В штабе ВВС и на фронтах

22 или 23 июня я был у А. А. Новикова. Единственно, что мог ему сообщить — это о моем незнании о решении ГКО по организации однотипных авиакорпусов.

— Мы думаем назначить вас заместителем командующего ВВС Красной Армии, — совершенно неожиданно для меня предложил Новиков.

Выслушав его, я изложил свое мнение, что считал бы подходящим для себя более скромное назначение и хотел работать на фронте. Во-вторых, ходатайство перед И. В. Сталиным о назначении меня с повышением после отстранения от должности может привести к нежелательным последствиям для Новикова.

Я был искренен, но А. А Новиков отвел мои мотивы. [91]

— Мне, — сказал он, — нужен человек, с которым я мог бы делить работу. А главное — доверять полностью. А что же касается снятия с должности на фронте, так оно ведь произошло не за плохую работу, а за расхождение во взглядах по частным вопросам.

Мне ничего не оставалось, как дать согласие и ждать. Вскоре А. А. Новиков получил согласие И. В. Сталина на мое назначение и предложил приступить к работе.

Сравнительно спокойная обстановка для вхождения в курс дел (насколько это возможно на такой должности, да еще во время войны) длилась дней десять.

В конце июня 1942 года немцы начали прорыв в Юго-Западном направлении, продвигаясь к Сталинграду и на Кавказ. В середине июля 1942 года А. А. Новиков убыл на Западный фронт и потом в Сталинград для организации боевых действий авиации в этом сражении. Г А. Ворожейкин еще ранее выбыл на Северо-Западный фронт.

На мои плечи свалилась задача общего руководства ВВС в условиях отхода наших войск на юге, передислокации и устройства в новых районах. Кроме того, доклады по вопросам авиации в Ставке (И. В. Сталину) три раза в неделю. Это была горячая пора. Не хватало времени, а иногда и сил для решения всех вопросов.

Тогда у нас были очень малы резервы самолетов, их не хватало для того, чтобы мало-мальски удовлетворить нужды фронтов. Если же добавить, что для меня не могла не быть отягчающим обстоятельством новизна работы, то второе полугодие 1942 года было периодом сверхчеловеческого напряжения моих сил.

Правда, А. А. Новиков из Сталинграда помогал и поддерживал меня сколько мог.

15 октября я был назначен начальником штаба ВВС. У меня были замечательные помощники, активные, знающие свое дело, образованные, добросовестные генералы. Н. И. Кроленко, Ф. Г. Федоров, Н. А. Журавлев, Г. К. Гвоздков, А. И. Соколоверов, Б. В. Стерлигов, Д. Д. Грендаль. Все они обладали умением и тактом, помогая мне входить в курс дела, а я не стеснялся показывать незнание и непонимание того или иного вопроса. Доверие же, оказываемое мною, и поощрение инициативы делали их еще более ревностными работниками штабного руководства.

Главное внимание штаба ВВС было сосредоточено на глубоком анализе боевых действий нашей авиации, на четкости и слаженности в работе всех управлений и служб ВВС. В июле 1942 года штаб ВВС подготовил и издал директиву в адрес командующих воздушных армий и ВВС фронтов. [92] В ней указывалось, что основой применения авиации фронта в наступательной операции должно быть самое решительное сосредоточение авиации на направлении главного удара войск и при этом для решения ограниченного числа боевых задач. Второстепенные направления и задачи войск должны обеспечиваться лишь при наличии свободных авиационных сил и средств.

Далее в директиве указывалось, что это возможно только при централизованном управлении всей авиацией, которое не должно быть самоцелью и доводиться до крайностей. Имеющие место тенденции некоторых старших командиров управлять вылетами едва ли не отдельных звеньев при ограничении или исключении инициативы нижестоящих командиров ничем не могут быть оправданы. Рекомендовалось командующим воздушными армиями боевую работу авиации обеспечивать широко развернутой воздушной разведкой и наблюдением за полем боя; при планировании боевых действий выделять авиационный резерв для ввода его в бой в решающий момент. Указывалось на большое значение для успеха операции достижение оперативного господства в воздухе и давались рекомендации по его завоеванию и удержанию{9}.

Совершенствовалась работа штаба ВВС. По моему указанию под руководством генерала Н. А. Журавлева на основе боевого опыта были разработаны образцы боевых донесений и оперативных сводок и в июле 1942 г. разосланы в штабы воздушных армий и ВВС фронтов{10}.

В июле 1942 г. штабом ВВС рекомендовалось командующим воздушными армиями и ВВС фронтов с целью устранения недостатков работы штабов ВВС укрепить авиационные штабы, запретить перемещение работников штаба без разрешения вышестоящих инстанций, а для недостаточно подготовленных офицеров штабов открыть кратковременные курсы при Воздушной академии. Указывалось, что первейшей задачей штабов является контроль за исполнением приказов и распоряжений командующего (командира). От начальников штабов требовалось наладить поступление донесений в точно установленные сроки.

Были приняты меры к установлению тесной связи штаба ВВС со штабами авиации дальнего действия, ПВО страны и ВВС Военно-Морского Флота. [93] По указанию Генерального штаба донесения о действиях авиации дальнего действия с июля 1942 г. стали представляться как Верховному Главнокомандующему, так и командующему ВВС.

