Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Герои АДД

1942 год был для нас еще очень тяжелым военным годом, и налеты АДД, на глубокие тылы противника имели тогда огромное значение. Именно ради этой боевой работы и была создана АДД, именно это и было одной из главных причин непосредственного ее подчинения Ставке. А результативность работы АДД создала и определенное отношение к ней.

Летчики, а точнее, летные экипажи, их командиры, командиры подразделений, частей и соединений, их штабы и, конечно, инженерно-технический состав и батальоны аэродромного обслуживания, трудились не покладая рук. Не так-то просто все это давалось летному составу нашей авиации. Приведу примеры, которые в какой-то степени покажут истинный героизм летчиков в борьбе с ненавистным всему человечеству фашизмом.

В один из налетов на Берлин летом 1942 года экипаж в составе командира корабля Молодчего, штурмана Овчаренко и стрелка-радиста Панфилова глубокой ночью достиг цели, отбомбился и развернулся домой. Вскоре отказал правый двигатель. Экипаж сообщил об этом на командный пункт. Вслед за тем разрядился бортовой аккумулятор, и связь с самолетом прекратилась. На самолете оказались выключенными все огни. Для того чтобы удержать бомбардировщик на высоте, мощности одного мотора не хватало, самолет стал медленно снижаться. Командир приказал выбросить из самолета все, что только возможно, но радисту Панфилову удалось сбросить лишь кислородный баллон. Все свои силы и умение экипаж сосредоточил на том, чтобы дотянуть до линии фронта, не попасть в плен к немцам. На высоте 600 метров, когда по расчету времени бомбардировщик находился уже над своей территорией, Молодчий предложил экипажу покинуть самолет. Овчаренко и Панфилов отказались оставить своего командира. [231] Отказал второй мотор. Молод-чий, чтобы спасти машину, принял смелое решение: ночью, вне видимости земли произвести посадку прямо по курсу по приборам. Он вторично предложил членам своего экипажа покинуть самолет.

— Мы с вами! — в один голос ответили Овчаренко и Панфилов. Штурман стал громко отсчитывать высоту по прибору:

— Двести... Сто... Пятьдесят метров... Ноль!

К счастью (как известно, оно иногда сопутствует летчикам), высота, показываемая высотомером, почти совпала с истинной. Молодчий резко взял штурвал на себя, и самолет, как бы ожидавший этого движения, заскользил по земле, прополз на брюхе метров тридцать и остановился. Состояние, вернее, чувства экипажа после завершения такого столь благополучного приземления (именно после, ибо до этого переживать было некогда) описать невозможно. Понять это может лишь авиатор, в особенности летчик... Слева, метрах в двадцати от самолета, едва виднелись контуры леса. Когда через час рассвело, оказалось, что впереди и позади самолета — заборы, справа — деревня, а слева — лес. Так опять благополучно закончился полет экипажа А. И. Молодчего на Берлин.

В том же году и примерно в то же время вылетел на бомбежку Будапешта экипаж летчика Д. И. Барашева из 752-го полка. Командир он был совсем молодой, напористый, энергия его не поглощалась полностью боевыми вылетами, и он всегда искал для нее дополнительный выход и порой находил его, как мы выражались, в воздушном лихачестве. Человек он был неуемный и, надо сказать, доставлял немало хлопот командиру полка Ивану Карповичу Бровко, которого, как я уже говорил, за его отношение к людям и почти вровень с остальными личную боевую работу летчики называли «Батей». Придя на цель и отбомбившись, самолет Барашева получил прямое попадание, загорелся и, неуправляемый, начал падать. Экипаж был вынужден покинуть самолет на парашютах. Попытки Барашева после приземления найти кого-либо из своих товарищей не увенчались успехом. Вот здесь-то и проявилась вся натура этого человека.

