Глава VII.

Огненная река

К 18.00 26 сентября 1943 года 237-й стрелковый полк вышел к Днепру в районе села Мысы, что в 8 километрах южнее города Любечь, Репкинского района, Черниговской области. После того как наши разведчики обшарили восточный берег и доложили, что противника на нем нет, мы с новым командиром 3-го батальона капитаном Иваном Давыдовичей Федулиным подошли к урезу воды, чтобы засветло изучить местность на участке предстоящего форсирования реки. Видимость была плохая. Моросил дождь. Наблюдая в бинокль из густых зарослей прибрежного ивняка, мы не обнаружили ни единой живой души на противоположном берегу.

— Гитлеровцев на западном берегу не видно, — доложил я подошедшему командиру полка.

— Переправь туда хотя бы одного нашего солдата — и фашисты появятся тут как тут. Так что не будем надеяться на легкую победу. Переправляйте на тот берег побольше боеприпасов, Федулин, — заметил Мохов.

Западный берег реки был пологим. На 300–500 метров от него простирались песчаные дюны, заросшие в отдельных местах редким кустарником. Далее начинались более густые заросли ивняка и вербы, опоясанные траншеей. Непосредственно у воды немецких окопов не было. Справа от нас, километрах в трех, на противоположной стороне сквозь осеннюю морось просматривались постройки белорусского села Жиличи. Рядом с селом — крутые песчаные высоты, господствующие лад всей близлежащей местностью.

В расположении врага царила зловещая тишина. Мы рассматривали, теперь уже втроем, разрекламированный [145] Гитлером «неприступный вал на Днепре» и гадали: а какой перед нами противник? Чем он располагает, где его укрепления? На эти вопросы никто не мог дать ответа — на тщательную разведку времени не было. Полк получил задачу: с ходу форсировать Днепр на участке отметка 104,0, Мысы, овладеть островом в трех километрах южнее Жиличи и наступать в направлении Храковичи, Савичи. Справа в районе Любечь должен был форсировать реку 32-й гвардейский стрелковый полк 12-й гвардейской стрелковой дивизии, слева — 234-й полк нашей дивизии{5}.

Днепровский остров, который нам предстояло захватить, протянулся на три километра с юга на север и на четыре-пять километров с востока на запад. На левом берегу реки в полосе наступления полка на карте значилось село Мысы — 285 дворов, но фактически от села осталось одно пепелище. Фашисты сожгли село с расчетом, чтобы мы не использовали его деревянные постройки для сооружения плотов и других средств переправы.

Конечно, мы предусмотрительно везли к Днепру несколько рыбачьих лодок, найденных на Десне, которую форсировали сравнительно легко, с ходу. Но для переправы полка это была капля в море. А надо без промедления решать вопросы: на чем форсировать широкую реку? как переправлять орудия? Решили сколачивать плоты. Ближайший лес огласился звуками пил и топоров. Труд саперов в эти дни и часы ценился очень высоко.

Б сумерках я снова был на НП командира 3-го батальона капитана Федулина.

Здесь, в прибрежных кустах, он ставил боевую задачу командиру 7-й роты гвардии старшему лейтенанту Алексею Дмитриевичу Андрееву: его рота должна первой форсировать реку, захватить на днепровском острове участок вражеской траншеи и, удерживая его, обеспечить форсирование Днепра остальными силами батальона.

Вскоре на НП Федулина пришел командир полка И. П. Мохов. Несмотря на дождливую погоду, одет, как всегда, с иголочки, выбрит, при орденах. Он решил сам проверить готовность батальона к форсированию реки, поговорить с личным составом.

— Первым — Андреев? — спросил Мохов Федулина.

— Так точно, Андреев! [146]

— Одобряю, твердый командир, не подведет.

С Андреевым поговорил о предстоящей задаче обстоятельно. Выяснил, что два отделения переправляются на рыбачьих лодках, плотах, остальные на плащ-палатках, набитых соломой. Поинтересовался настроением бойцов, их просьбами. Перед тем как уйти, командир полка переспросил:

— Так, значит, первыми идут отделения сержантов Махова и Лопухова? Хорошие ребята, знаю их по орловским боям.

Во время этого разговора с Андреевым, мне показалось, что он думает о чем-то постороннем. Но я ошибся. Когда И. П. Мохов закончил беседу и спросил, есть ли вопросы, Андреев оживился. Будет ли с ротой корректировщик от артиллеристов, поинтересовался он. Будут ли саперы для разминирования? Какие установлены сигналы для вызова огня артиллерии, стреляющей с закрытых позиций? Как будет организовано обеспечение роты боеприпасами?

Форсирование началось с наступлением темноты. Пошел сильный дождь. В 20.00 26 сентября первым бесшумно исчезло в чернеющей воде отделение сержанта Махова. Через несколько минут уже с правого берега Махов дал сигнал карманным фонариком, означавший: «Мы на острове». Вслед за Маховым высадилось отделение Лопухова. А через некоторое время над районом высадки группы Махова и Лопухова повисли осветительные ракеты фашистов. Затем темноту прочертили огненные трассы вражеских пулеметов. Видя, что на правом берегу начался бой, Андреев заторопил своих людей: «Быстрей, быстрей!»

Лодки и плотики из плащ-палаток, набитых соломой, почти одновременно отчалили от берега. В этот момент минометчики батальона открыли огонь по обнаружившим себя огневым точкам противника. Это позволило лодкам и плотикам 7-й роты почти без потерь добраться до острова.

