Оборона Сталинграда
Назначение
Звонок «кремлевки»{7} раздался в начале 12-го ночи, когда я уже почти перестал его ожидать. Волнение, обуревавшее меня весь день, вспыхнуло с новой силой. Сдерживая его, я отвечал спокойно.
Из приемной Наркома Обороны сообщили, что мой рапорт рассмотрен. Мне надлежало немедленно прибыть в Кремль.
Повешена телефонная трубка. В голове с кинематографической быстротой и четкостью промелькнули все детали ушедшего дня.
Это было 1 августа 1942 года. Рано утром произошла не совсем приятная беседа с лечащим врачом — профессором, хирургом товарищем Коганом. Как только профессор вошел в палату, я сказал ему, что чувствую себя совершенно здоровым и поэтому решил подать рапорт Верховному Главнокомандующему с просьбой направить меня в действующую армию. Профессор чуть вспылил, заявив, что не больным, а врачам положено решать вопрос о выписке из госпиталя. «Оставьте эту мысль по меньшей мере на месяц — полтора», — заключил он тоном, не терпящим возражений.
Улыбаясь, я возразил, что у медиков есть один большой недостаток: они могут установить болезнь, довольно успешно лечить больного, но, к сожалению, они почти никогда не могут точно установить момент выздоровления. Шутка несколько смягчила доктора. [32]
— Что же, — проговорил он, — сейчас мы практически проверим ваше состояние; кладите палку и пройдитесь по палате.
Напрягаю все силы, чтобы твердо ступать на раненую ногу. Первые пять — шесть шагов сделаны удачно. Но дальше пришлось захромать, на лбу выступил холодный пот, нога заныла. Хотя к этому времени кости уже и срослись, но рана окончательно еще не закрылась и дала себя знать. Прошло еще только десять дней, как я отказался от костылей и стал ходить с тростью.
— Довольно, довольно! — воскликнул Коган, как будто заранее ожидавший этого момента. — Теперь ясно, многоуважаемый генерал-полковник, кто ошибается в моменте выздоровления. Еще основательно придется лечиться.
Пришлось выложить все начистоту и сказать, что рапорт уже отправлен.
— Тем хуже для вас, — невозмутимо продолжал доктор, — все равно без справки лечащего врача ваш рапорт не будет рассматриваться.
Поскольку разговор принимал нежелательный оборот, обращаюсь к чувствам врача. Поблагодарив доктора за заботу о моем здоровье, я просил его понять, что нельзя мне сейчас, в тяжелейший период войны, сидеть сложа руки, что хромота не помешает мне руководить боевыми действиями на фронте, ведь я не просто солдат. В заключение спокойно спросил:
— Скажите, профессор, положа руку на сердце, смогли бы вы, страдая болезнью, подобной моей в ее теперешней стадии, спокойно отсиживаться, зная, что сотни людей, изнемогая от ран, ждут вашей помощи, именно вашей, профессор?
Врач задумался. Видимо, лед тронулся. После продолжительной паузы уже совсем мирным тоном, не отвечая прямо на вопрос, он сказал:
— Что же, если вы дадите мне честное слово, что будете строжайше соблюдать режим, который я предпишу, то не стану возражать против вашей выписки.
Я пообещал доктору свято соблюдать все его советы. Решение о выписке из госпиталя было принято. Коган ушел.
Целый день я тренировался в ходьбе без трости и достиг немалого успеха. При медленном, расчетливом [33] движении хромота становилась почти незаметной. Во всяком случае, думал я, во время приема в Кремле сумею держаться хорошо.
Приемная Верховного Главнокомандующего.. О моем приезде было доложено немедленно. Оставив свою подпорку-палку в приемной, я осторожно, но бодро вошел в кабинет председателя Государственного Комитета Обороны (ГОКО). Большая, несколько продолговатая комната. Мягкий матовый свет. Иосиф Виссарионович, стоя за своим рабочим столом, только что закончил разговор по телефону. В кабинете находились и несколько членов ГОКО.
Выслушав доклад о прибытии, И. В. Сталин подошел ко мне, поздоровался и, пристально посмотрев мне в лицо, спросил:
— Значит, считаете, что поправились?
— Так точно, подлечился, — ответил я.
Кто-то из присутствовавших заметил: «Видимо, рана еще беспокоит, ходит-то товарищ прихрамывая».