Приземлившись ночью вблизи какой-то сортировочной железнодорожной станции в пригороде Будапешта и обнаружив, что продолжавшаяся бомбежка загнала людей в укрытия, летчик решил спрятаться в стоявшем на пути железнодорожном составе, надеясь, что там его искать не будут. Он забрался в вагон с углем. Когда налет кончился, состав тронулся. Куда, в каком направлении, пилот определить не мог. Усталость взяла свое, он и не заметил, как заснул. Когда проснулся, поезд продолжал движение. На стоянках, весьма длительных, Барашев слышал незнакомую речь и определить, где находится, не мог. [232] День сменялся ночью, и опять настал день, а состав все шел и шел с продолжительными остановками. Так минуло несколько суток — без глотка воды, без крошки хлеба. Длительность пути навела Барашева на мысль: уж не идет ли этот состав на территорию Советского Союза и не везут ли его ближе к дому?! Затеплилась надежда. Вскоре эта догадка подтвердилась: однажды ночью он услышал русскую речь. Стало ясно, что он хоть на оккупированной, но на родной земле. Барашев, конечно, обрадовался, но понял, что немедленно нужно уходить, так как, видимо, эшелон вот-вот прибудет к месту назначения и начнется разгрузка.

Удачно бежав из эшелона, он попал в лес, где встретил партизан, и установил, что находится в Белоруссии. Самостоятельно пробравшись через линию фронта, Барашев явился в свою часть. Через день-два, забыв обо всех лишениях и опасности, которые ему пришлось испытать, он как ни в чем не бывало уже продолжал свою боевую работу. Ничто не могло охладить его натуру. В истории части эпизод этот описан несколько по-другому. Мне лично он известен таким, каким я его и привожу. В скором времени Барашев стал Героем Советского Союза. Полк, в котором он нес боевую службу, в общей сложности дал стране двадцать девять Героев Советского Союза!

Спустившиеся вместе с Барашевым члены его экипажа Травин и Андриевский были схвачены немцами. После допросов и пыток их заключили в концлагерь, где оба они заболели. Андриевский погиб там, а Травина весной 1943 года при освобождении Курска спасли части Красной Армии, и он вновь летал.

26 марта 1943 года, в день присвоения Д. И. Барашеву звания Героя Советского Союза, в полку состоялся торжественный митинг. После митинга с наступлением темноты, когда началась боевая работа, Барашев в ответ на присвоение ему звания Героя совершил ночью четыре боевых вылета.

Осень 1942 года не баловала летчиков хорошей погодой. Частые туманы и дожди не давали возможности подняться в воздух. Но коммунист Барашев не мог усидеть на земле и не давал покоя командиру полка, упрашивая «Батю» разрешить ему полетать, разбомбить какой-нибудь мост врага. При этом он уверял Бровко, что обманет зенитки противника и возвратится вовремя. Командир уступал его просьбам. В одном из полетов Барашев с малой высоты сбросил бомбы на аэродром Тацинская и на повторном заходе обстрелял стоянки вражеских самолетов. Таким образом он вывел из строя три самолета и поджег склад с боеприпасами, чем вызвал панику среди работавших на аэродроме немцев. Возвращаясь на свой аэродром, в условиях плохой видимости (не более 600–800 метров), он обнаружил и разогнал пулеметным огнем три обоза фашистов. Такие же дерзкие штурмовые удары наносили врагу экипажи Сидоришина, Дружкина, Блюденева, Алина. [233]

Не раз экипаж Барашева вылетал и на воздушную разведку. Однажды летчик заметил в воздухе самолет противника с зажженными огнями. Имея запас высоты, Барашев сблизился с ним, стал на параллельный курс и дал команду стрелку-радисту Подчуфарову в упор расстрелять вражеского стервятника. Несколько минут спустя Барашев подобным же образом разделался со вторым бомбардировщиком Ю-88.