На вражеском берегу бойцы залегли в 200–300 метрах от уреза воды и наспех окапывались в мокром песке. Фашисты явно нервничали: они сосредоточивали огонь то по высадившейся роте, то по переправляющимся подразделениям. Заметив это, старший лейтенант Андреев поднял роту в атаку. Гитлеровцы, осветив цепь ракетами, [147] открыли бешеный пулеметный огонь. Бойцы не выдержали, залегли. Появились раненые, убитые. Два раза поднималась рота в атаку и каждый раз вынуждена была залечь под ураганным огнем.

Ночью противник выкатил на прямую наводку орудие и, как только рассвело, открыл огонь, нанося роте большой урон. Положение становилось критическим. Обстреляв роту из орудия, фашисты бросились в контратаку.

Старший лейтенант Андреев передал по цепи:

— Беречь патроны! Подпустить гитлеровцев поближе! Без команды не стрелять!

Десантники дали приблизиться врагу на 100–150 метров и лишь тогда открыли дружный меткий огонь. Фашисты заметались и залегли.

В этот момент ординарец тронул командира роты за плечо:

— Товарищ старший лейтенант, смотрите!

Оглянувшись, Андреев увидел, что к берегу причаливают плоты и лодки с нашей пехотой. Поднявшись во весь рост, он с возгласом «За Родину! Вперед! Ура!» увлек за собой гвардейцев. Через несколько минут 7-я рота уже вела рукопашный бой в траншее противника.

Гитлеровцы отчаянно дрались за каждый изгиб траншеи, за каждый окоп. Гвардейцы Андреева гранатами и огнем выбили противника из траншей. Об итогах этого боя я узнал из наградного листа на старшего лейтенанта А. Д. Андреева, который оформляли в штабе полка:

«Рота под командованием тов. Андреева, переправившись на западный берег Днепра, отразила контратаку превосходящих сил врага, выбила его из траншей, захватила 12 пулеметов и уничтожила 48 фашистских солдат и офицеров. Тов. Андреев достоин присвоения звания Героя Советского Союза»{6}.

Забегая вперед, скажу, что за мужество и героизм, проявленные в боях на Днепре, гвардии старшему лейтенанту Алексею Дмитриевичу Андрееву Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 15 января 1944 года было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Но вернемся к событиям той памятной ночи. 9-я рота старшего лейтенанта И. А. Хлопенова форсировала Днепр [148] также на плащ-накидках, набитых соломой. Это уже вторая рота в дивизии, форсировавшая столь широкую водную преграду «соломенным» способом. Мы с комбатом Иваном Давыдовичем Федулиным руководили этой необычной переправой. Люди с охапками соломы, завернутыми в плащ-накидки, по команде бросались в холодную воду и шли по дну до тех пор, пока это было возможно. Затем одной рукой поднимали оружие над водой, другой гребли.

Вместе с 9-й ротой поплыл на плоскодонке — «душегубке» заместитель командира батальона гвардии старший лейтенант Герман Молодов. Он должен был принять командование над переправившимися на противоположный берег. Одновременно его «душегубка» выполняла функции и спасательной лодки. Много потом Молодов рассказывал и горестного, и смешного об этом рейсе. Вот, уже захлебываясь, зовет на помощь молодой солдат. «Душегубка» плывет к нему. Солома плохо держит человека, да еще с полной выкладкой. Молодов бросает ему конец веревки с деревянным поплавком, и «утопающий», а иногда их было два-три человека, держась за веревки, отдыхает. Но вот крик о помощи раздается в другом месте. Молодов, оставив отдохнувших, помогает другим.

А балагур Григорий Карпенко даже в этой обстановке не удержался от шутки. Когда сосед произнес «тону!», он спокойно посоветовал: «Хватайся, брат, за соломинку!» Потом, бывало, спросишь бойца: на чем форсировал Днепр? Ответы самые разные — на «душегубке», на связанных бревнах, на бочке, на заборе. А бойцы 7-й и 9-й рот отвечали в таких случаях: «На соломке».

Но вот одно неосторожное движение — и «душегубка» Молодова пошла ко дну. До берега старший лейтенант добрался вплавь. Там он собрал часть бойцов 9-й роты и повел их на помощь Андрееву.

Герман Алексеевич Молодов многое повидал в свои двадцать три года. Был он человеком исключительной храбрости. После переправы через Днепр стал командиром батальона. Впоследствии за успешное форсирование Вислы и проявленные при этом отвагу и мужество ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Одновременно с 9-й ротой Ивана Хлопенова на «душегубках» и плотиках форсировали реку 8-я рота под командованием гвардии лейтенанта Михаила Савина [149] и часть пулеметной роты лейтенанта Алексея Курбатова.

На следующий день в журнале боевых действий 9-го гвардейского стрелкового корпуса появилась такая запись:

«К 6.00 27.9.43 г. на подручных средствах переправился 3-й батальон 237-го гв. сн севернее села Мысы и занял оборону на рубеже перекресток троп, что в 1,5 километрах западнее отметки 103,8, 500 метров северо-западнее Мысы. 7-я и 9-я стрелковые роты из-за недостатка переправочных средств форсировали Днепр в основном на плащ-палатках, набитых соломой. Вся материальная часть 3-го батальона: минометы, станковые пулеметы, ПТР (за исключением орудий и обоза) к рассвету 27.9. переправлены на западный берег Днепра»{7}.

Случилось так, что в полосе нашей 76-й гвардейской стрелковой дивизии к утру 27 сентября на западный берег Днепра, кроме нашего 3-го батальона, ни одно подразделение не переправилось. Воспользовавшись этим, враг начал перебрасывать дополнительные силы против подразделений И. Д. Федулина, хорошо, видимо, понимая, что там, где появился взвод советских солдат, вскоре обязательно появится батальон, а затем полк и дивизия.

