Назначение
5 мая 1943 года выпускников курсов «Выстрел» попросили не отлучаться из расположения рот. Майор Деревянко, сосед по койке, узнал, что прибыл начальник Главного управления кадров Министерства обороны СССР.
— Значит, сегодня получим назначения! — уверенно сказал подполковник Баюков.
Стоял солнечный, теплый день. Окружавшие Солнечногорск леса уже зазеленели, а гладь озера Сенеж синела мягко-мягко. Томительно пахло землей. Майор Коновалов бросился ничком на траву, перевернулся на спину:
— Что у вас лица такие постные? Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют!
— Доверят ли полк, вот в чем вопрос! — разминая папиросу, ответил майор Нут.
— Да еще какой командир дивизии попадется! — добавил майор Голубев. — Другой и развернуться не даст.
Беседуем. Речь заходит о событиях весенне-летней кампании. Пытаемся предугадать, на каком направлении Красная Армия нанесет решающий удар. Нут примиряет спорщиков:
— В Ставке без нас решат. А вот интересно, спросят или нет, кто на какой фронт хочет? Я предпочел бы Южный. По крайней мере, тепло!..
Голубев бросает травинку и, подумав, деловито замечает:
— Естественных препятствий мало. — Уловив удивленные взгляды, поясняет: — Отсутствие лесов и болот [4] значительно осложняет борьбу с танками и авиацией противника. Что, неверно? Чего вы хохочете?
Коновалов хлопает его по плечу:
— Очнись! Не единой тактикой жив человек. И вообще, если трудно — атакуй правым флангом! Правым атакуй!
Новый взрыв веселья.
Выражение «атакуй правым флангом» имеет для нашей компании особый смысл. Как-то морозным февральским утром группа вышла на занятия в поле. Полковник Труба, преподаватель кафедры тактики, вел нас ускоренным маршем — сто двадцать шагов в минуту, — и через час мы уже стояли на опушке соснового бора возле села Вертинское, перед высотой со странным названием Груша.
На этот раз «командиром полка» преподаватель назначил подполковника Баюкова. Развернув планшет с топографической картой, тот приступил к рекогносцировке.
Высота Груша, где в соответствии с вводными данными находился «опорный пункт противника», курилась на ветру снежной пылью. Чтобы согреться, мы переминались с ноги на ногу, постукивали сапогом о сапог.
Чуть поодаль топтались на месте, подталкивая друг друга локтями, два мальчугана лет десяти-одиннадцати. Облезлые шапки-ушанки, пальтишки на рыбьем меху с чужого плеча, из худых валенок торчит солома — ни дать ни взять взъерошенные воробьишки.
Пока Баюков раздумывал и водил карандашом по карте, «воробьишки» прыг-прыг — совсем близко подобрались: истощенные, землистые рожицы, умные, лукавые глазенки.
— Готовы? — спросил Баюкова полковник Труба.
— Так точно! — доложил тот.
— Прошу отвечать.
Полковник Труба — опытный, умелый преподаватель. Лекции читает доходчиво, вопросы задает четкие, ясные, но и ответов требует, конечно, столь же четких.
Баюкову нелегко, но полковник Труба кивает:
— Хорошо. А теперь скажите, где нанесете главный удар.
И тут Баюков задумывается. Он медлит. Снова и снова обводит взглядом зимнее поле, белые, пылящие склоны Груши. Рука с карандашом невольно тянется к затылку... [5]
— Я слушаю! — торопит преподаватель.
Баюков тяжело вздыхает. И тогда раздается звонкий мальчишеский голосок:
— Правым флангом атакуйте, дяденька! Здесь все так делают!
Полковник Труба растерянно озирается, а мы догадываемся: мальчишки присутствуют на занятиях не первый раз и «секрет» кафедры тактики им давно известен.
— Ах, паршивцы! Чтоб ноги вашей здесь больше не было! — незлобиво, стараясь скрыть улыбку, кричит преподаватель, направляясь к ребятам.
Те улепетывают. Полковник машет рукой, смеется:
— Всю обедню испортили, чертенята!
После этого случая, стоит кому-нибудь из наших растеряться или попасть впросак, остальные незамедлительно советуют: «Атакуй правым флангом!» Вот и сейчас Голубев получил этот «совет».
Коновалов прислушивается:
— Постойте! Кажется, нас зовут...
Оборачиваемся. На крыльце общежития — дежурный. Машет нам, требует вернуться в казарму.