Этот отважный герой Великой Отечественной войны погиб в ночь на 20 августа 1943 года. В канун последнего своего взлета, прибыв с экипажем на аэродром, Барашев, как всегда, сразу же пошел к своему самолету проверить его готовность и узнать, сколько подвешено бомб. Техник самолета Лебедев доложил, что машина готова к вылету, подвешено полторы тысячи килограммов бомб — десять «соток» и одна ФАБ-500 снаружи. Барашев, привыкший летать с солидным грузом и знавший, что полк борется за повышение бомбовой нагрузки, приказал подвесить еще одну ФАБ-500. Техник ответил, что на складе бомб нет. Тогда летчик вскочил на подножку бензозаправщика и куда-то уехал. Минуло всего каких-нибудь десять-пятнадцать минут, и на дороге, ведущей ко второй эскадрилье, в облаках пыли показался бензозаправщик, но теперь он шел очень медленно. На подножке стоял и поглядывал назад Барашев, а за машиной, привязанная толстым тросом за тару, волочилась «пятисотка». Подъехав к самолету, Барашев распорядился подвесить вторую ФАБ-500. Получив команду на вылет, он одним из первых поднялся в воздух, в положенное время передавал радиограммы. При прохождении Старого Оскола на обратном маршруте в 23 часа 50 минут экипаж сообщил: «Успешно выполнил задание. Готовьте бомбы на повторный вылет». После этого — молчание. На командных пунктах полка и дивизии всю ночь тщетно ждали самолет Барашева...

В истории боевого пути части сохранилась такая запись: «В 00 часов 10 минут погиб лучший экипаж Героя Советского Союза гвардии старшего лейтенанта Д. И. Барашева. Вместе с ним погибли и его боевые друзья — штурман гвардии старший лейтенант Травин, стрелок-радист гвардии старшина Подчуфаров».

22 августа весь полк и население Липецка проводили в последний путь славных соколов. Барашев, Травин, Подчуфаров были похоронены на центральной площади города. Сейчас там стоит обелиск. На родине Героя Советского Союза Д. И. Барашева, в Моршанске, в краеведческом музее, есть уголок, посвященный летчику. Там же экспонируется и вымпел его имени.

Не раз отличался в боях летчик этого же полка капитан Тихий. Во время атаки фашистского истребителя с самолета Тихого была сорвана чуть ли не вся обшивка, и на обратном пути в районе города Проскурова с высоты 2700 метров он перешел в пике. [234] Капитан Тихий дал команду экипажу прыгать с парашютами, но, услышав стон раненого радиста Котельникова, отменил ее и приложил все усилия, чтобы вывести самолет из пике. На высоте 400 метров ему удалось выровнять машину, привести и посадить ее на свой аэродром. Радист был спасен. Это не единственный случай, когда капитан проявлял и отвагу, и мастерство пилотажа. Однажды после выполнения боевого задания на самолете Тихого заклинило правый мотор. Самолет шел на одном моторе, потерял высоту, экипаж вынужден был выброситься на парашютах. Минуло несколько дней, и, к всеобщей радости, на аэродроме, в своем полку появились переодетые в штатское капитан Тихий и оба члена его экипажа — капитан Петелько и старшина Ковалев.

Редчайший случай в истории авиации произошел со штурманом того же 752-го полка Иваном Михайловичем Чиссовым.

25 января 1942 года Чиссов в составе экипажа летчика Жугана вылетел на боевое задание. Отбомбившись по цели, бомбардировщики возвращались домой. Неподалеку от линии фронта на них напали «мессершмитты». Несколько наших самолетов были сбиты. На машине Жугана были перебиты рули управления. Командир дал команду прыгать. Выполняя приказ, старший лейтенант Чиссов на высоте 7000 метров покинул самолет, но, заметив, что вражеский истребитель кинулся за ним, пытаясь расстрелять его в воздухе, не стал раскрывать парашют, а пошел затяжным прыжком и потерял сознание. За воздушным боем с земли следили кавалеристы армии генерала Белова. Они заметили, куда упал летчик, и поспешили к тому месту. Каково же было их удивление, когда они увидели парашютиста живым! Упав на покрытый толстым снегом скат оврага, Чиссов начал скользить вниз, ко дну. Так и уцелел. После госпиталя его направили в летное училище штурманом-инструктором. Он и сейчас жив-здоров, работает пропагандистом Центрального Дома Советской Армии, подполковник запаса.

