Трудные победы
Гвардейская армия генерала А. А. Гречко получила новую задачу: она перемещалась в южные районы Польши и должна была наступать на город Живец.
Наш горнострелковый корпус совершил двухсоткилометровый комбинированный марш — пешком и на машинах. Погода стояла холодная. Мороз, ветер. И все же бойцы проходили за день километров до тридцати. Грузовиков хватило только на один полк. Перебросив его, автомашины возвращались, брали другие подразделения. И так — несколько раз.
Несмотря на трудности, Новороссийская дивизия в указанный срок вышла в район населенных пунктов Лимоново — Добро-Дольня. А всего через сутки, утром 27 января, мы прорвали оборону противника и освободили крупный населенный пункт Линтовты.
На следующий день дивизия продолжала развивать наступление, не давая врагу закрепиться на промежуточных рубежах. Мы с боями преодолели двадцать километров, освободили села Подобино, Недзведз, Кононина.
Применяя обходные маневры, наши полки быстро и решительно продвигались вперед и тем самым помогли 107-му стрелковому корпусу овладеть городом Новы-Тарг.
И вот перед нами снова горный хребет. На этот раз — Западные Баскиды. Дивизия получила приказ — преодолеть хребет в районе села Быстра и захватить село Кошарава.
Это было очень важно, так как, захватив село Кошарава, мы вклинивались в Елесьненский оборонительный узел гитлеровцев. Вот почему нам была поставлена и дальнейшая задача — овладеть сильно укрепленным узлом сопротивления.
Населенный пункт Елесьню — важный перекресток шоссейных дорог — противник оборонял частями 320-й и 254-й пехотных дивизий. Вражеский оборонительный рубеж состоял из хорошо оборудованных опорных пунктов в селах и на господствующих высотах. Да и саму Елесьню гитлеровцы подготовили к боям, оборудовали многочисленные огневые точки в кирпичных домах. [158]
Не раз вспоминал я тогда крылатую пословицу: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить»... Так и у нас получилось на этот раз. По плану все вроде бы правильно. На карте значилась дорога через перевал, по которой летом можно двигаться машинам и подводам. А сейчас, в середину зимы, дорогу занесло глубоким снегом. Разведчики сообщили: пешком и то пройти трудно.
Однако приказ есть приказ, его нужно выполнить. Я решил: будем преодолевать хребет налегке, взяв с собой на вьюках только 107-миллиметровые минометы. Боеприпасы и продовольствие везти на крестьянских санях. Всю артиллерию на мехтяге, машины и обозы я направил в обход по главной дороге, пролегавшей через Бабью Гору. Они должны были пройти около ста километров и присоединиться к нам, когда мы займем село Кошарава.
Хребет был не очень высоким, но подъем на него — крутой. 1 февраля мы поднялись на перевал, покрытый глубоким сыпучим снегом. К счастью, погода стояла теплая. Большие снежные пушинки плавно опускались на деревья. Стройные елки напоминали в своем белом убранстве нарядных невест. Это прекрасное зрелище взбадривало солдат. Люди улыбались и шутили, забывая про усталость.
Сразу за перевалом цепочкой тянулись по глубокому ущелью деревянные домики села Быстра. От западной окраины начиналась равнина. На ней — село Мочарки, левее — Чернява. А за ними километрах в пяти — Кошарава.
Наш передовой отряд — батальон капитана Березкина — вступил в бой с охранением противника на восточной окраине села, когда зимний день уже близился к концу. В это же время разведывательный взвод под командованием капитана Виниченко проник в Быстру. Противник не заметил наших бойцов, одетых в белые маскировочные халаты. Разведчики заняли удобную позицию и открыли по гитлеровцам огонь с фланга. Боясь окружения, враг начал отходить вдоль села. Я приказал Оглоблину использовать успех передового батальона и разведчиков, скорее выйти на западную окраину Быстры.