Ежедневные короткие доклады о результатах действий Советских Воеино-Воздушных Сил на имя Верховного Главнокомандующего готовились ведущим управлением штаба ВВС. В них обычно указывались основные задачи Военно-Воздушных Сил, выполняемые за прошедшие сутки, на что были сосредоточены их основные усилия, во взаимодействии с какими фронтами они действовали, какое число самолето-вылетов было произведено за сутки, сколько проведено воздушных боев и сколько сбито вражеских самолетов; как воздушные бои распределялись по основным направлениям действия Военно-Воздушных Сил и сухопутных войск; какие были наши потери в воздухе и на аэродромах, их причины. В сжатой форме докладывались действия наших ВВС и авиации противника на направлениях главных ударов сухопутных войск и их результативность. Указывалось на изменение авиационных группировок противника и появление на их вооружении новых типов самолетов и оружия. Такие донесения обычно готовились двумя выделенными для этой цели офицерами штаба ВВС, которые в течение суток изучали и накапливали полученные из войск и взаимодействующих штабов донесения, вели специальный учет результатов действий и потерь. Окончательную правку таких донесений обычно осуществлял генерал Н. А. Журавлев, обладающий умением в сжатой форме сказать многое. В ходе войны проекты оперативных сводок и боевых донесений штаба ВВС успешно готовили офицеры В. М. Пикулин, Ф. Я. Панюшкин, П. Ф. Коротков. Отлично справлялись со своей работой офицеры Г. В. Виноградов и А. С. Болотников.

13 ноября 1942 года прибывший с фронта генерал Г. А. Ворожейкин, генерал А. В. Никитин, я и полковник В. И. Сталин, возглавлявший тогда инспекцию ВВС, были вызваны к И. В. Сталину. Стоял вопрос об организации и подготовке частей и соединений резервов ВВС.

Сталину было доложено, что этим занимается, по сути дела, один человек и что без аппарата руководство подготовкой резерва страдает.

Полковник В. И. Сталин встал и заявил:

— Я прошу подчинить резервы моей инспекции.

Видя угрозу большому и важному делу, я возразил: [94]

— Товарищ Сталин, не могу согласиться с полковником потому, что в инспекции нет подготовленного руководства для этой серьезной работы. Кроме того, штаб не может и не должен отдавать из своих рук резервы, так как он, участвуя в подготовке и проведении операций, а также в обеспечении их, лучше чем кто-либо будет знать, как и к какому сроку готовить те или иные соединения резерва. Передача же их инспекции, которая не подчиняется начальнику штаба, внесла бы ряд осложнений.

И. В. Сталин, которому, видимо, понравилось мое обоснованное возражение, спросил:

— Разве инспекция вам, начальнику штаба ВВС, не подчиняется?

— Нет, она подчиняется непосредственно командующему ВВС и, может быть, это и правильно, — сказал я.

— Нет, неправильно. Вам в ВВС все должны подчиняться. Вы являетесь заместителем командующего и членом Военного Совета ВВС, — возразил И. В. Сталин.

— Нет, не являюсь.

Тогда И. В. Сталин обратился к Г. А. Ворожейкину:

— Идите сейчас к Поскребышеву и заготовьте проект решения ГКО о назначении Фалалесва начальником штаба ВВС, заместителем командующего и членом Военного Совета ВВС.

Через пять минут такое решение было подписано. Резервы были оставлены в распоряжении штаба, но вскоре в ВВС было создано Управление фронтовой авиацией, которому они были подчинены.

В середине ноября 1942 года позвонил В. М. Молотов и поручил мне вести переговоры с французским генералом Э. Пети, возглавлявшим тогда военную миссию в СССР правительства де Голля, о формировании авиаэскадрильи «Нормандия». Он сказал, что правительство наше благосклонно относится к формированию французской авиачасти и потому можно идти в переговорах на все, конечно, в пределах разумного.

Генерал Пети явился через депь-два, и мы с ним (кстати сказать, он оказался очень симпатичным человеком) за один вечер решили все основные вопросы. Оставался только вопрос оплаты валютой семьям некоторых летчиков, находящихся в Африке. К нашей следующей встрече и этот вопрос был уже решен В. М. Молотовым. Соглашение было подписано мной и генералом Пети 25 ноября 1942 года. Со стороны французов при подписании соглашения присутствовал капитан Мирле, а с нашей — полковник С. Т. Левандович. [95]

До выезда на фронт для участия в Сталинградской битве я пробыл в Москве до конца ноября 1942 года, исполняя одновременно обязанности и командующего, и начальника штаба ВВС. Мне часто приходилось докладывать И. В. Сталину по вопросам авиации.

Жил и работал И. В. Сталин в особом секторе Кремля. На втором этаже к его приемной вел длинный коридор. Затем большая комната для ожидания, далее кабинет А. Н. Поскребышева, через него — вход в комнату с личной охраной И. В. Сталина и, наконец, его кабинет — простой и строгий.

За четыре года работы в штабе ВВС мне приходилось быть в этом кабинете много раз. Но только единственный раз И. В. Сталин был один, а обычно в присутствии членов Политбюро и приглашенных. Он мне показался тогда более приветливым и доступным. У него была исключительная память. Он помнил фамилии почти всех командиров алиакорпусов.

Был такой случай. Генерала А. В. Никитина и меня вызвали к И. В. Сталину. Было ясно, что будут требовать дать авиации какому-либо фронту. В пути т. Никитин просил меня не давать ничего, так как единственный резервный авиационный корпус, которым командовал генерал С. П. Данилов, еще не был готов.

