Глава шестая.

Энтузиасты войскового хозяйства

Шел июнь 1960 года. Во время пребывания в одном из гарнизонов я был срочно вызван к командующему войсками округа. Прямо с вокзала явился в штаб и тут же был приглашен в кабинет В. И. Чуйкова. Там же находились член Военного совета Н. М. Александров, начальник штаба С. П. Иванов и заместитель по тылу А, Я. Шеремет. Когда я доложил о прибытии, маршал встал из-за стола, поздоровался и, загадочно улыбаясь, спросил:

— Ну и как выглядит часть, которую вы проверяли?

— В целом все ваши указания о приведении техники и личного состава в порядок после тактических учений выполнены, — отрапортовал я. — Полк готов выполнить любые новые задачи.

— Это хорошо! Очень хорошо, — повторил маршал и, обменявшись взглядами с присутствующими, вдруг без всякого перехода спросил: — А вы, товарищ Голушко, готовы к тому, чтобы поехать учиться в академию Генерального штаба?

Я не сразу нашелся с ответом на столь неожиданный вопрос. Кто же не мечтает поступить в эту академию! С трудом произнес всего две фразы:

— Как прикажете, товарищ командующий. Спасибо за доверие.

— Что ж, будем считать, что вы уже зачислены туда слушателем, — крепко пожал руку Чуйков. — Желаю успехов!

Не скрою, было очень приятно в эту минуту получить теплые поздравления и от маршала, и от его заместителей. Оказывается, соответствующее представление на меня было направлено в Москву раньше, а сейчас зачисление в академию стало уже фактом...

* * *

Хотя все мы, слушатели академии Генштаба, были людьми бывалыми, как говорится «в годах и чинах», однако к учебе относились очень серьезно и ответственно. Переживали за любой промах, неполноценный ответ или некачественно отработанный документ и радовались, как мальчишки, высокой оценке и честно заработанной похвале. [171]

Приходилось стараться не ударить лицом в грязь и дома. Вечерами младшая дочь Иринка, ученица второго класса, требовала у меня дневник и показывала свой, с пятерками. На мои слова, что у нас дневников нет, она отвечала: «Так не бывает. Видно, вы учитесь не в настоящей школе». Пришлось и мне завести табель. И каждый день старшая дочь семиклассница Татьяна «выставляла» в него с моих слов оценки. Шутка шуткой, но в кругу семьи шло настоящее соревнование по успеваемости.

На лекциях и семинарах, групповых занятиях мы узнавали очень много нового. С особым интересом вникали в вопросы планирования и проведения важнейших кампаний и операций в годы Великой Отечественной войны, в «секреты» полководческого искусства крупных военачальников. Столь же глубоко осваивали основные «доктринальные» положения различных военно-политических концепций и философских законов. Все это позволяло объемно, с учетом перспектив рассматривать насущные задачи и важнейшие военно-политические аспекты развития Вооруженных Сил.

Изучая вопросы военного искусства, мы, представители служб тыла, старались глубже уяснить их зависимость от уровня экономики воюющих государств, руководствуясь при этом гениальной формулой Ф. Энгельса: «Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения» {24}.

В. И. Ленин, развивая эту мысль, указывал позже: «Для ведения войны по-настоящему необходим крепкий организованный тыл. Самая лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены, снабжены продовольствием, обучены» {25}.

В мудрости этих положений основоположников учения о войне и армии нас, офицеров тыла, убеждали десятки примеров, в том числе из истории российской армии. Ведь почти в каждой войне, которую вела царская Россия, материальное снабжение ее войск осуществлялось из рук вон плохо. Так обстояло дело в русско-турецкую войну 1877–1878 гг., в Крымскую войну 1854–1856 гг., точно так было и в русско-японскую войну 1904–1905 гг. Войска постоянно испытывали нехватку оружия и боеприпасов, обмундирования и [172] продовольствия. Резкие спады промышленного производства и частые неурожаи, неспособность властей мобилизовать частнокапиталистическую экономику, быстрое истощение скудных военных запасов — все это превращало задачу обеспечения действующей армии в неразрешимую проблему.

Блестящую картину экономической несостоятельности царизма дал в статье «Падение Порт-Артура» В. И. Ленин. «Военное могущество самодержавной России оказалось мишурным, — писал он, анализируя причины ее поражения в войне с Японией. — Царизм оказался помехой современной, на высоте новейших требований стоящей, организации военного дела...» {26}

Эту слабость самодержавия остро обнажила и первая мировая война. Царское правительство по-настоящему ни страну, ни армию к войне не подготовило, и с первых ее недель войскам опять хронически не хватало самого необходимого для противоборства с неприятелем. Участник этой войны Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников вспоминал, что 2-я русская армия под командованием способного генерала А. В. Самсонова потерпела поражение осенью 1914 г. в Восточной Пруссии прежде всего из-за плохой ее материальной обеспеченности {27}.

Анализируя в стенах академии все факторы, обеспечивающие успешное ведение операций в ходе различных войн, мы все более явственно и предметно начинали представлять себе и масштабы, и задачи, и особенности тылового обеспечения армии и флота в современных условиях. Уяснить это помогали не только учебные пособия, но и весьма содержательные, насыщенные фактами и выводами лекции преподавателей — видных военачальников и известных военных ученых.

Особым авторитетом у слушателей, на мой взгляд, пользовались преподаватели кафедр: философии — генерал-майор Н. В. Пуховский, стратегии и оперативного искусства — генерал-полковники Н. А. Ломов и И. С. Глебов, артиллерии — генерал-полковник Н. С. Фомин, инженерного дела — генерал-полковник А. Д. Цирлин, управления войсками — генерал-лейтенант К. П. Упман и генерал-майор И. И. Ануреев, военной экономики — генерал-майор А. Н. Лаговский, тыла — генерал-майор П. Н. Калиновский.

В тот период академию Генштаба возглавляли генерал армии Г. К. Маландин, а затем Маршал Советского Союза [173] М. В. Захаров. Общим уважением у слушателей, как талантливый педагог, пользовался генерал-полковник А. И. Радзиевский, первый заместитель начальника академии. Его популярности способствовал простой, общительный характер генерала. К нему в любое время можно было зайти, чтобы посоветоваться, обратиться за помощью. Да, видимо, он и сам искал таких встреч, не любил сидеть в кабинете, шел к людям.

В те годы в военных кругах и аудиториях шла горячая полемика о роли в современной войне различных видов оружия и родов войск. Одни ратовали за «большую» авиацию и крупные силы надводных кораблей, другие, напротив, полагали, что ракеты не только полностью заменят авиацию и флот, но вытеснят даже артиллерию. Алексей Иванович Радзиевский (в годы войны — начальник штаба танковой армии, а в послевоенный период — командующий войсками военного округа) принимал участие в беседах и на эту тему. Основываясь на своем богатом военном опыте, он помогал нам правильно оценить не только все преимущества новых и старых, так называемых классических, видов оружия, но и свою, особую роль в операциях видов Вооруженных Сил и родов войск, выработать мотивированное отношение к новым тенденциям в развитии средств вооружения и теории военного искусства. Если учесть, что в каждой из наших учебных групп были представители различных родов войск и даже служб, то такие беседы, как и полемика по другим вопросам, позволяли нам делать достаточно верные прогнозы о путях дальнейшего развития материально-технической базы Вооруженных Сил.

Как-то в ходе одной из бесед А. И. Радзиевский вдруг заговорил о моей дипломной работе в области оперативного искусства, посвященной вопросам тыла. Лестно ее оценив, он посоветовал развить эту тему в более крупном плане, применительно к военно-экономическим проблемам ведения современных операций. Так мне вновь повезло с наставником в научном поиске. Если в прошлом, в академии тыла, над моей исследовательской разработкой шефствовал опытный и вдумчивый педагог генерал-лейтенант Ф. М. Малыхин, то теперь я попал в поле зрения видного военачальника и искусного методиста генерал-полковника А. И. Радзиевского.

Алексей Иванович прежде всего помог мне более глубоко осмыслить намеченную для разработки проблему. В частности, указал на ряд важных моментов, определяющих и дополняющих ее трактовку в современных условиях, поделился [174] интересными мыслями на этот счет. Он же назначил мне в руководители доктора военных наук, профессора A. Н. Лаговского. Последний также во многом помог мне при разработке и написании кандидатской диссертации. Работа над нею увлекла чрезвычайно, хотя временами физическая и умственная нагрузка казалась просто непосильной. Однако цель была уже близкой, почти зримой, и это добавляло упорства. Защита прошла успешно, к великой моей радости и явному удовлетворению научного руководителя. Кстати, через несколько лет тот же самый Андрей Николаевич Лаговский руководил моей работой над докторской диссертацией.

Пример разработки и защиты кандидатской диссертации рядовым слушателем академии Генштаба оказался весьма заразительным. Некоторые товарищи, последовав ему, также успели до окончания учебы сдать кандидатский минимум и в последующем посвятили себя науке (адмирал В. П. Кичев, генерал-майоры В. В. Соловьев, И. Ф. Мищенко, B. И. Бутурлин и другие).

Очень многое дала учеба в академии всем ее питомцам. Она обогатила нас обширными знаниями в области советской военной науки, вооружила передовой методологией решения крупных и сложных организационных задач, приучила к планомерной и активной мыслительной деятельности, развила и закрепила качества, необходимые командиру, воспитателю, коммунисту, необычайно расширила наш военный и политический кругозор. Многие факторы и элементы, определяющие боевую мощь Вооруженных Сил, виделись теперь куда более масштабно, конкретно и зримо. Прояснились не только горизонты. Мы лучше стали видеть и пути, по которым предстояло совершенствовать все слагаемые высокой боеспособности армии и флота. И мы нетерпеливо стремились приложить свои знания к делу.

Осенью 1962 года, при выпуске из академии Генштаба, меня назначили заместителем командующего — начальником тыла Южной группы войск в Венгрии. Перед отъездом наведался в штаб и центральные управления Тыла Вооруженных Сил, ознакомился с их планами по вопросам снабжения и бытового устройства войск ЮГВ. Естественно, представился и начальнику Тыла маршалу И. X. Баграмяну, и начальнику штаба Тыла генерал-полковнику Ф. М. Малыхину, получив от них добрые напутствия в службе.

...В Будапеште на перроне меня встретил мой предшественник генерал-майор В. С. Гусев, убывавший по замене в один из военных округов Союза. И чуть ли не в машине по [175] дороге с вокзала начал вводить в курс дела. Оказалось, что несколько месяцев, вплоть до моего приезда, Василий Семенович проболел. И теперь очень переживал, что вместе с должностью передает мне и некоторые нерешенные проблемы в расквартировании войск, причем в преддверии скорых холодов. Основные недоработки выявлялись в ремонте казарменного и жилого фонда. Правда, работы уже начались, но производились беспланово и медленно. К тому же некоторые войсковые части только-только заняли отведенные им городки и еще не успели приступить к их благоустройству. Не хватало рабочих рук, механизмов и стройматериалов, а должностные лица, обязанные организовать работу, не проявляли достаточной инициативы.