Фашисты открыли из села Мочарки артиллерийский огонь по нашим наступающим подразделениям. Бой усиливался. [159]
Начальник оперативного отделения штаба дивизии подполковник Панченко в одном из домиков организовал для меня наблюдательный пункт. Только я пришел туда, разведчики привели двух пленных. Немцы сказали, что они из разведывательного батальона 320-й пехотной дивизии. Части этой дивизии занимают оборону в селах Мочарки и Кошарава, а разведывательный батальон прикрывает фланг дивизии в селе Быстра.
Хлопнув дверью, вбежал заместитель начальника связи капитан Серый.
— Товарищ генерал, Виниченко сообщил по рации: из Чернявы на Мочарки движется колонна пехоты противника, примерно около двух рот.
Я еще разговаривал с капитаном, а телефонист уже протягивал мне трубку. Раздался спокойный голос Оглоблина:
— На западной окраине села встретил сильное огневое сопротивление противника. Продвинуться не могу. Немцы занимают очень выгодные позиции.
— Какие позиции? Докладывайте точнее.
— Здесь узкая горловина между высотами, с которых противник ведет прицельный огонь.
— Понятно. Разберусь.
Начинало темнеть. Я вызвал к себе Бойчука, Ковалева, Холковского и командиров полков, кроме Оглоблина, который руководил боем. Через полчаса все собрались. Я сказал товарищам о сложившейся обстановке. Наша дивизия удачно вышла во фланг противнику, но тут случилось то, чего я боялся. Мы оказались в мешке, действия наши скованы местностью, применить маневр невозможно. Но выход из этого положения должен быть найден. Прежде всего — усилить бдительность, чтобы враг не захватил у нас «языка», не узнал, какие советские части прошли через перевал. А нам необходимо ночью достать пленных, чтобы точно выяснить численность и расположение противника.
Завтра с утра будет наступать только первый батальон 39-го полка. Другим подразделениям в узкой горловине не развернуться. Для обеспечения батальона надо подготовить минометный огонь. Значит, нужно в течение ночи выявить все огневые точки в обороне противника.
Если у нас завтра ничего не выйдет, придется пробиваться через горы. Но сначала требуется найти проходы в горах. Для этого 37-й полк пусть подготовит ночью десять [160] лучших разведчиков и найдет в селе двух надежных парней-проводников. Завтра утром направить разведчиков с рацией под командованием опытного офицера в село Чернява. Задача: найти маршрут, по которому могут пройти в это село стрелковые подразделения, и выяснить, есть ли там противник. Всех разведчиков и проводников одеть в белые маскировочные халаты. К 12 часам донести по радио результаты.
Начальнику штаба Ковалеву я приказал дать отдых дивизионным разведчикам, а завтра с утра направить группу под командованием Виниченко в село Вельки-Пехово. Цель и сроки — как и у первой группы.
Начальники групп, выполнив основные задачи, оставляют в названных селах часть разведчиков с радиостанциями, а сами возвращаются, чтобы затем провести по проложенным маршрутам полки.
— Всем ясно? — спросил я командиров. — Хорошо. Тогда попрошу полковника Бойчука и Стрункина сейчас же идти в тридцать девятый полк. Подготовьте там вместе с Оглоблиным утреннее наступление первого батальона. Для обеспечения батальона огнем выделите одну минометную батарею из артиллерийского дивизиона и две минометные роты от тридцать девятого полка. На случай контратак врага подготовьте огонь остальных батарей артдивизиона.
Офицеры ушли.
Холковский попросил разрешения собрать замполитов полков и секретарей партбюро.
— Не возражаю. Объясните обстановку, надо быть предельно осторожными.
— По этому вопросу и собираю, — ответил Холковский.
Ночью 39-й полк вел разведку перед фронтом, но захватить пленного не сумел. Противник, в свою очередь, тоже пытался проникнуть в нашу оборонительную полосу, но безрезультатно. В ходе боя и ночной перестрелки 39-му полку удалось выявить все огневые точки на переднем крае гитлеровцев.
Своевременно выдвинулись на указанные им позиции минометные роты полка и батарея 107-миллиметровых минометов. Они были нацелены на засеченные огневые точки врага.
Едва рассвело — прогрохотали минометные залпы. Батальон Березняка поднялся в атаку. Вторая рота прорвалась на противоположную сторону узкой горловины, но [161] была остановлена фланкирующим пулеметным огнем. Продвинуться дальше батальон не мог.