— Прошу не беспокоиться, у меня все в порядке, кости срослись отлично, — несколько поспешно, но уверенно возразил я.
— Что же, — снова заговорил И. В. Сталин, — будем считать товарища Еременко возвратившимся в строй. Вы очень нужны сейчас нам. Перейдем к делу, — обращаясь прямо ко мне, закончил он.
Как будто тяжелый груз упал с моих плеч; мучавшие меня сомнения о возможном демарше доктора рассеялись.
Мой рапорт пришелся кстати. В ГОКО решался вопрос об оргмероприятиях, которые необходимо было срочно осуществить, чтобы выправить положение на сталинградском направлении. Обсуждались возможные кандидатуры на должность командующего новым фронтом.
Заключая обсуждение, И. В. Сталин обратился ко мне:
— Под Сталинградом сейчас так сложились обстоятельства, что нельзя обойтись без срочных мер по укреплению этого важнейшего участка фронта, без мер, рассчитанных на улучшение управления войсками. Сталинградский фронт, образованный недавно, решено разделить на два. Возглавить один из них Государственный Комитет Обороны намерен поручить вам. [34]
Пристально взглянув на меня, Иосиф Виссарионович спросил:
— Как вы на это смотрите?
— Готов нести службу там, куда сочтете необходимым послать, — ответил я.
Мне было приказано, не теряя времени, поехать в Генеральный штаб, ознакомиться там с обстановкой на Сталинградском фронте, с указаниями, которые даны Государственным Комитетом Обороны Генеральному штабу по оперативным и организационным вопросам, и вечером вместе с товарищем Василевским снова прибыть в Государственный Комитет Обороны, где и будет принято окончательное решение.
— Рассчитывайте свою работу так, чтобы послезавтра вылететь в Сталинград, — заключил Иосиф Виссарионович, подавая мне руку. Прощаясь, я как-то невольно задержал свой взгляд на Ленине, портрет которого висел здесь над рабочим столом; живые прищуренные глаза Ильича смотрели подбадривающе.
Около четырех часов утра я вернулся в госпиталь, располагавшийся в здании сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Прилег, но заснуть не мог, да и не пытался. В голове уже созрел подробный план работы в Генеральном штабе. Дополнительно к указанному включил в него вопрос об ознакомлении с кадрами начальствующего и командного состава, предназначенными для вновь создаваемого фронта.
В 8 часов уехал в Генеральный штаб и работал там весь день. Уяснив себе обстановку под Сталинградом весьма схематично, насколько это возможно по оперативным документам, я узнал следующее. Сталинградский фронт был образован 12 июля 1942 года (схема 1){8}. В момент образования в него вошли армии: 62-я, выдвинутая из района Сталинграда на запад с задачей не допустить выхода противника к реке Дон; сосредоточенные здесь из резерва Ставки 63-я, развернувшаяся на рубеже по северной излучине Дона, и 64-я — на фронте Суровикино, Верх. Курмоярская (южнее 62-й армии). Сталинградский фронт граничил на севере с Воронежским фронтом (по линии Камышин, Ново-Анненский, [35] Бабка) и на юге с Северо-Кавказским фронтом (по линии Астрахань, Кетченеры, Верх. Курмоярская).
Во второй половине июля в состав Сталинградского фронта были включены армии: 21 и 57-я (из бывшего Юго-Западного фронта), а также 51-я (из Северо-Кавказского). К 23 июля войска Сталинградского фронта развернулись и заняли оборону.
Ознакомившись также с последующими событиями на фронте (после 23 июля), а также с указаниями ГОКО, связанными с реорганизацией этого фронта, я вместе с начальником командного управления подобрал необходимые для фронта руководящие кадры и к вечеру был готов для доклада{9}. Прием у Верховного Главнокомандующего состоялся вечером 2 августа. На приеме, кроме меня, были начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский, генерал-майор В. Д. Иванов, тоже из Генерального штаба, и генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, вызванный в связи с назначением его под Сталинград на должность командующего 1-й гвардейской армией (эта армия формировалась из воздушнодесантных дивизий, располагавшихся под Москвой).
