На Юго-Западном направлении
В ночь на воскресенье 22 июня 1941 года я решил поехать в город Луцк, где находился штаб истребительной дивизии. Мы с комиссаром дивизии М. М. Москалевым легли спать часов в 12 ночи. На сон грядущий взял почитать книжку «Человек-амфибия» и так увлекся, что не мог бросить ее, пока не закончил. В этот момент, то есть около 4-х часов утра, раздался телефонный звонок. Нас по тревоге вызывали в штаб дивизии, начальником которого был полковник А. Р. Перминов.
В это время раздались взрывы бомб, сброшенных немецкими бомбардировщиками на аэродром и город Луцк. Все полки дивизии донесли о бомбардировках их аэродромов. Из Киева сообщили, что по всей государственной границе отмечены перелеты немецкой авиации и происходит бомбардировка аэродромов, крупных и важных объектов. Так началась Великая Отечественная война — одна из величайших трагедий человечества, унесшая многие десятки миллионов человеческих жизней.
Часам к десяти утра оказалось, что материальная часть самолетов на аэродромах значительно пострадала. Воздушные бои велись с большими потерями. Город Луцк наполовину был разрушен, везде пылали пожары. [79]
Штаб дивизии находился в старом монастырском здании. При налетах немецкой авиации, видимо, знавшей размещение штаба и стремившейся уничтожить его, личный состав штаба укрывался в подвалах, за исключением дежурных связистов. Они ни разу не покинули своих мест, я тоже находился там и пытался связаться с Киевом, чтобы вызвать для себя самолет. Это удалось сделать только после больших усилий.
Все были заняты своими делами и выполняли их по мере сил, умения и самообладания. Я же, не вмешиваясь без нужды в действия командования дивизии, помогал в организации боевой работы.
Около 15 часов вылетел в Киев на прилетевшем за мною самолете СБ.
В Киеве я узнал, что мне поручено вступить в командование ВВС 6-й общевойсковой армии, действующей в районе Львова. Меня это обрадовало: вместо кабинетной работы в Москве буду на поле брани.
24 июня вместе с адъютантом Терехиным и шофером Паперным выехал во Львов к месту назначения в штаб армии. Шофер Паперный возил меня на машине «ЗИС-101» ровно год без какой-либо неисправности или вынужденной остановки в условиях иногда сложных, иногда опасных, в осеннюю грязь и зимнюю непогоду.
Адъютант, старший лейтенант Василий Терехин, был молодой, высокий, довольно стройный, румяный, с глазами, опушенными длинными ресницами. Он был достаточно рассеянным, чтобы забывать серьезные поручения, и столь же беззаботным, чтобы вызывать недовольство начальства. В общем, он был приятный адъютант, особенно нравилось мне его спокойствие. Чтобы закончить рассказ о нем, хочу привести для полноты картины один случай, имевший место несколько позже. Противник приближался к Полтаве. Штаб Юго-Западного направления в одну из ночей передислоцировался в Харьков. Чтобы не ехать ночью, мы с Терехиным и шофером остались ночевать. А наш штаб отправился ночью. Ввиду того, что противник был недалеко, шофер еще с вечера съездил в Полтаву и узнал дорогу по городу и выезд на Харьков.
Ложась спать, поручил Терехину разбудить меня на рассвете. Утром рано проснулся, как мне показалось, от близкой стрельбы. Терехин сладко и безмятежно спал рядом. Я его разбудил п спросил:
— Что это, стрельба, что ли? [80]
— Нет, это в штабе забивают ящики с делами, - сказал он. В ту же минуту вбежал шофер и с большим беспокойством сообщил, что немцы обстреливают, а наши войска уже все отошли, только отдельные связисты снимают провода. Мы, конечно, немедленно выехали и едва успели проскочить Полтаву.
— Да, дорогой Терехин, твоя услуга могла закончиться хуже, — упрекнул я его по дороге.
— Молодость виновата, но я исправлюсь, — улыбнулся он.
— В следующий раз я не разбужу тебя, уеду один и буду прав.
— Да, несомненно, — заявил он, сильно сомневаясь. Осенью я отпустил Тсрехина в часть, и он начал боевую работу.