Об одном из Героев, а вернее, дважды Герое, богатыре Великой Отечественной войны, я хотел бы рассказать особо.

Василий Осипов пришел на фронт юношей, незадолго перед тем окончив авиационное училище в Чкалове. Ему было двадцать два года, когда он совершил первый боевой вылет. Его отличали железное упорство и настойчивость. Как бы ни бушевал огонь немецких зениток, как бы ни слепили глаза вражеские прожекторы, он смело шел к заданной цели и не возвращался до тех пор, пока не обрушивал на врага весь запас бомб. Я назвал его богатырем, хотя во внешности этого человека не было ничего богатырского. Простой русский паренек, с острыми озорными глазами, небольшого роста, худощавый, он нисколько не походил на сильного человека. «И как ты, Вася, попал в бомбардировщики? [235] Тебе бы на «ястребке» летать в самый раз, да и то скорость маловата», — шутили однополчане. И правда, внешний облик Василия как-то уж очень не вязался с его внутренними качествами: в этом невысоком, хрупком на вид человеке таилась та величайшая сила, которая делает наш народ непобедимым.

Сидит в бомбардировщике под колпаком за штурвалом, его и не видать. Однако враги не однажды испытали на себе его несгибаемую волю, силу характера. Не зря про него говорили в полку: «Упорный, ни за что не уступит, поборет и врага и воздушную стихию». Он сливался с машиной как бы в одно целое, управлял ею так, как никто.

На первые боевые задания Осипов летал днем. Ветераны АДД хорошо помнят, что это были за полеты. Немцы вели себя нахально, нередко одному нашему бомбардировщику приходилось вступать в бой со звеном, а то и с пятью стервятниками. Вылетел как-то Осипов бомбить скопление вражеских танков. День выдался ясный; пыль, поднятая гусеницами, густой завесой покрыла танковую колонну. Бомбить неприцельно бесполезно. И наши летчики пошли на хитрость. В то время как первое звено стало бомбить горловину дороги, остальные звенья ушли в зону ожидания. Расчет оказался верным: дорога была разрушена, и танки остановились. Поднявшийся ветер развеял пыль, и тогда летчики обрушили на врага всю силу своего бомбового удара. Движение танковой колонны было задержано по крайней мере на пять-шесть часов. Однако этот налет дорого стоил нашим летчикам. Вызванные с ближайшего аэродрома немецкие истребители благодаря своему численному превосходству сумели нарушить строй наших самолетов и сбили несколько машин. Осипов видел, как в небе один за другим раскрывались белые парашюты и как самолеты горящими факелами врезались в землю. В этом бою молодой летчик использовал все возможности своего бомбардировщика, чтобы не только уклониться от атак истребителей, но и проучить немцев. Мгновенно оценивая ежесекундно менявшуюся обстановку, он приказывал стрелкам открывать огонь, и в итоге были сбиты два немецких истребителя. Крепко досталось и бомбардировщику Осипова: один мотор был разбит, другой поврежден, не обошлось и без пробоин, техники насчитали потом несколько сотен «дырок». «Как ты смог долететь?» — спрашивали они. «На своем сердце», — отшучивался Осипов.

20 июня 1942 года Василию Осипову, как и другому нашему асу, Павлу Тарану, было присвоено звание Героя Советского Союза, а в 1944 году так же, как и Павел Таран, он получил вторую Золотую Звезду.