И. В. Сталин после обычных приветствий, обратившись к товарищу Василевскому, приказал ему доложить проект решения о разделе фронтов. [36]
Пока товарищи Василевский и Иванов развертывали для доклада карту, И. В. Сталин подошел ко мне вплотную и, потрогав две золотые полоски на кителе, сказал:
— Правильно, что мы ввели знаки ранения. Народ должен знать тех, кто пролил свою кровь, защищая Отечество.
Лаконично, вместе с тем четко и ясно доложил товарищ Василевский об организационных вопросах образования двух фронтов, привел цифры состава их сил и средств.
По окончании доклада товарища Василевского И. В. Сталин обратился ко мне с вопросом:
— Вы познакомились с обстановкой под Сталинградом, вернее сказать на сталинградском направлении, и нашими наметками по Сталинградскому фронту?
Я ответил, что почти сутки занимался в Генштабе этим вопросом, что оперативную обстановку, которая является весьма тяжелой, уяснил. Ответил также, что наметки Ставки по реорганизации Сталинградского фронта понял. Выслушав мой ответ, И. В. Сталин заключил:
— Значит, вошли в курс дела? Это и требовалось. Все ли вам ясно, товарищ Еременко?
— Мне все ясно, но, пока вами не принято окончательное решение, позвольте мне доложить некоторые свои соображения, — несколько возбужденным голосом ответил я.
— Хорошо! Докладывайте.
Коротко остановившись на обстановке, сложившейся в большой излучине Дона, я подчеркнул, что придерживаюсь несколько иного мнения (по сравнению с проектом директивы) в отношении разделения Сталинградского фронта на два фронта с границей по реке Царица и далее на Калач. При таком решении Сталинград разрезается на две части. Стык между фронтами и армиями — всегда уязвимое место обороны. Поэтому целесообразно оборону города возложить целиком на один из фронтов.
После этих слов я сделал паузу, чтобы выслушать возможные замечания, если они будут. Неожиданно для меня, да и, по-видимому, для всех присутствующих И. В. Сталин несколько нервно реагировал на предложение. Весьма вероятно, что эта раздражительность [37] явилась следствием телефонного разговора, который Иосиф Виссарионович вел в нашем присутствии с рядом фронтов. Он несколько раз говорил по телефону ВЧ; чувствовалось, что ему докладывали о тяжелом положении, просили помощи. Положение было действительно напряженным. Наши войска продолжали отход. Я невольно подумал о той великой ответственности за судьбы Родины, о той тяжелой ноше, что была возложена на плечи Иосифа Виссарионовича, как главы правительства, как Верховного Главнокомандующего.
Пройдясь по кабинету несколько раз, он остановился и, обратившись к товарищу Василевскому, перед которым на столе лежали карта и проект директивы, раздраженным тоном сказал:
— Все оставить, как мы наметили. Сталинградский фронт разделить на два фронта; границу между фронтами провести по реке Царица и далее на Калач.
Товарищ Василевский, сидевший с противоположной стороны длинного стола, за которым находились также и члены ГОКО, начал вносить поправки, касавшиеся сроков исполнения, сил и средств.
И. В. Сталин еще раз прошелся по кабинету и, как бы обращаясь ко всем, сказал:
— Так как же мы назовем фронты?
Кто-то предложил: фронт, который будет действовать в северной части Сталинграда и севернее, наименовать Сталинградским, т. е. сохранить старое название, а фронту, действующему в южной части Сталинграда и южнее, дать наименование Юго-Восточный. И. В. Сталин согласился с этим. Сейчас же это и было записано в директиве.
Когда разделение фронтов стало совершившимся фактом, возник вопрос о назначении командующих фронтами. Были названы кандидатуры: моя и генерал-лейтенанта В. Н. Гордова (Сталинградским фронтом в то время уже командовал Гордов, назначенный две недели тому назад вместо маршала С. К. Тимошенко).
И в этом случае я попросил разрешения изложить свои соображения. И. В. Сталин с заметной улыбкой спокойным тоном сказал:
— Ну что же, доложите ваши соображения.