Днем 27 сентября, используя плохую видимость (сильный дождь, туман, низкую облачность), мы начали мелкими группами, незаметно для врага, переправлять на правый берег подразделения 1-го батальона. Вначале пошла рота старшего лейтенанта Г. Г. Сушко и пулеметчики лейтенанта И. М. Январева. Переправа шла медленно, вяло. Но вот комбат Джумалиев, оставив на левом берегу своего заместителя, отправился на правый берег. И дело сразу пошло на лад. Разгадка этого простая — туда, где находится командир, побыстрее устремляются все.

Во второй половине дня 27 сентября по приказанию командира полка я переправился через Днепр и сразу же отыскал командный пункт Джумалиева. Начальник штаба батальона Роберт Левенберг, нахохлившись, сидел на мокром песке, пощипывая свои пушистые усы. Комбат Кодес Джумалиев кого-то ругал по телефону. Я же нечаянно подлил масла в огонь, спросив:

— Кодес, где твои роты? [150]

Джумалиев, вспыхнув, закричал:

— Моих рот нет, бойцов нет. Всех штаб растерял! Нечем командовать!

Оказалось, что комбат имел сведения только о роте старшего лейтенанта Сушко и о двух взводах рот лейтенантов Новожилова и Калинина. Об остальных подразделениях сведений не было — людей снесло течением, и они вели бой отдельными группами.

Вообще-то комбат переживал напрасно. Ведь в целом дела шли неплохо. Я посоветовал Левенбергу побыстрее переправить термосы с борщом, и люди от всех рот прибегут с котелками. Ведь кухню отыскать легче, чем КП батальона, спрятанный в зарослях ивняка. Мой совет помог. Старшин с термосами быстро отыскали представители от всех рот. Обратно за ними, потянулись нитки кабеля.

К исходу 27 сентября на правом берегу Днепра было уже два батальона нашего полка с двумя минометными ротами и двумя 45-мм орудиями. Другие полки дивизии готовились к форсированию реки в ночь на 28 сентября. Итак, плацдарм был завоеван. Утром 28 сентября подполковник И. П. Мохов также переправился на плацдарм. Сразу же доложил об этом командиру дивизии генералу А. В. Кирсанову.

— Правильно сделал. Раз на плацдарме уже два батальона, командир полка должен быть с ними, — заметил комдив.

К сожалению, место для НП выбрано было не совсем удачно — из-за зарослей ивняка почти ничего не было видно. Но и лучшего места здесь найти было трудно.

Через некоторое время Мохову позвонил начальник штаба полка майор Г. И. Кубах.

— Разрешите переместить штаб на «огненный остров», — попросил он.

— Отставить! — ответил командир полка. — Сидите на месте и подталкивайте на правый берег тылы батальонов, подразделения усиления и все хвосты. — Затем подумал и добавил: — Пока в этом пекле вам делать нечего. Разнесет в пух и прах ваши ящики с секретными бумагами.

И все же настырный Кубах добился своего. В тот же день штаб полка перебрался через Днепр.

Переправившись, Мохов тут же связался с командиром 3-го батальона. [151]

— Вышлите связного, иду к вам, — сказал командир полка. Положив трубку, добавил: — Не выношу телефонной войны.

А теперь о героях Днепра...

Когда мы готовились к форсированию реки, я встречал всех этих ребят, которые впоследствии — через час, сутки, неделю — стали героями. Помню, подошел я к группе солдат, с трудом тащивших к воде тяжелый, неуклюжий плот. Опустив его на землю, бойцы остановились передохнуть.

— Гвардии сержант Лопухов, — представился мне командир штурмовой группы.

Все солдаты были укрыты от проливного дождя плащ-накидками. Только один из них, щупленький, подвижный, в промокшей, обвисшей шинели. Это снайпер Семен Афанасьев. Плащ-накидку он где-то потерял в темноте по пути к Днепру. Искать времени не было. Отдохнув, бойцы потащили плот дальше, к воде.

На следующий день мы узнали о героическом подвиге снайпера Афанасьева и его боевых товарищей по штурмовой группе. Плот перевернуло на воде взрывом снаряда. До правого берега оставалось еще далеко. Афанасьев с трудом добрался до вражеского берега со своей тяжелой ношей — снайперской винтовкой, патронами и гранатами.

Немного отдышавшись, он побежал искать товарищей. Из девяти выплыло шесть. Остальные были убиты или утонули.

Фашисты обнаружили группу и открыли по ней огонь из пулемета. По вспышкам выстрелов гвардейцы определили, где находится враг. Сержант Лопухов приказал Афанасьеву:

— Побыстрее сними пулеметчика!

Ползком подобрался Семен к фашистам. В темноте еле отыскал силуэт врага у пулемета. Выдала фашиста каска. Она поблескивала под дождем во время вспышек от разрывов и ракет. Семен тщательно прицелился — мазать нельзя — и выстрелил. Пулемет сразу же умолк.

Позади Семен услышал топот бегущих к нему товарищей. В это время осветительная ракета выхватила из темноты их силуэты. Воспользовавшись этим, гитлеровцы открыли по гвардейцам сильный огонь из автоматов. Упал сраженный пулей гвардии сержант Лопухов. [152]

Командование группой принял рядовой Семен Афанасьев. Крикнул:

— Вперед, ребята, за мной!

Понимал опытный солдат — спасти их может лишь дерзкий удар по врагу. Ведь фашисты не знают, что их всего несколько человек.

Окопы противника все ближе и ближе. Почти рядом с Афанасьевым разорвалась граната. Оглушило. Группа залегла. Семен на миг растерялся — что делать? И решает — нельзя лезть на рожон. Их и так осталось, мало, всего 5 человек, а задача еще не выполнена. Дождь немного стих, и небо прояснилось. Впереди, на фоне темного горизонта, забелела песчаная высота. На ней — противник. Левее — низина.

