Глава девятая

После того как инженер Иванов разоружил магнитную мину, нам казалось, что с минной опасностью мы справимся успешно. Но вот 1 июля эсминец «Быстрый» подорвался при выходе из Северной бухты. И хотя корабль остался на плаву, командир вынужден был посадить его на отмель. [43]

В чем же дело? Ведь этот район был уже протрален! Оказалось, что не все мины, сброшенные за последние дни, поддаются уничтожению. Командиры дивизионов доложили об этом контр-адмиралу Фадееву. Тральщики с электромагнитной баржей делали над минами положенное количество галсов, а мины не взрывались. Возникло предположение, что немцы, убедившись в недостаточной эффективности первых магнитных мин, применили на этот раз мины какой-то новой конструкции. Поэтому контр-адмирал Фадеев приказал водный район, где лежали «неподдающиеся» мины, оградить буями и вешками. Его объявили закрытым для плаванья всех судов и кораблей. Это побуждало минеров искать возможность самим увидеть и «пощупать», что представляют собой новые мины и как их уничтожать.

Помог случай. Нет, не случай, а настойчивое и внимательное выполнение своего долга. Было так. В ясный, погожий, очень тихий день, проходя с тралом за кормой по Северной бухте, командир катера-тральщика «Байдуков» старшина Неделенко увидел в прозрачной воде мину. Она лежала на песчаном дне. Неделенко уже ходил над этим местом, мины тогда не было. Следовательно, сделал он вывод, это одна из недавно сброшенных мин, «свежая». Старшина поставил буек и по возвращении в базу доложил помощнику контр-адмирала по тралению капитан-лейтенанту Леуту. Решено было мину поднять. На следующий день водолазы осторожно застропили ее, на понтоне прибуксировали к пустынному берегу на Северной стороне у Контантиновского ревелина и при помощи автомашины и длинного троса благополучно вытащили на берег.

Было безветренно, тихо в тот день, когда помфлагминера флота капитан-лейтенант И. А. Ефременко, военинженер 2 ранга И. Иванов и флагманский минер нашего соединения И. В. Щепаченко приступили к разоружению мины. Помогали им младший командир Аксенин и краснофлотцы Щерба и Андрющенко.

Устройство магнитной мины не было для них разгадкой, а эта была похожа на магнитную, и разоружение шло успешно. Зарядное отделение со взрывчатым веществом было отсоединено благополучно. Минеры не ожидали подвоха и работали спокойно. Но при вскрытии одной из горловин произошел неожиданный взрыв. Ефременко, Иванов и краснофлотец Щерба были убиты на месте. Тяжело был ранен Щепаченко и ранены Андрющенко и Аксенин. [44]

Оказалось, что в новых образцах мин немцы, стремясь сохранить в тайне конструкцию аппаратуры, поместили в отсеке под крышкой небольшой взрывчатый заряд. Взрыв такой ловушки-заряда назвали впоследствии «камуфлетом».

Но и это так трагически закончившееся разоружение помогло в борьбе с врагом. По остаткам приборов после взрыва специалисты установили, что новая мина была акустической. Кроме того, теперь наши минеры знали, что в новых минах при разоружении их ожидают заряды-ловушки. Надо было находить способы бороться и с ними.

В эти дни произошло еще одно событие, которое подтвердило сделанные наблюдения. В море в ближнем дозоре находился катер-охотник № 0101 под командованием лейтенанта Шентяпина. Катер лежал в дрейфе, засвежевший норд-вест постепенно относил его к берегу.

Была теплая летняя ночь. На западе от катера плескалось под лунным светом беспокойное море, а на востоке темнел высокий обрывистый берег с небольшими лощинами и узкими пляжами у самой воды. К полуночи налетел порывистый ветер и тревожно зазвенел вантами. Он свистел в щели обвесов на мостике и раскачивал корабельную антенну. В 23 часа 30 минут дежурный акустик доложил лейтенанту Шентяпину, что слышит в наушниках ритмичные звуки, напоминающие работу судового хронометра.

«Что бы это могло быть? — подумал Шентяпин. — Глубины здесь небольшие, не лежит на грунте магнитная мина, она ведь имеет часовой механизм?»

Моряки, а особенно подводники, хорошо знают о большой звукопроводимости воды. Акустики, обнаружив подводную лодку, часто слышат не только работу ее винтов во время хода, но и разговоры людей и стук инструментов в отсеках лодки, когда она лежит на грунте.