На предложение дать авиации из резерва я ответил, что это невозможно, у нас ничего нет подготовленного. А корпусу Данилова нужно для подготовки минимум три летных дня. Дать неподготовленные части было нельзя. Это привело бы к большим потерям.

И. В. Сталин согласился и дал нам три летных дня. По приезде в штаб мы сразу послали большую группу офицеров для помощи С. П. Данилову. Через день я слушал доклад помощника командующего ВВС по кадрам генерал-лейтенанта В. И. Орехова. Доклад был о людях по бумаге и анкетам, а это очень скучно. На дворе шел обложной дождь, что также не способствовало улучшению настроения. По правде сказать, я уже подумал о какой-нибудь благовидной помехе докладу Орехова. Но тут раздался телефонный звонок. Звонил И. В. Сталин и сказал:

— Вы видите, какой проливной дождь. Это значит вам прибавляется один день для готовности корпуса Данилова.

Таких случаев, характеризующих его исключительную память, было много. [96]

Командующие фронтами просили Сталина, доказывая, как могли, необходимость пополнения авиацией, а Сталин требовал с нас. Мы всегда, как рачительные хозяева, чтобы не остаться ни с чем, сопротивлялись желаниям командующих фронтов и требованиям И. В. Сталина, хотя никогда нельзя было быть уверенным, какое будет принято решение.

Все же я заметил и пользовался тем, что И. В. Сталин всегда охотнее соглашался, если подчеркивалось, что опасно остаться совсем без резервов или что желательно накопить некоторые резервы на будущее. В этих вопросах у нас взгляды сходились. И это облегчало мою роль и нравственное состояние, так как быть только механическим исполнителем, даже разумных распоряжений, очень трудно.

При докладе И. В. Сталину приходилось быть очень осторожным в формулировках в отношении людей. Это могло привести к неприятностям для тех, о ком шла речь. В этом убедился но такому случаю.

В 1943 году на фронтах не хватало рядовых бойцов, поэтому командующие фронтами, особенно перед наступлением, старались изъять из частей ВВС (БАО, инжбатов{11} и др.) людей или чаще — заменить их негодными к строю.

Однажды член Военного Совета фронта Л. З. Мехлис, со свойственной ему энергией, отобрал в воздушной армии несколько тысяч человек. Я подготовил проект приказа для подписи И. В. Сталину о запрещении брать бойцов из ВВС. Прежде чем дать на подпись, доложил ему:

— Товарищ Сталин, на фронтах есть случаи, когда из воздушных армий забирают рядовых бойцов и сержантов в стрелковые части. Этим самым затрудняют боевую работу, срывается работа по заправке самолетов, подготовка и обслуживание полетов. В тех случаях, когда наших бойцов заменяют ранеными и больными, обучение их требует длительного времени. Значит, боевая работа опять-таки страдает. Вот, например, на днях член Военного Совета фронта Мехлис забрал несколько тысяч человек, поставив воздушную армию в крайне тяжелые условия работы...

И. В. Сталин перебивает меня и, обращаясь ко всем, говорит:

— По-моему, надо Мехлиса наказать. Я замечаю, что он часто игнорирует законы. [97]

Поняв, чем может закончиться мой доклад для Мехлиса, и не желая быть виновником его наказания, я решил смягчить обстановку:

— Товарищ Сталин, так делают на всех фронтах. Я привел в пример Мехлиса только потому, что это более свежий случай. На сегодня, пожалуй, нет фронта, который бы не «поживился» за счет воздушной армии. И прошу вас подписать вот такой приказ.

И. В. Сталин прочел внимательно и подписал.

Он часто звонил командующим или начальникам штабов, чтобы получить справку по самым разнообразным вопросам, видимо, возникавшим при обсуждении того или иного положения.

Для того, чтобы ответить на эти вопрсы, всем нам приходилось иметь под руками вороха справочного материала. Как только Поскребышев сообщит, чтобы позвонить И. В. Сталину, так раскладывались все справки на столе в удобном для поисков положении. Если он задаст знакомый вопрос и ответишь ему сразу, то он скажет:

— Проверьте и позвоните.

Можно судить поэтому, что он хотел всегда получать обстоятельные, точные, безошибочные ответы. Он любил иногда вызывать рядовых людей вместе с их начальниками. Видимо, чтобы знать мнения, скажем, о самолете из первых рук. Когда он бывал в хорошем настроении, было приятно решать с ним вопросы. Так, 23 августа 1943 года, в день взятия нашими войсками Харькова, И. В. Сталин позвонил мне по телефону:

— Товарищ Фалалеев, не можете ли вы сейчас ко мне приехать?

Я, конечно, сразу же выехал. Во время доклада по награждениям личного состава и по присвоению воинских званий, он сказал:

— Вас просит на фронт Василевский. Вы можете выехать?

— Могу.

— Когда?

— Послезавтра утром.

— Отлично.

За все годы моей работы в Москве такой веселый, слегка иронический тон в его обращении был один раз, именно в тот день. Вообще разговор у него был сухой, голос сипловатый, смеялся он беззвучно, фигура у него не такая уж солидная, как на портретах, но во всех его действиях и движениях сквозило сознание силы. [97]

Когда войска противника двигались от Ростова на Северный Кавказ, я по своему разумению решил послать туда имевшиеся в резерве три штурмовых и два истребительных полка без права использовать их без разрешения Ставки.

Вечером на вопрос И. В. Сталина, чем можно помочь Кавказу, я сообщил о пяти полках, которые заблаговременно были туда посланы. Он сказал: «Вот и хорошо. Передайте их». Я понял из этого, а потом и по ряду других фактов, что И. В. Сталин всегда поддерживает инициативу, если она совпадает с его мнением.

