В стенах академии
В Калинин, где находилась Военная академия тыла и снабжения, поезд прибыл рано утром. Вставало солнце, и в его лучах разрушения, которые я увидел по пути с вокзала, бросались в глаза особенно контрастно. Позже узнал, что гитлеровцы находились здесь в конце 1941 года всего два месяца. Однако и за это время нанесли городу огромный ущерб, разрушив до основания свыше 70 процентов промышленных предприятий и приведя в негодность до 60 процентов всего жилого фонда. Разумеется, многие здания к тому времени были уже восстановлены, другие стояли в строительных лесах. Но следы войны еще проглядывались тут и там, особенно в районах, где шли когда-то уличные бои.
На центральных, чисто убранных улицах весело звенели трамваи (единственный вид общественного транспорта в Калинине в те годы). С Волги доносились басовитые гудки пароходов. Дымили фабричные трубы на дальних окраинах. И я как-то сразу душой полюбил этот звонкоголосый трудовой город.
Учеба в академии с первых дней захлестнула с головой. И все же изредка, в воскресные дни, мы с женой выкраивали час-другой на прогулки по городу. Осматривали его достопримечательности, знакомились в областном музее с экспонатами по истории этого исконно русского края.
Калинин (до 1931 г. — Тверь) возник еще в XII веке, на месте, где в Волгу впадает Тверца (отсюда и старое название города). Он исстари был славен развитыми ремеслами, вел обширную торговлю с дальними северными и южными землями. В середине XV века тверской купец Афанасий Никитин первым из европейцев совершил путешествие в Индию. Город видел многое: набеги монголо-татар и междоусобные распри русских князей, пожары, подчистую уничтожавшие его постройки, и эпидемии, косившие без разбора его жителей. Здесь быстро набрал силу и влияние местный текстильный капитал. Здесь же возникли [23] и одни из первых в России социал-демократические кружки. Несмотря на все невзгоды, выпадавшие на его долю в годы лихолетий, в Калинине сохранилось много редких исторических памятников — ведь Тверь некогда соперничала с Москвой! И мы не уставали знакомиться с новыми и новыми страницами в этой славной летописи. Любовались и явью наших дней: за годы Советской власти облик древнего города существенно преобразился, а сам он словно помолодел. Был открыт ряд учебных заведений. Возникло множество культурных учреждений. Выросли крупные промышленные предприятия. На некоторых из них, к слову, мне удалось побывать потом: в академии было принято делегировать слушателей на местные заводы и фабрики для выступлений с докладами и лекциями.
Но, повторяю, на первом плане в любом случае всегда оставалась учеба. А учились, особенно слушатели-фронтовики, с жадностью. Все были так еще молоды. И война лишь усилила тягу к знаниям, свойственную всякому любознательному человеку этого возраста. В течение нескольких лет она, война, каждодневно требовала от нас величайшего физического и морального напряжения, держа при этом на «голодном пайке» многие интеллектуальные наши запросы. Конечно, и на фронте все — от солдата до маршала — постоянно учились. Учились одному сверхважному предмету — науке побеждать врага. И учились усердно. Ведь экзаменатором, скорым на самые жестокие оценки, выступала опять же война. Но и в тех условиях молодой и жадный ум постоянно искал новой духовной пищи. Потому-то в редкие минуты затишья на передовой так жадно и читали любые книги, чудом попадавшие в траншеи и землянки, будь то сборник стихов В. Жуковского или «Популярная астрономия» К. Фламмариона.
Но, увы, такие минуты выпадали на войне не часто. Не довелось сесть за учебники и сразу после нее — все время без остатка поглотили служба, работа. Потому-то и радовала возможность опять сесть за парту и, отрешившись от иных забот, изо дня в день познавать что-то новое, интересное, нужное. Даже сама атмосфера, царившая на занятиях в академии, с такими каноническими атрибутами школы, как заливистый звонок на перемену, черная доска в аудитории и палочка-указка в руках лектора, волновала в первые дни до слез, составляя внешний, трепетный фон самого процесса «учения».
Вместе с тем мы были далеко уже не теми юнцами, которыми оставили когда-то учебные классы, чтобы снова [24] прийти в них сегодня. За плечами у каждого лежала небывалая в истории война с ее трагическими просчетами первых дней и кровавыми жертвами последующих четырех лет, которые зачастую еще более усугублялись на фронте из-за чьего-то незнания или неумения. Вот почему мы приступали теперь к учебе с вполне осознанной целью — максимально вооружить себя знаниями, потребными для дальнейшей военной службы в мирное время и успешных боевых действий в случае возникновения новой войны...
Правда, вначале некоторым слушателям показалось, что их начали учить тому, что им давно уже известно. Ну зачем, скажите, объяснять фронтовикам, что такое бой и виды его обеспечения, или заставлять их заучивать наизусть тактико-технические данные различного вооружения и существующие нормы снабжения боеприпасами? Потом-то мы, конечно, поняли, что и тут был свой резон. Требовалось прежде всего напомнить нам азы военного дела, привести в систему отрывочные наши знания из разных его областей, и лишь потом целеустремленно повести нас вперед, как говорится, к вершинам военной науки. Но это было потом. А пока что можно было услышать и реплики вроде: «А не теряем ли мы время напрасно, постигая «премудрости», хорошо известные любому военному человеку?» Причем иногда они подкреплялись устаревшей тематикой дисциплин на некоторых занятиях. Так, в академии в ту пору слушателей еще знакомили с устройством повозок, саней, конной упряжки и другого нехитрого инвентаря из арсенала обозного имущества. Это давало обильную пищу для шуток типа: «Что, сегодня опять будем изучать теорию оглобли?» или «А ну, кто скажет, сколько спиц в колесе очажной кухни?»...
Хворь зазнайства прошла, однако, быстро. Бурное развитие военного дела давало о себе знать и в стенах академии тыла. Подразделения и части обеспечения оснащались новыми топливозаправщиками, механизированными хлебозаводами, автокухнями, походными лабораториями, большегрузными автомобилями и другой специальной техникой. Начали изучать и мы ее: устройство, возможности и способы использования в самой различной обстановке.
Когда же начались занятия на картах по тактико-тыловой подготовке, мы по-настоящему ощутили вкус к науке о тыле. Нас буквально захватили сложные тактические решения, на фоне которых в напряженной динамике боя осуществлялось обеспечение сторон всеми видами материальных средств. В учебных заданиях для ведения боевых действий [25] указывались части и соединения различного состава и назначения. Поэтому возникла потребность в изучении многих других военных дисциплин, расширяющих тактический и оперативный кругозор слушателей и позволяющих более грамотно и всесторонне решать задачи тылового обеспечения. Пришлось детально изучать наряду с тактикой и оперативным искусством организацию и вооружение родов войск и специальных войск, а также историю военного искусства и вопросы военной экономики (главным образом по опыту Великой Отечественной войны), решать все более сложные транспортные и другие задачи.
Их решение в свою очередь потребовало глубокого знания всей системы построения Тыла Вооруженных Сил, включая предназначение и способы функционирования основных его элементов и звеньев, каждой из служб. Одним словом, прошло определенное время, прежде чем мы стали хорошо разбираться в основных принципах и способах тылового обеспечения войск и сил флота, в схеме его организации, свободно владеть всей терминологией.
В целом тыл, как известно, — это силы и средства, предназначенные для материального, технического, медицинского и другого обеспечения Советской Армии и Военно-Морского Флота. По сути — это часть Вооруженных Сил и вместе с тем связующее звено между ними и экономикой нашего государства. Без учета этих его функций весьма сложно познать те процессы, которые определяют изменения в структуре тыла, формах и способах его работы, характере задач всех его звеньев и органов.
В состав тыла входят различные части, учреждения и подразделения, предназначенные для выполнения возложенных на них задач. Вкратце задачи эти таковы: постоянно содержать запасы материальных средств и бесперебойно снабжать ими войска и силы флота в пределах установленных норм; строить, восстанавливать и обслуживать пути сообщения, осуществлять подвоз материальных средств, оперативные и другие виды перевозок; восстанавливать различную технику и имущество; создавать условия устойчивого базирования авиации и сил флота; оказывать медицинскую помощь раненым и больным, эвакуировать и лечить их; осуществлять торгово-бытовое, квартирно-эксплуатационное, финансовое обеспечение и многое другое.
По характеру выполняемых задач Тыл Вооруженных Сил принято подразделять на стратегический, оперативный и войсковой. Каждый из них имеет свое предназначение и четкое определение. Стратегический тыл — это высшее звено [26] Тыла Вооруженных Сил. Он включает тыл центра, часть государственных резервов, специальные формирования и предприятия народного хозяйства, которые выделяет правительство в распоряжение военного ведомства.
В состав тыла центра входят прежде всего базы и склады с запасами материальных средств, а также части специальных войск, ремонтные, эвакуационные, медицинские и другие тыловые части и учреждения, находящиеся в непосредственном подчинении центральных органов военного управления. Тыл центра принимает от народного хозяйства и хранит запасы материальных средств, обеспечивает ими войска, подвозит их фронтам, флотам, объединениям и даже соединениям. Он выполняет и множество других работ (включая изготовление отдельных образцов военной продукции). Часть сил и средств тыла центра может использоваться для усиления оперативного тыла.
