Глава XV.

Сжимаем кольцо окружения

Последние дни ноября (24–30) бои велись с главной целью: с одной стороны, сжать кольцо окружения противника и ускорить разгром окруженных, с другой стороны, создать для обеспечения этой операции внешний устойчивый фронт.

Внешний фронт, созданный нашими войсками, вначале проходил на расстоянии 30 километров от кольца окружения. В некоторых местах он прерывался. Поэтому очень важно было как можно скорее затянуть эти разрывы.

На внутреннем фронте по сжатию кольца окружения должны были действовать войска Сталинградского и Донского фронтов. Последнему были переданы из состава Юго-Западного фронта 21-я армия, 4-й и 26-й танковые корпуса, вышедшие на внутренний фронт. На внешнем фронте действовали войска Юго-Западного фронта и 51-й армии нашего фронта. Перед ними стояла задача создать устойчивый внешний фронт.

К исходу 23 ноября войска трех фронтов занимали следующее положение. Сталинградский фронт, овладев Советским, отбросил врага на линию Ракотино, Мариновка. Армии Юго-Западного фронта и 65-я армия Донского фронта подошли к рубежу Калач, Назмищенскин, Мостовский, Большенабатовский, Голубая, Ближняя Перекопка. На сковывающем фланге Донского фронта и в полосе 62-й армии шли напряженные бои на прежних рубежах.

С утра 24 ноября ударные группировки Сталинградского фронта продолжали наступление, охватывая противника с юго-запада. Однако успех был уже менее значительным, [371] чем раньше; противник понял серьезность обстановки и начал предпринимать ожесточенные контратаки на фронте 57-й армии. В контратаку бросались группы по два — три пехотных полка, поддержанных 50–60 танками. Однако эти попытки успеха не имели. Напряженные бои разгорелись на рубеже рек Карповка, Червленная и у южной окраины поселка Купоросное.

Противник успел повернуть назад танковые дивизии, уже начавшие движение на север. Начни Сталинградский фронт наступление днем позже, он добился бы гораздо большего успеха. Тогда танковые соединения противника оказались бы вовлеченными в боевые действия на севере; вряд ли их можно было бы оторвать с направления Юго-Западного фронта, а если бы это немцам и удалось сделать, эти дивизии запоздали бы не менее чем на сутки. Это несомненно ускорило бы разгром всей сталинградской группировки врага.

62-я армия, также перешедшая 24 ноября в наступление, сумела до конца ноября отбить у врага ряд кварталов в северной части города.

Ожесточенные бои последнюю неделю (24–30) ноября шли и на фронте 64-й армии, которая за это время продвинулась своим левым флангом на 18 км, хотя перед ней была сильно укрепленная полоса обороны противника. Ударная группа армии левым флангом вышла в район Цыбенко и развернулась фронтом на север.

51-я армия, действовавшая на внешнем фронте, отодвинула его и продолжала вести бои на рубеже реки Аксай.

Одновременно на Донском фронте 21-я армия, взаимодействуя с частями Сталинградского фронта, овладела рубежом Платоновский, Илларионовский и начала бои по освобождению Сокаревки и Песковатки. 65-я армия продолжала выполнять задачу по окружению задонской группировки противника, а соседняя с ней (к востоку) 24-я армия направляла свой удар по противнику на участке Вертячий, Песковатка с тем, чтобы отрезать ему пути отхода из излучины Дона на юго-восток. Враг оказывал всем этим армиям ожесточенное сопротивление и вместе с тем отводил свои войска на левый берег Дона. 24-й армии не удалось захватить Вертячий и Песковатку, и в это время далее Нижне-Гниловского она не продвинулась. 65-я армия 27 ноября вышла на рубеж Лученский, [372] Нижне-Герасимов. К 30 ноября, однако, обе эти армии заняли Песковатку и Вертячий и достигли рубежа Мариновка, Дмитриевка.

66-я армия Донского фронта (командующий с 14 октября 1942 г. генерал-лейтенант А. С. Жадов) в силу успешных контрмероприятии противника оказалась в затруднительном положении. Враг, поспешно отошедший, сократил свой фронт и сумел организовать прочную оборону на новом участке. В результате этого 66-й армии удалось соединиться лишь с группой Горохова в районе Рынок; к основным силам 62-й армии, как это предполагалось, она в этот момент прорваться не смогла.

