Под Ржевом
После всего пережитого за это короткое время я снова дома. Юрка и мать с приходом весны выглядели куда лучше. Посвежели и повеселели. С радостью смотрели они на меня, живого и невредимого.
Хотя и немножко, но все-таки я привез гостинцев. Все, что успел скопить, когда узнал о предстоящем возвращении полка в Москву. Сухари, несколько пачек пшенного концентрата, печенье, масло из офицерского доппайка и три банки чудом уцелевших крабов. Все это, вместе взятое, выглядело очень солидно.
Юрка не сводил глаз с моей новенькой, сияющей эмалью "Красной Звезды". Брат-орденоносец. Юрка не выпускал из рук мою орденскую книжку и, в который уже раз перечислял орденские привилегии, которыми теперь я буду пользоваться. Особенно его восхищал бесплатный проезд в трамваях. "Эх, мне бы так!" — без конца говорил он, хотя, насколько мне было известно, он никогда не брал билета. Все его сверстники из Замоскворечья предпочитали устраиваться на подножках.
Сходили с Юркой в кино. Администратор кинотеатра "Заря", посмотрев в окошечко на орден, без звука протянула два билета. После сеанса побродили по Пятницкой, но так никого и не встретили из знакомых ребят.
Ночевал я дома.
На этот раз полк разместили на окраине Москвы, в Щукино. Приехав, в дивизион к подъему, я уже застал всех в лихорадочных сборах. Поступил приказ. Полк срочно выступает на поддержку наступления наших [80] войск под Ржевом. Уже сегодня нужно било прибыть в район боевых действий.
Рано утром командиры дивизионов вместе с водителями боевых машин выехали за новыми установками.
Какие же они теперь будут, боевые машины? А вдруг опять на "шевроле"?
Наконец колонна медленно въехала во двор школы, где расквартировался полк.
"Студебеккеры"!..
А сколько ведущих осей?
Оказалось, что все три ведущие. Ну, это было неплохо. Вернее, то что надо. О "студебеккерах" говорили много хорошего.
Радостные огневики начали торопливо обживать машины. Перетаскивать свои карабины и немудреный скарб.
Для танкистов родной дом — это танк. Для гвардейского минометчика — "катюша".
В ней он, удобно устроившись под брезентом возле рамы, находится на марше, под машиной спит на коротких привалах, ее обслуживает в бою. Увязнет установка в труднопроходимой топи, надежные руки и плечи огневиков ее вытянут.
Мои разведчики давно уже все устроились в своей машине.
— Иди, иди! Ты теперь не наш! — Васильев сердито махнул рукой. Долго он еще не мог мне простить, что я, переходя на место Будкина, прихватил с собой и часть своих людей. С Будкиным погибло все его подразделение, а своих-то все-таки я готовил. Поэтому я только улыбнулся Васильеву.
Похаживая вдоль колонны боевых машин, новый командир батареи Иван Комаров спокойно руководил сборами своего подразделения.
— Здорово, комбат!
Комаров радостно хлопнул меня по плечу своей оглоблей.
— Все хорошо, что хорошо кончается!
— А Кондрашов и другие уехали?
— Да... В отдел кадров.
Гвардии старший лейтенант Бурундуков, прохаживавшийся возле штабной машины, широким движением руки подозвал меня к себе. Начальник разведки [81] является и помощником начальника штаба дивизиона. Я заспешил к нему.
— Главное требование... — подняв вверх указательный палец, сказал Бурундуков, — при любых обстоятельствах разведсводка должна быть утром на моем столе. Понял?
Я кивнул.
— Хорошо будешь работать — можешь всегда рассчитывать на мою поддержку. Понял?
— И если бинокль потеряем или кабель?
— Но, но... Кто старое вспомянет!.. — Он поморщился и, махнув рукой, полез в кабину. — Давай, командуй...
Из дверей школы вышел гвардии майор Виниченко. Он подал знак выезжать.
Под Ржев полк направлялся очень срочно и, видно, на короткий срок, потому что выступали только боевые подразделения. Тылы оставались в Москве.
Вытягиваясь по Щукинской улице, полк направился к Волоколамскому шоссе.
