Над морем стоя... (1945, май — июнь)
Прибегать к аллегориям — дело писателя, художника, но вообще-то — право каждого.
Как наш апофеоз после трудных, тяжелых лет, проведенных в суровых, не сравнимых ни с чем другим условиях военного Заполярья, перед моими глазами на всю жизнь останется чеканный образ североморца, несущего вахту на гранитных, повитых туманом берегах-скалах, у подножия которых бушуют волны, и на борту обледенелого корабля среди штормовых просторов необъятного, в снежных зарядах и плавучих льдах студеного моря-океана. А подписью к этой величественной картине в глубине памяти неизменно звучит: «И твердо серые утесы выносят волн напор, над морем стоя...»
Да, североморцы выстояли... На первых порах противнику удалось вклиниться в нашу оборону, однако он сумел продвинуться всего лишь на расстояние дневного перехода, после чего застрял на месте, задержанный войсками Карельского фронта, в авангардных частях которого были моряки Северного флота, посланные с каждого корабля. И дело вовсе не в природных трудностях, с какими столкнулась 20-я горная армия фашистов здесь, на приморском участке. Трудности были одни и те же для обеих сторон. Гитлеровское командование перебросило сюда не случайных солдат, но так называемых «героев Нарвика и Крита» — разрекламированные дивизии «Эдельвейс», специально подготовленный горнострелковый корпус, имевший опыт боевых действий в труднопроходимых районах. Вдобавок фашистские егеря располагали преимуществом внезапности, чем и воспользовались в первые дни войны. Остановили их не природные трудности, а люди — пограничные и стрелковые части советских [265] войск, подкрепленные отрядами моряков. Остановили, измотали в оборонительных боях, одних истребили, других обратили вспять и в конце концов добили на скалах и в сопках у Лиинахамари, Киркенеса, там, откуда фашисты начинали свой поход на Советское Заполярье.
Все это припоминалось не раз с момента, когда радио принесло весть о взятии Берлина. И, должно быть, поэтому, несмотря на круглосуточное напряжение последних дней, внутри звучит, не умолкая, пронизывая все существо, одна и та же музыкальная фраза, несколько пафосная, но отвечающая значимости событий. Угадываю такое состояние в каждом. Все приподняты, взбудоражены, просветлены, хотя каждый из нас продолжает заниматься своими обычными делами, определенными кругом задач военного времени. Короче говоря, состояние будто в канун великого праздника.
Так оно, по сути, и есть. Теперь враг окончательно добит там, где вынашивал свои бесчеловечные замыслы.
Заглядываю в дневник. Вот записи, которые следует привести в этой главе.
«...Полгода войны. Гитлер обещал немцам закончить войну максимум через десять месяцев. Не вышло — это ясно. Сейчас вопрос в том, когда мы их разобьем...»
«...Капут Гитлеру, как говорят сами немцы. Официальное сообщение, принятое сегодня, 9 мая 1945 года, по радио, сопровождается актом о военной капитуляции гитлеровской Германии. Пункт первый документа гласит: «Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, — Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил...»
Исполнение всего, что предусмотрено актом безоговорочной капитуляции, начнется сегодня же, восьмого мая, с двадцати четырех часов.
Итак, немецкий фашизм — самая реакционная и агрессивная сила империализма — поставлен на колени перед всем миром.
Поток радиосообщений, сопровождаемых директивами, уточняющими, и разъясняющими положение и наши [266] дальнейшие действия, не иссякает всю ночь с 8 на 9 мая. Указания поступают одно за другим. В частности, подтверждение порядка сдачи немецких подводных лодок. Довожу его до сведения командиров соединений, с тем чтобы они в свою очередь проинструктировали командиров всех кораблей, выходящих в море, и командиров всех самолетов, которые будут находиться в воздухе: соблюдать бдительную осторожность и держать оружие в немедленной готовности. Одновременно приказано: командирам береговых батарей, если на подходах будут обнаружены подводные лодки под черным флагом и с командой, построенной на палубе, незамедлительно доносить о них по назначению и не открывать огня без соответствующего разрешения; начальнику отдела связи открыть радиовахту на волнах, перечисленных в документе, и проинструктировать радистов.