Оперативный тыл — это тоже базы и склады с запасами материальных средств, а также автомобильные, железнодорожные, дорожные и трубопроводные части, ремонтные, медицинские и другие тыловые подразделения, учреждения, находящиеся в непосредственном подчинении заместителей командующих по тылу и соответствующих начальников родов войск, специальных войск и служб объединений. Состав оперативного тыла не постоянен. Он зависит от предназначения, роли и места объединений в операции, их боевого состава и решаемых задач, условий ТВД, оперативно-тыловой обстановки и принятой системы тылового обеспечения.
Войсковой тыл составляют склады с запасами материальных средств, автотранспортные, ремонтные, медицинские и другие тыловые части и подразделения, входящие в состав соединений и частей всех видов Вооруженных Сил и предназначенные для их обеспечения. По принадлежности и объему решаемых задач войсковой тыл подразделяется на дивизионное, бригадное, полковое и батальонное звено.
Дивизионный тыл (тыл соединения) имеет в своем составе склады и запасы материальных средств и подразделения: автотранспортное, осуществляющее подвоз в войска необходимых грузов; медицинское — для оказания помощи раненым и лечения больных; ремонтно-восстановительное — для ремонта боевой техники и вооружения, а также хлебозавод. Полковой тыл включает те же подразделения (иной лишь структуры) и не имеет хлебозавода.
О тыле батальона — самом низовом звене следует рассказать чуть подробнее. Он состоит из взвода обеспечения [27] (автотранспортное и хозяйственное отделения), батальонного медицинского пункта и др.
В бою взвод обеспечения развертывает батальонный пункт боепитания, возглавляемый командиром взвода обеспечения, а также заправочный и продовольственный пункты во главе соответственно с командирами автотранспортного и хозяйственного отделений. Персонал батальонного пункта боепитания получает, перегружает на свой транспорт и подает в подразделения вооружение, боеприпасы, артиллерийское и техническое имущество. Помимо имущества и вооружения, которые сразу же передаются в роты и взводы, часть боеприпасов в установленных размерах хранится на машинах батальона как возимый запас. Рассортированные по группам и калибрам, они находятся в готовности к подаче в подразделения. Личный состав батальонного заправочного пункта получает от вышестоящего органа горючее, перекачивает его в батальонные автотопливозаправщики или же прямым путем отправляет в роты, при наличии в батальоне достаточных запасов. В боевой обстановке машины заправляются горючим в перерывах между боями, главным образом ночью, с соблюдением всех мер маскировки и пожарной безопасности. При необходимости создаются дополнительные запасы горючего на машинах, для чего используются бочки, канистры и т. д. Батальонный продовольственный пункт обеспечивает личный состав горячей пищей. На нем имеются походные кухни-автоприцепы и машины для их буксировки. Продпункт развертывается на местности, где имеются источники воды, топливо, естественные укрытия. После приготовления пищи кухни выдвигаются на ротные пункты питания, где горячая пища раздается в котелки или термосы.
На батальонном медицинском пункте оказывается первая доврачебная или фельдшерская помощь раненым. Он развертывается обычно в простейшем убежище или укрытии, в стороне от направления главного удара противника, на труднодоступной для танков местности. Для эвакуации раненых с поля боя в наши дни используются специальные транспортеры переднего края, весьма удобные и маневренные. Раненых собирают на ротных постах санитарного транспорта, откуда эвакуируют на полковой медицинский пункт. В ходе учебы мы хорошо уяснили также суть и содержание термина «тыловое обеспечение». Это комплекс мероприятий, направленных на удовлетворение материальных, транспортных, бытовых и других потребностей войск и сил флота в целях поддержания их в постоянной боевой готовности. [28] Тыловое обеспечение включает несколько его видов: материальное, транспортное, техническое, аэродромно-техническое (в авиации), аварийно-спасательное (на флоте), медицинское, ветеринарное, торгово-бытовое, квартирно-эксплуатационное, финансовое и другие. Часть этих видов обеспечения осуществляют многие службы. К примеру, материальное — службы артвооружения, горючего, продовольственная, вещевая и другие; транспортное — службы, в распоряжении которых имеется автомобильный, железнодорожный, воздушный, речной, трубопроводный транспорт, вспомогательные суда и т. д.
Такова, вкратце, структурная схема Тыла Вооруженных Сил, суть его функций и задач. Знание основ тыла, его построения в различных условиях боевых действий войск, всех сил, средств и материальных ценностей, находящихся в его распоряжении, как и функциональных обязанностей руководителей всех степеней, позволяло нам, слушателям академии, решать задачи по тактико-тыловой и другим видам подготовки все более качественно и масштабно.
Помнится одно из первых групповых упражнений на карте. Требовалось детально спланировать тыловое обеспечение стрелковой дивизии в наступлении. Для начала пришлось сделать множество расчетов, и прежде всего определить потребность частей в боеприпасах, горючем, продовольствии, другом имуществе по задачам и дням боя. Затем изучить организацию тыловых частей и подразделений, обеспечивающих боевые действия дивизии, и их возможности по подвозу грузов к передовой и эвакуации раненых. По всем данным составляли подробные таблицы.
Потом потребовалось изучить сведения о состоянии экономики района боевых действий, составить справку о возможностях использовать для обеспечения частей местные ресурсы, установить контакты с начальниками родов войск и служб, не подчиненных заместителю командира дивизии по тылу, и т. д. Словом, чем больше разматывался «клубок» задания, тем дальше было до конца нити. Вот тогда-то мы вновь ощутили, что знаем пока мало, да и эти знания не всегда можем с толком использовать для дела.
Интерес к учебе еще больше возрос, когда половина слушателей нашего отделения, имевших опыт штабной работы и склонность к ней, были переведены в специальную оперативно-штабную группу. Делалось это с целью более предметной подготовки выпускников к штабной работе в оперативном звене. Соответственно менялась и учебная программа: время на оперативное искусство и оперативный тыл [29] для нашей группы увеличили почти в два с половиной раза за счет тематики войскового тыла, которая была уже нам достаточно знакома. По всем другим дисциплинам, включая социально-экономические, общевойсковые и военно-технические, учебные часы сохранялись на уровне других групп факультета.
Кстати сказать, спустя несколько лет, когда я работал уже в штабе Тыла Советской Армии, на одном из совещаний у начальника тыла генерал-полковника В. И. Виноградова очень принципиально поднимался вопрос об уровне подготовки, необходимом всем слушателям нашей академии. К тому времени в нее начали поступать молодые офицеры с весьма незначительным боевым и профессиональным опытом или совсем без такового. А задачи тыла все более усложнялись. Встал вопрос: в каком же объеме готовить специалистов? В масштабе войскового тыла или выше, для работы в оперативном звене?
В том и другом случае за каждым решением стояли свои «за». Лично я, например, к тому времени был убежден в том, что войсковое направление в подготовке будущих кадров тыла — в целом правильное. При всех его недостатках выпускники академии хорошо знали главное — основы планирования и организации войскового хозяйства. Однако беспокоило и другое: а как расти этим офицерам дальше, откуда черпать знания по вопросам тыла в оперативном масштабе?
Для того чтобы составить свое мнение по данной проблеме, небезынтересно обратиться к истории, посмотреть, с каким уровнем знаний выходили выпускники академии в прошлом.
Так, в Военно-интендантской академии в 1920–1921 годах и затем после ее восстановления в 1935 году изучалось около сорока предметов самого широкого и общего плана. В их числе был обширный перечень экономических дисциплин (политэкономия и отдельно основы экономики — войны, промышленности и торговли, сельского хозяйства, транспорта), цикл предметов по финансам и статистике, много занятий по вопросам права и судопроизводства и т. п. К непосредственно военным предметам можно было отнести лишь такие, как военная организация и история военного искусства, тактика и стратегия, военная статистика и география, тактика снабжения и военное хозяйство.
Как видим, слушателям приходилось изучать множество самых разных предметов общеобразовательного профиля, [30] в то время как вопросам тылового обеспечения войск в мирное время и в боевой обстановке внимания уделялось недостаточно. Это не могло не сказаться и на результатах деятельности специалистов тыла в предвоенные годы. Ведь, что греха таить, многие актуальные проблемы войскового тыла тогда так и не были решены. Поэтому с началом Великой Отечественной войны обстоятельства заставили серьезно перестраивать тыл.
В военные и послевоенные годы в академии тыла брали крен на усиление войсковой подготовки выпускников. Они готовились в основном на должности заместителей командиров частей по тылу, начальников служб снабжения горючим, продовольствием, вещевым и другим имуществом. При этом главное внимание уделялось практическим занятиям и профессиональным навыкам, необходимым для повседневной работы в войсках. Но такой практицизм также имел теневую сторону: он ограничивал кругозор и деловые качества специалистов тесными рамками их функциональных обязанностей.
И вот настал момент, когда потребовалось найти наилучшее решение и этих вопросов. На совещаниях у начальника Тыла Советской Армии и в соответствующих инстанциях в верхах возобладала точка зрения о необходимости расширения профиля и повышения квалификации обучаемых в связи с масштабными изменениями в военном деле. Последовало решение на сей счет, и в академии приступили к серьезному пересмотру учебных программ и всех пособий, с тем чтобы приблизить подготовку специалистов тыла к перспективам их будущей работы. Соответственно увеличивалось и время, уже на всех факультетах, для изучения оперативного искусства, средств защиты от оружия массового поражения, других боевых и технических средств войск и тыла, а также военно-экономической географии, политической экономии и остальных дисциплин в более широком масштабе.