— Ползком, за мной! — шепотом скомандовал Афанасьев.

Ползли метров триста, в обход высоты по низине. Руки до крови исцарапали об острые сучки вырубленного ивняка. Губы запеклись от жажды. Наконец группа в тылу врага. Фашисты время от времени дают пулеметную очередь в сторону реки, в темноту. Они не подозревают, что там уже никого нет.

Команда шепотом:

— Гранаты!

Пять взрывов — и отважная пятерка в окопах немцев. В течение трех часов пять героев-гвардейцев вели бой с превосходящими силами врага. Выстоять, победить помогли им хитрость, смекалка и мужество.

Когда высадились основные силы батальона, тяжело раненного Семена эвакуировали в госпиталь. За проявленный героизм Семену Ефимовичу Афанасьеву Указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза.

Когда прибежал связной из 3-го батальона, я направился туда вместе с Моховым. Попали мы вначале в роту старшего лейтенанта Андреева. Офицер доложил, что в течение дня отражено две контратаки противника. Сам он еле держался на ногах от усталости. Видя состояние Андреева, Мохов приказал комбату дать возможность командиру роты поспать хотя бы два-три часа.

А бой продолжался.

Плацдарм, занимаемый подразделениями полка на острове, сплошь был изрыт минами и снарядами. Из района [153] Жиличи дальнобойная артиллерия гитлеровцев провела несколько мощных огневых налетов по переправам и боевым порядкам подразделений. Вода в Днепре бурлила от разрывов, словно в кипящем котле. Вниз по течению поплыли разбитые лодки, плоты.

До утра 28 сентября противник, усилив оборону острова подошедшими подразделениями 471-го пехотного полка 251-й дивизии, контратаковал наши подразделения и поражал огнем артиллерии и минометов.

Вскоре комбат 3 старший лейтенант А. И. Парунов, сменивший заболевшего капитана Федулина, доложил:

— Перед батальоном в лощине накапливается пехота противника с танками.

— А точнее? — потребовал Мохов.

— Много, а сколько — не известно. Вероятно, до батальона.

Через некоторое время почти такой же доклад поступил от комбата 1 капитана Джумалиева. Офицер разведки полка старший лейтенант Розенблит тоже не внес ясности.

— Судя по гулу моторов, противник подошел со стороны села Чемерисы, — только и мог дополнить разведчик.

В 10.00 после артобстрела началась первая сильная контратака гитлеровцев на острове. До двух батальонов пехоты с десятью танками пытались сбросить нас в Днепр. Особенно трудно пришлось 3-му батальону. Используя заросли, фашисты отдельными группами просочились к реке. Мохов вынужден был ввести в бой свой резерв — роту автоматчиков.

Контратака была отбита. Пробившиеся в наш тыл мелкие группы врага к вечеру были уничтожены автоматчиками роты старшего лейтенанта Гавриила Черешнева. А утром 29-го сентября полк перешел в наступление.

В восточной части Днепровского острова, южнее отметки 103,8, немцы продолжали удерживать небольшую песчаную высоту, расположенную в трехстах метрах от воды. С нее они просматривали оба берега почти на всем участке полка. А три пулемета и два орудия, установленные на высотке, позволили им уничтожать все, что появлялось на воде, особенно днем.

Сколько мы ни долбили высотку огнем артиллерии и [154] минометов, фашисты с нее продолжали обстрел нашей переправы. Гитлеровцы хорошо понимали важное тактическое значение этого опорного пункта и поэтому стремились удерживать его любой ценой.

Овладеть «зловредной» высоткой было приказано стрелковому взводу под командованием гвардии старшего сержанта Максима Митрофановича Зозули, уже не раз отличавшегося в бою на плацдарме. Привлекать для выполнения этой задачи большие силы было нецелесообразно — это привело бы к лишним потерям.

Перед штурмом высотки командир взвода согласовал в деталях все вопросы взаимодействия. Полковая 76-мм батарея выдвинулась на прямую наводку и вела огонь по высоте до тех пор, пока взвод Зозули не зашел во фланг фашистам на расстояние 100–150 метров от их окопов.

По установленному сигналу батарея перенесла огонь на соседние огневые точки, а Зозуля повел своих храбрецов в атаку. Бой в окопах, на высоте длился несколько часов. Вначале дрались гранатами, уничтожали врага огнем из автоматов и винтовок. Когда же кончились боеприпасы, в ход пошли приклады, лопаты и даже каски. Сам командир взвода уничтожил четырнадцать гитлеровцев и захватил три ручных пулемета. К исходу дня высота была взята, и обстрел нашей переправы намного ослабел.

Много раз в эти дни коммунист гвардии сержант Максим Зозуля водил взвод в атаки, отбивал яростные наскоки фашистов. 3 октября 1943 года во время очередной атаки вражеская пуля сразила Максима Зозулю. Похоронили мы его в селе Мысы. После войны на берегу реки южнее города Любечь Герою Советского Союза гвардии старшему сержанту М. М. Зозуле установлен памятник. И зимой и летом к нему протоптана тропинка. Недавно я побывал на могиле героя. У подножия памятника алели гвоздики.

* * *

...Переправа через Днепр работала напряженно. Саперы, а их в полку было очень мало, в основном занимались переброской на правый берег полковой артиллерии, снарядов и других грузов. Командиры же батальонов сами, кто как мог, организовывали переправу подразделений через Днепр. [155]

Одной из импровизированных батальонных десантных переправ руководил командир стрелкового взвода гвардии лейтенант Афанасий Нестерович Абрамов. Это под его руководством за четыре часа были переправлены все стрелковые роты 1-го батальона. Он сам и люди его взвода, гоняя лодки и плотики с одного берега на другой, не один раз попадали под огонь вражеской артиллерии, минометов и пулеметов. Неустойчивые на воде плоскодонки часто переворачивались или тонули, пробитые осколками. Их вытаскивали, ремонтировали и вновь спускали в Днепр.

