XIII. Вторая попытка неприятеля форсировать Ирбенский пролив. Бой «Новика» с двумя неприятельскими миноносцами. Неприятель в Рижском заливе. Поход «Новика» к Домеснесу. Гибель «Сивуча» и «Корейца». Уход неприятеля из Рижского залива

В ночь на 3 августа присутствие неприятеля ощущалось все время. Уже в 5 часов 30 минут утра вся дивизия, имея под парами полное число котлов, снялась с якоря и пошла на позицию.

На горизонте с раннего утра стало видно большое число дымов, но пока они были еще очень далеки. Поэтому начальник дивизии, оставив «Новика» и «Казанца» в дозоре, в 8 часов 30 минут с остальными миноносцами пошел обратно на якорное место.

Около 11 часов количество дымов начало сильно увеличиваться, и они заметно приближались к нам. Тоща наш командир дал об этом знать начальнику дивизии, и сейчас же на позицию вышли все наши суда. Увы, их было немного: три миноносца типа «Кондратенко», три — типа «Доброволец» и три — типа «Украина»; кроме того, «Слава», заградитель «Амур» и еще несколько малых миноносцев.

Теперь уже неприятель настолько приблизился, что можно [122] было даже определить количество его судов: их было около 40.

Медленно двигаясь на нас, неприятель шел, имея впереди тральщики и два легких крейсера.

Мы все продолжали ходить бесцельно вдоль позиции, ожидая дальнейших событий. В это время, когда «Новик» подошел на 55-60 кабельтовых к Михайловскому маяку, какая-то береговая батарея неожиданно открыла по нему огонь, но стреляла очень медленно и с большими недолетами.

Около 1 часа 30 минут дня на горизонте был замечен большой взрыв, который проектировался на силуэте неприятельского корабля. Кто именно взорвался, да и взорвался ли вообще, или, может быть, это был просто взрыв нескольких детонировавших мин — от нас невозможно было определить.

Через некоторое время к позиции подошла «Слава», окруженная маленькими миноносцами. По ней сейчас же открыли сильный огонь один из линейных кораблей и легкий крейсер. «Слава» стала отвечать, но у нее получались большие недолеты и, за бесполезностью, она скоро прекратила стрельбу и пошла вдоль позиции к Михайловскому маяку. Подойдя к нему, она обстреляла его из 6-дюймовых орудий. Ей тут же стала отвечать береговая батарея, но расстояние для обеих сторон было слишком большое, и огонь пришлось прекратить.

Вскоре после этого по «Славе» опять открыли огонь два линейных корабля, причем один из них был, наверное, новейшего типа, так как имел очень крупную и дальнобойную артиллерию, и его снаряды крыли «Славу». Сама же она не могла далеко дострелять до противника, и потому ей пришлось отойти в глубь залива.

В 5 часов вечера со «Славы» заметили, что вдоль берега от Люзерорта пробирается неприятельский миноносец, и открыли по нему сильный огонь из 6-дюймовых орудий, так что тот был принужден повернуть обратно. В это время линейные корабли опять начали стрелять по самой «Славе».

Так прошел весь день. Неприятель продолжал беспрепятственно свою работу, все глубже и глубже оттесняя нас в залив. Малейшая попытка с нашей стороны помешать ему сводилась на нет, благодаря его более крупной и дальнобойной артиллерии.

Когда стемнело, все миноносцы отошли к Кальбодаргрунду, а «Слава» — в Аренсбург, где был поставлен бон с сетями; миноносцы «Кондратенко» и «Охотник» оставлены в дозоре, в южной части позиции.

В 11 часов ночи мы приняли радио «Кондратенко», что в залив прорвались два неприятельских миноносца и что он с [123] ними имел перестрелку, но потом, из-за полной темноты, потерял из виду.

После всех событий дня и прорыва миноносцев в залив ночь на 4 августа все провели очень тревожно. Все время приходилось быть начеку, чтобы вовремя отразить возможную минную атаку. Ночь была очень темная: за полкабельтова ничего не было видно. Это одновременно и улучшало, и ухудшало наше положение.

Около 3 часов ночи мы вдруг увидели на горизонте вспышки выстрелов и сейчас же пробили тревогу. Вскоре из радио миноносца «Войсковой» выяснилось, что, идя с «Украиной» на смену «Кондратенко», он встретил неприятеля и вступил с ним в бой, который длился всего лишь несколько минут. За это время «Войсковой» получил несколько легких пробоин и имел трех тяжелораненых матросов.