Однако не будем забегать вперед. Вернемся опять ко временам нашей академической учебы. Масштабность и сложность учебных задач, решаемых по новой программе, увлекла нас настолько, что я, например, перестал даже думать, где и на какой должности буду служить потом (до этого еще теплилась надежда вернуться в бронетанковые войска). Учился самозабвенно, как и многие мои товарищи. И каждый день дарил радость новых открытий.
Учебная нагрузка уже не вмещалась в шесть часов плановых занятий и четыре часа ежедневной самоподготовки. [31]
Над книгами и конспектами допоздна приходилось сидеть и дома, особенно перед семинарами по марксистско-ленинской подготовке и накануне занятий по иностранному языку. Кстати сказать, немецкий язык я еще на школьной скамье учил прилежно. Теперь же пытался читать и переводить без словаря сначала легкие, а затем все более трудные тексты, ежедневно заучивая десяток-другой новых слов.
Продуктивной нашей учебе всячески способствовали опытные педагоги. Многие из них также были участниками войны: в тот период академия пополнялась преимущественно преподавателями-фронтовиками. Это позволяло глубже учитывать боевой опыт и при изучении проблем тылового обеспечения войск, и в вопросах научно-исследовательской работы. На основе его обобщения и анализа профессорско-преподавательский состав академии приступил к разработке ряда систематизированных учебных пособий. Мы, слушатели, первыми усваивали коренные положения и выводы новых трудов.
Говоря о положительном влиянии лучших преподавателей на нашу аудиторию, не могу прежде всего не вспомнить о человеке в наших глазах полулегендарном. Речь идет о полковнике Баурджане Момыш-Улы, который читал курс общей тактики. Многие из нас узнали о нем еще по книге Александра Бека «Волоколамское шоссе», в которой Баурджан выведен в роли центрального героя. Наш интерес к этому человеку еще более возрос, когда стало известно, что полковник и сам талантливо пишет на темы войны и уже опубликовал в местном издательстве несколько рассказов и небольших повестей. Мы их, разумеется, тотчас достали, прочли и признали эту «пробу пера» весьма многообещающей.
Мы всегда с интересом ожидали лекций Момыш-улы. Любой материал он излагал доходчиво, чаще прибегая к схемам, нежели к конспектам, и подкрепляя каждый тезис поучительными примерами из боевого опыта. Он умел как-то попросту, без различия в чинах, и в то же время требовательно относиться ко всем слушателям. Разбирая сложные вопросы тактики, исподволь приучал нас к самостоятельности мышления. С этой целью мог прервать свой рассказ в самом неожиданном месте, чтобы спросить: «А что думает на этот счет капитан Иванов?» или «А как бы поступил в этой ситуации товарищ Петров?». И слушатели постоянно были готовы доложить свое решение, обосновать свой вариант действий. Постоянный контакт преподавателя [32] с аудиторией заставлял творчески осмысливать весь изучаемый материал.
В нашей академии полковника Момыш-улы любили и слушатели и преподаватели за простоту и прямоту суждений, за честность и веселый нрав. Он умел увлекательно рассказывать о тяжелых боях, которые вела их Панфиловская дивизия, о подвигах однополчан. Самыми интересными были его воспоминания о битве под Москвой, в которой Баурджан принимал активное участие, будучи комбатом, и о боях на исходе войны, когда он был уже командиром дивизии.
Интересна и дальнейшая судьба этого незаурядного человека. После увольнения из рядов Советской Армии Б. Момыш-Улы целиком отдался литературной деятельности. Он автор книг «За нами Москва», «Кубинские впечатления», «Тулеген Тохтаров». Некоторые из них переведены на другие языки, изданы за рубежом.
Интересными, одаренными людьми были и другие преподаватели академии. В частности, очень многое делал, чтобы привить нам живой интерес к оперативному искусству, генерал-лейтенант С. М. Рогачевский, бывший в годы войны начальником штаба общевойсковой армии. Выше среднего роста, моложавый и стройный, он производил впечатление уже одной своей выправкой, подчеркнутой собранностью и аккуратностью. Во взаимоотношениях со слушателями был официален, но доброжелателен. Его лекции и групповые упражнения также изобиловали примерами из истории Великой Отечественной войны. Повышая поучительность, это вносило в занятия определенную живость. Рогачевский умел доходчиво преподнести и новые вопросы оперативного искусства, возникающие в связи с военно-техническим прогрессом в армии и на флоте.
Наряду со специальными предметами много времени — и вполне оправданно — занимало углубленное изучение марксистско-ленинской теории. «Марксизм-ленинизм — наука наук», — часто говорили на лекциях преподаватели кафедры, и мы понимали, что так оно и есть. Офицер, слабо знающий эту науку, не может стать ни полноценным военным специалистом, ни авторитетным руководителем воинского коллектива, ни искусным воспитателем подчиненных. И еще: лишь человек, который постоянно руководствуется в своей деятельности марксистско-ленинской методологией, революционной теорией и практикой, способен к активной, творческой и целеустремленной работе.
С первых дней нас увлекли лекции по истории КПСС, [33] которые читал полковник Я. X. Абрамов, и занятия по политэкономии, которые проводил полковник Е. В. Боярский. Оба умели привлечь внимание обучаемых к главным, стержневым вопросам очередной темы, пробудить стремление основательнее разобраться в сути тех или иных исторических событий, теоретических положений или экономических законов.
Полковник Абрамов, последовательно излагая основные этапы героической истории КПСС, очень предметно знакомил нас и с ее неустанной деятельностью в области военного строительства и вооруженной защиты завоеваний Октября. Для нас, людей военных, исключительная роль Коммунистической партии в создании и укреплении Вооруженных Сил и руководстве ими всегда была очевидной и бесспорной. Однако изучение конкретных партийных документов по военным вопросам, решений всех съездов партии, неизменно нацеленных на повышение экономического и оборонного могущества нашего государства, позволило уяснить эту роль еще более рельефно и многопланово. Тезис, провозглашающий, что в руководстве КПСС — истоки всех наших прошлых побед и залог грядущих свершений, становился как бы стержнем нашей идейной убежденности.
При изучении истории КПСС мы постоянно обращались к трудам классиков марксизма-ленинизма, и особенно работам В. И. Ленина. Не скрою, на первых порах трудились довольно бессистемно: кто конспектировал все подряд, кто выписывал отдельные, наиболее актуальные положения, а кто лишь читал и перечитывал, полагаясь на свою хорошую память.
Полковник Абрамов, можно сказать, научил нас работать с первоисточниками, находить в них главное, использовать эти знания применительно к задачам сегодняшнего дня. Он часто говорил примерно следующее: «Всех произведений Владимира Ильича Ленина за время учебы в академии вам не законспектировать. Это физически невозможно. Однако те работы, которые рекомендуются, вы должны знать очень хорошо. Они в полном смысле слова являются основополагающими в системе политических знаний офицера-коммуниста».
Особо важные мысли В. И. Ленина он рекомендовал записывать в форме тезисов или цитат, а крылатые ленинские выражения — запоминать дословно.
— Они зачастую служат как бы отправной точкой для многих теоретических построений и выводов, — пояснял он. — Вместе с тем это — та красная нить в канве рассуждений, [34] которая всегда поможет быстрее подойти к правильным выводам и решениям.
И тут же цитировал для примера многие ленинские высказывания, ставшие уже афористичными, такие, как: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться»; «Без науки современную армию построить нельзя»; «Мы побеждаем и будем побеждать, потому что у нас есть тыл и тыл крепкий» и т. д.
Что касается лекций и семинаров по политэкономии, то они помогли мне глубже изучить материальную основу боевой мощи Советских Вооруженных Сил, увидеть и осознать прямую зависимость их боеспособности от экономического потенциала СССР. Преподаватель неоднократно подкреплял эти положения словами Ф. Энгельса о том, что победа в войне основывается на экономической силе, на материальных средствах{1} и ссылками на В. И. Ленина, который особо подчеркивал мысль о том, что в области военной «экономическая организация имеет решающее значение»{2}. Знание этих положений помогло глубже разобраться и в конкретных вопросах военной экономики. Откровенно сказать, мне потом было даже удивительно: и как я мог рассуждать раньше о тех или иных сложных и взаимосвязанных экономических проблемах, не зная даже их теоретических основ и множества тех объективных законов, которым подчиняется общественное производство в странах социализма или капитализма? Было такое ощущение, словно с глаз спала пелена и многие явления, факты ты увидел и расценил теперь совсем иначе, чем сделал бы раньше.
Впрочем, аналогичное ощущение возникало и по мере изучения других, в том числе чисто военных, дисциплин. Взять, к примеру, такие предметы, как войсковой и оперативный тыл. Их читали опытные методисты полковник Д. И. Носань-Никольский и генерал-майор К. Е. Белоусов. В начале учебы, как я уже говорил, отдельные наши слушатели относились к таким дисциплинам с некоторой предвзятостью. По существу, ничего еще не зная о том, что представляет собою в наши дни такой сложный организм, как тыл, они отзывались о нем лишь как о сугубо интендантском деле, в котором главная, мол, проблема — обуть, одеть, накормить солдата и снабдить его махоркой. И коллективам преподавателей двух этих кафедр пришлось затратить немало сил и методического мастерства, чтобы [35] пробудить и постоянно поддерживать у слушателей активный интерес к вопросам войскового и оперативного тыла, то есть обратить нас, как мы в шутку потом говорили, в свою «тыловую веру». Этому, видимо, в какой-то степени способствовало и то, что с первых дней учебы слушателей знакомили с историей развития тыла, оказавшейся достаточно богатой и интересной, а также с историей академии.