Миновали разрушенный Волоколамск и дальше уже двигались по лесным грунтовым дорогам. Недавно прошли дожди, и дорога была сильно размыта, на каждом шагу ямы с водой, вспученные корневища, поэтому колонна продвигалась очень медленно. Начавшийся у Волоколамска лес тянулся не обрываясь. К ночи полк остановился на привал, разместив машины вокруг большой лесной поляны.
Потом мы увидели двигавшуюся с запада колонну гвардейских минометов — собратьев по оружию. Очевидно, полк прибыл на смену этой части. Боевые машины вышедшего из боев полка были сильно потрепаны. Иссеченные осколками фермы и направляющие, разбитые смотровые стекла, помятые капоты без слов свидетельствовали, что полк побывал в основательных переделках.
Кое-кто соскочил с машин, наши тут как тут, закурили, завязался накоротке разговор.
Скоро лес кончится. Начнется равнина. Так кое-где рощицы и балки, а то все голо и ровно. Волга, Вазуза, Зубов, Ржев. Где-то в этих местах самые бои.
Наши войска форсировали Волгу, захватили большой плацдарм. Возьмут ли Ржев? Трудно сказать. Враги люто сопротивляются. В воздухе все время "юнкерсы". Правда, и наших немало летает, особенно [82] штурмовиков и истребителей, но "юнкерсов" и "мессершмиттов" все-таки пока еще больше. И бомбы мощные. Воронки такие, что в любую войдет боевая машина и видно не будет. В основном от бомбардировок и пострадал их полк. "Давайте быстрее!.. Вас там очень ждут!" — говорили солдаты.
Меня тревожило одно: не получится ли так, что вот приедем наступать, а фашисты сами попрут, как под Осколом. Я спросил об этом какого-то лейтенанта. Тот подумал и сказал: нет. Слишком у нас здесь большие силы. По крайней мере сейчас.
"Ничего, на месте разберемся!" — подбадривал я себя, направляясь к месту ночлега.
Солдаты уже нарубили еловых веток и застелили их плащ-палатками. От моросящего дождя натянули тент. Получив в руки котелок с ужином, я совсем успокоился:
"Отдохнем сегодня нормально!"
Еловые ветки приятно пружинили. Пахло влажной хвоей.
— Рымарь!.. Выставить пост и отдыхать!..
На рассвете полк двинулся дальше. Командир полка уже поставил задачи перед дивизионами, указал части, которые они должны поддерживать.
— Бои здесь очень напряженные, местность за Волгой открытая, противник стянул большие силы и очень много авиации. Поэтому решающее значение имеют маневр и маскировка, иначе достанется нам, как и тому полку, что вы видели, — заключил гвардии майор Виниченко.
Весь день гремела канонада, весь день висели в воздухе самолеты и шли воздушные бои.
Рассредоточившись побатарейно, полк вышел на огневые позиции.
Переправившись через Волгу, еще не широкую в этих местах, мы зашагали на свой новый НП.
Стемнело. В черной заволжской степи никаких ориентиров, а неугасавшие немецкие ракеты озаряли впереди бескрайнюю равнину и многочисленные темные силуэты горелых танков.
Как ни осторожно мы шли, ноги все время спотыкались о трупы вражеских солдат, полузасыпанных землей. Сначала мы включали карманный фонарик и взглядывали на убитых, потом перестали. [83]
А вот я споткнулся о что-то твердое. Нагнулся с фонариком — остатки фундамента. Развернул карту. Деревня Зубки, от которой не осталось даже печей. Обычно они всегда торчат после пожарищ. А здесь и артиллерия и авиация так поработали, что смели все до основания.
"Как же тогда на местности ориентироваться, если все заметные предметы уничтожены? — вдруг пришло мне в голову. — Не определишь точно координаты стрельбы. Особенно если по глубине вражеской обороны и, как всегда, залп потребуется очень быстро". Эта тревожная мысль завладела мной полностью. Сразу вспомнился полковник-артиллерист из училища, говоривший как раз о таких случаях. На такой равнине гаубица для пристрелки куда бы как пригодилась. На Юго-Западном было просто. Куда ни глянь — везде ориентиры. Деревни, перекрестки и развилки дорог, высотки, обозначенные на карте. Ни разу при определении координат не возникало у меня серьезных затруднений. А здесь все выступающие предметы сметены. Маленькие высотки трудно отличать на местности. Перекрестки и развилки дорог могли сохраниться. "Во всяком случае, сразу же с утра необходимо будет как следует заняться ориентированием!"
