Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава двенадцатая

Одиннадцатого августа мы получили из штаба Черноморского флота очередную оперативную сводку.

Начальник штаба Морозов, распечатав пакет, долго сидел, задумавшись, над листом бумаги и не подошел, как делал это обычно, к большой сухопутной карте, висевшей на стенке КП под укрытием шелковой занавески. Не подошел в первый раз за все время войны и не посмотрел на обозначенную флажком линию сухопутных фронтов.

В этом было что-то непонятное и тревожное.

Все стало ясно, когда я прочел, что войска Южного фронта, сдерживая превосходящие силы противника, ведут бои на одесском направлении. К исходу десятого августа части Приморской армии с боями отошли к Одессе и заняли оборону.

Войска заняли оборону Одессы! Бои происходили на подступах к городу.

Я вспомнил шумный и красивый приморский город. Я был в Одессе в первые годы службы на Черном море. Тогда я бродил по городу, по его прямым, похожим на ленинградские, улицам, любовался прекрасным театром оперы и балета, сидел на открытой веранде Приморского бульвара, под широкими лапами веток каштанов. Поднимаясь по двухсотступенчатой гигантской лестнице, слышал разноязычную речь моряков, сошедших с торговых кораблей, которые собрались сюда из всех стран мира.

А теперь моряки Черноморского флота получили приказ Ставки Верховного Главнокомандования: «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности. Моряки должны показать пример стойкости!»

Так что же происходило в Одессе?

8 августа с появлением противника на дальних подступах в городе было объявлено осадное положение. В эти дни был создан Одесский оборонительный район во главе с контр-адмиралом Г. В. Жуковым. Это был человек с боевым опытом гражданской войны, сражался в Испании, давно служил на флоте и командовал различными кораблями. [64]

Членом Военного совета от флота был дивизионный комиссар И. И. Азаров.

Ответственность за оборону Одессы была, естественно, возложена на Военный совет Черноморского флота. Одесса была первой крупной военно-морской базой на Черном море, которую с ходу хотели захватить войска Антонеску. Одессу обороняли моряки и бойцы Приморской армии. Были созданы батальоны и полки морской пехоты.

И снова, как во времена крымской кампании и в годы гражданской войны, черноморцы отправились воевать на суше. Складывали в вещевой мешок робу и полосатую тельняшку, прятали в потайной карман фотографию дивчины и письма матери. Сняв бескозырки, прощались с «корешками», со своим кораблем, с родным Черноморским флотом.

Далеко не всех добровольцев могло послать командование на сухопутный фронт, но те, кто сошел с палубы корабля на твердую землю, рвались в бой. Они ходили в атаку в полный рост, в бескозырках и с пулеметными лентами вперекрест на груди. Переползать и маскироваться считали не матросским делом. Сражались бесстрашно. Скоро враги почувствовали силу и ярость матросских ударов и уже называли их «черная туча» и «черные дьяволы». И уже прославил себя в те дни 1-й морской полк добровольцев под командованием Осипова.

А в Севастополе из матросов и офицеров кораблей и частей главной базы формировалась морская бригада полковника Жидилова.

Погожим августовским днем нас, офицеров соединения, собрали в большом зале штаба. Здание штаба еще крепко стояло, но стены снаружи были разрисованы черными полосами камуфляжа и поцарапаны осколками бомб.

В зал вошли контр-адмирал Фадеев и начальник политотдела полковой комиссар Бобков. Николай Акимович Бобков временно замещал комиссара соединения.

Контр-адмирал Фадеев рассказал офицерам о смертельной угрозе Одессе и зачитал обращение Военного совета Черноморского флота о формировании частей морской пехоты для защиты Одессы.

Когда контр-адмирал закончил, первым поднялся, загремев стулом, краснея и волнуясь, флагманский штурман Дзевялтовский:

— Прошу направить в морскую пехоту. А здесь и без меня штурманы дивизионов справятся!

После Ивана Ивановича выступил флагманский связист старший лейтенант Кучумов. Он просил о том же. Офицеры [65] вставали один за другим и просили записать их в бригаду морской пехоты.

— Ну что ж, — сказал Бобков, обращаясь к контр-адмиралу, — остались только мы с тобой, Владимир Георгиевич! Так записывай и нас, начштаба, — повернулся он к Морозову, — будешь один охранять водный район.

Поднялся контр-адмирал Фадеев. За эти дни его моложавое, нервное лицо заметно покрылось тенью усталости, но темные глаза по-прежнему блестели энергией. Фадеев часто разговаривал иронически, насмешливо, на этот раз он был сосредоточен и суров.

— Все это очень хорошо. Мне понятно ваше стремление на фронт, бить врага! Командование рассмотрит список желающих идти в морскую пехоту, но всех мы не сможем отпустить. — Помолчав, контр-адмирал добавил: — Перед нашим соединением, перед моряками охраны водных районов Севастополя поставлены очень трудные задачи. И они потребуют не меньшего напряжения сил и героизма, чем на сухопутных фронтах. Защита подступов к Севастополю с моря ложится на наше соединение и береговую оборону.

В тот же вечер Иван Иванович пошел к начальнику политотдела полковому комиссару Бобкову. Бобков долго беседовал с ним. Он вспомнил первые дни войны, где Иван Иванович с Глуховым выходили на уничтожение магнитных мин. За это Дзевялтовский был представлен к ордену Красного Знамени.