В бою были захвачены пятеро пленных. Двое из них оказались унтер-офицерами. Эти пленные тоже принадлежали к разведывательному батальону, который вчера отступил с восточной окраины Быстры и занял позиции на господствующих высотах. Я узнал, что немецкое командование приказало своим разведчикам в течение ночи достать «языка», но фашисты не смогли это сделать. Враг оставался в неведении относительно наших сил. Наша забота о повышении бдительности не пропала даром.
Немецкий разведывательный батальон должен был оборонять проход между высотами, чтобы не допустить выхода на равнину советских войск. Вчера вечером в село Мочарки прибыли две роты пехоты. Если советские солдаты прорвутся на равнину, то эти роты вместе с разведывательным батальоном должны уничтожить прорвавшихся.
Выяснилось количество вражеских сил, понятен стал замысел гитлеровцев. Теперь я с нетерпением ждал сведений от наших разведчиков.
В пятнадцать часов прибыл командир разведвзвода 37-го полка старший лейтенант Сорокин, возглавлявший первую группу. Он доложил: люди по маршруту пройдут. Вьючных лошадей, хоть и с трудом, провести можно. Расстояние до Чернявы восемь километров. Однако идти нужно будет часов пять или шесть.
В Черняве противник был вчера днем. Но вечером немцы ушли в Мочарки.
Лейтенант Сорокин в селе оставил шестерых солдат с рацией.
Спустя час появился, наконец, капитан Виниченко. Я внимательно выслушал его. Выяснилось, что до Вельки-Пехово — девять километров. Трудный участок — километра три до хребта. Зато спуск с хребта отлогий и снег на нем не глубокий. Лошадей под вьюками провести можно. В селе противника нет и не было. Виниченко оставил там шестерых разведчиков с двумя радистами.
Ну, что же. Теперь картина была ясной. Посоветовавшись с ближайшими помощниками, я решил начать обходный маневр. Командиру 37-го полка было приказано сменить первый батальон 39-го полка. А батальону Березняка пройти по разведанному маршруту и к часу ночи захватить село Черняву. Дать людям короткий отдых, чтобы к пяти часам приготовиться атаковать село Мочарки. [162] Главные силы полка с приданной минометной батареей в это же время атакуют гитлеровцев на западной окраине села Быстра, чтобы затем овладеть Мочарками.
Сидевший рядом подполковник Халбулаев с любопытством смотрел на меня узкими карими глазами.
— Что, Идис, не нравится такое решение?
— Наоборот, товарищ генерал, очень нравится. Вы будто угадали мою мысль. Березняк большой воли командир, задачу он выполнит.
— Хорошо, что мы без слов понимаем друг друга. Но я еще не закончил. Тридцать первый и тридцать девятый полки в пять часов атакуют с севера село Кошарава, а тридцать седьмой полк наступает с юго-востока. Фрицам не особенно нравится, когда их бьют с флангов, тем более ночью... Вам, товарищ Халбулаев, все ясно?
— Так точно, — улыбнулся подполковник.
Я знал, что он любит такие сложные операции.
— Смотрите, чтобы рация была все время на приеме.
— Будет сделано, — заверил Халбулаев.
Сроки и очередность движения частей должен был проконтролировать мой заместитель Мартьян Митрофанович Бойчук. Начальника связи майора Демиденко я попросил немедленно отправить полковнику Корсуну шифровку о том, чтобы артиллерийский полк, противотанковый и зенитный дивизионы к двум часам 3 февраля сосредоточились в селе Мровцове и ждали там дальнейших распоряжений. А начальнику связи поддерживать с ними надежную радиосвязь.
В двадцать часов стрелковые полки начали трудный подъем. Солдаты шли по колено в снегу. Каждый взвод шел гуськом, держась за веревку, за которую соединили поясные ремни. Люди помогали друг другу, поднимали упавших. Особенно тяжело было головным подразделениям: они протаптывали дорогу. Вслед за стрелковыми батальонами двигались минометные батареи на вьюках и наши труженики ишаки, которые несли на своих спинах тяжелый груз боеприпасов и продовольствия.