Что ни вылет у Василия Осипова, то подвиг. Как-то от партизан пришло донесение, что в центре одного южного города, в здании школы, расположился штаб крупного немецкого соединения. [236] Командир части вызвал к себе Осипова, дал ему точный «адрес» и приказал разбомбить этот штаб. Летчик подошел к городу на рассвете, под облаками, точно сориентировался, нашел указанное здание и сбросил на него 500-килограммовую бомбу. Убедившись, что цель поражена, он ушел в облака и с сознанием выполненного долга возвратился домой. Некоторое время спустя партизаны сообщили, что, угодив в школу, где помещался немецкий штаб, «пятисотка» полностью разрушила ее, похоронив под обломками находившихся там немецких офицеров.

Василий Николаевич Осипов — ленинградец. В городе Ленина прошло его детство, там он окончил десятилетку, там, уходя на фронт, оставил отца, мать и сестру с тремя ребятишками. Когда Ленинград был окружен кольцом вражеской блокады, Василий воевал на юге и ничего не знал о своих близких. Легко представить себе его волнение, когда он узнал о решении командования направить его на север для участия в освобождении Ленинграда. И вот он подходит к дому, где жил еще так недавно, и... не застает в живых никого: ни стариков, ни сестры, ни малышей. Их убил враг. Надо ли говорить о чувствах, какие испытал летчик!

Той же ночью он принял участие в массированном налете нашей авиации на военные объекты в глубоком тылу противника. Никогда он еще не бомбил с такой яростью. Отбомбившись, он возвращался на свой аэродром, брал новый запас бомб — и опять в бой. Это была ночь мщения...

С первого дня войны громил немецко-фашистских захватчиков на своем дальнем бомбардировщике Михаил Симонов. Человек редкого летного дарования, мастерства и русской смекалки, он летал на ближние и дальние цели ночью и днем, в ясную и нелетную погоду.

Однажды, снизившись до трехсот метров, Симонов штурмовал танковую колонну. Танки загорелись. Но и у нашего самолета был подбит мотор. Летчик на высоте ста метров прошел на одном моторе 370 километров, дотянул до своего аэродрома и благополучно приземлился. На протяжении первого военного года машину Симонова подбивали четыре раза, однако летчик неизменно приводил изрешеченный самолет на свой аэродром, спасая экипаж — штурмана Несмашного и стрелка-радиста Калашникова. Верный сын народа, патриот Михаил Симонов в 1942 году был принят в ряды нашей Коммунистической партии.

Игнатий Шестопалов в канун войны попал в эскадрилью капитана Рогова. Командир полюбил молодого пилота. «Вот тебе задача, — говорил капитан, — вытянешь, еще дам. Будешь летать у меня лучше всех». Война выявила недюжинные способности Игнатия Шестопалова. Бомбардировщики не всегда вылетают в день по два раза, а он без особого напряжения летал и по три. Уставая от полетов, на его машине менялись штурманы, а он готов был лететь и в четвертый раз! Сколько бы ни встречал он на своем пути фашистских стервятников, ни один не мог помешать ему дойти до цели. Неутомимостью и мастерством он был сродни Барашеву. [237]

И таких летчиков высочайшего класса было в АДД немало. Их бесстрашие, искусство вождения самолета и чувство товарищества, их подвиги поистине легендарны и никогда не забудутся.

Под стать нашим славным соколам были стрелки и стрелки-радисты, от которых во многом зависело выполнение боевого задания. Собственно, экипаж бомбардировщика, как бы ни были различны по своим склонностям и характерам входившие в него люди, — это единое целое, сгусток энергии, воли и мысли, устремленный к одной цели — одолеть врага, уничтожить его. До тех пор пока единство мысли и воли не нарушено, экипаж несет свою боевую вахту и препятствий для него не существует. Стоит такому единству нарушиться, как неуязвимость, а проще говоря, безопасность полета снижается, а вместе с тем и возможность успешного выполнения боевого задания. Уровень готовности того или иного экипажа к выполнению боевой задачи у нас в армии называется сколоченностью экипажа. Только слаженность, высокие морально-политические качества каждого члена экипажа могут обеспечить успех в бою. А вот и примеры.