Надо прямо сказать, что работать с И. В. Сталиным было большой жизненной школой. Он, как Верховный Главнокомандующий, утверждал разработанные фронтами и прокорректированные Генеральным штабом планы операций. Иногда вносил коррективы в сроках и составе сил. Иногда сам ставил общие задачи для той или иной операции. В подробности и большие точности я входить не могу, так как это преимущественно проходило мимо меня. Но его выдающаяся роль Верховного Главнокомандующего заключалась в том, что он делал все необходимое для победы. В этом отношении роль его была совершенно исключительной.

И. В. Сталин пользовался большим авторитетом в народе. Советские люди верили в него, как в руководителя Коммунистической партии, которая направляла и руководила всей деятельностью огромной страны. И наш народ стойко переносил все трудности, возникшие в связи с войной, проявлял исключительную стойкость и упорство, как на фронтах, так и в тылу. Именно благодаря стойкости нашего народа, его сплоченности вокруг партии мы победили в Великой Отечественной войне.

В самом деле, где это видано, чтобы промышленность, в основе своей эвакуированная из европейской части СССР в первый год войны, была так быстро, часто на голом месте, восстановлена и ежегодно давала тысячи танков, самолетов, орудий, бесперебойно снабжая всем необходимым многомиллионную армию с каждым годом все лучше и лучше.

К концу ноября 1942 года на юге нависла сильная угроза нашим войскам. Координация действий авиации на правом фланге Юго-Западного и Воронежского фронтов Ставкой была поручена мне. 1 декабря я прибыл к Н. Ф. Ватутину. Воздушными армиями командовали: на Юго-Западном фронте С. А. Красовский, а на Воронежском — К. Н. Смирнов. [99]

Авиации было мало, особенно истребителей, а личный состав был утомлен в борьбе с авиацией противника. Поэтому огромную группировку войск — людей и техники, сосредоточенных на очень маленьком плацдарме Юго-Западного фронта, перед наступлением пришлось прикрывать из-за недостатка истребителей штурмовиками. Об этом я доложил телеграммой И. В. Сталину и просил пополнения истребителями. Он одобрил такое использование штурмовиков, но истребителей разрешил дать на пополнение очень мало. Это была скорей символическая помощь.

Некоторые преподаватели Краснознаменной Военно-Воздушной академии (КВВА), познакомившиеся в архивах с упомянутой телеграммой на имя И. В. Сталина, спрашивали меня о целесообразности такого решения.

Средство это не особенно, конечно, эффективное, но все же штурмовики могли вести борьбу с бомбардировщиками. Во всяком случае лишали противника возможности безнаказанно бомбить наши войска. С другой стороны, наземные войска, плотность которых на нашем плацдарме была очень большой, не чувствовали себя беззащитными, видя баражирующие самолеты над головами. Сделать более определенное заключение нельзя, потому что серьезных попыток бомбить наши войска на плацдарме со стороны немцев не было.

Не вдаваясь в подробности операции, должен признать, что мы с С. А. Красовским, если не переоценивали, то во всяком случае по достоинству оценили действия нашей авиации по наземным войскам.

Насколько я помню, мы доносили о незначительном уроне авиации противника на аэродромах. А вот свидетель, которого нельзя заподозрить в преувеличениях, X. фон Роден, немецкий летчик, в книге «Немецкие ВВС в борьбе за Сталинград» пишет, что только соединения транспортной авиации потеряли к концу Сталинградской эпопеи около 500 самолетов й 1000 человек личного состава.

В середине февраля 1943 года Воронежский, Юго-Западный и Южный фронты вышли на линию Льгов — Обоянь — Богодухов — Змиев — Красноград — Синельниково — Красноармейское — Краматорск — Родаково и далее на юг по реке Миус.

19 февраля противник начал свой контрудар по правому крылу Юго-Западного фронта, а в начале марта — в направлении Харьков — Белгород. [100]

Находясь в Старобельске, я получил приказание Г. К. Жукова немедленно прибыть в Белгород, где, как потом оказалось, был и А. М. Василевский. Вызвал самолет «Дуглас» дальней авиации и, взяв четверку истребителей для прикрытия, вылетел в Белгород.

Белгород был в границах Воронежского фронта и 2-й воздушной армии, которой командовал Константин Николаевич Смирнов. Я знал его с 1935 года. Это был веселый, жизнерадостный человек.

Вечером в кабинете Смирнова, представлявшем собой очень большую комнату городского дома, мы составляли план действий воздушной армии в сложившейся неустойчивой обстановке. Присутствовали К. Н. Смирнов, начальник штаба Н. Л. Степанов (ныне генерал-лейтенант авиации в отставке) и я. Устав, решили отойти от стола и карт к топившейся железной печке. Едва успели закурить, как с шумом и грохотом обвалилась штукатурка от потолка, покрыв и изуродовав стол и стулья. Но мы остались невредимы.

Через день-два обстановка осложнилась настолько, что было решено перебазироваться в Новый Оскол. Генералы Г. К. Жуков, А. М. Василевский и штаб фронта выбыли ночью, а мы со Смирновым решили выехать утром.

Но утром и всю первую половину дня немцы беспрерывно бомбили Белгород. Убежищ и щелей подготовлено не было, и нам пришлось очень туго. Чтобы сознательнее реагировать на обстановку, а не ждать «сюрприза» в помещении, решили выйти во двор.