Лейтенант Шентяпин приказал акустику продолжать наблюдение, а в машинное отделение передал сигнал «заводить моторы». На средних оборотах корабль дал ход. Не успел катер пройти и десяти метров, как за кормой раздался сильнейший грохот, который бывает при взрыве донной мины. В деревянном корпусе катера в трех местах появилась течь. В машинное отделение ворвались фонтанчики забортной воды. Сыграли аварийную тревогу. Начали конопатить борт, но скоро припасенного аварийного материала не хватило, в ход пошли одеяла, тельняшки, брюки. Передать радиограмму в базу оказалось невозможно: рация вышла из строя. [45]

Несмотря на сильное сотрясение, левый мотор завелся, и малым ходом, выкачивая все время воду, катер-охотник ранним утром вошел в бухту.

— Ну, будет сейчас веселый разговор, — сказал тихо лейтенант Шентяпин своему помощнику, увидев на берегу у пристани командира дивизиона Гайко-Белана, инженер-механика Запалова и контр-адмирала Фадеева, нетерпеливо шагавшего вдоль пристани.

— Быть грозе, — подтвердил помощник и быстренько сбежал с мостика.

Когда катер пришвартовался и мотор заглох, в наступившей тишине раздался голос контр-адмирала:

— Командир! Доложите, что случилось!

А командир катера, не растерявшийся в момент взрыва и принявший энергичные меры для сохранения корабля, сейчас в нерешительности топтался на мостике; ему еще ни разу не приходилось докладывать, будучи одетым не по форме, в одной тельняшке и брюках.

Но контр-адмирал уже все понял.

— Потрудитесь привести себя в порядок, а потом явитесь ко мне, — сказал он и, резко повернувшись, направился к зданию штаба.

Необычное происшествие с катером Шентяпина натолкнуло на мысль, что причиной взрыва мины явился шум винтов катера, что, следовательно, мина была акустической. Ведь катер стоял над миной, и она не взорвалась, но стоило ему завести моторы и дать ход, как раздался взрыв.

Этот случай показал также, что акустическую мину можно уничтожить путем прохождения над ней катера-охотника.

Предположение требовалось проверить. Выбор снова пал на Глухова и его морской охотник. Лейтенант Глухов уже имел опыт. На него можно было положиться.

Опять появился на катере штурман Дзевялтовский. Дело было куда сложнее, чем раньше, когда вытраливали магнитные мины. Надо было точно пройти над миной и вызвать взрыв... работой винтов. Операцию продумали до мельчайших деталей. Риск был велик, но расчет точен.

Глухов сознавал всю ответственность задания, готовил к этому экипаж. На собрании личного состава катера перед выходом в море он сказал:

— Товарищи! Скрывать не буду, мы идем на опасное дело. На этот раз нам поручено очистить фарватер от [46] акустических мин. Этого требует Родина. Уверен, что каждый из нас выполнит свой долг!

Контр-адмирал Фадеев перешел для наблюдения на рейдовом катере на пост Константиновского равелина. Со стен старого равелина открывался весь внешний рейд, где лежали огражденные вехами мины. На равелине были оборудованы средства связи, а у причалов стояли катера, готовые в любую минуту прийти на помощь тральщикам.

На этот раз не все получилось гладко. Выйдя в район траления, катер Глухова долго ходил в обвехованном районе без всяких результатов. Иван Иванович Дзевялтовский потом рассказал, что для того, чтобы взорвать мину и успеть уйти, они проносились над миной на самых больших скоростях, предполагая, что, чем быстрее проскочат, тем лучше. Но после безуспешных двадцати галсов Глухов застопорил моторы катера и сказал:

— А ведь, как я припоминаю, лейтенант Шентяпин рассказал, что он в момент взрыва шел на средних оборотах, а мы носимся, как лихие торпедники.

Он вспомнил, что вчера над этими минами на больших скоростях проносились торпедные катера, но их ревущие моторы, быстро вращающиеся винты не вызвали взрыва мин.

Глухов долго еще стоял на мостике, обдумывая что-то, а затем приказал сигнальщику передать на КП равелина семафор — «прошу разрешения пройти над минами на средних оборотах».

Глухов предполагал, что взрыватель новой мины рассчитан не только на определенные шумы винтов, но и на длину большого корабля. А маленький и короткий катер и на средних оборотах имеет достаточную скорость и успеет уйти от места взрыва.

Контр-адмирал сам прочел семафор и, немного подумав, сказал:

— Дать добро.

Моряки любят этот сигнал. Он разрешает вам то, о чем вы просите. Обычно он как бы отвечает вашим желаниям. Сейчас это «добро» разрешало страшный риск, но другого выхода не было. И вот катер-охотник снова пошел по прежнему курсу, уже на средней скорости.