С беседами на последнюю тему чаще всего выступали ее начальники — сначала В. И. Вострухов, а затем сменивший его М. П. Миловский.
— Мы можем законно гордиться тем, товарищи, — всякий раз начинал свой рассказ генерал-полковник Вострухов, — что наша академия ведет свою историю с 1800 года. Именно тогда в Петербурге для подготовки военных специалистов был открыт Институт инженеров путей сообщения.
Далее речь шла о том, что начиная с 1864 года специалисты службы военных сообщений обучались в двух академиях: Инженерной и Генерального штаба. Что касается многих других представителей военно-хозяйственных кадров, то в 1900 году для их подготовки создается интендантский курс, преобразованный десять лет спустя в Интендантскую академию. Преподаватели этой академии сразу после победы Великого Октября направили делегацию к В. И. Ленину, через которую заверили его, что всецело отдают себя на службу Советской власти. По указанию Владимира Ильича Интендантская академия 2 сентября 1918 года была реорганизована в Военно-хозяйственную (эту дату и принято считать днем создания нашей академии). После переезда в Москву в течение трех лет она произвела шесть ускоренных выпусков военно-хозяйственных специалистов для Красной Армии.
В последующий период академия прошла через множество реорганизаций и была даже расформирована в 1924 году, в связи со значительным сокращением численности Красной Армии. В те годы специалистов тыловых служб готовили в других военных академиях или на военных факультетах гражданских институтов. Так, специалисты военных сообщений учились на одном из факультетов Ленинградского института инженеров путей сообщения. На базе этого института в 1932 году была создана Военно-транспортная академия. Через три года, в связи с усилением военной опасности и потребности в квалифицированных кадрах, в Харькове была воссоздана Военно-хозяйственная академия РККА, реорганизованная в 1942 г. в Военную академию [36] тыла и снабжения. Оба эти вуза подготовили в предвоенные и военные годы тысячи высококвалифицированных специалистов тыла. Их выпускники геройски сражались на всех фронтах Великой Отечественной войны, самоотверженно трудились на строительстве дорог, мостов, других важных военных объектов, обеспечивая успешные боевые действия Вооруженных Сил страны. В числе их питомцев — 8 Героев Советского Союза и 9 Героев Социалистического Труда. В июне 1956 года, когда назрела необходимость централизовать подготовку кадров, две академии объединились в единую Военную академию тыла и транспорта.
Располагая современной учебно-материальной и экспериментально-технической базой, опытными научно-педагогическими кадрами, эта академия в течение всех последующих лет обеспечивает качественную подготовку организаторов тыла, представителей самых различных его служб, а также выполнение научно-исследовательских работ самого широкого профиля. Ее ученые многое сделали для обобщения опыта тылового обеспечения советских войск в боях и операциях минувшей войны, успешно разрабатывают теоретические основы и практические рекомендации по организации тыла в современных условиях.
...Но вернемся опять к периоду нашей учебы в академии. По мере расширения кругозора слушателей во многом менялись и прежние наши представления относительно того, например, по каким законам развивается общевойсковой бой, какую роль в нем играет всестороннее тыловое обеспечение и какие требования предъявляет к тылу тот или иной вид боевых действий или же род войск.
Взять хотя бы танковые войска, патриотом которых, если можно так выразиться, я по-прежнему себя числил. Раньше среди основных факторов, обеспечивающих успех в бою танкистам, я считал прежде всего три классических — огонь, броню, скорость (маневр). Есть они в наличии, полагал я, — и танкистам сам черт не страшен; куда их бросят в достаточном количестве — там и победа! Потому столь горделиво выделял, вместе с сослуживцами-ремонтниками, и важность своей инженерно-танковой службы на фронте: ведь и от нас в немалой степени зависела боеспособность стальных машин, сроки их возвращения в строй. Что же касается остальных видов обеспечения, в том числе материального, то оно как бы подразумевалось само собою и в боевой деятельности танкистов было явлением вроде бы естественным. Конечно, мол, танк без дозаправки горючим [37] и без пополнения боеприпасами воевать не сможет, но зачем вообще так ставить вопрос? Речь же о другом...
Теперь постепенно менялся взгляд и на эти вещи, становясь шире, объективнее. Отдавая должное инженерно-танковой службе, я вместе с тем стал отчетливо понимать и то, насколько важно для достижения успеха в бою своевременно обеспечить танкистов всем необходимым для единоборства с врагом — теми же боеприпасами и горючим, продовольствием и обмундированием, медикаментами и запасными частями, и то, как это сложно: все заранее предусмотреть и спланировать, а затем организовать доставку и распределение вопреки всем трудностям боевой обстановки.
Как это делалось практически, мы, разумеется, видели. Более того, иногда и самим приходилось принимать участие в подобных работах, правда обычно в рамках лишь своей специальности и должности. Теперь же, в ходе групповых занятий и упражнений на картах, мы познавали все эти заботы во всей их масштабности. Один из нас ставился обычно в положение организатора тыла в целом (например, заместителя командира соединения по тылу), другие выступали в роли руководителей видов обеспечения — транспортного, технического, материального, медицинского, третьи решали частные задачи за начальника одной из служб — снабжения горючим или продовольствием. При отработке взаимодействия часть обучаемых выполняли обязанности начальников артвооружения, автомобильной службы или заместителя командира по технической части.
Конечно, выполнять обязанности заместителя командира дивизии по тылу значительно труднее, нежели начальника одной из служб. И не потому только, что в первом случае ты должен знать все вопросы тылового обеспечения соединения, а во втором — лишь по своей службе. Заместитель командира обязан еще проявить и организаторские способности, умение согласовать многогранную деятельность многих исполнителей по срокам и этапам боя. В следующий раз роли менялись. Впрочем, иногда и в ходе одного занятия преподаватель перераспределял их по нескольку раз. Это поддерживало у обучаемых постоянное внимание ко всем деталям задачи. Каждый стремился подготовиться так, чтобы суметь доложить по всем вопросам, выступить в любой роли.
Нередко «на поле боя» мы так врастали в обстановку, что все начинало казаться явью: вот после артиллерийской [38] подготовки наступает противник, вот выиграно оборонительное сражение, а вот наконец и мы, поднакопив сил, переходим в контратаку... С нашей стороны задействовано много техники. Часть ее требует обслуживания и дозаправки, часть вышла из строя и подлежит эвакуации и ремонту. И ты скрупулезно подсчитываешь все технические единицы за каждое подразделение, боевую часть. Все расчеты выполняются и решения по ним принимаются оперативно, без чего в современном бою рассчитывать на успех нельзя.
Со временем мы стали решать задачи по тыловому обеспечению за армию, потом за фронт. Преподаватели искусно помогали находить и грамотно обосновывать наилучшие варианты решений. Больше всего различных версий выдвигалось по вопросам подвоза материальных средств. Это и понятно, поскольку подвоз был и остается главным фактором в организации материального обеспечения войск. В зависимости от особенностей, присущих тому или иному театру военных действий, в одних случаях приходилось делать основную ставку на железнодорожный транспорт, в других предпочитать ему автомобильный, а в третьих не отказываться даже от гужевого — все определялось условиями обстановки, наличием средств подвоза и характером коммуникаций. Но правильнее решал такую задачу обычно тот, кто, опираясь на точные выкладки, стремился использовать все виды транспорта в комплексе. Разбирая и анализируя наши действия, преподаватели всегда отмечали такое стремление оценкой на балл выше.
В основе каждого решения лежали тщательные расчеты. Слушателям требовалось, к примеру, определить материальные потребности группировки войск в армейской наступательной операции. Исходя из ее продолжительности, наличия сил и средств и характера предстоящих задач, мы подсчитывали, сколько в ней имеется оружия, военной техники и личного состава, после чего по суточным нормам расхода вычисляли общий объем материальных средств на всю операцию. Далее следовало разобраться в номенклатурах каждого вида материальных средств. Ведь одно лишь понятие «горючее» включает сотни номенклатур! И такое положение — почти в каждой службе. Естественно, на первых порах нетрудно было и ошибиться, направив в какую-то из частей совершенно ненужные ей виды горючего или боеприпасов.
Требовалось далее определить, где в войсках или на армейских складах и сколько имеется каких запасов. Затем на основе уяснения общей задачи, оценки конкретной [39] обстановки и принятого командующим решения на ведение операции установить порядок эшелонирования и подвоза материальных средств, с тем чтобы в ходе боевых действий бесперебойно восполнялись все расходы и потери.
Кстати, в вопросах эшелонирования тоже сталкивались разные мнения. Основную массу запасов, потребных на операцию, можно ведь сосредоточить и непосредственно в боевых порядках, на огневых позициях, а можно разместить и в районах полковых или дивизионных складов. Все определяется условиями обстановки, включая и такой фактор, как возможный характер действий с началом операции. В период Курской битвы, например, Центральный и Воронежский фронты выдвинули склады, медицинские, ремонтно-эвакуационные и другие учреждения как можно ближе к своим войскам, изготовившимся к отражению массированного удара сильнейшей группировки противника, и перешедшим после этого в решительное контрнаступление. И такое эшелонирование армейских и фронтовых складов и других средств полностью себя оправдало. Стратегический замысел советского командования был искусно и смело обеспечен необходимыми материальными ресурсами.