С 4 часов утра в дозор предстояло вступить «Новику», и поэтому, еще за полчаса до этого времени, мы снялись с якоря и пошли на позицию.

Уже светало. «Новик» шел вдоль позиции. На горизонте был виден Михайловский маяк. Вдруг с мостика заметили, что нам навстречу полным ходом идут какие-то два миноносца. В первый момент показалось, что это миноносцы 9-го дивизиона, но, всмотревшись хорошенько, мы сразу различили, что это что-то не то и, чтобы окончательно удостовериться, подняли опознавательные. Ответа не последовало. Тогда стало очевидным, что это именно и есть тот неприятель, который прорвался ночью и имел столкновение с «Кондратенко» и «Войсковым».

Командир приказал открыть огонь. После первого же нашего залпа миноносцы повернули и стали отвечать нам. Их снаряды ложились очень хорошо, давая только небольшие недолеты и перелеты, но попаданий в нас пока не было.

Наша стрельба, в свою очередь, была безукоризненной. Третьим залпом мы накрыли первый миноносец и сбили ему трубу; на его полубаке возник пожар. Он весь окутался клубами пара и дыма, и на корме у нет было видно яркое пламя. Стрельба его сразу ослабела и потеряла меткость, но он все еще стрелял.

Пора было приниматься и за другой миноносец, и командир приказал перевести огонь. Опять наша стрельба была губительна: и на этом миноносце также были видны пожары, и его стрельба перестала быть меткой. Вдруг мы заметили, что первый как будто бы стал понемногу оправляться и медленно ворочать к берегу. Пришлось снова перевести огонь, и было видно, как в него попало еще несколько снарядов. Возникли новые пожары, и он сильно погрузился кормой. Тем не менее, миноносец [124] продолжал медленно двигаться к берегу, выпуская белые и красные ракеты, и, по-видимому, стремился выброситься на мелкое место.

В это время мы вторично перевели огонь на задний миноносец и нанесли ему еще несколько повреждений, так что и он оказался в тяжелом положении.

Тогда, очевидно, как последнее средство самозащиты второй миноносец выпустил дымовую завесу. Это средство, лишь недавно введенное в морские бои, было превосходно использовано противником, и при такой тихой погоде, какая была, завеса совершенно закрыла от нас оба миноносца. Продолжать стрельбу было бесполезно.

Между тем, за время боя мы понемногу приблизились к месту расположения сетей и мин, и дальнейшее преследование неприятеля было бесполезно.

Весь бой длился 17 минут; наше маневрирование было самым несложным, так как обе стороны были стеснены близким расположением минных заграждений. Командир все время только старался, по возможности, сохранять постоянный курсовой угол и расстояние. Ход за все время боя мы имели постоянный и не более 17 узлов; это тоже во многом способствовало успеху.

Таким образом, результат боя надо считать для нас блестящим, так как противник, в сумме, был значительно сильнее нас, имея шесть 100-млллиметровых орудий против наших четырех того же калибра.{47}

Миноносцы, с которыми мы имели бой, принадлежали к современному типу судов и строились до войны по заказу Аргентинской республики. С началом военных действий они были реквизированы германским правительством и вошли в строй его флота.

В общем, «Новик» нанес неприятелю очень тяжелые повреждения и надолго вывел оба миноносца из строя, если только на пути они не затонули или не выбросились на берег. В нас же, собственно говоря, попаданий совсем не было. Только два снаряда разорвались у самого борта, так что их осколками были нанесены некоторые мелкие повреждения. Так, 2-й моторный деревянный катер получил небольшие пробоины, его шлюпбалка и два пиллерса заднего мостика оказались в нескольких местах пробитыми и тому подобное. Кроме того, в телеграфной рубке сильной струей воздуха были сорваны со стены приборы отправительной станции. Но возможно, что это было сделано и своими орудиями при стрельбе на предельных носовых курсовых углах.

Потерь и ранений в личном составе не было, и только двум [125] матросам попали в ноги два маленьких осколочка величиною с горошину; считать это ранением, конечно, нельзя.

Такой выдающийся результат боя надо приписать прежде всего заслугам командира «Новика» М. А. Беренса, который своим поразительным хладнокровием и талантливым управлением кораблем много способствовал успешности стрельбы и вселял спокойствие и уверенность в действия всего личного состава. Этот бой еще раз доказал его блестящие военные дарования.

Управление огнем нашей артиллерии лейтенантом Д. И. Федотовым также нельзя не признать исключительно блестящим, дающим ему полное право считать себя одним из главных виновников этого успеха.