Первым приглашают за получением назначения Баюкова. За ним очередь Голубева. В ожидании товарищей волнуемся, снова и снова листаем боевой и строевой уставы. Время тянется медленно. Наконец выходит Баюков. Бросаемся к нему:
— Ну что? Как?
Баюков вытирает платком вспотевший лоб:
— Назначили заместителем командира полка по строевой. Еду под Курск.
— Поздравляем!
Вызывают Коновалова, потом Нута, за ними других... «Да что же меня-то не зовут?!» — волнуюсь я в ожидании. Наконец открывается дверь:
— Майор Федотов, к генералу!
На ходу поправляю портупею, одергиваю гимнастерку. Кто-то напутствует: «Ни пуха ни пера!»
Длинный коридор с деревянными, свежевыкрашенными полами. Белая дверь кабинета. Стучу.
— Входите, — раздается низкий хрипловатый голос.
За столом — начальник курсов и незнакомый генерал с гладко выбритой головой. Рядом с ним — пожилой, тоже незнакомый полковник. Докладываю о прибытии. [6]
Внимательно оглядев меня, генерал приглашает сесть, раскрывает лежащую перед ним папку, просматривает бумаги, видимо аттестацию.
— Так. Курсы вы окончили хорошо, — говорит генерал. Он захлопывает папку и останавливает на мне цепкий взгляд внимательных серых глаз: — А знания все-таки проверим.
Он задает несколько вопросов по тактике. Вопросы хорошо знакомы. Отвечаю не торопясь, обстоятельно, памятуя наставления полковника Трубы.
Генерал удовлетворенно кивает, оборачивается к пожилому полковнику:
— Дадим майору полк. Какой предложите?
— В сто пятьдесят третью стрелковую дивизию требуется командир на пятьсот пятьдесят седьмой стрелковый, товарищ генерал-майор.
— Вот и пошлем майора командовать этим полком. — Немного помолчав, генерал разъясняет: — Сто пятьдесят третья стрелковая дивизия вновь формируется по директиве Ставки. — И уже совсем другим голосом, тепло, по-отечески спрашивает: — Ну как, доволен?
Вскакиваю со стула, отвечаю громко, наверное, даже чересчур громко:
— Постараюсь оправдать доверие, товарищ генерал-майор!
— Обязан оправдать, — улыбается генерал. — Счастливо! Можешь идти, майор. Документы — завтра...
Товарищи пожимают руку, хлопают по плечу, поздравляют. Благодарю друзей, а самому не верится, что все это явь. Четыре месяца учился, знал — готовят командовать полком, ждал назначения, надеялся, заслужу его, а вот теперь, поди ж ты, не верится!
— Сегодня вместо ужина — банкет, — говорит Коновалов. — Каждый может получить любимое блюдо.
— Кто сказал? — обрадованно спрашивает Баюков.
— Я тебе говорю, Сережа. Ты что любишь? Поросенка или жареную индейку?
— Индейку!
— Ну вот, получишь свою порцию картошки с подливкой — считай, что это индейка. А вместо шампанского — чай.
— А ну тебя! — машет рукой Баюков.
...Ночь. Тишина. Тускло светит под потолком синяя [7] лампочка. В общежитии курсов на двухъярусных кроватях с тощими соломенными матрацами и подушками спят мои товарищи. В недавнем прошлом они, как и я, были политработниками. После упразднения института военных комиссаров нас направили на офицерские курсы. И теперь, после окончания их, мы станем командирами полков или заместителями командиров полков по строевой части.
За время обучения на курсах мы получили хорошие теоретические знания и практические навыки. Часто и подолгу мы практиковались в стрельбе из пистолетов и автоматов, из ручных и станковых пулеметов, из 82-миллиметровых минометов и 45-миллиметровых противотанковых пушек. Во время изнурительных ночных занятий учились определять огневую систему «противника» по вспышкам выстрелов, быстро решать сложные тактические задачи.
Курсы «Выстрел» — старейшее учебное заведение Красной Армии. Здесь проходили подготовку многие командиры, чьи имена сейчас широко известны народу. И нас пестовали с надеждой, что станем умелыми офицерами. Но одно дело — учеба, а другое — бои... Я долго не спал в эту ночь, лежал с закрытыми глазами и вспоминал...
Через два месяца, 5 июля, исполнится ровно два года с того дня, как заместитель командира по политической части 50-го отдельного батальона старший политрук Федотов, выполняя приказ, выехал к новому месту службы — в одну из армий Западного фронта. Путь от Москвы до Вязьмы, где размещалось политуправление фронта, занял немногим более восьми часов: война подступала к столице вплотную.