Мы шли в ночи, и не было видно ни зги. Внезапно в стороне вспыхнула спичка. Кто-то, осторожно пригнувшись в воронке, прикурил. Я заспешил на мелькнувший огонек.
Но еще раньше туда подоспел подполковник с двумя автоматчиками. Он с ходу принялся яростно выговаривать двум оцепеневшим от страха солдатам из похоронной команды.
— Вы кто такие будете? — повернулся ко мне подполковник.
— Артиллеристы... Ищем КП действующего здесь полка.
— Я начальник особого отдела дивизии. Почему идете не по ходу сообщения? Покажите ваши документы! Я протянул удостоверение.
— До КП дойдете вот по этому ходу сообщения, — подполковник показал в темноту и снова повернулся к воронке. Но солдат там уже не было. Воспользовавшись тем, что подполковник и его автоматчики отвлеклись разговором с нами, они выскочили из воронки и скрылись в ночи. [84]
Начальник штаба полка — молодой, очень утомленный на вид капитан, быстро ввел меня в курс боевых действий.
— Противник все время контратакует. И сегодня, если ворвемся в их траншею, нужно ждать контратаки. Ваша задача в том и состоит, чтобы ее сорвать. Готовьте огонь точно по второй траншее. Блиндаж занимайте рядом, там накат поврежден, так через отверстие высунете стереотрубу. — Капитан свернул папиросу.
— Когда, товарищ капитан, возьмем Ржев? — я начал переносить обстановку с карты капитана, а на ней в углу уже начинались пригороды Ржева.
— Трудно сказать... Немцы стянули большие силы и укрепили оборону, а у нас потери значительные...
Трупный запах, устойчиво стоявший над полем боя, здесь, в полуразрушенном блиндаже, был вообще непереносимым. Разведчики поспешно выволокли убитых врагов наружу, набросали свежей земли, но дышать все равно было тяжко.
Черное небо начало сереть. Стала слабее не умолкавшая всю ночь трескотня автоматов. Я развернул карту.
"Что же из ориентиров, имеющихся на карте, можно отыскать на местности?.. Так... Во-первых, деревня Зобовка. Ее нужно было бы увидеть во что бы то ни стало. Очень важный ориентир! Расположена как раз напротив нашего НП, километрах в двух за передним краем немцев. Дальше вот эту высотку с отметкой 22.0. Она, наверное, совсем неприметна, но ее огибает полевая дорога, которую можно увидеть... Потом болотце. У него трава должна быть позеленее. Это ветряная мельница. Тоже могут быть заметны какие-нибудь останки..."
С быстро пришедшим рассветом я присел на корточки перед стереотрубой.
Сожженная деревня выделялась на поле боя темным пятном.
Я навел перекрестие стереотрубы на чудом уцелевший обугленный столб с южной стороны пепелища.
— Посмотрите все! Южная окраина деревни Зобовки. Ориентир № 1.
С большим трудом удалось подобрать еще несколько ориентиров. Конечно, в этом особом случае их координаты было бы лучше всего проверить пристрелкой. [85]
— Ну, Шилов, давай теперь ты!
Покрасневший от гордости, Петя присел за стереотрубу.
Не ошибся тогда Василь Рымарь, выбрав Шилова в разведчики. На вид совсем юный, с детскими припухшими губами, шаливший при каждом удобном случае, — то спрячет у кого-либо пилотку, то сунет кому-нибудь за ворот жука, — покрывавшийся ярким румянцем при любом замечании, самый любознательный из всех, Петя обладал особыми, необычайно для нас важными способностями. Оказалось, что он прекрасно разбирается на любой местности. Он сразу и натвердо запоминал, где стоит необычное разлапистое дерево, где полусгнивший пенек, а где просто повисла надломленная ветка. Учинив ему самые хитрые проверки, ребята, наконец, твердо уверовали в его наблюдательность. Вот и в этом случае я очень надеялся, что Петя отыщет что-нибудь приметное.