Бомбы и пули падали тут и там, нередко где-то недалеко были слышны крики раненых и умирающих. Оставаться долго было нельзя, так как уже появились отходящие машины и люди. В одну из образовавшихся пауз мы выехали и благополучно добрались до Нового Оскола.

Воздушные бои с авиацией противника часто происходили на глазах наземного командования. Конечно, они не каждый раз кончались желательной победой. Не всегда наши истребители вступали в бой при явном преимуществе истребителей противника, если не было их бомбардировщиков. И это правильно. Лезть каждый раз на рожон при превосходстве противника было бы безрассудным и даже вредным делом. Совсем другой разговор при встречах с бомбардировщиками врага, когда надо при всех условиях атаковать и мешать бомбометанию.

Одной из главных причин, затруднявших успешное ведение воздушного боя нашими летчиками, было отсутствие радио на борту истребителей, кроме ведущих. [101] Это не позволяло эффективно управлять боем.

Кроме того, нередко наши истребители прерывали воздушный бой с противником или вели бои маневром, отклоняясь в тыл — в сторону своих аэродромов. Иногда подобные случаи оценивались как трусость наших летчиков. Нет ничего более неправильного и зазорного, чем такие обвинения.

Большим недостатком, я бы сказал, бичом истребительной авиации всю войну, был малый радиус действия. Малое пребывание по времени в воздухе из-за недостатка горючего в баках также приводило к отрицательным последствиям. Последнее объяснялось тем, что конструкторы всячески старались сократить вес самолета, чтобы увеличить его скорость и скороподъемность. Ведя бой, летчик, кроме всего прочего, следит и за временем, которое у него осталось для возвращения на аэродром. Иногда и преимущество на его стороне, даже противник подставит хвост, а он должен повернуть и немедля уходить на свой аэродром. Иначе где-нибудь в лесу или в поле разобьет машину при вынужденной посадке. Вот почему люди, не знавшие тактико-технических возможностей авиации, иногда обвиняли летчиков в трусости явно незаслуженно.

Как только произошел перелом на фронтах в нашу пользу, так с 1943 года не было ни одной жалобы на летчиков до конца войны. Безусловно, к тому времени и технические возможности нашей авиации возросли. В частности, появилось радиооборудование самолетов, позволявшее более эффективно управлять воздушным боем.

Тут следует остановиться еще на одном тяжелом положении летчиков. Всю войну они при выполнении заданий находились над территорией противника или над территорией, занятой им. И если была подбита машина, то летчики сразу оказывались в тылу врага пойманными или в большинстве случаев непойманными, стремящимися под страхом смерти перейти фронт к своим.

* * *

Вскоре я выбыл из строя из-за первого инфаркта. После болезни начал работать с 7 июня 1943 года в должности второго заместителя командующего ВВС. Начальником штаба, ввиду моей болезни, в мае 1943 года был назначен генерал С. А. Худяков. [102]

Летом 1943 года после успешного испытания в битве на Курской дуге уже в массовом порядке стали применяться противотанковые кумулятивные бомбы (ПТАБ), которые давали значительный эффект против танков. Фронты наперебой просили у И. В. Сталина эти бомбы, так как он распоряжался ими лично сам. Поэтому часто получали приказания: «Срочно доставить энному фронту 40 тысяч ПТАБ», или «энному фронту 20 тысяч ПТАБ».

Как известно, приказать всегда легче, чем выполнить, если даже у исполнителей много сил, средств и энтузиазма. Для выполнения таких приказаний срочно требовалось большое количество транспортных самолетов, еще более нужных для выполнения других неотложных задач. Иногда же погода мешала полету уже нагруженных самолетов и приходилось давать объяснения.

Чтобы избежать этих неудобств, мы с генералом М. П. Константиновым решили организовать наши склады ПТАБ на фронтах по направлениям. Это избавляло нас от горячки при выполнении очередных задач и высвобождало от перевозки ПТАБ большое количество самолетов.

Но, прежде чем пожать плоды, пришлось пережить неприятности. Однажды мы явились к И. В. Сталину для доклада по ряду вопросов. Он выразил недовольство невыполнением его указаний по ПТАБ и их самовольным отпуском фронтам.

Я был очень удивлен, так как И. В. Сталин ни до того дня, ни после ни разу не повысил голоса в мой адрес. Мне ничего не стоило стерпеть резкость со стороны И. В. Сталина. Но догадался, что кто-то, не поняв наших добрых намерений, доложил И. В. Сталину о передаче ПТАБ фронтам без его ведома.

Когда было разъяснено о создании складов ПТАБ по направлениям, он успокоился и одобрил.

У И. В. Сталина была склонность к вооружению самолетов крупнокалиберными пушками. Когда речь шла о 37 мм пушках, я считал это пределом калибра. Но когда заговорили о 45 мм, а впоследствии — о 76 мм пушках, я всеми силами противился этому.

Нет слов, сила разрушения крупных снарядов велика. Самолет, пораженный таким снарядом, надежно выводился бы из строя, в большинстве случаев разрушался бы. Но беда в том, что вероятность попадения уменьшается по сравнению с 20–23 мм снарядами до таких мизерных величин, что стрельба была бы равносильна стрельбе из пушки по воробью в воздухе. [103]

1 сентября 1943 года по просьбе маршала А. М. Василевского я выбыл на фронт для координации и руководства боевой работой авиации Юго-Западного и Южного (с 20 октября 1943 года — 3-го и 4-го Украинского) фронтов, где он был представителем Ставки по наземным войскам.

