В лесах Белоруссии

С утра нещадно палит солнце, ночами пышут жаром горящие леса. Лица людей почернели, осунулись. Часто видишь — офицер или солдат бредет, держась за ремень впереди идущего. Значит, спит на ходу. Да и сам я, как ни напрягал силы, дважды чуть не упал с Ракеты: заснул в седле. Спасибо адъютанту, поддержал... Сказывались огромное нервное напряжение и физические перегрузки последних дней.

Дивизия, а с нею и полк безостановочно движутся на запад, преследуя противника, разгромленного на Днепре. Вокруг — глухие белорусские леса. В них прячутся отставшие части и подразделения гитлеровцев. Разведка то и дело вступает с ними в перестрелку. Лесные дороги почти все минированы, перегорожены завалами. Вместе с головным дозором идут саперы Сусева — шарят миноискателями, растаскивают завалы, распутывают проволочную паутину. Командир саперного взвода старший лейтенант Белкин то и дело докладывает, что движение необходимо задержать, пока не проверят путь.

Впереди — реки Друть и Ослик, за ними — шоссе, связывающее Минск с Могилевом, важнейшая рокадная магистраль, позволяющая гитлеровцам перебрасывать резервы, подвозить боеприпасы и продовольствие. Дивизии приказано в кратчайшие сроки форсировать Друть и Ослик, перерезать шоссе. Наш полк должен выйти к реке Ослик в районе деревни Девошицы. И мы идем туда напрямик, пока путь не преграждает лесной пожар небывалой силы.

Сначала появляется запах гари. Потом вступаем в полосу густого дыма. А еще шагов через сорок сквозь серую пелену уже видятся искры и язычки пламени. [121]

Штабная группа догоняет первую роту. Она идет уже не в сером, а в черном дыму. Огонь подступает с обеих сторон. В лицо сыплет пеплом. Откуда-то сверху падают головешки. Сквозь плотный дым различаю огненные свечи: занялись верхушки деревьев. Солдаты надрывно кашляют, закрывают глаза руками.

Донельзя обидно отступать перед стихией, но иного выхода нет. Мы поворачиваем батальоны, чтобы обойти страшное место. Почти час потерянного времени, потому что на узкой дороге не так-то легко развернуть пушки и обоз.

Приказываю Макарову усилить разведку, разыскать пути обхода. Найдя дорогу, огибающую горящий лесной массив, сворачиваем. Сверяюсь с картой. Лес скоро должен кончиться, начнутся луга и поля. Впереди деревня Заболотье. Занята она врагом или нет — неизвестно.

Еду с Ефимовым, Переверзевым и Оглоблей в голове колонны. Лесной пожар уже позади. Ветер относит дым, дышать становится легче. Минут через двадцать лес редеет. Вековые сосны и ели сменяют осина и береза, кусты орешника. Скоро опушка.

Поворот. Сразу делается светлей, сквозь просветы в деревьях видно то ли поле, то ли болото, а на дороге маячит одинокая фигура.

Приближаемся. Человек на дороге шагает навстречу.

— Я от партизан, товарищ командир! — громко говорит он, обращаясь ко мне. — Выслан встречать... Немца мы выгнали из деревни Заболотье еще вчера. Поезжайте спокойно.

Разговаривая, я не останавливаю коня, а неизвестный приотстает, отходит на обочину. В душу закрадывается беспокойство. Что-то в речи незнакомца, в его взгляде, в манере держаться мне не нравится. Оглядываюсь. Человек уходит в лес. Тут же приказываю офицеру штаба Рябикову задержать его, а Немчинову — развернуть батальон, принять предбоевой порядок. Приказ на движение не отдаю, жду Рябикова. Он появляется через полчаса вместе с незнакомцем, который тяжело дышит, смотрит исподлобья. На вопрос, свободна ли деревня, отвечает не сразу, но повторяет ранее сказанное: «Пусто в Заболотье».

Сомнения мои не рассеиваются. Приказываю первому батальону идти на Заболотье. [122]

Едва цепи батальона показались на опушке, на них обрушился орудийный и пулеметный огонь. Роты залегли. Посылаю связных во второй и третий батальоны. Гомолке приказываю обходить Заболотье с северо-востока, Ковригину — держаться в резерве.