Несмотря на все нарастающее сопротивление противника, территория, занимавшаяся им, уменьшилась уже более чем вдвое и на 30 ноября составляла 1500 квадратных километров. Эта площадь простреливалась из дальнобойных полевых орудий в любом направлении.

На 2 декабря было назначено наступление двух фронтов (Сталинградского и Донского) с целью расчленения окруженных. Однако к этому времени не удалось подтянуть отставшую тяжелую артиллерию и тылы. Наступление было начато 4 декабря. Пять дней шли напряженные бои на участках обоих фронтов. Однако сколько-нибудь значительных результатов на этот раз достигнуто не было. Противник уже успел организовать оборону на новых выгодных рубежах и, частично используя наши обводы, сумел создать надежную систему огня; но самое главное — враг разгадал направление нашего главного удара. Для предотвращения его успеха немецко-фашистское командование перебросило с других направлений наиболее полнокровные и надежные соединения: 113-ю пехотную, 3-ю и 29-ю моторизованные дивизии со значительным количеством танков. Следует при этом иметь в виду, что большая часть нашей артиллерии так и не была подтянута к началу наступления. Солдаты же наши были сильно утомлены предшествующими десятидневными непрерывными боями. Очень важно также, что в момент окружения командование наступающих фронтов не знало действительного количества окруженных вражеских войск. В данных нашей разведки оно было сильно преуменьшено. Как стало известно позже, действительная численность немецко-фашистских войск составляла 330 тысяч человек, входивших в 22 дивизии и в [373] различные специальные части резерва главного командования.

Наше наступление было прервано. Стало ясно, что быстро решить задачу расчленения и уничтожения окруженных нельзя. Надо было усиливать наступающих свежими частями. Однако вскоре события развернулись так, что выполнение этой задачи пришлось передвинуть на более отдаленные сроки. Гитлеровская ставка предприняла попытки разорвать кольцо окружения извне.

В этот период у нас возникли большие затруднения в обеспечении войск боеприпасами, горючим и продовольствием: ледоход на Волге стал непреодолимым препятствием как для паромов, так и для катеров. Пришлось ввести строжайшую экономию во всех наших основных расходах.

Однако и у войск противника, окруженных под Сталинградом, положение со снабжением было не из легких: его запасы были ограниченны; примерно на третий или четвертый день после окружения началась доставка всех видов довольствия по воздуху. Первоначальные расчеты противника, видимо, строились на том, чтобы материалы, главным образом продовольствие, доставлять и днем и ночью. Ночью, как правило, грузы просто сбрасывались в определенных пунктах, а днем снабжение осуществлялось посредством посадочных десантов. В связи с дальними расстояниями и недостаточным оборудованием воздушной и наземной трасс грузы, которые сбрасывались окруженным, нередко попадали к нам, и вскоре противник ограничился лишь дневными операциями. Все полеты транспортных самолетов прикрывались истребителями, которые сопровождали их до зоны снижения на посадку. Трассы полетов проходили из Донбасса, Ростова и Сальска. Эти воздушные линии с юга и юго-запада тянулись через район Сталинградского фронта.

В первые дни этого способа снабжения, когда мы еще не имели опыта против подобного рода действий, довольно много самолетов противника безнаказанно проходило к окруженным. Наши истребители не успевали по времени, так как оповещение было построено на воздушном наблюдении и, пока сигналы поступали в соответствующие авиационные части, противник успевал подойти к цели и начать посадку. Это, конечно, не могло не беспокоить нас. Мы приняли решительные меры, направленные [374] к тому, чтобы усилить противовоздушную блокаду. Была установлена тесная взаимосвязь нашей истребительной авиации и зенитной артиллерии.

Не помню точно числа, но знаю, что в первых числах декабря мне позвонил по ВЧ Верховный Главнокомандующий и спросил: «Как вы организовали воздушную блокаду?» Я доложил. Внимательно выслушав мой доклад, И. В. Сталин сказал, что необходимо пересмотреть еще раз всю организацию воздушной блокады и принять меры к тому, чтобы ни один самолет противника не мог пролететь к окруженным.