Наши расчеты в масштабах оперативного тыла существенно затруднялись тем, что в учебных заданиях все больший удельный вес стали занимать новые виды оружия и техники, со своими нормативами боевых действий и нормами потребления материальных средств. Менялись соответственно и организация войск, и способы их боевого использования. Все это следовало учитывать. Причем старые мерки уже не годились, требовалось овладевать методикой новых расчетов.
Новые взгляды на характер ведения современной операции, с использованием атомного (как тогда называли его) оружия, требовали иного подхода даже к решению обычных задач по материальному обеспечению войск. Становилось очевидным, что творческий подход должен стать непременным элементом в процессе мышления и в практике каждого советского офицера. Только при этом условии он сможет успешно решать сложные и нетипичные задачи по подготовке своих подчиненных к умелым и активным действиям в современном бою, по улучшению системы управления войсками, их материального снабжения и т. п.
Много пищи для раздумий и обобщений давали встречи с командным составом академии, людьми, обладающими богатой фронтовой практикой и глубокими военными познаниями. Бывает, конечно, и так, что некоторые начальники [40] только кичатся своими заслугами и не спешат (или не умеют) поделиться опытом с молодежью. К счастью, абсолютное большинство наших наставников не страдало таким недугом, и каждая встреча с ними во многом обогащала слушателей.
Вспоминается одна из бесед с заместителем начальника академии генерал-майором интендантской службы Ф. М. Малыхиным. Заглянув однажды вечером в аудиторию на самоподготовку, он увидел на столах рабочие карты и поинтересовался, какую задачу мы решаем. Офицеры охотно доложили о ее содержании (организация подвоза материальных средств в мотострелковой дивизии) и некоторых вариантах решений. Затем кто-то спросил генерала, как осуществлялся подвоз боеприпасов в боевых условиях.
— На фронте, — начал свой рассказ Малыхин, — особенно в первый период войны, применялись различные способы подвоза. В одних случаях представители артиллерийских частей сами ездили за боеприпасами на дивизионный объединенный склад. Другим частям их подвозила своим транспортом армия. Все зависело от особенностей обстановки, задач, решаемых войсками и артиллерией, степени их подчиненности армии или фронту, ну и наличия транспорта. Но потом установился твердый принцип подвоза: «сверху вниз», или, как еще говорили, «от себя».
Федор Мефодьевич подробно разъяснил суть этого принципа, подкрепив свой рассказ интересными примерами. В период советско-японской войны 1945 года он возглавлял штаб тыла Забайкальского фронта и теперь умело набросал масштабную картину построения оперативного тыла советских войск тех дней. Поскольку печатных публикаций, освещавших ход боевых действий по разгрому Квантунской армии японцев, тогда почти еще не было, то, естественно, каждое слово генерала мы ловили с большим вниманием.
Памятными остались и встречи с полковником Д. И. Носань-Никольским. Он обычно затрагивал вопросы управления войсковым тылом в годы войны.
— Радиосредств, выделяемых в распоряжение тыла, всегда было недостаточно, — вспоминал он. — Да и телефонная связь имелась далеко не со всеми тыловыми хозяйствами. Приходилось чаще прибегать к личному общению или посылке нарочных с очередным распоряжением командиру автобата, медсанбата, к начальникам хлебозавода или объединенного склада. Нередко получалось так, что решение по обстановке примешь быстро, а на практическую организацию дела при такой связи тратишь много лишнего времени. [41] Сейчас, конечно, средства связи и в тылу уже не те. Они позволяют быстро довести любое распоряжение до исполнителей. А надежная связь — это не только основа управления тылом, но и важный элемент в обеспечении высокой его маневренности.
Следует сказать, что хотя мы, слушатели, были в те годы значительно моложе своих наставников, однако тоже имели определенный боевой опыт и потому несколько пристрастно воспринимали отдельные ссылки на практику военных лет. Молодежи, на мой взгляд, вообще свойственно рассматривать советы старших через критическую призму, особенно если речь заходит о вещах ей более или менее знакомых. Поэтому в ходе таких встреч иногда возникали споры: а надо ли вообще делать тыл дивизии и армии полностью подвижным, какие службы следует подчинить начальнику тыла, а какие нет и т. п. Находились даже такие «реформаторы», которые восставали против «железного» принципа подвоза «сверху вниз». И обосновывали это примерно так: «Все бы хорошо, но... ненадежно! А если не смогут подвезти сверху? Что ж тогда — сиди и жди у моря погоды? Нет, и «низы» всегда должны быть в готовности послать за грузами свой транспорт».
Разумеется, все споры носили вполне корректный характер и творческий уклон. А наши наставники, будучи и в таких дискуссиях поопытнее нас, умели тактично гасить излишнюю горячность и направлять в нужные, «кафедральные» рамки здравые суждения оппонентов.
Обширная учебная программа, насыщенная военными предметами, знакомство с новыми книгами о событиях военных лет, рассказы умудренных большим жизненным опытом людей расширяли наш кругозор в оценке событий прошлого и помогали выйти за рамки «своей» войны. Ведь она зачастую измеряется многими ее рядовыми участниками своей меркой и видится им в плане, ограниченном узкими рамками их небольшого полкового участка на гигантском поле битвы. А любая война всегда и многопланова, и многомерна. И чтобы познать ее характер, выявить основные закономерности, требуется брать в расчет множество самых различных ее сторон, факторов, явлений. Что же касается такой войны, какой была Великая Отечественная, то полностью и всесторонне воссоздать ее историю едва ли возможно даже многие годы спустя...
Однако основные этапы и события минувшей войны уже получили к тому времени достаточное освещение и толкование. И мы были признательны академии за то, что она [42] помогла нам представить себе картину небывалой в истории битвы советского народа с германским фашизмом во всей ее масштабности и грозном величии. Более обстоятельно, разумеется, мы знакомились с теми материалами, которые освещали вклад в победу солдат тыла. Причем многие из нас помимо чисто эмоционального восприятия этой стороны войны впервые увидели тогда ее и в цифрах, которые по своей убедительности превосходят подчас любые слова.
Так, на лекциях по оперативному искусству и тылу мы узнали, что всего за годы войны Вооруженные Силы СССР осуществили на советско-германском фронте 58 стратегических, 248 фронтовых и около 1000 армейских операций. Боевые действия велись непрерывно, с различными целями и результатами, и потребовали выдающегося искусства в руководстве войсками от советского командования и высокого ратного мастерства, героизма и мужества от всего личного состава.
Для успешного ведения боевых действий потребовалось огромное количество различных материальных средств. На протяжении войны в расчете на каждого советского воина было поставлено в войска 10–12 единиц различного вооружения, тонна боеприпасов, полторы тонны горючего, четыре тонны продовольствия, четыре комплекта обмундирования и много другого военного имущества. Для его производства в тылу страны потребовалось добыть и произвести более 100 млн. т черных и цветных металлов, 600 млн. т угля, свыше 200 млрд. квт-ч электроэнергии, до 250 млн. т нефти, построить свыше 3 тыс. новых промышленных предприятий, возделать миллионы гектаров земли. Причем все, что производилось экономикой страны, необходимо было еще подать на фронт, распределить и подготовить к боевому использованию, подвезти непосредственно в дивизии, полки и батальоны, доставить к танкам и орудиям, выдать каждому солдату. И все это делали специалисты служб — дорожники и транспортники, ремонтники и медики, строители и вещевики и многие, многие другие солдаты тыла. Они являлись связующим звеном между фронтом и тылом страны, ставшей единым военным лагерем. Задачи, выполненные ими в те годы, — поистине колоссальны по объему и перечню работ.
Во время войны, особенно за три последних ее года, когда началось массовое изгнание врага с нашей территории, солдатами тыла было, например, построено и восстановлено свыше 120 тыс. км железных и свыше 100 тыс. км автомобильных [43] дорог. Воины-ремонтники восстановили на фронте свыше 20 млн. единиц оружия и боевой техники. Причем бывало и так, что, отремонтировав танк или САУ, они сами же вели их на врага, заменяя в боевом строю погибший экипаж...
А какой высочайшей оценки заслуживает беззаветный труд фронтовых медиков! В дождь и пургу, под пулями и осколками снарядов, на виду у противника, ясным днем а в непроглядную темень осенних ночей санитары выносили раненых с поля боя, оказывали им первую помощь и передавали в руки врачей. За годы войны советские военные медики возвратили в строй более 72 процентов всех раненых. А это ведь многие сотни тысяч бойцов и командиров! В среднем каждые сутки фронт получал более одной дивизии личного состава, поставленного на ноги самоотверженным трудом людей в белых халатах.
На войне, как известно, никому не было легко. Не являлись исключением и специалисты тыла. Ведь помимо обычных тягот, лежавших в то суровое время на всех солдатских плечах, они еще несли и бессменную вахту, связанную с обеспечением огромных масс людей и техники, сосредоточенных на фронтах, всем необходимым для победоносной борьбы с врагом. Этот гигантский труд отражен в точных цифрах. Но как можно измерить физическую и моральную отдачу военных шоферов, доставлявших под яростной бомбежкой по Дороге жизни продовольствие и медикаменты блокадному Ленинграду? А сколько душевных сил стоили те отчаянные рейсы, когда водители прорывались с грузом снарядов на огневые позиции наших артиллеристов, уже окружаемых танками с крестами на броне? А что может испытать за войну хирург медсанбата, делая при свете коптилки, под грохот близкой бомбежки, десятую, двадцатую, тридцатую операцию за ночь, не отходя от стола? Или тот же танкист-ремонтник, меняющий в лютый мороз траки в разбитой гусенице танка всего в трехстах метрах от траншеи гитлеровцев? Перечень подобных примеров можно продолжить до бесконечности... И все они свидетельствуют об одном: и специалисты тыла выполняли свой долг на войне, как положено солдатам, — даже ценою собственной жизни...
