудачей; повернув, они стали быстро уходить от него по разным направлениям. «Гебен» преследовал их только самое короткое время, и они вскоре благополучно сошлись у Херсонеского маяка.

25-го утром «Новик» шхерами вышел в Моонзунд. Выйдя из них и пересекая залив, мы увидели недалеко от Оденсхольма плавающий на воде гидроплан и сейчас же подошли к нему. Это оказался наш аппарат с летчиком мичманом Мусгяцем. Он накануне, в 5 часов вечера, вылетел с Ревельской станции и скоро принужден был сесть на воду из-за порчи мотора. Таким образом, прошло уже 16 часов, как аппарат в совершенно беспомощном состоянии находился на воде. Еще счастье, что все время был штиль, а то бы, конечно, летчик давно погиб. Странно, конечно, что его не сразу хватились на воздушной станции и не стали искать. Так или иначе, но если бы не мы, летчик, наверно, погиб бы, промучившись еще несколько часов.

Чтобы спасти аппарат, пришлось спустить четверку и ею прибуксировать его к борту, а потом на моторной шлюпбалке поднять на палубу. Подъем вышел очень удачным; аппарат совершенно не повредили и удобно поставили на палубу. Одновременно командир послал радио о случившемся начальнику Службы связи контр-адмиралу А. И. Непенину. Сейчас же он получил в ответ: «Спасибо, дружище» и просьбу доставить аппарат в Ревель. Пришлось идти туда, и там мы остались уже до утра.

В 6 часов утра, определив девиацию, «Новик» продолжал путь в Моонзунд. Погода была тихая, но ненадежная в смысле тумана. Действительно, немного спустя, нашел туман и даже очень густой, так что пришлось уменьшить ход. У Оденсхольма [141] он рассеялся, и нам удалось, сориентировавшись, благополучно дойти до входа в Моонзунд и дальше в Куйваст.

На следующий день было получено известие, что отряд неприятельских миноносцев вышел в Виндаву. Из предосторожности мы были посланы к Церелю. Но там было все спокойно и на горизонте — ни одного дыма; только, по обыкновению, летали неприятельские аэропланы, производя разведку.

На третий день нашего стояния у Цереля со «Стерегущего», который был старшим на рейде, просили послать на берег минеров с офицером разоружить выброшенные на берег мины. Пришлось ехать мне с пятью матросами. Забрав кое-какие инструменты, мы отправились. Мины оказались разбросанными на протяжении 5-6 верст от Цереля, да еще почти все находились в воде, так что до них приходилось добираться вброд, а вода, кстати сказать, была очень холодная. Первой пришлось разоружать нашу мину образца 1912 года, которую чуть ли не сами же мы ставили. Во время отвинчивания горловины произошел взрыв клапана потопления и вырвало глухую пробку, но так удачно, что никого из нас даже не задело, а главное, что сама мина не взорвалась. Потом разоружили две неприятельские мины и еще одну нашу, но уже без всяких приключений. Из их осмотра можно было вывести заключение, что наши мины внутри сохранились гораздо лучше, чем неприятельские, и все их механизмы продолжали прекрасно действовать, тогда как у неприятельских внутрь проникла вода и всё сильно оборжавело.

Тем временем, пока мы возились с минами, «Новик» был атакован неприятельским аэропланом, который сбросил в него три бомбы, но, как всегда, неудачно.

Вечером командир получил приказание с рассветом вернуться в Куйваст, и на следующее утро мы вышли в море.

30 сентября к нам приехал с визитом временно исполнявший должность начальника дивизии капитан 1 ранга А. В. Колчак и после беседы с командиром посидел немного в кают-компании.

Между прочим, он сообщил нам подробности недавнего боя черноморских миноносцев «Пронзительный» (брейд-вымпел начальника 1-го дивизиона), «Быстрый» и подлодки «Нерпа» с крейсером «Гамидие».