Ободренный этим, я старался изложить их как можно убедительнее. В моем кратком докладе было сказано, [38] что, изучив вчера оперативную обстановку на сталинградском направлении, я пришел к определенному выводу, что в будущем левое крыло Сталинградского фронта, закрепившись на западных и юго-западных подступах к городу, будучи усилено свежими частями, обеспечит активную оборону в то время, как его правое крыло, также получив пополнение, будет в состоянии нанести с севера удар по противнику на западном берегу Дона и во взаимодействии с «левым» (Юго-Восточным) фронтом уничтожить противника под Сталинградом. С севера — главный удар, с юга же — вспомогательный, фланговый удар, отвлекающий противника от направления главного удара. Заканчивая изложение своих мыслей, я просил назначить меня, если моя наметка будет принята, на «правый» (Сталинградский) фронт, добавив, что моя «военная душа» больше лежит к наступлению, чем к обороне, даже самой ответственной.
Все присутствующие выслушали меня внимательно. Наступила пауза. И. В. Сталин, снова пройдясь по кабинету, сказал:
— Ваше предложение заслуживает внимания, но это — дело будущего, а сейчас нужно остановить наступление немцев.
Набивая табак в трубку, он сделал паузу. Я воспользовался этим, вставив реплику: «Я и предлагаю на будущее, а сейчас нужно задержать немцев во что бы то ни стало».
— Правильно понимаете, — утвердительно сказал он, — поэтому мы и решили послать вас на Юго-Восточный фронт, чтобы задержать и остановить противника, который наносит удар из района Котельниково на Сталинград. Юго-Восточный фронт нужно создавать заново и быстро. У вас есть опыт в этом: вы заново создали Брянский фронт. Так что поезжайте, вернее летите, завтра же в Сталинград и создавайте Юго-Восточный фронт.
Для меня стало ясно, что вопрос уже решен, и я ответил кратким «слушаюсь».
Должен сказать, что в тот момент я знал обстановку, естественно, лишь «теоретически». Довод о том, что необходимо сосредоточить все силы и средства для прекращения [39] наступления противника с юго-запада из района Котельниково, казался достаточно веским.
Итак, я был назначен командующим войсками вновь созданного фронта, получившего название Юго-Восточного. Сталинградский фронт сохранил прежнее свое название.
Разграничительная линия между фронтами прошла от Калача на Сталинград, а в черте города по реке Царица (сейчас Пионерка), рассекая таким образом основной объект обороны на две части. Штабы обоих фронтов было приказано разместить в самом Сталинграде.
В духе принятых решений была окончательно откорректирована директива, тут же утвержденная Верховным Главнокомандующим.
В заключение беседы И. В. Сталин, обращаясь ко мне, особо подчеркнул, что необходимо повысить требовательность, поднять дисциплину, навести строжайший порядок в войсках, принимая для этого самые решительные меры.
К трем часам ночи все вопросы были решены, директива подписана. Прощаясь с нами, И. В. Сталин пожелал боевого успеха. Я ответил коротко: «Доверие, оказанное мне партией, оправдаю, задачу по обороне Сталинграда выполню». Все мы вышли с мыслями о глубочайшей ответственности за выполнение порученного нам дела. Было ясно, что от развития боевых действий под Сталинградом будет зависеть в какой-то, вероятно в значительной, степени успех нашей борьбы против гитлеризма.
Здесь нелишним будет напомнить читателю о сложившейся тогда для нашей страны военно-политической обстановке. Оговариваюсь, что в то время я не мог, естественно, представлять ее в полном объеме.
Но, прежде чем говорить об обстановке, фактически сложившейся тогда на советско-германском фронте, необходимо коснуться планов сторон на летнюю кампанию 1942 года.
Сейчас это сделать несколько легче, поскольку опубликован ряд документов, проливающих свет на этот вопрос.
Как уже отмечалось выше, долгое время считалось, что основным в планах врага на лето 1942 года было овладение Москвой путем обхода ее с востока, в этих [40] целях якобы и производился вражеский удар на Сталинград. Наступление гитлеровцев на юг к нефтяным районам Кавказа расценивалось как имеющее вспомогательную цель — отвлечь наши резервы от московского стратегического района. Однако такое толкование немецко-фашистских планов не выдерживает сопоставления с фактами, зафиксированными в документах.
Так, 11 ноября 1941 года в директиве главному командованию германских сухопутных сил указывалось: «...при соответствующем состоянии погоды будет целесообразно использовать все имеющиеся в распоряжении силы для того, чтобы в результате нанесения удара на юге на Сталинград или путем быстрого выхода на линию Майкоп, Грозный улучшить снабжение армии нефтью, поскольку наши ресурсы в этой области ограничены».