После этого еще раз был всесторонне продуман вопрос усиления воздушной блокады и намечены следующие мероприятия:

а) на направлении Котельниково, Цимлянская послали несколько разведчиков-наблюдателей с радиостанциями, которым поставили задачу — как только они услышат гул моторов транспортных самолетов, немедленно давать условный сигнал;

б) для того, чтобы не опаздывала наша авиация, мы перебазировали 235-ю истребительную дивизию (командир дивизии подполковник И. Д. Подгорный) на полевые аэродромы и площадки в район южнее Сталинграда. Здесь же был размешен передовой командный пункт фронта. Авиаполки между собой, а также с командным пунктом фронта были связаны телефоном и радиосвязью;

в) усилили зенитную артиллерию на направлениях основных маршрутов движения самолетов противника.

Такая система организации воздушной блокады дала сразу же положительные результаты.

11 декабря. Пасмурный день (помню его, как будто это было вчера). Над землей густая облачность высотою 300–400 метров. Накануне, поздно вечером, мне доложили, что соответствующий приказ выполнен, истребительные полки 235-й дивизии посажены на полевые аэродромы и площадки, связь с ними установлена, наблюдатели с радиостанциями на месте. Около 10 часов утра наблюдатель передал, что за облаками слышен сильный гул самолетов. Самолеты противника идут на Сталинград. Сразу же была дана команда поднять в воздух все три авиаполка. Не успели наши самолеты собраться в зоне ожидания, как вдруг, не доходя 20–30 км до Гумрак — аэродрома посадки, воздушная колонна противника [375] начала пробивать облачность и, выйдя из нее, вся оказалась на виду. В колонне шли 16 самолетов Ю-52, которые прикрывались четырьмя истребителями. Наши истребительные полки, как только заметили колонну противника, пошли на перехват; сразу же завязался воздушный бой. Строй колонны противника нарушился. Один за другим сбитые самолеты Ю-52 падали на нашей территории. Со сбитых самолетов было взято в плен 16 летчиков. Я приказал доставить их на командный пункт фронта.

Об этом замечательном успехе воздушной блокады было немедленно доложено Верховному Главнокомандующему. Он поблагодарил нас и просил передать свою благодарность всем летчикам, участвовавшим в этом бою. В конце разговора приказал мне лично поговорить с пленными летчиками, предложить им вернуться к Паулюсу, изложить ему суть дела и передать, что командующий Сталинградским фронтом предлагает начать переговоры о сдаче в плен, так как с этого дня снабжение по воздуху будет полностью нарушено нами.

Как только привезли первую партию летчиков, я приказал накрыть стол и начал беседовать с ними. Были поставлены различные вопросы, летчики более или менее правдиво отвечали на них. В конце нашего разговора я сообщил пленным летчикам наши условия, сказав следующее:

«Мы переправим вас в «котел» к Паулюсу. По прибытии туда доложите, что все ваши самолеты сбиты, а вы сами попали в плен, где говорили с командующим Сталинградским фронтом Еременко, обещавшим всем находящимся в «котле» при условии капитуляции сохранение жизни». Летчики, выслушав это предложение, по-просили несколько минут, чтобы обдумать ответ. У них возникли бурные «прения». Часть высказалась за то, чтобы принять предложение, но большинство было другого мнения, а вскоре и остальные склонились на их сторону. В заключение один из пленных офицеров попросил разрешения задать вопрос. Я разрешил. Он сказал: «Господин генерал, как бы вы отнеслись к такому предложению, если бы к вам явился русский офицер из немецкого плена и предложил вам, чтобы ваши войска капитулировали. Что бы вы ему на это ответили?» Я ответил: «Отдал бы его под суд». — «А нас, господин, генерал, за [376] одно слово о капитуляции не под суд отдадут, а немедленно расстреляют. Поэтому, с вашего разрешения, мы не пойдем к Паулюсу, а останемся в плену, каким бы горьким для нас он ни был».

На этом наша беседа закончилась. Пленные летчики были отправлены в лагерь для военнопленных. О подробностях этой беседы я доложил в Ставку.