Ситуация на этом участке вскрывалась тревожная. Однако заострять внимание на всех недостатках в моем положении было бы неэтичным. Поэтому в беседах с офицерами управления тыла Группы я вел речь под другим ракурсом — в плане наших общих теперь задач по улучшению устройства войск. И такая постановка дела была правильно воспринята подчиненными. Я это сразу почувствовал, когда вместе со штабом и службами тыла приступил к разработке плана первоочередных работ.

Несмотря на то что суть дела казалась знакомой во всех деталях, сразу пришлось обратиться за консультациями: боевая учеба и жизнь советских войск, временно находящихся на территории Венгерской Народной Республики, имеют свои специфические отличия и особенности. Пришлось глубже изучить, к примеру, некоторые экономические категории и юридические положения, регламентирующие цены, порядок заготовок, организацию торговли и снабжения, взаиморасчеты и другие операции, основанные на соответствующих договорах и соглашениях сторон. Многие из таких контактов и операций приходилось согласовывать через посольство и торгпредство СССР, а также непосредственно в правительственных органах ВНР, Все это было внове и постигалось не сразу.

Однажды, будучи в нашем посольстве, я неожиданно признал в одном из его советников бывшего секретаря парткома Ленинградского металлического завода П. В. Гусева. Мы часто встречались с ним в дни блокады Ленинграда, налаживая ремонт на их заводе тяжелой военной техники. И вот судьба через много лет свела нас вновь за рубежами Отчизны. Вот уж поистине тесна планета! А сколько перемен произошло с тех пор в жизни родной страны и в наших судьбах... И сколько волнующих воспоминаний нахлынуло [176] на обоих, отодвинув на минуту все другие заботы. Когда же, отдав дань памяти, приступили к делу, то в лице Петра Васильевича я нашел консультанта высочайшей квалификации. Он-то во многом и просветил меня относительно порядка осуществления наиболее сложных операций по материальному обеспечению войск.

Следует сказать, что в таких вопросах самым благожелательным образом шли навстречу и венгерские товарищи, оперативно решая все вопросы снабжения. Очень теплые, дружественные отношения сложились и между командованиями двух братских армий. Практиковались взаимные посещения учений и деловые встречи на разном, как говорится, уровне. Обменивались опытом и мы, специалисты тыла, охотно делясь с братьями по оружию всеми достижениями в организации войскового хозяйства и быта войск. В частности, всегда очень полезными были встречи и беседы с начальником Тыла венгерской Народной армии генералом Михаем Рокка, начальником штаба тыла полковником Иштваном Деканем и другими офицерами служб тыла ВНА.

Особенно плодотворными бывали такие встречи при посещениях Группы войск Министром обороны СССР Маршалом Советского Союза Р. Я. Малиновским, его заместителем Маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским, другими советскими военачальниками. С венгерской стороны на них присутствовали Ференц Мюнних, Министр обороны Лайош Цинеге, начальник Генерального штаба Карой Чеми и другие товарищи.

Мне запомнилось, как К. К. Рокоссовский и Ф. Мюнних знакомились с войсковым хозяйством в одной из наших воинских частей: побывали в казарме, столовой, затем посетили школу и детский садик в гарнизоне, живо интересовались, как учатся наши воины, как они питаются и отдыхают, проводят свой досуг, как живут семьи военнослужащих и растут их дети. И воины и гости остались очень довольны этой памятной встречей.

В яркие демонстрации интернационального единства двух народов выливались всякий раз встречи наших воинов с венгерскими трудящимися и молодежью при посещении местных предприятий и сельскохозяйственных кооперативов, во время военно-спортивных праздников и шефских концертов художественной самодеятельности. Всякий раз мы зримо убеждались в том, как близки стремления рабочих и крестьянских парней двух братских стран, как одинаково дороги им идеалы свободного труда и простого человеческого счастья, провозглашенные и гарантированные социализмом, и [177] как тверда их взаимная решимость защитить эти идеалы в борьбе с общим врагом. И эта их сплоченность и дружба крепли день ото дня...

Войсками Группы командовал тогда дважды Герой Советского Союза генерал армии П. И. Батов. Его легендарное прошлое (участник первой мировой и гражданской войн, герой Испании), выдающиеся заслуги в минувшей войне, а также исключительные человеческие качества вызывали у каждого, кто с ним встречался, глубочайшее уважение к этому редкому человеку и большому военачальнику. Это же чувство испытал и я в момент представления командующему. На вопрос П. И. Батова, с чего намерен начинать в новой должности, я доложил, что уже обдумываю план первоочередных работ по улучшению устройства войск.

— Правильно, — кивнул Павел Иванович. — Задача наиважнейшая, а начинать надо именно с плана. Кстати, рассмотрим и утвердим его на Военном совете. Только составлять планы надо не по одним сводкам, просьбам с мест и заключениям комиссий. Я бы посоветовал предварительно самому побывать во всех гарнизонах Группы. Глянуть на все хозяйским глазом. И побеседовать с людьми. Причем не только с офицерами, но и с солдатами. Они вам больше скажут о недостатках в организации их жизни и быта. Солдатушек любите? — неожиданно спросил он и, быстро глянув мне в глаза, опять кивнул головой: — Правильно, нашего солдата не любить нельзя. Такого нет и не было в целом мире! А что значит любить его для нас с вами? Это значит беречь солдата, думать о нем, постоянно заботиться. Не так ли?

Признаюсь, этот краткий, так сказать, монолог командующего произвел на меня исключительное впечатление. Мало того, что он мудро подсказал, как с большей пользой совершить первые самостоятельные шаги, но попутно, вскользь, еще и напомнил, во имя чего, вернее, кого все это делается. Ведь, что греха таить, иногда некоторые из нас, людей ответственных за быт воинов, перестают видеть за огромными массами материальных средств и масштабными стройками различного назначения конкретного и живого «рядового Иванова», с его человеческими особенностями и запросами. Его как бы заслоняют колонки цифр и бесстрастных показателей в тонна-километрах, рейсо-часах, комплектах, сутодачах и прочих снабженческих единицах. А видеть солдата наяву надо всегда, в любую минуту. Тогда, безусловно, в нашей работе будет больше инициативы и значительно меньше всякого рода просчетов...

Мысли об этом не покидали меня и во время поездки [178] по частям. П. И. Батов был тысячу раз прав. Одно дело — составить представление о какой-то проблеме по документам, даже самым исчерпывающим, и совсем другое — увидеть все самому. Встречи с командирами соединений и частей, откровенные беседы в кругу офицеров и младших специалистов тыла действительно помогли глубже и шире уяснить те задачи, над решением которых предстояло работать. Однако многие существенные детали в них рельефно вырисовались только после встреч с солдатами прямо в парках и на полигонах, в казармах и столовых, нередко даже в курилках. От пометок после разговоров пухла записная книжка, а от дум и мыслей — голова.

Стало ясно, что многое в содержании жилого и казарменного фонда, что казалось до того вполне терпимым, тоже требовало принятия радикальных мер. Так, например, в ряде воинских частей нельзя было более откладывать ремонт технических парков, медицинских пунктов, переоборудование бытовых помещений и кухонь-столовых. Указывая на эти подзапущенные участки, солдаты одновременно высказывали дельные предложения о том, как их быстрее привести в надлежащий вид. Попутно заходила речь и о необходимости более активно вести борьбу за экономию хлеба и электроэнергии, заботливее сберегать военную технику и обмундирование, рачительнее развивать прикухонные хозяйства.

В ходе бесед часть воинов изъявляла желание потрудиться на благоустройстве различных объектов в своих гарнизонах. А на общем комсомольском собрании в одной из частей Группы все солдаты и сержанты, которым предстояло через несколько месяцев уволиться в запас, решили своими руками построить хранилище для военной техники. Естественно, в свободное от службы время. Остальные сослуживцы горячо поддержали инициативу старослужащих, попросив командование лишь о помощи материалами и транспортом. Мы, разумеется, одобрили этот почин и широко оповестили о нем в Группе войск.

И вот в будни по вечерам, а в воскресные дни с утра воины-комсомольцы начали трудиться на своей «ударной» стройке. Помимо трудовых навыков и физической закалки каждый из них приобретал и нечто более ценное. Дружная и бескорыстная работа во имя такой важной и ясной каждому цели, как повышение боеготовности родного танкового полка, еще более сплотила и породнила их боевую семью. Не случайно многие из увольняемых в запас именно в те дни решили поехать трудиться на большие стройки страны полным составом своих рабочих бригад. [179]

Строительство парка было завершено в срок. А через несколько дней состоялись торжественные проводы увольнявшихся воинов. На митинге один из них — рядовой В. Сунцов от имени товарищей сказал: «Для нас родной полк и наш военный городок стали вторым домом. Здесь мы настойчиво учились военному делу, прошли настоящую жизненную школу, окрепли физически и духовно. И как хороший хозяин постоянно поддерживает свой дом в надлежащем порядке, так и мы делали все, чтобы наш городок становился еще краше и уютнее, а личный состав имел все необходимое для плодотворной боевой учебы. Верим, что молодые однополчане не уронят и эту эстафету».

Забегая вперед, скажу, что действительно хорошая эта инициатива нашла здесь прописку на долгие годы. Воины-комсомольцы танкового полка разбили перед казармой цветники, соорудили спортивные площадки, оборудовали в парке душевую, возвели прекрасное овощехранилище. Когда же начали строить солдатское кафе, им оказали шефскую помощь венгерские комсомольцы. Так вместе и завершили стройку.

Не остались, разумеется, в стороне от доброго почина и воины других гарнизонов. Ожидания генерала П. И. Батова на этот счет, его вера в благородные качества советского солдата и тут всецело оправдались. В ту осень личный состав многих частей выступил, образно говоря, в поход за благоустройство своих военных городков. При подготовке «к зиме казарм и хранилищ, ремонте технических и хозяйственных объектов проявлялось много солдатской сметки и хозяйской рачительности. В итоге был выполнен такой фронт работы, который даже нам, ее организаторам, казался вначале завышенным. Приходилось лишь удивляться, что раньше трудовой энтузиазм воинов использовался на данном участке явно недостаточно.