Самолет одного из полков 36-й авиадивизии дальнего действия полковника В. Ф. Дрянина возвращался с боевого задания. Неожиданно из облаков выскочили три вражеских истребителя и набросились на бомбардировщик. Пользуясь численным превосходством, они проводили одну атаку задругой. И здесь показал себя стрелок-радист сержант Мельник. Будучи в первой же атаке ранен, он не растерялся и вел прицельный огонь по стервятникам. Уже повторно раненный, он сбил один истребитель, а остальные после этого прекратили атаки. От потери крови Мельник потерял сознание, но экипаж и самолет были спасены.

В воздушном бою Мельник получил шестнадцать ранений, и, казалось, не было места на его теле, куда бы не попала вражеская пуля. После нескольких недель лечения в госпитале сержанту Мельнику предоставили шестимесячный отпуск, однако он отказался от отпуска и вернулся в свою часть.

Вот еще характерный эпизод из боевых будней той же дивизии полковника В. Ф. Дрянина. Одно из звеньев 42-го авиаполка, ведомое штурманом эскадрильи майором Полянским, было атаковано пятью «мессершмиттами». Бой приняли в плотном строю, и два вражеских истребителя были сразу сбиты. Оба стрелка Полянского были ранены. Получивший смертельное ранение стрелок-радист Пищенко, собрав последние силы, тремя длинными очередями сбил еще один истребитель. Два уцелевших «мессера» продолжали атаковать беззащитный бомбардировщик. Спасла взаимная выручка: Флягин, стрелок-радист ведомого самолета, сбил четвертый «мессер», и только после этого прекратил атаки и ретировался последний, пятый по счету. [238]

Два наших стрелка погибли в этом воздушном бою, но звено бомбардировщиков вернулось на свой аэродром. Следует отметить, что личный состав этого полка успешно провел сорок воздушных боев с истребителями противника.

Вот что такое сколоченные экипажи, воля и взаимная выручка в бою. Монолитность экипажа — основа успешного выполнения боевого задания. Мной приведены здесь лишь два примера и только из одной дивизии.

Конечно, и в других полках достойно несли свою нелегкую службу стрелки и стрелки-радисты. Четыре Ме-109 и один Ю-52 сбил, например, Герман Григорьевич Базилевский, начавший свою службу в 212-м полку. И хотя он неоднократно был ранен, продолжал летать. Сын туркменского народа Малик Чарыевич Чарыев также провел немало воздушных боев, имел ранения, признавался негодным к летной работе, но продолжал летать до конца войны и громить ненавистных фашистов, за что имеет немало наград. Я думаю, нет такого боевого полка АДД, где не прославили бы себя верные помощники летчиков — стрелки и стрелки-радисты.

Разумеется, далеко не всякий раз наши боевые вылеты заканчивались благополучно. АДД, выполнявшая свою нелегкую миссию в особо опасных условиях, связанных с дальними полетами над территорией противника, подчас несла весьма ощутимые потери. Например, с 11 по 31 мая 1942 года лишь при десантных операциях для обеспечения группы генерала Белова, действовавшей в тылу противника, при выброске десанта и груза мы потеряли 18 самолетов, из которых 10 были сбиты истребителями.

Гибель товарищей как бы удесятеряла боевой напор тех, кто становился на их место. Героизм проявляли и те, кто обеспечивал наши полеты. У авиационного техника И. Таранова от простуды и воздействия бензина разболелись руки, да так, что врачи временно запретили ему работу на аэродроме. Он же, превозмогая физическую боль, не отходил от машины и продолжал готовить ее к боевым вылетам. «С первых дней войны я летаю на машине, подготавливаемой в полет младшим воентехником Тарановым, — писал во фронтовой газете летчик старший лейтенант И. Рябоконь, — и все мои полеты я мог проводить, не волнуясь за материальную часть. Я знал, что она находится в надежных руках». Такие наши воентехники, как Таранов, были прочно связаны с экипажами, зачастую обучали штурманов и стрелков разрядке самолета на случай посадки не на свою базу — экипажам не раз приходилось делать это, и они отлично справлялись с непривычной, а главное, чрезвычайно опасной работой. [239]