— Вот перед твоим приходом был у меня отличный рулевой старший матрос Иван Голубец — командир катера Салагин прочит его в боцманы, а Голубец рвется в бой на сушу. Не видел, говорит, еще живого фашиста. Я ему отвечаю, что вы как рулевой здесь больше нужны, а он мне снова докладывает: «Я подготовил заместителя, и он справится не хуже. Отпустите меня. Отпустите, товарищ комиссар, чести катерника не посрамлю!» Да он ли один, вот посмотри, сколько у меня докладных!

— Такое же творится на всех кораблях, — продолжал комиссар. — Кажется, кому-кому, а уж тральщикам и катерам-охотникам достается больше всех. Ведь уничтожение магнитных мин — тяжелая и опасная работа. Ан нет, все рвутся: «Отправьте в морскую пехоту! Пошлите на фронт!» А кто будет охранять корабли в конвое, ходить, в дозоры, уничтожать магнитные мины? Чем же это не фронт? Учти, нас ждут очень суровые испытания здесь, в Севастополе! Здесь — в главной базе! С наступлением войск противника [66] на Одессу и Перекоп мы переходим на положение осажденной крепости, нас будут пытаться блокировать и с суши, и с моря, и с воздуха. Если ты хочешь уйти от сложной обстановки в тот момент, когда здесь ты наиболее нужен, я тебя удерживать не стану!

Как всегда в минуту душевных волнений, на лице Ивана Ивановича проступили красные пятна.

— Решайте сами, товарищ комиссар! Если нужно, я останусь. — Он резко поднялся со стула, видимо, желая быстрее закончить разговор. Комиссар с улыбкой протянул ему руку на прощанье.

Начальник политотдела полковой комиссар Николай Акимович Бобков был настоящим человеком. Его любили и уважали в соединении.

Бобков был назначен к нам еще до войны начальником политотдела. Его чистое простое русское лицо со спокойными внимательными глазами располагало к себе каждого.

Инструкторы политотдела, сами состарившиеся на политической работе, в первое время совместной службы с Бобковым иной раз бывали озадачены. Широко начитанный и эрудированный, полковой комиссар умел в непринужденной беседе прощупать знания своих работников.

Он часто цитировал слова Ленина, что коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.

Бобков требовал от работников политотдела изучения морского дела и тех дисциплин, знание которых необходимо для работы в соединении, где люди имели дело с минами, глубинными бомбами и другим миннотральным хозяйством. Для этого были организованы часы учебы по специальностям. Читать лекции приходилось нам, офицерам штаба, флагспециалистам. Бобков сам присутствовал на всех лекциях и никому не давал возможности уклониться от занятий под каким-либо благовидным предлогом.

Вполне понятно, что Дзевялтовский очень считался с мнением полкового комиссара Бобкова.

Человек смелый и решительный, Иван Иванович был способен иногда и на необычные поступки. Так, в первые дни войны с Дзевялтовским произошел такой случай. Корабли эскадры должны были выходить в море. Перед тем как открыть боны, тральщики нашего соединения протралили выходной фарватер. Стараниями операторов и Дзевялтовского отчет о тралении фарватера был закончен к сроку, и его нужно было доставить в оперативный отдел [67] штаба флота. Оставалось немного времени до назначенного часа, уже звонил по телефону оперативный дежурный, справляясь, готов ли отчет и когда будет доставлен. А тут, как назло, ни одной автомашины на базе нет, даже все грузовые ушли в порт, а «эмка» контр-адмирала в штабе флота.

Отправлять пакет на катере морем далеко и долго, послать нарочного пешком — еще дольше, опоздаешь. Начальник штаба Морозов рвал и метал, что с ним случалось крайне редко, он отличался сдержанностью. Иван Иванович уже закончил чертить схему траления и, считая свою миссию выполненной, курил у окна. Вдруг, повернувшись к начальнику штаба, сказал:

— Давайте я доставлю пакет!

Возле крыльца штаба матрос держал на поводу, видимо, только что пойманного рыжего жеребца с береговой базы и, хлопая его рукой по крупу, что-то говорил стоящему у входа часовому.

Иван Иванович выхватил злополучный пакет из рук растерявшегося писаря, выбежал на крыльцо и, с ходу прыгнув на спину лошади, поскакал по дороге, поднимая облако белой пыли. Он мчался по шоссе к городу и чуть не слетел с лошади, когда та шарахнулась от выскочившей из-за поворота дороги «эмки», на которой возвращался контр-адмирал. От неожиданности шофер резко повернул вправо, и они благополучно разошлись «левыми бортами».

— Это что еще за наездник? — воскликнул, не распознав штурмана, контр-адмирал Фадеев, но Дзевялтовский уже исчез за поворотом дороги.

Как Иван Иванович скакал по городу, неизвестно, но пакет был сдан вовремя. На обратном пути Дзевялтовский решил прогарцевать по проспекту Фрунзе, но был замечен комендантским патрулем. Началась погоня. В одном из переулков, бросив жеребца, Иван Иванович вошел во двор неизвестного дома, а жеребец в качестве трофея был доставлен в комендатуру города.

Всеведущий комендант города майор Старушкин все-таки дознался, кто был лихой наездник, и позвонил контр-адмиралу Фадееву. Тот, выслушав, кратко ответил:

— Лошадьми не занимаемся. Звоните не по адресу, — и положил трубку.

Дальше