Из первого батальона сообщают, что огонь ведут пять танков. Приказываю Переверзеву первым делом уничтожить их. Начинают бить полковые пушки. Две вражеские машины загораются, три — скрываются за избами. Гомолка по рации докладывает, что обошел деревню.

Через пять — десять минут наши пушки и минометы обрушивают огонь на Заболотье, а еще через десять минут первый и второй батальоны поднимаются в атаку. Гитлеровцы бешено сопротивляются, но удержать деревню не могут. Взяв Заболотье, мы почти без отдыха двигаемся дальше.

Форсировав на широком участке речушку Вебечь, полк уничтожил заслон противника и до вечера овладел шестью деревушками. Впереди за ночным лесом лежала Друть...

Через полчаса сталкиваемся с заслонами врага, прикрывавшими подступы к реке. Ведя плотный пулеметный и автоматный огонь, гитлеровцы пытаются задержать нас. Однако это им не удается. Первый батальон с ходу форсирует Друть. Следом за ним — второй и третий. Фашисты откатываются. А мы, двигаясь проселком, вскоре подходим к темной стене леса. Проселок сворачивает вправо, в обход лесного массива. Достаем карты, всматриваемся в окрестности. Если следовать проселком, то до реки Ослик придется пройти лишних десять километров. А если идти лесом?

— Дорог здесь нет, — говорит Ефимов. — Лес болотистый... Большой риск...

Верно, риск. Но какой выигрыш во времени!

Принимаю решение: первому батальону, артиллерии полка и обозу следовать прежним маршрутом, по проселочной дороге, второму и третьему батальонам, роте автоматчиков, роте ПТР, саперам и всем минометным ротам идти через лес. Встречаемся там, где проселок выведет к шоссе. Переверзев уходит с первым батальоном, я иду со вторым и третьим. Возможно, пробравшись через лес, мы действительно опередим отступающие на наших флангах подразделения гитлеровцев... [123]

Батальонные колонны втягиваются в лесную чащу. Очень скоро нам становится понятно, почему проселок кружит, не углубляется в лес: под ногами начинает почавкивать, деревья редеют, потом и вовсе пропадают. Перед нами раскинулось поросшее высокими спутанными травами, редкими кустиками болото. Однако сворачивать уже поздно. Как хорошо я помню то болото! Тягучее густое месиво, поднимающийся над ним молочный туман...

Шумно дышат, поводят боками кони. Бойцы то и дело останавливаются. Тяжелее всех минометчикам и петеэровцам. Начинаю проклинать собственную затею. Но, как нередко случается в подобных ситуациях, в душе пробуждается невероятное упорство. Пройдем! Чего бы это ни стоило, пройдем!

Полтора часа длился «болотный путь». Мало-помалу густое тягучее месиво уступило место более жидкому, появились кочки и пеньки, заросли лозняка, заплетающая ноги трава — выбрались! С души свалилось бремя тревоги.

По краю преодоленного болота тянулся еловый бор. Вступили в него и через полчаса вышли к шоссе, тянувшемуся с юго-востока на северо-запад. Проселочная дорога, по которой должен подойти первый батальон с артиллерией, выходит на шоссе несколько западнее, примерно в полукилометре от нас.

Опыт прежних боев подсказывал, что враг, отступая, будет использовать шоссе. Решаю не идти на соединение с первым батальоном, а остаться на месте, чтобы устроить фашистам ловушку. Конечно, если они не успели еще проскочить. К Немчинову посылаю связного с приказом занять оборону.

Долго ждать не пришлось. Через тридцать — сорок минут на шоссе появилась колонна противника: пехота, артиллерия, тяжелогруженые повозки. Гитлеровцы шли без головной заставы и бокового охранения. Они, видимо, полагали, что далеко оторвались от наших частей. Мой замысел был прост: ударить по вражеской колонне в тот момент, когда она окажется в зоне огневого воздействия всех трех батальонов. Пропустив колонну вперед, мы открыли огонь по ее хвосту, а первый батальон, подошедший к шоссе чуть позднее нас, — по головной части.

Бой длился всего пятнадцать — двадцать минут. Вражеская колонна была полностью разгромлена. [124]

Река Ослик, неширокая, но с топким восточным берегом и довольно крутым западным, — удобный естественный рубеж обороны. Немцы укрепились на западном берегу реки, деревни Девошицы и Доминичаны, находившиеся на участке наступления нашего полка, превратили в опорные пункты. И это не случайно — всего в трех километрах от них проходило шоссе Минск — Могилев.