Выйдя утром 23 августа в очередное дежурство, миноносцы к вечеру были уже у Зунгулдака и затем, уменьшив ход до 10 узлов, шли по направлению Босфора. На рассвете со стороны Зунгулдака показались дымы. Что это был неприятель, не могло быть никакого сомнения, так как все русские корабли в данный момент находились в Севастополе. Дымы все увеличивались; казалось, что неприятель тоже заметил миноносцы. [142]

Одновременно с дымами, на расстоянии нескольких кабельтовых, была обнаружена подлодка, которая оказалась «Нерпой», под командой капитана 2 ранга В. В. Вилькена. Начальник дивизиона сейчас же подошел к ней и условился о совместных действиях на случай боя с показавшимся противником.

После этого, разойдясь с «Нерпой» и увеличив ход, миноносцы пошли по направлению дымов. Вскоре, когда стало уже совсем светло, им открылся крейсер «Гамидие», один миноносец и четыре транспорта. Последние были сильно загружены углем. Весьма вероятно, что с «Гамидие» увидели не только миноносцы, но и «Нерпу», ибо он сразу начал идти переменными курсами, а по дыму можно было судить, что в его кочегарках быстро подымают пары.

Сблизившись с противником на 60-70 кабельтовых, миноносцы открыли огонь. Стрелять было очень удобно, так как стояла на редкость хорошая погода. «Гамидие» отвечал довольно слабо, но все же некоторые снаряды ложились от миноносцев на расстоянии всего только 2-3 кабельтовых. Крейсер все время усиленно телеграфировал к далекому «Гебену»...

В этот момент «Нерпа» пошла в атаку, но, выйдя неудачно на позицию, не выпустила мин. Тем не менее, ее маневр произвел на «Гамидие» такое впечатление, что, бросив на произвол судьбы транспорты, он вместе с миноносцем стал полным ходом уходить к Босфору.

«Пронзительный» и «Быстрый» некоторое время продолжали еще обстреливать уходящего противника, а после — занялись транспортами, которые к тому времени уже выбросились на берег. На расстоянии около 15 кабельтовых миноносцы принялись их расстреливать, а потом выпустили несколько мин.

Несомненно, этот бой удачен, но как-то невольно напрашивается вопрос: каким образом наши миноносцы, обладая таким преимуществом в ходе, позволили безнаказанно уйти и «Гамидие» и бывшему при нем миноносцу?

В этот же день пришли приказы с офицерскими наградами за наш бой. Было получено: 3 — Св. Владимира 4-й степени, 1 — Св. Анны 3-й степени и 2 — Св. Анны 4-й степени.

2 октября, в 10 часов 10 минут вечера, над Церелем появился цеппелин и сбросил несколько бомб, но, как потом выяснилось, они все упали в море.

По дошедшим до нас сведениям, наши и английские подлодки за это время очень успешно действовали в Балтийском море, и им удалось потопить очень много пароходов, поддерживавших грузовое сообщение между Швецией и Германией. При этом, чтобы не тратить очень ценные мины, подлодка «Е-19» [143] потопила один пароход артиллерийским огнем, а «Е-18» привела другой, совершенно исправный и с грузом, в Ревель. Кажется, это очень сильно подействовало на неприятеля, и он временно даже прекратил всякое сообщение со Швецией.

Мы простояли в Куйвасте до 5 октября, когда нам было приказано идти к Церелю, чтобы пополнить кадр дозорных миноносцев, которых там осталось всего три. Такое положение создалось потому, что все, что только возможно, было послано к Риге обстреливать побережье, где противник опять стал наступать.

Подойдя к Ирбенской позиции, «Новик» стал на якорь у Славской вешки, недалеко от «Стерегущего», чтобы сменить его с дозора. Там мы остались до следующего дня, когда, сменившись, пошли, согласно приказанию, осмотреть восточный берег Ирбенского пролива до Домеснеса. Пройдя вдоль него, мы ничего подозрительного не обнаружили и пошли на якорное место к Менто.

В этот день, наконец, удалось снять с мели и благополучно привести в Куйваст миноносец «Инженер-механик Зверев», который, из-за ошибки в счислении, недели две тому назад сел на мель у острова Руно.