В Тернополе формировался штаб ВВС 6-й армии и стояла на аэродроме подчинявшаяся мне авиадивизия под командованием, генерал-майора авиации В. И. Шевченко. Начальником штаба дивизии вскоре стал В. М. Лозовой-Шевченко. Этой небольшой силой мы помогали армии, как могли, но положение на фронте было очень тяжелым. Армия отходила под давлением превосходящих войск противника. Мы помогали ей очень мало по сравнению с тем, что ей было нужно, но очень много, учитывая наши возможности. Бомбардировщики вылетали по 4–5 раз в день, а истребители — по 9–12 раз.
Штаб был расположен рядом с костелом в большом белом здании, которое было заметно на многие километры. Противник бомбил его днем, а особенно ночью, но ни одного прямого попадания за все время не было.
Поскольку вся авиация нашей армии находилась на одном аэродромном узле Терпоноль, то я с утра выезжал туда и руководил боевой работой на месте. Немецкие летчики не особенно боялись нас и прилетали бомбить аэродром днем. Наши истребители И-16 не догоняли Ме-109 и были слабее их во всех отношениях. Но летчики наши дрались смело, шли на любой риск, вплоть до тарана. Особенно пользовались они атакой в лоб, которую противник никогда не принимал.
В один из первых дней июля штаб армии оставлял Тернополь. Направив штаб ВВС в Проскуров, куда должна была перебазироваться наша авиация, я выехал на аэродром Тернополь. Боевая работа велась с большим напряжением. Бомбардировщики били по наступающим войскам противника, а истребители прикрывали отходящие по шоссе на восток тылы, штабы и войска. [81]
На аэродроме были подготовлены к взрыву горючее и боеприпасы, которые не смогли вывезти. Мы с В. И. Шевченко и группой командиров были на командном пункте на западной окраине аэродрома. На юго-западной части его стояли зенитные орудия, прикрывающие аэродром.
В середине дня орудия сразу приняли горизонтальное положение и открыли ураганный огонь. Через несколько минут танки противника ворвались на аэродром и открыли стрельбу по самолетам. Я впервые увидел Терехина очень беспокойным и настаивающим на немедленном выезде. Он больше заботился, надо полагать, обо мне. «ЗИС» подошел к КП и стоял метрах в 50, а за ним машина Шевченко. Я дал команды «взлет» и «взрыв». Оглушительные взрывы зловеще дополнили поединок зениток и танков, рев моторов взлетающих самолетов и человеческую суету.
В Проскурове меня уже ждал вызов в Киев на работу в качестве заместителя командующего ВВС Юго-Западного фронта, которым к тому времени был генерал Ф. А. Астахов, впоследствии маршал авиации.
Первые недели войны по известным причинам, одной из которых явилось использование врагом огромного преимущества внезапности, были для Советского Союза тяжелыми. Наша авиация, дислоцированная в Белоруссии, на Украине и в Прибалтике, понесла значительные потери. Материальные ценности грузились для эвакуации, сотни тысяч голов скота гналось на восток. Население также устремилось на восток, чтобы уйти от врага и ужасов оккупации.
Судите сами, в руки каких извергов они попадали. В указаниях фашистского командования к своим головорезам было и такое: «Кружа над городами и полями противника, мы должны подавлять в себе всякие чувства. Мы должны сказать себе: эти люди нечеловеческие существа, ибо таковыми являются только немцы; для германского воздушного флота не существует ни так называемых военных объектов, ни душевных побуждений; вражеские страны нужно стереть с лица земли, всякое сопротивление нужно подавить».
Это сокрушающая и изнуряющая правда об ужасных картинах неизмеримых испытаний людей, поставленных под удар молота войны. Быть свидетелем таких потрясений — это невиданная нравственная пытка. Все это было выше моих представлений о несчастьях. Только советские люди могут перенести такие суровые испытания войны, проявить такую жизненную стойкость. [82]
Я нередко думаю, какие источники поддерживали тогда, когда нависла смертельная опасность. Вера и убежденность советского народа в свои силы. Эта вера и убежденность питались не в малой степени победами в революции, победами в 1918–1920 годах, когда положение страны было тоже тяжелым, а мы были значительно слабее, и успехами социалистического строительства. Наш народ, руководимый великой партией большевиков, в трудные дни был уверен в правоте своего дела.
Надо было, стиснув зубы, готовить возмездие врагу. Так делали все честные и преданные Родине люди.