Действия остального личного состава, в особенности плутонгового командира мичмана Ц. Н. Бергштрессера, артиллерийского кондуктора М. З. Попова и остальной прислуги орудий, были выше всяких похвал. Каждый из них отлично доказал знание дела, храбрость и сознание долга.

Этим боем мы, новиковцы, по праву можем гордиться, да и не только мы, а и весь наш Балтийский флот, так как он является одним из самых выдающихся эпизодов за эту войну на нашем театре военных действий.

К концу боя к нам подошли три миноносца 5-го дивизиона, под командой капитана 1 ранга П. М. Плена.{48} Нельзя не отметить огромную выдержку и понимание обстановки этим начальником, который, сразу оценив положение, не позволил своим судам вмешаться в наш бой, чем не внес беспорядка в стрельбу и не нарушил ее стройности. В то же время он держался настолько близко, что мог в любой момент оказать нам поддержку.

Когда наш бой был уже окончен, на позицию вышла «Слава» и другие миноносцы. Стоило только ей появиться, как неприятель немедленно открыл по ней огонь со своих линейных кораблей. Залпы стали ложиться очень хорошо: почти сразу в нее попало три снаряда, причинив серьезные повреждения. Ввиду того, что погода была очень туманной, такая меткость стрельбы казалась странной, тем более, что стрелявшие суда даже не были видны; это дало повод думать, что ее корректировали с Михайловского маяка.

Во время этого обстрела, когда мы находились очень близко от «Славы», в нас чуть-чуть не попал 12-дюймовый снаряд, разорвавшийся у самой кормы. Весь миноносец вздрогнул; под кормой поднялся огромный столб воды и только благодаря нашему ходу не обрушился на палубу.

Накануне этого дня неприятель доносил, что он дошел до Михайловского маяка и что сегодня предполагает прорвать [126] позицию. Действительно, он все более и более приближался к нам. Ему оставалось протралить всего две-три линии, а дальше он мог уже спокойно двигаться внутрь залива, так как больше никаких препятствий мы ему не могли поставить.

Когда стало очевидно, что больше не на что рассчитывать, начальник дивизии, чтобы не подвергать излишней опасности «Славу» и канонерки, отправил их в Куйваст. Вскоре он и сам отправился туда с миноносцами, оставив в Ирбенском проливе только «Новик». Он приказал нам держаться там до темноты или до тех пор, пока это будет возможно.

Это приказание начальник дивизии передал нам лично в мегафон, пройдя вдоль нашего борта на «Пограничнике», и тогда только командир получил возможность доложить ему о результатах нашего боя.

После этого мы до темноты продержались в районе Домеснеса, а вечером вернулись в Куйваст. Тогда еще можно было считать, что неприятель в залив не вошел.

На следующий день, 5 августа, мы узнали, что неприятель окончательно прорвал позицию. 5-й дивизион, который был послан на разведку, видел его недалеко от Домеснеса, медленно двигающимся в глубь залива.

По сведениям, на этот раз немцы решили окончательно покончить с нами, уничтожив «Славу» и закупорив выход из Моонзунда. Поэтому мы были готовы к тому, что у входа в Моонзунд разыграется решительный бой, и сильно боялись за участь «Славы».

6 августа в Куйваст прибыл посланный командующим флотом его флаг-капитан по оперативной части капитан 1 ранга А. В. Колчак. После его совещания с начальником дивизии «Новику» было приказано срочно принять 10 двойных мин и быть готовым к выходу в море. Через некоторое время к нам приехали начальник дивизии и флаг-капитан, и мы немедленно снялись с якоря.

Цель похода была закупорить Аренсбургскую бухту; дав 24 узла, «Новик» пошел в этом направлении. Подходя туда, мы увидели еще издали, что там работают неприятельские тральщики под охраной крейсера.

Очевидно, что ставить мины при таких условиях было невозможно, и начальник дивизии приказал повернуть к Домеснесу.

Во время поворота у нас произошло маленькое недоразумение. При передаче приказаний с мостика к месту сбрасывания мин было сказано «отставить», а дошло «поставить мины», и поэтому одна мина была сброшена.

Подойдя к Домеснесу, мы и там тоже заметили один крейсер [127] типа «Аугсбург», который, увидя нас, бросился в погоню, и «Новик» с большим трудом стал от него уходить. Один момент расстояние даже уменьшилось до 40 кабельтовых, и казалось, что он нас неизбежно нагонит.