Сыграло, безусловно, свою роль и четкое планирование всех работ (по их перечню, объему, срокам, финансированию, обеспечению материалами и пр.). Как уже говорилось, в ходе поездки по гарнизонам выявилась масса вопросов, связанных с подготовкой всей материальной базы к зиме. Я попытался сгруппировать и оценить их с точки зрения наших реальных возможностей (по денежным ассигнованиям, фондируемым материалам и способностям войск хотя бы часть задач выполнить своими силами). Получился сводный, как бы погарнизонный план, согласованный с каждым из командиров частей. Его дополнили предложения и расчеты, представленные начальником квартирно-эксплуатационной [180] службы и начальниками некоторых родов войск. И наконец, по совету члена Военного совета — начальника Политуправления Группы генерал-лейтенанта Н. М. Александрова я тщательно учел в документе и рекомендации Всеармейского совещания по улучшению быта войск, которое состоялось в Москве в июне 1962 года.

Подготовка к тому совещанию началась еще тогда, когда я учился в академии. В военных округах и на флотах проводились сборы офицеров, посвященные наиболее актуальным проблемам быта воинов, на совещаниях обменивались опытом младшие специалисты тыла. Журнал «Тыл и снабжение Советских Вооруженных Сил» опубликовал тогда много материалов под рубрикой «Навстречу Всеармейскому совещанию по улучшению быта войск». Печатались содержательные статьи видных военачальников, своеобразные отчеты организаторов тыла различного звена, предложения и советы воинов — специалистов разных служб. Помнится, в те дни мы, слушатели академии Генштаба, внимательно читали содержательные статьи командующего войсками Московского военного округа генерала армии Н. Крылова, представителей тыла генералов Н. Анисимова, К. Абрамова, И. Шияна, З. Кондратьева, А. Голубева, П. Кочеткова, вице-адмирала М. Захарова, контр-адмирала Д. Кутая, политработника офицера А. Лизичева и других. Все они высказывали много дельных мыслей и рекомендаций, направленных на всемерное улучшение условий жизни войск.

На совещание в Москву съехалось свыше тысячи представителей всех видов Вооруженных Сил и родов войск, военных округов, групп войск и флотов. Уже одно это свидетельствовало о том большом внимании, которое уделяют Советским Вооруженным Силам наша партия и правительство, их постоянной заботе о нуждах личного состава армии и флота. В обсуждении доклада начальника Тыла маршала И. X, Баграмяна приняло участие около 150 человек. Наряду с положительными фактами они приводили примеры и плохого хозяйствования. В частности, говорили о недостатках в организации питания и технологии приготовления пищи, в эксплуатации и хранении вещевого имущества, в содержании военных городков, медицинском обслуживании воинов.

Участники совещания осмотрели выставки образцов различной техники тыла, казарменного инвентаря и мебели, военного обмундирования, побывали в образцовых хозяйствах Московского военного округа. Естественно, все самое ценное из передового опыта широко популяризировалось в военной печати. Просматривая теперь газеты и журналы [181] того периода, я нашел немало рекомендаций, заслуживающих внедрения в войсках нашей Группы, и использовал их при подготовке доклада.

Как раз в эти дни произошла смена командующих. В Группу прибыл генерал-полковник К. И. Провалов. Приняв войска, он вскоре провел заседание Военного совета, на котором были рассмотрены итоги летнего периода обучения и задачи по подготовке материальной базы к зиме. Второму вопросу как раз и был посвящен мой доклад. При его обсуждении, в ходе откровенного и живого обмена мнениями, выступили многие командиры частей, их заместители по политической части и по тылу. Докладывая о первоочередных задачах по благоустройству войск, они высказывали и конкретные соображения, направленные на преодоление трудностей. Вот тут-то и стало ясно, что наши очень напряженные плановые наметки на местах были восприняты как кровные их задачи: потому и изыскивались все резервы, чтобы справиться с работой в срок. Не последнюю роль в этих резервах играла, как уже говорилось, трудовая инициатива солдат и сержантов, особенно старослужащих воинов. Военный совет рекомендовал шире распространить их обязательства в войсках Группы и более оперативно информировать личный состав о трудовых успехах передовиков. Далее в решении четко излагалась вся программа работ, порядок материального их обеспечения, система проверки.

На заседании Военного совета выступил новый командующий. Все ожидали, что он больше будет говорить о недостатках, поскольку уже побывал в некоторых гарнизонах и видел отдельные упущения. Однако К. И. Провалов не стал на них останавливаться, как не стал входить и в детали обсуждаемого плана. Сам же и пояснил почему.

— Свои недоделки, все «узкие» места вы знаете лучше меня, — сказал он представителям частей и соединений. — И достоинства представленного здесь плана можете оценить более объективно. Я же оставляю за собой основную функцию — контроль и помощь. Причем подготовку к новому учебному году и зиме будем проверять буквально с завтрашнего дня: времени на раскачку не остается. Соответственно и ваши заявки на стройматериалы, механизмы и прочее постараемся удовлетворить в самые ближайшие дни. За остальное спросим с вас. Побольше оперативности, инициативы, личной ответственности, и тогда план, который мы сегодня утвердим, будет безусловно реализован практически.

Видимо, в таком вот четком разграничении функций как раз и заключалось своеобразие стиля руководства нового командующего. [182] Он умел мобилизовать множество людей на выполнение срочной задачи без «распекания» за прошлые недоработки и без «накачки» на будущее. И люди ценили такую «деликатность», старались никогда впредь не давать повода для критических слов в свой адрес.

К. И. Провалов был удостоен звания Героя Советского Союза еще за подвиги в боях на озере Хасан. К концу Великой Отечественной войны командовал стрелковым корпусом. Естественно, он хорошо знал все вопросы жизни и боевой деятельности войск, их обучения и воспитания, обладал богатым опытом организаторской деятельности. При этом генерал не любил засиживаться в штабе; его чаще можно было увидеть на стрельбищах и танкодромах, на полях тактических и специальных учений, в технических парках и на хозяйственных объектах. Константин Иванович прекрасно знал, в чем заключается суть передового опыта в различных областях военного дела, и часто сам проводил показные занятия и тактические учения, добиваясь их максимальной поучительности.

— Раз это учение, — обычно говорил он, — то надо и готовить его так, чтобы оно стало настоящей школой боевого мастерства.

Командующему энергично и вдумчиво помогал член Военного совета — начальник политуправления Группы войск Н. М. Александров. Он был из тех политработников, о которых говорят: генеральские погоны и высокое положение не мешают им оставаться людьми простыми и добрыми, доступными каждому, кто нуждается в помощи и поддержке. И с нашими солдатами, и с местными жителями, и с венгерскими офицерами и генералами Николай Михайлович умел быстро находить общий язык. Всегда говорил с людьми просто, откровенно, уважительно, и потому от общения с ним на душе у всякого становилось как-то легче. Однако при необходимости генерал-лейтенант умел взывать и к совести людей, да так, что любой, за кем водились грехи, спешил от них поскорее избавиться.

Совсем не случайно, разумеется, член Военного совета получал очень много писем от разных адресатов и всегда находил время ответить на каждое. Порой и сам брался за такие хлопотливые дела, которые требовали много сил и не сулили быстрых результатов. Однако и их доводил до конца.

Как-то беседуя с солдатами-первогодками, Николай Михайлович обратил внимание на замкнутость, даже нелюдимость рядового Александра Волкова. Стоило большого труда [183] заставить его быть чуточку разговорчивее, но политработник не пожалел на это времени. И тут выяснилось, что юноша вырос без родителей. Когда же ушел в армию, оборвалась переписка с единственно близким человеком — знакомой девушкой. И сейчас, здесь, вдали от Родины, солдат чувствует себя столь одиноким, что все буквально валится из рук.

— Родители что, умерли? — участливо спросил генерал.

— Должно быть, еще живы. Это я в войну потерялся, — ответил солдат, — Куда только ни писал — все безрезультатно...

— А ну-ка расскажите обо всем подробнее, — достал записную книжку генерал.

История оказалась донельзя запутанной. Малышом в 1941 году Саша вместе с матерью и маленькой сестричкой был эвакуирован с Украины на Кубань. В 1942 году их снова погрузили в поезд, идущий куда-то на восток. И вот в дороге при бомбежке ранило мать, потерялась сестренка, а его самого подобрали чужие люди и отдали в детдом...

Незадолго до этих событий их отец, воевавший на фронте, был тяжело ранен. В части, со слов очевидцев, посчитали его убитым, и мать Саши, перед тем как вновь собраться с детьми в неизведанную дальнюю дорогу, получила похоронку на мужа. И вот теперь война разметала их в разные стороны...

В 1943 году отец Саши, возвращаясь после долгого лечения в родные края, решил завернуть на Кубань, прослышав, что семью его видели там. На одной станции ему даже показалось, что он увидел из окна вагона сынишку, стоявшего на перроне и совсем окоченевшего от холода. С отцом сделалось плохо, и его прямо с поезда отвезли снова в госпиталь. Все последующие поиски мальчика, так похожего на его сына, ни к чему не привели.

Шли годы. Сестренке Саши, подросшей в другом детском доме, удалось-таки найти мать, проживающую после войны в Запорожье. Вместе они начали разыскивать Сашу, но безуспешно. Как потом выяснилось, в детском приемнике где-то под Котельниково мальчику изменили фамилию с Вилкова на Волкова, что и затруднило его поиски.

Мать Саши после войны вторично вышла замуж. Родился и подрос сын. Однажды, внимательно рассматривая фотографию, висевшую над кроватью матери, он вдруг сказал:

— А я знаю этого дядю.

— Откуда? — удивилась мать.

— Он работает в больнице, в которой ты недавно лечилась. [184]

— Ты ошибаешься, Вася, это не он.

— Нет, нет! Давай завтра поедем в район, и я тебе его покажу. Он очень хороший, только хромой и в темных очках. Он мне еще свистульку подарил.

— Хорошо, поедем, — ответила мать, чтобы закончить этот тягостный разговор. Однако сама не находила себе места.

Через несколько дней она поехала в район. Осторожно расспросила у больничных сестер об интересовавшем ее человеке. Те сказали все, что знали.

— Да вот он и сам! — вдруг глянул кто-то в окно.

По улице, опираясь на палку, медленно шел пожилой мужчина в темных очках. Женщина присмотрелась внимательнее и без сил опустилась на стул. Это был ее первый муж Гавриил!

После такой поистине невероятной их встречи отец и мать возобновили поиски Саши. Обратились на местное радио. В эфир пошел запрос о розыске родителями Вилковыми их сына Александра. Его услышала девушка, с которой еще до призыва познакомился наш солдат. Она тотчас написала ему ликующее письмо, однако в спешке указала на конверте подлинную его фамилию — Вилков. И письмо не дошло до адресата. На этом оборвалась и переписка молодых людей, и та тоненькая нить, которая уже протянулась было от Запорожья до одного из гарнизонов советских войск в Венгрии.