В первой половине июля 1941 гола были созданы главные командования Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений. Главнокомандующим нашего Юго-Западного направления был прославленный полководец гражданской войны Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Приехав в Киев, он назначил меня на должность командующего ВВС Юго-Западного направления. Дислокация — Полтава, фронты — Юго-Западный и Южный.
Я усматривал свои главные функции в координации действий авиации фронтов и поэтому создал очень маленький штаб. По оперативной работе был назначен М. Д. Смирнов, ныне генерал-майор авиации, заместителем его был полковник И. З. Мельников, по разведке — И. И. Сидоров.
Но скоро обстановка убедила меня, что в ближайшее время маневрировать авиацией фронтов было невозможно. У фронтов было такое изобилие своих очень важных и неотложных задач для авиации, что взять что-либо для помощи другому фронту, попросту говоря, было невозможно.
Пришлось срочно изыскивать авиасосдинения в свое распоряжение, чтобы иметь возможность усиливать авиацию фронтов на угрожаемых направлениях и в наиболее ответственные или кризисные моменты сражений.
Такими соединениями оказались: бомбардировочный авпакорпус под командованием генерала В. Л. Судеца, с имевшейся при нем истребительной группой, прекрасный полк до 40 самолетов СБ, прибывший в Полтаву с Дальнего Востока, а также разведчики на Су-2 (не помню ни нумерацию, ни фамилий командиров).
Основную нагрузку в борьбе по задержанию противника нес авиакорпус В. А. Судеца. [83] Помню, как был прорван немцами фронт в направлении Днепропетровска. Все бомбардировщики и истребители, которые беспрерывно штурмовали наступающие войска противника, работали от рассвета до темноты.
Я требовал от командира корпуса изыскивать возможности увеличить напряжение боевой работы. Был предел и силам славных, самоотверженных героев группы Судеца, сделавших тогда все возможное и невозможное, чтобы остановить врага. Но задержать его продвижение не удалось. Вскоре Днепропетровск пал.
В конце лета после усиления и перегруппировки войска противника возобновили наступление на Киевском направлении. Здесь немцы окружили крупную группировку войск Юго-Западного фронта. Киев был оставлен 19 сентября.
Оправившись от внезапности наши войска начали действовать более четко, установилась связь между фронтами и участками. Но и в первые месяцы войны противник нес потери, изматывался, коммуникации его растягивались, силы постепенно ослаблялись от потерь, на захваченной территории началось партизанское движение. Техника уничтожалась, изнашивалась.
Сопротивление Красной Армии возрастало, силы ее на фронте росли по мере подхода свежих пополнений из глубины страны.
К концу лета продвижение фашистов задохнулось. Они начали чувствовать нашу силу и ее неиссякаемые источники.
В трудных условиях войны советские люди еще глубже проявляли любовь к своей Родине и Коммунистической партии.
В командование войсками Юго-Западного направления в середине сентября 1941 года вступил Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Он взял управление в свои твердые и умелые руки. Все оживились, преобразились и заработали с еще большим напряжением. Солдаты в него верили, зная по финской кампании, а командиры — и по гражданской войне. Для меня же, питающего к нему большие личные симпатии, наступили дни надежд, замыслов, жажды свершения их.
Противник, охватывая нашу Киевскую группировку, так близко подошел к Полтаве, что штаб Юго-Западного направления вынужден был эвакуироваться в Харьков. [84]
В Харькове мы подчинили себе штаб ВВС Харьковского военного округа и сформировали полнокровный штаб и управление, выполнявшие впоследствии функции штаба ВВС Юго-Западного фронта и Юго-Западного направления. Во главе штаба стал генерал А. А. Соковнин, знающий, энергичный, непоседливый начальник, полный сил, кипения и, я бы сказал, даже азарта в работе. Начальником оперативного отдела — полковник (впоследствии генерал) А. Р. Перминов — деятельный, добросовестный, инициативный. Начальником тыла — генерал В. П. Рябцев, толковый и умелый работник.
Осенью нам было приказано дислоцировать штаб Юго-Западного направления и Юго-Западного фронта и ВВС в Валуйки, а оборону организовать по линии Касторное — река Оскол — Красный Лиман и далее на юг.
Своевременно отправив штаб в Балтики, я оставался в Харькове до перестрелки, завязавшейся на Холодной горе между арьергардами наших войск и автоматчиками противника. Они шли следом за нашими войсками небольшими разрозненными группами. На аэродроме в Харькове меня ждал двухместный истребитель Як-7, пилотировал его летчик Чесноков (как будто не ошибаюсь). Погода к моменту вылета была сносной, мешали небольшие проходящие дожди. Через несколько минут после вылета мы прошли одну дождевую полосу, затем вторую, а потом врезались в сплошные дождевые облака, полностью потеряв видимость...