— На войне без жертв не бывает. И многие, очень многие солдаты тыла сложили головы, до конца исполнив свой долг перед Родиной. Но память народная будет вечно хранить их имена! — так, помнится, несколько необычно закончил [44] свою лекцию весьма скупой на всякие эмоции преподаватель оперативного тыла.
Немало делали для пропаганды героических дел тружеников тыла и слушатели академии. Многие из нас активно участвовали в работе агитбригад, выступавших на предприятиях и стройках города и в окрестных селах области. Агитационно-массовая работа велась, как говорится, широким фронтом, способствуя постоянному укреплению связей армии с народом. Выезды приурочивались к различным юбилеям и памятным датам в истории Советского государства и его армии, а также к важным политическим событиям в стране. На встречах, посвященных Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота, мы рассказывали об истории строительства и истоках боевой мощи Вооруженных Сил СССР, об основных этапах и многочисленных героях Великой Отечественной войны. И конечно же всякий раз отмечали огромный вклад во всенародную победу советского тыла, снабжавшего фронт всем необходимым для разгрома ненавистного врага. Такая объективная и высокая его оценка всегда приходилась по сердцу трудовому люду, сидевшему в зале. Вообще, надо сказать, наши лекции и доклады хорошо принимались в любой аудитории: мы это чувствовали и по реакции присутствующих, по их аплодисментам и вниманию.
Для меня, как и для других участников войны, эти встречи остались незабываемыми еще и потому, что в зале обычно оказывались и наши боевые товарищи, воевавшие, как потом выяснялось, если не в одной с нами части, то уж непременно на одном фронте.
Вспоминается одна из таких встреч в небольшой деревушке близ Торжка. В колхозном клубе собрались и молодежь, и люди пожилые. Среди последних мне посчастливилось встретить бывших танкистов с нашего Ленинградского фронта. После официальной части завязалась беседа. Вспоминали тяжелые бои, павших товарищей, трудные версты войны. Нас внимательно слушали молодые парни и девчата. И в этот момент я остро почувствовал, что такая вот беседа способна окрылить в сердцах юношей и девушек горячую любовь к Родине, святое чувство патриотизма, укрепить уважение к людям старшего поколения, завоевавшим для них право на свободную и счастливую жизнь.
Естественно, к выездам агитбригад, к лекциям и беседам готовились тщательно. Связывались с руководителями предприятий, согласовывали темы выступлений, уточняли характер встреч. Приходилось дополнительно просматривать [45] пропагандистские издания, подбирать интересные факты и цифры, шире использовать местный материал. И в этом опять же мы помогали друг другу. Кто-то из товарищей, положим, предлагал использовать в моем докладе статистические данные из книги Н. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны», другой советовал привести по ходу беседы характерный пример из нового кинофильма, третий давал просмотреть свои вырезки из газет и журналов по истории партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. Разумеется, точно так же поступал и я по отношению к ним.
Выступления на предприятиях и в колхозах давали хорошую практику в организации пропагандистской работы, приучали к умению свободно держаться перед многочисленной аудиторией. Мы старались говорить без бумажек, своими словами, чтобы установить тесный и живой контакт со слушателями, и это обычно удавалось.
Агитационно-массовые мероприятия являлись лишь частью той большой партийно-политической работы, которую вели политотдел академии, партийные организации групп, курсов, факультетов и в которой опять же участвовало и большинство из нас. Словом, за годы учебы мы прошли хорошую школу партийной работы. Регулярные поручения приучали к твердой партийной дисциплине, добросовестному выполнению уставных обязанностей, воспитывали чувство коллективизма.
Были выезды и иного порядка — мы помогали колхозникам косить сено, убирать хлеб. Делали это с большой охотой. Труд на колхозных полях не только сближал нас с тружениками села, но и обогащал знаниями в области сельского хозяйства, также необходимыми специалистам тыла. Офицеры службы горючего участвовали в восстановлении или ремонте нефтебаз, заправочных пунктов, других объектов, а продовольственники бывали на пищевых комбинатах, продскладах и хлебозаводах, оказывая помощь их персоналу. Находили для себя работу на местных родственных предприятиях и наши вещевики.
Короче, забот хватало, и нагрузка постоянно была большой. Готовясь к зачетам, семинарам, а тем более к экзаменам, мы частенько засиживались до третьих петухов, и если бы не занятия спортом, то многие едва ли выдержали все это. К счастью, спортивная жизнь в академии била ключом, и разными видами спорта занимались очень многие. Все мы были молоды, полны энергии, задора. А где еще можно показать задор, как не на спортивных площадках, в играх [46] и соревнованиях. Вместе с тем всякого рода состязания сплачивали коллектив слушателей, воспитывали взаимовыручку, волю к победе.
Понимая, что спорт — учебе помощник, мы многое делали сами для развития спортивной базы. Не было на курсе человека, который не вложил бы частичку своего труда в ремонт спортивного зала, в оборудование игровых площадок, беговых дорожек, других сооружений. Зато и чувствовали себя в спортгородке как дома.
Укрепляли здоровье и активным отдыхом, для чего устраивали коллективные выезды с семьями в лес, на живописные берега Волги и Тверцы, к озеру Селигер. По пути знакомились с историческими памятниками и различными достопримечательностями края. И каждая такая поездка являлась хорошим зарядом бодрости на очередной этап учебы.
На третьем курсе лекции часто читали руководители академии: В. И. Вострухов, а затем М. П. Миловский, заместитель начальника академии Ф. М. Малыхин, начальник нашего факультета генерал-майор М. А. Зашибалов и другие. Вместе с преподавателями они последовательно и предметно вводили нас в область наук о тыле.
Все они были людьми заслуженными. Вострухов в конце войны был заместителем командующего войсками Забайкальского фронта по тылу, Малыхин — его начальником штаба в ту пору. Герой Советского Союза Зашибалов командовал стрелковым корпусом. Их умение работать с людьми, даже самыми сложными по характеру, постоянное стремление подготовить из нас высококвалифицированных организаторов тыла, способных грамотно решать любые задачи, делало их великолепными наставниками. Добиваясь качественной и полной отработки учебной программы, они не упускали из поля зрения и научную работу, умело выявляя склонности к ней у обучаемых. Причем иной раз подмечали такие черточки в характерах и способностях, о которых мы и сами не догадывались.
Это они, руководители академии, помогли раскрыться таким одаренным нашим соученикам, как офицер-артиллерист Ф. В. Сидоров, офицер-восовец М. В. Смирнов, общевойсковой офицер Н. А. Малюгин. Всех троих отличали незаурядный аналитический ум, большое трудолюбие, склонность к творческой работе. Окончив академию с золотой медалью и продолжая службу в военно-учебных заведениях, они вели одновременно большую научную работу и успешно защитили диссертации на важные темы тылового [47] обеспечения. Офицеры П. Г. Торопов, Н. И. Постников, Г. И. Карначев, А. П. Ситников, В. Г. Зайцев и другие также еще в стенах академии проявили большой интерес к научному творчеству и посвятили потом многие годы разработке сложной проблематики тыла.
В тот период судьбе было угодно заронить и в мою душу искорку от того огня, который, образно говоря, озаряет тернистый путь людям, причастным к научному поиску. Именно тогда в силу обстоятельств, а точнее, благодаря чужой и умной воле я соприкоснулся с той областью деятельности, которая стала потом болью и радостью моей души на всю жизнь. А произошло все так.
Однажды лекцию «Тыловое обеспечение общевойсковой армии в наступлении (по опыту войны)» читал генерал Ф. М. Малыхин. И читал, как всегда, интересно, увлекательно. Правда, мне показалось, что о тыловом обеспечении бронетанковых войск армии сказано недостаточно (может, просто сыграла свою роль моя ревнивая приверженность к танковым войскам). И я задал лектору вопрос:
— Как известно, в составе фронтов и общевойсковых армий во время войны были бронетанковые части. Причем, как вы подчеркнули, они часто действовали в качестве подвижных танковых групп в отрыве от своих баз снабжения. Какие особенности могли быть при этом в их тыловом обеспечении?
Генерал, глядя на часы (время, отведенное на лекцию, уже истекло), ответил по существу, но очень кратко, в общих чертах. Чувствуя это, он добавил, что данный вопрос более детально пока на кафедре не разработан, хотя и заслуживает отдельной лекции. Но меня и такой ответ не удовлетворил. При всем уважении к лектору, я подумал, что он затрудняется осветить этот вопрос конкретнее потому, что сам — не танкист. Чтобы столь важный вопрос военной теории, да еще в масштабе армейской операции, не нашел до сих пор своего «разработчика» — в такое верилось с трудом...
Прошло несколько дней. Я уже забыл про этот эпизод и так бы и остался при своем мнении, если б не вызов к начальнику курса. Направляясь к нему, я перебрал в уме все учебные, общественные и спортивные нагрузки, за которые отвечал в группе, чтобы найти упущения, о которых, видимо, и пойдет речь. Но дела вроде бы везде обстояли нормально. Может, сам допустил где-то оплошность? Ведь к начальнику курса нашего брата вызывают обычно за неуспеваемость, [48] нарушения в форме одежды или в несении внутренней службы...