Ранним утром 6 июля я уже лежал в канаве у привокзальной площади Вязьмы и, задыхаясь от горя и ненависти, смотрел, как вражеские самолеты бомбят станцию и город.
На следующий день в местечке Семлево, где располагался штаб армии, я получил назначение на должность заместителя начальника политического отдела 106-й мотострелковой дивизии. А 25 августа, в двадцать два часа, под деревней Варушки принял боевое крещение, поднявшись в атаку с бойцами полка, которым командовал подполковник Морозов. Потом были бои на ельненском направлении, [8] отбросившие гитлеровцев километров на пятьдесят, и тяжкая оборона Ельни, которую защищала и 106-я мотострелковая. В те дни я исполнял обязанности начальника политотдела дивизии вместо батальонного комиссара Столярова, назначенного комиссаром танковой дивизии и сгоревшего в танке при отражении атаки.
Двое суток подразделения 106-й мотострелковой удерживали позиции на западной окраине Ельни, прикрывая отход основных сил. В этих боях дивизия понесла большие потери, оказалась расчлененной и отрезанной от своих. Однако мы не прекращали сопротивления. Часть бойцов и командиров прорывалась к брянским партизанам, часть стремилась соединиться с регулярными войсками. Я шел с группой, двигавшейся к линии фронта. На берегу реки Угра в ночной атаке мы прорвали первое кольцо окружения гитлеровцев и двадцать пять дней шли по тылам врага. Питались калиной, грибами свинушками, мерзли, теряли силы, но нападали на отставших фашистских обозников, уничтожили три танка и двух мотоциклистов, перерезали сотни метров телефонного кабеля...
В конце октября, сковавшего ручьи и речушки первым хрустким ледком, добрались до линии фронта. Набрели на деревушку, не занятую врагом. В крайней избе поели горячей картошки, а ночью хозяин, белый как лунь дедушка, провел группу через немецкие посты...
Двадцать четвертую годовщину Октября я встречал в Москве, в Козицком переулке, в доме золовки, где жили теперь мои сын и дочь. Жену свою я похоронил за месяц до начала войны. Она умерла от туберкулеза легких, и дети с июня по ноябрь жили у родственников. Отца не ждали: кто-то из сослуживцев, выскочив из вяземского мешка, сообщил, что старший политрук Федотов погиб.
Суровым, снежным утром 7 ноября 1941 года, сидя у железной печурки, мы слушали по радио речь И. В. Сталина. Верилось: еще полгодика, от силы — годик, и праздник на нашей улице настанет!
На следующее утро я явился в политуправление Западного фронта. Вскоре был назначен инспектором политотдела 10-й армии. Позже стал комиссаром 1097-го стрелкового полка 326-й стрелковой дивизии.
В августе 1942 года 1097-й стрелковый полк, которым командовал майор Алексей Иванович Игнатьев, стоял в обороне. Полк занимал участок в десять километров по [9] фронту, удерживая населенные пункты Поздняково, Милютичи, Буда.
Уважая политическую работу, отдавая ей должное, майор Игнатьев настоятельно требовал, чтобы я учился управлять подразделениями, организовывать разведку, артиллерийский огонь.
— Ты, Федор Степанович, обязан это знать, — говорил Игнатьев. — Чтоб заменить меня, если что...
— Типун тебе на язык, Алексей Иванович!
— Оставь присловья. Мы на войне...
В августе срок второго года гитлеровская группа армий «Центр» развернула наступление против войск левого крыла Западного фронта. Немецко-фашистские соединения форсировали реку Жиздра, стремясь захватить Сухиничи.
326-ю стрелковую дивизию бросили к месту прорыва. Постоянные ливни размыли дороги, и грузовики армейского автобатальона увязли в густой грязи. Сорок километров, оставшиеся до места сосредоточения, полки дивизии прошли пешком, торопясь завершить марш ночью. И успели.
На рассвете 20 августа последние подразделения 1097-го полка втянулись в сырой, сумеречный лес, высившийся плотной стеной чуть западнее деревушки Колодези.
Прикрывать торчащую на бугре деревушку майор Игнатьев приказал второй роте первого батальона. Рота стала спешно окапываться за деревенскими огородами. Позади избушек и сараев артиллеристы разворачивали противотанковые пушки, маскировали их жердями и сеном, отрывали укрытия.
Единственная хорошая дорога в этих местах проходила через Колодези, и майор Игнатьев предвидел: немцы пойдут на деревню.