К двум часам ночи 31-й и 39-й полки сосредоточились в Вельки-Пехове. Но как связаться с нашей артиллерией?
Я опять вызвал к себе лихого кавалериста Виниченко. Дал ему своего коня, приказал скакать в село Мровцово, встретить там артиллеристов и привести их в Вельки-Пехово.
Виниченко прекрасно справился и с этой задачей. [163]
После трехчасового отдыха 31-й и 39-й полки выступили на Кошараву. Нам нужно было пройти километров шесть, принять боевой порядок и сразу же атаковать вражеские позиции восточнее этого села.
Мы рассчитывали на внезапность и не ошиблись.
К обороне гитлеровцев приблизились еще затемно. Полки развернулись бесшумно и быстро. Противотанковый и зенитный дивизионы двигались в цепи вместе с пехотой.
Зенитные орудия мы часто использовали для стрельбы по наземным целям. Эти скорострельные пушки действовали на врага не только своим огнем, но и морально. Вот и на этот раз двенадцать зенитных орудий обрушили на фашистов беглый огонь, под прикрытием которого ринулась в атаку пехота.
Немцы, растерявшись от неожиданности, отступили в село. В Кошараве у врага были подготовлены надежные позиции. Подвалы кирпичных домов использовались как доты. Однако и эти позиции не помогли гитлеровцам. 31-й полк ворвался на северную окраину, 39-й начал охватывать село с северо-запада. Халбулаев атаковал с юга. Боясь окружения, немцы оставили Кошараву и поспешно отошли на запасной рубеж в селах Пудавки и Лясек.
Трудный и рискованный ночной маневр принес нам большой успех. Мы выбили врага из трех населенных пунктов. Захватили пять орудий, несколько пулеметов, склад с боеприпасами, взяли шестьдесят пленных, овладели Кошаравой и вклинились в Елесьненский оборонительный узел гитлеровцев.
Но овладеть Елесьненским узлом с ходу наши части не смогли. Двое суток мы вели разведку боем, нащупывали слабые места в обороне противника. Взяли несколько «языков». От них узнали, что вражеские дивизии, стоявшие перед нами, изрядно потрепаны. Но драться фашисты намеревались упорно. У них был приказ: во что бы то ни стало удержать Елесьню до подхода крупных частей с юга.
Готовясь к новым атакам, мы дали отдых бойцам. Подвезли боеприпасы. 6 февраля я собрал командиров частей, провел совещание. Мы пришли к выводу, что главные усилия надо сосредоточить на правом фланге, нанести удар по Елесьне с севера, где у противника меньше опорных пунктов.
Наступила ночь. Она казалась более тихой, чем предыдущие. Темнота скрывала перегруппировку наших войск. [164]
Мы опять решили ошеломить противника, ударив внезапно там, где он меньше всего ждет нападения.
Не дожидаясь рассвета, полки Серова и Оглоблина пошли в стремительную атаку. Гитлеровцы, оборонявшие Повель-Вельки, были захвачены врасплох. Часть фашистов была уничтожена, многие сдались в плен.
Пользуясь неразберихой в стане врага, наши бойцы продолжали наступление. Утром 31-й полк ворвался на северную окраину Елесьни, захватил железнодорожную станцию. Противник подтянул самоходную артиллерию и оказал сильное огневое сопротивление. А тем временем 39-й полк вышел на опушку леса восточнее Елесьни и атаковал лесопильный завод.
Немцы действительно дрались на этот раз с особым упорством. Начались кровопролитные уличные бои. Полки Халбулаева и Оглоблина медленно продвигались вперед, используя штурмовые группы. Они освобождали дом за домом, отбивая контратаки противника.
В ночь на 9 февраля я снова собрал командиров частей. Мы подвели итоги трехдневных боев за Елесьню и решили отказаться от лобовых атак. Задача — произвести перегруппировку и обходить Елесьню с северо-запада. Для этого полк Халбулаева должен до утра пересечь высоту 640 и выйти в район 31-го полка. Туда же перебрасывался артиллерийский полк. Там — главный удар. А полк Оглоблина с противотанковым и зенитным дивизионами будет очищать Елесьню.