Этот полет в сложных условиях окончился в конце концов благополучно. Волновался и я, но больше всего пережил летчик.
В Валуйках обнаружилось, что расположение аэродромов в глубину идет на северо-восток и, за исключением нескольких, выходит за пределы северной границы фронта. А южные аэродромы входили в границы Южного фронта. Расположить ВВС Юго-Западного фронта удалось с трудом, никакого маневра аэродромами сделать было невозможно, а дальнейший отход грозил катастрофой.
Мы создали внештатную группу во главе с полковником В. Г. Рязановым (впоследствии генерал-лейтенантом, дважды Героем Советского Союза) по разведке грунтовых аэродромов. Она нашла большое количество лугов и пустырей, пригодных при незначительных доделках для аэродромов. Создание сети аэродромов в полосе Юго-Западного фронта потребовало очень больших усилий и уйму находчивости и предприимчивости. Рязанова после этого мы выдвинули командиром дивизии, с которой он очень хорошо справился. [85]
Осенью командованием Юго-Западного направления была проведена Ростовская, операция и одержана одна из первых побед войск Советской Армии над гитлеровцами.
Ростов был освобожден нашими войсками 29 ноября 1941 года. После серьезного поражения под Ростовом у фашистов появилась червоточина и горечь, а в войсках нашей армии — ростки уверенности в возможности бить врага.
В Ростовской операции значительная часть немецких войск вырвалась из окружения из-за нерешительных действий кавалерийского корпуса, который должен был закрыть противнику этот выход. Правда, строго судить кавалеристов нельзя, так как на открытой местности они могли оказаться беззащитными в случае сильных контратак мотомехвойск, особенно авиации противника.
Командование Юго-Западного направления в период боев под Ростовом перебросило с Юго-Западного фронта на Южный группу авиадивизий генералов В. И. Шевченко и Ю. А. Немцевича и координировало действия авиации Юго-Западного и Южного фронтов и ВВС 56-й армии.
Всю основную работу по руководству и организации деятельности ВВС, участвующих в операции, вел непосредственно генерал К. А. Вершинин, командовавший ВВС Южного фронта. Я видел разумность его распоряжений и не стеснял его инициативы; штаб его, возглавляемый генералом А. З. Устиновым, был также на должной высоте. Победа под Ростовом была нашим праздником — праздником необычайных первых радостей в войне{6}.
Еще до Ростовской операции у меня как командующего ВВС Юго-Западного направления было желание иметь в своих руках часть авиации, чтобы можно было помогать фронтам не только траекторией авиации соседнего фронта, по и самолетами, имеющимися в нашем распоряжении. Сейчас это стало совершенной необходимостью. При помощи маршала С. К. Тимошенко мы организовали «маневренную авиационную группу» четырехполкового состава.
Группа была вооружена новыми самолетами, подвижна и представляла собой довольно большую силу. Командовать ею назначили полковника В. Г. Рязанова, к тому времени уже успешно командовавшего дивизией.
В феврале, а может быть, в начале марта 1942 года С. К. Тимошенко, И. X. Баграмян и я ездили в Ставку для доклада о подготовке к предстоящей весенней Харьковской операции. [86] После доклада И. В. Сталин пригласил нас к себе на ужин, где присутствовали члены ГКО, зам. начальника Генштаба А. М. Василевский и ряд наркомов. После нескольких тостов И. В. Сталин вызвал А. Н. Поскребышева, и тот принес ему папку. И. В. Сталин стал читать:
— «Постановление Совета Народных Комиссаров... присвоить звание генерал-лейтенанта авиации Фалалееву Федору Яковлевичу», — закончив чтение, Сталин поздравил меня и предложил тост за мое здоровье, добавив что-то по-грузински.
Мне сказали, что это обязывает меня выпить по рюмке с каждым присутствующим и предоставляет право по своему усмотрению выбрать себе рюмку. Выбрал самую маленькую и выпил со всеми.
Поздравление И. В. Сталина с присвоением звания генерал-лейтенанта в такой обстановке, конечно, запомнилось навсегда.