Естественно, генерал Н. М. Александров ничего этого еще не знал, когда писал и рассылал запросы в различные организации Союза. Однако надежды на счастливый исход не терял. Не позволял унывать и солдату, держал в курсе всех запросов, ободрял. И вот в ответ на очередное письмо с Центрального радио была получена обнадеживающая весть — юношу по имени Александр с похожей фамилией разыскивает семья, проживающая в Запорожье.

Тотчас туда был направлен письменный запрос. Не довольствуясь этим, генерал Н. М. Александров поручает одному из офицеров, убывающему в отпуск, заехать в Запорожье и выяснить все на месте. И, к огромной радости Саши, эта история завершилась самым счастливым образом. Вскоре он получил первые письма от матери, отца и сестренки. А затем поехал на побывку домой. Вернулся в полк, и его не узнали: таким счастьем, доверием к людям светилось лицо юноши. Счастлив, рад был и Николай Михайлович — за солдата и всех его близких... [185]

Между прочим, все коллизии этой истории приобрели широкую известность среди солдат Группы войск, способствуя особой популярности генерала Н. М. Александрова. Большое впечатление произвела она и на нас, начальствующий состав, еще раз убедив на примере члена Военного совета — начальника Политуправления Группы в важности кропотливого индивидуального подхода к людям, душевного внимания к их нуждам и настроениям и подлинной заботы о них.

Николай Михайлович оказывал конкретную помощь и нам, организаторам тыла, в выполнении задач, о которых я рассказал выше. Он заинтересованно следил за ходом работы по подготовке к зимнему периоду обучения, был в курсе всех трудностей и оперативно помогал их устранять, мобилизуя богатый опыт кадрового политработника и весь жар своего сердца. Увы, увидеть и оценить результаты наших усилий ему не довелось. Он умер прямо на работе. И весть о безвременной кончине верного бойца нашей партии потрясла всех, кто знал и любил его...

На этот высокий пост вскоре был назначен опытный, хотя и молодой еще по годам политработник генерал-майор Г. В. Средин. Ум, душевный такт, чуткое отношение к людям позволили ему быстро завоевать заслуженный авторитет среди личного состава Группы и венгерских товарищей. Геннадий Васильевич живо вникал и в широкий круг насущных наших забот, часто бывал на учениях, в том числе тыловых, проявлял много заботы об улучшении быта войск. Чувствуя постоянную его поддержку, более уверенно ставили и решали первоочередные вопросы и мы, организаторы тыла.

Не отказывал никогда в содействии «тыловикам» и первый заместитель командующего Герой Советского Союза генерал-лейтенант С. А. Андрющенко. С первой встречи он мог показаться несколько суховатым. В действительности же обладал добрым сердцем и всегда готов был оказать содействие всем, кто в этом нуждался. Правда, человек дела, он никогда не торопился с обещаниями, если требовалось уточнить суть вопроса или не было явных оснований для удовлетворения каких-либо просьб. Не рубил сплеча и при разборе всякого рода провинностей по службе, а внимательно взвешивал реальную вину человека. Все это закрепило за Сергеем Александровичем репутацию начальника требовательного, но справедливого.

С. А. Андрющенко многое делал для укрепления дружбы с офицерами и генералами ВНА. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что на исходе войны он в должности [186] начальника штаба стрелкового корпуса участвовал в освобождении Будапешта и хорошо знал еще с той поры многих венгерских товарищей.

Доброго слова заслуживают и многие другие генералы и офицеры из Южной группы войск, с которыми пришлось служить и работать. Разных по характеру и служебному положению, их объединяла общая черта — высокое сознание служебного долга, большое трудолюбие и хорошая подготовка. Не случайно многие из них были назначены впоследствии на высшие должности в центральном аппарате и военных округах.

И в те годы вопросы организации солдатского быта ставились, как я уже упомянул, очень серьезно. Наряду с тем что каждый военнослужащий должен быть всегда сыт, обут, одет и обеспечен другими видами довольствия, требовалось создать и все условия для его культурного отдыха и плодотворного досуга. И мы строили добротные казармы и клубы, оборудовали комнаты бытового обслуживания и торговые объекты, открывали новые спортивные залы и музыкальные уголки. Причем все это строилось, оборудовалось как в стационарных условиях военных городков, так и в поле, в учебных центрах.

Организацией воинского быта в частях и гарнизонах занимаются в разной мере многие службы: квартирно-эксплуатационная, вещевая, медицинская, продовольственная, военной торговли. Нельзя представить себе понятие «хороший быт» и без сети культурно-просветительных учреждений: клубов и библиотек, ленинских комнат и читален, спортивных городков и площадок, находящихся в ведении политорганов и на попечении комсомольского актива. Однако главным лицом, ответственным за создание уставного быта, является командир, а основным организатором — его заместитель по тылу и подчиненные ему службы.

Чтобы внести свежую струю в работу по обустройству войск, в 60-е годы в органы тыла начали вновь выдвигать строевых офицеров и политработников. Что же показала такая практика? Скажу откровенно: несмотря на хорошую военную подготовку и безусловное старание этих работников, они в ряде случаев не смогли заслужить громкой славы на новом поприще: не хватало знаний по вопросам организации войскового хозяйства и, более того, — призвания к нашей работе. Принимались, разумеется, все меры для переквалификации офицеров: учреждались курсы и школы, проводились сборы и занятия. А в конечном счете все завершилось выводом: поднатаскать новичка в специальных вопросах, [187] конечно, можно, а вот привить ему любовь к «тыловой» профессии и желание ревностно трудиться на новом месте — значительно сложнее.

Словом, как и в каждой военной специальности, работа в области материального и технического обеспечения дает максимум успеха и удовлетворения лишь тем, кто по-настоящему увлечен ею и трудится по велению души, а не только по служебному назначению. В подтверждение хочу сослаться на настоящих энтузиастов тыла, с которыми пришлось работать в ЮГВ.

Одним из первых в этом ряду следует назвать Сергея Александровича Ерошкевича. Имея хорошую общевойсковую подготовку, он после окончания академии тыла и транспорта возглавил тыл соединения. Основное сильное его качество состояло в умении убедить личный состав служб тыла в важности и реальности задач, которые перед ними вставали, объединить усилия всех специалистов, используя при этом способности каждого именно там, где тот мог сделать максимум полезного. Это умение Ерошкевича наглядно проявилось и при организации ремонта жилых, хозяйственных, учебных и культурно-бытовых объектов. За сдачу в срок каждого из них отвечал конкретный офицер, хорошо знающий, что, как и когда надлежит сделать, где взять материалы, откуда привлечь рабочие руки.

Кстати, на каждом таком участке выявлялись и свои мастера-кудесники, умеющие буквально все — и печь переложить, и паркет настелить, и стены в солдатской чайной расписать, и электроарматуру починить. Они-то и выполняли самую тонкую работу, а на черновой трудились в свободное от занятий время все воины соединения. Подчиненные Ерошкевичу службы первыми доложили о том, что все приведено в порядок, готово к зимней учебе. Столь же оперативно и качественно решали они и другие задачи тылового обеспечения.

Доброе слово следует сказать и о заместителе командира другого соединения по тылу Петре Ивановиче Зуеве. Иногда работников тыла представляют себе эдакими скрягами, у которых зимой снега не выпросишь. Они, мол, привыкли иметь дело лишь с материальными ценностями и видят в окружающих только просителей, от которых прячутся за частокол параграфов, норм и смет.

Такое мнение, возникни оно у кого-либо, моментально исчезло бы при первом знакомстве с Зуевым. Человек кристальной честности, Петр Иванович не ведал покоя ни днем, ни ночью. К нему шли с любыми вопросами: знали, если сам [188] не поможет, так что-то посоветует; приказать не сможет, так по-доброму рассудит в споре или размолвке (обращались и с такими делами). И Петр Иванович помогал, советовал, мирил. Но все это — пока не ущемлялись интересы службы и государства, при условии, если у посетителей были чисты помыслы и законны претензии. В противном случае Зуев был непреклонен — в обход законов и сам никогда не шел, и делать попытки к этому никому не позволял. Впрочем, насколько мне известно, мало кто и пытался обвести вокруг пальца Зуева, настолько хорошо он знал службу, все уставные и иные положения и столь принципиален был в вопросах чести. Кроме того, он отлично владел собою в любых конфликтных ситуациях, что также помогало убеждать людей в целесообразности принятых решений или, напротив, в опрометчивости какого-то шага.

Некоторые молодые командиры отдельных подразделений, не знающие всех тонкостей порядка и норм довольствия, иногда просили Петра Ивановича выдать досрочно новые комплекты обмундирования для солдат или отпустить дополнительно горючее для машин. Зуев, естественно, отказывал. Однако при этом не только терпеливо объяснял существующие положения о сроках носки обмундирования и лимита в расходе автобензина, но и ненавязчиво давал советы — как лучше сохранять вещевое имущество и экономить горючее, приводил цифры — во что все это обходится государству, народу. И смотришь, оба офицера — строевой командир и специалист тыла — расстаются довольные друг другом. Молодой командир за эти полчаса серьезно «просветился» в вопросах снабжения и получил некоторые практические рекомендации по содержанию войскового хозяйства. А начальника тыла радовала его горячая забота о внешнем виде подчиненных и транспортных возможностях машин, выделенных на время хозяйственных работ. В итоге всегда выигрывало дело.

Несмотря на кажущуюся мягкость, демократичность характера, П. И. Зуев прочно держал бразды правления большим хозяйством в своих руках. Поэтому, ставя перед ним любую задачу, я мог быть спокоен за конечные результаты и за то, что все будет сделано без малейших нарушений закона и установленного свыше порядка.

О заместителе командира мотострелкового полка по тылу Михаиле Дмитриевиче Ефремове все, знавшие его, отзывались как о человеке большой пробивной силы. Он был просто незаменим, когда приходилось строить какие-то объекты [189] хозяйственным способом. О, этот хозспособ! Сам Ефремов говорил о нем так:

— Хозяйственный способ — это когда денег дают рубль, а сделать надо на десять, причем не имея никаких фондируемых материалов и иной рабочей силы, кроме солдат, которых лишний раз не оторвешь от боевой учебы. Вот тут и попробуй зам по тылу справиться с большой стройкой хозспособом! Зато спрашивают за нее все: и старшие командиры, а прямые начальники, и политорганы. А сам объект постоянно контролируют комиссии, чтоб не забил лишний гвоздь в незаконно добытую доску!