После переправы стрелковых рот взвод Абрамова начал перевозить батальонную артиллерию, минометы, боеприпасы, питание. Обратными рейсами эвакуировали раненых. Более суток бесперебойно, под жестоким обстрелом противника функционировала «переправа Абрамова», как все ее называли в полку. У одной из троп, ведущих к берегу Днепра, даже стоял указатель: «К переправе Абрамова».

Кстати, меня тоже переправлял на правый берег Абрамов. Помню, подойдя к берегу, я спросил лейтенанта, указывая на плоскодонку, облепленную свежими заплатами:

— Довезет эта посудина?

Улыбаясь, Абрамов ответил:

— Как в каюте первого класса!

Через минуту мы были на воде. Абрамов — сильный, жизнерадостный — энергично греб, словно на прогулке в воскресный день.

Противник все время постреливал. Пока мы плыли, несколько снарядов разорвалось вблизи от лодки.

Абрамов испытующе взглянул на меня и подналег на весла.

У самого берега нашу «душегубку» начало крутить течением. Абрамов рассказал, что утром именно здесь затонула подбитая снарядом плоскодонка с боеприпасами. Так как в этот момент ему надо было спасать раненого солдата, пришлось сбросить тяжелые кирзовые сапоги. Улыбаясь, лейтенант пожаловался:

— Полдня воевал босой.

А 29 сентября лейтенант Абрамов, наконец-то сдав переправу полковым саперам, вместе со своим взводом уже дрался на острове. В боях за расширение плацдарма [156] этот никогда не унывающий, энергичный парнишка показал себя настоящим героем. В рукопашных схватках и ближнем огневом бою он лично уничтожил 17 фашистов. И все мы были очень обрадованы, когда впоследствии на его груди засияла Звезда Героя Советского Союза.

Хочется сказать несколько теплых слов и о наших полковых артиллеристах. Для переправы орудий они совместно с саперами подготовили два плота. Первыми переправлялись сорокапятки полковой истребительно-противотанковой батареи, которой командовал юный и храбрый капитан Василий Власов. Переправа прошла в целом благополучно. Лишь одно орудие было унесено течением вниз по Днепру — осколком снаряда перебило трос. Вслед за сорокапятками были переправлены два 76-мм орудия взвода лейтенанта Т. Ф. Бакшанского.

Наблюдая за переправой, мы восхищались храбростью ездовых — Василия Шияна и Александра Снигура. Их лошади плыли за плотами. У одной из них оборвался поводок, и она поплыла по течению. Саша Снигур не растерялся. Стянув сапоги, прыгнул в холодную воду, догнал лошадь, сел на нее верхом и благополучно переплыл Днепр.

Не успевал расчет скатить пушку с плота, как ездовые цепляли ее к упряжке и галопом вытаскивали на огневую позицию. А там уже «дядя Костя» с командиром взвода управления лейтенантом А. И. Мацеборидзе готовили ее к открытию огня.

Через час после высадки на остров орудия взвода Т. Ф. Бакшанского подбили танк, самоходку и уничтожили несколько пулеметных точек.

28 сентября левее нас, в районе Станецкая, Днепр форсировал батальон 234-го гвардейского стрелкового полка, а в районе отметки 103,5 — батальон 239-го гвардейского стрелкового полка. После этого мы вздохнули свободнее — теперь не одиноки на правом берегу.

К 3.00 29 сентября полностью переправились 2-й батальон капитана М. Д. Пигарева и 120-мм батарея полка. В общем, все подразделения, кроме тылов, к утру 29 сентября были на плацдарме.

В это же время сосед справа — 32-й стрелковый полк 12-й гвардейской стрелковой дивизии также форсировал Днепр в восьми километрах севернее нас. Рота автоматчиков этого полка под командованием гвардии капитана [157] Н. Денисова овладела небольшим островом в километре южнее города Любечъ.

В 15.00 29 сентября противник, развернувшись со стороны села Храковичи, силами до полутора батальонов с танками и бронемашинами перешел в контратаку. Жаркий бой длился до темноты. Некоторые песчаные сопки по нескольку раз переходили из рук в руки. На участке 2-го батальона противник вклинился в нашу оборону на глубину до километра. Но капитан М. Д. Пигарев сумел восстановить положение. До двух рот противника оказались в нашем тылу южнее озера Кальтица. Ночью гитлеровцы пытались прорваться к своим, но были уничтожены. В дальнейшем бои на плацдарме перешли в медленное прогрызание обороны врага с отражением бесчисленных контратак, которые проводились силами от пехотной роты до двух батальонов при поддержке танков. Густые заросли ивняка и вербы затрудняли разведку огневых средств противника, применение орудий прямой наводки, ведение прицельного огня. Основная тяжесть боя ложилась на плечи пехоты.

Однако наши артиллеристы постепенно выработали тактику применения 76-мм полковых орудий в этих трудных условиях. Командир батареи старший лейтенант Черненко, обнаружив днем важную огневую точку противника, с наступлением темноты обычно выкатывал орудия поближе к ней. До рассвета артиллеристы закапывали пушки в землю, маскировали, а утром с близкого расстояния прямой наводкой уничтожали облюбованные цели.

Таким способом огнем двух орудий были уничтожены огневые точки врага на высоте 107,6, с которыми до этого мы очень долго возились.