Начальник курса полковник К. А. Карпов был человеком строгих правил. Во всем — от порядка в строю при построениях слушателей до взаимоотношений между ними и начальством — он неукоснительно руководствовался кодексом воинских уставов. В прошлом фронтовик, Карпов был переведен в академию с должности заместителя командира соединения по тылу, хорошо знал армейскую службу и был крайне чувствителен к малейшим нарушениям дисциплины и порядка.
Не успел я доложить о своем прибытии — Карпов напустился на меня:
— Это какой же вопрос вы задали генералу Малыхину, что он не сумел ответить на него? Вы соображаете, в какое положение его поставили? Да еще при слушателях!
У меня аж сердце екнуло. Действительно, некрасиво вроде получилось: ведь мою любознательность можно истолковать и как попытку поставить начальника в неловкое положение. Но ведь на самом-то деле это не так!
Рассказал я начальнику курса все, как было.
— Только и всего? — сразу успокоился он. — Ну, такие вопросы — в порядке вещей. Так вот, генерал Малыхин вас к себе вызывает. Видимо, хочет продолжить разговор...
Я недоверчиво пожал плечами. «Скорее, сделать замечание за неуместный вопрос», — мелькнуло в голове. Это предположение еще более окрепло, когда я увидел, что передо мной в кабинет Малыхина зашел начальник политотдела Е. В. Тарасов. Через минуту пригласили туда и меня. Федор Мефодьевич встал из-за стола, пожал руку, указал на стул рядом. Генерал, очевидно, без особого труда определил мое душевное состояние и, чтобы снять напряжение, неожиданно попросил рассказать вкратце о моей прошлой службе. Разумеется, все это можно было узнать из личного дела, но, как я потом убедился, Малыхин всегда предпочитал составлять непосредственное мнение о людях. Может, потому он так хорошо и разбирался в психологии подчиненных.
Слушая меня в тот раз, Федор Мефодьевич задавал уточняющие вопросы: в каких должностях и где проходил службу, что считаю наиболее ценным из своего боевого опыта, какие функции выполнял в роли заместителя командующего фронтовой подвижной группой. В разговор включился и Тарасов. [49]
— А не приходилось ли вам, — спросил он, — обобщать опыт действий этой танковой группы? Писать какой-либо отчет или доклад?
— Приходилось. Писал, — кратко отвечал я, не понимая, к чему эти вопросы.
— И как оценило начальство ваш труд?
— Замечаний особых не было.
Тут опять вступил Малыхин, неожиданно спросив:
— В работе научного кружка не участвуете?
— Нет. И без того времени не хватает. Да вряд ли могу быть и полезен в таких делах — поспешно ответил я.
— Ну не скажите, — помолчав, возразил генерал. — Мы вот считаем иначе.
Он напомнил, что военно-научное общество слушателей было создано в академии два года назад. С прошлой весны стали проводиться ежегодные военно-научные конференции. На первой из них ряд слушателей выступили с очень интересными сообщениями. Сейчас готовятся ко второй. Дело это полезное, и важно приобщать к нему и других обучаемых.
— А что важнее всего в научной работе? Любознательность, пытливый ум, — продолжал Федор Мефодьевич. — У вас эти качества тоже имеются, не так ли? Ну-ну, позвольте и нам судить об этом — вы же не первокурсник! Так вот, мой вам совет, — найдите время и для кружка. Для начала возьмитесь за разработку темы: «Материально-техническое обеспечение подвижной танковой группы общевойсковой армии, вводимой в прорыв». Той, что так вас заинтересовала на моей лекции. Попробуйте систематизировать материал по опыту Великой Отечественной войны.
Заметив мое замешательство, полковник Тарасов положил руку на мое плечо и сказал:
— Чего тут раздумывать. По существу, эту проблему мы вчерне уже обсудили. Вы поделились воспоминаниями и опытом, пусть скромным, но интересным. Теперь надо детализировать все это и расписать как следует.
— Будут вам и консультации: я дам указание начальнику курса, — вновь вступил в разговор Малыхин. И, кончая мои колебания, объявил: — Словом, через три месяца жду с подготовленным докладом.
Выйдя из кабинета, я вновь выругал себя за злосчастный вопрос на лекции. Нет, пусть бы уж лучше меня отчитали за несдержанность, чем такой оборот дела! Теперь вот должен что-то писать и ходить на заседания научного кружка, не имея на то ни времени, ни охоты.
О беседе в кабинете Малыхина я доложил начальнику [50] курса. Не удержавшись, рассказал и товарищам. Карпов сдержанно улыбнулся, а друзья начали подтрунивать:
— Это тебе, Макарыч, специальное наказание придумали за излишнее любопытство!
Я же решил: полностью выложусь, но докажу, что тоже не лыком шит. Сразу приступил к сбору материала и не заметил, как постепенно увлекся этой проблемой. А она оказалась нелегкой, поскольку учебной литературы по данной теме было действительно маловато. Поднял информационные бюллетени времен войны, подшивки военных журналов, некоторые академические труды, и дело стронулось с места.
В тот период в академии как раз завершалось обобщение опыта тылового обеспечения войск в годы Великой Отечественной войны. На основе этих материалов кафедры занялись разработкой систематизированных учебных пособий «Войсковой тыл», «Армейский тыл», «Фронтовой тыл» и других. Некоторые преподаватели приступили к написанию монографий по организации и работе тыла в Сталинградской, Орловской и Курских, Висло-Одерской, Берлинской и других крупных операциях. Отдельные материалы из этих исследований также явились хорошим подспорьем в моей работе.
К большому удивлению, последняя не только не мешала учебе, а, напротив, помогала ей. В ходе разработки темы приходилось дополнительно читать специальную литературу, делать выписки, чаще встречаться с преподавателями кафедр оперативного искусства и тыла, сопоставлять отдельные положения и весь цифровой материал. Естественно, и на занятия я стал приходить более подготовленным.
Пригодился и прошлый опыт. Правда, все это свелось к анализу весьма непродолжительной практики моей работы в роли заместителя командующего танковой группой Ленинградского фронта при вводе ее в прорыв в сентябре 1944 года в Прибалтике. После рокировки бронетанковых частей по сплошному бездорожью из районов Сланцы и Нарва под Псков, а затем в районы Тапа и Раквере мне пришлось принимать тогда срочные меры для пополнения запасов горючего, ремонта боевых машин и организации технического обеспечения группы при ее действиях в глубине обороны противника. (События тех дней подробно изложены в книге «Танки оживали вновь».)
Однако и на все пережитое в ту пору пришлось теперь глянуть как бы со стороны, чтобы взвесить и оценить те факты и события под углом новых своих знаний, порассуждать на страницах доклада не столько о проделанной тогда работе, сколько об организации всестороннего тылового обеспечения [51] в аналогичных условиях, но уже в свете требований современного оперативного искусства. Все это оказалось и сложнее, и объемнее, чем было в войну. Полезно было подробнее остановиться и на недостатках в обеспечении нашей подвижной танковой группы (нехватка запасных частей, несвоевременный подвоз материальных средств, недостатки в танкоремонтной службе), чтобы сделать соответствующие выводы.
Прежде всего я составил план-проспект доклада. Для расчетов по тыловому обеспечению группы ее состав взял типичным для условий Ленинградского фронта тех лет: одна танковая бригада, полки самоходно-артиллерийский, танковый и части боевого обеспечения. Особенно тщательно взвесил, какие именно вопросы тылового обеспечения следует разработать. Наметил основные: состав тыловых подразделений и учреждений, выделенных для обеспечения танковой группы, их размещение и перемещение; подготовка путей и организация подвоза материальных средств; порядок комплексного использования всех видов транспорта; эвакуация с поля боя поврежденной техники и раненых; организация охраны и обороны, управления и связи.
Поначалу все выкладки и обоснования старался записывать как можно подробнее. При этом не всегда мог определить, что лучше отразить с помощью схем и графиков, что изложить текстуально, а что показать в таблицах: с подобной премудростью мы только еще начинали знакомиться. Быстрее постичь ее помогли сокурсники А. П. Ситников и Г. И. Карначев, имевшие большой опыт в отработке такого рода документов. Оба служили в годы войны в штабе тыла фронта и в составлении всякого рода отчетности были великие доки. Они же подсказали, как составить план подвоза, отразить на карте вопросы дорожного обеспечения и многие другие данные.
К концу третьего месяца я исписал свыше ста тетрадных страниц с приложением различных по форме документов: планов тылового и технического обеспечения подвижной танковой группы, расчетов на подвоз и возможности автотранспорта, санитарные потери и возможности эвакуации раненых и т. д. Внешне все выглядело внушительно, и я не без гордости за проделанную работу отправился на доклад к Малыхину. Он принял меня столь же просто, как и в первый раз. Расспросил, какими материалами я пользовался при подготовке доклада, что взял из личного опыта, какие встретил трудности в работе.
— Ну, а теперь докладывайте... [52]
Прикинув мысленно, что если читать все подряд, то на это уйдет слишком много времени, я решил своими словами пересказать лишь основное. Генерал слушал не прерывая и делая какие-то пометки на листке бумаги. Когда я кончил, он глянул на часы и удивленно произнес:
— Как, уже все? Исписали несколько тетрадей, а докладывали ровно двенадцать минут.
Я сначала не понял, хорошо это или плохо, что я так быстро разделался с докладом. Мне лично казалось, что и так все ясно: перечислил основные разделы, сделал краткие комментарии к ним, показал приложения. Чего же еще?