Шилов долго не отрывал глаз от окуляров.
— Вот посмотрите, товарищ гвардии лейтенант, — наконец сказал он.
В том месте, куда он навел перекрестие трубы, виднелась горка вывернутой земли.
— А вот еще! — Шилов перевел трубу чуть в сторону. Тоже свежая земля...
— И еще...
— Так это что же?! — я начал сам водить окулярами. Не было никакого сомнения. Только недавно отрытая траншея!
— Ведь это же отсечная позиция между первой и второй траншеями. Это же очень важно. Отсюда фашисты могут контратаковать! Ну и Шилов!
А я уже думал о том, что на карте начальника штаба этой траншеи не было. Значит, необходимо ему об этом незамедлительно сказать, да и в дивизион передать, чтобы на всякий случай подготовили по ней огонь.
Очередной день боев за Ржев начался оглушительной пальбой из сотен орудийных стволов. И наши, и гитлеровцы открыли огонь почти одновременно. Снаряды и мины стали рваться в расположении нашего НП. Все вокруг заволокло сизой пеленой. Сидевший у телефонного аппарата связист быстро передал трубку своему напарнику и выскочил из блиндажа.
Это означало только одно — где-то разрывом [86] перебит кабель. Но с нами были еще радисты. Черепанов, крепко прижав к уху трубку рации, напряженно повторял в микрофон цифры настройки. Притулившийся возле него Ефанов утвердительно кивнул на мой вопросительный взгляд. Я заторопился на КП полка.
Помимо начальника штаба полка, которого я уже знал, и командира полка, пожилого, с красным обветренным лицом и седым ежиком волос полковника, здесь же находились начальники служб, представители поддерживающих родов войск, связисты... В перекрытом двумя накатами бревен и слоем земли блиндаже грохот разрывов был не так слышен, как в нашей разрушенной землянке. Здесь все-таки можно было спокойно разговаривать. Но в тот момент, собственно, говорил только один командир полка, остальные слушали, готовые сделать все, чтобы обеспечить успех проводимого боя.
...Начальник штаба махнул мне рукой, указав место рядом с собой.
— Готовы к открытию огня?
Я только кивнул в ответ. Перед капитаном лежала карта, на которой отсечная позиция не была нанесена.
— Атакуем позиции противника в шесть тридцать, — сказал начальник штаба.
Я достал из сумки синий карандаш и провел легонько ровную линию на карте капитана. Так, как мы ее видели на местности. От первой ко второй траншее метров на пятьсот южнее направления главного удара полка.
Капитан удивленно поднял брови.
— Мы ее сегодня обнаружили, — сказал я ему. Схватив карту, капитан торопливо пересел к командиру полка.
— Подготовьте залп и по этой траншее! — сказал он, вернувшись.
Сейчас на КП царили особые минуты. Командир полка ждал команды от командира дивизии о начале атаки.
Все было в точности так, как я мечтал, думая о фронте. Испытанные в боях военачальники ведут сражение с опытным и сильным врагом и выигрывают. А с ними нахожусь и я, необходимый очень человек. "Поднимутся батальоны полка и, проскочив узкую нейтральную полосу, ворвутся в первую траншею. Гитлеровцы начнут заполнять отсечную позицию. В этот момент и нужен наш залп", — сидел и рассчитывал я.
Все не спускали глаз с седого полковника. [87]
Сквозь грохот артподготовки послышался характерный гул гвардейских минометов (видимо, другого дивизиона), и тут же полковник взмахнул рукой и крикнул в телефонную трубку: "Вперед!"
Стрелковые батальоны начали атаку.
Текли секунды. Начала переносить огонь артиллерия. Зазвучал зуммер. Полковник послушал.
— Огонь по отсечной! — резко выкрикнул он, повернувшись ко мне.
Я выметнулся из блиндажа в траншею. Проскочил короткие метры до своей землянки, но вскочить в нее не успел. Внезапный разрыв швырнул меня на дно траншеи. Мгновения забытья и сразу в ушах зашумело. Уже совсем бессознательно я нырнул в проход землянки.
— Огонь по отсечной!..