Когда весь остров был очищен от немцев, полк, растянувшись на большом фронте, как бы растворился в густых зарослях. Наступать он уже не мог. Отсутствие непосредственного соседа справа и наличие в Жиличах резервов противника вынуждало нас отвлекать много сил для прикрытия правого фланга и переправы в своем тылу.

Несмотря на это, командир дивизии генерал А. В. Кирсанов приказал нам снять один батальон с острова и ввести его в бой в полосе действий соседа слева — 234-го полка. [158]

Командир полка поручил мне и помощнику начальника штаба капитану Мишареву организовать вывод из боя и перегруппировку в полосу соседа батальона капитана Джумалиева. Задача была не из легких. Кроме всего, особые трудности вызывало ориентирование. Совершенно не к чему было привязаться на местности: кругом однообразные заросли ивняка, песчаные высотки, небольшие озера, которые даже не значились на карте. Для уточнения положения подразделений мы требовали от комбатов и командиров рот пускать ракеты с пунктов, обозначенных на карте.

8 и 9 октября наше соединение сменили части 415-й стрелковой дивизии. Несколько дней мы отдыхали в резерве 61-й армии, а к 15 октября дивизия сосредоточилась на острове, за который в течение десяти дней дрался наш полк. Дивизия получила задачу: развернувшись фронтом на север, форсировать мелководное старое русло Днепра и наступать в направлении Жиличи, Доброгоща, Ленинск. Разведчики докладывали, что южнее Жиличей на высотах 108,2, 104,4, 107,5 и 122,0 противник создал систему опорных пунктов с прочными деревоземляными огневыми точками, траншеями, ходами сообщения и различными заграждениями.

Двое суток 234-й и 239-й полки вели бои за эти высоты. Наш полк находился во втором эшелоне. Как только пехота поднималась в атаку, на нее обрушивался массированный огонь артиллерии, минометов и пулеметов. Если одному из подразделений и удавалось продвинуться на несколько сот метров вперед, то оно немедленно отбрасывалось контратаками немецкой пехоты и танков.

Как показал пленный фельдфебель, опорные пункты обороняли 459-й и 471-й пехотные полки 251-й пехотной дивизии гитлеровской армии, усиленные танками и самоходными орудиями. По его словам, 251-я дивизия имела задачу отбросить наши части за реку Днепр{8}.

17 октября наш полк был введен в бой из второго эшелона. Оценив обстановку, подполковник И. П. Мохов решил выслать в тыл опорного пункта гитлеровцев на высоте 122,0 роту автоматчиков, с тем чтобы одновременной ночной атакой с фронта и тыла овладеть им. На наблюдательный пункт был вызван командир роты автоматчиков [159] гвардии старший лейтенант Г. Е. Черешнев. После получения боевой задачи, как и положено в таких случаях, тщательно уточнили вопросы взаимодействия автоматчиков с артиллерией, а также с батальонами, наступающими с фронта.

Отправить автоматчиков в тыл врага было поручено мне. Я проверил оружие, снаряжение, знание условных сигналов. Конечно, мы были уверены в успехе и все же очень беспокоились за судьбу идущих на трудное дело ребят — самых молодых в полку.

В полночь автоматчики прошли передовую и скрылись за песчаными высотками. Фашисты непрерывно освещали ракетами нейтральную полосу. Делали они это обычно методически, через определенные промежутки времени. Но на этот раз пускали ракеты беспорядочно — нервничали. При каждой вспышке ракеты я до боли в глазах вглядывался в том направлении, куда ушли люди Черешнева. Но их не было видно. Молодцы ребята, маскируются отлично!

Как рассказал мне потом старший лейтенант Г. Е. Черешнев, преодолев песчаную высоту, автоматчики вышли к кустарникам. Пошли в рост. Впереди, на расстоянии метров двадцать — тридцать, шли рядовые Виктор Пантелеенко и Виталий Притворов. Они выполняли роль разведки и охранения. Заметив вражеского часового, Виктор, хорошо знавший немецкий язык, обратился к нему с вопросом. Не успел фашист сообразить, в чем дело, как ребята его прикончили.

Роте удалось незамеченной подойти с тыла к опорному пункту противника. Черешнев передал по цепи сигнал «В атаку!», и сразу же загрохотали взрывы гранат, затрещали очереди из автоматов.

Стрельба в тылу врага послужила сигналом для мощного артиллерийского огневого налета по первой траншее противника.

Фашисты растерялись. Не оказав автоматчикам серьезного сопротивления, они в панике, бросая оружие, бежали в Жиличи. Многих из них тут же настигали пули автоматчиков.

В траншеях врага было обнаружено много пулеметов, автоматов. Гвардии сержант Денисов тут же начал колдовать возле брошенного фашистами 81-мм миномета. Через несколько минут он открыл из него огонь по убегающим [160] гитлеровцам. Рота сразу же заняла круговую оборону на высоте 122,0, с тем чтобы удержать ее до подхода главных сил полка. Несколько трофейных пулеметов было установлено в сторону противника.

Эта мера оказалась своевременной, так как еще до рассвета гитлеровцы опомнились и контратаковали автоматчиков. Ползком по кустарникам они подобрались близко к высоте, но Черешнев не дремал. Он приказал бойцам иметь гранаты наготове, а пулеметчикам держать кустарник на прицеле. Как только фашисты были обнаружены, заговорили все пулеметы и автоматы. В гущу врагов полетели гранаты.

Гитлеровцы нервничали и торопились. С рассветом они вновь предприняли вылазку. На этот раз автоматчиков атаковало до двух рот пехоты, поддержанных десятью танками. Но и опять герои Черешнева прижали пехоту к земле, а связками гранат подбили три танка. И еще три контратаки отбили отважные автоматчики, пока к ним подошли подразделения полка, наступающие с фронта.