153-й стрелковой дивизии было приказано форсировать реку Ослик и перерезать шоссе. В первом эшелоне предстояло наступать нашему 557-му и 566-му стрелковым полкам.

Преодолеть Ослик с ходу нам не удалось: противник поставил мощный заградительный огонь. Первый и третий батальоны залегли метрах в двухстах от кромки воды.

Наиболее удачно обстановка складывалась на участке наступления 566-го стрелкового полка, одному из батальонов которого удалось с ходу форсировать реку и закрепиться на западном берегу. Я связался с подполковником Поздняковым и попросил разрешения использовать его успех: переправить через Ослик один из своих батальонов на участке 566-го полка, чтобы выйти фашистам в тыл. Поздняков, разумеется, согласился. Эту задачу я возложил на батальон Гомолки. Он должен был форсировать реку на участке 566-го полка, обойти деревню Девошицы и атаковать противника с тыла. Первому и третьему батальонам я приказал выдвигаться к берегу реки. Солдатам пришлось ползти по-пластунски по клокочущему разрывами пространству. Но другого выхода не было. Атака второго батальона в тыл оборонявшемуся врагу могла принести успех лишь при условии активных действий остальных батальонов. Каждый метр преодоленной низины стоил человеческих жизней. Но живые упорно продвигались к берегу...

Первыми добрались до реки пулеметчик Михаил Яковлевич Ермаков и его второй номер Сережа Петров. Они открыли огонь по ближней траншее гитлеровцев. Вскоре к реке выдвинулся и расчет сержанта Маслова. Под прикрытием двух пулеметов ползти бойцам стало легче. Казалось чудом, что пулеметы не умолкают: немцы сосредоточили по ним сильнейший минометный огонь.

В два часа дня меня вызвал командир дивизии:

— В пятнадцать ноль-ноль сосредоточу огонь дивизионной артиллерии на твоем участке! И тогда — вперед! [125]

Ровно в три часа дня ударила дивизионная артиллерия. Через пятнадцать минут она перенесла огонь в глубину вражеской обороны, а батальоны начали форсирование. Одними из первых на западный берег Ослика перебрались раненый сержант Ермаков и контуженый Сережа Петров.

В эти минуты слева, из деревни Девошицы, вышли три фашистских танка, а за ними высыпала пехота, не меньше двух рот. Ударом во фланг противник намеревался столкнуть наши батальоны с берега. До гитлеровцев оставалось не более семидесяти — восьмидесяти метров, когда ударил пулемет Ермакова. Он бил без остановок. Фашистская пехота залегла, а танки попали под прицельный огонь батареи 45-миллиметровых пушек, которую после гибели командира возглавил сержант Клейманов. Первое попадание, второе, третье, четвертое... Все три вражеские машины получили серьезные повреждения и стали отползать к Девошицам. Казалось, отхлынет и пехота. Но в этот момент замолчал пулемет Ермакова, и фашисты зашевелились, поднялись, побежали к берегу. Сейчас все решали минуты. И их выиграл сержант Ермаков. Придя в сознание после тяжелой контузии, он увидел, что кожух пулемета пробила пуля и из него вытекает вода. Ермаков не растерялся, схватил горсть глины, приложил к пробоине и обмотал кожух бинтом. Пулемет снова ожил. Вести огонь Ермакову пришлось одному — второй номер расчета Сережа Петров был убит.

Цепи гитлеровцев залегли. Нескольких минут было достаточно, чтобы стрелки первого батальона вскарабкались на правый берег, а полковая артиллерия и минометы перенесли огонь по контратакующим немцам. Форсировав реку, первый батальон стремительно пошел в атаку. В это время за Девошицами дружно застучали автоматы и пулеметы второго батальона. Начал Гомолка! Зажатый в огненные клещи, противник оставил деревню Девошицы.