По свидетельству генерала Гальдера Гитлер 19 ноября 1941 года следующим образом определил цели на 1942 год. «Задачи на будущий год: в первую очередь Кавказ, цель — русская южная граница...»
Общий замысел всей кампании 1942 года был сформулирован следующим образом: «...Окончательно уничтожить живую силу, оставшуюся еще в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества важнейших военно-экономических центров. Для этого будут использованы все войска, имеющиеся в распоряжении германских вооруженных сил и вооруженных сил союзников»{10}.
Но наиболее обстоятельно гитлеровский план летней кампании излагается в его директиве № 41 от 5 апреля 1942 года.
Каковы ее основные положения?
«1. ...Главная задача состоит в том, чтобы при сдерживающих действиях центральной группы армий на севере добиться падения Ленинграда и установления наземной связи с финнами, а на южном фланге добиться прорыва в районе Кавказа, придерживаясь при всем этом первоначальных принципов относительно восточного похода. Осуществление этой цели должно производиться не одновременно по всему фронту, а только по [41] отдельным участкам и в соответствии со сложившейся обстановкой в итоге зимних боев, а также в соответствии с имеющимися силами, средствами и транспортными условиями.Поэтому первоначально необходимо объединить все имеющиеся силы для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтяные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет.
Окончательное блокирование Ленинграда и захват Ингерманландии могут быть произведены, как только позволит обстановка в районе окружения или высвободятся какие-либо другие силы, которых будет достаточно для проведения данного мероприятия...
II. Проведение операций.
А...
Б. Дальнейшая задача заключается в том, чтобы очистить от противника Керченский полуостров и захватить Севастополь... В южном районе, на линии реки Донец, необходимо отрезать и уничтожить неприятеля, прорвавшегося по обе стороны Изюма.
В. Главная операция на Восточном фронте. Цель этой операции, как уже указывалось, заключается в том, чтобы для обеспечения овладения Кавказом разбить и уничтожить русские войска, расположенные в районе Воронежа и к югу от него, а также западнее и севернее реки Дон.
По причинам, связанным с порядком прибытия предназначенных для этого частей, данная операция может быть проведена только в виде целого ряда отдельных наступлений, следующих непосредственно одно за другим, взаимно связанных между собой и восполняющих друг друга.
Поэтому они должны быть проведены, начиная с севера к югу, в такой временной последовательности, чтобы можно было на решающих участках каждого отдельного наступления в цепи этой общей операции обеспечить максимум концентрации как сухопутных, так и военно-воздушных сил... Началом всей этой операции должно послужить охватывающее наступление или прорыв из района южнее Орла в направлении Воронежа. Из двух группировок танковых и моторизованных соединений, [42] предназначенных для охвата, наиболее сильной должна быть северная группировка. Цель этого прорыва — захват города Воронежа.
В то время как часть пехотных дивизий имеет задачу немедленно построить мощный фронт обороны на линии от исходного пункта наступления Орел в направлении Воронеж, перед танковыми и моторизованными соединениями стоит задача своим левым флангом продолжить наступление от Воронежа в южном направлении для поддержки второго прорыва, который должен быть предпринят из района Харькова в восточном направлении. И в этом случае первоочередная цель заключается не в том, чтобы подавить русский фронт как таковой, а в том, чтобы во взаимодействии с моторизованными соединениями, наступающими вниз по Дону, уничтожить русские силы.
Третье наступление в рамках этой операции должно быть проведено с таким расчетом, чтобы силы, наступающие вниз по Дону, соединились в районе Сталинграда с теми силами, которые наступают из района Таганрог, Артемовск, между нижним течением Дона и Ворошиловградом через Донец в восточном направлении. И в завершение последние должны соединиться с танковой армией, наступающей на Сталинград.
Если в ходе этих операций, особенно благодаря захвату неповрежденных мостов, представится возможным образовать предмостные плацдармы восточнее и южнее Дона, то этим необходимо воспользоваться. Во всяком случае следует пытаться дойти до самого Сталинграда или по крайней мере вырвать его из числа промышленных центров и узлов сообщений, подвергнув его действию нашего тяжелого оружия... И далее, принимая во внимание условия, связанные с временем года, необходимо форсировать наступательное движение через Дон в южном направлении для достижения оперативных целей».