Шофер-красноармеец Кутяпов во время заправки бомбардировщика заметил, что от огня стоявшей невдалеке грелки на самолете неожиданно вспыхнул бензин. Кутяпов не растерялся. Он быстро отвел автомашину в безопасное место и взобрался на плоскость самолета. Пламя все сильнее разгоралось на поверхности крыла и в баках. Полой шинели и голыми руками красноармейцу удалось сбить огонь снаружи, но изнутри пламя продолжало рваться. Тогда отважный шофер решил своим телом закрыть отверстие бака, преградить доступ воздуха и тем самым погасить огонь. Он сильно обжегся, но не дрогнул и спас самолет.

Каждый в АДД, на какое бы место ни поставила его война, вносил свой личный вклад в борьбу с врагом. Повара Дьяконова наши товарищи уважали не только за кулинарное мастерство, но и как отважного бойца. Однажды в бою немцы захватили в плен группу красноармейцев, среди которых оказался наш повар. Дьяконов не только сам вырвался из плена — он сумел спасти двух бойцов.

Выше уже говорилось, что многие наши летчики, штурманы, стрелки, стрелки-радисты, считавшиеся пропавшими без вести, возвращались с оккупированных территорий, бежали из плена, пробирались с помощью партизан через линию фронта. Они приносили вести из временно оккупированных фашистами советских районов.

Надо сказать, на боевой работе экипажей сказывались и письма из дома. Нетрудно представить себе, с каким гневом в сердце уходили экипажи на задание, прочитав, к примеру, такое письмо: «Во-первых, сообщаю, что хаты своей у нас теперь нет, ее сожгли проклятые фашисты. Лошадь, хлеб и всю одежду также забрали. Я осталась в одном платье. Ковалевки тебе сейчас не узнать. Вместо 35 домов осталось 9, остальные все сожжены немцами, жителям нашей деревни пришлось зимовать на улице. Однажды немецкий офицер с солдатами зашел к нам и приказал мне везти вместе с ними награбленное имущество. Я наотрез отказалась. Тогда они силой усадили меня в сани и повезли раздетую. Мать, которая умоляла офицера отпустить меня, солдаты избили до потери сознания. Я еле добралась до деревни. Пять дней жили в лесу в землянке. Нас собирались угнать куда-то в Германию, но не успели. 19 января мы услышали перестрелку. Какая радость охватила нас, когда мы узнали, что в Ковалевке Красная Армия! Мать наша обнимала бойцов, плакала от радости, рассказывала, сколько горя принесли немцы...»

Передо мной. — пачка наградных листов на летный состав АДД, за 1942 год. О представлении к ордену Ленина Романа Андреевича Тюленева и Михаила Алексеевича Брусницына я уже писал. Василий Петрович Бобков, Иван Исидорович Старцев представлены к ордену Красного Знамени, Сергей Николаевич Леонтьев — к ордену Красной Звезды... [240] А в графе «Краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг», в частности, о Старцеве сказано: «При бомбардировании шоссейного моста через р. Волгу был ранен осколком зенитного снаряда в левый бок и лично, сохранив спокойствие и выдержку, привел самолет на свой аэродром. Через две недели после ранения снова выполнял боевые задания».

Сергей Иванович Куликов представлен к ордену Красного Знамени. А вот еще один наградной лист на С. И. Куликова — теперь уже он представляется к званию Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. К званию Героя Советского Союза представлены Иван Федорович Андреев, Михаил Васильевич Симонов, Иван Федорович Матвеев, Гавриил Васильевич Лепехин, Юрий Николаевич Петелин, Сергей Михайлович Романов, Федор Федорович Степанов, Алексей Дмитриевич Гаранин...