С этого дня мы систематически уничтожали почти все транспортные самолеты противника, которые посылались для доставки грузов окруженным. Наша воздушная блокада нанесла колоссальный ущерб врагу. Самолетами Сталинградского фронта было сбито более 400 транспортных самолетов противника.

Таким образом, под Сталинградом фашисты потеряли почти всю транспортную авиацию и все ее летные кадры.

Положение окруженных все более и более осложнялось. Всевозможными способами Гитлер пытался поддержать моральный дух своих солдат, попавших в «котел»; об этом, в частности, свидетельствовала перехваченная нами радиограмма из фашистской ставки; она требовала немедленно представить списки достойных награждения и повышения в звании. А тем временем суточный рацион гитлеровцев снижался и снижался. Сначала он составлял 300 граммов хлеба, а затем уменьшился до 100 граммов (другие продукты солдатам вообще не выдавались).

Нелегко было правителям фашистской Германии расстаться с мечтой о захвате юга нашей страны, и прежде всего Кавказа, а без удержания района Сталинграда этот план рушился. Овладение Кавказом не было пределом в тщеславных стремлениях Гитлера и германских монополистов. Юг нашей страны, по их оптимальным планам, должен был послужить военно-стратегическим трамплином для вторжения на Средний Восток, а затем и в Индию, с целью нанесения смертельного удара Великобритании со стороны ее глубоких колониальных тылов. В свою очередь, овладение громадными экономическими ресурсами этой части Азии должно было содействовать осуществлению всего комплекса бредовых планов германского национал-социализма о завоевании мирового господства.

Поражение же под Сталинградом было сокрушительным ударом по всем этим заманчивым проектам; оно [377] вместе с тем ставило под угрозу срыва и более ограниченные расчеты на скорую победу над нашей страной и делало самое возможность такой победы весьма проблематичной.

Гитлеровская армия вновь теряла стратегическую инициативу, причем в худших условиях по сравнению с зимой 1941/42 года. Важно, что на непосредственное проведение Сталинградской контрнаступательной операции были использованы сравнительно ограниченные силы, без создания общего превосходства над противником в районе, где она была осуществлена. В этом отношении правильный выбор участков прорыва обеспечил нам решающее превосходство за счет экономии сил на второстепенных направлениях (здесь мы придерживались суворовского завета «побеждать не числом, а уменьем»).

Попутно скажем здесь об одной «горе-теории», выдвинутой битыми гитлеровскими генералами и поддержанной их покровителями в США. Отрицать теперь то, что немецкие генералы биты, нельзя: ведь этому никто не поверит. И вот они утверждают, что они, видите ли, биты лишь потому, что у русских было превосходство в силах, выворачивают знаменитый суворовский афоризм наизнанку и кричат, что их били-де не уменьем, а числом. Напрасные потуги, господа! Если кто воевал числом, и не только, конечно, числом обманутых геббельсовским враньем солдат, но также числом танков, самолетов, пушек и концлагерей, — то это ведь сами гитлеровцы. Стоило лишь незначительно упасть их превосходству в технике, как хваленые гитлеровские «стратеги» начали топтаться на месте, либо отступать.

Прорыв вражеской обороны производился там, где она была наиболее слабой, где ее занимали части, не отличавшиеся особой стойкостью, где у противника не было достаточных резервов. Очень важное значение имело также и то, что прорыв осуществлялся тремя фронтами, каждым в нескольких направлениях (всего в семи направлениях). Это, естественно, не позволяло врагу производить сколько-нибудь широкое маневрирование, так как сами резервы оказывались изолированными друг от друга, а подчас и рассеченными. Была отчасти нарушена система управления войсками у врага.

Практически прорыв подготовленной обороны противника осуществлялся массированными ударами поддержанных [378] артиллерией и танками стрелковых соединений, составлявших первый эшелон наступавших ударных групп; развитие же тактического прорыва в оперативный, завершение окружения и образование внутреннего фронта окружения возлагалось на танковые и механизированные соединения, действовавшие во втором оперативном эшелоне армий. Такое построение ударных групп на главном направлении наступления, правильно учитывавшее боевые свойства тех и других соединений, как известно, имело применение и в последующих операциях Великой Отечественной войны.