В этой полушутливой тираде есть, разумеется, и изрядная доля истины. Действительно, в этом случае организатору новостройки приходилось проявлять особую настойчивость и изобретательность, чтобы довести дело до конца. Впрочем, сам Ефремов никогда не жаловался. Не первый год служил он в армии и давно уже был в тонкостях знаком со спецификой работы подобным способом. Дела у него всегда шли хорошо и тут. Михаил Дмитриевич умел так обосновать важность каждого строящегося объекта перед командованием и общественностью, что заручался полной их поддержкой, а затем уже уверенно «стучался» в нужные строительные, квартирно-эксплуатационные, снабженческие и другие организации. Требуя поставки различных материалов, он детально обосновывал каждую заявку не только резолюциями, но и точными расчетами. Когда же материалы завозились на строительные участки, в дело вступал чисто психологический фактор: многие солдаты, трудяги и патриоты своих частей, не могли спокойно пройти мимо штабелей досок, ящиков шифера и гор кирпича без мысли: «А кто все это пустит в дело, ежели не мы? Можно ведь потрудиться и в свободное время?» Так выявлялись источники дополнительной рабочей силы, значительно сокращая сроки работ.

Кое-чего, конечно, иной раз недоставало и при такой системе снабжения: то гвоздей, то стекла, то металлических конструкций. Но Ефремов хорошо знал ассортимент продукции местной венгерской промышленности. Умел наладить (главным образом через комсомольские организации) деловые контакты с ней, разживаясь и дефицитом. При жесткий экономии материалов, достаточно высокой производительности труда и умелой мобилизации всех других резервов он на вполне законных основаниях успешно завершал строительство самых сложных объектов.

Под стать вышеназванным были и другие организаторы тыла в войсках. При самом непосредственном их участии [190] там делалось очень многое для улучшения условий жизни, быта и продуктивной учебы личного состава частей и соединений.

Лично для меня служба складывалась таким образом, что по мере «врастания» в новую должность усложнялись и решаемые задачи. На втором году службы в Группе с разрешения командующего я с группой офицеров подготовил и провел не совсем обычное оперативно-тыловое учение. Цель его заключалась в том, чтобы на фоне конкретной оперативно-тактической обстановки отработать как можно больше практических задач по тыловому обеспечению войск. Главные усилия сосредоточивались на реальном подвозе материальных средств.

Дело в том, что войскам повседневно подаются десятки тонн горючего и продовольствия для текущего их довольствия, а также для освежения хранимых запасов. Для тех же целей части и соединения периодически получают много инженерного, вещевого, противопожарного, медицинского и другого имущества, запасных частей к боевой технике. Однако все эти грузы поступают в пункты назначения разновременно и по отдельным видам снабжения, причем подвозятся каким-то одним видом транспорта и не всегда с полной его загрузкой. Это не дает возможности использовать такого рода перевозки для комплексного обучения специалистов тыла наиболее рациональному использованию транспорта. Вот мы и решили связать все текущие перевозки в Группе по срокам и месту назначения в один узел, с тем чтобы они образовали цикл работ, выполняемых обычно при подготовке наступательной операции.

Это позволяло, прежде всего, добиться большой экономии в моторесурсах и горючем. Ведь части подвоза, привлекаемые на учение, учились действовать в бою, операции и одновременно выполняли обычные свои задачи по снабжению войск. В любом другом случае многим из них пришлось бы выезжать на маршруты дважды: сначала «обозначать» тыл на обычном общевойсковом учении, а потом уже практически осуществлять плановые перевозки грузов в места расквартирования частей.

Сыграло роль и такое обстоятельство. В автомобильных подразделениях Группы как раз заканчивалась подготовка молодых водителей. Им предстояло теперь совершить 500-километровый зачетный марш на груженых машинах. Вот мы и включили его в план учения, чтобы использовать пробег машин для подачи войскам реальных грузов. И вообще на этом учении исключались любые холостые пробеги даже одиночных [191] автомашин. Обратные рейсы, когда машины возвращались порожняком, мы планировали использовать для эвакуации списанной техники и вывоза имущества, требующего ремонта.

Масштабность замысла нашего учения позволяла, далее, привести в действие почти весь механизм тыла группы — от полевых хлебозаводов до ремонтных мастерских, чего на обычных учениях достичь не удается. Причем вся их деятельность определялась конкретной оперативно-тактической обстановкой, то есть согласовывалась по задачам и срокам, что повышало напряжение в работе и ответственность каждого коллектива за решение общей задачи. И наконец, замысел, а затем и ход действий вынуждали и командиров частей, привлекаемых на учение, принимать решения на боевые действия с учетом реальных возможностей тыла.

В нашу «затею» охотно включилась и служба артвооружения, возглавляемая очень инициативным офицером Е. А. Белащенко. Тогда как раз наступили сроки освежения многих видов хранимых в войсках боеприпасов и вооружения. Вскоре мы получили от нее весьма объемную заявку на перевозки.

Спланировать и организовать все как следует оказалось не просто. Пришлось не раз собирать офицеров штаба, начальников служб и объяснять суть и цели учения, все тонкости его подготовки. Признаться, сам поначалу сомневался в полном успехе дела.

— Сможем ли предусмотреть в плане все учебные вопросы с комплексной их отработкой? — спросил я напрямик штабных офицеров. — Не забудем подключить какие-либо важные отделы или объекты?

— Сможем. Не забудем, — ответил за всех начальник штаба тыла Иван Афанасьевич Медведев. — Серьезность задачи понимаем. Как раз вот работаем над тем, чтобы задействовать все службы снабжения с перевозкой их имущества и развертыванием складов.

И в штабе, и в службах тыла развернулась напряженная работа. Прежде всего тщательно изучили все заявки на перевозки по видкам снабжения, срокам и пунктам доставки, направлениям грузопотоков. Для общего, «генерального» плана перевозок, при тесной его увязке с оперативно-тактическим фоном и действиями привлекаемых войск, тщательно прикинули возможности всех видов транспорта и потребности частей в различных материальных средствах.

Известно, что на обычных учениях основное внимание уделяется войскам, а работа тыла остается как бы на втором [192] плане, в тени. На нашем учении, на которое привлекалась лишь небольшая часть войск (для создания обстановки и динамики действий), главными были вопросы организации тылового обеспечения. Поэтому и подготовку основных документов вел наш штаб. Для разработки оперативной обстановки и организации действий боевых частей привлекалась лишь небольшая группа операторов. Общими усилиями тесно увязали все учебные вопросы.

...В ходе учения постоянно усложняли обстановку, особенно на коммуникациях подвоза, объявляли вводные о «потерях» и «разрушениях». «Повреждения» на автомобильных и железнодорожных маршрутах вынуждали командиров принимать конкретные меры по ремонту дорожных участков и поискам объездов у «разрушенных» мостов. Это позволило дать больше практики воинам-дорожникам и водителям машин. Вводные об «уничтоженных» запасах материальных средств и «выходе из строя» транспорта вынуждали разумнее использовать резервы, маневрировать средствами тыла.

Напряженность создавалась в районах размещения всех тыловых объектов и для всех категорий обучаемых. Каждый солдат, сержант, офицер отрабатывал учебные вопросы в рамках своих функциональных обязанностей, но с более высокой нагрузкой, поскольку действовал в необычной обстановке постоянного воздействия со стороны «противника».

Плодотворно учились специалисты тыла и позже, когда наступательные действия перенеслись в оперативную глубину. На одном из этапов потребовалось организовать массовую дозаправку военной техники на марше. Однако осуществить ее в срок силами нескольких имевшихся в нашем распоряжении топливозаправщиков не удалось. Урок, извлеченный из этой ситуации, послужил толчком для продолжения работы по созданию специальных полевых заправочных пунктов. Ведь и на недостатках учатся...

Младшие специалисты и рядовой состав тыла получили в тот раз богатую практику и в вопросах технического обслуживания и ремонта, медицинского обеспечения, организации питания в полевой обстановке, причем все это — в ходе быстрых перемещений войск и тыловых объектов в различных условиях погоды и времени суток.

В целом оперативно-тыловое учение прошло успешно. Оно наглядно убедило многих начальников в том, что можно очень предметно отрабатывать задачи тылового обеспечения войск, экономя при этом моторесурсы, горючее и практически обеспечивая материальные нужды частей. Итоги учения [193] подтвердили явную целесообразность подобного метода специальной подготовки личного состава.

Такого рода учения мы начали проводить с тех пор регулярно. Особое внимание обращали на повышение работоспособности тыла (теми же средствами доставить больше грузов, выполнить больший объем работ за единицу времени). Для этого совершенствовали три основных элемента: техническую оснащенность служб тыла, специальную выучку личного состава и организацию всех работ.

Постоянное внимание оказывали и вопросам живучести тыла. С этой целью настойчиво учили специалистов надежнее укрывать свои объекты, технику, материальные средства от наблюдения и воздействия «противника», быстро восстанавливать управление и восполнять потери, действовать на «зараженной» местности.

Эти и другие столь же важные для нас вопросы всесторонне обсуждались на служебных совещаниях, партийных собраниях, научных конференциях, поднимались на страницах печати. Словом, одновременно с совершенствованием форм и способов подготовки личного состава шло развитие и теории тылового обеспечения.

Много внимания, времени, сил по-прежнему отнимали организация войскового хозяйства не только в частях, соединениях, но и в масштабе Группы в целом. Казалось, что сложного хотя бы в таком деле, как накопление и размещение запасов материальных средств. А сложность в том, что нужно не только своевременно истребовать их от центральных органов и различных отраслей народного хозяйства страны, причем по всему перечню многочисленных видов и номенклатур, но и доставить на специальные склады и хранилища, размещенные в самых различных по соображениям боеготовности районах, обновить и восполнить имеющиеся запасы и наладить бесперебойное обеспечение войск. При этом следует учитывать, что каждой номенклатуре, боеприпасов например, соответствуют свои калибры (а стало быть, специальный транспорт подвоза, своя тара и место для хранения, соответствующие сроки контроля за состоянием и заменой боеприпасов, особый порядок их боевого снаряжения перед использованием и т. д.).

А сколько наименований скоропортящихся продуктов питания, различных медикаментов, сложных и тонких устройств и изделий также требуют особых условий для хранения и эксплуатации! К тому же непрерывно идет процесс морального и физического старения огромного количества различного военного имущества. Естественно, такое «хозяйство» [194] требует не только четко налаженной системы учета, но и больших затрат кропотливого и квалифицированного труда для его нормального функционирования. Причем циклы этой работы образуют в совокупности замкнутый круг, в силу чего она как бы не имеет ни начала, ни конца и бесконечна во времени.

Создать запасы материальных средств, сохранить их и выдать по норме в войска — это, однако, лишь одна сторона дела. На работников тыла возлагается функция организовать и потребление этих средств с максимально возможным эффектом. Делают это обычно младшие специалисты тыла, люди большого трудолюбия, высокой квалификации и чувства долга.

Взять продслужбу, которая отвечает за питание личного состава. Солдат повседневно и независимо от того, где он находится и чем занимается, должен получить горячие завтрак, обед и ужин. Значит, необходимо не только доставить в часть свежие высококалорийные продукты широкого ассортимента, но и своевременно приготовить из них разнообразную и вкусную пищу, а затем подать ее к столу, накрытому в столовой, или раздать в поле в котелки.