Таким образом, немецко-фашистское командование летом 1942 года уже не могло развернуть наступление одновременно на всех направлениях, как это было летом 1941 года, поэтому для достижения поставленных целей намечалось провести ряд последовательных наступательных операций. При этом основные усилия сосредоточивались на юго-западном направлении с целью уничтожения [43] наших войск за Доном, чтобы затем захватить нефтяные районы в пределах Кавказа и перерезать коммуникации СССР с внешним миром, идущие через Кавказ и Иран. Кроме главной операции на юге, планировалось провести еще несколько операций на северозападном и западном направлениях и создать выгодную обстановку для последующего развития. наступления на западном направлении с целью разгрома центральной группировки советских войск и выхода на широком фронте на Волгу в ее среднем течении. С выполнением этих задач предполагалось, что СССР будет вынужден капитулировать. Однако конкретных оперативных планов на решение этих конечных задач немецким командованием не было разработано.
Начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии о планах летней кампании 1942 года говорил, что «выход на Волгу сразу на широком участке не планировался, предполагалось выйти к реке в одном из мест, чтобы в дальнейшем захватить стратегически важный центр — Сталинград. В дальнейшем предполагалось, в случае успеха и изоляции Москвы с юга, предпринять поворот крупными силами к северу. Я затрудняюсь сказать какие-либо сроки для проведения этой операции».
Стремление противника во что бы то ни стало овладеть югом объяснялось главным образом «нефтяными» соображениями. Нефть была самым больным местом в экономике фашистского райха. На совещании высшего командного состава Восточного фронта, проведенном 1 июня 1942 года в Полтаве, Гитлер заявил об этом весьма недвусмысленно: «Моя основная мысль — занять область Кавказа, возможно основательнее разбив русские силы... Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен покончить с этой войной». Как увидим дальше, немецко-фашистское командование с присущим ему упорством стремилось осуществить этот план.
Таким образом, становится совершенно ясным, что основным объектом вожделений Гитлера и его подручных летом 1942 года был юг нашей страны с его огромными богатствами: сельскохозяйственными районами благодатной Кубани, углем Донбасса, промышленностью Украины, Азово-Черноморья, а главное, нефтью Майкопа, Грозного, а затем и Баку. [44]
Однако устремления Гитлера на юг диктовались не только чисто экономическими потребностями райха, здесь были налицо весьма определенные политические цели. Встав перед необходимостью вести длительную войну, руководители фашистской Германии не могли не заботиться о расширении круга своих сателлитов за счет стран Ближнего Востока. Здесь они встречали поддержку своим намерениям прежде всего со стороны реакционного турецкого правительства, которое к весне 1942 года сосредоточило в непосредственной близости от южных границ нашей Родины около двух с половиной десятков своих дивизий. Втягивание Турции в войну, естественно, явилось бы первым шагом на пути к овладению Ближним и Средним Востоком.
В ходе летней кампании, однако, главную роль приобрел Сталинград, а не Кавказ. Причины этого станут ясны из последующего изложения.
Необходимо еще раз подчеркнуть, что решающим моментом в планах Гитлера на лето 1942 года было то, что после поражений, понесенных им зимой, немецко-фашистская военная машина не могла уже действовать одновременно на всем тысячекилометровом советско-германском фронте и была вынуждена фактически ограничиться действиями лишь на южном участке этого фронта{11}.
Посмотрим, каковы были планы советской стороны на этот период. Прежде всего они обусловливались стремлением удержать захваченную зимой 1941/42 года стратегическую инициативу.
Исходя из общей военной и политической обстановки, сложившейся к весне 1942 года, Ставка Верховного Главнокомандования решила провести весной и летом 1942 года ряд наступательных операций на северо-западном, западном и юго-западном направлениях и в Крыму с задачами: снять блокаду Ленинграда, разгромить демянскую, ржевско-вяземскую, харьковскую и крымскую [45] группировки противника и создать тем самым благоприятные предпосылки для полного освобождения советской земли от немецко-фашистских захватчиков. Причем серьезные усилия советских войск сосредоточивались на юго-западном направлении. В соответствии с этим наибольшее усиление из резервов Ставки получили войска юго-западного направления (более половины стрелковых дивизий, до 45% стрелковых бригад и 80% танковых бригад, направленных Ставкой в действующие фронты).