Высокий темп прорыва обороны противника, положенный в основу замысла Сталинградской наступательной операции, обеспечил не только разгром оборонявшихся на флангах войск противника до подхода резервов, но и окружение крупной группировки противника.

Темп нашего продвижения по двум фронтам (Сталинградскому и Юго-Западному) в среднем в сутки составил 30–35 километров. Подвижные соединения Сталинградского фронта, в частности 4-й механизированный корпус, за два дня с боями прошли более 100 километров.

Решающим в успехе контрнаступления была работа Коммунистической партии в массах. Эта работа обеспечила могучий политический подъем в войсках, высокий наступательный порыв советских воинов — участников незабываемых событий. Последние приготовления к контрнаступлению совпали с празднованием годовщины Октября, когда исполнилось четверть века пролетарской революции в нашей стране. Тысячи политработников неутомимо работали в войсках. Помню, с начала ноября и вплоть до наступления Никита Сергеевич перестал бывать на командном пункте: он все время проводил в соединениях и частях. Усилия воинов направлялись на выполнение задач контрнаступления. Надо было проверить расстановку коммунистов и комсомольцев, на наиболее ответственные участки поставить проверенных в деле, стойких товарищей. В частях проводились митинги, с каждым солдатом в отдельности командиры и политработники вели беседы, чтобы подготовить бойцов к выполнению предстоящей задачи.

Характерной особенностью работы Никиты Сергеевича всегда была забота о людях, живая связь с ними. Он всюду признавал решающую роль за простым человеком, [379] как за частицей народа, творящего историю. Стоит поучиться у него тому уважению, с которым он относился к любому солдату и командиру. Он быстро раскрывал характер человека, находил его главные достоинства. И люди открывали ему всю душу, все свои сокровенные думы.

Первые дни нашего контрнаступления. Погода стояла морозная, температура ниже минус 10 градусов, первый еще неглубокий снег покрыл поля. Никита Сергеевич тогда постоянно находился в войсках. Припоминаю, как он прибыл в район 15-й гвардейской стрелковой дивизии. Наступление к ночи здесь несколько затихло. Один из полков дивизии сосредоточился в районе маленького хуторка с тем, чтобы привести себя в порядок и поужинать. Несколько полуразрушенных домов хуторка, конечно, не могли вместить всех. Вокруг домиков появились костры, где грелись и сушили обувь солдаты, как обычно делясь своими впечатлениями от минувшего дня тяжелых боев и маршей.

К одной из таких групп подошел Никита Сергеевич. Слушая разговор солдат, он понял, что хорошее боевое настроение их несколько нарушено. Вступив в беседу, он узнал, что полк сегодня получил только завтрак, а ужина не предвидится, сухой паек кончился. Видно, отстали тылы.

— Постараюсь помочь вам в этом деле, товарищи, — сказал Никита Сергеевич и сейчас же отправился искать дивизионное начальство. Ночью, в ходе ведущегося наступления, это дело, как известно, нелегкое, тем не менее Никита Сергеевич не уехал из этого района, пока не нашел командира дивизии и не убедился, что продовольствие будет еще до утра доставлено в полк.

Ко времени сталинградского наступления был обнародован Указ Президиума Верховного Совета СССР, предоставлявший право командующим фронтами, армиями, командирам корпусов, дивизий, бригад и полков награждать орденами и медалями отличившихся воинов. Это право было широко использовано всеми фронтами, в частности Сталинградским фронтом. В первые же дни наступления командующий фронтом вручил на поле боя несколько сотен орденов и медалей: героизм в те дни был поистине массовым.

Широко была развернута информация о подвигах награжденных. [380] Велась и устная, и печатная пропаганда. Практиковались благодарственные письма и так называемые «бюллетени передовой линии», сообщавшие о боевом опыте как целых подразделений, так и отдельных воинов.

Важное значение имело обнародование 22 декабря 1942 года решения правительства об учреждении медалей за оборону Ленинграда, Севастополя, Одессы и Сталинграда. «Правда» тогда писала: «Медаль на груди защитников этих городов будет памятью о героических днях, когда, затаив дыхание, вся страна следила за мужественной борьбой, когда весь мир выражал свое изумление и восхищение перед стойкостью, бесстрашием советских воинов, перед их беззаветной преданностью Родине.