И тут возникают всякого рода сложности. Известно, что из одних и тех же продуктов можно изготовить совершенно разные блюда и кушанья, которые отличаются не только по рецептам приготовления и своим названием, но и по вкусовым и питательным качествам. Опытный повар может обойтись даже меньшим расходом и перечнем продуктов и приправ, нежели его бесталанный коллега, но что ни блюдо у него, то поистине фирменное! Значит, надо позаботиться о том, чтобы везде в войсках повара (и хлебопеки) были мастерами своего дела и относились к нему с душой, чтобы всякий раз радовали солдат хорошим обедом, вкусным ужином, редким блюдом.

В общем — каждый армейский повар должен быть в своем роде артистом кулинарного искусства. А где взять таких «артистов»? Готовить самим, учить? Так мы и делаем, учим их в специальных школах под руководством искусных инструкторов-поваров. Однако выясняется, что, как и всякое искусство, кулинарное дело тоже требует определенных способностей от человека, а главное — влечения к нему. Вот и отыщи достойных кандидатов, если в массе своей все юноши, приходящие в армию, жадно тянутся к сложной военной технике, но отнюдь не к бабкиному черпаку. Я знал прекрасных ребят, проявивших уже в школе настоящий талант в кулинарной области, но не желавших сообщать домой, по какой [195] именно специальности они проходят подготовку в армии. Один даже позировал друзьям-фотолюбителям только... в каске на голове и с автоматом в руке, чтобы потом присочинить к снимку соответствующую легенду и рассказывать приятелям на гражданке «о боях и походах». Мальчишество, скажете вы. Пусть так, но и с такими настроениями приходится считаться при комплектовании школ и курсов армейских поваров и хлебопеков.

Однажды, помнится, выявив в беседе с молодыми курсантами подобные настроения, я отложил до другого раза лекцию, которую вызвался прочитать им (по вопросам организации продовольственной службы в полку), и целый час говорил о другом: насколько важна и уважаема в армии их будущая специальность. И какой это благодарный труд — постоянно восстанавливать физические силы и поднимать моральный дух бойцов! Сослался, естественно, на военные годы и даже привел пример героизма, проявленного на фронте одним из поваров.

...В тот день полк, в котором служил солдат И. П. Середа, вел бой с противником в районе Двинска. Повара расположили три свои походные кухни в небольшом овраге, в тылу боевых порядков подразделений. Когда обед был готов, Середа оставил у котлов помощника, а сам побежал доложить командиру, что можно раздавать обед. Чтобы заодно нарубить по дороге дровишек, прихватил топор.

Неожиданно на опушке леса показался фашистский танк. Ведя огонь с ходу, он двигался прямо к командному пункту полка. Середа камнем упал навзничь и притворился мертвым. Страх страхом, но и его подавила мысль: что предпринять, чтобы остановить вражескую машину, спасти от разгрома КП. И решение пришло мгновенно. Едва танк поравнялся с местом, где он лежал, повар быстро вскочил на броню, изо всех сил ударил обухом топора по стволу пулемета и погнул его. Затем начал колотить по стволу пушки. Ошеломленные столь дерзким нападением, фашисты растерялись. Танк остановился, приоткрылся люк. А тут как раз подоспела и подмога, с помощью которой отважный повар захватил в плен экипаж вражеской машины. За этот подвиг И. П. Середе было присвоено звание Героя Советского Союза.

— С тех пор солдаты полка стали уважать своего повара еще больше, — закончил я рассказ. — Еще бы — герой! Но все-таки в первую очередь они ценили в нем своего заботливого «кормильца», искусного кашевара. Ведь на фронте котелок с кашей — это не только пища. Это и отдых после боя. И краткая встреча с другом-земляком у полевой кухни. [196]

И мысли, вместе с паром от котелка улетающие к родному дому. Вкусный обед не только прибавляет сил, но и, как говаривали на фронте, еще «греет душу»...

Курсанты выслушали меня с большим вниманием. И честное слово, их лица и глаза в ходе нашего и серьезного, и шутливого разговора прояснились. Расстались мы друзьями, с надеждой скоро увидеться в войсках, хотя я им и не обещал легкой жизни после окончания этой школы. Ведь, в самом деле, что получается? Солдаты боевых специальностей еще крепко спят, а повара спозаранку уже хлопочут на кухне. Роты, позавтракав, ушли на занятия, а повара опять суетятся у плиты. Воины, отужинав, уже отдыхают, а повара все еще крутятся на кухне. Когда же, спрашивается, они учатся, ходят в увольнение, отдыхают? Посменно или когда представится для этого удобное время. К сожалению, представляется оно не всегда: ведь в частях учение идет за учением, а с подразделениями в поле выезжает и повар. И получается, что в течение своей службы он порой недосыпает, почти не имеет личного времени и ходит в кино через раз. Зато каждый день видит сотни глаз друзей-однополчан, которые с душевной признательностью машут ему рукой, если борщ наварист, каша рассыпчата, а чай заварен, как дома...

Следует, правда, сказать, что все эти трудности, которые ожидали их в частях, не особенно омрачали будущих поваров. Они же знали, на что шли, и все же сделали выбор. Зато, когда я сказал им под конец, что в интересах полной взаимозаменяемости в расчетах и экипажах и в порядке овладения смежными специальностями им также предстоит освоить в частях обязанности наводчика или орудийного номера, пулеметчика или гранатометчика, это сообщение было встречено с радостью.

— Вот это дело! — оживленно заговорили курсанты. — В армии и поваром быть не зазорно. Обидно другое: закончить службу, не побывав в танке, не постреляв из оружия, короче, не имея боевой специальности!

И я полностью разделил их мнение.

Как видим, организаторам тыла необходимо думать и о том, как повышать престижность тыловых специальностей. Взять хотя бы ремонтника. Сколько надо иметь уважения к своей профессии, чтобы изо дня в день видеть, как твои сослуживцы водят танки и автомобили, работают на сложных инженерных машинах, тренируются на боевой технике. А ты в это время знай раскручивай гайки, меняй узлы, клепай и сваривай поломанные детали. Не уложился в светлое время, прихватывай ночь, потому что с утра эти машины [197] должны выйти в рейс или на занятия. Ну и, конечно, умей спокойно выслушать советы и наказы тех, кто водит эти машины и ломает их: ведь каждый считает, что раз он хозяин, то знает ее «норов» лучше, чем кто-либо другой. Правда, можно делом доказать, что ты, ремонтник, знаешь и умеешь зачастую побольше водителей...

Свои трудности в службе есть и у многих других младших специалистов тыла: заправщиков, механиков, санитаров, лаборантов, кладовщиков, слесарей... Всех их необходимо не только учить, но и постоянно воспитывать, в том числе в духе уважительного отношения к военной профессии. С этой целью приходится использовать самые разнообразные формы воспитательной работы.

Однажды на полевом хлебозаводе я с большим интересом знакомился с технологией выпечки хлеба. Продукция этого полностью механизированного подвижного комплекса славилась отменным качеством, хотя, надо сказать, наш армейский хлеб, особенно выпеченный в поле, всегда необычно вкусен. Многое тут, безусловно, зависит от квалификации и старания хлебопеков, строгого соблюдения технологических норм и требований.

В тот раз начальник ПМХ (сам очень опытный специалист) капитан И. Сидорчук познакомил меня с лучшими мастерами, работавшими в смене.

— С душой относятся к делу, уважают хлеб, — похвалил он солдат.

— В том, что вы хорошо обучили их, не сомневаюсь. А вот как еще и душу свою врожденного хлебопека вложили в каждого — вот что непостижимо! — пошутил я.

— Научить уважать хлеб надо обязательно всех, а хлебопеков в первую очередь, — серьезно ответил офицер.

— Каким образом? — поинтересовался я.

— А любым. Был бы результат.

Он подвел меня к стенду с показателями работы хлебозавода. В центре его, среди лозунгов и цифр, я увидел стихи. Они воспевали... хлеб, тот самый, что в буханках. Стихи так и начинались:

Дань отдавая пушкам, танкам
(они в бою — гроза и смерч!),
Мы знаем цену и буханкам,
Что приходилось в поле печь.

Хлеб на войне — продукт особый:
Он даже в виде сухарей
Бывал вкуснее всякой сдобы
При котелке горячих щей... [198]

Далее в стихотворении рассказывалось о том, какое это великое дело — выпекать хлеб в полевых условиях, когда войска безостановочно наступают и надо успевать снабжать их свежим хлебом, но при этом и не отставать от своих частей. Уже в ту пору фронтовые хлебопеки мечтали о «пекарнях на колесах», способных выпекать хлеб «прямо на ходу». И вот такие времена настали. Появились в войсках походные хлебозаводы, способные «зимой и летом, в зной и стужу на трудных трассах полевых давать продукцию не хуже хлебозаводов городских». Заканчивались стихи призывом к армейским хлебопекам — гордиться своей профессией, помогающей воинам всегда быть сильными и бодрыми, способными преодолевать любые нагрузки и испытания.

— Не берусь судить о поэтических достоинствах стихов, но главная мысль в них абсолютно верная. За это вполне ручаюсь, — сказал я тогда Сидорчуку. — И правильно делаете, что пропагандируете свою профессию, воспитываете уважение к солдатскому хлебу и армейским хлебопекам.

Надо сказать, что в разной форме подобную работу постоянно вели в своих коллективах и начальники других служб тыла. Часто бывая в медицинских подразделениях ЮГВ, подчиненных офицеру И. А. Юрову, я обращал внимание на то, как активно и разносторонне пропагандируют в них мужество и высокую профессиональную подготовку, дисциплинированность и верность долгу медиков-фронтовиков, в чем была заслуга и самого Ивана Александровича. О героях говорилось в моем присутствии на политинформациях, в специальных беседах с личным составом, на юбилейных вечерах. О традициях фронтовиков рассказывали листовки, альбомы, плакаты, помещенные на видных местах в ленинских комнатах. Естественно, все это помогало воспитывать качества, необходимые военным медикам. Вот лишь несколько боевых эпизодов из этого цикла.

...14 января 1945 года при прорыве сильно укрепленной обороны гитлеровцев на левом берегу Вислы вышел из строя командир одного из взводов 246-го гвардейского стрелкового полка. Продвижение стрелков замедлилось. Тогда санинструктор старшина Фомин, приободрив бойцов, повел их на штурм вражеской обороны. Ворвавшись в сильно укрепленный пункт противника в селе Липске-Буды, воины разгромили немецкий штаб и взяли в плен 12 солдат и офицеров противника. В период боев за Познань Фомин оказал под вражеским огнем первую медицинскую помощь 48 советским воинам и вынес их с поля боя. Будучи сам дважды ранен, не покинул боевой строй. Более того, через несколько [199] дней отважный санинструктор помог бойцам блокировать вражеский дзот, и тот прекратил сопротивление. Гвардии старшине медицинской службы Владимиру Васильевичу Фомину было присвоено звание Героя Советского Союза.