Малыхин мягко коснулся моей руки:
— То, что вам удалось высказаться сжато — уже хорошо. Только надо и в краткой форме более четко и стройно аргументировать главные мысли. Это важно при подготовке любого письменного материала. Чем короче и яснее изложены в нем стержневые вопросы и необходимые обоснования, тем выше ценность любого документа.
Однако краткость в научной работе не должна подменяться скороговоркой, — продолжал он. — Не развив до конца одного, скажем причинного, положения, нельзя перескакивать ко второму, особенно если оно является следствием первого. Точно так же и все факты нужно выстраивать и анализировать в такой очередности, чтобы уже в этом анализе содержались все элементы будущих выводов. И вообще — построение материала в докладе должно подчиняться целевой задаче: убедить слушателей в актуальности и важности данной проблемы, глубже ознакомить с ее сутью и сложностью, показать пути и способы ее решения с нескольких точек зрения и, наконец, отстоять свои предложения на этот счет. Вот ровно столько и должно быть у вас аргументов — ни меньше, ни больше — и в письменном, и в устном вариантах доклада. Вы же... — Генерал взвесил на ладони пухлую мою рукопись, еще раз просмотрел приложения к ней, перечитал разделы плана.
— Вы же собрали здесь очень большой фактический материал, но не просеяли его, чтобы избавиться от всего лишнего, несущественного. Это — первое. Далее, в ряде мест текст у вас — сам по себе, а приложения — сами по себе. Они не «работают» на общие выводы. Это — второе. И наконец, вы докладывали материал, не вдаваясь во многие важные подробности дела. Видимо, считаете, что я, как специалист, и так вас пойму, сам все домыслю. А делать этого в научной работе тоже нельзя. Обстоятельность изложения — [53] основа убедительности. Учтите все это... при доработке своего доклада. Но пока что оставьте его мне, я еще проверю на досуге кое-какие цифры в таблицах. Ну а в целом — неплохо. Поздравляю, — протянул он руку на прощание.
Я вылетел из кабинета как ошпаренный. Всего мог ожидать, но такого! Форменный провал! Мало того, что не так написал, еще и доложить как следует не сумел. Ладно же, все! Даже и дорабатывать не стану. Видать, для научной работы я еще не созрел...
Однако... Даже в тот момент, переполненный горечью разочарования, я уже сознавал, что не брошу начатого на половине. И не только потому, что жалко затраченного времени и труда. Главное было в другом. В ходе разработки темы и при анализе многих данных приходилось принимать самостоятельные решения и делать нешаблонные заключения, все чаще отступая от установившихся в некоторых реферативных работах готовых схем. Сначала это давалось с трудом и быстро утомляло, поскольку требовало логических сопоставлений и известного умственного напряжения при формулировании новых выводов. Но постепенно такие моменты в работе, сопряженные с творчеством, начали все более увлекать меня. Ведь свежего взгляда, нешаблонного подхода к анализу многих фактов в докладе требовали сами обстоятельства: в войска в массовом масштабе поступала новая бронетанковая техника, и старая схема доказательств нуждалась в поправках и дополнениях.
Короче, познав вкус творчества, я уже не мог не довести до конца работы, в которую вложил и свои собственные размышления, заключения. Поэтому через несколько дней я уже с нетерпением ожидал вызова к заместителю начальника академии — научному руководителю моей первой научной разработки. За это время я хладнокровно взвесил все его замечания и понял, что Федор Мефодьевич был совершенно и во всем прав. Он за несколько минут не только всесторонне оценил мой трехмесячный труд, но и высказал такие рекомендации, до которых я сам не скоро бы и додумался. И нужно было благодарить случай, который свел меня с таким замечательным педагогом.
Встретились мы через неделю. Малыхин вернул рукопись, указав на некоторые ошибки в расчетах эшелонирования запасов и дорожного обеспечения. Он посоветовал несколько перестроить и план изложения материала, в соответствии с его первоначальными замечаниями. К моей тайной радости, отметил и все те места в тексте, где мне удалось [54] сказать что-то свое, похвалив за хорошую аргументацию этих положений.
— Первый блин — и не комом! — пошутил в заключение генерал.
Доклад я доработал и прочитал его вскоре на заседании кружка. От нашей учебной группы на том заседании присутствовали члены научного общества А. П. Ситников, Г. И. Карначев, Н. И. Постников и другие. Они приняли живое участие в обсуждении доклада, причем выступали отнюдь не для пустых похвал. В целом же работа была оценена достаточно высоко. Из десяти лучших докладов, обсужденных за тот год, решением научного совета две работы (мою и флотского офицера Н. И. Кобелева) было рекомендовано представить на первую конференцию слушателей военных академий, занимающихся научно-исследовательской работой, в Москву.
Конференция проходила в феврале 1951 года в Военной академии имени М. В. Фрунзе. В ней участвовали многие офицеры центральных управлений и преподаватели военных вузов столицы. С докладом удалось выступить и мне. Конференция обогатила нас новыми знаниями в области военной теории и вместе с тем приоткрыла те ее участки в вопросах тылового обеспечения войск, которые в первую очередь нуждались в научной разработке. Нам с Кобелевым было очень приятно привезти из Москвы почетные награды — грамоты «За активное участие в научной работе», подписанные Военным министром Маршалом Советского Союза А. М. Василевским.
А теперь несколько слов в оправдание. Дело в том, что я намеренно столь подробно описал все, что было связано с первой моей, еще ученической разработкой. Хотелось наглядно показать на этом примере методику подготовки таких трудов в условиях военной академии, чтобы потом уже с полным основанием дать совет офицерам — слушателям наших дней.
Смелее вступайте, товарищи, на путь научного поиска и творчески осваивайте избранную вами военную специальность! Военное дело непрерывно развивается. Оно ставит новые, все более трудные проблемы в различных областях жизни и деятельности войск. Успешно решать их ныне смогут лишь офицеры, сочетающие высокую профессиональную подготовку с аналитическим складом мышления, с развитым чувством нового, с постоянным стремлением в чем-то улучшить, усовершенствовать и учебно-воспитательный процесс в армии и на флоте, и практику содержания и эксплуатации [55] всей имеющейся военной техники, и систему материального обеспечения войск. И надо творчески искать пути к этому. Пусть сегодня лишь в малом и пока только на своем участке, но все же — улучшать, совершенствовать! А путь к такому поиску как раз и пролегает через военно-научные общества в академиях, которые дают первую практику в области научной работы.
...Время учебы приближалось к концу. Двухмесячная стажировка в войсках Ленинградского военного округа, которую мы прошли в конце третьего курса, явилась своеобразной проверкой наших знаний. Я впервые и в полном объеме должен был исполнять обязанности заместителя командира соединения по тылу: штатный заместитель, введя меня в курс дела, убыл в очередной отпуск. Моим ближайшим помощником — начальником оргпланового отделения — тоже был стажер, капитан А. А. Носов, с первого дня активно включившийся в работу.
Соединением командовал боевой генерал Герой Советского Союза Г. М. Петренко. За время стажировки пришлось заниматься всем: строительством парка и ремонтом жилого фонда, заготовками овощей и стройматериалов, устройством быта личного состава в лагерях и конечно же учебой офицеров тыла. Трудностей было много, но работа доставляла удовлетворение — ты реально видел дела своих рук.
Довелось побывать и на большом тактическом учении, которым руководил генерал-полковник Г. И. Хетагуров, причем на местности, которая в общем плане была мне знакома еще со времен войны. В чем-то схожей временами была и тактическая обстановка, особенно в период отработки действий в обороне, в предвидении перехода в наступление. Только обязанности мои теперь были иного рода и масштаба. И окружающие с другой меркой подходили к оценке моих действий, не допуская никакого снисхождения по молодости или незнанию. Спрашивали сполна, строго, и я сам забывал подчас, что я всего лишь стажер.
Ставя очередные задачи, комдив всякий раз ожидал от меня инициативного подхода к делу, разумных предложений и обоснованных решений. Пришлось опять вспомнить дни войны и мобилизовать все свои знания, чтобы детальнее спланировать и организовать деятельность всех служб тыла. Действия развивались на сильно пересеченной местности, и мотострелковым частям пришлось наступать по обособленным направлениям. Это потребовало соответствующего эшелонирования и рассредоточения тыла в глубину и по [56] фронту. Потом, при осуществлении маневра запасами материальных средств и тыловыми подразделениями с одного участка на другой, все это полностью себя оправдало.
...Три года в стенах академии пролетели быстро. В учебных классах и лабораториях, на различных объектах тыла и в поле мы упорно постигали сложную и увлекательную военную науку, развивали командирские качества, оттачивали навыки организаторов тыла. И вот наступило время выпускных экзаменов. До мелочей помню те дни. Общие волнения и страсти, ликование или горечь в душе, в зависимости от полученной оценки. Впрочем, я почти не волновался тогда. Разве что более обостренно прочувствовал степень своей ответственности за окончательный итог учебы (экзамены-то — государственные!). Но, как говорится, выложился сполна, получил диплом с отличием и был назначен на должность заместителя начальника штаба тыла Группы советских войск в Германии.
Генерал-полковник М. П. Миловский, вручив дипломы, сердечно поздравил нас с окончанием академии и дал напутствие на будущее. Много теплых пожеланий высказали и другие начальники, преподаватели. Расставание с академией, ставшей для нас родной, было сердечным. Завершалась еще одна страница в наших военных биографиях... [57]