В семь часов утра фашистская артиллерия открыла по Колодезям бешеный огонь. Появились «юнкерсы» и «фокке-вульфы». Они засыпали бомбами позиции второй роты и деревню. Через полчаса показались немецкие танки и бегущая за ними пехота.
Вместе с майором Игнатьевым я наблюдал за ходом боя с опушки леса. Второй роте приходилось трудно. Всю тяжесть удара она приняла на себя, сражаясь в эти часы за целый полк. И все же задержать вражеские танки ей [10] не удалось. Фашистские машины двигались прямо на отрытые в спешке окопы, на пулеметные гнезда... Подминая под себя все, что попадалось на пути, они ползли к деревне.
Уцелевшие бойцы и командиры, пропустив танки через окопы, бросали в них гранаты, открывали огонь по приближающимся пехотинцам.
— Алексей Иванович!.. — не выдержал я.
— Молчи! — не отрываясь от бинокля, оборвал Игнатьев. — Ждать!
Танки ворвались в деревню. Но тут загорелся один, второй, третий... Это встретили фашистов хорошо замаскированные сорокапятки. Шквал огня обрушила на немецкие танки и дивизионная артиллерия. Перед вражескими машинами встала черно-алая стена разрывов. У гитлеровцев не выдержали нервы, и они стали отходить. Однако вскоре немцы снова провели артподготовку, бросили вперед танки и пехоту.
В одиннадцатом часу противник был близок к успеху. От второй роты осталось не больше двух отделений. Одно противотанковое орудие было разбито, расчет второго погиб... Волна фашистских пехотинцев накатывалась на Колодези, вражеские танки снова ворвались на деревенскую улицу. И тогда Игнатьев приказал:
— В батальоны!
По замыслу Алексея Ивановича два наших батальона должны были ударить по противнику с тыла, ошеломить его, смять и уничтожить. Поддерживали контратаку полка два танка, на наше счастье, невесть откуда появившиеся здесь, в лесу.
Батальоны развернулись. Все политработники находились в боевых порядках. Помнится, я выбрал второй батальон. Мы с нетерпением ждали сигнала: лучше подняться навстречу огню, чем видеть, как погибают в неравной схватке товарищи.
— За Родину!
Второй и третий батальоны поднялись в атаку. Вырвались вперед, врезались в немецкие цепи два наших танка.
Гитлеровцы заметались. Выход батальонов из леса явился для немцев полной неожиданностью. С фронта, из-за Колодезей, поднялись роты первого батальона.
Сползли с бугра фашистские танки, за ними побежала [11] и пехота. Опомнились гитлеровцы лишь минут через двадцать: открыли заградительный огонь, но он был неплотен.
Я двигался вместе с цепью второго батальона, стреляя из автомата, когда меня нагнал запыхавшийся ординарец майора Игнатьева:
— Товарищ комиссар! Майор ранен... Он вас... просил... утопить фрицев... в Жиздре!
Приметив воронку для временного наблюдательного пункта, я побежал к ней. Сделав буквально несколько шагов, почувствовал, как меня резануло по затылку. Инстинктивно вскинул руку и, ощутив пальцами что-то липкое, горячее, потерял сознание. Очнулся на дне воронки, уже перевязанный. Голова болела нестерпимо. Подползали телефонисты, спрыгнул в воронку и связной из первого батальона. Бой не утихал. Из кустарника на левом фланге били минометные батареи противника, наносящие урон третьему батальону, залег под пулеметами второй батальон. Пришлось вспомнить все, чему учил меня Алексей Иванович. Прежде всего я приказал подтянуть полковые пушки и минометы, потом мы связались с дивизионными артиллеристами. Через пять — десять минут фашистские минометы и пулеметы захлебнулись. Батальоны поднялись в новую атаку...
К пяти часам дня КП полка находился в трехстах метрах от реки Жиздра, а стрелки окапывались по кромке берега. Мы выполнили просьбу майора Игнатьева. Враг оставил на поле боя около двухсот убитых, восемь танков, двенадцать орудий и пятнадцать пулеметов. В плен попали сто с лишним гитлеровцев. Многие фашисты действительно утонули в реке.
Я никак не думал расставаться с 1097-м полком, но Военный совет 10-й армии рассудил иначе...
И вот, спустя семь месяцев после боев под Сухиничами, я лежу в комнате курсантского общежития. Уже не батальонный комиссар, а майор, не политработник, а командир 557-го стрелкового полка 153-й стрелковой дивизии. Каким он будет, этот 557-й стрелковый полк? [12]