Одновременно, поскольку считалось, что угроза столице не миновала, весьма значительные резервы были сосредоточены на московском направлении севернее линии Борисоглебск, Саратов. Резервные армии, находившиеся в распоряжении Ставки, дислоцировались в районах Тулы, Люблино, Тамбова, Борисоглебска, Мичуринска, Саратова, Горького, Иванова, Орла.
Основные наступательные действия в летней кампании планировались на харьковском направлении. Предусматривалось окружить и уничтожить крупную группировку войск противника, находившуюся на этом направлении, и вернуть крупнейший промышленный центр Украины — Харьков. Далее, после перегруппировки, предполагалось продолжать наступление в направлении Днепропетровска и Синельниково; имелось в виду лишить противника главных переправ на Днепре.
Проведение харьковской наступательной операции планировалось осуществить в основном силами двух фронтов: Юго-Западного и Южного.
Юго-Западный фронт начал наступление 12 мая 1942 года. Первоначально события развивались по плану. В течение пяти дней войска фронта прошли с боями до 40–50 километров. Но неожиданный удар сильной танковой группировки генерала Клейста утром 17 мая поставил наше наступление под угрозу срыва.
Немецкие танки, нацеленные на южный фас так называемого Барвенковского выступа, прорвались в глубь обороны Южного фронта. Противник захватил Барвенково. Таким образом, враг вышел в тыл ударной группировки наступающего Юго-Западного фронта. Почти одновременно противник нанес удар из района Балаклея силами двух танковых и одной пехотной дивизий. [46]
Особенно тяжелое положение сложилось, когда противник 21–22 мая нанес удар: а) силами двух танковых дивизий из района Андреевка на Червонный Донец навстречу группе Клейста, б) силами до четырех дивизий из района Протопоповка, Загородная в северном направлении на Чепель и в) из Чугуевского выступа также навстречу Клейсту. Прорвав нашу оборону, танки противника отрезали наши войска от переправ на реке Северный Донец. 23–26 мая была сделана отчаянная попытка прорвать кольцо окружения, но успеха она не имела. До конца месяца из окружения вышли лишь разрозненные отряды наших войск. Наступательной операцией в районе Харькова (ее условное наименование «Фредерикус») противник добился ликвидации нашего плацдарма в районе Барвенково, Лозовая и захвата выгодного рубежа для развития наступления на левобережье Северного Донца.
Основная причина поражения наших войск под Харьковом кроется в том, что нашему командованию не удалось добиться внезапности в нанесении удара; в то же время контрнаступление противника явилось для нас неожиданным, так как наша разведка не сумела своевременно обеспечить командование необходимыми данными о группировке противника и планируемых им направлениях ударов. В связи с этим и решение оказалось не соответствующим обстановке и поэтому неудачным. Но при всех этих обстоятельствах возможно было избежать поражения под Харьковом. Для этого после первого же удара врага 17 мая следовало прекратить наступательные действия{12}.
Как же начала осуществлять свои планы немецко-фашистская сторона? Гитлеровская ставка занялась прежде всего обеспечением наиболее уязвимых мест своей обороны, какими были Крым и район Харькова (о котором мы только что сказали).
Что касается действий в Крыму, то там мы понесли потери в мае. 8 мая противник перешел в наступление на Керченском полуострове. Основной удар, нанесенный силами трех пехотных дивизий при поддержке морского десанта, привел к прорыву фронта. Была оставлена [47] Феодосия. Наши войска начали отход к Керченскому проливу. 19 мая организованное сопротивление наших войск в этом районе прекратилось. Основной причиной поражения на этом участке было неудачное построение нашей обороны и отсутствие резервов. Захват Керченского полуострова позволил противнику перебросить главные силы 11-й армии (командующий Манштейн) в район Севастополя, что в значительной степени обусловило падение этого важнейшего стратегического пункта, несмотря на выдающийся героизм его защитников (Севастополь был оставлен 3 июля).
Закончив довольно успешно подготовку к главной операции, гитлеровская ставка приступила к выполнению своего основного плана. Но здесь-то фашистских стратегов и ждало жестокое разочарование.