Главное — ни на мгновение не ослаблять бдительности, не поддаваться покоряющему ощущению достигнутой победы. Пусть поет все внутри, лишь бы это не мешало чувствовать себя в готовности номер один. Ибо война на театре еще не закончена. Данные радиоразведки не оставляют никаких сомнений на этот счет: в Норвежском море, в северо-восточной части его и у северо-западного побережья Норвегии, обнаружены пять фашистских подводных лодок, ряд сторожевых кораблей и сторожевых катеров. Особенно активно движение судов противника в районе между Нарвиком и Тромсё. Последнее, вероятнее всего, означает, что гитлеровцы норовят как можно скорее убраться подальше от нас, выскользнуть из нашей сферы действия, считая более приемлемым и выгодным для себя сдачу союзникам.
Вскоре после полуночи, в тридцать четыре минуты первого, начальник отдела связи доложил, что принимается важная передача из Нарвика: дублируется приказ главнокомандующего вооруженными силами Германии, адресованный командирам немецких подводных лодок, находящихся в море, и отменяющий распоряжение им о возвращении в Рамсунд, вблизи Нарвика, переданное несколько часов назад.
Через двадцать минут перевод полного текста приказа, отпечатанный на машинке, в моих руках. Текст знаменательный:
«...Приказ по радио из Нарвика германского командования подводным лодкам Северного моря, переданный [267] 8 мая, отменить. Безоговорочно выполнять следующие условия Советского Союза и англо-американцев: 1) с настоящего момента подводным лодкам идти только в надводном положении; 2) номер лодки и ее местонахождение передать открыто ближайшей британской, американской, канадской или советской береговой радиостанции, на волне... (следует перечисление волн и позывных); 3) днем поднимать черный или синий флаг; 4) ночью иметь огни;
5) весь боезапас выбросить за борт, замки орудий и запал торпед удалить, мины поставить на предохранители;
6) радиосвязь и сигнальную связь вести только открытым текстом; 7) точно придерживаться указаний, которые будут даны в последующих радиограммах относительно курса следования к портам; 8) запрещается топить суда или наносить им повреждения...» и т. д.
Прочитываю радиограмму с удовлетворением. Что и говорить, «приятную» директиву преподнесло немецко-фашистское командование своим рейдерам, никогда не стеснявшим себя в выборе объектов для нападения. Примеры с обстрелами безоружных поморов-промышленников достаточно показательны. Именно поэтому следует быть в полной готовности к любой неожиданности и провокации. Надо учитывать хотя бы численный состав германского флота в той же Норвегии. По самым свежим данным, в норвежских базах и фиордах сосредоточено с конца апреля до 600 боевых единиц, в том числе много подводных лодок. Сверх того фашисты располагают там такими атакующими средствами, как 230 самовзрывающихся катеров и 240 торпед, управляемых человеком. Не исключено, что наиболее оголтелые из гитлеровцев осмелятся на авантюру, вопреки официальным заверениям, обязательствам и указаниям своего высшего начальства. Фашистские нравы достаточно известны. Хваленую прусскую муштру вообще неверно отождествлять с подлинной дисциплиной, тем более если речь идет о гитлеровцах: она для них лишь маскировка, за которой скрыты любая подлость и расчетливая жестокость. Вот почему ни в коем случае нельзя полагаться на то, что все, кому адресована вынужденная директива немецко-фашистского главнокомандования, беспрекословно и добровольно выполнят условия, предусмотренные актом, подписанным в Берлине, и подчинятся приказу, который передан им по радио. Могут найтись и такие, кто будет пытаться фордыбачиться.
Фордыбачиться, однако, поздно. Колесо истории заканчивает [268] еще один головокружительный оборот. Ни экономика, ни техника, ни военная организация, которой так кичились фашисты, не уберегли гитлеровскую Германию от безоговорочной капитуляции. Победили мы. Победили не только героизмом, естественным для защитников правого, справедливого дела, но и умением, мастерством, которое приобретено в ходе войны и создало нам неоспоримое преимущество перед сильным противником. Вот это — героизм и самоотверженность в борьбе за правое дело плюс умение и мастерство наших кадров — и решило исход войны, привело к провалу фашистской экспансии. Разгром гитлеровской Германии — это победа всего советского народа, торжество нашего общественного и государственного строя.
Выстояв под страшным напором, одержав победу, которая уже сейчас признана исторической, мы обязаны помнить, что немецкий фашизм всего лишь один из отрядов империализма. Бдительность и еще раз бдительность — вот закон нашего времени в непрекращающейся и только видоизменяющейся схватке двух миров.