Да будет вечная слава героям Ленинграда, Одессы, Севастополя, Сталинграда!»

«Правда» подчеркивала: «Успех наступления Красной Армии обусловлен выдающейся стойкостью защитников Сталинграда и непоколебимым мужеством и отвагой, которую не могло сломить ни численное превосходство врага, ни его техника, ни бешенство его самолетов, тучей носившихся над Сталинградом».

А какое огромное воспитательное значение в создании высокого наступательного порыва сыграла переписка между тылом и фронтом! Уже в один из первых дней наступления в адрес фронта поступило более 160 тысяч писем, а фронт отправил более 40 тысяч. Труженики тыла и труженики фронта (полагаю, что советские солдаты вполне заслужили это название) обменивались радостями своих побед, своими надеждами и взаимными пожеланиями успеха. Письма на фронт приходили не только от родных и близких (их в эти дни было особенно много), но и от незнакомых людей, а также от коллективов предприятий, правлений колхозов, деятелей науки и искусства.

Трудящиеся поселка Каменское Архангельской области писали:

«Сообщение о ваших героических подвигах в районе Сталинграда наполнило наши сердца радостью и гордостью за свою любимую Красную Армию. Мы готовы перенести любые трудности, лишь бы дать вам все необходимое для победы».

По поручению рабочих и служащих Башкирской нефтеразведки [381] товарищи Лесников, Куликов, Челогаев писали: «Своими успехами на фронте вы, защитники Сталинграда, вселяете в нас новый прилив трудового энтузиазма. Обещаем вам работать еще лучше!»

Горняки шахты имени Кирова Черемховского бассейна заверяли: «Обязуемся ежедневно дополнительно давать на-гора 350 тонн угля. От всего сердца желаем вам, горячо любимые сталинградцы, боевых успехов».

Сталинградцам писал секретарь Хабаровского крайкома партии Борков:

«Большевистскими делами, героическим трудом перекликаются трудящиеся нашего края с героями великой Сталинградской эпопеи.

Мы с вами, дорогие товарищи! Еще крепче удар по озверелым ордам немецко-фашистских захватчиков. Очистим нашу священную советскую землю от гитлеровской нечисти».

Поэт Максим Рыльский в письме, озаглавленном «Слава вам и земной поклон!», писал сталинградцам: «Я — литератор, человек, главное оружие которого — перо. В эти дни хочется, чтобы перо превратилось в огненный меч, рассекающий фашистскую тьму, чтобы слово поэта было делом бойца. И я знаю, что мои собратья в эти дни славного наступления Красной Армии... утроят, удесятерят свои силы... Все для победы! — таков лозунг трудящихся Советского Союза, таков лозунг советских писателей».

Трудящиеся Грузии прислали письмо, подписанное академиками Н. Мусхелишвили, Кецховели, писателями Дадиани, Абашидзе и многими другими. Они писали: «Доблестные герои Сталинграда! С вами весь советский народ. Беспощадно громите, отбрасывайте и уничтожайте вражеские орды! Идите вперед!»

Девушки Московской обувной фабрики «Парижская Коммуна» сообщали, что назвали свою комсомольско-молодежную бригаду именем защитников Сталинграда и что эта бригада с честью оправдывает свое название, давая ежедневно сверх плана 60 пар армейской обуви. Свое письмо девушки заканчивали так:

«Наша самая горячая и задушевная мечта — после разгрома немецких захватчиков обнять вас и крепко, по-дружески, пожать ваши руки». [382]

Сталинградцам писал и президент Академии наук СССР Комаров:

«Дорогие сыны наши! Всему миру показали вы умение сокрушать гитлеровские орды... Судьба Отечества, его честь и независимость в ваших руках!»

Разведчик товарищ Злобин получил письмо в стихах от своей дочки-школьницы Нины, напечатанное потом во фронтовой газете. Бесхитростные, искренние детские стихи заканчивались такой строфой:

Письмо всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина «Богатырям Сталинграда» было одним из наиболее впечатляющих в этом потоке писем к воинам-сталинградцам.