Больше же хода мы дать не могли, так как наши воздушные насосы стали захлебываться. На наше счастье, и крейсер, по-видимому, довел до максимума свой ход, и вскоре мы заметили, что расстояние стало медленно увеличиваться, и крейсер, пройдя еще немного, прекратил погоню. К 2 часам дня мы вернулись в Куйваст, где сейчас же было отдано приказание «Амуру» заградить вход в Моонзунд, и у входа дозорным миноносцем был поставлен «Донской Казак».

Не прошло и часа после возвращения «Амура», как в 5 часов «Донской Казак» уже доносил, что большие силы неприятеля подходят к нашему заграждению и что он вступил с ними в бой. На поддержку ему должен был идти 6-й дивизион, но скоро он и сам благополучно вернулся на рейд.

Мы считали, что неприятель будет обстреливать Куйвастский рейд, а потому все суда перешли к острову Шильдау и приготовились к бою. Однако неприятель дальше не пошел, и, ввиду того, что окончательно стемнело, можно было предположить, что дальнейшие действия он отложил до следующего дня.

По каким-то совершенно непонятным соображениям, в этот же день, в 3 часа, канонерские лодки «Сивуч» и «Кореец» вышли из Риги в Моонзунд. Как должно было неизбежно случиться, они вскоре оказались отрезанными от обоих этих пунктов; начальник дивизии, запертый со своими судами в Моонзунде, не мог им оказать решительно никакой поддержки, и к тому же не знал, в какой части залива они находятся. До вечера о них ничего не было слышно, как вдруг пришло радио от командира «Сивуча» капитана 2 ранга П. Н. Черкасова, что с темнотою их открыл неприятель и погнался за ними. Затем опять все стало тихо, и только поздно вечером удалось принять отрывочное нешифрованное, и даже без подписи, радио — «выскочил на камни». Мы предполагали, что доносит «Сивуч», но потом выяснилось, что это был «Кореец». Еще позже было получено донесение за подписью «Корейца» — «сбился с пути». Затем все окончательно замолкло.

На всякий случай, дозорному миноносцу у внешнего конца заграждения было приказано всю ночь светить прожектором, чтобы, если одна из канонерок подойдет ко входу в Моонзунд, ей было бы легче ориентироваться и она не попала бы на наше новое заграждение. Прошла ночь, но ни о той, ни о другой канонерской лодке ничего не было слышно. Осталось только [128] предположить, что они обе погибли. Интересно знать, по чьему распоряжению они вышли из Риги, когда неприятель уже давно был в заливе?

Несчастье, обыкновенно, никогда не приходит одно. Мало того, что сегодня неприятель занял залив и погибли «Сивуч» и «Кореец»; кроме того, утром взорвался еще заградитель «Ладога». Окончив постановку 800 мин в районе Утэ и возвращаясь в шхеры, он на внутреннем фарватере наткнулся на мину и через 3 часа затонул. К счастью, все люди спаслись, пересев на конвоирующие «Ладогу» миноносцы. Погибло только 5 человек, которые в момент взрыва, в панике, выбросились в воду.

Предполагалось, что эта катастрофа произошла потому, что в последнее время неприятель стал ставить мины с особых подводных заградителей. Такой заградитель у них имеет 6 мин и может их ставить в подводном состоянии, так что обнаружить момент постановки нет никакой возможности. Вот, наверное, «Ладога» и попала на такое заграждение; иначе посты Службы связи не могли бы не заметить неприятеля, который вошел в шхеры и стал ставить мины. Счастье также, что это случилось на обратном пути, когда «Ладога» была уже пустой, а то, конечно, никому из ее личного состава не удалось бы спастись. Нельзя не признать, что это новое изобретение в области ведения морской войны является очень серьезным оружием, с которым будет чрезвычайно трудно бороться. Теперь для идущих в море судов явилась еще одна опасность, которая своей неожиданностью будет особенно неприятно влиять на настроение личного состава.

7 августа утром все было тихо, и неприятель в виду Моонзунда больше не показывался. В 11 часов утра к нам подошел катер штаба начальника дивизии с приглашением командиру ехать на совещание по выработке дальнейших действий. Одновременно мы узнали, что наш начальник дивизии капитан 1 ранга П. П. Трухачев произведен в контр-адмиралы.