Третий батальон атаковал Доминичаны. Навстречу ему гитлеровцы выдвинули три танка с десантом автоматчиков. Пулеметный расчет сержанта Карцева смел автоматчиков с танковой брони. Открыли огонь противотанковые пушки батальона, подключилась полковая артиллерия. Вражеские машины повернули и скрылись за деревней, туда же отошли и автоматчики. [126]

Мы с майором Оглоблей, Переверзевым и другими офицерами штаба перебрались через реку Ослик. Отыскивая место для наблюдательного пункта, увидели пулемет с забинтованным кожухом, а рядом с ним двух погибших бойцов. Это были сержант Ермаков и второй номер расчета рядовой Петров...

За Девошицами открылось шоссе Минск — Могилев. До него оставалось не более километра. Всем трем батальонам предстояло перерезать шоссе.

Справа от нас перешел в атаку полк соседней дивизии. Слева вел тяжелый бой полк Позднякова. Перебежками подразделения нашего полка стали преодолевать открытое пространство, уничтожая по пути группки гитлеровцев, засевших в воронках и отдельных окопчиках. Однако, когда из кюветов начали бить фашистские пулеметы, нашим цепям пришлось залечь.

А по полю рывками, покачиваясь, то задирая ствол кверху, то тычась им в землю, сквозь свинцовую завесу огня ползла вперед пушчонка сержанта Пацкевича. Расчет ее, прикрываясь щитом, упрямо толкал сорокапятку к шоссе, несмотря на то что цепи батальонов остались позади. Наблюдая за продвижением артиллеристов, стрелки старались прикрыть их.

Расчет приблизился к магистрали почти на сто метров и открыл огонь. Первыми же выстрелами был подбит мчавшийся в сторону Минска танк. Он остановился поперек шоссе и перекрыл движение. Образовалась пробка.

С помощью пехотинцев удалось подкатить к шоссе еще три пушки. Они ударили почти одновременно. И тогда поднялись, сделали рывок батальоны. Мы выполнили приказ — перерезали шоссе. Но бой с врагом, пытавшимся вернуть себе магистраль, продолжался до темноты и стоил нам немалых жертв. Здесь, на шоссе, погибли рядовые Хайдуров, Мамонов, Потапенко и свыше ста их товарищей. Ночью, после боя, мы рыли для них братские могилы. Святые могилы...

К концу июня 1944 года войска 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских фронтов, осуществляя Белорусскую наступательную операцию, добились большого успеха. Войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов завершили Витебско-Оршанскую наступательную операцию (нач. 23.6.44 г.), войска 2-го Белорусского фронта — Могилевскую наступательную операцию (нач. [127]

23.6.44 г.) и войска 1-го Белорусского фронта — Бобруйскую наступательную операцию (нач. 24.6.44 г.). В итоге успешного осуществления этих операций советские войска прорвали оборону противника на фронте в 520 километров и, продвинувшись на запад на 90–150 километров, освободили более 1000 населенных пунктов, в том числе города Витебск, Орша, Могилев и другие, окружили и уничтожили в районах Витебска, Орши, Могилева и Бобруйска 13 дивизий противника и нанесли большой урон немецко-фашистской группе армий «Центр».

В первых числах июля войска 50-й армии, входившей в состав 2-го Белорусского фронта, продолжали наступать на участке между железными дорогами Минск — Орша и Осиповичи — Могилев. Наша дивизия, находясь уже в составе 50-й армии, двигалась к Березине.

Жара не спадала. К дурманным запахам болотистых лесов примешивался усиливавшийся запах дыма: озверевший враг, отступая, предавал огню все, что мог.

Никогда не забуду: только что отбитая у врага деревня, широкая, с обгоревшими домами улица и — страшный, душераздирающий крик женщин. По улице медленно движется телега, а на ней рядками лежат обуглившиеся трупики детей.

На дальнем конце деревни пылала большая изба.

— Дети! Дети там! — кричали обезумевшие женщины.

Гомолка приказал вышибить двери. Из горящего дома — детский плач и зов: «Мама! Мама!» Бойцы выносили детей по двое и по трое. Матери, рыдая, целовали малышей...

Форсировав несколько речушек, уничтожив врага в деревнях Якушевка, Осиповка, Клевка и Райковичи, 2 июля 1944 года мы вышли к Березине.

