Эпилог

Парад, к сожалению, не состоялся. 19 августа 1945 года в то время, когда мы в Измайлове ждали команды на взлет, над Тушино разразилась гроза. Тысячи людей, собравшихся посмотреть на первый послевоенный воздушный парад, попали под сильный августовский ливень. А на другом конце Москвы, над Измайловым, небо было по-прежнему ясным, и мы все надеялись, что вот-вот будет дана команда. Мы продолжали надеяться и в следующие дни, полагая, что, может быть, парад знаменитых фронтовых машин все-таки состоится. Все эти дни у нас активно работали операторы, фотокорреспонденты, репортеры. Но время шло, и становилось ясно: парада не будет. Окончательную точку как бы поставили работники музея имени Фрунзе. В один из дней они осмотрели «лавочкин» Кожедуба и мой Як-3 и по акту приняли обе машины в музей как фронтовые реликвии. В течение тринадцати лет Як-3 экспонировался в музее имени Фрунзе, затем был передан в музей ОКБ Генерального конструктора А. С. Яковлева, где и поныне хранится в очень хорошем состоянии.

В конце сентября 1945 года мне удалось повидать Ф. П. Головатого. Наше знакомство, начавшееся в 1942 году, переросло в пожизненную дружбу. Мы продолжали интересоваться делами друг друга и в мирное время, и потому я хочу рассказать об этом подробнее.

В сентябре 1945 года Ферапонт Петрович прибыл в столицу по служебным делам. Он разыскал меня по телефону, и я тотчас же отправился к нему в гостиницу.

В годы войны мы виделись дважды — в сорок втором и в сорок четвертом году. Оба раза наша встреча происходила в Саратове, когда Ф. П. Головатый вручал мне свои самолеты. Но у меня было такое ощущение, что знакомы мы очень давно. [301]

И вот мы оба в Москве, война завершена, и, хотя после победы уже прошло несколько месяцев, все же наша встреча в Москве кажется таким же счастливым моментом, как исполнение заветного желания.

Мы обнялись, и я услышал его первые слова:

— Ну наконец-то! Встретились! Теперь война позади, и ты, Борис, вышел из нее живым...

Отвечая Ферапонту Петровичу на его вопросы, я как бы подвел итоги своей боевой работы. За годы войны я произвел 342 боевых вылета, из них свыше 100 на штурмовку, 102 — на воздушную разведку. В воздушных боях сбил лично и в группе 23 вражеских самолета.

— Добрый итог, Борис. Выйти из такой войны живым — нелегко... — Ферапонт Петрович говорил простые слова, но умел в них вкладывать многое. Мы осматривали Москву. В ту первую послевоенную осень Москва была словно преображенной: зеленой, умытой. Люди сменили темные одежды военного покроя на светлые костюмы. Женщины появлялись в красивых цветных платьях.

Мы неторопливо ехали по улицам. Где бы мы ни останавливались, сразу попадали в окружение прохожих. Нам выражали благодарность, не зная нас, но признавая за фронтовиков — видели ордена на моей гимнастерке. Одного этого было достаточно. Всюду улыбки, добрые пожелания.

Мы сфотографировались на Каменном мосту на фоне Кремля. Снимок получился удачным. То был счастливый день!

В дальнейшем Ферапонт Петрович Головатый был избран депутатом Верховного Совета СССР. В 1947 году за трудовые успехи и за высокий урожай зерна Ф. П. Головатому было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Я поздравил Ферапонта Петровича в письме с места службы. Он незамедлительно ответил и сообщил, что, находясь в Москве, был в музее имени Фрунзе и видел самолет Як-3, который он мне вручал в 1944 году с надписью «На окончательный разгром врага».

Весной 1951 года мы виделись с ним в последний раз. Он уже страдал от тяжкой болезни, но по-прежнему был тверд, полон планов и забот, а к своему недугу старался относиться с иронией. В тот раз он был на отдыхе в подмосковном санатории, но удовольствия от отдыха не получал — все торопился назад, в свой колхоз, к своим делам. Много рассказывал о том, что сделал в колхозе за послевоенные годы, строил планы — он, так мне показалось, уже [302] как будто смотрел на свою жизнь со стороны, оценивал, взвешивал, подводил итоги...

Летом того же года он скоропостижно скончался. Умер прямо у правления колхоза за разговором о текущих делах, об уборке хлеба.

Вскоре после завершения войны я был назначен на должность командира истребительного авиасоединения, впоследствии исполнял интернациональный долг, передавая летный и боевой опыт болгарским летчикам.

После окончания академии имени Ворошилова я командовал различными соединениями и авиацией округа, но был у меня, как я считаю, и совершенно особый период — очень для меня важный, нелегкий и интересный. Всю мою жизнь до того момента я занимался боевой и командной работой, и вдруг пришлось заняться педагогической деятельностью. Я имею в виду сейчас те послевоенные годы, когда мне довелось служить в должности начальника Качинского военного авиационного училища летчиков.

Авиаторы страны всегда гордились выдающимися авиационными военачальниками, бывшими выпускниками Качинской авиационной школы. Среди них были В. А. Судец, С. И. Руденко, К. А. Вершинин, Ф. Я. Фалалеев. Выпускниками школы были также прославленные асы Великой Отечественной войны Покрышкин, Амет-Хан Султан, Колдунов, Таран, Чупиков, Степаненко, Романенко, Трещев, Шинкаренко, Сидоров и многие, многие другие.

Выпускники училища всегда с благодарностью вспоминают преподавателей Прохоренко, Шавловского, Путилина, командиров Трунова, Редькина, Жиркова, Новикова, Иванова, политработников Пунтуса, Портянко, Арутюнова.

В 1952 году в училище было начато обучение курсантов на реактивных самолетах. Первые выпускники Качи, овладевшие самолетом МиГ-15, уходили в строевые части ВВС. В этот период мне как начальнику училища вместе с моими сослуживцами пришлось решать не только задачу создания новой методики обучения, но и одновременно в короткие сроки передислоцировать училище на новый необустроенный аэродромный узел в район Сталинграда. Ценой огромных усилий личного состава была заново оборудована учебная база. Вся эта работа проходила в нелегких условиях, когда восстанавливался разрушенный город, в условиях острой нехватки жилого и административного фонда. Неоценимую помощь в те трудные годы нам оказал Маршал Советского Союза А. М. Василевский, позаботившийся о выделении соответствующих ассигнований на строительство [303] училища. Постоянно помогали нам партийные и советские органы области и города. В сложных условиях освоения повой базы училище справилось с планом выпуска летчиков, заложило прочные основы обучения авиаторов на новой авиационной технике. Тысячи выпускников Качи из моих рук получили погоны и дипломы об окончании училища. Со многими я летал, давая разрешение на первые самостоятельные полеты, участвовал также в летно-методической подготовке летчиков-инструкторов.

Всегда я интересовался дальнейшей службой воспитанников Качинского училища. За долгую службу в Военно-воздушных силах у меня было немало встреч с летчиками-качинцами. Некоторые встречи были для меня неожиданны, поэтому запомнились они особенно хорошо. Памятной была встреча с бывшими качинцами — космонавтами Шаталовым, Быковским, Малышевым, Березовым.

Мы сохраняем преемственность поколений. Не все, конечно, остается в нашей памяти, а документы слишком бесстрастны и лаконичны. Но все, что возможно, все, что не забыто, должно быть известно молодым летчикам. Как завещание нашего поколения, которое прошло через тяжелые испытания Великой Отечественной войны.