Сколько их, наградных листов, — не счесть! И за каждым наш современник, человек героического характера и героической биографии. Есть среди наградных листов и особо примечательные. Командир звена капитан Александр Кузьмич Кувшинов представлялся к ордену Ленина. Представление подписано командованием полка и одобрено вышестоящими начальниками. А вот заключение Военного совета АДД : «Достоин высшей правительственной награды — Герой Советского Союза». И летчик Кувшинов Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 июня 1942 года был удостоен этого звания. Василий Александрович Борисов представлялся к ордену Отечественной войны 1-й степени. Как и в случае с Кувшиновым, представление это тоже было подписано и одобрено. Военный совет АДД, ознакомившись с боевой работой Борисова, решил, что он заслуживает звания Героя Советского Союза, и он был удостоен Золотой Звезды. Валентин Егорович Ситнов, Борис Ермилович Тихомолов, Яков Иванович Пляшечник представлялись к ордену Красного Знамени. Всем троим присвоено звание Героя Советского Союза.

В кратком изложении боевого подвига Я. И. Пляшечника говорится: «С 20.2 на 21.2. 42 г. — выброска десанта корпуса генерала Левашева в районе д. Луги — корабль тов. Пляшечника был атакован при подходе к цели двумя ночными истребителями «Ме-110». С первой атаки был убит воздушный стрелок в носовой рубке, тяжело ранен помощник бортового техника. В последующих атаках был выведен из строя один мотор и загорелись бензиновые баки. Несмотря на создавшиеся тяжелые условия полета, товарищ Пляшечник проявил исключительное мужество и патриотизм... Задание было выполнено, и десант был выброшен в назначенное место. Одновременно с выброской десанта были приняты все меры к тушению пожара на корабле. [241] Несмотря на бушевавший огонь на левой плоскости, тов. Пляшечник уверенно вел корабль на свою территорию и заявил: «Лучше сгореть в воздухе, нежели садиться на территории противника». В тяжелой обстановке тов. Пляшечник пролетел на горящем самолете более 100 километров над территорией противника, посадку произвел на своей территории... Посадка произошла благополучно, сохранен экипаж и самолет».

К марту на счету Пляшечника было уже 74 вылета на бомбометание по аэродромам, переправам, скоплениям танков и живой силы противника, а также с выброской десантов, грузов и листовок. И неудивительно, что под представлением этого замечательного летчика к ордену Красного Знамени Военный совет АДД, записал: «Достоин высшей правительственной награды — звания Героя Советского Союза».

Листаю архивные документы, пожелтевшие страницы газет, старые наградные листы с фамилиями наших летчиков, штурманов, стрелков и стрелков-радистов и словно воочию вижу погибшего в бою Героя Советского Союза красавца капитана Даньщина и ныне здравствующего дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации Александра Молодчего... Вижу их мужественные, опаленные испытаниями войны лица. Их, живых и мертвых, память воскрешает молодыми. И хочется, чтобы новые поколения нашей молодежи узнали о них как можно больше, запомнили их имена. Русские, украинцы, белорусы, казахи, грузины — представители почти всех народов нашей Родины, они проявляли чудеса героизма в самый тяжелый период войны.

Я верю, что когда-нибудь в Москве будет сооружен монументальный памятник советскому летчику. И будет он олицетворять собой героизм всех поколений наших славных авиаторов. К подножию этого памятника люди будут приносить цветы — дань безмерного уважения к памяти тех, кто в грозовом военном небе заслонил, защитил Родину своими могучими крыльями. Среди них были и Михаил Угрюмов, и Владимир Мачеидзе, и Алексей Рогов, один из первых в дальней авиации Героев Советского Союза...

Встают и встают перед глазами мои боевые товарищи. Тогда, в войну, мы все были равны перед лицом опасности — от рядового пилота до командующего. Служба в авиации сплачивает людей особенно крепко. Об этом очень точно сказал в одном из своих стихотворений молодой поэт и авиатор Феликс Чуев: [242]

У летчиков все звания равны,
На летном поле мало козыряют,
А в воздухе погоны не нужны —
У летчиков и маршалы летают.

Дальше