В ходе войны наши военные медики показывали образцы подлинного героизма не только на передовой. Они самоотверженно выполняли свой профессиональный долг повсюду, где их помощь могла спасти жизнь и облегчить страдания защитникам Родины, — на горящих кораблях и партизанских базах, в осажденных городах и каменоломнях, действуя в составе воздушных и морских десантов и даже находясь в адских условиях вражеского плена.

Сильное впечатление на медицинских сестер и санитарок в Н-ском медсанбате произвел, помню, рассказ агитатора о подвиге санитарки М. Н. Цукановой, проявившей несгибаемую силу духа в последний час своей короткой и яркой жизни...

Когда началась война с Японией, 355-й батальон морской пехоты, в котором служила санинструктором Мария Цуканова, получил задание высадиться на причалы вражеского порта, пробиться в город и закрепиться там до подхода главных сил. Воины в черных бушлатах и тельняшках сражались с превосходящим по численности противником с беззаветной храбростью. Не страшилась опасности и Мария Цуканова. Она бинтовала раненых, выносила из-под огня в укрытия и снова спешила в самое пекло боя. Пятьдесят человек перевязала и вынесла отважная санитарка за двое суток боя. Ее бесстрашие и самоотверженность вдохновляли даже видавших виды морских пехотинцев.

14 августа 1945 года в боях на улицах города Сейсин Мария Цуканова была тяжело ранена. Однако, превозмогая боль, продолжала оказывать помощь боевым друзьям, пока не потеряла сознание. Бесчувственную от потери крови, ее и захватили в плен. Чтобы получить сведения о составе и задачах советского десанта, враги зверски пытали раненую санитарку, но ничего от нее не добились. Тогда отважную патриотку убили. Так погибла, до конца выполнив свой воинский долг, матрос Мария Никитична Цуканова, посмертно удостоенная звания Героя Советского Союза. Приказом Министра обороны СССР она навечно зачислена в списки школы санитарных инструкторов. Во Владивостоке ей сооружен памятник...

Широко известно специалистам медслужбы в войсках и имя Ирины Николаевны Левченко, начинавшей свой боевой путь в годы минувшей войны с медицинской сумкой. В период [200] боев на Смоленщине она оказала медицинскую помощь 168 раненым бойцам и командирам и помогла вывести их из окружения. В боях за Крым в 1942 году санинструктор Левченко спасла жизнь 28 раненым танкистам. Тогда же Ирина сама получила тяжелое ранение и после лечения в госпитале была признана не годной к дальнейшей военной службе. Но не смирилась с этим. Путем нечеловеческого упорства она смогла восстановить функции парализованной руки и добилась направления в танковое училище, по окончании которого была вновь направлена на фронт, но уже командиром танкового взвода. День Победы она встретила под Берлином.

После войны Ирина Николаевна закончила академию бронетанковых войск, работала военпредом на заводе. Уволившись с военной службы, она написала «Повесть о военных годах», в которой рассказала о своей боевой молодости. Член Комитета ветеранов войны и Комитета советских женщин подполковник запаса И. Н. Левченко в канун 20-летия Дня Победы была удостоена высшего боевого отличия — звания Героя Советского Союза.

— Итак, какими же качествами должен обладать военный медик, чтобы успешно выполнять свои обязанности в боевой обстановке? — обращался обычно к своим питомцам офицер И. А. Юров в конце беседы о героях-фронтовиках. — Ну, кто скажет? Мужество? Правильно! Оно крайне необходимо в бою и санитару, и фельдшеру, и военврачу. Выносливость? Безусловно! Нагрузки в боевой обстановке возрастают многократно. Знание своей профессии? Прежде всего! Ведь от нашего умения зависят жизни людей, и мы должны настойчиво овладевать медицинской подготовкой и в теории, и на практике. Дисциплина, верность долгу? Абсолютно так! Мы не просто медики, а медики — военные.

Надо сказать, что Юров на всех занятиях и учениях создавал очень сложную и поучительную обстановку для отработки поставленных задач. И с какими бы трудностями это ни сопрягалось, старался учить подчиненных специфике их работы в условиях современной войны, при воздействии на личный состав новых видов оружия. На таких занятиях никто из обучаемых не ждал послаблений и поблажек. Все понимали: если твой долг — облегчать страдания людей, то сил на это жалеть не приходится.

Беседы, книги, выставки и фильмы о делах и задачах специалистов тыла в дни войны и мира, о долге и призвании военного человека обычно носят в войсках целенаправленный воспитательный характер. Однако с помощью одних [201] лишь этих средств воздействия патриотом «тыловой» профессии сделаешь не каждого молодого воина. Нужно еще постоянно заботиться и о том, чтобы он имел возможность трудиться на своем рабочем месте с интересом и увлечением, имел дело с современной техникой, рос по службе. Вот тогда солдаты тыла овладевают своей специальностью всерьез и отдают ей симпатии надолго, а то и навсегда.

Разумеется, как и повсеместно в Вооруженных Силах, есть у нас люди, считающие свою военную профессию лучше любой другой. Мне как-то показали письмо одного из офицеров тыла. Уходя в запас, он решил обратиться к однополчанам со своеобразным стихотворным наказом: беречь и приумножать славу солдат тыла. Вот начало этого письма:

Я славлю тыл! С суворовских времен
Он в неустанной черновой работе.
Я славлю тыл, что так обременен
Заботами об армии и флоте.

Признательность свою я приношу
Ему в конце пути с поклоном низким
И вот — стихи «хозспособом» пишу
О людях и делах, столь сердцу близких.

Не будем опять же строгими к автору этих строк, по форме, вероятно, далеких от совершенства. Но искренность чувств, любовь ветерана к своему «роду войск» — тылу, даже грустная нотка юмора — все это не может не волновать...

Организующим звеном во всей учебной, хозяйственно-бытовой, материальной, технической, медицинской и другой многогранной деятельности тыла являются его штабы и службы. И здесь пора сказать доброе слово об офицерах штабов, которые прежде и больше всего помогали мне в решении многих сложных задач.

Про офицера Д. А. Аверина — боевого командира в годы войны и начальника штаба тыла ЮГВ в те дни — можно было сказать коротко: человек, обладающий всей суммой знаний в области материального обеспечения войск, а равно и деятельности всех звеньев тыла. Однако знать в нашем деле все — это еще полдела. Нужно к тому же уметь энергично и гибко реагировать на любые, в том числе и непредвиденные изменения в обстановке и направлять деятельность служб так, чтобы они работали как часовой механизм. Для этого требуется все предусмотреть, все рассчитать, все организовать и проконтролировать. И Дмитрий Александрович умел это, как никто другой. Ну а как мог он все это охватить со своими несколькими подчиненными, можно только догадываться. [202]

Для сложной и многоплановой работы, при сравнительно малом числе офицеров в штабах тыла, приходится подбирать их так, чтобы любой мог, образно говоря, выступать в различных ролях и лицах. Потому-то далеко не каждый способен продуктивно трудиться в таких условиях. А работа их чрезвычайно важна и требует от человека многих способностей и качеств.

* * *

...Во время войны, при подготовке одной из операций на Ленинградском фронте, я, тогда еще войсковой офицер, прибыл в штаб подвижной танковой группы. И мне показалось, что многие офицеры там занимаются не тем, чем бы следовало. Обстановка на фронте была сложной. Однако, вместо того чтобы находиться в войсках и непосредственно участвовать в организации боевых действий, они писали какие-то бумаги, составляли таблицы и графики, рисовали что-то на картах или звонили по телефону, вопрошая: «Где именно выявлены огневые точки?», «Каковы грузоподъемность моста в пункте Н. и глубина ручья?», «Повторите сводку погоды на ближайшие два дня» и т. д. Эти и другие сведения, думалось мне, интересовали больше войска, находившиеся на переднем крае, чем штабистов.

Разумеется, я сильно ошибался тогда. В тот момент опытные штабисты уже практически «разыгрывали» и перегруппировку танковых и механизированных соединений, составлявших подвижную группу фронта, и вероятные ее действия на новом операционном направлении. На картах, в графиках, таблицах и других документах было зафиксировано все, что требовалось для решений и прогнозов за противника и за свои войска, с обозначением сил и средств сторон, их материальных запасов, направлений контратак и маршрутов подвоза. Все эти сведения собирались по крупицам и тщательно обрабатывались штабными специалистами: операторами, разведчиками, офицерами инженерных, технических, тыловых и других служб. И всякая неточность в их работе, любое упущение могло при подготовке предстоящего боя в конечном счете привести к тяжким последствиям. В этой связи всегда полезно помнить слова Ф. Энгельса о том, что некомпетентность офицеров нигде не приносит столько вреда, как на штабной службе.

Настоящий офицер штаба в годы войны никогда и ничего не делал наобум. Чего не имел под рукой из сведений — доставал, используя все способы и источники, чего не знал — выяснял у начальников и сослуживцев, если в чем [203] сомневался — перепроверял свои данные и только потом докладывал их наверх.

Старший начальник всесторонне оценивал эти сведения, сопоставлял с другими и на этой основе принимал или отвергал представленные ему предложения или же требовал их доработки. Этот момент в штабной работе был наиболее ответственным, поскольку утверждаемые предложения являлись основой решения на бой, операцию.

Деятельность в штабе не замирала и после принятия решения. Чтобы провести его в жизнь, офицеры штаба и различных служб снова спешили на узел связи или ехали в войска — на передовую и на маршруты выдвижения, и доводили приказ командира до исполнителей, проверяли готовность вооружения и техники, оборонительных сооружений и материальных запасов. Они же помогали личному составу глубже уяснить задачу и изготовиться к бою, участвовали в рекогносцировке местности, детальнее увязывали взаимодействие, подтягивали отставшие тылы.

В минувшую войну большинство штабных офицеров, независимо от их специальности и решаемых в войсках задач, обычно интересовались на местах и бытом воинов: питанием, экипировкой, размещением, медицинским обеспечением. Все это — слагаемые успеха в бою, важнейшее условие поддержания высокого боевого и морального духа личного состава. И потому забота о материальном снабжении солдат на переднем крае была постоянной и всеобщей.

На фронте, например, периодически проводились массовые проверки организации и качества питания воинов на передовой и в госпиталях. Их одновременно осуществляли в разных местах десятки специальных комиссий, куда входили политработники, командиры, специалисты продслужб и офицеры штаба тыла. Они тщательно проверяли, как налажено питание в частях и медучреждениях, соответствие пищи установленным нормам выдачи и качеству, опрашивали сотни бойцов, выявляя все нарекания и жалобы. Результаты проверок обобщались на специальных совещаниях, посвященных вопросам питания воинов, или на заседаниях военного совета.