Светило яркое, жаркое солнце. Широкая водная гладь виделась издалека. Роты двигались по нескошенному лугу. И вдруг метрах в пятистах от Березины ударили немецкие пушки и пулеметы. Подразделения, не останавливаясь, побежали к берегу. Бойцы перебили вражеских пулеметчиков и кинулись в воду. Одни плыли, надеясь только на собственные силы и умение, другие — придерживаясь за доски и бревна, некоторые раздобыли лодки. Командир пулеметного взвода Сидоркин привязал к широкой доске пулемет и поплыл, подталкивая ее перед собой. Минометчики Николенко, Сидоров и Хабибуров [128] сколотили плотик и установили на нем миномет. Саперы старшего лейтенанта Белкина под огнем врага сбивали попарно доски, устанавливали козловые опоры, пытались соорудить наплавной мост для артиллерии.

Фашистские снаряды рвались на берегу и в реке, но полк успешно завершал форсирование. Закончив переправу, батальоны перешли в решительную атаку: отбросили гитлеровцев с позиций близ реки и начали движение к городку Березино. Немцы не оказывали серьезного сопротивления ни нам, ни частям 42-й стрелковой дивизии, переправившимся через Березину на соседнем участке.

Городок Березино, исковерканный и сожженный, минуем, не задерживаясь. Преследуя врага, успеваем до ночи освободить деревни Жерновка, Жеремец, Великие Логи, Пощеянка и Юрдзыка, а в ночь на 3 июля выступаем в направлении деревни Замостье.

В первые дни июля войска трех Белорусских фронтов освобождают города Борисов, Вилейка, Пуховичи, Столбцы, Городея, Червень, Старобин, перерезают железные дороги Минск — Вильнюс и Минск — Барановичи, завершая окружение значительных сил немецкой группы армий «Центр».

Находясь на острие атак дивизии, полк овладел деревней Замостье, форсировал Свислочь, перерезал шоссе Минск — Бобруйск.

Во второй половине дня 4 июля майор Оглобля догнал меня на марше и радостно сообщил:

— Освобожден Минск!

Окруженная восточнее Минска 4-я армия противника пыталась вырваться из кольца, бросаясь в бой то на одном, то на другом участке. Выйти из окружения удалось лишь отдельным группам гитлеровцев.

Одна из таких групп 6 июля напала на тылы 69-го стрелкового корпуса и угрожала его штабу. Нам было приказано овладеть деревней Синилы, занять оборону в роще, восточнее деревни, и не допустить выхода прорвавшейся вражеской группы к штабу корпуса.

К деревне Синилы мы подошли через час с небольшим. Атаковали с двух сторон. Серьезного сопротивления противник оказать не сумел и отошел. Для прикрытия Синил я оставил стрелковую роту. Батальоны, артиллерия и минометы расположились на опушке рощи. Автоматчики были в резерве. [129]

Ночь прошла спокойно. На рассвете начальник штаба полка капитан Федоров, назначенный не так давно вместо Янчука, доложил, что поступило донесение от группы разведки старшины Смеркалова: обнаружена движущаяся к деревне большая колонна гитлеровцев.

Примерно через четверть часа мы увидели эту колонну. Она медленно шла по лугу прямо на Синилы. Заметив высвеченную солнцем рощу, деревню и лес за ней, гитлеровцы прибавили шаг. В этот момент наш полк открыл огонь из всех видов оружия. Немцы залегли. Лишь небольшая группа фашистов поднялась и перебежками бросилась к деревне. Им удалось окружить пулеметчика Хазруля Ибрагимова, но его выручили коммунист старшина Батыгин и комсомолец рядовой Асаналиев.

Ибрагимов снова открыл огонь. Никто из этой группы фашистов не прорвался в деревню: все они были уничтожены. А те немцы, что залегли на дороге, пытались, ведя огонь, отползти к речке. Но и этот замысел гитлеровцы осуществить не смогли.

Бой прекратился. В наступившей тишине мы еще минуту-другую ждали, не грянут ли со стороны врага выстрелы. Но никто не стрелял. Тогда переводчик дивизии лейтенант Гамбург передал немцам приказ сдаваться. Гитлеровцы зашевелились, начали вставать с поднятыми руками. Потом, побросав на землю оружие, стали строиться. Вскоре колонна из 400 пленных, снабженная моей запиской, удостоверявшей факт сдачи, зашагала на сборный пункт.

Утром 8 июля полк, преследуя противника, перерезал железную дорогу Лида — Мосты. [130]