Я первым делом побежал разыскивать автоматчиков и Черешнева. Думал увидеть их усталыми, но они были веселы и жизнерадостны. Сидят под деревом старший лейтенант Черешнев, лейтенант Работа и другие офицеры, что-то горячо обсуждают. Командир роты даже свою любимую песенку мурлычет: «Ты одессит, Мишка, а это значит...»

В тот же день части дивизии овладели важнейшим узлом обороны гитлеровцев на правом берегу Днепра — селом Жиличи. И в этом была большая заслуга Гавриила Егоровича Черешнева и его подчиненных. Отважный командир роты автоматчиков был представлен к званию Героя Советского Союза, офицеры, сержанты, солдаты — к орденам и медалям.

И вновь заполыхали горячие бои. 17 октября полк и его соседи — 234-й и 239-й полки — отразили 6 контратак врага, а 18 октября — 8.

В боях за Жиличи отличился гвардии сержант Махов, тот самый, отделение которого первым в дивизии высадилось на правый берег Днепра и, захватив окопы противника, обеспечило переправу 7-й роты — штурмового отряда полка.

Мне много раз приходилось встречаться с этим суровым на вид, неразговорчивым парнем. Он был требователен, [161] любил порядок. Стоило кому-либо из солдат бросить небрежно одежду в землянке, сесть за еду, не почистив оружие, как он тут же, не повышая, правда, никогда голоса, говорил:

— Сначала надо почистить оружие...

Или:

— В нашей землянке любят порядок, нет денщиков за всеми убирать...

Особенно побаивались Махова повара. Стоило дать порцию чуть поменьше, как Махов произносил:

— Что у нас, нормы уменьшены?

После высадки на правый берег и до момента переправы роты отделение во главе с комсомольцем Маховым отразило две атаки противника огнем из автоматов, гранатами и в рукопашной схватке, уничтожило двенадцать фашистов. Сам сержант был ранен, но не ушел с поля боя.

В боях за Жиличи, командуя уже взводом, он бесстрашно повел своих гвардейцев на штурм траншеи врага на высоте 104,4. Захватив участок, взвод Махова продолжал наступать. Неожиданно из кустарника появилась цепь гитлеровцев. Взвод огнем с места заставил фашистов залечь. Затем сержант повел своих гвардейцев в атаку. Враг бежал.

* * *

Но вернемся к событиям середины октября. Наиболее жаркие бои на плацдарме продолжались за село Жиличи и высоту 122,0. Эти пункты дважды переходили из рук в руки.

Как было установлено из показаний пленных, 20 октября против нашего полка фашисты бросили 459-й пехотный полк 251-й дивизии и 13-й штрафной батальон (численностью более 500 человек), поддерживаемый четырьмя танками и двумя самоходными орудиями. В этот день я находился на КП 2-го батальона. Фашисты, используя пересеченную местность, кустарники, скрытно подвели свою пехоту вплотную к позициям наших подразделений, а затем после сильного огневого налета бросились в атаку.

5-я стрелковая рота старшего лейтенанта Али Селяметова понесла большие потери и отошла к КП батальона. К нам прибежал окровавленный ординарец Селяметова рядовой [162] Попов и доложил, что тяжело раненный Али остался в своем окопе. Комбат Пигарев тут же создал специальную штурмовую группу, которой приказал вынести Селяметова с поля боя, живого или мертвого.

Надо сказать, что неудачи преследовали 5-ю роту в эти дни часто. Еще 27 сентября был убит отважный ее командир, любимец солдат старший лейтенант Иван Борисович Долгополов, а сейчас вот тяжело ранен сменивший его Селяметов. Командование принял молодой лейтенант Александр Родин.

К КП батальона вслед за отходившими бойцами 5-й роты прорвалось до полусотни гитлеровцев и два танка. Мы с Пигаревым быстро организовали круговую оборону. В нашем распоряжении было два ручных и один станковый пулемет, два противотанковых ружья и одно 45-мм орудие.

За наводчика у станкового пулемета лег командир пулеметной роты лейтенант Роман Рывкин, но его вскоре ранило. Тогда за пулемет лег заместитель командира батальона капитан П. М. Маковецкий. Гитлеровцы несколько раз бросались в атаку на наш КП, и каждый раз огнем из пулеметов, автоматов, а затем и гранатами мы заставляли их отступать в кустарники. 4-я рота лейтенанта Виталия Корнеева удерживала высоту справа и чуть впереди от КП. Она отбила три контратаки превосходящих сил. Два раза группы штрафников врывались в окопы роты, но гвардейцы выбивали их оттуда. 7 человек из числа раненых бойцов 4-й роты не покинули своих окопов, а продолжали сражаться с врагом.

В четырехстах метрах левее и тоже чуть впереди оборонялась 6-я рота лейтенанта Михаила Багрянцева. Она отбила три атаки и удержала свои позиции.

Гитлеровцы, прорвавшиеся к КП батальона, оказались в огневом мешке. С фронта их поливали свинцом пулемет Маковецкого и ручные пулеметы, а с флангов — 4-я и 6-я роты. Неся большие потери, фашисты заметались, повидимому не зная, как им уйти подобру-поздорову. А тут еще поддал жару командир 2-й минометной роты старший лейтенант Иван Рыженков. Он удачно пристрелялся из минометов и не давал врагу поднять головы.

— Попался фриц в капкан, — проговорил Пигарев, держа наготове гранату, — сейчас будет лезть напролом... [163]

Мы стояли у дверей блиндажа, как вдруг увидели немецкий танк, мчавшийся прямо на нас. В двухстах метрах от блиндажа он остановился. Словно по команде мы бросились кто куда. А через несколько секунд у входа в блиндаж, точно на том месте, где мы только что стояли, разорвался снаряд.