Очень хорошо рассказал о том, как заботились о быте солдат на фронте, в своей книге «Малая земля» Л. И. Брежнев.

«Мы были отрезаны от Большой земли, у нас не хватало соли, случались перебои с хлебом, — вспоминает он бои на плацдарме у Новороссийска. — Целые подразделения посылали в лес собирать дикий чеснок. С другой стороны, [204] было сыро в этих катакомбах, по ночам бойцы мерзли, и работникам политотдела пришлось заботиться об отоплении, заказывать буржуйки, собирать дрова»{28}.

Продолжая развивать эту мысль и говоря о боях под Киевом в конце 1943 года, Л. И. Брежнев приводит далее специальную директиву, с которой он обратился в те дни ко всем политработникам 18-й армии, требуя от них:

«Постоянно проявляйте заботу о сбережении сил и здоровья бойцов. Бесперебойное обеспечение солдат горячей пищей и кипятком должно быть нерушимым правилом. Надо обеспечить строжайший контроль за тем, чтобы все, что государство отпускает для бойцов и офицеров, доходило бы до них полностью. Беспечных и бездеятельных в этом отношении людей нужно привлекать к суровой ответственности. Исключительное внимание должно быть уделено работе санитарных учреждений» {29}.

Вот так остро ставили политорганы на фронте вопросы об удовлетворении нужд солдат и офицеров. Естественно, забота об этом была постоянной обязанностью и старших командиров, и работников тыла, и его штабов.

На фронте нагрузка на штабных офицеров падала немалая. В период подготовки боев, операций им редко удавалось выкроить на отдых даже несколько часов. Наступило мирное время. Может, работа в штабах стала проще и легче? Нет. Она, пожалуй, даже усложнилась, а стало быть, и нагрузка возросла. Это в полной мере относится и к офицерам тыловых штабов.

Поступающие в войска в массовом количестве сложные виды нового оружия и техники требуют и новых способов их обеспечения, в том числе в боевой обстановке. Стало быть, сейчас на всех учениях и полевых занятиях специалисты тыла должны отрабатывать свои задачи в условиях, близких к боевым, с большой физической и психологической нагрузкой. Для этого офицерам штабов и служб тыла надлежит проводить эти учения на сложном оперативном или тактическом фоне, который сам задает темп и определяет перечень работ по тыловому обеспечению войск. Разумеется, необходимо тщательно спланировать и сами эти работы по видам, объему, срокам материального обеспечения. А дело это не из легких.

Даже к командно-штабному тыловому учению, проводимому на местности, требуется разработать множество самых различных документов: определить замысел и составить [205] задание, подготовить карты и планы, расчеты и графики. При этом штабным офицерам следует основательно врасти в обстановку, проиграть мысленно все этапы учения, последовательно ставя себя на место обучаемых. Затем полностью оформить «сценарий» действий, расписав все роли в нем, начиная от «режиссера» — руководителя учения и до «артистов», читающих текст от автора, то есть до посредников, и т. д. Затем организовать все практически, увязав с действиями специально выделенных «подыгрывающих» войск.

Однако грамотно подготовить документацию — это еще не самое трудное. Сложнее отрабатывать вопросы обеспечения в ходе самого учения. Потребуется, скажем, срочно организовать подвоз боеприпасов в одну из мотострелковых частей. Сделаны расчеты, отданы указания, тронулся с места транспорт. И вдруг — резко изменяется обстановка. Часть, до того оборонявшаяся, начала вынужденный отход, удаляясь от большака, наезженного автомашинами, в заболоченную труднодоступную низину. И задачу ее боеснабжения приходится решать совсем иначе. Намечается другой маршрут, с пастилкой гатей и ремонтом моста через ручей. Выделяется более мощный транспорт для подвоза. Пополняется перечень боеприпасов, затребованных ранее частью. Сделать все это безошибочно и быстро сможет лишь офицер тыла, хорошо знающий не только боевую обстановку на своем участке и функциональные обязанности, но и все тактико-технические характеристики средств тыла и их возможности в различных условиях погоды и местности. Более того. Особенности современного боя, операции требуют от офицеров штабов и служб тыла наряду с глубокими и разносторонними знаниями еще и чисто командирских качеств: воли, инициативы, решительности, способности взять на себя всю ответственность за принятое решение.

В этом направлении мы старались совершенствовать в войсках ЮГВ и формы их подготовки, и стиль практической деятельности. Главное внимание уделяли умению работника эффективно применять свои знания и навыки в различных условиях обстановки. Ведь нередко человек, вроде бы неплохо подготовленный в теории, не может наладить дело потому, что пришлось работать в усложненных условиях (мало рабочей силы, подводит транспорт, предельно коротки сроки и т. п.). Чаще всего это происходит с недавними выпускниками военно-учебных заведений. Таких мы чаще практиковали в ситуациях, требующих нестандартных решений по организации работ. [206]

Бывает и так, что новичок имеет задатки хорошего организатора, но не знает специфики штабной службы, не умеет разрабатывать и обосновывать документы в свете требований соответствующих приказов. Такого товарища мы основательнее знакомили со всеми директивными положениями, на основе которых функционирует данная служба, а проще сказать — со всем «бумажным хозяйством». Усвоив эту сторону дела, офицер, смотришь, значительно быстрее вырастает в грамотного организатора тыла.

Заботясь о повышении квалификации всех работников штаба, мы вместе с тем старались не нивелировать подготовку людей. Очень полезно развивать и сильные субъективные свойства каждого офицера, положительные черты его ума и характера. Один, к примеру, способен быстро уяснить сложную, постоянно меняющуюся обстановку и сделать обоснованные выводы из нее. Это качество неоценимо на учениях, при подготовке разборов и обобщении опыта. Другой работник настойчив в осуществлении решений, принятых старшим начальником. На него вполне можно положиться на таком участке, где все решает воля и упорство. Третий — инициативен, не теряется в сложных передрягах, связанных с работой в отрыве от штаба. Ему по плечу задачи, возникающие в практике впервые, и т. д.

Среди штабных офицеров есть, разумеется, и такие, кто не проявляет особой активности в работе. Что ему поручат, то и сделает, не более. Я считаю одной из причин такой инертности прежде всего то, что человеку опасаются давать самостоятельные задания. Вот он и крутится всегда на чисто исполнительских ролях, не имея случая и возможности приобрести новые навыки, проявить характер. А ведь ответственность — это как раз тот оселок, на котором прежде всего оттачивается стремление показать себя, оправдать доверие. Бояться, что данный офицер может загубить важное дело, не следует. Грубо оступиться ему не дадут две надежные «подставки» — помощь и контроль. Кроме того, рядом ведь всегда более опытные сослуживцы: они подстрахуют и помогут.

Несколько слов об инициативе штабных офицеров. Это качество особенно ценится в работе, поэтому наклонность к творчеству мы стремились всемерно развивать. Кстати замечу, что некоторые офицеры инициативны лишь до поры, пока новая задача «варится в мозговом котле». Когда же настает время для практической ее реализации, они охотно уступают место другим людям, менее активным и сведущим. Происходит это потому, что воплощение в жизнь [207] хорошей идеи зачастую связано с большими трудностями, чем ее обоснование за письменным столом. Поэтому-то и целесообразно возлагать решение инициативных задач на их творцов и авторов, лучше знающих суть и детали сложного дела.

Помнится, в одном штабе тыла продолжительное время критиковалась устаревшая методика занятий по тыловому обеспечению войск. При этом все единодушно подчеркивали необходимость современной учебной базы. Но как ее создать в штабе? Больших учебных полей и специальных классов, как это делается в частях тыла, здесь не построишь: не хватит ни сил, ни места, ни оборудования. А без них все учебные задачи отрабатываются чересчур умозрительно.

Выход нашли офицеры Г. Ельчищев и И. Савчук. Вместо полей, площадок, классов они предложили оборудовать компактные стенды и рабочие столы специальной конструкции, позволяющие производить все операции по планированию и организации тылового обеспечения войск очень наглядно, в полном объеме и с необходимой детализацией. Подключение стендов к ЭВМ вычислительного центра штаба давало возможность отрабатывать учебные задачи в соответствии с требованиями новых уставов.

У работников штаба это предложение вызвало живой интерес. Однако нашлись и скептики, не поверившие в возможность создать столь сложное оборудование своими силами. И тут не дал заглохнуть ценной инициативе старший начальник. Поддержав Савчука и Ельчищева, он именно на них возложил наиболее сложную часть работы. Включились в нее и остальные. В итоге был создан компактный учебный комплекс, позволивший улучшить профессиональную подготовку офицеров. На базе его в дальнейшем были созданы еще более совершенные учебные объекты в других штабах тыла.

* * *

...Работа по организации войскового хозяйства и бесперебойному его функционированию осуществляется не путем кратковременных порывов или периодических кампаний. Она требует от руководителей разного уровня непрерывных, настойчивых и целеустремленных усилий. На главных ее направлениях, по наиболее важным и сложным задачам, эта работа постоянно и четко направляется сверху. Вместе с тем есть множество ее участков, где результаты во многом зависят от умения, распорядительности и инициативы [208] офицеров служб тыла и штабов среднего и низового звена. Ведь абсолютно всего наверху не предусмотришь, все до мелочей не спланируешь и не проверишь. Да этого и не требуется, если на местах трудятся хорошо подготовленные и старательные специалисты, способные без подсказки и напоминаний делать трудное дело, вкладывая в него всю энергию и душу.

Именно такими энтузиастами своего дела, обладающими и знаниями, и высокой профессиональной подготовкой, являлись большинство офицеров, с которыми довелось мне трудиться в ЮГВ и на других участках нашей нелегкой работы. Среди них следует прежде всего назвать товарищей И. А. Медведева, умеющего быстро оценить обстановку и «схватить» суть проблемы, Л. А. Радишевского — автора многих дельных предложений, В. А. Полосухина, способного вскрыть самые потаенные причины недостатков в войсковом хозяйстве. Под стать им и И. Н. Ковылин, умеющий энергично наладить продовольственное дело в самой сложной обстановке, Р. К. Быстрицкий — редкий знаток вещевой службы, Г. Д. Биба — признанный специалист в области военной ветеринарии, В. Н. Сочилов — серьезный экономист и организатор военной торговли и многие, многие другие труженики тыла. Распоряжаясь материальными ценностями на миллионы рублей и отвечая за обеспечение большого числа войсковых потребителей, они всегда руководствуются в работе высшими интересами Вооруженных Сил, показывая пример образцового выполнения своего воинского и партийного долга. Их важную роль в повседневном руководстве войсковым хозяйством я и хотел чуть шире показать в этой главе. [209]