М. И. Калинин писал: «За операциями сталинградцев следит весь мир. Ваши успехи высоко подняли мнение всех мировых военных авторитетов о боеспособности Красной Армии, мужестве ее бойцов и искусстве командиров.

Но самое главное — это то, что наше наступление на Сталинградском фронте принесло величайшую радость народам Советского Союза. Каждое сообщение о победах на фронте с чувством огромного воодушевления переживается всеми нашими людьми от мала до велика. В порыве глубокой признательности они несут вам восторженные пожелания еще больших успехов в нанесении немецко-фашистским войскам новых сокрушительных ударов».

В ответных письмах, полных боевого энтузиазма, сталинградцы заверяли своих близких, своих сограждан, что они с честью выполнят свой высокий долг перед Родиной и народом.

Вот отрывок из письма одного из фронтовиков — бывшего сталинградского грузчика Медведева своей жене:

«Дорогая жена, милые детки Саша, Валя и Алька!

В первых строках моего письма радуюсь я, что вы живы и здоровы, как передал мне Ваня Петров, который служит теперь в нашем полку и который видел, как вы... уходили в колхоз «Красный Заволжец». Трудно описать, как началось наше горе, как загорелся наш причал, и [383] как сквозь дым увидел я, что над Красной Слободой кружат стервятники. Прибежал я с переправы, а двор наш пустой... на глухой стене, что на Волгу выходит, я прочитал то, что ты написала там углем: «Прощай, Николай. Ухожу с детьми, куда — не знаю...» Прочитал я эти слова, посмотрел, как горит наш Сталинград, и, прости, родимая, не тебя разыскивать пошел, а командира ополчения... С тех пор и началась моя боевая жизнь...»

Николай Медведев писал далее о том, что он стал сапером, что вернется к своему домику, как только враг будет окончательно разбит.

Солдат Абдурахман Саматбатиев писал своей жене (Алма-Атинская область, Панфиловский район, колхоз «Ават»):

«Дорогие мои, жена Хасият и сын Абайдалла! Шлю вам письмо с фронта. Мы наступаем. Горжусь тем, что иду в бой среди героических защитников Сталинграда. Мы идем вперед, мы гоним врага. Рядом со мной сражаются мои друзья: русский автоматчик Михаил Давыдов, казах стрелок Джафсарбай Шабинеров, латыш артиллерист Андрей Клава, киргиз пулеметчик Атаканов... Каждый вечер мы подсчитываем, сколько километров прошли за день... Каждый шаг, сделанный нами вперед, приближает день освобождения...

Дорогая Хасият, в последнем своем письме ты пишешь, что стала стахановкой. Очень хорошо. Надо, чтобы все в колхозе работали отлично, об этом просят написать мои друзья. Береги сына, Хасият, он будет жить в счастливое время после победы над врагом».

Сообщив семье самое важное о себе, поделившись с близкими своими успехами и фронтовыми радостями, воин с легким сердцем шел в бой.

Велики были чувства братской дружбы между воинами различных национальностей. Среди войск фронта были представители всех народов нашей необъятной страны. И воины всех национальностей показали себя здесь истинными патриотами своего социалистического Отечества. Так, в числе награжденных орденом Красного Знамени приказом № 60/Н командующего войсками фронта были: русский сержант Семен Филиппович Сазонов, украинец майор Григорий Петрович Савчук, грузин военный инженер 3 ранга Андрей Георгиевич Азадзамия. [384]

В составе фронта сражались знаменитые Богунский и Тарашанский полки, созданные легендарным Щорсом. У стен Сталинграда эти полки преумножили свою былую славу. Подвиги богунцев и таращанцев вдохновляли на борьбу с врагами как воинов-украинцев, так и всех воинов фронта.

Украинский поэт Микола Бажан, обращаясь в своем призыве «К сынам Украины, сражающимся за Сталинград», писал:

«Весь мир слышит гром советских орудий под Сталинградом. Весь мир видит блеск советских штыков в заснеженных степях Волги и Дона. Грохот и пламя величественной битвы встают над землей, оповещая все человечество, что близится час гибели его злейшего врага — гитлеризма.