Сравнительно подробное изложение этих событий сделано генерал-майором бывшей немецко-фашистской армии Гансом Дёрром в его книге «Поход на Сталинград», изданной в Западной Германии в 1955 году. Для осуществления плана летней кампании 1942 года предусматривалось проведение четырех операций:
«1. Прорыв на Воронеж (2-я армия и 4-я танковая армия).2. Разгром противника перед фронтом 6-й армии, западнее Дона.
Для выполнения этой задачи: а) 6-я армия осуществляла прорыв из района восточнее Харькова на восток; б) одновременно 4-я танковая армия, наносившая удар на Воронеж, поворачивала вдоль Дона на юг с задачей во взаимодействии с 6-й армией уничтожить противника западнее Дона.
3. Наступление на Сталинград:
силами группы армий «Б» (6-я армия и 4-я танковая армия) вниз по течению Дона на юго-восток;
силами группы армий «А» (17-я армия и 1-я танковая армия) из района восточнее Таганрог, Артемовск через нижнее течение Донца и затем на северо-восток вверх по течению Дона.
Обе группы армий должны были соединиться в районе Сталинграда и путем захвата или обстрела лишить этот город его значения как центра военной промышленности и узла коммуникаций. [48]
4. Завоевание Кавказа»{13}.
Мнение Дёрра о том, что операция по овладению Сталинградом была наиболее важной из ближайших задач летней кампании, соответствует действительности.
В конце июня, т. е. в начале летней кампании 1942 года, расположение группы армий «Юг», разделенной впоследствии на группы армий «А» и «Б», представлялось в следующем виде: 11-я армия — в Крыму; 14-й танковый корпус — несколько севернее Таганрога; 17-я армия вместе с итальянским экспедиционным корпусом — в районе Сталино (восточнее); 1-я танковая, 6-я и 4-я танковая армии — в районе Изюм, Харьков, Курск. 2-я венгерская и 2-я немецкая армии были расположены под Курском: первая — юго-восточнее, вторая — севернее города; эти армии вместе с 4-й танковой составляли армейскую группу генерал-полковника фон Вейхса. В резерве оставалось восемь дивизий, из них две немецкие.
Началом комплекса летних операций 1942 года послужило начавшееся 28 июня наступление 2-й, 4-й танковой и 2-й венгерской армий (группа Вейхса) из района восточнее Курска на Воронеж. Целью этого удара было обеспечить северный фланг всей наступающей группировки немецко-фашистских войск и создать предпосылки для поражения наших войск западнее Дона. Главный удар приходился южнее железной дороги Курск — Воронеж в восточном направлении; осуществлявшая его 4-я танковая армия имела задачей выйти к Дону. В связи с упорным сопротивлением наших войск эта задача была выполнена к назначенному сроку (до 6 июля) лишь в основном: врагу не удалось овладеть всем городом, в частности университетским городком, не была форсирована река Воронеж и, главное, железнодорожная линия Москва — Ростов не была перерезана; все это — при наличии явного преимущества в силах и средствах на стороне гитлеровцев.
Генерал Дёрр, описывая эти события, стремится отнести неудачи группы Вейхса на счет непоследовательности Гитлера, который якобы проявил колебания в вопросе о захвате Воронежа. Это, конечно, стремление обелить своего шефа фон Вейхса, которому Дёрр и посвятил [49] свой труд. В действительности дело здесь в том, что враг допустил просчет в оценке наших сил в районе Воронежа и их способности к сопротивлению.
Вслед за этой операцией началась реализация второго акта общего плана действий: попытка ликвидировать советские войска в районе западнее Дона. Врагу и на этот раз не удалось достигнуть поставленной цели: наши войска успели организованно уйти за Дон{14}. 9 июля немецкие части вышли к Кантемировке. Перед этим была произведена перегруппировка: группа армий «Юг» разделилась на группы армий «А» и «Б», о чем уже упоминалось выше. Войска противника изготовились к наступлению на Сталинград. Главная роль в этой операции отводилась первоначально группе армий «А» в составе 17-й, 1-й танковой, а позднее (с 14 июля) и 4-й танковой армий. Одновременно группа армий «Б» в составе 6-й, 2-й венгерской и 8-й итальянской армий получила задачу продолжать движение на восток и создать оборону по рубежу реки Дон.
Так в основном развивались события на фронтах в предавгустовские дни 1942 года. [50]