Осенью 1941 года штабы Юго-Западного фронта и ВВС были переведены в Воронеж. Зимой 1941–1942 годов были осуществлены две операции. Первая из них — Елецкая — явилась частью Московской наступательной операции. Закончилась она разгромом группировки фашистских войск. Авиацией, выделенной для операции, непосредственно на поле боя руководил мой заместитель — полковник (ныне маршал авиации) Н. С. Скрипко.
В январе 1942 года проводилась Барвенково-Лозовская операция. Наши войска в результате наступления глубоко вклинились в расположение врага и захватили большой плацдарм в районе Изюм – Лозовая – Барвенково.
В войсках росла уверенность, что «непобедимые» гитлеровские войска можно бить. А что нужно бить, так это все знали.
В феврале из Новосибирска ко мне в Воронеж прилетела Вера Алексеевна с Клацетой. Весной уже в Валуйках Вера Алексеевна поступила на работу в штаб тыла ВВС, а Клацета добровольно вступила в армию и служила бойцом в батальоне связи. Вера Алексеевна, порядочная трусиха, вдруг совершенно преобразилась и вела себя удивительно выдержанно.
Клацета служила в действующей армии до осени 1943 года. Отходила в составе группы бойцов и командиров батальона от Валуйки до Сталинграда, подвергаясь неоднократным обстрелам, бомбежкам и угрозе быть отрезанной от своих войск при отходе. По ни недовольствия, ни жалобы ни разу не высказала. [87]
Валуйки, как железнодорожный узел и место дислокации штаба Юю-Западного фронта, привлекали внимание противника, который подвергал их бомбардировкам.
В мае 1942 года одновременно с боями в Крыму развернулись активные военные действия в районе Харькова. Первоначально удачно развившееся наступление на левом южном фланге было остановлено ударом противника с юга в тыл нашей наступающей группировке, которая была отрезана от наших войск, дралась с перевернутым фронтом и оказалась в тяжелом положении. На севере наступающие войска тоже были остановлены.
В результате наших неудач в районе Харькова обстановка на южном крыле советско-германского фронта изменилась в пользу противника. Срезав барвенковскии выступ, немецкие войска заняли выгодные позиции для дальнейшего наступления. Советское командование приняло решение о переходе к обороне, чтобы сорвать продвижение врага в восточном направлении.
Весной и летом 1942 года проходила реорганизация ВВС в воздушные армии и создание однотипных авиационных корпусов резерва Верховного Главнокомандования (РВГК).
Я же считал, что в бомбардировочной и штурмовой авиации авиакорпуса должны быть смешанными: две-три дивизии бомбардировщиков или штурмовиков и одна дивизия истребителей для прикрытия и взаимодействия. Истребительные же корпуса для борьбы с воздушным противником должны быть однотипными.
Полагая, что реорганизация эта происходит по решению командующего ВВС А. А. Новикова, я дал ему о своих соображениях телеграмму, попросив доложить ее И. В. Сталину, что он и сделал.
Оказывается, на сей счет уже было решение Государственного Комитета Обороны (ГКО). Командование посчитало, что я не прав, и мое предложение не было принято.
Вскоре после разгрома нашей группировки под Харьковом противник, считая нас на этом направлении ослабленными, начал сосредотачивать значительные силы мото-мехвойск для наступления. Для подавления этих сил у нас было мало бомбардировщиков и штурмовиков. Принимая во внимание отсутствие активности противника в воздухе, мы наметили использовать истребителей, вооруженных РС-82 (реактивными снарядами калибра 82 мм). [88]
Привлечение истребителей к борьбе с наземным противником, особенно с моторизованными войсками, могло, как уже показал опыт, дать ожидаемый эффект.
Как нарочно, в этот момент было получено решение ГКО за подписью Сталина о срочном снятии РС с истребителей. Решение правильное, ибо снятие РС облегчало вес самолета, увеличивало его скорость и маневренность. Я все же решил сохранить РС на истребителях до конца завязавшейся уже операции. Поскольку решение ГКО было совершенно определенным, я вынес этот вопрос на Военный Совет Юго-Западного направления.
Изложил мотивы и просил дать ответ. Но сразу было видно, что Военный Совет не примет такое решение.