Кстати, к вопросу о бдительности. Из Лиинахамари под утро прибыл «СК-159». Командир катера доложил, что в пути, в районе мыса Цын-Наволок, он обнаружил и расстрелял плавающую мину неустановленного типа.
Количество мин на внутренних морских коммуникациях повсюду, особенно у мурманского побережья и у полуострова Рыбачий, заметно увеличилось после первого мая. Кто-то из остряков пошутил, что, поскольку войне приходит конец, мины автоматически всплывают на поверхность, чтобы облегчить труд «пахарей моря», тральщиков. Если бы это было так... Ясно одно: минная опасность пока возросла. И надо быть начеку.
День Победы ознаменован прежде всего хорошей погодой. Солнце сияет огнями своих лучей над Полярным, над штилевой гладью Кольского залива, над нами. С верой в то, что так должно быть, что правое дело восторжествует, люди моего поколения начали сознательную жизнь в двадцатых годах, прошли через все трудности тридцатых годов, сквозь бедствия и закалку войны с фашизмом. Подготовленное комсомолом, воспитанное партией на большевистских принципах, на верности всеобъемлющим идеям ленинизма, в повседневной борьбе с [269] трудностями, неизбежными при строительстве социализма, наше поколение оказалось наиболее многочисленным среди участников Великой Отечественной войны. И оно заняло уготованное ему место в этом историческом периоде, заняло по праву, переняв у старшего поколения его опыт, выдержку, традиции, все, что годилось в современных условиях, сохранив традиции и приумножив их. Свидетельство тому — массовый героизм людей хотя бы Северного флота, их моральная стойкость при любых обстоятельствах. Трудно найти более суровые условия, чем в обширной, на тысячи миль морского Заполярья, операционной зоне, на просторах которой мы действовали все это время в штормах, туманах, снежных зарядах, среди ледяных полей, полярной ночью, при минной опасности. И вот в таких условиях Северный флот дал за войну свыше 80 Героев Советского Союза, в том числе двух дважды Героев Советского Союза — катерника Александра Шабалина и морского летчика Бориса Сафонова{70}, свыше 40 тысяч орденоносцев, но не дал ни одного дезертира, ни одного перебежчика. А ведь прошли через Северный флот за четыре неполных года войны сотни тысяч самых различных людей из всех мест нашей страны. И все показали себя настоящими советскими патриотами. Не знаю ни одного случая, чтобы матросы — масса людей — в минуту смертельной опасности покинули свой корабль или хотя бы ушли со своих боевых постов без приказа командира. Такое исполнение долга возможно лишь при высоком чувстве патриотизма.
Непременно хочу сказать об этом на митинге в честь Дня Победы. Митинг начнется ровно в полдень на пирсе главной базы. Надо кратко подытожить боевую деятельность флота, подчеркнуть мудрую проницательность партии, по инициативе которой создан в кратчайший срок с помощью индустрии социализма, то есть с помощью всего народа, Северный флот. Без лишней скромности следует указать, что самый молодой из наших флотов оказался весьма активно действующим и целиком оправдал свое назначение в неизбежной схватке с фашизмом. Не перечисляя наиболее отличившихся — в день общей победы это неуместно, да и слишком велик список достойных [270] для перечисления, — надо напомнить, что зрелость пришла к флоту вместе с боевым и морским мастерством его кадров, воспитанных и выросших в сложных условиях Северного театра, изученного и освоенного военно-морскими силами впервые в истории. Напомнить также о тех, кого нет сегодня с нами, — о товарищах, павших в бою. Первое слово в День Победы должно быть о них... Котельников, Гаджиев, Фисанович, Моисеев, Видяев, Каутский, Коваленко, Бибеев, Кунец, Малофеев, Хомяков — подводники... Сафонов, Баштырков, Макаревич, Киселев, Сыромятников, Скнарев, Катунин, Маркин, Асеев, Покало, Гаврилов — морские летчики... Лекарев, Владимиров, Окуневич, Лысов, Махоньков, Наконечный, Сосницкий — моряки надводных кораблей... Царьгородский, Сивко, Торцев — морские пехотинцы... Их слава навечно принадлежит Северному флоту. Они знали, во имя чего сражались насмерть.
Имена и лица всплывают в памяти...
Вместе с членом Военного совета обхожу строй на пирсе, потом говорю с трибуны:
— В наших рядах отсутствуют многие боевые товарищи, сложившие свои головы за этот торжественный День Победы, за нашу Родину, за наш народ. Их кровью навеки освящены наши знамена. Лучшим памятником им является вот этот час торжества, час великой победы...