Черепанов и связист повторили, а я, еще не опомнившись от контузии, прильнул к стереотрубе. Стоявшее все время густое облако пыли и дыма немного рассеялось. Вот она, отсечная позиция, и солдаты, выбирающиеся для контратаки. Первый разрыв, второй... вздыбили громадную серо-желтую тучу.
— Передадите на огневые, что очень хорошо, — крикнул я, выбегая, — скосили врага.
Бой развертывался удачно. Это сразу было видно по лицам командира и начальника штаба. Выслушав кого-то по телефону, полковник встал и подошел ко мне. Он начал что-то говорить, потирая ладони, но я ничего не мог расслышать. Я понимал, что командир полка благодарит нас за удачный залп, но слова не доходили. Гул, стоявший в голове, рассеивался очень медленно. Все находившиеся в блиндаже оживленно разговаривали, а я еле-еле различал их голоса.
Вдруг я спохватился, что у меня исчезла плащ-палатка. С самого вечера она была у меня на плечах и вдруг пропала. "Неужели сорвало и разнесло в клочья?!. Где же разорвалась мина?.. Наверное, у самого края траншеи, наверху, если осколками и взрывной волной могло сорвать плащ-палатку со спины!" Меня даже передернуло. И раньше не раз бывало, что пули и осколки пролетали совсем рядом, чуть ли не задевали, а вот чтобы снаряд или мина — еще не бывало. Гул, стоявший у меня в голове, почти прошел, но правая часть затылка была как деревянная. Я поднес свои старенькие кировские часы к левому уху. Тиканье секундной стрелки [88] слышалось отчетливо. К правому уху — ничего! Снова то к левому уху, то к правому. И печальный вывод: "Значит, я теперь правым ухом не слышу!"
— Перемещаемся в первую траншею противника! — объявил полковник.
Огневой вал перекатился далеко вперед, а над нашими боевыми порядками снова нависли "юнкерсы". Бомбы начали сотрясать землю. Осторожно пропуская мимо себя многочисленных раненых, все двинулись по ходам сообщения на новый КП.
Снова разваленная небольшая землянка. Еще час назад в ней были живые враги. И первая находка! Эсэсовский кинжал с фашистской свастикой на ножнах и рукоятке. Если эту свастику отковырнуть, то нож вполне сгодится в хозяйстве. Например, открывать консервные банки.
Пятнистая желто-зеленая плащ-палатка.
— Товарищ гвардии лейтенант, взамен вашей сойдет?
— На кой она мне! Только еще не хватало ходить с таким трофеем!
Немецкий котелок с крышкой... Тоже может пригодиться. Он хотя менее вместительный, чем наш, но зато плоский и крышка хорошо прилегает. А вот это все — круглые в виде высоких ребристых банок противогазы, каски, немецкую шинель, фашистские журналы и газеты — все за дверь.
А на поле боя бушевал огненный шквал. Вся громадная равнина была покрыта разрывами. Ждали, когда хоть немного стихнет огонь, многочисленные раненые, находившиеся в траншеях. Бесстрашные телефонисты и связные тоже передвигались только короткими рывками. Неожиданно раздался глуховатый голос Чепка:
— Действительно, нелегко вас отыскать. Усмехнувшись при виде наших удивленных лиц, политрук присел у стенки блиндажа, переводя дыхание.
— Как же вы все-таки пробрались? — невольно вырвалось у меня.
— Надо было — вот и пробрался. Сами просили проведывать вас во время боев, — совсем просто ответил Чепок.
Он пробыл у нас весь день. Освоившись, немного понаблюдал в стереотрубу, объяснил важность боев на нашем участке и, наконец, принялся вместе с ребятами писать боевой листок. Его Чепок решил взять с собой [89] в батарею для огневиков. Пообещав наведывать нас, гвардии политрук отправился на огневую с наступлением темноты и даже проводить себя не разрешил.
Еще несколько дней наши части прорывались к Ржеву, но в этом наступлении город так и не удалось взять. Слишком уж противник сопротивлялся, выполняя личный приказ Гитлера — удержать Ржев во что бы то ни стало. Наш полк получил приказ вернуться в Москву. Командование отметило, что гвардейские минометы действовали отлично, поэтому настроение у всех было приподнятое. [90]