Командующим Южного фронта был генерал Ф. И. Толбухин, впоследствии Маршал Советского Со,юза.

Командующим воздушной армией на Южном фронте был генерал Т. Т. Хрюкин. Надо сказать, что среди крупных работников ВВС Советской Армии он у нас был на особом счету. Не было никого, с кем бы мне так долго пришлось работать. До его поездки в Испанию он был у меня в бригаде летчиком. После же приезжал инспектировать из Москвы. В 1939 году он сменил меня на должности командующего ВВС 3-й армии. В январе 1941 года он подчинялся мне, входя в состав инспекции. В 1942 году он сменил меня на должности командующего ВВС Юго-Западного фронта. Потом уже до конца войны мне продолжительное время пришлось непосредственно руководить его работой на юге и в Прибалтике.

Был он человек высокий, сильный, красивый. К концу войны — генерал-полковник авиации и дважды Герой Советского Союза. Командир — знающий дело, работящий, отличный хозяин, много заботился о подчиненных. Умел для своей армии добиться у начальства всего необходимого. Все время, сколько я его знал, он стремился учиться.

Задачей фронта было очищение от врага Донбасса, промышленного района Запорожье — Днепропетровск и Мелитопольщины

Дела шли успешно, задача выполнялась без особого напряжения. Но к осени на фронте образовалась дуга в нашу сторону от Кировограда к Запорожью и Никополю. Противник прочно удерживал район Кривой Рог — Никополь.

А. М. Василевский переехал на Юго-Западный фронт к генералу Р. Я. Малиновскому в район Днепропетровска

Р. Я. Малиновский был авторитетным командующим. Он серьезен без черствости, властный, но сдержанный. Отличался умением анализировать. Он с непритворным достоинством всегда до последней возможности защищал своих подчиненных, не давая их незаслуженной обиде. Этим всегда вызывал во мне неизменное уважение.

Командующим воздушной армией на Юго-Западном фронте был генерал В. А. Судей, добросовестный волевой и требовательный командир Проведена была большая организационная работа по обеспечению зимнего наступления. [104]

На освобожденной от врага территории убедился, что на Украине было сильное партизанское движение. Слава и действия партизан никогда не померкнут.

Чтобы увидеть и оценить разрушения, причиненные гитлеровцами нашей стране, надо было посмотреть на освобожденные Донбасс и Запорожье. Все уничтожено, разрушено и исковеркано. Душа, находчивость и изобретательность миллионов людей, вложенные в созидание, творение гения и человеческого разума были превращены в руины. Эти картины сжимали сердце, порождая жгучую ненависть к врагу.

Во второй период войны (с 19 ноября 1942 года до конца 1943 года) наши доблестные войска при активном содействий авиации окружили и разгромили трехсоттысячную группировку немецко-фашистских войск под Сталинградом, нанесли тяжелое поражение врагу под Курском, а затем освободили Левобережную Украину. Советская авиация одержала победу в воздушных сражениях на Кубани.

Боевые действия авиации в период контрнаступления под Сталинградом впервые планировались в виде авиационного наступления, предусматривающего непрерывное воздействие на противника при подготовке и в процессе атаки, а также в период действий пехоты и танков в глубине обороны противника.

В период Сталинградской битвы наша авиация совершила около 36 тысяч самолето-вылетов, на врага было сброшено свыше 140 тысяч бомб, уничтожено 3000 самолетов; большой урон понесли его сухопутные войска.

Воздушное сражение над Кубанью весной 1943 года продолжалось более двух месяцев По числу воздушных боев и участвующих в них самолетов оно было одним из самых крупных и ожесточенных. Например, в один из дней апреля 1943 года нашей авиацией было проведено 1300 боевых самолето-вылетов и в 50 воздушных боях уничтожено 74 самолета противника. В упорной борьбе советские летчики завоевали господство в воздухе и активно наносили удары по живой силе и артиллерии противника. Они проявляли образны героизма и боевого мастерства. Здесь проявили себя выдающиеся мастера воздушного боя А. И. Покрышкин, братья Д. Б. и Б. Б. Глинка, Г. А. Речкалов и другие. Прославили себя боевыми подвигами и замечательные дочери советского народа — летчицы 46-го гвардейского ночного бомбардировочного полка под командованием Е. Д. Бершанской. Всего в воздушных сражениях над Кубанью враг потерял 1100 самолетов. [105]

Стремясь вернуть стратегическую инициативу, утраченную после тяжелых поражений в битве на Волге и зимой 1943 года, немецкое командование решило окружить и уничтожить наши войска на Курской дуге Для поддержки своих войск противник сосредоточил 2050 самолетов. Советское Верховное Главнокомандование своевременно раскрыло замыслы врага и приняло решение сначала измотать силы наступавшего противника активной обороной, а затем разгромить его, перейдя в контрнаступление.

Воздушные бои отличались большими масштабами и напряженностью. На направлениях главных ударов с обеих сторон действовало около 4000 самолетов. Нередко в бою участвовало одновременно до 100–150 самолетов. Советская авиация в оборонительной операции уничтожила 1500 самолетов противника и завоевала прочное господство в воздухе.

В контрнаступлении под Курском впервые в полном объеме было осуществлено авиационное наступление, что явилось дальнейшим шагом в развитии оперативного искусства ВВС. Непрерывным воздействием советская авиация наносила вражеским танкам и артиллерии большие потери, снижала их способность к сопротивлению, оказывая эффективную поддержку наступавшим советским войскам. С вводом в наступление танковых соединений главные силы авиации прикрывали их с воздуха и переключались на подавление средств противотанковой обороны, препятствовали подходу резервов.