И почти в то же самое мгновение вспыхнул ярким пламенем и танк. Удачным попаданием в бак его подбил из противотанкового ружья лейтенант Петр Онетков.

После этого штрафники бросились наутек, но мало кому удалось выбраться из огневого мешка.

А затем на нашем участке наступила тишина. Яростные атаки противника были отбиты. Раненого старшего лейтенанта Али Селяметова вынесли с поля боя и отправили в тыл. Вместе с Маковецким пошли в 4-ю и 6-ю роты. Офицеры и солдаты бодрые, разговорчивые. Еще бы! Ведь только что успешно отразили ожесточенный натиск врага.

Для полка день 20 октября был, пожалуй, кульминационной точкой тяжелейших боев на огненном Днепре. Задачу свою мы выполнили — удержали плацдарм, не дали врагу сбросить нас в реку.

Теперь нам предстояли напряженные бои за расширение тактического плацдарма в оперативный. А это серьезное дело требовало тщательной и всесторонней подготовки...

* * *

Конец октября выдался хмурый и холодный. Донимали затяжные осенние дожди. Сплошной фронт врага развалился, однако несмотря на это, он отчаянно сопротивлялся. В заранее подготовленных опорных пунктах было много артиллерии, минометов, пулеметов. Мы же в то время не располагали достаточным количеством артиллерии и боеприпасов, чтобы надежно подавлять его огневые точки. Дороги раскисли, большие калибры отстали, плохо было с подвозом снарядов и мин. Поэтому успеха в основном достигали за счет внезапных ночных действий.

Вначале выделенные усиленные роты и батальоны атаковали опорные пункты и узлы обороны противника ночью, в основном с фронта. Происходило обычное выталкивание врага из опорных пунктов. Разгром, окружение [164] фашистов не получались. А они, отойдя на новый, заранее подготовленный рубеж, вновь оказывали нам упорное сопротивление.

Тогда мы начали высылать на пути отхода гитлеровцев отдельные подразделения в засады. В условиях отсутствия сплошного фронта это себя оправдало. Одной из наиболее удачных была засада, устроенная небольшим отрядом в составе усиленной роты под командованием лейтенанта П. М. Куманева.

В тот день полк подошел к небольшой речушке Песоченка. Атака опорных пунктов, расположенных в селе Кривино и на высоте 132,4, с ходу успеха не имела. Решили атаковать ночью. Отряду Куманева было приказано скрытно пробраться по заболоченной местности в тыл противнику и устроить засаду на дороге, ведущей из Корченки на Ново-Кузнечную. Днем я вместе с командиром батальона и лейтенантом Куманевым вышел к речушке Песоченка для рекогносцировки. Я знал, что Куманев отличился при форсировании Днепра. Тогда его взвод первым ворвался в траншею врага на острове и совместно с 7-й ротой участвовал в рукопашной схватке. Отважный лейтенант гранатой уничтожил пулеметный расчет, захватил исправный пулемет и открыл из него огонь по удирающим фашистам. Знал я, что взвод Куманева первым в батальоне вышел на намеченный рубеж после форсирования Днепра. Теперь я поближе познакомился с Куманевым.

Крепыш. Скромный, застенчивый. Открытое лицо, улыбающиеся глаза. На лбу заметны преждевременные морщины — следы жестокой войны.

Тщательно изучив местность, уточнив азимуты движения и время выхода в заданный район, Куманев, лихо козырнув, ушел готовить людей.

К сожалению, ночной бой был для нас неудачным. Батальоны не смогли сбить за ночь противника, оборонявшегося в Кривино и на высоте 132,4. Отряд Куманева, таким образом, по непредвиденным обстоятельствам остался в тылу врага. Мы забеспокоились — фашисты могли окружить его и уничтожить.

Но Куманев не растерялся. Убедившись на рассвете, что атака наша не удалась, он снял отряд из засады и увел его в заросли на глухом болоте. На следующую ночь он снова расположил бойцов в засаде, но уже в другом, [165] еще более выгодном месте. Когда два батальона вражеской пехоты, теснимые нами из Кривино, начали отходить на Ново-Кузнечную, куманевцы внезапным шквальным огнем повергли врага в панику, что дало возможность нашему полку значительно увеличить темпы наступления.

Вот так и воевал замечательный офицер коммунист Герой Советского Союза Павел Маркелович Куманев.

* * *

Битву за Днепр мы выиграли. Неприступный Восточный вал гитлеровцев рухнул под мощными ударами советских войск. Мы научились прорывать заранее подготовленную оборону, форсировать реки, окружать врага, сеять панику в его стане и в конце концов побеждать не числом, а умением.

Рушились планы Адольфа Гитлера, которые он высказал таким образом:

«...Скорее Днепр потечет обратно, нежели русские преодолеют его — эту мощную водную преграду в 700–900 метров ширины, правый берег которой представляет цепь непрерывных дотов, природную неприступную крепость»{9}.

Во время боев за Днепр в дивизионной газете были напечатаны сатирические стихи нашего полкового поэта С. Эйдлина, озаглавленные «Победы» Геббельса». В незамысловатых солдатских строчках было с большой точностью выражено мнение наших воинов по этому вопросу. Вот эти стихи:

В боях за Днепр мы узнали имена десятков и сотен героев — людей беззаветной храбрости, настоящих гвардейцев-богатырей. Они сражались, не щадя жизни, не зная страха.

Немало боевых друзей осталось навеки лежать у песчаных днепровских круч. Уходя на запад, мы уносили в своих сердцах светлую память о героях, которым не суждено было дойти до Берлина. Мы поклялись отомстить за них ненавистному врагу. [167]