Один из членов Военного Совета после довольно продолжительного молчания сказал, что уже есть решение ГКО, обсуждать которое нам не следует, и что товарищ Фалалеев, видимо, имеет основания для своего предложения. Поскольку он является командующим и специалистом в области авиации, пусть он берет ответственность за отсрочку выполнения решения ГКО на свои плечи, заключил он.
Я объявил, что беру на себя ответственность за последствия и оставлю РС на истребителях до конца операции. Придя в штаб, доложил об этом командующему ВВС А. А. Новикову.
Решение это — не бравада с моей стороны. Я был убежден, что оно было правильным, своевременным, полезным. Нельзя было исходить из формальных соображений, когда на карту ставилась судьба операции. А. А. Новиков доложил об этом решении И. В. Сталину. Не доложить о таком серьезном случае, он, конечно, не мог.
И. В. Сталин сказал Новикову:
— Что это за командующий ВВС Юго-Западного направления, который за декаду не выполнил два решения ГКО (первое об однотипных корпусах).
И приказал снять меня с должности.
Через несколько дней прилетел заместитель Главнокомандующего ВВС генерал-лейтенант (ныне маршал) авиации Г. А. Ворожейкин и привез нового командующего — генерала Т. Т. Хрюкина.
Я посетил С. К. Тимошенко для прощания. Расстались мы тепло, расцеловались по русскому обычаю. Обстоятельства сложились так, что с С. К. Тимошенко потом мы ни разу больше не встречались, если не считать одного рукопожатия в Ставке, где не удалось даже переброситься парой слов. Надо прямо сказать, что, хотя человек он очень
сложного характера, у меня не было ни одного начальника за всю службу в армии, которою бы я так же уважал п любил, как С. К. Тимошенко. [89]
Очень приятное воспоминание осталось у меня о начальнике штаба Юго-Западного направления И. X. Баграмяне, тогда молодом, энергичном и вдумчивом генерале с гибким деятельным умом.
22 июня я отбыл в Москву.
В первый период войны, продолжавшийся до середины ноября 1942 года, главной задачей советской авиации являлось всемерное содействие сухопутным войскам посредством нанесения ударов по танковым и механизированным колоннам противника. Одновременно авиация вела воздушную разведку, подвергала периодическим бомбовым ударам тыловые объекты противника, оказывала помощь партизанам. Важной задачей авиации являлась защита совместно с войсками Противовоздушной Обороны страны крупнейших городов нашей Родины от налетов вражеских бомбардировщиков.
За первый период войны советская авиация сбросила на войска и тыловые объекты противника более 6200 тысяч{7} бомб общим весом до 170 тыс. тонн. В воздушных боях и на аэродромах было уничтожено более 15700 вражеских самолетов.
В 1941–1942 годах советская авиационная промышленность достигла больших успехов и выпустила около 34-х тысяч самолетов против 21 тысячи боевых самолетов, произведенных промышленностью фашистской Германии и ее сателлитов.
Рост количества и улучшение боевых качеств самолетов, повышение мастерства, освоение опыта личным составом, совершенствование тактики и видоизменение боевых порядков позволили повысить непрерывность и эффективность воздействия всех родов авиации на войска противника. Авиация стала выполнять задачи не только днем, в простых метеоусловиях, но и ночью, и в сложных погодных условиях.
Одновременно совершенствовалась организационная структура Военно-Воздушных Сил. До мая 1942 года часть авиации фронтов входила в состав общевойсковых армий и не подчинялась командующему ВВС фронта. [90] Это приводило к распылению сил авиации и затрудняло ее массированное применение на важнейших направлениях. Организация воздушных армий в составе каждого фронта и последующее формирование резервных авиакорпусов позволили осуществлять маневрирование и централизованное управление авиацией в масштабе фронта, массирование ее усилий. Улучшилось и стало более целеустремленным взаимодействие авиации с сухопутными войсками.
За первый год войны советские летчики истребили большую часть наиболее опытных летчиков фашистской авиации.
В июле месяце я об этой докладывал командующему ВВС А. А. Новикову:
«Воздушные бои показывают, что противник бросает в бой слабо подготовленный летный состав.В числе сбитых и взятых в плен немецких летчиков имеются недоучки, совершившие после окончания школы по 1–2 боевых вылета... Можно сделать вывод, что нам противостоит численно превосходящий воздушный противник, но качественно значительно уступающий, потерявший уже значительною часть опытных летчиков Опираясь на количественное превосходство, противник стремится возместить утерянное качество своих летных кадров»{8}.