Только в этот день, наконец, дошли до нас некоторые подробности о гибели «Сивуча» и «Корейца». По этим сведениям, «Сивуч» погиб ночью в бою с крейсером и двумя миноносцами. Это был короткий, но жестокий бой. «Сивуч» был весь расстрелян: он сразу же получил много подводных и надводных пробоин. Всюду на нем возникли пожары, и он стал представлять собой сплошной костер. Но, хотя борта и были накалены уже докрасна и всюду стали взрываться снаряды и патроны, он боя не прекратил до последней минуты. Из всего личного состава «Сивуча» спаслось только 2 офицера и 40 матросов, которых утром подобрал неприятель.{49}

Что касается «Корейца», то ему, благодаря темноте, удалось [129] уйти от преследования, и он направился в сторону Пернова. Из-за частых перемен курса и хода он потерял свое место и попал на каменную гряду, которую, впрочем, перескочил и, таким образом, очутился в районе, где его нельзя было преследовать.

8 августа мы получили неожиданное и совершенно для нас непонятное известие, что неприятель покинул Рижский залив. Чем это следовало объяснить, мы совершенно недоумевали. Ведь, чтобы прорвать заграждение, им было потрачено много усилий, и при этом понесены довольно большие потери. Так почему же, достигнув цели, он вдруг все бросил и ушел, ограничившись только бомбардировкой Пернова и затоплением у его подходов трех пароходов с камнями? Не зная, конечно, всех обстоятельств, мы считали это совершенно непонятным, хотя очень выгодным и приятным для нас событием.

Тем не менее, вся дивизия простояла в Куйвасте еще два дня, ожидая каких-нибудь действий со стороны неприятеля; но, по-видимому, в заливе больше никого не было, и противник действительно его покинул.

Но командир «Корейца», которому еще не успели сообщить об этом, из опасения прихода неприятеля, совершенно уничтожил свое судно, предварительно сняв орудия и погрузив их на шхуну. Все, что можно было увезти с собой, было также снято и отправлено на берег, и только после этого произведены взрывы и пожары.

В ряду этих событий были получены и приятные известия об удачной атаке английской подлодкой «Е-1» броненосного крейсера «Мольтке» и о потоплении подлодкой «Акулой» неприятельского легкого крейсера.{50}

На следующий день, 11 августа, адмирал послал нас на разведку к Церелю. Для этого мы вышли в 7 часов утра из Куйваста, обошли заграждение, поставленное для защиты входа в Моонзунд, и вошли в залив. Первое, что нам бросилось в глаза, это были вешки, поставленные неприятелем для обозначения протраленного им пространства. Наш командир, предполагая, что неприятель мог при отходе из залива поставить заграждение и что этот фарватер он обвеховал для себя, пошел вдоль вешек, и «Новик» благополучно дошел до Цереля. Подойдя к маяку, командир его опросил, не видел ли он что-нибудь в море, но с него ответили, что уже несколько дней, как ничего не видно. Тогда мы продолжали путь и пошли вдоль нашей бывшей позиции, причем убедились, что маневренные вешки остались нетронутыми. Дойдя до ее конца, мы повернули вдоль восточного берега и, пройдя еще немного, увидели плавающую неприятельскую мину. Это навело на мысль, что она могла быть и [130] всплывшей миной и что именно в этом районе неприятель и мог поставить свое заграждение. Поэтому командир повернул к западному берегу, вдоль которого и вернулся в Куйваст. На пути мы попробовали дать полный ход, но его удалось довести только до 28 узлов, так как воздушные насосы стали опять захлебываться. Таким образом, выяснилось, что с ними не все обстоит благополучно и что это обстоятельство надо иметь в виду.

В 5 часов вечера «Новик» уже был в Куйвасте. В это время пришел из Ревеля «Сибирский Стрелок» с начальником штаба командующего флотом контр-адмиралом Григоровым.{51}

На следующее утро, ввиду его приезда, на транспорте «Ока» было собрано большое совещание для выработки нового плана восстановления минной позиции в Ирбенском проливе. На заседании было решено поставить целый ряд новых заграждений и, кроме того, на мелких местах у берегов затопить шхуны и пароходы с камнями, чтобы там нельзя было пробираться подлодкам и миноносцам.

В 1 час дня нас опять послали к Церелю на разведку, и мы, опять проходив целый день, ничего не видели.

Вечером с почтой были получены петроградские газеты, которые пестрели описаниями боев в Рижском заливе. Все написанное было так далеко от истины и успехи наши так приукрашены, что даже неприятно было их читать. По этому случаю легко представить себе, как мало заслуживают доверия газетные сообщения о разных военных действиях.