Мы рассчитывали на то, что гитлеровцы, получив сильный удар с фланга, ослабят сопротивление в Елесьне, боясь окружения. И в общем-то не ошиблись. Под нажимом двух наших полков гитлеровцы начали отходить из района Сапоженя Мал по направлению к селу Ющины.
Активизировал свои действия и Оглоблин. В каждый из штурмовых отрядов были включены пушки для уничтожения вражеских огневых точек в кирпичных домах. Это сразу дало ощутимые результаты. Опасаясь, что кольцо вокруг Елесьни замкнется, немцы начали отходить на юг, прикрываясь сильными арьергардными отрядами.
Можно было радоваться — мы добились успеха: полностью овладели Елесьненским узлом сопротивления. Преследуя немцев, начали охватывать с северо-востока город Живец. Но радость наша была омрачена тяжелой утратой: мы потеряли хорошего человека, опытного командира полка подполковника Оглоблина. Он, оказывается, [165] сам пошел в штурмовую группу, чтобы скорее выбить фашистов, засевших в большом кирпичном доме. Осколок вражеского снаряда сразил Оглоблина. Его в тяжелом состоянии отправили в медсанбат.
Всегда горько узнавать о том, что выбыл из строя еще один фронтовой товарищ, проверенный и закаленный в боях. А ведь вместе с Оглоблиным мы прошли много трудных дорог.
В тот вечер я на какое-то время оторвался от текущих дел, остался один в комнате. С грустью и гордостью думал я о наших замечательных людях, которые на своих плечах несут груз войны. Взять хотя бы только минувший месяц. После освобождения Кошице наша дивизия прошла около четырехсот километров. И это — в тяжелых зимних условиях, все время с боями, почти без отдыха. Снег, холод, усталость. И непрерывное ежедневное напряжение. Откуда только силы брались у наших воинов!
Особенно выматывались офицеры штабов. Днем они в разъезде, в пути, а ночью оформляли документы: приказы, оперативные сводки, разведсводки, боевые донесения, планы. Учитывали потери, трофеи. Очень много работы было у помощника начальника оперативного отделения штаба дивизии майора Григоряна. На его плечах — подготовка оперативных сводок и боевых донесений. Чтобы оформить эти документы, нужно собрать сведения от частей, проанализировать их, сделать выводы. Дело ответственное, кропотливое, но Григорян был весьма трудолюбивым и честным офицером. За два года он ни разу не подвел штаб и командира дивизии. Григорян не ложился отдыхать, пока не были готовы все оперативные документы. Иногда он так изматывался, что засыпал сидя. Вскакивал, умывался холодной водой и опять продолжал работать. Таким же неутомимым и добросовестным тружеником был начальник штаба артиллерии майор Зуйков.
До войны мне самому довелось служить в штабах. Смею сказать, что я неплохо изучил штабную работу. А главное — понял, каким важным является это звено в деле достижения победы. Поэтому, став командиром дивизии, я всегда сам подбирал офицеров штаба. И коллектив у нас сложился очень хороший. Начальник штаба подполковник Я. Ф. Ковалев, начальник оперативного отделения подполковник В. С. Панченко, Р. Л. Григорян, начальник разведки майор П. Т. Кирюшин, начальник связи майор С. П. Демиденко, его помощник по радиосвязи [166] майор М. Н. Серый, начальник 4-го отделения майор Гурский, начальник отдела кадров майор С. А. Крыгин, начальник 6-го отделения капитан Травкин, начальник инженерной службы подполковник В. Т. Полежаев, начальник химслужбы майор А. Я. Безверхий, начальник АХО капитан Гаврилов — эти товарищи прекрасно знали свое дело и работали, как говорится, с полной отдачей. Все названные мною офицеры не имели высшего военного образования, но зато у каждого из них был большой фронтовой опыт.