О чем думали и что переживали Глухов, Иван Иванович и весь экипаж катера? Конечно, каждый понимал, как велика опасность. Глухов накануне выхода в море беседовал с матросами. Он не скрывал серьезности положения и предлагал желающим перейти служить на другой катер. Но таких не нашлось. [47]

Теперь катер-охотник, казалось, совсем не спеша ходил и ходил от вешки до вешки. Неожиданно раздался взрыв, высоко поднялся столб воды с грязно-черным гребнем и закрыл катер. Потом столб воды обрушился, показалась вначале острая мачта, затем мостик, и наконец открылся катер, весь залитый потоками воды, неподвижный, с креном на правый борт.

На КП равелина стало так тихо, что слышно было, как тикали карманные золотые часы в руке контр-адмирала. В момент взрыва он достал их, чтобы заметить время. Брови контр-адмирала были сурово сдвинуты, голосом спокойным и негромким он сказал вахтенному офицеру:

— Что же вы ждете? Высылайте дежурный катер и доктора.

Прошло еще некоторое время, по палубе катера быстро забегали матросы. Береговой пост штаба флота поднял какой-то флажный сигнал для катера-охотника и, пока сигнал разбирали, с охотника начали передавать семафор. Сигнальщик прочел: «Имею повреждения, исправляю. В помощи не нуждаюсь, буду продолжать работу. Глухов».

И действительно, вскоре из выхлопной трубы мотора показался дымок, катер стал на ровный киль и снова резво побежал по уже успокоившейся воде.

Снова галсы следовали один за другим, и пенистый след за кормой катера покрывался пузырьками воды, волны шипели, не успевая успокоиться и набегая одна на другую.

Около полудня, когда контр-адмирал приказал дежурному офицеру передать Глухову семафор — «в двенадцать часов возвратиться в базу», — за кормой катера снова раздался сильный подводный взрыв, но катер благополучно продолжал движение.

А через некоторое время загрохотал новый, третий по счету, взрыв, и катер закрыли вздыбленные в небо потоки воды. Третий взрыв оказался самым тяжелым. Мина взорвалась настолько близко, что все три мотора враз заглохли. Разрядились, разбрызгивая белую пену, огнетушители, сорвались со стены в штурманской рубке тяжелые морские часы, сдвинулась и перестала работать радиостанция.

А главное, взрывом ушибло и оглушило людей. Глухова швырнуло на железную тумбу телеграфа, и он встал на ноги только с помощью Ивана Ивановича, в момент взрыва инстинктивно укрывшегося за обвес мостика.

Глухов вскоре пришел в себя, объявил на катере аварийную тревогу и вызвал наверх механика. [48]

— Что у вас в машине? — спросил Глухов высунувшегося из машинного люка главного старшину Баранцева.

— Вода поступает в отсек, и людей здорово зашибло. Сейчас запускаю движок, будем воду откачивать.

А вода с зловещим свистом и хлюпаньем тоненькими струйками прорывалась в щели в обшивке корпуса, поступала в машинный отсек, затопила восьмиместный жилой кубрик; как в бассейне, плавали книги, постели, обмундирование матросов. Когда помощник командира осматривал вместе с боцманом отсек за отсеком, казалось, катер сейчас затонет — всюду была вода. Ее не успевал откачивать движок, не успевали вычерпывать ведрами матросы.

Но к Глухову уже вернулось самообладание, и он хладнокровно руководил аварийными работами. Его уверенность и спокойствие передались матросам, и все работали быстро и энергично.

И когда обеспокоенный контр-адмирал Фадеев на рейдовом катере подошел к борту охотника и спросил Глухова, есть ли раненые, нужен ли буксир, Глухов уверенно доложил:

— Тяжелораненых нет. Катер доведем своим ходом!

Катер под одним мотором вошел в бухту, тотчас стал под кран и был поднят на стенку для ремонта.

Возвратясь с моря, флагманский штурман Дзевялтовский долго умывался и приводил себя в порядок. На вопросы он отвечал односложными «да», «нет» и только после того, как раскурил трубку, рассказал обо всем, что произошло на катере.

— А в общем, — добавил Иван Иванович, — не так страшен черт, как его малюют! И с этими минами можно справиться!

Сразу же по возвращении катера Глухова с моря, как только охотник стал на кильблоки, весь экипаж был выстроен на пристани.

Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский обошел строй, здороваясь с каждым офицером и матросом. Он поблагодарил за службу, поздравил моряков с новой победой и приказал контр-адмиралу Фадееву представить их к наградам.