Северный флот за время войны с честью выполнил задачи, возлагавшиеся на него. Я, как ваш командующий, горжусь вами, горжусь вашим мужеством, боевым мастерством и преданностью Родине. Мы можем смело смотреть в глаза советскому народу, матери-Отчизне: мы выполнили свой воинский долг. Я горжусь тем, что в годы войны командовал вами, отважные североморцы...
Над пирсом, на гранитных склонах, все население Полярного. Пестреют флаги расцвечивания на кораблях, на береговых мачтах, повсюду; гулко звучат оркестры; вьются над рейдом чайки, сияет огнем своих лучей солнце над нами...
Хороший день.
Страна от края до края на мирном положении, везде по вечерам сверкают и переливаются огни, а Северный флот продолжает оставаться в готовности, хотя после Дня Победы прошло немало времени. Во-первых, на коммуникациях [271] полно мин. Только в течение двух дней — 15 и 16 мая — наши эсминцы при переходе из Кольского залива в горло Белого моря обнаружили пятнадцать плавающих мин. В своей зоне мы тралим сами. Англичане же используют для этого все пригодные к тралению суда противника, поскольку те у них в руках. Во-вторых, как и предполагалось, гитлеровцы, где только могли, всячески затягивали выполнение условий безоговорочной капитуляции, а то и явно нарушали их. Еще 12 мая я получил сообщение наркома о случаях нарушения условий на Балтике и приказ о решительных мерах для пресечения в дальнейшем подобных действий германского флота. Серьезные опасения вызывает наличие в море большого количества фашистских подводных лодок, не подтвердивших своего согласия на возвращение в базы. Гитлеровцы, если им попустительствовать, идут на преступления даже сейчас. Пример — история с лагерем военнопленных в районе Тромсё.
После всего, что уже известно о зверствах гитлеровцев, о Майданеке, Освенциме и прочих лагерях смерти и массового уничтожения людей, трудно поверить, будто лица, ответственные за соблюдение немецко-фашистскими войсками не только условий капитуляции, но и самых элементарных норм поведения, не представляли, к чему могла привести игра в джентльменство с головорезами-убийцами. А привела она к вопиющему преступлению.
Передо мною сводка событий в Норвегии на протяжении почти трех недель после Дня Победы. Не буду пересказывать ее целиком, отмечу лишь неопределенность положения вплоть до пятнадцатого мая, когда наконец-то официальный уполномоченный английского командования распорядился, чтобы на всех германских судах в норвежских портах были спущены с заходом солнца и впредь не поднимались фашистские флаги. Остановлюсь на той частности, которая имеет непосредственное отношение к истории с лагерем военнопленных и раскрывает неприглядную роль определенных лиц, несущих ответственность за несвоевременное разоружение немецко-фашистских войск в Норвегии. С момента капитуляции и по 31 мая включительно весь офицерский и рядовой состав 6-й горной дивизии гитлеровцев, расквартированной в районе Тромсё и в прилегающих к нему местах, мало того что не был разоружен, но и сколько угодно разгуливал [272] по городу с оружием. Между тем в самом Тромсё и возле него находились лагеря военнопленных, завезенных гитлеровцами в Норвегию в качестве рабочей силы. Формально военнопленные были освобождены и взяты под покровительство английских властей; на самом деле безоружные люди были предоставлены произволу вооруженных фашистов, которые не преминули воспользоваться таким попустительством. И в самом городе, и в его окрестностях гитлеровцы охотились за своими бывшими пленниками и, как только узнавали, что перед ними русские, убивали безоружных людей, надеявшихся на скорое возвращение на родину. Убивали и поодиночке и группами, безнаказанно, ибо английские власти делали вид, что ничего не замечают. Именно такая позиция английского командования сделала возможным преступление, совершенное 21 мая, когда гитлеровцы полностью уничтожили на одном из островов близ Тромсё так называемый «русский лагерь военнопленных», расстреляв там до двух тысяч человек. Несмотря на это, даже 31 мая 6-я немецко-фашистская горнострелковая дивизия еще не была разоружена...
Стоит ли после этого поражаться, что гитлеровцы до сих пор, где только могут, уклоняются от капитуляции и что по меньшей мере 37 фашистских подводных рейдеров все еще находятся на морских путях. Это количество официально указано в приказе командующего подводным флотом Германии. В приказе, переданном по радио 24 мая, говорится без обиняков: «Подводным лодкам, находящимся в море и не выполняющим до сего времени условий капитуляции, немедленно всплыть и сообщить о своем местонахождении».