Вместе с офицерами штаба самоотверженно трудились наши связисты. Доставалось им крепко. Если пехотинец мог минут десять-двадцать подремать на привале, то у связистов не было и этого времени. Они проводили связь, или восстанавливали ее, или снимали. Без связи мы не могли шага сделать. Недаром говорится, что штабы — мозг армии, а связь — нерв армии.
Непосредственно командира дивизии обслуживал сержант-связист Егоров со своим отделением. Едва войдешь, бывало, в дом или блиндаж, а Егоров докладывает: связь есть, можно говорить с частями. До сих пор удивляюсь, как это он успевал все сделать?!
На подступах к городу Живец 3-й горнострелковый корпус встретил упорное сопротивление гитлеровцев. 128-я дивизия наступала на город с востока, Новороссийская дивизия — с северо-востока.
Наш 39-й полк вел бои за населенный пункт Старый Живец. Немцы засели в каменных домах, приспособив их под долговременные огневые точки. Нашей пехоте пришлось действовать штурмовыми группами. Нужно было «выковыривать» фрицев почти из каждого дома. Артиллеристы на руках выкатывали пушки в боевые порядки штурмовых групп, в упор били по огневым точкам врага.
Один дом наши бойцы никак не могли взять. Немцы укрылись в крепком надежном подвале. Откуда стреляли пушки и пулеметы — не подступиться, и только!
Начальник разведки полка капитан Куликов предложил послать ночью разведчиков, которые забросают фрицев гранатами. Нашлись и добровольцы на эту смелую вылазку: известный разведчик сержант Писаненко, а с ним сержант Гукасов и солдаты Шоренко, Абросимов и [167] Матвиенко. Им была поставлена дополнительная задача — захватить «языка». Пятерых смельчаков прикрывала группа во главе с капитаном Куликовым. В темноте разведчики пробрались к дому. Писаненко и Гукасов подползли к амбразурам, а остальные бойцы нацелили свои автоматы на дверь. Долго ждать не пришлось: раздались глухие взрывы гранат. Фрицы выскакивали из дома, но по ним строчили автоматы. В коротком бою пятнадцать немцев были убиты. Шестерых взяли в плен. С нашей стороны потерь не было.
Днем в полку был выпущен «Боевой листок» с заголовком: «Бей врага так, как бьют разведчики Писаненко». А в дивизионной газете «За победу» появилась статья корреспондента газеты старшего лейтенанта С. М. Архипова, в которой очень подробно рассказывалось о подвиге наших бойцов.
Я спросил Архипова: где он взял такой интересный материал, с кем беседовал?
— Сам там был, — ответил корреспондент. — В группе прикрытия вместе с Куликовым. Своими глазами все видел.
Архипов считался не только хорошим газетчиком, но и боевым офицером. Он всегда был среди солдат. Вместе с ними ходил в атаку, с ними отбивал атакующего врага, не раз бывал в разведке. Ветеран, большой патриот дивизии, он пользовался заслуженным уважением воинов.
К слову сказать, наша газета во главе с редактором майором Соломатиным хорошо помогала командованию воспитывать стойких, храбрых, инициативных бойцов. Она «поднимала на щит» отличившихся в бою солдат, сержантов, офицеров и целые подразделения. Обобщала положительный опыт, учила солдат умело действовать в бою. Дивизионную газету люди читали с большой охотой.
Однако возвратимся непосредственно к фронтовым событиям. Пока 39-й полк вел напряженный бой за Старый Живец, 37-й полк немного продвинулся вперед и встретил сильное сопротивление под селом Дадакула. Там противник имел выгодную позицию, проходившую по южному берегу небольшой речушки, подступы к которой хорошо простреливались из каменных домов.
Халбулаев доложил мне:
— Товарищ генерал, наступлением с фронта мы врага не выбьем. Здесь каждый дом как дот.
— А что вы предлагаете? [168]
— Разрешите мне организовать небольшой отряд, который ночью перевалит через гору Магура и выйдет западнее Дадакула. Затем мы одновременно атакуем врага с двух сторон.
— Идея хорошая, готовьте отряд. Через час буду у вас.