Слышит этот грохот, видит это пламя и наша мать Украина, замученная немецкими палачами. Через линии фронтов... доходит до ваших отцов, жен, братьев и сестер радостная весть о подвигах красных воинов под Сталинградом...

Загораются вновь потускневшие от слез глаза ваших седых матерей, и руки ваших угнетенных братьев берутся за оружие и вырастают отряды орлов Украины — отважных партизан... В жестоком бою на берегах Волги куется освобождение Украины».

Свидетельством самой тесной связи воинов-сталинградцев со своей родной Коммунистической партией, доказательством сыновней любви к ней было стремление солдат и офицеров перед решающими боями стать коммунистами, о чем я уже говорил в разделе, посвященном оборонительному периоду. Теперь в дни наступления новые тысячи воинов потянулись к партии: они хотели победить или умереть, став членами великого содружества единомышленников-коммунистов, созданного и выпестованного бессмертным Лениным.

В первые дни наступления в одном из полков фронта было подано 200 заявлений с просьбой о приеме в партию. Их подали лучшие воины части. Среди них участник обороны Царицына сержант Поваляев, разведчик Багиров, командир взвода лейтенант Щербань, наводчик Корбанов, солдат Токарюк. Всё это воины, которые уже не однажды показали в боях свою доблесть и отвагу. [385]

Партийные комиссии решали вопрос о приеме в партию тут же в блиндажах, в окопах стрелковых частей, на огневых позициях артиллерии. Заявления воинов с просьбой о приеме их в ряды Коммунистической партии, как правило, рассматривались немедленно.

Новые члены партии шли в бой, на штурм вражеских укреплений с партийными билетами, стремясь новым подвигом доказать, что они достойны высокого звания коммуниста.

Кандидат партии сержант товарищ Васильев, храбро сражавшийся в дни обороны Сталинграда, был награжден двумя орденами. В наступательных боях он также дрался доблестно. В ходе одного из боев товарищ Васильев обеспечил успех своего подразделения при отражении, вражеской контратаки. Он был принят в члены партии.

Снайпер Георгий Красицкий (за 18 дней боев истребивший более полусотни гитлеровцев), принятый кандидатом в члены партии, на следующий же день после приема совершил подвиг. Поздно вечером он подполз к вражескому блиндажу и залег около него. Вокруг блиндажа шагали часовые, их было двое. Меткими выстрелами из винтовки снайпер снял охрану и тут же бросился в блиндаж. У выхода он прикладом сразил гитлеровского офицера. Больше в блиндаже никого не оказалось. Забрав документы, воин вернулся в свое подразделение. Захваченные документы дали нам много ценных сведений.

Так отвечали воины-сталинградцы на доверие, оказанное им Коммунистической партией, принявшей их в свои ряды.

Подвиги молодых коммунистов вдохновляли на самоотверженную борьбу тысячи новых патриотов. Боевые дела наиболее отличившихся воинов быстро делались достоянием всего личного состава той или иной части и соединения. В свою очередь отличные действия тех или иных частей и соединений становились достоянием всего личного состава фронта. Так, к исходу одного из первых дней наступательных боев весь фронт знал о боевых делах одного из полков, уничтожившего за день 18 блиндажей и дзотов, 9 противотанковых орудий, 42 пулемета, 300 солдат и офицеров и захватившего около тысячи пленных. Вечером того же дня воины полка узнали, что [386] их смелые, инициативные и умелые однополчане — 242 человека — награждены орденами и медалями.

Нет возможности перечислить, хотя бы бегло, все то, что было сделано сталинградскими коммунистами для надежного обеспечения успеха нашего наступления.

Необходимо тщательно изучить и обобщить методы и формы политической работы в войсках, которые были применены в условиях сталинградского наступления. Необходимо, чтобы этот ценнейший опыт был использован не только как историко-познавательный материал. Он во многом пригодится и для практической работы в войсках. Беда в том, что об этом опыте пока что ничего не написано. А жаль. Бывшие работники политуправления Сталинградского фронта (начальник товарищ П. И. Доронин и другие) могли бы в этом отношении многое сделать. Дела партийных организаций и политорганов Сталинградского фронта заслуживают того, чтобы советский народ, его армия знали о них. [387]