Вполне понятно, что мы остаемся недреманным оком. Вот уже третью неделю после официальной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил Северный флот вынужден находиться в полной боевой готовности на случай внезапных авантюр гитлеровцев, чтобы немедленно пресечь их. Вдобавок плавание всех судов и на внутренних коммуникациях по-прежнему подчинено ограничениям военного времени.
Пора, однако, подводить итоги: победа завоевана, и никаким проволочкам, ничьим ухищрениям не умалить ее исторического значения.
Условия, в каких мы провели войну, значительно отличались, да и в дальнейшем будут отличаться, от условий [273] на остальных морских театрах: огромными расстояниями в нашей операционной зоне, сложностью навигационной обстановки (полярная ночь зимой, круглосуточный летний день, снежные заряды, плавучие льды, частые и продолжительные туманы, океанские непогоды), дополнительными трудностями для кораблей и личного состава, такими, как постоянное обледенение корпусов зимой и частые бои при полном отсутствии видимости. Война точно обозначила роль Северного театра как основного направления внешних морских коммуникаций Советского Союза, что еще более расширило круг задач Северного флота. Для надежной и успешной защиты внешних коммуникаций на открытом морском театре с широким фронтом выхода в океан нужно было иметь флот из кораблей всех классов: и крупных надводных кораблей, и эскадренных миноносцев, и специальных кораблей противолодочной обороны с высокими мореходными качествами, вообще необходимыми для данного театра, сильным противолодочным вооружением, большой дальностью плавания и повышенной скоростью, позволяющей маневренное использование этих кораблей в пределах операционной зоны. К исходу войны Северный флот располагал кораблями почти всех необходимых для него классов, но прежде мы прошли и через длительную острую нужду в них, и через сомнение в пригодности их на данном театре, и через проверку, подтвердившую целесообразность использования их даже при океанской волне и обледенении корпусов. Так было, в частности, с большими охотниками и торпедными катерами, которые целиком оправдали себя в условиях Северного театра.
Следует особо сказать о морской авиации. До войны считалось, будто возможности для боевых полетов на Северном театре весьма ограничены из-за неблагоприятных природных и метеорологических условий. Война показала несостоятельность этого суждения. Буквально все типы самолетов, пополнявших на протяжении военных лет состав воздушных сил Северного флота, использовались круглый год. Авиация стала неотъемлемой боевой частью флота, действовала над морем и над сушей, в обороне и в наступлении, в борьбе за господство в воздухе, на ближних подступах и на дальних морских путях, самостоятельно и в совместных операциях с другими силами, в тесном оперативном и тактическом содружестве с кораблями различных классов на коммуникациях противника, [274] уничтожала его суда и в конвоях на переходе, и в пунктах погрузки и разгрузки.
Все это, вместе взятое, позволило нам еще в самой невыгодной обстановке организовать, а затем поддерживать нужный нам режим на театре. В свою очередь, устойчивый оперативный режим позволил создать важнейшее условие для решения основных задач флота — успешных действий на морских коммуникациях и активной поддержки сухопутных войск на приморском участке фланга Карельского фронта. Действия на морских коммуникациях были систематическими, а конечная цель войны достигалась тесным взаимодействием армии и флота.
Таковы были предпосылки и условия для нашей победы на Северном морском театре, стратегическое значение которого проверено войной.
Созданный своевременно благодаря предвидению и воле Коммунистической партии Северный флот до конца выполнил свой долг перед Советской Родиной в годы Великой Отечественной войны.
3 июня 1945 года я подписал приказ по флоту, переводивший все корабли и части на боевую готовность мирного времени, а также возвращавший последние из мобилизованных на время войны торговые, ледокольные и рыболовные суда их прежним владельцам. В пункте первом приказа было сказано: «Плавание судов гражданских наркоматов и иностранных на театре разрешить без эскорта с сохранением мер противоминной обороны».
Война закончилась, но сквозь огни мирной жизни, искрящиеся на просторах нашей страны, все так же проступает передо мной чеканный образ североморца, несущего боевую вахту и на гранитных, повитых туманом берегах-скалах Заполярья, и на борту корабля среди необъятного, в снежных зарядах и плавучих льдах, исхоженного и родного студеного моря-океана. [275]