Воздушными армиями в Курской битве командовали генералы В. А. Судец, С. А. Красовский и С И. Руденко.

В период с 5 июля по 23 августа 1943 года советские ВВС совершили около 120 тысяч самолето-вылетов и уничтожили более 3700 вражеских самолетов.

В ожесточенных боях советские летчики показали беспредельную любовь к Родине, проявили героизм и высокое боевое мастерство Особенно прославился старший лейтенант А. К. Горовец, сбивший в одном бою 9 самолетов противника. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Здесь открыл свой боевой счет И. Н. Кожедуб, трижды Герой Советского Союза. Отличились известные летчики В. И. Андрианов, А. Е. Боровых, И. А. Куличев, А. П. Маресьев, А. И. Петров, и И Пургин, М. П. Одинцов и другие.

На Орловском направлении достойно сражались против общего врага летчики французской эскадрильи «Нормандия». [106]

После случившегося в начале февраля 1944 года второго инфаркта, месяц пролежал в госпитале и столько же в санатории Архангельское близ Москвы.

В марте 1944 года была получена телеграмма о смерти мамы. Неизбежное свершилось. Бесконечное горе осталось. От глубины горя и потрясений не было слез, а как они тогда облегчили бы мои муки. Невыразимыми словами чувства любви и благоговения к этой доброй, отдавшей всю себя счастью своих детей, женщине-матери, не померкнут и не покинут меня. С потерей матери человек становится окончательно взрослым и самостоятельным, сознавая глубже свои родительские права. И все же незримо мать и ее власть существуют и пусть существуют как наследство — богатство мое.

В первых числах апреля 1944 года получил телеграмму от А. М. Василевского, в которой он приглашал, если я могу, лететь к нему для участия в проведении Крымской операции. Врачи не хотели отпускать, доказывая, что нельзя еще работать с таким состоянием здоровья. Я понимал, что лететь было нельзя, но надо. Через день был на подступах к Крыму в штаб-квартире Василевского.

Операция по освобождению Крыма в апреле — мае 1944 года получила известность как одна из успешных операций Великой Отечественной войны, проведенная сухопутными войсками в тесном взаимодействии с Военно-Морским Флотом и ВВС.

Много разрушений было по Южному берегу Крыма. Но больше всего постарадал Севастополь, от которого остались буквально одни развалины.

26 мая 1944 года, получив задание руководить авиацией 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, начал заниматься всесторонним обеспечением этих воздушных армий для предстоящей операции по освобождению Белоруссии и Прибалтики.

В конце месяца был уже с А. М. Василевским у И. Д. Черняховского. Никогда еще раньше не сосредотачивалось так много вооружения на фронтах и в армиях для операции. Это значило, что наша военная промышленность росла усиленно.

Цель Белорусской операции состояла в разгроме войск группы армий «Центр» и освобождении Белоруссии. Предусматривалось нанесение одновременных сходящихся ударов в общем направлении на Минск, окружение и разгром основных группировок противника. В предстоящей операции важная роль отводилась ВВС. [107]

Белорусская операция началась 23 июня 1944 года. Согласованные по месту и времени удары сухопутных войск и авиации завершились быстрым прорывом обороны и разгромом значительных сил противника. Советская Армия освободила Белоруссию, большую часть Литвы, часть Латвии и восточные районы Польши.

Неожиданно противник задержал нас в Прибалтике, точнее в северо-восточной части Латвии по линии Тукум – Лиепая. Все, что ни делали там наши войска, не приводило к успеху. Войска Советской Армии разгромили фашистов, заняли Берлин, а в углу Латвии немцы сидели и отбивали все наши атаки. Только в начале мая 1945 года немцы приняли предъявленный им ультиматум.

В середине августа 1944 года у Генерального штаба Советской Армии появились данные о сосредоточении большого количества танков противника перед 1-м Прибалтийским фронтом. Поэтому А. М. Василевский попросил у И. В. Сталина усиления.

В один из вечеров И. В. Сталин позвонил Василевскому при мне и сказал: «Никакого усиления я дать не могу. Есть более важные места.»

Тогда у нас, представителей Ставки, в штабах фронта и воздушных армиях началось небывалое напряжение в работе по организации противодействия готовящемуся удару немцев. Вскоре опасность для Шяуляя миновала.

Ко дню авиации 18 августа 1944 года я оказался в Москве. Указом Президиума Верховного Совета СССР Г. А. Ворожейкину, Н. С. Скрипко, С. А. Худякову, Ф. А. Астахову и мне было присвоено звание маршалов авиации. В этом мы видели высокую оценку партии и правительства роли авиации в ходе войны и нашей скромной работы. Мы готовы были приложить все свои усилия, опыт и знания для скорейшего разгрома врага.

В середине февраля 1945 года я был вызван с фронта в Москву для замещения А. А. Новикова, уезжающего на фронт для руководства боевой работой авиации 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Там было сосредоточено такое количество авиации, что целесообразно было ее использовать, объединив руководство.