Когда я приехал на НП Халбулаева, там находились заместитель командира полка Корабельщиков, начальник штаба Лисионков, замполит Брелев и начальник артиллерии полка Шулепов. Халбулаев сказал мне, что отряд создается из двух рот — автоматчиков и разведчиков. Подобраны из местных жителей проводники, хорошо знающие тропу через гору Магура. Отряд начнет движение с наступлением темноты и часам к трем утра выйдет на западную окраину села. К этому времени изготовятся для атаки главные силы полка.
Возглавит отряд майор Корабельщиков.
Я одобрил план и распорядился обеспечить действия полка огнем дивизионной артиллерийской группы. Теперь оставалось только вернуться на свой НП, с которого хорошо просматривался населенный пункт Дадакула, и ждать.
В три часа Панченко позвонил Халбулаеву:
— Ну, где Корабельщиков?
— Сигнала пока нет, — ответил командир полка.
Прошло еще десять минут напряженного ожидания. И вот, наконец, сообщение Халбулаева:
— Корабельщиков вышел в намеченный пункт! Сейчас начинаем атаку!
В ночное небо взвились красные ракеты. Ударили пушки прямой наводки. Застрочили пулеметы. Издали докатилось приглушенное расстоянием «ура!».
Снова позвонил Халбулаев. Голос возбужденный, веселый:
— Товарищ генерал, одновременной атакой с фронта и с тыла противник выбит из села!
— Бегут немцы?
— Бросили свои позиции, бегут в панике!
Едва начался рассвет, я отправился в полк. С наблюдательного пункта навстречу мне выбежал начальник штаба Лисионков:
— Товарищ генерал, Халбулаев тяжело ранен! В медсанбат увезли!
— Когда же?
— Недавно. Только вышел с НП, хотел ехать в село, [169] и вдруг разорвался немецкий снаряд. Ранило его осколками в правый бок.
Вот тебе на! Еще одна горькая новость... Но бой продолжается. Бой прежде всего! Я взял с собой Лисионкова и сам поехал в село Дадакула.
Майора Корабельщикова мы нашли в центре села. Он доложил:
— Товарищ генерал, ваш приказ выполнен. Первый батальон сто сорок четвертого немецкого пехотного полка в панике бежал, оставив два орудия и пять минометов. Нами взято в плен пятьдесят пять немецких солдат.
Худощавое лицо Корабельщикова бледное, утомленное. Внимательно смотрят из-под светлых бровей серые стальные глаза. Майор — человек энергичный, хладнокровный. В бою действует решительно и напористо. Опыт у него немалый.
Я поблагодарил Корабельщикова за хорошо проведенную операцию и спросил:
— Вы знаете, что Халбулаев тяжело ранен?
— Нет, первый раз слышу...
— Придется вам командовать полком. Берите в свои руки бразды правления.
— Готов выполнить приказ, — негромко ответил Корабельщиков.
Сразу два таких сообщения, а у него даже голос не дрогнул. Можно было позавидовать его выдержке!
Я указал майору, на что нужно обратить внимание, как укрепить позиции, где сосредоточить резервы. Собрался ехать к себе на НП. И вдруг радиограмма от Панченко: убит начальник связи дивизии майор Демиденко. Прямое попадание снаряда в узел связи. Подполковник Халбулаев из медсанбата отправлен в армейский госпиталь.
С плохим настроением возвращался я из полка. Ехал и думал: какой дорогой ценой платим мы за наши победы, за освобождение братских народов от гитлеровского порабощения... Четырех командиров полков потеряли мы в течение полугода.
На наблюдательном пункте я узнал подробности гибели Демиденко. Они с Панченко говорили о том, что генерал, вернувшись, даст указания о переброске НП в другое место. Поэтому, мол, нужно рассчитать средства связи. Демиденко сказал, что немедленно займется этим. Только он вошел в дом, где размещался узел связи, как туда попал [170] вражеский снаряд. Демиденко и два связиста были убиты.
Я вызвал начальника штаба и поручил ему организовать похороны Демиденко в городе Бельске.
— Будет сделано, товарищ генерал, — ответил Ковалев. И добавил после паузы: — Только что получен приказ перейти к обороне на достигнутом рубеже.