Первое, чем мы занялись в штабе, — это создание крупного резерва авиации для решающих операций. Рабочая книга буквально пестрит записями о резервах. Чтобы создать резерв, надо вывести часть корпусов из боевых действий. Но командующие фронтами добровольно сделать это не соглашались. Приходилось доказывать им или обращаться к И. В. Сталину. [108]

Возник очень важный вопрос о недостатке снарядов к самолетным пушкам и патронов к крупнокалиберным пулеметам. В 1945 году расход их на самолето-вылет увеличился по сравнению со всеми годами войны неизмеримо. В правительстве согласились с нашими доводами и изыскали для производства снарядов и патронов необходимые заводские мощности, цветной металл, взрывчатку.

Можно судить о наших делах по такому показателю: одна только транспортная авиадивизия особого назначения, бывшая в подчинении штаба, за время войны произвела 139355 вылетов, перевезла 404362 человека, 34020390 кг груза, особых полетов (с перевозкой ответственных лиц) — 3412, слепых полетов (без видимости) — 6794 часа, 77 боевых вылетов в глубокий тыл немцев с налетом в 391 час. И это только цифры, голые цифры, а какие здесь были замечательные люди!

За отличное выполнение боевых заданий, героизм и отвагу около 200 тысяч авиаторов отмечены правительственными наградами, 2420 человек удостоены звания Героя Советского Союза, 65 человек — дважды Героя Советского Союза, а А. И. Покрышкин и И. Н. Кожедуб стали трижды Героями.

8 апреле 1945 года была создана комиссия по подготовке ВВС к переходу на мирное положение.

9 мая 1945 года советский народ праздновал День Победы. Люди в Москве, счастливые и восторженные, оживленные и ликующие, запрудили вес улицы. Сквозь веселье и бодрость у людей сквозила гордость за себя, близких, за партию, армию и народ. Это был самый светлый праздник из всех, виданных мною.

Самая сильная и совершенная военная фашистская армия была раздавлена, а ее генералы и фельдмаршалы разбиты и обесславлены. Чтобы хоть как-нибудь затушевать свой позор в прошлой войне, гитлеровские генералы, при поддержке своих американских хозяев, объясняют свои поражения стечением ряда несчастных обстоятельств.

Бисмарк говорил, что Небо не стояло прочнее на плечах Атласа, чем Пруссия на плечах генералов — это было верно только до войны с нами, в конце которой они (генералы) побежали и для облегчения скинули со своих плеч Пруссию, в чем мы им по мере сил помогали.

В день парада Победы 24 июня А. А. Новиков и Г. А. Ворожейкин были на аэродроме, а я — на Красной площади. [109]

В этот день последний раз видел И. В. Сталина и говорил с ним. Войдя в Мавзолей, где его ждали члены правительства и маршалы, он поздоровался со всеми за руку, что редко с ним бывало. Потом взошли на Мавзолей. Особенностью парада было то, что у Мавзолея В. И. Ленина войска бросали огромное количество трофейных знамен и штандартов немецких, итальянских частей и соединений. Это был особо торжественный момент.

Здесь уместно сказать о руководстве ВВС Советской Армии. Командующий ВВС А. А. Новиков — умный и рассудительный начальник. Все делал осмысленно и обдуманно. Очень предусмотрительный. Прежде чем решить какой-либо крупный вопрос, он посоветуется с подчиненными, отработает со смежными органами. Со всеми умел быть в хороших отношениях, не принося в жертву ни интересы ВВС, ни свой авторитет. Был ранее общевойсковым начальником, имел большой штабной опыт, что помогало ему в крупной по масштабу работе. Он умел подбирать себе людей и тактично руководить ими. Разногласия по практическим вопросам иногда были, но споры редко. Он всегда умел быть на месте — будь это на решающем фронте, перед начальством или перед подчиненными.

Знаю А. А. Новикова с 1932 года. В 1935 году он был начальником штаба Смоленской авиабригады, а я командиром эскадрильи и подчинялся ему. В 1936 году я был командиром этой бригады, а он командиром эскадрильи и подчинялся мне. С 1942 года я снова в подчинении у него и все всегда шло хорошо. Мы, будучи приятелями, никогда не опускались до фамильярности.

Г. А. Ворожейкин — здоровенный добряк. Истинно русский. Человек, полный доброжелательства. Носитель огромного опыта — в пехоте дослужился до командира дивизии, в авиации — до первого заместителя командующего ВВС. Всю войну пробыл на фронтах. Принципиальность его видна хотя бы из того, что он дал мне положительную характеристику в момент, когда я был снят с должности командующего ВВС Юго-Западного фронта. Будучи первым заместителем командующего ВВС, он разговаривал с А. А. Новиковым о моем назначении первым заместителем, мотивируя тем, что все средства управления, документы и сведения у меня (начальника штаба). На это не всякий человек способен.

Член Военного Совета Н. С. Шиманов — работник опытный, знающий, бодрый.

Зам. командующего ВВС А. В. Никитин — отличный организатор, человек правдивый, скромный и немногословный. [110]

Главный инженер ВВС А. К. Репин — сравнительно молодой, энергичный, способный. Одно время работал в Государственном Комитете Обороны страны, знал работу авиапромышленности. Все это делало его авторитетным, независимым, решительным.

Генерал Н. П. Селезнев — инженер солидный, знающий свое дело. Он работал в сложной обстановке, на перекрестке интересов Наркомата авиационной промышленности и ВВС. Справлялся со своим делом успешно.

Руководство Наркомата авиационной промышленности — А. И. Шахурин, П. В. Дементьев, А. С. Яковлев и П. А. Воронин — (было дружной группой, умеющей отстаивать интересы промышленности. А. А. Новиков умел сохранять с руководством НКАП хорошие отношения.