Эта новость была как нельзя кстати. Дивизии, уставшей в напряженных зимних боях, требовалась передышка.
Мы с Холковским решили послать от каждой части представителей в лагерь смерти Освенцим, недавно освобожденный советскими войсками. Пусть люди своими глазами увидят злодеяния гитлеровцев. Группу возглавили майор Вахонин и прокурор дивизии Франгулов. Выехали они утром на двух грузовых машинах.
Вернувшись, участники поездки провели беседы во всех батальонах, рассказали о том, что творили в Освенциме фашисты. Перед офицерами штаба выступил прокурор Франгулов. Он сумел достать где-то схему лагеря смерти с описанием зданий, в которых было уничтожено до четырех миллионов ни в чем не повинных людей.
Поделился своими впечатлениями и майор Вахонин.
— Когда мы вошли в лагерь, там все напоминало о смерти. Мы сперва осмотрели платформу, куда прибывали эшелоны с людьми. Узников встречали с музыкой. Потом их загоняли за колючую проволоку, по которой проходил электрический ток... В Освенциме люди умирали от голода. На узниках проводились опыты, их заражали различными болезнями. Но самое ужасное — это уничтожение людей. Мы осмотрели крематорий, он похож на баню. В первой камере заключенные раздевались, во второй было устроено все как в душевой. Висело много сосков, но из них пускали не воду, а отравляющие вещества. В каждую такую камеру вмещалось до двух тысяч чело век. Из камеры транспортером трупы подавались в печь и сжигались. Все было механизировано. На территории лагеря еще сохранилась копна женских волос. А рядом — рулон человеческой кожи...
Майор Григорян не выдержал, вскочил с места...
Участники поездки в Освенцим, выступавшие в частях, [171] говорили о том, что бойцы полны негодования к клянутся скорее стереть с лица земли гитлеровскую заразу.
Начальник политотдела корпуса полковник Монастырский, находившийся в те дни у нас, одобрил посещение Освенцима:
— Вы сделали большое дело, послав делегацию в Освенцим. Приеду в корпус, передам другим дивизиям, пусть тоже проведут такие «экскурсии». Это вызовет у наших солдат еще больше ненависти к врагу.
В первый день весны ко мне пришел прокурор дивизии Франгулов.
— Чрезвычайное происшествие, — сказал он.
— Что случилось?
— Вот посмотрите. — Франгулов протянул мне приказ о назначении его прокурором корпуса в танковую армию генерала Рыбалко.
— Это хорошее ЧП! Поздравляю!
— Для меня это большая неприятность, товарищ генерал. Не хочу расставаться со своей дивизией. Люблю ее. К людям привык. Какой путь вместе прошли! Думал, войну закончу в дивизии.
— Мне тоже не хочется вас отпускать, но вы же идете на повышение. Со своим опытом и честностью вы быстро найдете друзей на новом месте.
Мы пожелали друг другу успехов и распрощались. А через два дня ко мне явились медики Чернов и Трофимов. У меня мелькнула мысль: наверное, о чем-то не договорились — у них это часто случалось. Но на этот раз было хуже. Чернов подал мне телеграмму с распоряжением немедленно откомандировать к новому месту службы главного хирурга дивизии майора Трофимова.
Я хотел поздравить Трофимова, но он произнес умоляюще:
— Прошу вас, позвоните в штаб армии, я не хочу уходить из дивизии. Ведь я в ней с первых дней войны! Как же мне со своими расстаться?!
Я связался с отделом кадров армии, но там и слушать не захотели. Приказ подписан командующим, и все. [172]
Позвонил начальнику штаба армии генерал-лейтенанту Батюне. Он ответил:
— Василий Федорович, мы знали, что вы поднимете этот вопрос, но армии нужен опытный хирург. Ведь у вас в дивизии еще остались хорошие хирурги.
Ну, что возразишь на это?
Пришлось и с Трофимовым распрощаться. Нам всем жаль было отпускать его. Боевая семья ветеранов-новороссийцев все уменьшалась и уменьшалась. Но, с другой стороны, было приятно сознавать — растут люди! [173]